Разумова Д.С.

Введение
Наша работа посвящена повседневной жизни московского дворянства первой четверти XIX века. Под «дворянами» имеются в виду представители высшего («благородного») сословия Российской империи. Наше внимание будет сосредоточено на дворянах, родившихся с 1775 по 1810 год и постоянно или временно живших в Москве в рассматриваемый нами период (1800–1825 гг.).
Следуя установленным правилам жизни в обществе, дворянство сформировало свою неповторимую культурную среду. Помимо участия в развитии искусства и литературы оно выработало особый тип взаимоотношений в своем кругу. Повседневность дворянства представляла собой социальную реальность, которая в каждой исторической эпохе имела свои критерии естественного и нормального образа жизни. С одной стороны, она отражала единичный, личный опыт жизни общества, с другой – процессы, протекающие в обществе. Таким образом, исследование повседневной жизни дворян позволяет свежим взглядом посмотреть на взаимоотношения человека и общества, выявить сущность и конструкцию системы общественных отношений. Для более конкретного понимания и оценки наследия дворянской культуры и традиций в работе будет рассмотрена повседневная жизнь московских дворян первой четверти XIX века, которая реализовывалась через социальные институты семьи и образования, а также будет представлен образ московского дворянского общества.
Цель работы – показать повседневную жизнь дворянства в его развитии, начиная с первичной социализации юных дворян и заканчивая их светской жизнью.
Задачи:
– рассмотреть период детства и особенности воспитания в дворянской семье
4
– определить особенности поступления на службу, показать различия в восприятии дворянами военной и статской службы
– показать жизнь московского дворянского общества
Хронологические рамки работы: 1801–1825 гг. Данный временной промежуток обусловлен правлением императора Александра I и проведением реформ, непосредственно коснувшихся дворян (в первую очередь получения ими образования).
Обзор литературы
Тема исследования повседневной жизни дворянства сегодня является востребованной для читателя. Б.Н. Миронов в «Социальной истории России периода империи» дает характеристику самому дворянскому сословию, рассматривает их внутрисословную мобильность и стратификацию, раскрывает особенности внутрисемейных отношений. На протяжении времени у дворян возрастало «чувство дворянской чести и принадлежности к благородному сословию, которое во всем отличается от других классов населения1». Такие писатели, как А.П. Сумароков и Д.И. Фонвизин, противопоставляли дворянское сословие простому народу. По мнению автора, этой растущей пропасти в большей мере поспособствовало правительство: дворяне стали отличаться языком (многие плохо говорили по-русски, отдавая предпочтение французскому языку), образованием, одеждой и манерами, изменился менталитет, возникла ориентация на западноевропейскую культуру. Даже монастыри несли в себе сословное разделение – одни рассчитывались для дворян, другие – для простого народа. Благодаря тому, что дворяне никогда не состояли в отношениях общинного типа, в отличие от крестьян, у высшего сословия существовали все предпосылки для европеизации в XVIII в. Из-за отсутствия скованности в поведении и опеки коллектива, дворяне чувствовали свободу и
1 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.) Т. 1. СПб., 2003. С. 81.
5
индивидуальность, что проявлялось в повышенной склонности к новациям, «готовности к усвоению новых образцов культуры и стандартов поведения, <…> проявлению в его среде индивидуализма
2».
С точки зрения А.М. Панковой, зарождением российской интеллигенции стоит считать конец XVIII века. Именно тогда начинают выделяться люди не только образованные, но помимо этого волнующиеся за судьбу Отечества, те, кто в Отечественную войну послужат «делу освобождения своего народа, жертвуя своей жизнью3». Речь идет о гвардейских офицерах дворянского сословия, ставших впоследствии декабристами. На протяжении формирования дворянского сословия из служилого в высшее, по мнению А.М. Панковой, произошел ряд событий, определивших собой в XIX в. группу дворянской интеллигенции. Это усиление экономических и политических прав дворянства, наделение его обширными полицейско-административными полномочиями в области вотчинного управления, «активизировало формирование понятия личного достоинства, которое добавилось к уже существовавшим родовым семейным ценностям4». Также после отмены для дворян обязательной службы, высшее сословие начинает понимать для себя службу в более широком смысле слова, а именно общественное служение. Закладываемые в учебных заведениях личные качества и установки реализовывались затем во время государственной службы. Таким образом, благодаря идеям Просвещения, кризису феодально-крепостнической системы и расширению дворянских полномочий, российское дворянство включилось в общеевропейскую культуру, что вылилось также во «внутреннюю консолидацию представителей дворянской интеллигенции5» - объединению в масонские ложи, а также кружки и общества по интересам,
2 Там же. С. 512.
3 Панкова А.М. Социальная психология дворянской интеллигенции на рубеже XVIII-XIX вв. // Вестник Таганрогского института им. А.П. Чехова. 2016. С. 263-269. С. 264.
4 Там же. С. 264.
5 Марасинова Е.Н. Психология элиты Российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999. С. 265.
6
главными вопросами в которых были «новые представления о человеческой личности и ее призвании, о нравственности социальной справедливости»
6.
В работе, посвященной психологии дворянства, Е.Н Марасинова прослеживает изменение социальной психологии, рассматривает структуру дворянского сословия, выделяет механизмы психологической сплоченности. Исследование построено на базе 1800 писем, где каждому из 45 авторов принадлежит ровно по 40 писем, выбранных случайным образом из всех у него имеющихся. Автор заявляет, что «привычка к крепостничеству, мифологически-функциональный взгляд на зависимое население, монополия на власть, богатство, экономическое могущество, доступ к трону, образование и уверенность в нравственной элитарности тормозили развитие сословного самосознаниия и дворянской политической культуры7». С точки зрения автора, именно искаженный взгляд на крестьянство был причиной низкого объединяющего фактора среди дворян, которое видело в них «дикую глупую чернь8», «людей иной породы, второго разряда9». Обратной стороной такого отношения являлись «сужение общественных идеалов, чувство сословного гонора, полный разрыв с народной культурой10», «презрительный снобизм11». Все это увеличивало социальную дистанцию между двумя сословиями, уменьшало духовную дисциплину и взращивало нравственную неразборчивость. Касаемо дворянских объединений, Е.Н. Марасинова высказывается следующим образом. Общение в различных группах имело под собой смысл не столько совместного времяпрепровождения чужих друг другу людей, вынужденных нести бремя элитарности, сколько «в духовном братстве, чем в изысканном эстетстве или гусарской лихой браваде12».
6 Там же. С. 265.
7 Там же. С. 228-229.
8 Там же. С. 228.
9 Там же. С. 218.
10 Там же. С. 224.
11 Там же. С. 218.
12 Марасинова Е.Н. Психология элиты Российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999. С. 190.
7
В работах Ю.М. Лотмана13, М.В. Коротковой14, А. Шокаревой15 рассматривается дворянский быт, прослеживается жизненный путь от рождения до смерти. Исследователи уделяют внимание таким проблемам, как воспитание в дворянской семье, брак, культура общения, досуг, и другим. Дворянство представляло господствующий класс в России в культуре, экономике и политике. В военной службе дворяне также занимали главенствующее положение. Ю.М. Лотман раскрывает такое понятие как «культ мундира», уделяет достаточное внимание табели о рангах, распределению чинов и правилам уважения соответственно чину, имеющегося у дворянина. Продвижение по карьерной лестнице зачастую происходило не ради повышения жалования, а для того, чтобы получить чин более высокого ранга, потому как дворянин без чина в первой половине XIX века считался белой вороной, ведь ставя подпись на любых документах, всегда помимо фамилии указывался и чин. Так, приятель А.С. Пушкина, князь Голицын никогда не служил и во всех бумагах подписывался как «недоросль» что само по себе являлось редким исключением16.
М.А. Короткова, аналогично Ю.М. Лотману, ограничивает временные рамки своего исследования XIX – первой половиной XIX вв. Охватывая детство, моду, кулинарные традиции и развлечения, автор диссертации рассматривает систему мужского образования в дворянской среде, которое старалось дать детям лучшее образование, исходя из собственных представлений. М.А. Короткова последовательно рассматривает самые востребованные в исследуемый период учебные заведения, обращает внимание на их внутренний распорядок дня, изучаемые предметы и цели воспитания. Затем выявляет отличительные особенности и изменения подходов в первой половине XIX века. Однако прежде чем попасть в учебное заведение, дворянских детей подготавливали к обучению
13 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции рус. дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 2006.
14 Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009.
15 Шокарева А. Дворянская семья: культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века. М., 2017.
16 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции рус. дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 2006. С. 28.
8
и закладывали основы воспитания дома. Пытаясь охватить все аспекты дворянской жизни, А. Шокарева, освещая тему детства, высказывает мысль о том, что одной из основных установок в воспитании дворянина была его ориентация «не на успех, а на идеал»
17. Но помимо общепризнанного идеала для каждого дворянина существовал свой идеал человека, которым часто мог быть кто-то из семьи. На примере двух поколений, дяди (В.Л. Пушкина) и племянника (А.С. Пушкина), В.А. Ярхо показывает, как воспитание отражалось на дальнейшей судьбе18. А.С. Пушкин проводил в детстве много времени с дядюшкой, получившим только домашнее воспитание и образование. Оказанное дядюшкой влияние на поведение племянника, впоследствии оставило глубокий след в зрелом возрасте поэта.
Если еще в 80-х гг. XVIII века отдавалось предпочтение домашнему образованию, то в первой четверти XIX века все больший интерес дворянства возрастает к образованию в гимназиях, пансионах, кадетских корпусах, университете. Тему становления и развития образования в России в XVIII – XIX вв. освещает в своем исследовании Ян Кусбер19. Причиной проведенных Александром I реформ школьной системы автор видит Французскую революцию и Третий раздел Польши20, а открытие Царскосельского лицея рассматривает как результат консервативной политики21. Дворян, получивших только домашнее образование, можно встретить довольно редко. Более того, в связи с указами М.М. Сперанского, ни один дворянин не мог получить место на службе, не пройдя экзамен в университете или предъявив аттестат. О том, исполнялся ли
17 Шокарева А. Дворянская семья: культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века. М., 2017. С. 26.
18 Ярхо В.А. Дядюшка и племянник: очерк нравов московского дворянства первой четверти XIX века // История: научно-методический журнал для учителей истории и обществознания. 2017. № 5-6. С. 12-24.
19 Кусбер Ян. Воспитание элит и народное образование в Российской империи XVIII – первой половины XIX века. М., 2018.
20 Там же. С. 347-348
21 Кусбер Ян. Воспитание элит и народное образование в Российской империи XVIII – первой половины XIX века. М., 2018. С. 392.
9
указ на практике и как долго, пишет А.Н. Фербов
22. Более подробно о Московском университете мы можем узнать из работ Н.К. Пиксанова23, А.Ю. Андреева и А.М. Феофанова24.
Из исследования А.Ю. Андреева мы узнаем, что в начале XIX в. университет переживал коренные изменения. Реформировалась сама система преподавания, возрастала научная деятельность. В связи с открытием публичных лекций в 1803 г., Московский университет стал местом сбора увлеченных наукой и философией людей25. В работе также содержатся важные для нас сведения о подготовке молодых людей к учебе в университете, составе студентов, студенческой учебной и внеучебной деятельности, а также рассматривается функционирование Благородного пансиона и университетской гимназии.
Динамику поступления в университет и количество обучающихся в нем дворян освещает в своем комплексном исследовании А.М. Феофанов. Благодаря данной работе мы можем проследить, как на протяжении первой четверти XIX столетия менялся состав студентов, и что послужило этому причиной. В исследовании автор приводит статистку количества студентов в университете на различные периоды, а также соотношение в учебном заведении процента обучающихся дворян и представителей иных сословий. Эти расчеты будут использованы в данной работе.
О специфике дворянского общества мы можем узнать из работ П.В. Акульшина26, Н.И. Шматовой27, А.И. Куприянова28. Последний предлагает считать в качестве точки отсчета формирования публичной дворянской сферы
22 Феребов А.Н. Развитие норм указа 6 августа 1809 г. в ходе его реализации в первой трети XIX в. // Российская история. 2018. Вып. 6.
23 Пиксанов Н.К. Грибоедов и старое барство. М., 1926.
24 Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011.
25 Андреев А.Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 1999. С. 35.
26 Акульшин П.В. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России. М., 2001.
27 Шматова Н.И. Праздничная культура московского дворянства в последней трети XVIII века. М., 2006.
28 Куприянов А.И. Элита московского дворянства и ее роль в формировании публичной сферы // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2018. С. 390-403.
10
1762 год, когда Петр
III опубликовал манифест «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству»29. Именно с этого момента, по мнению автора, начинает складываться условия для повседневного общения дворян, что в последствии приводит к складыванию различных дворянских сообществ, кружков, клубов, салонов и т.п.
Литературные кружки присущи эпохе начала XIX в. Для них характерна так называемая «альбомная30» поэзия, т.е. домашняя, не для общественной публикации и поэты-дилетанты – литераторы, не стремящиеся ко всеобщему признанию и придворной славе. В совместной книге М. Аронсона и С. Рейнсера «Литературные кружки и салоны» авторы рассматривают самые известные и пользующиеся популярностью общественные объединения. Интересна сама форма подачи материала – информация о вечерах, кружках и салонах представлена в форме отрывков из источников личного происхождения. Для раскрытия темы нашей работы важны следующие собрания: «Дружеское литературное общество», «Арзамас», «Общество любителей словесности и премудрости», Кружки С.Е. Раича и любомудров, салоны А.П. Елагиной, З.А. Волконской и вечера у В.А. Жуковского.
Также информацию о литературных салонах и кружках первой четверти XIX века мы находим в работе Н.Л. Бродского31. Их он разделяет по месту их существования и временному промежутку. Помимо вышеупомянутых кружков и обществ, в Москве проходили литературные вечера у Ф.Ф. Иванова, Ф.Ф. Кокошина, функционировали кружки Н.А. Полевого и Д.В. Веневитинова. По структуре книга схожа с трудом М. Аронсона и С. Рейнсера, т.к. аналогично ей состоит из отрывков мемуарных источников, содержащих информацию и воспоминания об этих собраниях.
29 Куприянов А.И. Элита московского дворянства и ее роль в формировании публичной сферы // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2018. С. 391.
30 Аронсон М., Рейнсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. С. 4.
31 Бродский Н.Л. Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века. М., 2018.
11
«Дружеское литературное общество» образовалось как литературно-просветительский кружок в начале XIX века. Его основатели – А.Ф. Мерзляков и Андрей Иванович Тургенев, ставили целью кружка этическую установку, заключающуюся в «идее нравственного самосовершенствования». Такое направление объяснялось возникновением «Дружеского литературного общества» в качестве продолжения масонского «Дружеского ученого общества» и одновременно являющимся аналогом тургеневского кружка. Главной деятельностью общества было литературное направление, однако, внутри него участники, по мнению Ю.М. Лотмана, раскололись на два лагеря. А.Ф. Воейков, А.С. Кайсаров и А. Тургенев «тяготели к общественной и национальной проблематике», а В.А. Жуковский, М.С. Кайсаров, С.Е. Родзянка и Александр Тургенев «ориентировались на субъективно-лирическую тематику в поэзии, идеалистическую философию, религию32». Неоднозначной была и оценка творчества Н.М. Карамзина. Андрей Иванович Тургенев и М.С. Кайсаров считали карамзинистов излишне сентиментальными, В.А. Жуковский, напротив, встал на защиту школы Н.М. Карамзина. Тем не менее, Е.Э. Спикина считает, что кружок, просуществовав менее года, «не оказал серьезного влияния ни на общественно-политическую мысль, ни на литературное направление начала XIX века»33.
Помимо «Дружеского литературного общества» Александр Тургенев состоял в арзамасском кружке, в котором помимо литературных вопросов обсуждались актуальные общественные темы: крепостное право, Священный союз, уклонение императора от либерализма и вопросы, связанные с конституцией34. На основе изучения переписки А.И. Тургенева, М. Гиллельсон делает вывод о том, что внутри «Арзамаса» было разделение на лояльное и оппозиционное направление, соответственно, возникло два крыла: умеренное (Д.Н. Блудов, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин, А.И. Тургенев) и радикальное (П.А. Вяземский, М. Ф. Орлов,
32 Спикина Е.Э. А.С. Кайсаров и «Дружеское литературное общество» // Грамота, 2012. Тамбов. № 9 (64). С. 200-205. С. 202.
33 Там же. С. 204.
34 Гиллельсон М. А.И. Тургенев и его литературное наследство. М.-Л., 1964. С. 10.
12
А.С. Пушкин, Н. И. Тургенев). На примере оценки творчества Н.М. Карамзина можно увидеть разные точки зрения и подходы членов кружка: «умеренный А. И. Тургенев выступал за увековечение стиля Карамзина, в то время как оппозиционно настроенный Вяземский, напротив, ратовал за непрерывную эволюцию языка и стиля»
35.
Информацию о собраниях дворянской московской молодежи мы находим в статье А.Ю. Андреева «Грибоедовская Москва» в документах семейного архива князя И.Д. Щербатова36. Известно, что в доме князя регулярно встречались А.С. Грибоедов, братья Чаадаевы и другие друзья по университету. Автор пишет о функционировании таких объединений как «Собрание благородных университетских питомцев», кружок А.Ф. Мерзлякова, а также на основе писем сестер Щербатовых воссоздает облик допожарной Москвы и освещает проблемы выбора службы.
Собственно дворянскому сословию как таковому, титулам и орденам, которые могли получить дворяне, посвящены работы Д.И. Раскина37, Н.П. Семенова38, Л.Е. Шепелева39. В нашем случае они служат как вспомогательный материал для наибольшего понимания и погружения в тему дворянского мира.
Что касается исследования самих мемуаров как исторических источников, об этом пишут А.Е. Чекунова, А.Г. Тарковский, О.В. Ищенко и А.В. Неверов.
А.Е. Чекунова считает, что в XVII в. мемуары зеркально отражали развитие национального самосознания людей, где в центре повествования находился человек, с его мыслями и мироощущением, «их авторами были в основном
35 Гиллельсон М. А.И. Тургенев и его литературное наследство. М.-Л., 1964. С.17.
36 Андреев А.Ю. «Грибоедовская Москва» в документах семейного архива князя И.Д. Щербатова // Мильчина В.А., Юрганов А.Л. «Цепь непрерывного преданья…»: сборник памяти А.Г. Тартаковского. М., 2004. С. 105-139.
37 Раскин Д.И. Сословия в Российском обществе // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М., 1992. Т.2. С. 593-613.
38 Семенов Н.П. Наше дворянство. Положение дворянства в России до и после освобождения крестьян в 1861 году. М., 2015.
39 Шепелев Л.Е. Титулы, мундиры и ордена Российской империи. М., 2005.
13
представителями социальных верхов русского общества
40». С течением времени менялись содержание и структура мемуаров. На многообразие форм источников личного происхождения с точки зрения автора повлияли делопроизводственные документы, летописи и другие источники. Более того, пестрота названий сменяется на четкие определения «мемуары», «автобиография», «воспоминания» и т.д. Не смотря на то, что они «всегда субъективны, а часто и тендециозны»41, А.Е. Чекунова видит их ценность в помощи составления более полной и детальной картины прошлого, за счет уникальности и индивидуальности каждого взгляда.
А.Г. Тарковский в своей работе рассматривает воздействие на общественное сознание принципа историзма, раскрывает постепенное формирование отношения к мемуарной традиции в «литературно-ученых кругах дворянской и нарождавшейся разночинной интеллигенции первой половины XIX века42» после европейского культурного опыта. А также освещает причины, побуждающие людей создавать мемуары, исследует их роль и проблемы, вытекающие из вопроса пути дальнейшего развития Российской мемуаристики. Так, мы узнаем, что если в первой половине XVIII в. мемуаристы не задумывались о цели написания мемуаров, так как «стихийная потребность запечатлеть свой жизненный путь опережала факт ее осознания43», то начиная с 70-х гг. XVIII столетия проявляется ясная цель – удовлетворение собственных духовных потребностей и упрочнения семейных традиций, связи поколений. Затем, постепенно прослеживается отход от фамильных ценностей и возрастает ориентир мемуаров на гласность и публикацию, т.е. на публицистическое начало. Автор выделяет две вехи складывания мемуарной традиции: собственно от начала XVIII в. до 1812 г., и от воцарения Николая I, когда в содержании
40 Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII-XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995. С. 131.
41 Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII-XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995. С. 132.
42 Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М.., 1997. С. 6.
43Там же. С. 11.
14
мемуаров отражаются события Российской истории – в источниках начинает доминировать общественная мысль, нежели подробности личной жизни.
В статье посвященной классификации мемуаров, О.В. Ищенко и А.В. Неверов сообщают, что «согласно общепринятой точке зрения, мемуары, наряду с дневниками и письмами, входят в состав источников личного происхождения44». Субъективность мемуаров долгое время заставляла исследователей использовать их в качестве вспомогательного источника и в сочетании с другими документами. Стоит учитывать, что в них отражается субъективная позиция автора и события могут быть искажены личной оценкой. Авторы отмечают, что не стоит ожидать от них точного отражения действительности. Учитывая человеческие свойства памяти, воспоминания показывают нам значимые события именно для мемуариста, а не для истории, т.е. как события были восприняты мемуаристом, увидеть прошлое глазами современников. По мнению В.В. Кабанова «Источники личного происхождения дают возможность историку изучать конкретные исторические личности с их индивидуальными особенностями, с чертами той среды, к которой они принадлежали, и той эпохи, которая их породила… Они предстают перед исследователями так, как отражались в сознании современников, и историк, лишенный этих источников, не увидел бы живой картины ушедшего в прошлое мира45». О.В. Ищенко и А.В. Неверов приводят различные подходы к классификации источников личного происхождения. Так, И.Н. Данилевский выделяет их главную функцию – установление межличностной коммуникации, А.Г. Голиков разделяет их на виды «по степени участия в коммуникативном процессе»46.
Для создания контекста были взяты сведения из биографического словаря «Русские писатели. 1800–1917»47 и биобиблиографического словаря «Русские
44 Ищенко О.В., Неверов А.В. Отечественные мемуары второй половины XVIII-XIX в. как исторический источник // Грамота, 2016. Тамбов. № 6 (68): в 2-х ч. Ч. 1. С. 81-85. С. 81.
45 Ищенко О.В., Неверов А.В. Отечественные мемуары второй половины XVIII-XIX в. как исторический источник // Грамота, 2016. Тамбов. № 6 (68): в 2-х ч. Ч. 1. С. 81-85.. С. 82.
46 Там же. С. 82.
47 Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 1-5. М., 1989-2007.
15
писатели,
XIX век»48. Первый уникален тем, что содержит в себе биографии около трех с половиной тысяч имен. В отличие от предшествующих словарей, выходивших в дореволюционное время, словарь содержит проверенную и наиболее полную информацию из разных источников. То есть словарь дает краткие и систематизированные сведения о людях XIX столетия, а также об их творчестве. Источниками для составления словаря послужили «родословные книги, адрес-календари, памятные книжки губерний, списки чиновников различных ведомств, истории полков, учебных заведений»49 и обширные архивные материалы. Отметим, что словарь доведен только до буквы «С», т.е. включает большинство писателей, что вполне обеспечивает репрезентативность выборки. Биобиблиографический словарь, аналогично биографическому, содержит просопографическую информацию, однако в более сжатом формате. Из этих словарей мы отобрали биографии 207 дворян, родившихся с 1775 по 1810 год и проживавших или же временно находившихся во время рассматриваемого нами периода (1800-1825 гг.) в Москве.
Таким образом, имеется достаточное количество работ, освещающих проблему дворянства с разных сторон: их быт, психологию, различные объединения и кружки, труды, анализирующие сами мемуары, однако работ, посвященных московскому дворянству первой четверти XIX века на данный момент нет.
Обзор источников
Чтобы наиболее отчетливо выявить те или иные моменты в становлении личности, воспитании и развитии дворянина, и проследить его дальнейшую судьбу, в работе было использовано в качестве основного источника мемуарное наследие дворян. Для начала стоит дать определение понятию мемуары: это «жанр литературного произведения о прошлом в форме повествования
48 Русские писатели, XIX век: биобиблиографический словарь. В 2 частях. М., 1996.
49 Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 1-5. М., 1989-2007. С.7.
16
участника различных событий личного и общественного характера, основу содержания которого, в основном, определяет память автора»
50. Нами были отобраны мемуары дворян, родившихся в период с 1775 по 1810 год, и проживавших, обучавшихся или служивших до 1825 года в Москве, в том числе источники личного характера, принадлежащие женщинам из дворянского сословия. Таким образом, это были молодые люди высшего сословия, получившие образование в конце XVIII века, которое несколько отличалось от образования начала XIX в. То есть стоит учитывать то, что их личности сформировались в ту эпоху, когда российское общество еще переживало сильные впечатления от Французской революции, в большинстве своем с энтузиазмом и интересом реагируя на произошедшие события. Начало XIX столетия ознаменовало собой начало антитиранических настроений в обществе. Якобинский террор и неблагоприятное правление императора Павла I определили новое направление общественных настроений. В первой четверти XIX в. возрастает дух патриотизма и вместе с ним зарождаются разговоры о конституции. Используя мемуары, также стоит учитывать тот возраст, в котором они были написаны. Годы и память бесспорно наложили на содержание свой отпечаток. Важны и обстоятельства написания, были ли мемуары написаны для потомков, или предназначались для массового прочтения, а значит, некоторые события и мысли могли быть специально изменены.
Используемые источники типологически можно разделить на воспоминания, дневники и письма.
К первой группе относятся воспоминания Ф.Ф. Вигеля, М.А. Дмитриева, И.М. Долгорукова, П.Г. Кичеева, А.И. Кошелева, Я.И. Де Санглена, Д.Н. Свербеева и П.А. Тучкова, Е.А. Сабанеевой.
50 Приймак Н.И., Валегина К.О. Мемуары, дневники, письма как исторический источник. СПб., 2018. С. 32.
17
Самыми ранним источником в работе является «Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни51» князя Ивана Михайловича Долгорукова (1764-1823). Мемуары взяты в качестве исключения, поскольку автор хоть и являлся современником дворян изучаемого периода, но одновременно был гораздо старше их. И.М. Долгоруков известен как поэт и мемуарист. Во время учебы в Московском университете за переводы с французского «Философических снов» Л.С. Мерсье принят в Вольное российское собрание при университете. Имея близкие знакомства с Н.М. Карамзиным, П.И. Шаликовым, М.М. Херасковым, князь входил в широкий московский литературный круг, однако в самой литературной борьбе не участвовал. После выхода в отставку он окончательно уходит в литературную деятельность, у него часто устраиваются чтения, участниками которых являются С.Т. Аксаков, А.А. Волков, М.А. Дмитриев, М.Н. Загоскин и др52. Из всех трудов мемуарного характера, «Повесть о рождении моем…» представляется самым главным итогом жизни князя. Рукопись хранится в ИРЛИ (Р. I. оп. 6, № 68), впервые была опубликована в 1916 г. Мемуары освещают период с 1778 по 1818 год и содержат богатые сведения о культурно-бытовом укладе жизни в провинции и Москве.
К представителям московского дворянства стоит отнести Якова Ивановича де Санглена (1776-1864). Будучи потомком гасконских дворян, Я.И. де Санглен родился в Москве и получил воспитание «в духе лютеранского благочестия53». После окончания московского частного пансиона Келлера в 1788 г. он поступил в Ревельскую гимназию (1789-1792). В Ревеле юноша заслужил покровительство эстляндского генерал-губернатора Н.В. Репнина и сдружился с немецким писателем Августом Коцебу, чьи сочинения в России пользовались спросом М.А. Дмитриев упоминает, что почти все его сочинения уже были
51 Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004.
52 Степанов В.П. Долгоруков Иван Михайлович, князь // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 149-151.
53 Лепёхин М.П. Санглен Яков Иванович, де // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.5. С. 489-491.
18
переведены, и на рубеже
XVIII-XIX вв. в театрах очень часто ставились его пьесы54. С.П. Жихарев также свидетельствует о переводах, происходивших в Архиве Коллегии иностранных дел55 под руководством А.Ф. Малиновского. Но вернемся к общественным и литературным взглядам Я.И. де Санглена. Помимо издательства «Журнала изящных искусств», он выпускал ежемесечный журнал «Аврора», включающий в себя анонимные статьи об истории и литературе, в том числе о Вольтере, Ж.Ж. Руссо, Ф. Шиллере. Сотрудничал с М.П. Погодиным. В обществе о личности и взглядах Я.И. де Санглена сложилось неоднозначное мнение. А.И. Герцен видел в нем «старого вольтерианца, остряка и болтуна и юмориста <…> считавшимся либералом», Ф.Ф. Вигель – «наглый и проворный частный пристав56». Позже, в 1830-х гг. был частым гостем в различных литературных кружках и салонах, имея репутацию искусного рассказчика. Свои мемуары Я.И. де Санглен начал писать в 86 лет. Их содержание стоит оценивать с осторожностью, т.к. репутация болтуна, «подстрекателя-доносчика», глубокий возраст и болезнь в виде паралича наложили свои отпечатки на сохранившиеся в памяти отрывки из жизни. Сам мемуарист позиционировал себя как человека, знающего подробности убийства императора Павла I. Также он пользовался доверием императора Александра I: сопровождал М.М. Сперанского в ссылку, осуществлял тайный надзор над А.Д. Балашовым, хранил секретные бумаги императора Александра Павловича, которые после его смерти передал Николаю Павловичу. Все эти факты уже несколько иначе позволяют иначе взглянуть на оценку его личности в обществе. «Записки57» были завещаны военному историку М.И. Богдановичу, хотя некоторые пытались заполучить их еще до смерти автора, т.к. Я.И. де Санглен пообещал до своей кончины хранить тайны императора Александра Павловича. До того, как они попали к М.И. Богдановичу, в 1882 г. мемуары были отредактированы императором Александром II и опубликованы спустя 18 лет и без главы об убийстве императора Павла I. Сами
54 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 29.
55 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С.. 54.
56 Лепёхин М.П. Санглен Яков Иванович, де // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.5. С. 489-491.
57 Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016.
19
«Записки» освещают период с 1776 по 1831 гг. и посвящены более событиям Российской истории, нежели личной жизни автора. Таким образом, мы видим, что источник был редактирован высшей властью и содержит в себе сведения, выгодные для представления событий в лучшем свете.
Такую же неоднозначную оценку имеет и Филипп Филиппович Вигель (1786-1856). Мемуарист и литератор родился в семье русского генерала, имеющего шведские корни. Воспитание получил во французском пансионе, после чего попал на службу в Архив КИД, где познакомился с братьями Андреем и Александром Тургеневыми, П.Б. Козловским, Д.Н. Блудовым. Уже приобретя в 1810-х гг. «репутацию знатока литературы и театра58», Ф.Ф. Вигель был принят на втором заседании в члены «Арзамаса», являясь убежденным карамзинистом и активным членом литературного общества. Однако, несмотря на ум и эрудированность мемуариста, в обществе, как и Я.И. де Санглен имел дурную репутацию. «Причиной тому были его желчный характер, непомерная обидчивость, двуличие, злоязычие, постоянная готовность кстати и некстати вставать на защиту православия, самодержавия, народности…59». Тем не менее, благосклонно и доброжелательно к Ф.Ф. Вигелю относились М.П. Погодин, М.Н. Загоскин, В.А. Жуковский, В.Л. и А.С. Пушкины. Сам же мемуарист отрицательно относился к Н.В. Гоголю, а поэта-славянофила А.С. Хомякова обвинял в англоманстве. Свои «Воспоминания60» Ф.Ф. Вигель начал писать после выхода в отставку, которые довел до 1828 г. Впервые они были опубликованы в 1864-1865 гг. в семи частях. В них четко прослеживается его литературные взгляды, а именно приверженность к позиции карамзинистов и дающее отголоски воспитание на французской литературе. В воспоминаниях присутствуют и пристрастные оценки, и недостоверные слухи, однако отличающиеся остроумием. Для исследователей в них содержится богатая
58 Зубков Н.Н. Вигель Филипп Филиппович // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.1. С. 439-440.
59 Зубков Н.Н. Вигель Филипп Филиппович // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.1.. С. 439-440.
60 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.
20
информация об истории русской литературы, театра, реформах Александра
I, деятельности «Арзамаса» и истории России в целом.
На службе в Архиве КИД находился и Михаил Александрович Дмитриев (1796-1866), племянник И.И. Дмитриева – сподвижника Н.М. Карамзина. Живя в доме дяди, М.А. Дмитриев познакомился с представителями русской литературы: А.Ф. Воейковым, П.А. Вяземским, Д.В. Давыдовым, Д.В. Дашковым, В.А. Жуковским, В.Л. Пушкиным, а Н.М. Карамзина знал уже с юных лет. И в подражание литературному кружку «Арзамас» создал в 1816 г. университете кружок «Общество громкого смеха», поддерживающее умеренно-либеральные влияния. Также состоял членом в Обществе любителей русской словесности (1816-1810), в кружке С.Е. Раича, в Московском литературно-театральном кружке, был дружен с С.Т. Аксаковым, М.Н. Загоскиным, А.И. Писаревым, М.П. Погодиным. Мемуарист вступал в литературную полемику с П.А. Вяземским и А.С. Грибоедовым. Он изъявлял «стремление поставить литературу на твердую историческую и теоретическую основу; во многом искания Дмитриева объективно предвосхищали тенденции русской «философской эстетики61». На мировоззрение М.А. Дмитриева оказало его увлечение философскими сочинениями Ф. Шеллинга, Л. Окена. В 1830-х вступил в масонское общество лишь для того, чтобы таким способом показать свою оппозицию правительству. Мемуарист вращался в кругу издателей и последователей журнала «Москвитянин», отрицая все новые течения и усматривая в них западное влияние. Критиковал и осуждал «Историю государства Российского», творения В.А. Жуковского, считая то, что «разрыв с «преданием» <…> неизбежно должен привести к уничтожению дворянской культуры и к гибельной «анархии62». Однако идеи «официальной народности» М.А. Дмитриев не принял и был потрясен казнью декабристов. «Мелочи из запаса моей памяти» были написаны и опубликованы в 1853-54 гг. и получили широкое признание А.Д Галахова, А.В. Дружинина, Н.С. Тихонравова. Мемуары
61 Проскурин О.А. Дмитриев Михаил Александрович // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 125-127.
62 Там же. С. 125-127.
21
содержат в себе сведения об истории русской словесности. По стилю и жанру написания они схожи с французской традицией острословия, т.к. сложены «преимущественно из миниатюр, анекдотов, зарисовок
63». Таким образом, мы можем наблюдать, как с течением жизни менялись общественные и литературные взгляды мемуариста.
Его университетский товарищ, дипломат и хозяин московского литературного салона – мемуарист Дмитрий Николаевич Свербеев (1799-1874) был воспитан на «Истории Российской» князя М.М. Щербатова, поэзии XVIII века, трудах И.И. Дмитриева и Н.М. Карамзина. «Записки» Д.Н. Свербеева повествуют об атмосфере Московского университета, об учебном процессе. В них можно встретить колоритные портреты преподавателей и самих студентов. С 1818 г. мемуарист находится в Петербурге, а с 1830 выйдя в отставку, живет в Москве и держит литературный салон. В нем собирались будущие «западники»: А.И. Герцен, Т.Н. Грановский, Н.Ф. Павлов, С.М. Соловьев, А. Тургенев, П.Я. Чаадаев и «славянофилы»: братья К.С. и И.С. Аксаковы, И.В. Киреевский, А.И. Кошелев, М.П. Погодин, Ю.Ф. Самарин, А.С. Хомяков, С.П. Шевырев, и др. Сам мемуарист не относил себя ни к одной из сторон, в отличие от жены, поддерживающей взгляды последних. Однако «не исповедуя крайностей, придерживался западнической ориентации, чему способствовало и его пребывание за границей64». В быту и жизненном укладе был близок к славянофилам Елагиным, Киреевским и Хомяковым – близким друзьям. Не принимал творчества Гоголя, что впоследствии привело к разрыву общения. Мемуарист был скорее выразителем общественного мнения, нежели самостоятельным критиком, участвовал в литературных собраниях и полемиках. Его позиции обсуждались салонах и кружках, в переписках, становясь «частью интеллектуальной «питательной среды65». Значимыми для нашего исследования
63 Проскурин О.А. Дмитриев Михаил Александрович // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 125-127.
64 Шемелева Л.М. Свербеев Дмитрий Николаевич // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.5. С. 503-507.
65 Шемелева Л.М. Свербеев Дмитрий Николаевич // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.5. С. 503-507.
22
являются одни из его трудов под названием «Записки», которые Д.Н Свербеев начал в 1869 г. в Швейцарии, незадолго, до своей кончины. Воспоминания не предназначались для публикации, а диктовались дочери Софье для внуков и потомков. В них воссоздается образ Москвы и дворянских семей с их традициями и укладами. Подробно описывая все детали, Д.Н. Свербеев часто отходит от темы повествования, давая характеристику тому или иному человеку уходит за хронологические рамки, однако это не мешает ему раскрыть образ «русского человека своего времени»
66.
Довольно сложно определить общественные и литературные взгляды Павла Алексеевича Тучкова (1803-1864), двигавшегося по военной службе. Он в совершенстве владел русским и французским языком. Окончив училище колонновожатых Н.Н. Муравьева, разрабатывал для императора Александра I топографические маршруты, при царствовании Николая I участвовал в Константинопольской миссии, Русско-турецкой войне 1828, кампании против польских мятежников 1831 г. Перейдя на гражданскую службу, был московским военным генерал-губернатором с 1858 г. Личность П.А. Тучкова отличалась добротой, скромностью, бескорыстием и начитанностью. О любви и благодарности к нему москвичей свидетельствует тот факт, что жители, узнав о его кончине, устроили ему пышные и торжественные похороны и поставили надгробный памятник в Новодевичьем монастыре. Этот человек «никогда не желал стеснять ничьей самостоятельности; жертвуя даже своим влиянием, своим служебным значением, он предоставлял обществу действовать самостоятельно, самому заправлять своими делами67…». Когда именно были написаны «Главные черты моей жизни» неизвестно. Рукопись была найдена его сыном в 1864 г. в личном архиве отца. Впервые мемуары были опубликованы в 1881 году в журнале «Русская старина». Оригинал хранится в Угличском филиале Государственного архива Ярославской области, там же хранятся и остальные документы из архива Тучковых. Воспоминания богаты описанием природы и
66 Там же. С. 503-507.
67 Яковлев С.И. Павел Алексеевич Тучков. Биографический очерк. М., 1864. С.5.
23
батальных сцен, а также содержат сведения о дворянской культуре и интересные факты того времени.
Чуть больше сведений осталось о Петре Григорьевиче Кичееве (1804-1875). Его отец – преподаватель Московского университета занимался домашним обучением князей М.Н. Голицына, А.Н. Долгорукова, А.Б. Куракина и др. Сам же П.Г. Кичеев получил блестящее домашнее образование. На жизненные позиции мемуариста оказал влияние частый гость в доме – М.И. Невзоров, чьи масонские идеи проникли в юный ум П.Г. Кичеева. Был дружен с семьями Бартеневых, Голицыных и Долгоруковых. С середины 50-гг. начинает публиковать свои мемуарные труды в журнале «Русский архив». Все собранные мемуары, отличающиеся неравноценностью, впервые были опубликованы в книге «Из недавней старины68» в 1870-м году. Критикуя людей екатерининской эпохи, в воспоминаниях прослеживается дидактичность69. Мемуары о пребывании Наполеона в Москве являются настоящим кладезем информации. В них подробно описываются сцены из жизни оставшихся в городе людей, голод и мародерство. Также в них содержится описание архитектурного ландшафта Москвы до войны, в частности района Грузины.
Александр Иванович Кошелев (1806-1883) как и М.А. Дмитриев входил в литературный кружок С.Е. Раича, в котором познакомился и сдружился с А.Н. Муравьевым, М.П. Погодиным, Ф.И. Тютчевым, А.С. Хомяковым, С.П. Шевыревым, и др. В 1823-26 гг. сблизился с членами «Общества любомудрия»: Д.В. Веневитиновым, И.В. Киреевским, В.Ф. Одоевским, Н.М. Рожалиным. Помимо литературных знакомств, мемуарист имел дружбу с декабристами М.М. Нарышкиным, И.И. Пущиным и К.Ф. Рылеевым. Определившись на службу в Департамент духовных дел иностранных исповеданий, имел там близкое знакомство со своим начальником Д.Н. Блудовым и Д.В. Дашковым. Побывав заграницей, вернулся оттуда либералом и «убежденным антиевропейцем», как
68 Кичеев П.Г. Из недавней старины. М., 1870.
69 Бобрик М.А., Кичеев А.Г. Кичеев Петр Григорьевич // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 545-546.
24
он писал И. Киреевскому
70». В 40-х гг. мемуарист окончательно примкнул к славянофилам, так как разделял их убеждения о верности православной традиции и о том, что следует дать свободу крестьянам. Начиная с 1869 года и до кончины в 1883 А.И. Кошелев занимался составлением «Записок71», которые были изданы на следующий год в Берлине его женой, О.Ф. Кошелевой. Структурно «Записки» состоят из 2-х дневниковых отрывков за 1857 и 1882-1883 гг., из семи статей и собственно самих воспоминаний. Событийно мемуары охватывают период с 1812 по 1880-е гг. В них содержится информация о функционировании литературных обществ со славянофильской точки зрения, а также рисуются фигуры современников.
Также в работе использованы мемуары Екатерины Алексеевны Сабанеевой (урожд Прончищевой) (1829-1889). После смерти мужа Ф.П. Сабанеева в 1876 г., состояла в переписке с давним знакомым монахом Пименом, насельником Николо-Угрешского монастыря. Именно это подтолкнуло ее к созданию мемуаров, которые в 1887 г. были завершены и переданы монаху Пимену. «Воспоминания о былом72» состоят из 3 частей: 1) семейная хроника семей Кашкиных, кн. Оболенских и Прончищевых со 2-ой пол. XVIII в. и до замужества матери автора; 2) сведения о семейной жизни родителей; 3) личные воспоминания мемуаристки. К сожалению, 2 и 3 часть были утрачены. Таким образом, была опубликована только первая часть в журнале «Исторический вестник» в 1900, № 9–12. Мемуары содержат историко-бытовые, и генеалогические сведения рисуют картину дворянского быта конца XVIII – начала XIX вв. Также в воспоминаниях присутствует информация о декабристах Оболенских и Кашкиных.
Ко второй группе относятся записки Степана Петровича Жихарева (1788-1860). Автор на протяжении всей жизни был связан с Театральным комитетом, в 1816-1818 служил в свите императора Александра I. Любил жить на широкую
70 Кошелев В.А. Кошелев Александр Иванович Григорьевич // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 117-119.
71 Кошелев А.И. Записки. (1812-1883). Берлин, 1884.
72 Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом из семейной хроники. 1770-1838.М., 2011.
25
ногу, вследствие чего после смерти жены разорился, и его Тульское имение было продано за долги. Современники считали его не чистым на руку: «его обвиняли и во взяточничестве <…>, в 1831 году открылась его растрата капитала опальных братьев Тургеневых, вверенного ему на хранение <…>, в 1858 г. распространился слух о присвоении им бриллиантового перстня, пожалованного А.В. Дружинину
73». В литературном мире мемуарист был известен как драматургический переводчик. Ведя активную литературно-общественную жизнь, имел знакомства со многими литераторами и актерами первой трети XIX в., в числе которых были: Д.Н. Блудов, П.А. Вяземский, Г.Р. Державин, В.А. Жуковский, А.Ф. Мерзляков, А.С. Пушкин и др. Поначалу С.П. Жихарев занимал промежуточную позицию между петербургским литературным кружком Шишкова и московским кружком Н.М. Карамзина. Затем, в 1810 г. стал членом ВОЛСНХ, затем в 1815 г. перешел в «Арзамас». Мемуарист оставил после себя «Записки современника74», состоящие из двух частей: «Дневника студента» и «Дневника чиновника» и опубликованные в журналах «Москвитянин» (1853, №3, 5-8; 1854, №1, 18, 190 и «Отечественные записки» (1855, №3-10), т.е. еще при жизни автора. По структуре это литературная обработка дневниковых записей и писем, причем чередуются они в хаотичном порядке, что придает уникальность данному источнику. «Записки» были восторженно встречены современниками, положительно о них отзывались Ф.Ф. Вигель, М.А. Дмитриев и П.А. Плетнев.
Наконец к третьей группе относится переписка фрейлины Марии Аполлоновны Волковой (1786-1859). Она включает в себя письма автора к Варваре Ивановне Ланской, близкой подруге и родственнице, которые были написаны на французском языке, т.к. слабо владели родным русским языком, что явствует из ее неуверенно употребления русских слов75. В письмах она
73 Зубков Н.Н. Жихарев Степан Петрович // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 274-275.
74 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955.
75 Свистунова М.П. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской. 1812-1818 гг. М., 2013. С. 8.
26
выступает как «решительная патриотка Москвы, осуждавшая заносчивость и легкомыслие Петербурга
76». Нам важны эти письма как источник, поскольку они с разных сторон освещают московскую жизнь первой четверти XIX в., особенно 1812 г. В них показываются общественные настроения и оценка деятельности московского губернатора Ф.В. Ростопчина.
Таким образом, мы можем разделить все источники на три группы: мемуаристов-карамзинистов (Ф.Ф. Вигель, С.П. Жихарев), мемуаристов-славянофилов (Я.И. де Санглен, М.А. Дмитриев, А.И. Кошелев) и тех, кто не принадлежал ни к одной из сторон (М.А. Волкова, И.М. Долгоруков, П.Г. Кичеев, Е.А. Сабанеева, Д.Н. Свербеев, П.А. Тучков).
Мемуары Я.И. де Санглена были завещаны им военному историку М.И. Богдановичу, видимо с целью их дальнейшей публикации. Воспоминания Д.Н. Свербеева не предназначались для публикации и писались для потомков. Труды М.А. Дмитриева, как и П.Г. Кичеева были опубликованы еще при жизни автора. Та же участь постигла и дневник С.П. Жихарева. Жена А.И. Кошелева после его кончины решила опубликовать воспоминания мужа в России, но, не желая увидеть сокращения из-за цензуры, сделала это в Берлине. Про завещание и цель написания остальных источников нам не известно. Все вышеперечисленные источники позволяют нам рассмотреть с разных сторон и позиций поставленные нами задачи, а также попытаться осветить жизнь московского дворянства первой четверти XIX в. глазами современников.
76 Там же. С. 10.
27
Глава 1. Детство и юность
§ 1.1 Домашнее воспитание
Основы воспитания ребенка как представителя дворянского сословия закладывались с юных лет. Еще в XVIII веке ребенка воспринимали как маленького взрослого. В начале XIX столетия детство стало рассматриваться особым периодом в жизни человека. Романтизм «обосновывал ценность именно детской души в отличие от души взрослого»77. Весомое влияние на выбор его дальнейшего жизненного пути оказывала семья, в большей степени воздействие имела мать. Для детей она являлась примером. Именно она закладывала основы вежливости и этикета, от нее узнавали о добре и зле, получали представление о христианских заповедях. Однако не стоит считать, что мать являла собой лишь образ мягкости и ласки. Строгость в воспитании являлась одним из ключевых компонентов. Я.И. Де Санглен, вспоминая о детстве, дает такую характеристику: «Мать моя <…> была собою прекрасная, с возвышенным характером и необычайной твердостью духа. Она держала меня строго и не помню, чтобы она высказала мне хоть малейшую ласку. Теперь, по истечении более пятидесяти лет, сын ее вспоминает с слезою благодарности; она врезала в мое юное сердце понятие о чести и презрение ко всему низкому, была первой моею наставницею»78. В свою очередь Д.Н. Свербеев, рано лишившийся своей матери, отмечает как отсутствие материнской любви и внимания сказалось на его жизни и взаимоотношениях с отцом: «Совершенное неведение мое о моей матери имело, вероятно, весьма сильное влияние на все мое развитие. Отец мой никогда не говорил о ней. Хотя он любил меня страстно, но в обращении со мной он был необыкновенно сдержан, а я боялся его более, нежели любил»79. К слову сказать, именно в начале XIX столетия появляются книги-рекомендации матерям-дворянкам о надлежащем воспитании детей. Эти пособия становятся одними из
77 Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009. С. 56.
78 Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016. С. 10.
79 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С.32. .
28
главных книг по этикету. О том, какая литература рекомендовалась детям будет сказано чуть позже, а сейчас обратимся к отношениям в семье между старшими и младшими, какое влияние живым примером они оказывали друг на друга.
Самыми ближайшими родственники по старшинству в нашем случае являлись братья. Как правило, дети в своей семье получали одинаковое образование. Девочкам нанимались одни и те же учителя и гувернантки, для мальчиков первым наставником становился отец. Родители старались привить ребенку с малолетства все лучшие качества, единением и результатом которых должно было стать понятие о дворянской чести. Дворянин должен был уметь отличать достойное от бесчестного и нести ответственность за свои поступки. Ф.Ф. Вигель приводит в качестве примера поведение своего старшего брата Павла, который был склонен к расточительности, но именно страх прогневить родителей, удерживал его от опрометчивых трат80. М.В. Короткова пишет: «Воспитывала сама культурная традиция дворянства. Боязнь потерять уважение окружающих сдерживала проявление дурных наклонностей ребенка»81.
Интересны также воспоминания о дядях. В источниках, используемых в данной работе, таких имеется два. Примечательно то, что они абсолютно противоположные. У Ф.Ф. Вигеля дядя Иван Лаврентьевич был на военной службе, женился на дочери гарнизонного офицера, дослужился до премьер-майора и умер, не дожив до старости, бездетным. Второй же дядя, Яков Лаврентьевич был объектом насмешек и жалости из-за своей честности, находясь на гражданской службе в Санкт-Петербургском надворном суде, и едва достигнув чина коллежского советника. Мемуарист заключает, что «с ограниченным умом, с пылкими страстями они не могли пойти далеко»82. Если у Ф.Ф. Вигеля остались не очень приятные впечатления о судьбе своих родственников, то у П.А. Тучкова наоборот. Рассказы в семье о подвигах дядей генерал-лейтенанта Николая Алексеевича и генерал-майора Александра
80 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 72.
81 Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009. С. 47.
82 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 6.
29
Алексеевичей Тучковых, участвовавших в Отечественной войне 1812 г. оставили неизгладимый след в душе автора. Каждый их приезд в Москву являл собой настоящий праздник для семьи, в особенности для детей. «Мы смотрели на них как на существа исключительные, и их генеральские эполеты, звезды, кресты – еще более поражали наше детское воображение»
83 - говорит мемуарист. Таким образом, если у первого живой пример вызывал жалость к судьбе своих дядей, то у второго напротив, гордость за них и за столь близкое родство.
Одним из важнейших аспектов воспитания являлись книги. Преимущественно это были книги на иностранных языках: французские, английские, немецкие. В своем сочинении М.А. Дмитриев приводит список книг, имевшийся в их домашней библиотеке. Тогда еще не издавалось больших журналов, в которых печатались бы романы, поэтому книги ценились высоко, и каждый норовил пополнить свою библиотеку. Примечательно, что английские и немецкие романы переводились зачастую с французского, который в начале XIX века был вторым языком после русского, на нем свободно говорили почти все. Знание других языков, по словам автора, было редкостью почти до 1-ой четверти XIX века. По вечерам семья Дмитриева садилась вкруг и читала романы. М.А. Дмитриев с теплом вспоминает эти семейные вечера, когда «кто-нибудь читал, другие слушали; особенно дамы и девицы. Слушатели переносились в другой мир…»84. Благодаря беседам с дедушкой – современником Екатерины Великой, И.И. Дмитриев с детства имел знакомство с трудами Державина, Хемницера и Вольтера.
В конце 18 в. в среде дворянского сословия домашнее воспитание играло важную роль. При этом, если у аристократов оно «предполагало порою довольно высокий уровень знаний, хотя и не всегда систематических, а также зачастую дополнялось заграничным образованием, то у основной дворянской массы
83 Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817-1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881. С. 2.
84 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 27.
30
нередко ограничивалось элементарной грамотностью, в лучшем случае при знании иностранных языков (гл. обр. французского)»
85.
Основной целью дворянского домашнего воспитания и образования в первой половине XIX века представлялась подготовка молодого человека, юноши к службе. Как замечает М.В. Короткова, образование строго ориентировалось на кодекс чести86. Родители заботились о том, чтобы их ребенок стал благородным и честным человеком, осознающим свою ответственность как дворянина перед Отечеством и обществом и готовым принести им пользу. Для развития интеллекта и душевных качеств, дворяне старались дать детям прекрасное домашнее образование, путем найма гувернеров и учителей.
Как правило, учителей нанимали в раннем возрасте. У Ф.Ф. Вигеля первый учитель появился в семь лет, у И.М. Долгорукова в восемь. До этого возраста необходимые основы давала семья – родители, братья, сестры и приставленные дядьки, крепостные. Последние отвечали за закладывание религиозного фундамента и базовые знания ребенка. Б.Н. Миронов констатирует: «С пяти – семи лет к нему приставляли домашних учителей и гувернеров. Затем он поступал в какое-нибудь учебное заведение, по окончании которого мужчины шли на службу, а женщины выходили замуж. В бедных дворянских семьях до поступления в учебное заведение воспитанием и образованием занимались сами родители»87. Подходы к обучению были индивидуальными. Ф.Ф. Вигель вспоминает, как их крепостной учил его грамоте по часослову и псалтырю: «Метода моего русского учителя была прекрасная: сколь бы ни ничтожны были успехи мои в чтении, он всегда дивился чудесной понятливости маленького барина и тем возбуждал меня к новым чудесам»88. Тем не менее, автор признает, что редко брался за книгу и пользовался мягкостью наставника. Иной метод и
85 Раскин Д.И. Состояние образования в Российской империи // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.4. С. 673-691. С. 673.
86 Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009. С. 62.
87 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII –начало XX в.). Т. 1. СПб., 2003. С. 260.
88 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 41.
31
вытекающий из него результат описывает Д.Н. Свербеев. К шести годам он уже умел свободно читать. Этому поспособствовал следующий прием крепостного семьи Свербеевых: «Каждое утро молились мы с Варфоломеевичем по строго заведенному порядку. После чтения утренних молитв вычитывал я одну кафизму, а потом Апостол и Евангелие дня; затем после чая следовал сидячий урок чтения, весь состоявший из упражнения в нем по божественным книгам»
89.
Учителями могли быть, как и свои крепостные люди, имеющие знания в какой-то определенной области, так и нанимаемые, как например, местный протоиерей, преподающий Закон Божий, артиллерийский штык-юнкер, обучающий геометрии и арифметике, братья, дающие, навыки верховой езды, студенты, профессора и, наконец, иностранцы. В воспоминаниях о домашнем обучении фигурируют такие предметы как: языки (латынь, греческий немецкий, французский), поэзия, математика, география, история, Катехизис, Закон Божий, словесность, танцы, музыка и т.д.
Уровень преподавателей зависел от возможностей семьи. С.П. Жихарев терпел насмешки от соседей, оттого, что получая деревенское образование, вынужден был ежедневно исполнять должность дьячка: читать молитвы, кафизмы, петь ирмосы и проч. К счастью, по словам мемуариста, это не прошло даром. По своему развитию в нравственном и общественном отношении он достаточно обогнал своих сверстников и товарищей. А.И. Кошелеву матушка, напротив, наняла таких знаменитых профессоров как А.Ф. Мерзлякова (специалист по русской и классической словесности), и Шлёцера (преподавал немецкую литературу)90. Ну и, конечно же, в начале XIX века не обходилось без уроков танцев. Лучшим учителем, по мнению современников, являлся танцмейстер П.А. Иогель, упоминающийся даже на страницах романа Л.Н. Толстого «Война и мир». Вместе с танцами детей, конечно же, учили фехтованию, верховой езде и давали уроки гимнастики.
89 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 35.
90 Кошелев А.И. Записки. (1812-1883). Б., 1884. С. 6.
32
О том какая атмосфера царила в семье «богимовского сквайра»91 (так автор называет молодых дворян, по местечку Богимово, Калужской губ.) можно узнать из воспоминаний Е.А. Сабанеевой, урожденной Прончищевой. Делая акцент на том, что пример семьи Несвицких, живущих вместе с Прончищевыми, характеризует дворянские семьи эпохи Александра I, мемуаристка отмечает значимость почитания старших в семье: «Приемы со старшими носили у Н. характер даже какого-то приторного подобострастия, которое сначала удивляло, но впоследствии являлось такой удобоисполнимой обязанностью со стороны молодого поколения, что это делалось сочувственно. Подобаемое уважение к летам имело место и между братьями и сестрами, ибо младшие говорили старшим непременно «Вы», адресуя речь между собой, и «они» или «он», - когда говорили о старших себя»92. О том, как чтили свои корни в дворянских семьях можно проследить на примере семьи Тучковых93. В домашних беседах часто всплывали и становились преобладающими воспоминания о подвигах предков. Эти рассказы врезались в память, оставляли след в душе каждого маленького дворянина. Таким образом, ребенку закладывались и прививались с ранних лет такие понятия как гордость за свой род, честь и благородство. Дворянская семья была «так же интегрирована в дворянскую корпорацию, как крестьянская семья — в общину, мещанская — в мещанское, купеческая — в купеческое общество»94. Однако все же между ними существовали различия. Роль главы семейства носила характер утонченности и просвещения. Физически детей наказывали не столь рьяно, как в семьях остальных сословий. Тем не менее «как просвещенный абсолютизм не переставал быть абсолютизмом, так и просвещенный авторитаризм оставался авторитаризмом»95.
91 Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом из семейной хроники. 1770-1838.М., 2011. С. 104.
92 Там же. С. 105.
93 Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817-1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881. С. 2.
94 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII –начало XX в.). Т. 1. СПб., 2003. С. 260.
95 Там же. С. 260.
33
В дворянской семье совершались домашние приемы гостей. Таким образом, дети начинали входить в дворянское общество практически с колыбели. Ф.Ф. Вигель вспоминает, как светский блеск, красота нарядов, блеск орденов настолько впечатляли его, что он быстро переменил «свое мещанское общество чиновной киевской аристократии и свою детскую гостиной моей матери»96. Обратной стороной этой медали, по словам автора, стало быстро растущее самолюбие.
Итак, будущая судьба, характер и личные способности дворянина напрямую зависели от статуса и возможности семьи. Они закладывались с самого рождения. Большое влияние на ребенка оказывала мать, постепенно вводя его в общество и приучая его к правилам этикета и основам нравственности. Немалая роль в воспитании отводилась ближайшим родственникам, как правило, старшим братьям и дядям. Своим личным примером и умениями они влияли на самосознание ребенка и формировали его отношение к жизни. Воздействие на ребенка, вдобавок, вносило и общество, например, в качестве домашних гостей. Не стоит забывать про книги. В начале XIX века главный упор даже в учебных заведениях делался на книги, об этом будет сказано в следующей главе. В дворянской семье старались иметь как можно больше книг. Своя библиотека в доме почиталась за гордость и сокровище. Книги преимущественно были на французском языке. Этому и другим языкам родители желали научить ребенка с детства, нанимая гувернеров и учителей-иностранцев. По остальным же предметам учителя могли быть как русскими, так и иностранцами, по статусу тоже не было единого критерия. Но зачастую в самом раннем возрасте к ребенку приставляли дядьку, крепостного, чтобы тот научил азам. Затем нанимались уже учителя по возможностям. Приглашали своих же крепостных, студентов, профессоров или же просто умельцев и знатоков своего дела. Все эти приготовления служили одной цели – поступлению в высшее учебное заведение или же сразу на службу Отечеству.
96 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 37.
34
§ 1.2 Частные и государственные учебные заведения
Стремясь дать своим детям хорошее образование, дворяне отдавали их на обучение в пансионы, лицеи, университеты, кадетские корпуса и другие учебные заведения. Выбор был огромен. Семья могла остановиться как на светском образовании, так и на военном. По свидетельству Б.Н. Миронова, «Как правило, всякое учение заканчивалось к 16 годам, если образование продолжалось за границей, — к 18—20 годам»97.
Чтобы картина стала более ясна, необходимо привести конкретные цифры. На основе анализа словарей, посвященным русским писателям XIX века, складывается следующая картина. Известно 207 дворян-писателей, родившихся с 1775 по 1810 год, и проживавших в Москве в период с 1800 по 1825 гг. Их выбор учебных заведений был следующий. Самыми востребованными заведениями являлись Благородный пансион Московского университет (19,3%), собственно Московский университет (18,8%), и частные пансионы 14,4%).
Таблица 1
Учебное заведение
Кол-во дворян, обучавшихся
в нем
Кол-во дворян в
процентном
соотношении (%)
Царскосельский лицей
3
1, 4
Пансион при Царскосельском
Лицее
2
1
Московский университет
39
18,8
Санкт-Петербургский
университет
1
0,5
Московская
Университетская гимназия
3
1,4
Пансион при
Московском университете
40
19,3
Пансион при СПб
Университете
4
1,9
СПб Педагогический институт
3
1,4
97 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII –начало XX в.). Т. 1. СПб., 2003. С. 260.
35
Благородный пансион при Педагогич. институте
3
1,4
Школа колонновожатых
8
3,9
1-ый Сухопутный корпус
9
4,3
2-ой СПб кадетский корпус
5
2,4
Пажеский корпус
7
3,4
Горный кадетский корпус
6
2,9
Морской кадетский корпус
10
4,8
Корпус инженерных путей
Сообщения
2
1
Частные пансионы
30
14,5
Другие высшие учебные
Заведения
15
7,2
Также известно, что из 207 человек 19 (9,2 %) получили только домашнее образование. У такого же числа дворян (19 человек, т.е. еще 9,2%) отсутствуют сведения о получении вообще какого-либо образования, с большой долей вероятности следует считать их обучение также домашним. В начале XIX в. роль домашнего образования стала снижаться. Обычно его уровень не поднимался выше среднего, поэтому для поступления в высшее учебное заведение необходимо было сдать экзамен в полном объеме по материалам предшествующих ступеней образования.
Теперь рассмотрим, насколько было актуальным среди московских дворян продолжать обучение на следующих ступенях образования. Если в первой таблице видны проценты обучавшихся в каждом учебном заведении, то во второй таблице показывается процент обучавшихся либо в одном месте, либо в нескольких учебных заведениях.
Таблица 2
Учебные заведения
Кол-во обучавшихся в
них дворян
Кол-во дворян в
процентном
соотношении (%)
36
окончили только
пансион при
Московском университете
26
12, 5
окончили только
Московский университет
28
13, 5
окончили Благородный
пансион и Московский
университет
8
3, 8
окончили университетскую
гимназию и Московский
университет
3
1,4
окончили Благородный пансион
и 2-ой СПб кадетский корпус
2
0,9
окончили Благородный
пансион и школу
колонновожатых
3
1, 4
Также, из 207 дворян 127 человек (61,4%) обучались только в одном учебном заведении, 42 человека (20,2%) получили образование в нескольких, а 38 человек (18,4%) не получили регулярного образования. Таким образом, мы видим, что практически равные доли тех дворян, кто обучался или в Благородном пансионе при Московском университете, или же в самом университете. Следует учитывать, что гимназия при Университете находилась лишь до 1812 года; спустя два года Благородному пансиону было выделено здание, где стали обучаться и проживать студенты. Высшими учебными заведениями считались институты, университеты и высшие училища. Лицеи, закрытые и полузакрытые учебные заведения для дворян, «совмещали в себе среднее и высшее образование»98. Примечательно, что из 39 юношей, окончивших в заданный период Московский университет, 27 выбрали статскую службу, 3 из которых потом перешли в военную; 11 предпочли военную, затем 4 сменили ее на статскую.
98 Раскин Д.И. Состояние образования в Российской империи. // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.4. С. 673-691. С. 674.
37
Всего из 120 офицеров (писателей на военной службе) окончили кадетские корпуса 31 человек (26%). Мы решили сравнить наши подсчеты с расчетами для офицерского корпуса 1812 года, проведенными Д.Г. Целорунго99, на примере четырех военных учебных заведений (1-го и 2-го кадетских, Пажеского и Морского корпусов. А именно, каково было соотношение дворян офицеров и дворян-писателей, окончивших эти заведения.
По подсчетам Д.Г. Целорунго, из 2074 дворян, служивших во всех родах войск, 181 человек (8,72%) обучались в кадетских корпусах. Из наших 207 (дворян-писателей) – 31 человек (14,97%). Таким образом, мы видим, что из писателей почти в два (в 1,6 раза) больше тех, кто получил высшее военное образование, чем среди всех офицеров в 1812 году. Если же считать только писателей, состоявших на военной службе, разрыв получается еще более значительный, почти в три (2,8) раза больше.
В используемых нами источниках довольно часто фигурирует Московский университет и открытый при нем пансион. Остановимся на этом поподробнее. При Московском университете состояли университетская гимназия и университетский благородный пансион. Ошибочно полагать, что гимназия была учебным заведением для разночинцев, а пансион – для дворян. В гимназии обучались и дворяне. Принципиальная разница этих заведений состояла в отношении к воспитанникам. Претендуя на звание элитарного учебного заведения, пансион давал своим воспитанникам не только знания в науках, но и «навыки светской жизни»100. Подробных сведений о том, какие впечатления остались от обучения в благородном пансионе при Московском университете в используемых источниках нет, лишь упоминания. Ф.Ф. Вигель сообщает нам о том, каким его семья видела качество образования в пансионе: «Мне чрезвычайно хотелось учиться в университетском пансионе; но французский язык, коим преимущественно и почти исключительно говорили тогда высшие
99 Целорунго Д.Г. Офицеры и солдаты Российской армии эпохи Отечественной войны 1812 года: социальные портреты и служба. Бородино, 2017.
100 Андреев А.Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 1999. С. 193.
38
сословия, был вывеской совершенства воспитания; я на нем объяснялся плохо, а воспитанники университетские не славились его знанием»
101. Предполагая, что автор станет светским и военным человеком, а значит, должен будет прекрасно владеть языком, было решено отдать его в частный французский пансион госпожи Форсевиль в Москве. В первой четверти XIX века в дворянской среде считалось, что частные учебные заведения гораздо лучше, чем университетские гимназии и пансион. Если в Московском Благородном пансионе основную массу обучающихся составляли дети почтенных дворян102, то здесь были в основном дети мелкопоместных дворян. В пансион ученики свозились из деревень. По причине этого, манеры и разговоры поступивших создавали в пансионе атмосферу «сельского уединения»103.
Как уже было сказано, родители Ф.Ф. Вигеля предпочли частный пансион университетскому, из-за слабости в последнем языков. Что касается качества преподавания остальных предметов, автор сообщает нам следующее. Знания давались хоть и по многим предметам, но они были базовые, элементарные. Обычно родители после этого пансиона отдавали своих детей в университетский, продолжать обучение. В начале XIX века в Москве частных пансионов было около двадцати. Автор оценивает в них уровень преподавания ниже, чем в народных школах. Преподаватели из этих школ приходили в частные пансионы, отводили как можно скорее уроки и спешили домой. Таким образом, Ф.Ф. Вигель сообщает нам о незаинтересованности преподавателей в том, чтобы ученики хорошо усваивали материал. В итоге пансион госпожи Форсевиль напоминал «настоящее училище попугаев»104.
Помимо университетского и частных пансионов существовал еще один тип, когда держателем пансиона становился преподаватель Московского университета. Воспитанники либо жили непосредственно дома у профессоров,
101 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 112.
102 Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009. С. 85.
103 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 114.
104 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 117.
39
либо приходили к ним домой только на уроки. Пансион являлся ступенью для подготовки в университет. Одним из представителей такого типа частных пансионов является пансион А.Ф. Мерзлякова. В нем обучались Я.И. Де Санглен, А.И. Кошелев и Д.Н. Свербеев.
Вначале 1812 г. отец Я.И. Де Санглена планировал отдать сына в университетский пансион, но из-за начавшейся войны эта идея был отложена до 1813 г. Однако к этому времени пансион еще не оправился от нанесенного войной урона и оставался закрытым. Семья приняла решение поместить Я.И. Де Санглена на полупансион к профессору Мерзлякову. Благодаря «Запискам» Санглена мы узнаем некоторые сведения об условиях обучения. Оно проходило ежедневно с 8 до 7 вечера. Плата за обучающегося составляла 500 р. по тогдашним деньгам. Какие взаимоотношения и атмосфера царила в пансионе можно проследить из следующих строк: «Перед самым вступлением всех нас троих к Мерзлякову отец моих новых товарищей Глазуновых задал ему обед на славу в Троицком трактире, на который были приглашены мой отец, мой наставник Никольский и мы, будущие питомцы профессора. Нашего будущего воспитателя, упитанного и упоенного, вынесли из трактира на руках. Кажется, можно было предвидеть, как пойдет наше образование…»105. Не получив никаких знаний и не подготовившись к поступлению в университет, воспитанники профессора Мерзлякова были допущены в него без экзаменов, вольными слушателями. О низком качестве подготовки в этом пансионе пишет и Д.Н. Свербеев: «подготовление к лекциям шло из рук вон дурно, а потому и самое преподавание профессоров, как оно ни было поверхностно, не могло идти впрок ни одному из моих сверстников-студентов»106.
А.И. Кошелев приходил в пансион А.Ф. Мерзлякова только на уроки (в 1820-22 гг.), т.е. тоже на полупансион. Там он познакомился с будущим русским философом И.В. Киреевским, с которым впоследствии автора связывала тесная дружба. Благодаря А.Ф. Мерзлякову, преподававшему, как и в университетском
105 Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016. С. 58.
106 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 60.
40
пансионе, так и на дому, А.И. Кошелев знакомится и заводит дружбу с воспитанниками университетского пансиона: кн. В.Ф. Одоевским, В.П. Титовым, С.П. Шевырёвым и И.А. Мельгуновым. Дружба и схожие интересы настолько сблизили их, что даже после окончания университета, вместе продолжали посещать уроки А.Ф. Мерзлякова, где автор познакомился уже с Д.В. Веневитиновым и Н.М. Рожалиным.
Следующей ступенью обучения являлся университет. С начала XIX века наблюдается рост доли дворян в числе поступающих. Согласно расчетам А.М. Феофанова, в 1800 г. из 15 было 10 дворян, в 1810 было 36 из 71107; в 1813–1817 число студентов из дворян составляло 153 (70%)108, в 1823 – 79 (52%)109. Причину оттока обучающихся к концу рассматриваемого периода А.М. Феофанов видит придании особого статуса Благородному пансиону, «сравнявшего его выпускников в правах со студентами»110.
О времени обучения в Московском университете пишут И.М. Долгоруков, С.П. Жихарев, М.А. Дмитриев, Д.Н. Свербеев и А.И. Кошелев. Все они обучались в разное время, и это очень интересно, поскольку мы можем проследить то, как ученики описывают Московский университет с 1777 по 1822 год.
И.М. Долгоруков поступил в университет в 1777 г. и обучался в нем до 1780 (не окончил). В качестве вступительных экзаменов были латинский и французский языки, которые он с блеском ответил. В университете существовала правило – лучшие из учеников университетской гимназии имели право поступить в студенты. Так как И.М. Долгоруков уже успел зарекомендовать себя на экзамене с лучшей стороны, ему было разрешено ходить на профессорские лекции в сопровождении гувернера вместе с обычными студентами ежедневно с 8 до 12 утра и с 2 до 6 вечера. Начало обучения в университете И.М. Долгоруков
107 Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011. С. 48.
108 Там же. С. 59.
109 Там же. С. 67.
110 Там же. С. 69.
41
расценил как важное событие в своей жизни: «Межу тем настоящий год должен особенно быть мною замечен, потому что в оном я первый шаг сделал из родительского дома в общее семейство Московского университета, следовательно, вступил в мир и начал жить с людьми»
111. Ежегодно в июне проходили экзамены, которые оканчивались публичным торжественным актом, награждением учащихся и печатью списков выпускников в «Московских ведомостях». Выдержав экзамены в студенты, юноши получали шпагу, являющуюся отличительным знаком студента. Звание студента давало право на офицерский чин при выпуске. Также за изучение в университете латинского языка при выпуске давался обер-офицерский чин. Это правило было введено еще при императрице Елизавете Петровне. За лучшие диссертации студенты награждались золотой и серебряными медалями. И.М. Долгоруков, два года проучившийся в университете, был выпущен прапорщиком112.
С.П. Жихарев провел в университете 3 года и, не доучившись, окончил его с чином 12 класса. Причиной столь неожиданного решения по его словам явилась поспешность отца определить сына на службу113. М.А. Дмитриев обучался в нем с 1813 по 1817 гг. Говоря о лекциях проф. Мерзлякова автор замечает, что «здесь посещал он их лениво, приходил редко <…> учились хорошо, все студенты того времени знают словесность основательно!»114. В одно время с М.А. Дмитриевым, обучавшимся на словесном факультете, в Московском университете получал знания Д.Н. Свербеев, только на юридическом факультете (с 1814 по 1817 год; курс был трехгодичный). Сам автор признает, что в эти годы был еще очень молод и не был готов к такому серьезному обучению, поэтому воспоминания об университетском времени смешанные, размытые и безотчетные. Д.Н. Свербеев отмечает упавшее качество образования, в связи с Отечественной войной 1812
111 Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004. С. 39.
112 Там же. С. 49.
113 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 74, 144.
114 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 102.
42
г., когда университет лишился своих лучших ученых и профессоров
115. Также автор упоминает о такой детали, как неформальное деление студентов на «патрициев» и «казеннокоштных». Первые блистали своими глубокими знаниями и почти все выходили в магистры и были из духовного звания. Вторые ютились в тесных комнатках по 5-6 человек, жили бедно, но были старательны в обучении. Д.Н. Свербеев предпочитал их компанию исходя из личных интересов: «за такое сближение с казенными нашими товарищами <…> получал упреки от товарищей моих высшего полета, но этих я предпочитал последним как более полезных моему желудку и моей голове. От них можно было пользоваться книжкой, и записками лекций; многие из них работали серьезно и приготовлялись к полезной себе и обществу жизни…»116. Был еще третий вид студентов – «аристократики» или «полубаричи», как называет их Д.Н. Свербеев. В университет они являлись со своими гувернерами и находились в статусе слушателей лекций. Посещали они его только с той целью, чтобы сдать «комитетский экзамен», положительный результат которого давал право на чин VIII класса, после указа М.М. Сперанского в 1809 г. К числу таких «аристократиков» Д.Н. Свербеев относит и М.А. Дмитриева, с которым его связывала долгая дружба.
Во время обучения автора, в университете с его слов экзаменовались, кто и когда захочет, не считая публичного университетского экзамена. Позволим себе привести пример того, как проходил один из экзаменов: «а кончился экзамен требованием написать тут же сочинение на русском языке; <…> темой было «Воспитание, даваемое у нас иностранцами, более вредно, чем полезно». Отвечать мне было легко; я, собственно говоря, не получил никакого воспитания, ни иностранного, ни русского, и, предугадывая убеждения Московского университета, разругал в моем сочинении всех иностранцев, назвав их безбожниками и злодеями нашего любезнейшего отечества. Декану оно так
115 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 60.
116 Там же. С. 72.
43
понравилось, что он произнес мне «axios», как будто я переходил из дьячков в дьяконы; профессора же благодарили и поздравляли»
117.
А.И. Кошелев обучался в Московском университете в 1821 году, но затем оставил его. Лишь в 1824 году ему пришлось вновь столкнуться с университетскими профессорами, чтобы сдать экзамен для поступления на службу, опять же благодаря указу Сперанского от 1809 года.
Таким образом, дворяне отдавали своих детей как в университетский, так и в частные пансионы. Это делалось с целью подготовки их в высшее учебное заведение, одним из которых был Московский университет. Из произведенных расчетов становится ясно, что самыми популярными местами для получения образования дворянских детей были: Благородный пансион при Московском Университете (19,3%), Московский университет (18,8%) и частные пансионы (14,5%). Не обучались ни в каких учебных заведениях менее 20% дворян (из числа будущих писателей), что не так уж и много. Это говорит о популярности «правильного» образования в специальных учреждениях в противовес домашнему. Конечно, следует принимать в расчет то, что речь идет о дворянах, ставших писателями, т.е. творческих людях; вероятно, для общей массы дворянства числа будут несколько иными. В сравнении со всеми дворянами (офицерами), рассматриваемыми Д.Г. Целорунго, мы увидели, что процент писателей-дворян, получивших военное образование, в два раза больше, чем доля таковых среди всех офицеров в 1812 году. Вероятно, в такой же пропорции следует и увеличить число получивших домашнее воспитание среди всей массы дворянства. Анализируя мемуары тех, кому посчастливилось обучаться в сих заведениях, мы приходим к выводу, что лучшим по качеству образования являлся университетский пансион, поскольку и в частных французских, и в частных профессорских пансионах занимались всем чем угодно, только не повышением уровня знаний, да и преподаватели зачастую не были в этом заинтересованы. В университете студенты ежегодно сдавали экзамены по всем
117 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 75-76.
44
предметам, которые выбирали для изучения, и получали шпагу в качестве отличительного знака студентов. Списки выпускников печатались в «Московских ведомостях». Также обучение в университете давало право на получение чина в соответствии с «Табелью о рангах» и указом М.М. Сперанского. Не все дворяне заканчивали обучение в университете. При этом они могли числиться как студентами, так и вольными слушателями, выбор того или иного статуса оставался за каждым.
45
Глава 2. Служба
§ 2.1 Поступление на службу
Практически всегда поступление на службу не обходилось без покровительства родственников и знакомых. В первой четверти XIX века меняется отношение к гражданской службе. Если до Александровской эпохи только военная служба считалась благородной (исключение составляла дипломатическая служба), то теперь гражданский чиновник постепенно становится на один уровень рядом с военным118. «Для одних служба являлась главным источником средств к существованию, для других – необходимой формальностью, обеспечивающей полноправное положение в обществе, для третьих – способом повысить свой социальный статус»119 – замечает Д.И. Раскин.
За основу подсчетов мы взяли судьбы 207 московских дворян, родившихся в период с 1775 по 1810 гг. Произведя расчеты, выяснилось, что 95 (45,9%) из них поступили на статскую службу, 107 (51,7%) – на военную. Пять человек (2,4%) не служили вообще. При этом, на протяжении всей карьеры из статской перешли в военную 13 чел. (6,3%), а из военной в статскую 50 чел. (24,1%). Таким образом, при начале карьеры немного превалировала военная служба, однако затем около ¼ от общей массы (и почти половина от поступивших на военную службу) дворян предпочла перейти в статскую, из чего можно сделать вывод о ее растущей популярности.
Из 207 дворян 107 человек поступило на военную службу, еще 13 перешли на военную из статской. Таким образом, 120 человек состояло на военной службе. Девять из них окончили 1-й (сухопутный) кадетский корпус. Пять поступили на военную службу и остались на ней, четыре поступили на военную, но позже, перешли в статскую. Во 2-й (артиллерийский и инженерный)
118 Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции рус. дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 2006. С. 29.
119 Раскин Д.И. Государственная служба в Российской империи. // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 596-601. С. 596.
46
кадетский корпус поступило 5 человек. Двое после окончания обучения пошли на военную службу и остались на ней, оставшиеся трое отметились и на статской службе. В Пажеский корпус поступило 7 человек, после окончания которого все семь пошли на военную службу. Позже, один из них перешел в статскую. Морской корпус окончили 10 человек, вступив затем на военное поприще. Четверо из них позже перешли на статскую службу.
Ф.Ф. Вигель сообщает нам об устоявшемся обычае в начале XIX века отдавать юношей дворян на службу в пятнадцатилетнем возрасте. Предполагалось, что к этому моменту они получали уже достаточное образование, чтобы начать служебную карьеру. Более того, это делалось для того, чтобы «они ранее могли выйти в чины»120. Б.Н. Миронов соглашается с Ф.Ф. Вигелем, однако замечает, что «гражданская служба могла начинаться еще раньше — с 13–14, и даже с 10 лет. Дети бедных дворян и чиновников нередко были вынуждены заниматься какой-нибудь канцелярской работой с детского возраста»121. Не всех родителей устраивал вариант начала службы детей в столь юном возрасте, но многие, скрепя сердце, вынуждены были подчиняться негласным законам общества.
Существовала также традиция записывать детей в полки с их рождения, для того, чтобы шла выслуга. Чины сменялись, а дети в это время росли и воспитывались дома, дожидаясь офицерских чинов. Выпускники Пажеских и кадетских корпусов зачислялись на службу сразу в офицерском чине. Император Павел I прекратил эту традицию и потребовал явиться записанным в полки для прохождения действительной службы. В начале XIX в. после 3-х месяцев службы рядовыми, дворян могли произвести в унтер-офицеры, затем в юнкера и фельдфебели. Примечательно, что унтер-офицеров из дворян принимали сверх штата, выходцы из остальных сословий всегда ждали свободной вакансии. Таким образом, для получения офицерского чина, дворянин должен был
120 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С.2.
121 Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII –начало XX в.). Т. 1. СПб., 2003. С. 260.
47
окончить кадетский корпус и поступить в полк юнкером – что было самым популярным способом.
Гражданскую службу начинали с канцеляристских должностей. Дворянам давали чин 14 класса спустя 3–4 года после начала службы. Д.И. Раскин отмечает, что «практиковалась запись дворян в гражданскую службу в детском возрасте, но реже, чем в военной службе»122. Только с 1827 г. право поступления на гражданскую службу ограничили кругом дворян и почетных граждан.
Поступив в университет, многие студенты обучались там не долго и торопились определиться на службу123. Ф.Ф. Вигеля и его братьев в младенчестве записали вахмистрами лейб-гвардии Конный полк124, П.А. Тучков в свои четырнадцать лет «оставил родительский дом офицером генерального штаба»125. С.П. Жихарев, придя на первое место службы в Коллегию иностранных дел в Петербурге, и, увидев там юношей гораздо моложе себя уже имеющих чины коллежских асессоров, был крайне удивлен126. Существовали и исключения, когда дворяне не зачисляли своего ребенка на службу с малых лет. Впоследствии это могло вызывать некий дискомфорт. Отец И.М. Долгорукова, опоздав с записью, не желал, чтобы его сын служил с «равными127» себе людьми, имея при этом чин ниже их. Существовал еще один обходной путь получения чинов, о котором упоминалось в первой главе. Возможность окончания университета давала при выпуске чин обер-офицера.
Как же четырнадцатилетний юноша дворянин мог достичь столь высокого служебного положения? Источники сообщают нам о следующей системе
122 Раскин Д.И. Государственная служба в Российской империи // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 596-601. С. 598.
123 Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011.С. 220.
124 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С. 73-74.
125 Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817-1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881. С.1.
126 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 204.
127 Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004. Ч. 1. С. 49.
48
присвоения чинов. С каждым из нижних гвардейских чинов соотносился в армии один из обер-офицерских. Поэтому при записи маленькие дворяне получали эти чины исходя из связей родителей с высокопоставленными людьми. Весомую роль играло покровительство и заслуги самих родителей. М.А. Дмитриев вспоминает, как смог получить камер-юнкерство благодаря дяде, который решил сделать своему племяннику такой оригинальный подарок на свадьбу. Чтобы осуществить задуманное, дядя написал Н.М. Карамзину о своей просьбе, чтобы тот замолвил за него словечко перед императором. После состоявшегося разговора Н.М. Карамзина и Александра
I, император написал на песке «быть сему»128. Таким образом, благодаря такой цепочке полезных знакомств, М.А. Дмитриев получил чин с соблаговоления самого императора.
С оказания милости Александра I получили звание пажей П.А. Тучков и его брат. Так же, как и в ситуации с М.А. Дмитриевым, это случилось по просьбе дяди, но уже личной. Окончив университетский пансион, П.А. Тучков, для приготовления к службе, поступил в школу колонновожатых Н.Н. Муравьева сроком на 1 год. Обучаясь в этом заведении, юноши уже считались состоящими на военной службе. Успехи в учебе дали П.А Тучкову «право на звание студента в Московском университете будучи 12-ти лет от роду, и на чин прапорщика генерального штаба в 14-ти летнем возрасте»129. Надо сказать, что с 1819 г., чтобы избежать злоупотреблений, чин 14-го класса «присваивался лишь с получением звания действительного студента, которое было возможно по окончании полного курса учебы и сдачи экзаменов»130.
Школа колонновожатых Н.Н. Муравьева со слов Д.Н. Свербеева в первой четверти XIX века пользовалась большой популярностью. Для юношей из высшего общества учиться в ней было модным и престижным131. Не смотря на данный факт, Д.Н. Свербеев принял решение не поступать туда. Причиной тому
128 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 40.
129 Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817-1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881. С. 1-2.
130 Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011. С. 223.
131 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 107.
49
послужило особое влияние на мемуариста его дяди, московского гражданского губернатора Н.В. Обрескова. Будучи записанным в его канцелярию в 10-тилетнем возрасте (в 1810 г.), Д.Н. Свербеев рассматривал школу колонновожатых, как начало действительной службы. Дядя поспешил отговорить племянника от этой затеи, предчувствуя или зная о том, что позже из этой школы выйдет немало декабристов. Автор с благодарностью вспоминает воздействие дяди на принятие решения. «И уже через полгода догадался, к чему могло меня вести это вмешательство с берегов Волги»
132 - запишет в мемуарах Д.Н. Свербеев. После окончания Московского университета в 1817 г. из канцелярии московского гражданского губернатора Д.Н. Свербеев был переведен в Комиссию прошений на Высочайшее имя в Петербург.
Благодаря покровительству графа Ростопчина, Ф.Ф. Вигель был определен в Московский архив Коллегии иностранных дел сверх штата. Автор не скрывает своих эмоций по поводу назначения. Дома его в шутку начинают называть «благородием», потому как «всякое звание имеет только ту цену, которую дает ему общее мнение; а молоденькие децемвиры архива, коллегии юнкера, казались существами привилегированными»133. Попасть в Петербургскую Коллегию иностранных дел стремился С.П. Жихарев. По совету и протекции графа А.И. Остермана 16-тилетний юноша достиг желаемого. В первой половине XIX века служить в Коллегии иностранных дел было подарком судьбы. Из разговора с Н.М Походяшиным, о котором мы узнаем из «Записок», мы можем увидеть, насколько ценилась эта служба современниками Жихарева: «Это служба довольно видная, – сказал Походяшин, – и для молодого образованного человека может быть очень выгодная в отношении к повышению чинами и другим отличиям; сверх того, она дает средства путешествовать и в чужих краях приобресть такие познания, какие нам здесь бывают недоступны, но между тем в этой службе – разумея ее в некоторой высшей степени действования – есть и
132 Там же. С. 108.
133 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С.169.
50
свое неудобство: надобно уметь более или менее притворствовать, иначе хорошим дипломатом быть нельзя»
134.
Молодым дворянам зачастую не терпелось попасть на действительную службу. Братья Ф.Ф. Вигеля, не дождавшись офицерского чина, убедили родителей подать в армию, где их сразу же определили ротмистрами в Нежинский карабинерный полк. Деревенские помещики в глазах Ф.Ф. Вигеля предстают лентяями и расточителями. Имея с ними знакомство в частном пансионе, автор выделяет у них одну общую черту. Всех их в пятнадцать-шестнадцать лет родители пристраивали в армейские полки унтер-офицерами. Спустя пару лет юношам давали чин прапорщика, и масса деревенских дворян делилась на два типа. Первые тут же выходили в отставку, вторые, желая почестей, дослуживались до поручиков или штабс-капитанов в армейских полках и тоже подавали в отставку. Вся последующая их жизнь проходила в деревне, куда они возвращались, чтобы «гоняться за зайцами, бить мужиков, обольщать девок»135. А затем, по словам Вигеля, спивались и проматывались. Печальным ему казалось и то, что сын зачастую повторял судьбу своего отца.
В воспоминаниях П.Г. Кичеева, какая либо информация о поступлении на службу отсутствует. Что касается Я.И. Де Санглена и А.И. Кошелева, то информация об их приготовлениях к поступлению на службу отсутствует. Первый был принят на службу в штат вице-адмирала Г.А. Спиридова в чине прапорщика в 1793 г. Вступление в службу А.И. Кошелева более подробно рассмотрено в следующем параграфе.
Таким образом, карьера дворян начинала закладываться с младенчества. Ее успех зависел от круга полезных знакомств, протекции, влиятельных родственников и близости к императору. Несмотря на то, что в начале XIX века гражданская служба в своем статусе начинает расти и догонять военную,
134 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 162.
135 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.1. С.115.
51
последняя при вступлении в службу все равно остается в приоритете. Исключение составляет престижная служба в Коллегии иностранных дел.
Это подтверждают статистические данные. Так, 53,6% поступали на военную службу и 46,4% на статскую. Разрыв в соотношении не такой уж большой, но разница очевидна. 24,1% дворян со временем переходят на статскую службу, тогда как из статской на военную предпочитает уйти практически в три раза меньше (7,7%), что еще раз доказывает рост спроса на гражданскую службу. Чтобы получить чин как можно выше, дворяне прибегают к помощи Московского университета, выходя из которого они получали чин обер-офицера. Если говорить о дворянах, не желавших строить карьеру, а мечтавших вернуться домой, в деревню, то они дослуживались до чина не выше штабс-капитана, что соответствовало 10-му классу согласно Табели о рангах – не столь высокой позиции. После чего покидали службу по личной инициативе. Дворяне, желающие достигнуть в жизни большего, стремились попасть на поприще действительной службы.
§ 2.2 Военная и статская служба
Место службы Отечеству в жизни дворянина первой четверти XIX века как нельзя лучше определил Ф.Ф. Вигель: «Служба теперь в России есть жизнь; почти все у нас идут в отставку, как живые в могилу, в которой им тесно, и душно, и из которой, при первом удобном случае, они вырываются»136.
Ранее отмечалось, что из наших 207-ми дворян на статскую службу поступило 95 (45,9%) из общей массы. Если взять 95 человек за 100 %, то мы получим, что 11 (11,6 %) из них поступили в Московский архив Коллегии иностранных дел, в саму Коллегию – 10 человек (10,5%). Т.е. более 20% поступивших на статскую службу начинали ее с ведомства иностранных дел, самой престижной гражданской службы.
136 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. С. 168.
52
Как уже было сказано, альтернативой военной службе в Москве являлась служба в Коллегии иностранных дел. Ф.Ф. Вигель, М.А. Дмитриев и А.И. Кошелев служили в архиве коллегии в период с 1800 по 1825 гг. Служба заключалась в переписывании текстов со старых полуистлевших бумаг на новые. Это могли быть древние грамоты, договоры и т.п. Делалось сие с целью дальнейшей передачи собраний этих бумаг в печать. Также юноши занимались переводами, преимущественно с французского языка. Работа, со слов мемуариста, была не сложная, но, из-за отсутствия какого-либо разнообразия, утомляла своей монотонностью137. В начале XIX века молодые дворяне хлынули в Иностранную коллегию, так что многих брали сверх штата. Ф.Ф. Вигель за один год службы с 14-го класса был произведен в 10-й без покровительства и заслуг. Причиной послужила нехватка мест, желавших поступить на службу в КИД.
Состав служащих был достаточно разнообразен и по возрастным, и по социальным категориям. Здесь можно было встретить и гимназиста, и студента, и ученика приходского училища. «Самая ранняя заря жизни встречалась в нем с поздним вечером; семидесятилетний надворный советник Иванов сидел близко от одиннадцатилетнего переводчика Васильцовского; манерные, раздушенные Евреиновы и Курбатовы писали вместе с Большаковыми и Щученковыми, которые сморкались в руку. Подле князя Гагарина и графа Мусина-Пушкина, молодых людей принадлежавших к знатнейшим, богатейшим фамилиям в Москве, вы бы увидели Тархова, в старом фризовом сюртуке <…>, который выпрашивал у нас старое исподнее платье и камзолы. Одних только князей Голицыных в те времена было четырнадцать персон. Спустя полвека, когда Ф.Ф. Вигель напишет об этом в своих воспоминаниях, он отметит интересную деталь: если к середине XIX века стало нормой то, что люди из знатных семей служили плечом к плечу с людьми «разных состояний», то во времена его молодости это было в новинку.
137Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. С. 170.
53
А.И. Кошелев попал на службу в архив по протекции своего дяди, Р.А. Кошелева, служившего в Петербурге. Имея близкую дружбу, со слов автора, с Александром I, он попросил императора об услуге. Получив Высочайшее повеление от императора, бывший в то время начальник Архива А.Ф. Малиновский был крайне удивлен, поскольку мемуарист проживал даже не в Москве, а в Рязанской губернии. Так А.И. Кошелев был зачислен в Архив КИД в чине актуариуса (14-го класса). Вместе с ним поступили: И.В. Киреевский, Д. и А. Веневитиновы, В.П. Титов, С.П. Шевырёв, Н.А. Мельгунов, С. Мальцов, кн. Мещерские, кн. Трубецкой и др. Архивным юношам быстро наскучило читать и описывать древние столбцы, и они придумали себе куда более интересное занятие – писать сказки. Благодаря этому беззаботному развлечению, придуманному поначалу со скуки, Архив КИД станет местом сбора золотой молодежи Москвы. И «звание «архивного» юноши сделалось весьма почетным, так что впоследствии мы даже попали в стихи начинавшего тогда входить в большую славу А.С. Пушкина138» – напишет А.И. Кошелев.
Наиболее ярко и подробно военная служба описана у И.М. Долгорукова, П.А. Тучкова и Я.И. Де Санглена. Первый из них поступил на нее еще в 1780-х гг. Имея желание стать дипломатом, И.М. Долгоруков вынужден был подчиниться воле отца и попасть в штат к главнокомандующему в Москве кн. В.М. Долгорукому-Крымскому. Формально числясь в полку, за все время службы он ни разу там не был и проводил свое время в Московском университете и Вольном Российском собрании, по воскресеньям заезжая к своему начальнику139. Вскоре штат князя был расформирован и И.М. Долгоруков отправился в Петербург. Военная карьера мемуариста была не продолжительной – 10 лет. За это время он отслужил в 1-ом Московском пехотном полку (1780-1782), в Семеновском полку в СПб (1782-1790), после чего вышел в отставку с чином бригадира и поступил уже на гражданскую службу вице-губернатором Пензенской губернии (1791-
138 Кошелев А.И. Записки. (1812-1883). Берлин, 1884. С. 11.
139 Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004. Ч.1. С. 54.
54
1796), затем губернатором Владимирской губернии (1802-1812). Нас интересует период его жизни с 1812 по 1823 гг. в Москве. В это время он выходит в отставку со своего последнего места службы – места губернатора Владимирской губернии – и возвращается в Москву. 1812 год – время духовного и эмоционального подъема дворян в связи с начавшейся войной. Патриотические идеи двигали молодых юношей к служению Отечеству. В сочетании с духом романтизма, дворяне спешили записаться в полки, иногда делая выбор в пользу мундира. Так, дети И.М. Долгорукова «покружась несколько времени в химерах и переменив несколько одеяний, потому что хотелось то в гусары, то в казаки, поступили наконец в московское временное ополчение, первый из коллежских регистраторов прапорщиком, а второй из губернских секретарей в подпоручики»
140, прежде получив абшид с прежних мест службы – МВД и канцелярии Московского Сената. Примеру старших братьев последовал и младший, записавшись и отправившись во Владимирское ополчение. После окончания Отечественной войны дворяне, вступившие в ополчение из гражданской службы, были вольны выбирать, где служить дальше: продолжить военную карьеру или вернуться опять к штатской141.
И.М. Долгоруков желал поместить своих детей именно на гражданскую, а не на военную службу. В качестве аргументов он приводит их слабое здоровье, а также то, что содержание дворянина в гвардии требовало больших затрат. Полевые полки пользовались дурной славой, а именно упадком нравственности, так как в них набирали людей «низкого разбора»142. Поэтому оставалась гражданская служба. Она позволяла одновременно окончить университет, и как можно дольше находиться под родительским надзором. И.М. Долгоруков, руководствуясь этими рассуждениями, записал 19-ти летнего сына в Губернское правление.
140 Там же. С. 267.
141 Там же. С. 340.
142 Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004. Ч.1. С. 389.
55
Иное представление о военной службе можно наблюдать у П.А. Тучкова. Если И.М. Долгоруков не желал своим детям такого поприща, то Тучков, напротив, испытывал удовольствие от нее, в том числе благодаря внимательному и обходительному отношению начальства. Свое свободное время мемуарист проводил в чтении книг из библиотеки начальника и беседах с ним. В летнее время армия, в которой находился П.А Тучков, занималась съемкой и практической малой войной. В период с начала службы и до перевода в Петербург в Гвардейский корпус (1817–1825) автор воспоминаний прошел по карьерной лестнице от офицерского чина до чина штабс-капитана143. Несмотря на заслуги, жалование штабс-капитана позволяло вести скромную жизнь.
Я.И. Де Санглен поступил на службу в 1793 г. в чине прапорщика в штат вице-адмирала А.Г. Спиридова. Признавая свой пылкий характер, автор замечает, что всегда находился в ссоре с начальниками, кроме адмирала. «Служба моя была легка; что поручал мне адмирал, то исполнялось по возможности со всем рвением молодых лет144» - пишет Я.И. Де Санглен. Наделав долгов, в 1795 г. он был вынужден взять отпуск и поехать к матери, в Москву. Служба бы продолжалась, если б в 1801 году, за две недели до кончины императора Павла I, мемуарист от страха за свою судьбу не подал в отставку. Посчитав неделикатным попросить нового императора Александра I отменить прошение, на второй неделе правления Александра Павловича, Я.И. Де Санглен был отставлен. Не имея более средств к существованию, он был вынужден переехать с семьей в Нижний Новгород, где стал заседателем совестного суда. Зарекомендовав себя как борца за справедливость, Я.И. Де Санглен вскоре был замечен в Москве и определен товарищем советника удельной экспедиции, а затем вызван в Петербург, читать лекции по тактике.
Как видим, только П.А. Тучков до конца своей службы Отечеству оставался на военном поприще. И.М. Долгоруков и Я.И. Де Санглен предпочли уйти с
143 Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817-1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881. С. 4.
144 Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016.
56
военной службы и перейти на гражданскую. При переходе военные чины, имеющиеся до отставки, сохранялись или же переводились в гражданские чины по утвержденному соответствию. Примечательно, что гражданские чины присваивались «на один класс выше, если они прослужили более 4 лет в последнем военном чине 8-го и выше классов и более 3 лет в чине 9–12-го классов»
145.
Говоря о дворянской службе, нельзя обойти стороной указы М.М. Сперанского от 3 апреля и 6 августа 1809 г., и критику их со стороны дворянства. Суть их состояла в следующем: все придворные звания, которые до указа считались должностями, теперь становились лишь почетными отличиями и не предполагали никаких служебных прав. Дворянам, имеющим такие звания, необходимо было выбрать себе какую-либо службу. Вторым указом чины коллежского асессора и статского советника отныне давались после прохождения экзамена или предъявления университетского диплома.
О реакции дворянского общества на нововведения сообщает Ф.Ф. Вигель и Д.Н. Свербеев. Что касается указа о придворных званиях, мнения двух очевидцев событий совершенно противоположны. Ф.Ф. Вигель, говоря о том, как камергерам и камер-юнкерам легко давались чины четвертого и пятого классов без заслуг, в отличие от тех, кому добиться сего стоило многих лет и трудов, уже показывает читателю свою позицию. «Всегда косо смотрел государь на придворные чины: в молодых камергерах и камер-юнкерах обязанных находиться при больших выходах, танцевать на придворных балах, украшать собою общества, служить единственно для умножения царской помпы, видел он людей только что шаркающих по паркету и называл их полотерами»146 - отмечает мемуарист. Камергеров в возрасте было решено пристроить за обер-прокурорские столы и в министерства. Молодые не желали служить в канцеляриях и иметь над собой начальника, ниже себя по статусу. И они нашли
145 Раскин Д.И. Государственная служба в Российской империи // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 596-601. С. 600.
146 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.3. С. 70.
57
выход. «Баричи», как называет их Ф.Ф. Вигель, только формально числились при департаментах. Начальство же способствовало их росту карьеры. Сам автор, дворяне и разночинцы обрадовались указу, а знать осталась недовольна
147. Д.Н. Свербеев также дает негативную оценку знатью указа от 3 апреля 1809 г. «Высший круг возненавидел Сперанского»148 - пишет он. О позиции остальной части дворянства, к которой принадлежал и автор, касательно этого указа – умалчивается. Д.Н. Свербеев говорит только об озлоблении дворян на М.М. Сперанского за введение «incometax» - платы 1/10 части с доходов в казну, став прибегать к обману149.
Что касается второго закона от 6 августа 1809 г., то оценка его и Ф.Ф. Вигелем и Д.Н. Свербеевым одинаково отрицательна. Считая главным мотивом введения закона зависть М.М. Сперанского к молодым дворянам, которые благодаря покровительствам и связям быстро получали чины, Ф.Ф. Вигель был убежден, что выходец из духовного сословия таким способом попытался открыть тропу карьеры для таких же как он. «Придавленные им дворянчики не захотят продолжать службы; пройдет немного времени, и управление целой России будет в руках семинаристов»150. Автора возмущен, что людям в возрасте приходилось делаться учениками наравне с молодыми, и сдавать экзамены по предметам, не имеющих никакого отношения к их службе, как, например, химия для дипломата и тригонометрия для судьи151. Надо заметить, что в дальнейшем, указ претерпел множество поправок и давал право некоторым лицам обходиться без экзамена152. «Как показала история указа, проекты Сперанского плохо сочетались с Российской действительностью» - заключает А.Ю. Андреев153. Все это привело к тому, что многие стали уходить со службы, уезжать в провинции,
147 Там же. С. 72.
148 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С 39. .
149 Там же. С. 39.
150 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.3. С. 75.
151Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.3. С. 74.
152Феребов А.Н. Развитие норм указа 6 августа 1809 г. в ходе его реализации в первой трети XIX в. // Российская история. М., 2018. Вып. 6. С. 48.
153 А.Ю. Андреев. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 1999. С. 123.
58
появилась нехватка кадров. В обществе стали нарочито проявлять большее уважение к дворянам, имеющим низшие чины, чем к тем, которые добились высот. Желавшие строить карьеру, но без сдачи экзаменов и обучения в университете, покупали дипломы. Узнав о ссылке М.М. Сперанского народ возликовал, смотревший на его кабинет как на «Пандорин ящик»
154, а в Нижнем Новгороде на ярмарке государственного деятеля даже попытались убить. Сам, однако, Ф.Ф. Вигель, описывая настроения в обществе, не поддерживал их и чувствовал себя виноватым, принимая поздравления о ссылке М.М. Сперанского.
Как уже выше отмечалось, гражданская служба в александровскую эпоху постепенно поднималась на один уровень с военной и становилась популярной в обществе. Из рассмотренных нами 10 авторов мемуаров только П.А. Тучков полностью посвятил себя военной службе. Трое из десяти – Ф.Ф. Вигель, М.А. Дмитриев и А.И. Кошелев – поступили на службу в Московский архив Коллегии иностранных дел. И.М. Долгоруков и Я.И. Де Санглен, попробовав себя в военной сфере, перешли в гражданскую, дав подробную характеристику той и иной службе. Благодаря воспоминаниям Ф.Ф. Вигеля и Д.Н. Свербеева нам удалось узнать от самих очевидцев событий о том, что указу о придворных чинах возмутились только те, кого напрямую касались нововведения. Остальные же дворяне обрадовались, что теперь высшая знать должна была служить наравне со всеми. Указ об экзаменах вызвал протест и негодование в обществе. Таким образом, реформы, касающиеся дворянской карьеры, были встречены в обществе скорее отрицательно, нежели положительно.
Глава 3. Общественная жизнь
Чтобы охарактеризовать образ московского общества первой четверти XIX века стоит пристальней вглядеться в лица тех, чьи портреты и судьбы отразились в мемуарных источниках того времени. Поскольку именно из множества
154 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865. Ч.4. С. 21.
59
индивидуальных фигур складывается облик общества в целом. П.В. Акульшин заявляет, что «современники декабристов, стремившиеся сочетать общественную деятельность с государственной службой, влияли на развитие русского общества и как общественные деятели, и как представители государственного аппарата»
155.
В первую очередь мы рассмотрим, как дворяне – авторы мемуаров, видели друг друга, а также ознакомимся с тем как строились их межличностные отношения. Имя князя И.М. Долгорукого упоминается в мемуарах Ф.Ф. Вигеля и С.П. Жихарева, из которых можно извлечь оценку творчества князя и узнать, насколько важной фигурой он был в светском обществе. Ф.Ф. Вигель сожалеет о том, что князю не уделяли должного внимания как поэту. Несмотря на то, что «в творениях его было много ума, и оригинальности, и безобразия156», многие стихи И.М. Долгорукова, по словам Ф.Ф. Вигеля были замечательные. С.П. Жихарева волновало не столько творчество князя, сколько скандал, произошедший с ним. Из его «Записок» мы узнаем, что лично ему доставили «старую запачканную тетрадь, которая оказалась копией с определения пензенского верхнего земского суда 20 июля 1795 г. о побоях, причиненных прокурором Улыбышевым вице-губернатору князю Долгорукову за привлечение жены его, Улыбышева, к распутству»157. Из вышесказанного можно сделать вывод о том, насколько пострадала репутация И.М. Долгорукого. Во-первых, делопроизводственные материалы попали в руки жаждущих поживиться сплетнями и пересудами. Во-вторых, в руки С.П. Жихарева эти бумаги попали спустя 10 лет после их возникновения в потрепанном виде, соответственно прошедшие через тысячи любопытных глаз.
Образ самого С.П. Жихарева ярко представлен в «Воспоминаниях» Ф.Ф. Вигеля. Так, мы узнаем, что он был азиатской внешности и отличался «флегматическим спокойствием»158, которое могли пошатнуть лишь «шумный
155 Акульшин П.В. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России. М., 2001. С.6.
156 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч.3. С. 133.
157 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 26.
158 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 4. С. 169.
60
пир, жирный обед и беспрестанно опоражниваемые бутылки»
159. Пренебрежительное отношение Ф.Ф. Вигеля к С.П. Жихареву читается между строк. Так, его творческой деятельности в литературном кружке он дает оценку «ниже посредственности»160, считая главным недостатком – отсутствие вкуса в словесности. Желая жить на широкую ногу, С.П. Жихарев часто залезал в долги и прибегал к различным хитростям. Однако именно готовность «на послуги, на одолжения; это похвальное свойство и оригинальность»161 помогли ему на взгляд Ф.Ф. Вигеля, сблизиться с остальными членами кружка.
О М.А. Дмитриеве вскользь упоминает Д.Н. Свербеев, перечисляя его в списке слушателей университетских лекций: «старший из числа аристократиков Михаил Александрович Дмитриев, который по обычаю того времени, считался в архиве иностранных дел и носил на себе важный в наших глазах чин титулярного советника»162. Таким образом, будущие мемуаристы пересекались еще в университете. Если о малозаметной о фигуре М.А. Дмитриева упоминается лишь раз, то гораздо большую популярность снискал его дядя – И.И. Дмитриев, попав в хроники пяти мемуаристов. Уже при императоре Павле I он приобрел популярность и известность наравне с Н.М. Карамзиным как поэт и представитель Российской словесности. Ф.Ф. Вигель отмечает его ум и приверженность к справедливости. Имея привычки немца, вкусы в повседневной жизни оставались русскими: квас, пироги, малина со сливками и шуты163. О взаимоотношениях с другими автор говорит кратко, но емко: «любил он немногих, за то любил их горячо»164. Тайный советник И.И. Дмитриев, имея личное знакомство с императором Александром I, в 1810 г. был назначен в Санкт-Петербург министром юстиции. На это обращает внимание Ф.Ф. Вигель: «Это был первый пример тайного советника, поступающего прямо в
159 Там же. С. 169.
160 Там же. С. 169.
161 Там же. С. 169.
162 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 73.
163 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 3. С. 87.
164 Там же. С. 86.
61
министры»
165. Его племянник, М.А. Дмитриев, описывая привычки и пристрастия дяди к кофе, пешим прогулкам и садоводству, достаточно внимания уделяет взаимоотношениям императора и И.И. Дмитриева. О том, что они были дружескими и искренними свидетельствует, например, то, что И.И. Дмитриев позволял себе вспылить в разговоре с Александром I, говоря открыто свою точку зрения, а Александр I ценил его за честность и благородность. Даже после отставки И.И. Дмитриева, вероятно чувствуя за собой вину в этом, император сделал своего любимца председателем нарочно созданной для него комиссии166 для рассмотрения просьб на Высочайшее имя для людей, разоренных после войны в Москве, и вручил ему две награды, «которые возбудили большую зависть и много толков»167. Зависть вызывали не только награды, но и таланты И.И. Дмитриева. Будучи одаренным стихотворцем, он получил в Москве «название русского Лафонтена»168. Его журнал «И мои безделки» наравне с сочинениями Н.М. Карамзина пользовались большим спросом и пополняли домашние библиотеки169. Также И.И. Дмитриев был членом Общества любителей российской словесности, в числе которого находились такие лица как Ф.И. Тютчев, кн. В.Ф. Одоевский, С.П. Шевырев, В.П. Титов, М.П. Погодин и другие. Отметим, что И.И. Дмитриев, именно благодаря поддержке Екатерины Павловны и ее салона, обрел пост министра юстиции в 1810 году. Следом за ним на службу в столицу перевелись Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков, С.П. Жихарев и А.И. Тургенев.
Говоря о И.И. Дмитриеве, нельзя не назвать его близкого друга Н.М. Карамзина, чья фигура также часто встречается в воспоминаниях. Со слов Ф.Ф. Вигеля, Н.М. Карамзин был «образцом и кумиром170» тогдашних московских литераторов. Хотя М.А. Дмитриев считал, что придворный историограф «уступал моему дяде в даровании поэтическом; но много был полезен ему
165 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч.3. С. 84.
166 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 116.
167 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 92.
168 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 26.
169 Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014. С. 41.
170 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 3. С. 134.
62
своими советами, своими основательными замечаниями, своей здравой критикой»
171. М.А. Дмитриев также развеивает людские толки об издании Н.М. Карамзиным «Детского чтения» и его путешествии, говоря, что журнал он никогда не издавал, и путешествовал не за счет типографического общества Новикова, а за свой собственный172. Мы не будем подробно останавливаться на биографии Н.М. Карамзина, которая отражена в воспоминаниях М.А. Дмитриева, добавим только, что и М.А. Волкова в письмах к В.И. Ланской не обходит его фигуру стороной. Будучи очевидцем и современником войны 1812 г., историограф для себя решил: в случае поражения России бросить написание «Истории Государства Российского» чтобы не «передавать потомству постыдный для русских исход войны»173. После ее окончания и победы над Наполеоном, Н.М. Карамзин стал стараться с еще большим рвением, чтобы «воспеть славу ознаменованную, царствие Императора Александра I и век, в котором мы живем»174, при этом слабо оценивая свои писательские способности. В качестве последователей и поклонников Н.М Карамзина, М.А. Дмитриев называет князя П.И. Шаликова, С.Н. Глинку и В.В. Измайлова, который, подражая историографу, совершил путешествие по южной России и даже написал и издал аналогичное - «Письмам Русского Путешественника», свое «Путешествие в Полуденную Россию»175. О том, что честь Н.М. Карамзина отстаивал даже иностранец, пастор Гейдеке, пишет С.П. Жихарев, очевидно, имея ввиду полемику с А.С. Шишковым176.
Заметной фигурой Московского общества первой четверти XIX века в литературе и словесности был и В.А. Жуковский. До 1805 г. он был еще малоизвестен в обществе, стеснялся в силу своей скромности показаться в нем и имел «просторечивый и детски или лучше сказать, школьнически шутливый»177
171 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 36.
172 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 35.
173 Волкова М.А. Дней прошлых гордые следы. Переписка Марии Аполлоновны Волковой. 1812-1813 годы. М., 2012. С. 49.
174 Там же. С. 49.
175 Там же. С. 61.
176 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 173.
177 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 3. С. 135.
63
характер. О том, что В.А. Жуковский состоял в Московском обществе любителей российской словесности пишут и Ф.Ф. Вигель и М.А. Дмитриев. Последний имел знакомство с ним в 1814 г. в доме дяди
178. Круг его общения дополняли Д.Н. Блудов, Д.В. Дашков и С.П. Жихарев – приятели по пансиону. По мнению П.В. Акульшина, именно российский поэт «оказал огромное влияние на политическое развитие страны как наставник наследника престола, будущего императора Александра II»179. Кроме вышеупомянутого общества, В.А. Жуковский состоял в «Дружеском литературном обществе», участниками которого разделились на две стороны по интересам: общественно-национальная проблематика и лирическая тематика в поэзии. Первые видели в литературе «средство пропаганды гражданских, патриотических идей»180 и не принимали сентиментализм Н.М. Карамзина. Поэт представлял противоположный лагерь и одним из первых встал на защиту творчества историографа.
Характеристику В.Л Пушкина, родного дяди А.С. Пушкина, мы снова встречаем у Ф.Ф. Вигеля181 и М.А. Дмитриева182. Будучи светским человеком, он знал шесть языков, путешествовал по Европе, писал стихи, которые «не были гениальны, зато благозвучны и напоминали собой благовоспитанный круг, в котором родились»183. Особенно авторы отмечают его доброту и приятность.
В используемых мемуарах также прослеживается тенденция давать характеристику семьям, их нескольким поколениям. Так мы можем проследить
178 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 127.
179 Акульшин П.В. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России. М., 2001. С.6.
180 Спикина Е.Э. А.С. Кайсаров и «Дружеское литературное общество» // Грамота, 2012. Тамбов. № 9 (64). С. 200-205. С. 202.
181 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 3. С. 134.
182 Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854. С. 54-55,
183 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 3. С. 134
64
судьбы членов дворянских гнезд Волковых
184, Кашкиных185, Несвицких186, Нестеровых187, Оболенских188, Прончищевых189.
Говоря о дворянском обществе первой четверти XIX века, стоит сказать о нравах и общем облике молодых людей. Так, мы узнаем, что Ф.П. Граве, будучи дворянином, выпускником благородного пансиона и золотым медалистом, решил играть в немецком театре роль какого-то влюбленного башмачника, что само по себе уже расценивалось как настоящий скандал. С.П. Жихарев называет этот поступок неприличным и эмоционально сокрушается о том, что тот «делает глупость, которая может испортить ему всю карьеру по службе его в кремлевской экспедиции»190.
Итак, как можно заметить, в поле зрения мемуаристов чаще попадали видные деятели литературы, но заметными лицами были и деятели других сфер. В мемуарах сохранились портреты таких заметных дворян как И.П. Архаров, К.Н. Батюшков, С.Н. Глинка, С.Ф. Голицын, кн. Одоевский, граф Остерман, А.П. Сумароков и другие. Поскольку нашей целью является освещение портрета дворянина с разных сторон, то мы не будем прослеживать судьбы каждого дворянина в отдельности.
В целом, Московское общество характеризуется повышенным интересом к русской литературе. Создаются литературные кружки (Арзамас) и сообщества (Общество любителей Российской словесности) и другие. Как можно заметить, наиболее часто используемые воспоминания в данном подпункте принадлежат Ф.Ф. Вигелю и М.А. Дмитриеву. Это говорит о том, что они более остальных имели знакомства в обществе и вращались в сфере дворянской светской жизни.
184 Волкова М.А. Дней прошлых гордые следы. Переписка Марии Аполлоновны Волковой. 1812-1813 годы. М., 2012. С. 24, 27, 40.
185 Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом из семейной хроники. 1770-1838.М., 2011. С. 76-80.
186 Там же. С. 100.
187Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016. С. 20-22.
188 Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом из семейной хроники. 1770-1838.М., 2011. С. 98-99.
189 Там же. С. 89, 101.
190 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 20, 46-47.
65
Также тот факт, что некоторые из мемуаристов рисуют портреты дворян внутри семьи, говорит о том, что дворянин первой четверти
XIX века довольно часто воспринимался не как отдельная самостоятельная личность, а как часть цельного образа семьи, имеющей определенный облик и репутацию в обществе.
В мемуарных источниках часто всплывает облик Москвы, который неразрывно связан с именем графа Ростопчина. Пик воспоминаний приходится именно на 1812 год. Это время объясняется началом Отечественной войны и приходом Наполеона в Москву. Однако имеются воспоминания и о мирной жизни в Москве. Частично ее освещают мемуары Ф.Ф. Вигеля, Е.А. Сабанеевой, Я.И. Де Санглена.
Где же мог проводить досуг Московский дворянин в первой четверти XIX века? Конечно же «посещали театральные представления, маскарад, участвовали в куртагах, балах, съездах, обедах, в любом торжестве культивируя те виды развлечений, которые были приняты в их среде»191 - более подробно об этом пишет Н.И. Шматова. А.И. Куприянов также выделяет «клубы, собрания, масонские ложи, добровольные ученые, просветительский и благотворительные общества, литературные салоны и некоторые другие объединения, в которых возникало и гражданское общество»192. Местом общественных сборов и увеселений, а также сбора дворянской элиты являлось Благородное собрание. Его здание находилось рядом с Московским кремлем, куда несколько раз зимой наведывался Ф.Ф. Вигель. С его точки зрения, «Москва не изобильна была публичными увеселениями для образованного класса людей, зато ни в одном городе не было столько партикулярных балов»193. Любопытно, что ни на одном из этих балов автор никогда не был, из-за отсутствия приглашения. Имели место и партикулярные обеды194. Популярностью пользовался и Английский клуб в
191 Шматова Н.И. Праздничная культура московского дворянства в последней трети XVIII века. М., 2006. С. 70.
192 Куприянов А.И. Элита московского дворянства и ее роль в формировании публичной сферы. // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2018. С. 390-403. С. 391.
193 Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1-7. М., 1864-1865.Ч. 1. С. 185.
194 Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776-1831 гг. М., 2016. С. 25.
66
Москве. На С.П. Жихарева он произвел большое впечатление: «По милости брата И.П. Поливанова, я наконец, хотя гостем, попал в Английский клуб – и как доволен! Какой дом, какая услуга – чудо!»
195. В клубе имелась прекраснейшая библиотека с уютным и тихим залом, также комнаты для игры в бильярд, шахматы, карты и просто общения. Характеризуя Английский клуб как «особый маленький мир, в котором можно прожить, обходясь без большого»196, С.П. Жихарев перечисляет завсегдатаев-дворян, членов клуба. «Общественное мнение формировалось безапелляционно в английском клубе, как утверждали современники»197 - отмечает А.И. Куприянов. Также мемуарист сообщает нам о первомайских гуляниях в Сокольниках и «блистательных скачках»198.
В 1801 г., узнав о кончине императора Павла I, Москва пришла в движение. Люди массово стали переодеваться: круглые шляпы, фраки, жилеты и панталоны за несколько дней наполнили улицы, военные наряды перешивались на новый лад. Австрийские мундиры сменились на французские и в обществе с досадной улыбкой шутили, что «Наполеон у всех русских офицеров сидит на плечах»199. Дворяне массово поехали в Петербург проситься восстановиться по службе после Павловского правления. Практически все просьбы были удовлетворены вследствие чего и «во всех полках удвоился и утроился комплект штаб- и обер-офицеров»200. По мнению А.М. Панковой, именно правление Павла I послужило катализатором декабристских идей в обществе. Привыкшие за долгое время дворянских переворотов к собственной власти и управлению страной, подвергшиеся влиянию идей Просвещения, социальной и нравственной справедливости, дворяне стали объединяться в общества и кружки по интересам, масонские ложи и другие организации201. Слуги об участии в заговоре против
195 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 167.
196 Там же. С. 167.
197 Куприянов А.И. Элита московского дворянства и ее роль в формировании публичной сферы. // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2018. С. 390-403. С. 395.
198 Там же. С. 60.
199 Там же. Ч. 3. С. 7.
200 Там же. С. 190.
201 А.М. Панкова. Социальная психология дворянской интеллигенции на рубеже XVIII-XIX вв. // Вестник Таганрогского института им. А.П. Чехова. 2016. С. 263-269. С. 265.
67
отца Александра
I вдобавок ко всему взращивали в молодых юношах «призрак вседозволенности»202.
Одним из известных и общественно значимых объединений в Москве был литературный кружок «Арзамас», внутри которого, как и в «Дружеском литературном обществе» существовали разделения, и связанна она была напрямую с ростом общественных разногласий в России. Радикальное крыло представляли П.А. Вяземский, М.Ф. Орлов, А.С. Пушкин, Н.И. и С.И. Тургеневы. К умеренным принадлежали Д.Н. Блудов, В.А. Жуковский, Н.М. Карамзин и А.И. Тургенев. Полемика возникала по самым различным вопросам, будь то общественное развитие России или же вопросы грамматики и стиля в русском языке. По мнению М. Гиллельсона, именно «аракчеевский курс Александра I привел к дальнейшей перегруппировке общественных сил в лагере либерального дворянства; происходит размежевание и среди умеренных арзамасцев»203. Д.Н. Блудов и Д.А. Кавелин становятся ревностными монархистами, в то время как А.И. Тургенев оказывается в оппозиции к правительственной политике. Вообще молодые дворяне первой четверти XIX века с точки зрения П.В. Акульшина «часто находились в оппозиции к правительственному курсу, но никогда не были политическими и социальными противниками власти»204. Позже, аналогичный кружок попытался создать Ф.П. Шаховской, однако, попытка не увенчалась успехом, и он прекратил свою деятельность.
Литературные кружки служили для ассимиляции литературных и общественных идей, в них заключались союзы, формировались ценности, обсуждались методы литературной борьбы с иными направлениями. Таким образом, кружки являлись своего рода «базами общественной мысли»205, где и зародились славянофильское и западное течения. В начале XIX столетия
202А.М. Панкова. Социальная психология дворянской интеллигенции на рубеже XVIII-XIX вв. // Вестник Таганрогского института им. А.П. Чехова. 2016. С. 265.
203 Гиллельсон М. А.И. Тургенев и его литературное наследство. М.-Л., 1964. С. ??
204 Акульшин П.В. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России. М., 2001. С.6.
205Аронсон М., Рейнсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929. С. 18.
68
литература в обществе играла одну из главных ролей. Если в
XVIII в. поэзия тянул за живописью, то теперь они меняются местами. «Русская культура начала X IX в. была литературна насквозь, и в этих условиях характерно, что даже светский бал наряду с литературно-потребляющей функцией (чтение любимых стихов, как вид беседы), создавал также условия для литературного производства»206. Поэтому, с точки зрения М. Аронсона и С. Рейнсера, каждый кружок и салон начала XIX в. можно считать литературным. Некоторые из них становились подпольным оплотом для декабристов. Так, в 1818 г. появляется «Зеленая лампа», декабристские настроения появляются в салоне Нарышкиных. Этих молодых людей привлекала не столько литература, сколько социальная значимость литературных объединений в обществе.
Необходимо упомянуть московские «Общество громкого смеха» Организатором общества стал М.А. Дмитриев, поддавшись влиянию «Арзамаса». Общество «первоначально преследовало узкие литературные цели – разбор произведений писателей и поэтов»207. Как говорилось ранее, племянник жил у своего дяди, И.И. Дмитриева, поэтому обыкновенно у дяди собирались К.Н. Батюшков, С.Н. Глинка, Н.М. Карамзин, В.Л. Пушкин, граф Ф.В. Ростопчин, князь П.И. Шаликов и другие, в то время как на половине племянника собирались «архивные юноши»208: М.А. Волков, А.Д. Курбатов, П.А. Новиков, С.Е. Раич и другие. К 1820 г. общество распалось по причине различных политических взглядов, а протоколы были уничтожены в связи с делом декабристов.
Дворяне любили балы, и часто их посещали. Письма М.А. Волковой пестрят рассказами о светских приемах, встречах и раутах. Вот мы видим ее предвкушение от бала у московского губернатора И.П. Архарова, в честь его именин. Автор сокрушается о том, что будет слишком много людей и это создаст
206 Там же. С. 22-23.
207 Грумм-Гржимайло А.Г., Сорокин В.В.. «Общество громкого смеха». К истории «Вольных обществ» Союза благоденствия // Декабристы в Москве: сборник статей. М., 1963. C. 143-149.
208 Там же. С. 147.
69
шум. Сразу же она сообщает результаты заседания в Благородном собрании «Прения в собрании окончились сменою всех прежних старшин. Новых выбрали из числа самых почтенных, уважаемых и известных в городе лиц»
209. Общество Москвы бурлило, менялось, живо подхватывало и обсуждало новые идеи, вдыхало и тут же реагировало на любые события, политического, литературного и сугубо личного характера собственных членов.
Итак, образ Москвы предстает перед нами ярким и динамичным. Все дворянское общество проводило свое время в Английском клубе, Благородном собрании – наиболее популярных общественных местах. А на партикулярных балах и обедах круги общения сужались до определенных лиц. Различные собрания и общества объединяли московских дворян по интересам и увлечениям. Авторы мемуаров явно были знакомы между собой, часто пересекались на балах и кружках, входили в одни и те же круги общения, имели одних и тех же друзей. Это говорит о том, что московское дворянское общество было единым и одновременно многоликим организмом, внутренние связи которого были достаточно крепки и важны. Упоминая о мероприятиях и собраниях любого рода, авторы источников практически всегда говорят «у Высоцких210», «к Архарову211» и т.д. То есть они подразумевают конкретных людей или семью, не называя имен, что опять же показывает нам то, насколько в дворянском кругу люди знали друг друга, отражает уровень их общения. Стремительно растет популярность литературных кружков, некоторые из которых впоследствии перерастут в общества с декабристскими настроениями.
209 Волкова М.А. Дней прошлых гордые следы. Переписка Марии Аполлоновны Волковой. 1812-1813 годы. М., 2012. С. 79.
210 Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955. С. 15.
211 Там же. С. 79.
70
Заключение
Подводя итоги проделанной работы, мы пришли к следующим выводам. Проблема дворянской среды, воспитания, образования и службы остается актуальной и изучаемой в наши дни. Мы же попытались рассмотреть жизнь московского дворянства Александровской эпохи с разных сторон. За основу были взяты мемуары дворян, проживавших и обучавшихся в Москве с 1800 по 1825 гг. Просопографические данные, позволяющие осветить вектор обучения и дворянской службы первой четверти XIX века, были взяты из словарей русских писателей XIX века, на основе которых произведены статистические расчеты.
Воспитание дворянина закладывалось с младенчества. Большую роль в нем играла мать, а также братья и дяди, с которых ребенок брал пример. В юношах воспитывали ответственность, мужество, уважение к старшим, закладывали понятия о дворянской чести. Чтобы подготовить дворянина к службе Отечеству, примерно в 7–10 лет нанимались учителя по различным предметам. Затем его, как правило, отдавали в учебное заведение. Лишь 18,2% от рассматриваемых нами дворян получили только домашнее воспитание, после чего сразу поступили на службу.
Выбор службы в Александровскую эпоху определялся следующим образом: более половины дворян (из известных нам 207 литераторов) предпочли вступить на военную; чуть более 40% – в статскую. В процессе роста карьеры более 30% поменяли род своей деятельности на противоположный. Так, из военной службы в статскую перешло 24%, из статской в военную – в три раза меньше. Это говорит о росте популярности статской службы, которая еще в конце XVIII столетия считалась неблагородной и была популярна среди разночинцев и представителей низших сословий. Больший процент вступления именно на военную службу также объясняется тем, что в большинстве случаев родители записывали своих детей в полки с самого рождения, чтобы шла выслуга чинов.
Также нами было рассмотрено московское дворянское светское общество первой четверти XIX века. Благодаря мемуарам удалось увидеть, что некоторые
71
авторы воспоминаний были знакомы между собой. Рассмотрев их портреты разными глазами, мы увидели облик видных людей, вращавшихся в обществе того времени. Так, например, о И.И. Дмитриеве, Н.М. Карамзине, В.Л. Пушкине и др. пишут сразу несколько мемуаристов. Это довольно интересно, поскольку мы можем проследить ряд точек зрения на определенного человека. Особенно показателен анализ взглядов на личность московского губернатора Ф.В. Ростопчина. Если до Отечественной войны его образ рисуется положительным, то непосредственно во время войны фигура Ф.В. Ростопчина изображается в резко негативных тонах. Уже после военных действий мы видим нейтральное отношение к данному лицу.
Московское общество первой половины XIX века испытывает высокий интерес к литературе. Распространяющиеся литературные и словесные кружки, деятельность Н.М. Карамзина как реформатора русского языка тому доказательство. Более того, авторы мемуаров, равно как и дворяне, чьи данные использовались при составлении расчетов, были писателями. Это эпоха «Золотого века» в русской литературе. Появляются общеизвестные литературные кружки: «Московское общество любителей русской словесности», «Дружеское литературное общество», «Арзамас», «Общество громкого смеха», «Зеленая лампа» и др. Часто в них происходили разделения на почве несогласий по различным вопросам, касающихся не только литературы и политики; велась оживленная дискуссия. Литературой была пропитана вся жизнь, все общественные места. Москва дышала ей.
Проведя анализ наших источников личного характера, мы выяснили, что одни авторы писали больше про себя лично, про свою карьеру, семью, судьбы ближайших родственников и детей (Ф.Ф. Вигель, И.М. Долгоруков, Я.И. де Санглен, П.А. Тучков); другие же делали акцент на своем окружении, друзьях, посещении светских мероприятий. Видимо, это значит, что именно социальная активность наполняла их жизнь смыслом, и в активном светском общении проходила их жизнь (М.А. Дмитриев, С.П. Жихарев, А.И. Кошелев, Е.А. Сабанеева). С одной стороны, мы можем расценивать подобные воспоминания
72
как отражение реальной светской жизни, более бурной, чем у прочих мемуаристов; с другой, это можно объяснить желанием авторов обратить внимание их читателей именно на эти детали, их эмоциональностью или избирательностью их памяти. Наиболее подробно и детально о жизни Московского университета «изнутри» рассказывает в мемуарах Д.Н. Свербеев. У некоторых из авторов воспоминаний жизнь была настолько насыщенной, что их труды заняли объем в несколько томов (И.М. Долгоруков, Ф.Ф. Вигель). Наследие М.А. Волковой и С.П. Жихарева схоже по содержанию и стилистике. Это можно объяснить тем, что письма (Волковой) и дневники (Жихарева), в отличие от воспоминаний, содержат какие-то мелочи, бытовые вещи, конкретику, которые фиксируются буквально в тот же день и еще не успевают стереться из памяти; прочие авторы начинают запись своих воспоминаний гораздо позднее описываемых событий и не всегда помнят или не считают нужным упоминать о таких «мелочах». Авторы дневников и писем фиксируют в своих произведениях свое настоящее время, они более точны и менее подвержены аберрации памяти, влиянию дополнительного знания и своего будущего жизненного опыта.
Также следует отметить, что практически ни в одних воспоминаниях нет сведений о личных взаимоотношениях авторов с их женами, чувствах и взаимоотношениях в семье, исключением являются лишь отдельные редкие моменты в мемуарах Е.А. Сабанеевой.
Свой досуг дворяне предпочитали проводить в Английском клубе, Дворянском собрании, различных обществах, кружках, на партикулярных балах и обедах. Именно там встречались те, кто оставил свои воспоминания о пережитом, чьи судьбы и мысли стали историей. Историей дворянского сословия.
73
Список источников и литературы
Источники:
1. Вигель Ф.Ф. Воспоминания. Ч. 1–7. М., 1864–1865.
2. Волкова М.А. Дней прошлых гордые следы. Переписка Марии Аполлоновны Волковой. 1812–1813 годы. М., 2012.
3. Дмитриев М.А. Мелочи из запаса моей памяти. М., 1854.
4. Долгоруков И.М. Повесть о рождении моем, происхождении и всей жизни, писанная мной самим и начатая в Москве 1788-го года в августе месяце, на 25-м году от рождения моего. СПб., 2004.
5. Жихарев С.П. Записки современника. М.; Л., 1955.
6. Кичеев П.Г. Из недавней старины. М., 1870.
7. Кошелев А.И. Записки. (1812–1883). Берлин, 1884.
8. Сабанеева Е.А. Воспоминания о былом из семейной хроники. 1770–1838. М., 2011.
9. Санглен Я.И. Записки Якова Ивановича Де-Санглена. 1776–1831 гг. М., 2016.
10. Свербеев Д.Н. Мои записки М., 2014.
11. Тучков П.А. Главные черты моей жизни. 1817–1824: Записки Павла Алексеевича Тучкова. СПб., 1881.
Литература:
1. Акульшин П.В. Вяземский. Власть и общество в дореформенной России. М., 2001.
2. Андреев А.Ю. Московский университет в общественной и культурной жизни России начала XIX в. М., 1999.
3. Аронсон М., Рейнсер С. Литературные кружки и салоны. Л., 1929.
4. Бродский Н.Л. Литературные салоны и кружки. Первая половина XIX века. М., 2018.
5. Гиллельсон М. А.И. Тургенев и его литературное наследство. М.-Л., 1964.
74
6. Ищенко О.В., Неверов А.В. Отечественные мемуары второй половины
XVIII-XIX в. как исторический источник // Грамота, 2016. Тамбов. № 6 (68): в 2-х ч. Ч. 1. С. 81–85.
7. Короткова М.В. Эволюция повседневной культуры Московского дворянства в XVIII – первой половине XIX вв. М., 2009.
8. Куприянов А.И. Элита московского дворянства и ее роль в формировании публичной сферы // Культура и менталитет России Нового и Новейшего времени. М., 2018. С. 390-403.
9. Кусбер Ян. Воспитание элит и народное образование в Российской империи XVIII – первой половины XIX века. М., 2018.
10. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре: Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века). СПб., 2006.
11. Марасинова Е.Н.. Психология элиты Российского дворянства последней трети XVIII века. М., 1999.
12. Мильчина В.А., Юрганов А.Л. «Цепь непрерывного преданья…»: сборник памяти А.Г. Тартаковского. М., 2004.
13. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII – начало XX в.) Т. 1. СПб., 2003.
14. Николаев П.А. Русские писатели. 1800–1917. Биографический словарь. Т.1–5. М., 1992–2007.
15. Николаев П.В. Русские писатели. XIX век. Биобиблиографический словарь. В 2-х ч. М., 1996.
16. Грумм-Гржимайло А.Г., Сорокин В.В. «Общество громкого смеха». К истории «Вольных обществ» Союза благоденствия // Декабристы в Москве: сборник статей. М., 1963. C. 143–149.
17. Панкова А.М. Социальная психология дворянской интеллигенции на рубеже XVIII–XIX вв. // Вестник Таганрогского института им. А.П. Чехова. 2016. С. 263–269.
18. Пиксанов Н.К. Грибоедов и старое барство. М., 1926.
19. Приймак Н.И., Валегина К.О. Мемуары, дневники, письма как исторический источник. СПб., 2018.
75
20. Раскин Д.И. Сословия в Российском обществе // Русские писатели 1800–1917. Биографический словарь. М., 1992. Т.2. С. 593–595.
21. Раскин Д.И. Государственная служба в Российской империи // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М.. 1992. Т.2. С. 596-601.
22. Раскин Д.И. Состояние образования в Российской империи // Русские писатели 1800-1917. Биографический словарь. М., 1992. Т.4. С. 673-691.
23. Савинова Е.Н. Грибоедовская Москва в письмах М.А. Волковой к В.И. Ланской. 1812–1818 гг. М., 2013.
24. Семенов Н.П. Наше дворянство. Положение дворянства в России до и после освобождения крестьян в 1861 году. М., 2015.
25. Спикина Е.Э. А.С. Кайсаров и «Дружеское литературное общество» // Грамота, 2012. Тамбов. № 9 (64). С. 200–205.
26. Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М., 1997.
27. Феофанов А.М. Студенчество Московского университета XVIII – первой четверти XIX века. М., 2011.
28. Феребов А.Н. Развитие норм указа 6 августа 1809 г. в ходе его реализации в первой трети XIX в. // Российская история. 2018. Вып. 6.
29. Целорунго Д.Г. Офицеры и солдаты Российской армии эпохи Отечественной войны 1812 года: социальные портреты и служба. Бородино, 2017.
30. Шепелев Л.Е. Титулы, мундиры и ордена Российской империи. М., 2005.
31. Шматова Н.И. Праздничная культура московского дворянства в последней трети XVIII века. М., 2006.
32. Шокарева А. Дворянская семья: культура общения. Русское столичное дворянство первой половины XIX века. М., 2017.
33. Чекунова А.Е. Русское мемуарное наследие второй половины XVII–XVIII вв. Опыт источниковедческого анализа. М., 1995.
34. Ярхо В.А. Дядюшка и племянник: очерк нравов московского дворянства первой четверти XIX века // История: научно-методический журнал для учителей истории и обществознания. 2017. № 5–6. С. 12–24.