М.А. Саевская
Конец XIX — начало XX века — переломный период русской истории. Борьба с радикальной оппозицией затрагивала тогда почти все сферы государственной деятельности. В этих условиях особое место стало занимать Министерство внутренних дел, которое отвечало не только за борьбу с политическими преступлениями и революционным движением, но также стало одним из основных центров влияния на главные направления внутренней политики Российской империи. Именно в этом министерстве с 80-х годов XIX столетия служил Вячеслав Константинович Плеве (1846–1904).
Для осмысления событий происходящих в России накануне революции необходимо рассмотрение взглядов российских консервативно настроенных бюрократов конца XIX — начала XX века, которые пока что остаются не раскрытыми в исследованиях советских и современных ученых. Пусть и не оставившие обширных теоретических сочинений, монархисты, стоявшие тогда у власти, имели свои политические взгляды, которые во многом определяли их государственную деятельность. В этой связи актуальным представляется реконструкция политических взглядов В. К. Плеве как одного из наиболее ярких представителей высшей российской бюрократии указанного периода.
Кроме того, изучение особенностей представлений В. К. Плеве о государственном устройстве Российской империи является важным для понимания консервативно-монархических идеалов того времени, которым во многом была созвучна его политика. Так, известный идеолог самодержавия конца XIX — начала XX века, К. Н. Пасхалов писал: «В июне 1904 года погиб от руки подлого убийцы <…> Министр Внутренних Дел В. К. Плеве, единственный государственный деятель, достойный этого наименования» . Один из руководителей первых монархических партий Российской империи В. А. Грингмут считал, что Плеве был «единственным препятствием революционному движению» .
Вопрос о политических воззрениях Плеве был неясен даже некоторым его современникам. Так, по мнению своего политического оппонента С. Ю. Витте, В. К. Плеве, вовсе не имел никаких убеждений . В разговоре с генералом А. Н. Куропаткиным Витте дал следующую характеристику Плеве: «Человек не государственного склада ума, никаких новых широких путей не изобретет и России не выручит. Но очень умен, опытен, обладает сильным характером, лично смел, очень хитер и чрезвычайно способен к интриге. Необычайно умеет скрывать свои мысли и планы» . Подобную точку зрения высказывал и И. И. Петрункевич: «Поляк по происхождению, — Плеве стал теперь «истинно» русским, католик по рождению, теперь он «истинно» православный, вчера правая рука Лорис-Меликова, сторонник реформ и удаления гр. Д. А. Толстого из министерства народного просвещения, сегодня он вместе с гр. Д. А. Толстым — сторонник ежовых рукавиц, а завтра будет устраивать погромы, пороть крестьян и служить молебны Серафиму Саровскому. Его будущее также ясно, как известно его прошедшее» . Впрочем, данное высказывание И. И. Петрункевича, ни что иное, как пересказ того, что писал о своем выдающемся политическом оппоненте С. Ю. Витте.
Полемизируя с Витте, их современник А. А. Лопухин писал: «К биографии этого своего врага, которого он и свалил, Витте прибавляет несколько фактов, которые имели бы значение, если бы соответствовали истине. Рассказывая о происхождении Плеве, он утверждает, что его отец был чуть ли не органистом у какого то польского помещика, что «Плеве происходил из поляков и он переменил свою фамилию, еще будучи молодым человеком» и что, наконец Плеве «ренегат», переменивший религию «из-за карьеры». Все это от начала до конца неверно. Ни фамилии своей, ни религии Плеве не менял, а отец его был штатным смотрителем городского училища в городе Мещевске, Калужской губ» .
Однако не все современники В. К. Плеве смотрели на него «глазами» С. Ю. Витте. Руководитель политического сыска того времени А. В. Герасимов писал о Плеве: «Он был крупный человек и знал, куда шел и чего хотел. Его приемники никакой своей политики не имели — плыли по воле волн, принимая решение от случая к случаю» .
Российский политический деятель начала XX века, сотрудник В. К. Плеве в крестьянском вопросе В. И. Гурко отмечал, что «наиболее распространенное мнение» о Плеве «было, что он — простой карьерист, исповедующий те взгляды, которые в данную минуту в служебном отношении разделять всего выгоднее» . В то же время сам В. И. Гурко замечает, что ближайшее знакомство с В. К. Плеве убеждало в обратном. По его мнению, В. К. Плеве хотя и «высказывал те взгляды, которые соответствовали господствующему настроению», но все же «отнюдь не был индифферентном, он искренне и глубоко любил Россию, глубоко задумывался над ее судьбами, сознавал всю тяжесть того кризиса, который она переживала, и добросовестно стремился найти выход из него» ..
В. К. Плеве не был человеком без убеждений, как считали некоторые его современники, но не был он и идеалистом, оторванным в своих представлениях от действительности. В. И. Гурко считал, что В. К. Плеве был убежденным сторонником «сильной и неограниченной монархической власти» . Уже будучи министром внутренних дел, В. К. Плеве вступил в первую православно-монархическую организацию ? Русское Собрание . А. Д. Степанов пишет: «Уже самим названием был брошен вызов общественному мнению. Ведь космополитизм в ту пору являлся признаком хорошего тона у русского образованного слоя. Естественно, либеральная печать встретила известие о появлении русского национального кружка в штыки. В адрес его организаторов посыпались насмешки. Однако зубоскальством дело не ограничилось. Был состряпан донос на имя влиятельного в ту пору министра внутренних дел Вячеслава Плеве, который поначалу хотел даже закрыть кружок. Но разобравшись, откуда ветер дует, сам вступил в члены Русского Собрания» .
По поводу того пути, по которому Плеве предлагал пойти в своей преобразовательной деятельности В. И. Гурко пишет: «Задумываясь над будущими судьбами России, Плеве, по-видимому, представлял себе, что вернейшим способом обеспечения ее спокойного и правильного развития является, прежде всего, усовершенствование правительственного механизма» .
Гурко так же замечает, что «Плеве неизменно и щепетильно подчеркивал, что он является лишь проводником и исполнителем царских указаний и иначе как с величайшим почтением о государе, его действиях и словах не упоминал, причем, однако, никогда не прятался за спиной царской власти, чтобы объяснить принимаемые им и не встречавшие общественного сочувствия решения и меры».
С детства воспитанный в православной вере, В. К. Плеве был глубоко верующим человеком. Религиозность его откладывала отпечаток на все сферы его деятельности. Само Русское государство, по мнению Плеве, имело божественное предназначение. В. К. Плеве считал, что наследственная власть монарха имеет божественное происхождение, и судьба России вверена царю «Божественным Промыслом» .
Важным шагом в реализации программы Плеве стал Манифест 26 февраля 1903 года «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» . Манифест призывал «благоговейно почитать Православную Церковь первенствующей и господствующей» .
О религиозных взглядах В. К. Плеве говорит и его вступление в православно-монархическую организацию «Русское собрание». В программе этой организации отмечалось, что «православная вера должна быть господствующей в России, как исповедуемая Царем и народом и как непреложная основа русского просвещения и народного воспитания»; «Церкви православной должна принадлежать свобода внутренней жизни и управления»; «голос Церкви должен быть выслушиваем властью во всех государственных делах»; «устройство прихода должно быть положено в основание церковного строя, Церковные Соборы должны быть возрождены на точном основании канонов» .
В. К. Плеве был одним из главных организаторов грандиозного всероссийского события — всенародного паломничества к мощам Серафима Саровского. Оценкой организации саровских торжеств может служить запись в дневнике Николая II: «Народ был трогателен и держался в удивительном порядке» .
Еще в январе 1903 года В. К. Плеве ознакомил Николая II с письмами симбирского совестного судьи Н. А. Мотовилова к императорам Николаю I, Александру II, Александру III. В них Мотовилов просил о встрече с императорами, которым он должен был передать пророчества Серафима Саровского о будущих судьбах России. Пропитанные духом почитания великого старца Серафима и доверия к его пророчествам письма Мотовилова были так же проникнуты глубоким уважением к царствующим особам.
Е. А. Мавлиханова пишет: «Николай II с интересом листал письма с «предсказаниями» о. Серафима в сумбурном пересказе Мотовилова. Одно не вызывало никаких сомнений — сияние явной печати избранности саровского пустынножителя. Вот место, где можно вымолить мира и спокойствия России» .
Признавая главенствующее место Православной Церкви, В. К. Плеве отличался в то же время веротерпимостью. Важным пунктом программы Русского Собрания стало провозглашение того, что оно «относится к старообрядцам, как к истиннорусским людям, ревностно хранящим предания родной старины, и подразумевает и их всякий раз, когда говорит о православных русских людях» . Этот пункт программы появился уже после гибели Плеве, однако во многом был близок его отношению к старообрядцам.
В начале XX в. на арену общественной деятельности вышел молодой нижегородский пароходчик Дмитрий Васильевич Сироткин (1864-1953), гласный Нижегородской городской думы, занимавшийся речной транспортировкой нефтепродуктов. Д. В. Сироткин в сентябре 1900 года организовал в Москве Первый Всероссийский съезд старообрядцев. Затем всероссийские съезды старообрядцев Белокриницкой иерархии стали ежегодно проходить в доме Сироткина в Нижнем Новгороде. В 1902 году Сироткин на трехлетний срок был избран председателем Совета Всероссийского старообрядческого попечительства. В этом качестве он регулярно виделся с высокопоставленными чиновниками, хлопоча о нуждах старообрядцев.
В ряду подобных встреч особо выделяется представление Д. В. Сироткина министру внутренних дел В. К. Плеве 4 февраля 1903 года. В это время при активном участии министра шла подготовка императорского манифеста «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», изданного 26 февраля 1903 года. На первом месте в нем стояло предписание властям неуклонно соблюдать заветы веротерпимости.
Стержнем беседы стало предложение старообрядческих уполномоченных построить санатории для чахоточных больных «во имя великой идеи нашего Императора о мире всего мира». Кроме того, Сироткин убеждал Плеве в политической лояльности старообрядцев .
Ф. А. Селезнев пишет: «Это было именно то, что Плеве желал услышать. Лояльность по отношению к самодержавию той или иной социальной группы в обмен на удовлетворение ее конкретных нужд — вот та формула, которую министр уже применял, пытаясь нормализовать отношения власти с земскими деятелями и рабочими. Со старообрядцами Плеве действовал в том же ключе, дав им весьма благожелательный ответ» .
Плеве заявил, что не может официально разрешить старообрядческие съезды, однако предложил такой выход: «Вы можете мне представить те вопросы, какие будут подлежать обсуждению на съезде, тогда на словах разрешу и напишу губернатору той губернии, где соберетесь». Далее Плеве назвал старообрядцев самыми коренными и религиозными людьми и обещал: «пока я министр, притеснять вас не буду» .
Почувствовав расположение министра, старообрядческие уполномоченные попытались добиться удовлетворения других нужд своих единоверцев. Так они уговаривали Плеве утвердить по примеру Петербургского общества и другие, хотя бы самые большие общества старообрядцев. Было высказано сожаление, что старообрядцам не позволяют открывать школы для своих детей. Д. А. Вышегородцев отметил, что старообрядкам с высшим образованием не дают прав наравне с женщинами других исповеданий. Плеве, однако, остановил собеседников, сообщив им, что за полчаса нельзя рассмотреть все вопросы и посоветовал собравшимся изложить свои просьбы на бумаге.
Указанную рекомендацию старообрядцы быстро исполнили, составив прошение на имя Плеве и объяснительную записку к названному документу. В них были сформулированы 3 основных просьбы старообрядцев: о легализации съездов, о разрешении старообрядческим обществам иметь юридически оформленную собственность, о создании старообрядческих школ. Первая из просьб была выполнена уже в 1903 г. Плеве легализовал проходившие в Нижнем Новгороде Всероссийские старообрядческие съезды, и IV съезд старообрядцев (август 1903 г.) прошёл уже с ведома властей. Далее, по предписанию министра, директор Департамента общих дел МВД Б. В. Штюрмер предложил Сироткину подать на имя Плеве более подробное прошение о нуждах старообрядчества. Это стало основой для законодательных актов 1905 — 1906 гг., которые дали старообрядцам полную религиозную свободу. Таким образом, встреча В.К. Плеве и старообрядческой делегации во главе с Сироткиным стала поворотной точкой в истории приверженцев староверия .
Очевидно, что В. К. Плеве был монархистом. Однако, представления о том, какой должна быть монархия в России, конституционной или неограниченной, а так же конкретные аспекты оптимального режима правления представлялись различными в представлении тех, кого можно относить к монархистам.
В своем понимании сущности власти российского императора, Плеве разделял идеи русских славянофилов. Так, вслед за Аксаковы, утверждавшим, что «русское самодержавие — не немецкий абсолютизм и не азиатский деспотизм» , Плеве, говоря о необходимости согласования принципа самодержавия с принципом самоуправления, призывал «поработать прежде всего над раскрытием духовной стороны русского самодержавия, намеченной в трудах первых славянофилов, ради очищения автократического принципа и от восточных понятий, и от ереси просвещенного абсолютизма, подставляющего под понятие государства понятие о личности самодержца и заменяющего служебную роль автократического режима на благо народа» .
Таким образом, в раскрытии духовной стороны русского самодержавия В. К. Плеве видел решение вопроса об оптимальном государственном устройстве. Исторически проверенным и оптимальным для русского государства Плеве считал «автократический принцип». Принцип этот, по мнению государственно деятеля, следовало с одной стороны отделить от восточного деспотизма, а другой от западного понимания о просвещенном абсолютизме, так как и в том и в другом случае речь шла бы о подмене понятия государства понятием о личности правителя. В. К. Плеве выделял такое понятие, как русское «историческое самодержавие». Только оно, по его мнению, могло решить стоявшие перед государством задачи и должно было «соблюсти справедливое соответствие между всеми пользами и нуждами», только под его стягом могла закипеть дружная работа — «исполнителей его велений по долгу службы и всех лучших людей, призванных на дело долгом не только верноподданного, но и гражданским» . Идея развития уже существующей русской монархической традиции была одним из постулатов консервативной мысли того времени. Ставший 30 мая 1882 г. министром внутренних дел граф Д.А.Толстой в всеподданнейшем докладе так сформулировал свое видение будущего России: «При осуществлении реформы надлежит руководствоваться не отвлеченными принципами или чуждыми нам идеалами западноевропейской государственной теории и практики, а ясным пониманием коренных, самостоятельных основ русской государственной жизни и сознанием настоятельной необходимости строго последовательного, с духом оных сообразованного развития нашего законодательства» . Правовед и монархист того времени П. Е. Казанский писал: «Каждый народ должен идти своим историческим путем, преемственно развивая формы своего государственного строя, углубляя и расширяя русло своей правовой жизни. Движение вперед обычно состоит лишь в более совершенной выработке форм национальной, в том числе и юридической, жизни» .
Вместе с тем, В. К. Плеве не был сторонником полной консервации самодержавного порядка. Он предполагал возможность со временем изменения существующего государственного строя России . Даже политические оппоненты Плеве признавали, что, вступив в должность министра внутренних дел, он не думал ограничиваться «подавлением крамолы», а собирался «направить на твердые пути все государственное управление» , реформировать существующий порядок. В письме к А. А. Кирееву Плеве писал, что «самые способы управления обветшали и нуждаются в значительном улучшении» . Однако, все должно было развиваться, по мнению министра, «с известной постепенностью», и «только сверху, а не снизу» .
По мнению В. К. Плеве всякое решение власти должно было быть логически связано с предыдущим. «Нельзя упускать из виду, — писал Плеве, — что всякие правительственные мероприятия… не только должны отвечать потребностям данного времени, но и находится в преемственной связи с предыдущими распоряжениями власти, предупреждая в известной мере и последующие действия, организуя стройную систему, направленную на достижение… сознаваемой цели» .
Что касается отношения В. К. Плеве к идее народного представительства, то известны его доверительные отношения с гр. М. Т. Лорис-Меликовым. Главный оппонент Плеве С. Ю. Витте писал, что Плеве в молодости «преклонялся перед гр. Лорис-Меликовым, хотевшим положить начало народного представительства» . Став министром внутренних дел В. К. Плеве считал, что Россия уже стоит на пути к народному представительству и «что решение этого вопроса дело недалекого будущего». Однако он считал, что для начала правительству нужны «сведущие люди», а затем уже выборные представители . Плеве так же считал, что «общественность должна приспособить свои стремления к тем рамкам, которые будут для нее поставлены властью» .
Для модернизации страны и реформирования всей внутренней политики, по мнению В. К. Плеве, необходимо было создать единый центр, обладающий всей полнотой власти, который стал бы координировать политику различных ведомств. В качестве такого органа он видел Министерство внутренних дел, которое и возглавлял. Вместе с тем, он считал, что бюрократии не справиться в одиночку со стоящими перед государством задачами и видел необходимость в поддержке российским обществом основных направлений государственной политики.
«Министерство Плеве, — замечает А. Е. Иванов, — можно условно разделить на два периода: до отставки Витте С. Ю. с поста министра финансов и после. До отставки В. К. Плеве и его команда вырабатывали план действий. После же отставки Витте «подготовительная стадия миновала, наступило время для осуществления программы Плеве. Уход Витте устранил основное препятствие для реализации «курса Плеве» и продемонстрировал готовность императора оказать полноценную поддержку своему министру внутренних дел» .
В реализации намеченной программы В. К. Плеве надеялся как на бюрократию и общество, так и на личную поддержку императора.
В. К. Плеве писал: «Всякое правительство, а тем более отдельные лица, в состав его входящие, нуждаются для успеха их дела в общественном одобрении и содействии; но и то и другое не приходят по простому призыву, основанному на широковещательной программе; общество пойдет только за авторитетом, покоющимся на силе знания и труде. Искусство управления состоит в умении приобрести этот авторитет» . Он так же отмечал различие между «чиновничьим строем» и «общественным», подчеркивая что в современной ему российской действительности первый преобладает. С другой, стороны Плеве подозрительно относился к попыткам радикального переустройства общественного порядка. Он замечал, что «поход против бюрократии есть только лозунг борьбы, преследующей цели более широкие и обусловленной и причинами более сложными, чем преобладание в нашем управлении чиновничьего строя над общественным» . Причины борьбы с бюрократией В. К. Плеве видел в определенных явлениях «гражданского развития за последнее полу-столетие», то есть в явлениях пореформенной эпохи. Говоря о последствиях демократических реформ Александра II, В. К. Плеве отмечал: «Рост общественного сознания, как естественное последствие преобразований, раскрепостивших личность, совпал с глубокими изменениями бытовых условий, с коренной ломкой народно-хозяйственного уклада» .
«Социальная эволюция» по мнению В. К. Плеве, «опередила работу государства по упорядочению вновь возникших отношений» , развитие которых в результате государственных реформ, опередило развитие системы управления, которая через какое-то время оказалась к ним не достаточно приспособленной.
Плеве не признавал необходимости существования политической оппозиции правящему режиму, c его точки зрения надо было отнять у оппозиционных элементов смысл существования “зиждительной работою на общую пользу», так как «поприще для подобного труда столь же обширно, сколь обширна Россия с ее мировыми задачами» .
Девятнадцатый век в России стал временем бурного роста организованного революционного движения. Меньше чем за столетие оно прошло эволюцию от тайной деятельности небольшой группы дворян-декабристов до создания различных революционных и политических организаций из дворян, разночинцев, студентов и рабочих, таких как «Земля и воля», «Черный передел», «Народная расправа»; «Народная воля», «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», «Освобождение труда» .
Одним из главных источников роста революционного движения Плеве считал успех пропаганды ложных идей и учений среди учащейся молодежи. В беседе с И. И. Янжулом, В. К. Плеве заявил, что он «твердо уверен, что неустройство университетской жизни дает пищу развитию революционного духа и подготовляет двигателей всех будущих смут, поддерживая и распространяя в то же время в народе недовольство чуть ли не каждой мерой правительства» .
Когда, благодаря идейному и организационному руководству «Народной воли», студенческое движение в 1879–1882 гг. обрело серьезный размах, В. К. Плеве, бывший тогда наблюдательным директором департамента полиции, заметил: «Крамола производит во время студенческих беспорядков рекрутский набор» . В своем заявлении, сделанным в Комиссии при Министерстве Народного Просвещения по поводу студенческих беспорядков, он так же говорил о том, что удаленные из учебных заведений молодые люди, оказываются «в бездействии, в нужде и лишениях», и что их жизнь таким образом «оказывается разбитою в самом начале» . По этой причине они «ожесточаются против всего общественного и государственного строя и из них те, которые только склонялись прежде к учениям крамолы, теперь вполне проникаются ими» . Далее, Плеве замечал, что и в местах, в которые были сосланы студенты, они начинали «оказывать вредное влияние на местное население». Возвратившиеся из ссылки, революционно настроенные студенты, попадая снова в учебные заведения, так же становились деятельными агентами тайных обществ и распространителями этих идей среди своих товарищей «растлевая их умственно и подстрекая их ко всякого рода беспорядкам, которые входят в расчеты революционной партии, в двояком отношении; во первых, как легчайший и удобнейший способ вербовать своих агентов, и, во вторых, как средство до известной меры дискредитировать правительственную власть» . Далее Плеве отмечал данные судебно-полицейской статистики, которая «свидетельствует, что беспорядки в высших учебных заведениях, происходившие в 1861 году, подготовили каракозовцев, беспорядки в 1869 г. и последующих годах — тех лиц, которые судились по так называемому процессу 193х, и даже беспорядки 1880 г. не остались в этом отношении бесследными, так как два лица, из коих одно было убийцею генерала Стрельникова, а другое не успело принять в этом преступлении участия, по независящим от него причинам, были исключены из С.-Петербургского университета, вслед за февральскими в нем беспорядками» . Интересно, что ссылаясь на эти замечания Плеве, С. Н. Трубецкой, публицист и общественный деятель того времени, считал необходимым вернуть советам высших учебных заведений «их корпоративное устройство, их прежнюю самостоятельность и авторитет, вверив им ведение университетского дела и устроение студенчества» .
Еще в 1970 году консервативный публицист М. Катков отмечал некоторую нецелесообразность, с его точки зрения, студенческого движения: «Что такое студенты и какие могут быть у них права? — писал он, — Они принадлежат к гражданскому обществу и пользуются всеми его правами при известных ограничениях относительно несовершеннолетних. Затем они подчиняются порядку, установленному в месте их учения. Вот и все. Никаких других прав студенты не имеют и иметь не могут. Академическая жизнь есть волна, которая притекает и утекает. Студенты временные гости заведения, где они учатся. Кто сегодня студент, тот завтра уже не студент. Каким же образом могут студенты составлять независимое организованное сословие, пользоваться самоуправлением и хозяйничать в доме, где они гости?» . С другой стороны Катков так же отмечал, что студенчество вовсе не было единым в борьбе за свои права и что «большинство студентов обыкновенно оставалось не только в стороне, но оказывало сопротивление агитаторам, которые действовали плотной кучкой и употребляли насилием против своих товарищей» .
И действительно, вовлечение студентов в борьбу за свои права и революцию, не всегда имело добровольный характер. Так, в 1869 г. учитель С. Г. Нечаев и журналист П. Н. Ткачев создали в Петербурге организацию, призывавшую студенческую молодежь готовить восстание, используя любые радикальные средства в борьбе с правительством. После разгрома кружка С. Г. Нечаев основал новую организацию "Народная расправа», от участников которой требовалось беспрекословное подчинение руководству, известно, что отказавшийся подчиниться диктатуре Нечаева студент, слушатель Петровской академии, И. И. Иванов был обвинен в предательстве и убит .
Вместе с тем, стоит отметить, что наибольший общероссийский размах приняла революционная деятельность наиболее радикальной «Народной воли» среди интеллигенции и, главным образом, учащейся (в первую очередь, студенческой) молодежи. «Народная воля» по составу и методам борьбы была в основном партией интеллигенции, преимущественно молодой. Ее связи с учащейся молодежью всей страны были превосходно налажены и организованы. В Петербурге действовала Центральная университетская группа, которая объединяла и направляла усилия народовольческих кружков во всех высших учебных заведениях столицы. Подобные же центральные группы координировали деятельность многочисленных студенческих кружков в Москве, Киеве, Казани. Вся эта широко разветвленная сеть кружков действовала с большой энергией . Здесь следует заметить, что во многом благодаря В. К. Плеве, который был тогда прокурором петербургской судебной палаты, удалось вычислить основных организаторов «Народной воли». Тогда же В. К. Плеве составил по материалам процесса «16-ти» для служебного пользования «Очерк происхождения, развития, организации и деятельности русской социально-революционной партии» («Народной воли»)». Этот очерк пересказывал следственные показания Ширяева и Квятковского о возникновении, целях и средствах борьбы этой организации .
В. К. Плеве довольно хорошо изучил и оценил сущность народовольческого движения. Возглавив в 1881 году Департамент полиции, он сразу взялся за искоренение народовольческого терроризма. Будучи еще прокурором Петербургской судебной палаты, он представил Александру III обширный доклад об арестах народовольцев и первых успехах дознания и полицейской агентуры. «О высоком профессионализме, розыскном чутье Плеве говорит ряд фактов из этого следствия. Он первым в деле народовольцев оценил центральное значение личности А. И. Желябова, арестованного накануне покушения на царя» — пишет А. Г. Чукарев . Интересно, что главными народовольцами, вычисленными В. К. Плеве, оказались организаторы и руководители центрального студенческого кружка, занявшего ведущее положение среди студенческих кружков Санкт-Петербурга — А. И. Желябов и С. Л. Перовская . А. Г. Чукарев так же замечает, что «деятельностью Плеве по руководству следствием, секретной агентурой и арестами был нанесен сильный удар по «Народной воле», от которого она уже не в состоянии была оправиться» .
Вычислил Плеве и одного из наиболее талантливых организаторов боевой организации, виртуозно втягивающих студентов в свои ряды. А. И. Спиридович писал об этом одном из наиболее выдающихся революционеров: «Убежденный террорист, умный, хитрый, с железной волей, Гершуни обладал исключительной способностью овладевать той неопытной, легко увлекающейся молодежью, которая, попадая в революционный круговорот, сталкивалась с ним. Его гипнотизирующий взгляд и вкрадчивая убедительная речь покоряли ему собеседников и делали из них его горячих поклонников. Человек, над которым начинал работать Г. А. Гершуни, вскоре подчинялся ему всецело и делался беспрекословным исполнителем его велений» . Сам был Гершуни осторожен до крайности. Снабженный несколькими подложными паспортами, он казался неуловимым .
Однажды Плеве призвал к себе С. В. Зубатова и, указав ему на стоявшую на письменном столе фотографию Гершуни, сказал, что карточка эта будет украшать его стол до тех пор, пока террорист не будет арестован. И действительно с этого момента департамент делал все зависящее от него, чтобы арестовать Гершуни. Фотографии и приметы Гершуни были разосланы по всем розыскным учреждениям и пограничным пунктам. Начальники отделений то и дело получали циркуляры, напоминания, письма . 13 мая 1903 г. Гершуни был арестован в Киеве. Военно-окружной суд в Петербурге в феврале 1904 г. приговорил его к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением.
Однако, по мнению Плеве, вовлечение студенчества в революционную деятельность было далеко не единственной причиной разрастания революционного движения. Первопричиной революционных настроений Плеве считал распространение антиправительственных и революционных идей в печати.
В разговоре с публицистом и идеологом народничества Н. К. Михайловским Плеве заметил, что он «считает литературу главною пружиною всего революционного движения последнего времени» . В той же беседе Плеве выразил свое мнение о главной причине антиправительственных настроений: «Для меня нет сомнения, что это общественное движение есть плод литературы. Студенты, вообще, молодежь, рабочие, крестьяне — все это — пушечное мясо. Двигатель — печать, и она должна платиться за все безпорядки, и будет платиться: я именно хочу вас об это предупредить. <…> Правительство, поверьте, достаточно сильно, чтобы сломить всякое противодействие, но сила не нападает — это свойство слабости. Но нельзя терпеть, чтобы за господ писателей платились их жертвы, вся несчастная увлекающаяся молодежь. Нам вовсе не весело вносить горе в семьи» .
Особую опасность для существующего режима Плеве видел в том, что «писатели прямо и непосредственно выступают на общественную арену, уже не в печати, а лично», чтобы «волновать общество и вызвать смуту», например, с требованиями свободы печати . На возражения Михайловского о том, что существуют формальные требования цензуры, Плеве заметил, «что литература умеет намеками, обходами и умалчиваниями делать свое дело, а дело это есть революция» .
В 1882 В. К. Плеве написал «Записку графу Д. А. Толстому», в которой изложил свое мнение о важнейшей причине «общественной смуты». Эта причина заключалась в широком распространении в прессе и печатных изданиях учений «крайнего материализма и социалистических утопий» . Директор департамента полиции замечал так же, что нивелировать влияние либеральной печати на общество, значит «расстроить внешнюю форму, в которую этой враждебной силе удалось организоваться» . Ну и, наконец, Плеве писал о том, что нужно бороться «не только с кучкой извергов, которые могут быть переловлены при усиленных действиях полиции, но с врагом великой крепости и силы, не имеющим плоти и крови, т. е. с миром известного рода идей и понятий, с которым борьба должна иметь особый характер». Директор департамента полиции предлагал противопоставить вредным веяниям «подобную же духовную силу — силу религиозно-нравственного перевоспитания нашей интеллигенции». Однако такой результат, по его мнению, мог быть достигнут только годами усилий и притом под условием «введения строгой общественной дисциплины, по крайней мере, в тех областях народной жизни, которая доступна контролю государства» .
В изготовленном в 1883 году для Александра III специальном докладе Плеве, бывший тогда директором Департамента полиции, вскрывал роль либеральной периодической печати, редакторов, литераторов и публицистов в возникновении и распространении нигилистических и революционных идей в России. В этом письме Плеве так же обозначил свои представления о том, какую роль должна играть печать в общественной и государственной жизни в Российской империи: «Время конца шестидесятых и начала семидесятых годов» — писал он, — «было периодом осуществления ряда преобразований, задуманных еще в начале прошедшего царствования: земское и городское самоуправление в связи с судебной реформой, открывали, казалось, пути всестороннему развитию и мирному преуспеванию общественных сил. По-видимому, периодической печати также открывалась возможность путем уяснения плодотворных начал, положенных в основу совершившихся изменений в общественном строе, сослужить службу обновленной России, закрепив в то же время, на почве благоговейной признательности, вековую связь между верховной властью и народом, которой искони был силен наш государственный строй» . Вместо того, чтобы подчеркнуть единство власти и народа «журналы, а за ними и газеты, злобно радуясь всякой неудаче правительства, не переставали представлять себя как бы инициаторами в совершенных преобразованиях, ослабляя или стушевывая значение в них самой власти» .
Плеве так же замечал, что «объединяясь общим чувством неприязни не только к правительству, но и к русскому народу (этой по характерному выражению «Голоса» того времени святой скотине), журнализм вредно отзывался на существовании противоправительственных течений в земских собраниях, городских думах, ученых обществах, нагло издеваясь над неудавшимися по мнению либеральных экономистов «Вестника Европы» и «Отечественных записок» делом освобождения» . В докладе В. К. Плеве Александру III 1883 года приводились также данные об укрывательстве государственных преступников представителями легальной прессы в своих домах и квартирах, о материальной поддержке ими революционеров, в частности, предоставлением возможности печататься на страницах своих изданий .
Прочитав записку Плеве, Александр III наложил резолюцию: «Прочёл с большим интересом. Грустное и тяжёлое впечатление делает составленная записка. — Трудная борьба предстоит Правительству, но надо идти прямо и решительно против всей этой литературной сволочи». За словами последовали действия и в царствование Александра III все те печатные издания, на которые указал В. К. Плеве в своем докладе (за исключением "Вестника Европы", продолжавшего выходить до 1918 г.) прекратили своё существование .
16 октября 1902 года почитаемый в народе Иоанн Кронштадтский написал Плеве письмо с просьбой о том, чтобы цензура не пропустила сочинение, котором отец Иоанн как бы представлялся основателем секты. «Я известился», - писал Иоанн Кронштадский, - «что в скором времени будет печататься в одной из газет или журналов роман под названием «Иоанниты», в котором, между прочим, будет трепаться мое имя. Полезно ли будет появление этого романа для народа и интеллигенции в религиозном отношении, особенно в нынешнее шаткое время? И без того нравственность в крайнем упадке. Повергаю на Ваше усмотрение появление в свет означенного сочинения» .
В свою очередь в 1903 году Плеве попросил известного иерарха ответить на брошюру Л. Н. Толстого «Обращение к духовенству», в которой русские священники обвинялись в том, что они извратили веру и обращают народ в идолопоклонство. «Посмотрите на деятельность духовенства в народе», - писал Л. Н. Толстой, - «и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятие икон, водосвятия, ношение по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и.т.п.; всякая же попытка понимания христианства в его настоящем смысле усиленно преследуется. На моей памяти рабочий русский народ потерял в большей степени черты истинного христианства, которые прежде жили в нем и которые старательно изгоняются теперь духовенством» . По свидетельству С. В. Животовского, «о. Иоанн взялся за эту непосильную работу не из угодничества перед сильным мира сего, а по глубокому и искреннему убеждению, что он как верующий и православный священник обязан был это сделать. Обязан потому, что Министр есть слуга царский, а Царь – помазанник Божий, и потому воля слуги Царского должна быть для него законом» .
Плеве видел причины расширения революционного движения в неспособности государственной власти эффективно бороться как с его причинами, так и с различными его проявлениями. В. И. Гурко отмечал, что Плеве представлял себе, что вернейшим способом обеспечения спокойного и правильного развития Российской империи «является прежде всего усовершенствование правительственного механизма», при этом вполне осознавая, что «русский управительный механизм не успевал развиваться и совершенствоваться в соответствии с новыми, выдвигаемыми народной жизнью, потребностями» . Для исправления сложившейся ситуации Плеве считал необходимым повышение образовательного уровня чиновников, устройство государственных экзаменов для доступа на разнообразные виды государственной службы, для начала же «поднятие образования чинов Министерства внутренних дел» . Однако в первую очередь, став министром внутренних дел он стремился к тому, чтобы «наладить деятельность департамента полиции, прежде всего в целях прекращения принявших хронический и массовый характер террористических актов» .
15 апреля 1881 года В. К. Плеве был назначен директором Департамента государственной полиции. По свидетельству С. Е. Крыжановского, В. К. Плеве «проявил на этом посту способности, приведя в порядок и наладив сыскную часть, до того времени находившуюся в хаотическом состоянии, создав охранные отделения и более действенную постановку политического сыска» . Целью структурных изменений в Департаменте являлось стремление Плеве сделать его работу более четкой, исключить дублирование функций в полицейских и судебных учреждениях. Реорганизации и расширение полномочий призваны были сделать Департамент полиции органом, адекватно реагирующим на изменения в политической ситуации и рост революционного движения.
Став первым директором реорганизованного Департамента полиции, Плеве создал системы провокации в таких масштабах и формах, в каких ранее она никогда не существовала в России. Впервые при нем возникла система двойных агентов, которые были руководителями глубоко законспирированных нелегальных террористических организаций и одновременно сотрудниками политической полиции . Несмотря на очевидные успехи провокации, разъедавшей революционные организации изнутри, проявилась и ее оборотная сторона: деморализация самой политической полиции. Неслучайно, что и организаторы системы провокации в государственном масштабе стали, в конце концов, жертвами этой системы. Однако первые годы полицейская реформа Плеве в совокупности с его незаурядными следовательскими и административными способностями принесла большие успехи в борьбе с революционным террором.
Став в 1902 году министром внутренних дел Плеве снова возглавил департамент полиции и, ознакомившись с внешней постановкой досконально известного ему по прежнему заведованию этим департаментом полицейского надзора, он, не обинуясь, заявил, что департамент, очевидно, приложил немалые усилия, чтобы испортить ту постановку этого дела, которую он ему некогда дал» .
Однако, замечает В. И. Гурко, «в отношении «борьбы с крамолою» Плеве изменил свой взгляд в первый же месяц управления министерством». Первоначально он действовал под убеждением, что неуспешность этой борьбы происходит исключительно вследствие плохой постановки полицейского сыска и надзора. Однако впоследствии он «обратил внимание на огромное число арестуемых и поднадзорных и высказал определенное мнение, что государственная безопасность требует изъятия из обращения не множества лиц с революционными взглядами, а лишь ограниченного руководящего революционным движением круга их" .
Монархизм В. К. Плеве заключался не столько в его увлеченности какой-либо абстрактной теорией, а скорее в личной преданности существующей власти, прежде всего в лице действующего императора. Такой взгляд на понимание сути монархизма становился все менее популярным, что в определенной мере и объясняет ту позицию, с которой политические оппоненты В. К. Плеве заявляли об отсутствии у него каких-либо убеждений в принципе. С другой стороны, Плеве вовсе не был сторонником самовластья и тирании. Напротив, он отвергал любые формы деспотии, считая, что исторически сложившееся русское самодержавие должно быть избавлено от пороков западного абсолютизма или восточного деспотизма. Считая. Что власть царю вверена божественным промыслом, Плеве так же признавал, что Православная Церковь должна быть первенствующей и господствующей. Вместе с тем, Плеве призывал к веротерпимости по отношению к другим религиям и, прежде всего, к приверженцам старообрядческой русской церкви, составлявшим значительный процент населения Российской империи.
По опыту государственной службы хорошо знакомый с революционным движением, В. К. Плеве основной причиной успехов революционного движения считал распространение в народе, прежде всего в среде молодежи, идейных течений в той или иной форме пропагандирующих необходимость свержения самодержавия и установления нового общественного порядка. В целях борьбы с этим явлением Плеве считал необходимым установление жесткого государственного контроля над всеми областями общественной жизни, настолько насколько в них могла проникнуть та или иная антиправительственная пропаганда.
Библиография
1. Аксаков И. С. Русское самодержавие - не немецкий абсолютизм и не азиатский деспотизм // День. — 1865. — № 34. — С. 797-800.
2. Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая Второго, в 2-х томах. Т. 1. — Берлин: Слово, 1922. — 510 с.
3. Вячеслав Константинович Плеве // Книга русской скорби. – СПб.: Рус. нар. союз им. Михаила Архангела, 1908. — Вып. 2.
4. Галкин В. В. Царская тайная полиция в борьбе с революционным движением в России (1880-1910 гг.). — М.: Феникс, 1996. — 55 с.
5. ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 96.
6. ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 227.
7. Герасимов А. В. На лезвии с террористами. Воспоминания. М.: Товарищество русских художников, 1991. — 204 с.
8. Грингмут В. А. Вячеслав Константинович Плеве // Собрание статей В. А. Грингмута: 1896-1907. — М.: Унив. тип., 1908—1910. — Вып. 3. — 1910. — 354 с.
9. Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. — М.: Новое лит. обозрение, 2000. — 808 с.
10. Дневники императора Николая II 1894-1918. — Т.1. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2011. — 1152 с.
11. Дронов И. Христос и антихрист (1879-1881) [Электронный ресурс] // http://www.voskres.ru/: [сайт]. — URL: http://www.voskres.ru/idea/christ.htm
12. Жухрай В. М. Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы — М.: Издательство политической литературы, 1991. — 336 с.
13. Записка В. К. Плеве "О направлении периодической прессы в связи с общественным движением в России" // Литературное наследство. Т. 87. — М., 1977. — C. 442-460.
14. Иванов А. Е. Плеве — министр внутренних дел (1902-1904 гг.): Дисс. на соиск. науч. ст. канд. ист. н. — М., 2000. — 154 c.
15. Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. — Одесса: Тип. "Техник", 1913. — 1000 с.
16. Катков М. Н. Процесс нечаевцев // Катков М. Н. Идеология охранительства, — М.: Институт русской цивилизации, 2009. — 800 с.
17. Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий (Воспоминания 1881-1914 гг.). — Прага: Орбис, 1929. — 524 с.
18. Куропаткин А. Н. Дневник генерала А. Н. Куропаткина. — М., Изд-во Государственной публичной исторической библиотеки России (ГПИБ), 2010. — 452 с.
19. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. — М. – Пг.: Гиз, 1923. — 98 с.
20. Лурье Ф. М. Нечаев. Созидатель разрушения. — М.: Молодая гвардия, 2001. — 434 с.
21. Мавлиханова Е. А. И пропоют летом Пасху. Саровские торжества 1903 года. — М., 2003. — 32 с.
22. Михайловский М. Г. Государственный совет Российской империи. Государственные секретари. В. К. фон Плеве // Вестник Совета Федерации. — 2008. — № 5. — С. 62-79.
23. Михайловский Н. К. Мое свидание с В. К. Плеве // Полное собрание сочинений Н. К. Михайловского. Том 10. — СПб., 1913. — С. 59-64 [Электронный ресурс] // http://ru-history.livejournal.com/: [сайт]. — URL: http://ru-history.livejournal.com/4290884.html
24. Народная воля. Студенческие группы [Электронный ресурс] // http://www.narovol.narod.ru/: [сайт]. URL: http://www.narovol.narod.ru/studentgroup.htm
25. Н. Ф. Анненский — Короленко // Вопросы литературы. — 2010. — № 10 [Электронный ресурс] // http://az.lib.ru/: [сайт]. URL: http://az.lib.ru/a/annenskij_n_f/text_1902_iz_pisem_korolenko.shtml
26. Петрункевич И. И. Из записок общественного деятеля. Воспоминания // Архив Русской революции. — Берлин, 1934. — Т. 21. — 466 с.
27. Письмо В.К. Плеве к А.А. Кирееву 31 августа 1903 г. // Красный архив. — 1926. — № 5(18) — С. 201-203.
28. Платонов О. А., Степанов А. Д., Иванов А. А. Черная сотня: историческая энциклопедия. — М.: Институт русской цивилизации, 2008. — 637 с.
29. ПСЗ III, Т. XXIII. Отд. I. № 22581.
30. Святой праведный Иоанн Кронштадский. Творения. Письма разных лет. Т. II. 1859-1908. — М.: Отчий дом, 2011. — 640 с.
31. Селезнев Ф. А. Документ из библиотеки Д. В. Сироткина о встрече старообрядцев с В. К. Плеве (1903) // Старообрядчество. История. Культура. Современность. — М., 2012. — № 14. — С. 83-84.
32. Селезнев Ф. А. Представление уполномоченных старообрядцев г-ну министру внутренних дел 4 февраля 1903 года в Петербурге // Исторический архив. — М., 2013. — № 3. — С. 179-189.
33. Симонян Р. З. История императорской России (XIII – начало XX века). — М.: Издательский дом академии естествознания, 2016. — 82 с.
34. Степанов А. Д. Черная сотня. Взгляд через столетие. — СПб.: Царское Дело, 2000. — 136 с.
35. Троицкий В. И. "Народная воля" перед царским судом (1880-1894). — Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1983. — 423 с.
36. Толстой Л. Н. К духовенству // Басинский П. Б. Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды [Электронный ресурс] //: http://stavroskrest.ru/ [сайт]. — URL: http://stavroskrest.ru/sites/default/files/files/pdf/basinskiy_svyatoy_protiv_lva.pdf
37. Чукарев А. Г. Тонкий и беспринципный деятель : (подробности из личной жизни В. К. Плеве) / А. Г. Чукарев // Рос. ист. журн. — 2003. — № 2. — С. 5—25.
38. Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. — М., 1918. — 592 с.
39. Янжул И. И. Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864-1909 гг. — М., 2006. — 460 с.
Конец XIX — начало XX века — переломный период русской истории. Борьба с радикальной оппозицией затрагивала тогда почти все сферы государственной деятельности. В этих условиях особое место стало занимать Министерство внутренних дел, которое отвечало не только за борьбу с политическими преступлениями и революционным движением, но также стало одним из основных центров влияния на главные направления внутренней политики Российской империи. Именно в этом министерстве с 80-х годов XIX столетия служил Вячеслав Константинович Плеве (1846–1904).Для осмысления событий происходящих в России накануне революции необходимо рассмотрение взглядов российских консервативно настроенных бюрократов конца XIX — начала XX века, которые пока что остаются не раскрытыми в исследованиях советских и современных ученых. Пусть и не оставившие обширных теоретических сочинений, монархисты, стоявшие тогда у власти, имели свои политические взгляды, которые во многом определяли их государственную деятельность. В этой связи актуальным представляется реконструкция политических взглядов В. К. Плеве как одного из наиболее ярких представителей высшей российской бюрократии указанного периода. Кроме того, изучение особенностей представлений В. К. Плеве о государственном устройстве Российской империи является важным для понимания консервативно-монархических идеалов того времени, которым во многом была созвучна его политика. Так, известный идеолог самодержавия конца XIX — начала XX века, К. Н. Пасхалов писал: «В июне 1904 года погиб от руки подлого убийцы <…> Министр Внутренних Дел В. К. Плеве, единственный государственный деятель, достойный этого наименования» . Один из руководителей первых монархических партий Российской империи В. А. Грингмут считал, что Плеве был «единственным препятствием революционному движению» .Вопрос о политических воззрениях Плеве был неясен даже некоторым его современникам. Так, по мнению своего политического оппонента С. Ю. Витте, В. К. Плеве, вовсе не имел никаких убеждений . В разговоре с генералом А. Н. Куропаткиным Витте дал следующую характеристику Плеве: «Человек не государственного склада ума, никаких новых широких путей не изобретет и России не выручит. Но очень умен, опытен, обладает сильным характером, лично смел, очень хитер и чрезвычайно способен к интриге. Необычайно умеет скрывать свои мысли и планы» . Подобную точку зрения высказывал и И. И. Петрункевич: «Поляк по происхождению, — Плеве стал теперь «истинно» русским, католик по рождению, теперь он «истинно» православный, вчера правая рука Лорис-Меликова, сторонник реформ и удаления гр. Д. А. Толстого из министерства народного просвещения, сегодня он вместе с гр. Д. А. Толстым — сторонник ежовых рукавиц, а завтра будет устраивать погромы, пороть крестьян и служить молебны Серафиму Саровскому. Его будущее также ясно, как известно его прошедшее» . Впрочем, данное высказывание И. И. Петрункевича, ни что иное, как пересказ того, что писал о своем выдающемся политическом оппоненте С. Ю. Витте.Полемизируя с Витте, их современник А. А. Лопухин писал: «К биографии этого своего врага, которого он и свалил, Витте прибавляет несколько фактов, которые имели бы значение, если бы соответствовали истине. Рассказывая о происхождении Плеве, он утверждает, что его отец был чуть ли не органистом у какого то польского помещика, что «Плеве происходил из поляков и он переменил свою фамилию, еще будучи молодым человеком» и что, наконец Плеве «ренегат», переменивший религию «из-за карьеры». Все это от начала до конца неверно. Ни фамилии своей, ни религии Плеве не менял, а отец его был штатным смотрителем городского училища в городе Мещевске, Калужской губ» . Однако не все современники В. К. Плеве смотрели на него «глазами» С. Ю. Витте. Руководитель политического сыска того времени А. В. Герасимов писал о Плеве: «Он был крупный человек и знал, куда шел и чего хотел. Его приемники никакой своей политики не имели — плыли по воле волн, принимая решение от случая к случаю» . Российский политический деятель начала XX века, сотрудник В. К. Плеве в крестьянском вопросе В. И. Гурко отмечал, что «наиболее распространенное мнение» о Плеве «было, что он — простой карьерист, исповедующий те взгляды, которые в данную минуту в служебном отношении разделять всего выгоднее» . В то же время сам В. И. Гурко замечает, что ближайшее знакомство с В. К. Плеве убеждало в обратном. По его мнению, В. К. Плеве хотя и «высказывал те взгляды, которые соответствовали господствующему настроению», но все же «отнюдь не был индифферентном, он искренне и глубоко любил Россию, глубоко задумывался над ее судьбами, сознавал всю тяжесть того кризиса, который она переживала, и добросовестно стремился найти выход из него» ..В. К. Плеве не был человеком без убеждений, как считали некоторые его современники, но не был он и идеалистом, оторванным в своих представлениях от действительности. В. И. Гурко считал, что В. К. Плеве был убежденным сторонником «сильной и неограниченной монархической власти» . Уже будучи министром внутренних дел, В. К. Плеве вступил в первую православно-монархическую организацию ― Русское Собрание . А. Д. Степанов пишет: «Уже самим названием был брошен вызов общественному мнению. Ведь космополитизм в ту пору являлся признаком хорошего тона у русского образованного слоя. Естественно, либеральная печать встретила известие о появлении русского национального кружка в штыки. В адрес его организаторов посыпались насмешки. Однако зубоскальством дело не ограничилось. Был состряпан донос на имя влиятельного в ту пору министра внутренних дел Вячеслава Плеве, который поначалу хотел даже закрыть кружок. Но разобравшись, откуда ветер дует, сам вступил в члены Русского Собрания» . По поводу того пути, по которому Плеве предлагал пойти в своей преобразовательной деятельности В. И. Гурко пишет: «Задумываясь над будущими судьбами России, Плеве, по-видимому, представлял себе, что вернейшим способом обеспечения ее спокойного и правильного развития является, прежде всего, усовершенствование правительственного механизма» . Гурко так же замечает, что «Плеве неизменно и щепетильно подчеркивал, что он является лишь проводником и исполнителем царских указаний и иначе как с величайшим почтением о государе, его действиях и словах не упоминал, причем, однако, никогда не прятался за спиной царской власти, чтобы объяснить принимаемые им и не встречавшие общественного сочувствия решения и меры».С детства воспитанный в православной вере, В. К. Плеве был глубоко верующим человеком. Религиозность его откладывала отпечаток на все сферы его деятельности. Само Русское государство, по мнению Плеве, имело божественное предназначение. В. К. Плеве считал, что наследственная власть монарха имеет божественное происхождение, и судьба России вверена царю «Божественным Промыслом» . Важным шагом в реализации программы Плеве стал Манифест 26 февраля 1903 года «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка» . Манифест призывал «благоговейно почитать Православную Церковь первенствующей и господствующей» .О религиозных взглядах В. К. Плеве говорит и его вступление в православно-монархическую организацию «Русское собрание». В программе этой организации отмечалось, что «православная вера должна быть господствующей в России, как исповедуемая Царем и народом и как непреложная основа русского просвещения и народного воспитания»; «Церкви православной должна принадлежать свобода внутренней жизни и управления»; «голос Церкви должен быть выслушиваем властью во всех государственных делах»; «устройство прихода должно быть положено в основание церковного строя, Церковные Соборы должны быть возрождены на точном основании канонов» . В. К. Плеве был одним из главных организаторов грандиозного всероссийского события — всенародного паломничества к мощам Серафима Саровского. Оценкой организации саровских торжеств может служить запись в дневнике Николая II: «Народ был трогателен и держался в удивительном порядке» .Еще в январе 1903 года В. К. Плеве ознакомил Николая II с письмами симбирского совестного судьи Н. А. Мотовилова к императорам Николаю I, Александру II, Александру III. В них Мотовилов просил о встрече с императорами, которым он должен был передать пророчества Серафима Саровского о будущих судьбах России. Пропитанные духом почитания великого старца Серафима и доверия к его пророчествам письма Мотовилова были так же проникнуты глубоким уважением к царствующим особам.Е. А. Мавлиханова пишет: «Николай II с интересом листал письма с «предсказаниями» о. Серафима в сумбурном пересказе Мотовилова. Одно не вызывало никаких сомнений — сияние явной печати избранности саровского пустынножителя. Вот место, где можно вымолить мира и спокойствия России» . Признавая главенствующее место Православной Церкви, В. К. Плеве отличался в то же время веротерпимостью. Важным пунктом программы Русского Собрания стало провозглашение того, что оно «относится к старообрядцам, как к истиннорусским людям, ревностно хранящим предания родной старины, и подразумевает и их всякий раз, когда говорит о православных русских людях» . Этот пункт программы появился уже после гибели Плеве, однако во многом был близок его отношению к старообрядцам.В начале XX в. на арену общественной деятельности вышел молодой нижегородский пароходчик Дмитрий Васильевич Сироткин (1864-1953), гласный Нижегородской городской думы, занимавшийся речной транспортировкой нефтепродуктов. Д. В. Сироткин в сентябре 1900 года организовал в Москве Первый Всероссийский съезд старообрядцев. Затем всероссийские съезды старообрядцев Белокриницкой иерархии стали ежегодно проходить в доме Сироткина в Нижнем Новгороде. В 1902 году Сироткин на трехлетний срок был избран председателем Совета Всероссийского старообрядческого попечительства. В этом качестве он регулярно виделся с высокопоставленными чиновниками, хлопоча о нуждах старообрядцев.В ряду подобных встреч особо выделяется представление Д. В. Сироткина министру внутренних дел В. К. Плеве 4 февраля 1903 года. В это время при активном участии министра шла подготовка императорского манифеста «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка», изданного 26 февраля 1903 года. На первом месте в нем стояло предписание властям неуклонно соблюдать заветы веротерпимости. Стержнем беседы стало предложение старообрядческих уполномоченных построить санатории для чахоточных больных «во имя великой идеи нашего Императора о мире всего мира». Кроме того, Сироткин убеждал Плеве в политической лояльности старообрядцев . Ф. А. Селезнев пишет: «Это было именно то, что Плеве желал услышать. Лояльность по отношению к самодержавию той или иной социальной группы в обмен на удовлетворение ее конкретных нужд — вот та формула, которую министр уже применял, пытаясь нормализовать отношения власти с земскими деятелями и рабочими. Со старообрядцами Плеве действовал в том же ключе, дав им весьма благожелательный ответ» . Плеве заявил, что не может официально разрешить старообрядческие съезды, однако предложил такой выход: «Вы можете мне представить те вопросы, какие будут подлежать обсуждению на съезде, тогда на словах разрешу и напишу губернатору той губернии, где соберетесь». Далее Плеве назвал старообрядцев самыми коренными и религиозными людьми и обещал: «пока я министр, притеснять вас не буду» . Почувствовав расположение министра, старообрядческие уполномоченные попытались добиться удовлетворения других нужд своих единоверцев. Так они уговаривали Плеве утвердить по примеру Петербургского общества и другие, хотя бы самые большие общества старообрядцев. Было высказано сожаление, что старообрядцам не позволяют открывать школы для своих детей. Д. А. Вышегородцев отметил, что старообрядкам с высшим образованием не дают прав наравне с женщинами других исповеданий. Плеве, однако, остановил собеседников, сообщив им, что за полчаса нельзя рассмотреть все вопросы и посоветовал собравшимся изложить свои просьбы на бумаге.Указанную рекомендацию старообрядцы быстро исполнили, составив прошение на имя Плеве и объяснительную записку к названному документу. В них были сформулированы 3 основных просьбы старообрядцев: о легализации съездов, о разрешении старообрядческим обществам иметь юридически оформленную собственность, о создании старообрядческих школ. Первая из просьб была выполнена уже в 1903 г. Плеве легализовал проходившие в Нижнем Новгороде Всероссийские старообрядческие съезды, и IV съезд старообрядцев (август 1903 г.) прошёл уже с ведома властей. Далее, по предписанию министра, директор Департамента общих дел МВД Б. В. Штюрмер предложил Сироткину подать на имя Плеве более подробное прошение о нуждах старообрядчества. Это стало основой для законодательных актов 1905 — 1906 гг., которые дали старообрядцам полную религиозную свободу. Таким образом, встреча В.К. Плеве и старообрядческой делегации во главе с Сироткиным стала поворотной точкой в истории приверженцев староверия .Очевидно, что В. К. Плеве был монархистом. Однако, представления о том, какой должна быть монархия в России, конституционной или неограниченной, а так же конкретные аспекты оптимального режима правления представлялись различными в представлении тех, кого можно относить к монархистам. В своем понимании сущности власти российского императора, Плеве разделял идеи русских славянофилов. Так, вслед за Аксаковы, утверждавшим, что «русское самодержавие — не немецкий абсолютизм и не азиатский деспотизм» , Плеве, говоря о необходимости согласования принципа самодержавия с принципом самоуправления, призывал «поработать прежде всего над раскрытием духовной стороны русского самодержавия, намеченной в трудах первых славянофилов, ради очищения автократического принципа и от восточных понятий, и от ереси просвещенного абсолютизма, подставляющего под понятие государства понятие о личности самодержца и заменяющего служебную роль автократического режима на благо народа» .Таким образом, в раскрытии духовной стороны русского самодержавия В. К. Плеве видел решение вопроса об оптимальном государственном устройстве. Исторически проверенным и оптимальным для русского государства Плеве считал «автократический принцип». Принцип этот, по мнению государственно деятеля, следовало с одной стороны отделить от восточного деспотизма, а другой от западного понимания о просвещенном абсолютизме, так как и в том и в другом случае речь шла бы о подмене понятия государства понятием о личности правителя. В. К. Плеве выделял такое понятие, как русское «историческое самодержавие». Только оно, по его мнению, могло решить стоявшие перед государством задачи и должно было «соблюсти справедливое соответствие между всеми пользами и нуждами», только под его стягом могла закипеть дружная работа — «исполнителей его велений по долгу службы и всех лучших людей, призванных на дело долгом не только верноподданного, но и гражданским» . Идея развития уже существующей русской монархической традиции была одним из постулатов консервативной мысли того времени. Ставший 30 мая 1882 г. министром внутренних дел граф Д.А.Толстой в всеподданнейшем докладе так сформулировал свое видение будущего России: «При осуществлении реформы надлежит руководствоваться не отвлеченными принципами или чуждыми нам идеалами западноевропейской государственной теории и практики, а ясным пониманием коренных, самостоятельных основ русской государственной жизни и сознанием настоятельной необходимости строго последовательного, с духом оных сообразованного развития нашего законодательства» . Правовед и монархист того времени П. Е. Казанский писал: «Каждый народ должен идти своим историческим путем, преемственно развивая формы своего государственного строя, углубляя и расширяя русло своей правовой жизни. Движение вперед обычно состоит лишь в более совершенной выработке форм национальной, в том числе и юридической, жизни» .Вместе с тем, В. К. Плеве не был сторонником полной консервации самодержавного порядка. Он предполагал возможность со временем изменения существующего государственного строя России . Даже политические оппоненты Плеве признавали, что, вступив в должность министра внутренних дел, он не думал ограничиваться «подавлением крамолы», а собирался «направить на твердые пути все государственное управление» , реформировать существующий порядок. В письме к А. А. Кирееву Плеве писал, что «самые способы управления обветшали и нуждаются в значительном улучшении» . Однако, все должно было развиваться, по мнению министра, «с известной постепенностью», и «только сверху, а не снизу» .По мнению В. К. Плеве всякое решение власти должно было быть логически связано с предыдущим. «Нельзя упускать из виду, — писал Плеве, — что всякие правительственные мероприятия… не только должны отвечать потребностям данного времени, но и находится в преемственной связи с предыдущими распоряжениями власти, предупреждая в известной мере и последующие действия, организуя стройную систему, направленную на достижение… сознаваемой цели» . Что касается отношения В. К. Плеве к идее народного представительства, то известны его доверительные отношения с гр. М. Т. Лорис-Меликовым. Главный оппонент Плеве С. Ю. Витте писал, что Плеве в молодости «преклонялся перед гр. Лорис-Меликовым, хотевшим положить начало народного представительства» . Став министром внутренних дел В. К. Плеве считал, что Россия уже стоит на пути к народному представительству и «что решение этого вопроса дело недалекого будущего». Однако он считал, что для начала правительству нужны «сведущие люди», а затем уже выборные представители . Плеве так же считал, что «общественность должна приспособить свои стремления к тем рамкам, которые будут для нее поставлены властью» .Для модернизации страны и реформирования всей внутренней политики, по мнению В. К. Плеве, необходимо было создать единый центр, обладающий всей полнотой власти, который стал бы координировать политику различных ведомств. В качестве такого органа он видел Министерство внутренних дел, которое и возглавлял. Вместе с тем, он считал, что бюрократии не справиться в одиночку со стоящими перед государством задачами и видел необходимость в поддержке российским обществом основных направлений государственной политики.«Министерство Плеве, — замечает А. Е. Иванов, — можно условно разделить на два периода: до отставки Витте С. Ю. с поста министра финансов и после. До отставки В. К. Плеве и его команда вырабатывали план действий. После же отставки Витте «подготовительная стадия миновала, наступило время для осуществления программы Плеве. Уход Витте устранил основное препятствие для реализации «курса Плеве» и продемонстрировал готовность императора оказать полноценную поддержку своему министру внутренних дел» .В реализации намеченной программы В. К. Плеве надеялся как на бюрократию и общество, так и на личную поддержку императора.В. К. Плеве писал: «Всякое правительство, а тем более отдельные лица, в состав его входящие, нуждаются для успеха их дела в общественном одобрении и содействии; но и то и другое не приходят по простому призыву, основанному на широковещательной программе; общество пойдет только за авторитетом, покоющимся на силе знания и труде. Искусство управления состоит в умении приобрести этот авторитет» . Он так же отмечал различие между «чиновничьим строем» и «общественным», подчеркивая что в современной ему российской действительности первый преобладает. С другой, стороны Плеве подозрительно относился к попыткам радикального переустройства общественного порядка. Он замечал, что «поход против бюрократии есть только лозунг борьбы, преследующей цели более широкие и обусловленной и причинами более сложными, чем преобладание в нашем управлении чиновничьего строя над общественным» . Причины борьбы с бюрократией В. К. Плеве видел в определенных явлениях «гражданского развития за последнее полу-столетие», то есть в явлениях пореформенной эпохи. Говоря о последствиях демократических реформ Александра II, В. К. Плеве отмечал: «Рост общественного сознания, как естественное последствие преобразований, раскрепостивших личность, совпал с глубокими изменениями бытовых условий, с коренной ломкой народно-хозяйственного уклада» .«Социальная эволюция» по мнению В. К. Плеве, «опередила работу государства по упорядочению вновь возникших отношений» , развитие которых в результате государственных реформ, опередило развитие системы управления, которая через какое-то время оказалась к ним не достаточно приспособленной. Плеве не признавал необходимости существования политической оппозиции правящему режиму, c его точки зрения надо было отнять у оппозиционных элементов смысл существования “зиждительной работою на общую пользу», так как «поприще для подобного труда столь же обширно, сколь обширна Россия с ее мировыми задачами» . Девятнадцатый век в России стал временем бурного роста организованного революционного движения. Меньше чем за столетие оно прошло эволюцию от тайной деятельности небольшой группы дворян-декабристов до создания различных революционных и политических организаций из дворян, разночинцев, студентов и рабочих, таких как «Земля и воля», «Черный передел», «Народная расправа»; «Народная воля», «Союз борьбы за освобождение рабочего класса», «Освобождение труда» . Одним из главных источников роста революционного движения Плеве считал успех пропаганды ложных идей и учений среди учащейся молодежи. В беседе с И. И. Янжулом, В. К. Плеве заявил, что он «твердо уверен, что неустройство университетской жизни дает пищу развитию революционного духа и подготовляет двигателей всех будущих смут, поддерживая и распространяя в то же время в народе недовольство чуть ли не каждой мерой правительства» .Когда, благодаря идейному и организационному руководству «Народной воли», студенческое движение в 1879–1882 гг. обрело серьезный размах, В. К. Плеве, бывший тогда наблюдательным директором департамента полиции, заметил: «Крамола производит во время студенческих беспорядков рекрутский набор» . В своем заявлении, сделанным в Комиссии при Министерстве Народного Просвещения по поводу студенческих беспорядков, он так же говорил о том, что удаленные из учебных заведений молодые люди, оказываются «в бездействии, в нужде и лишениях», и что их жизнь таким образом «оказывается разбитою в самом начале» . По этой причине они «ожесточаются против всего общественного и государственного строя и из них те, которые только склонялись прежде к учениям крамолы, теперь вполне проникаются ими» . Далее, Плеве замечал, что и в местах, в которые были сосланы студенты, они начинали «оказывать вредное влияние на местное население». Возвратившиеся из ссылки, революционно настроенные студенты, попадая снова в учебные заведения, так же становились деятельными агентами тайных обществ и распространителями этих идей среди своих товарищей «растлевая их умственно и подстрекая их ко всякого рода беспорядкам, которые входят в расчеты революционной партии, в двояком отношении; во первых, как легчайший и удобнейший способ вербовать своих агентов, и, во вторых, как средство до известной меры дискредитировать правительственную власть» . Далее Плеве отмечал данные судебно-полицейской статистики, которая «свидетельствует, что беспорядки в высших учебных заведениях, происходившие в 1861 году, подготовили каракозовцев, беспорядки в 1869 г. и последующих годах — тех лиц, которые судились по так называемому процессу 193х, и даже беспорядки 1880 г. не остались в этом отношении бесследными, так как два лица, из коих одно было убийцею генерала Стрельникова, а другое не успело принять в этом преступлении участия, по независящим от него причинам, были исключены из С.-Петербургского университета, вслед за февральскими в нем беспорядками» . Интересно, что ссылаясь на эти замечания Плеве, С. Н. Трубецкой, публицист и общественный деятель того времени, считал необходимым вернуть советам высших учебных заведений «их корпоративное устройство, их прежнюю самостоятельность и авторитет, вверив им ведение университетского дела и устроение студенчества» .Еще в 1970 году консервативный публицист М. Катков отмечал некоторую нецелесообразность, с его точки зрения, студенческого движения: «Что такое студенты и какие могут быть у них права? — писал он, — Они принадлежат к гражданскому обществу и пользуются всеми его правами при известных ограничениях относительно несовершеннолетних. Затем они подчиняются порядку, установленному в месте их учения. Вот и все. Никаких других прав студенты не имеют и иметь не могут. Академическая жизнь есть волна, которая притекает и утекает. Студенты временные гости заведения, где они учатся. Кто сегодня студент, тот завтра уже не студент. Каким же образом могут студенты составлять независимое организованное сословие, пользоваться самоуправлением и хозяйничать в доме, где они гости?» . С другой стороны Катков так же отмечал, что студенчество вовсе не было единым в борьбе за свои права и что «большинство студентов обыкновенно оставалось не только в стороне, но оказывало сопротивление агитаторам, которые действовали плотной кучкой и употребляли насилием против своих товарищей» . И действительно, вовлечение студентов в борьбу за свои права и революцию, не всегда имело добровольный характер. Так, в 1869 г. учитель С. Г. Нечаев и журналист П. Н. Ткачев создали в Петербурге организацию, призывавшую студенческую молодежь готовить восстание, используя любые радикальные средства в борьбе с правительством. После разгрома кружка С. Г. Нечаев основал новую организацию "Народная расправа», от участников которой требовалось беспрекословное подчинение руководству, известно, что отказавшийся подчиниться диктатуре Нечаева студент, слушатель Петровской академии, И. И. Иванов был обвинен в предательстве и убит .Вместе с тем, стоит отметить, что наибольший общероссийский размах приняла революционная деятельность наиболее радикальной «Народной воли» среди интеллигенции и, главным образом, учащейся (в первую очередь, студенческой) молодежи. «Народная воля» по составу и методам борьбы была в основном партией интеллигенции, преимущественно молодой. Ее связи с учащейся молодежью всей страны были превосходно налажены и организованы. В Петербурге действовала Центральная университетская группа, которая объединяла и направляла усилия народовольческих кружков во всех высших учебных заведениях столицы. Подобные же центральные группы координировали деятельность многочисленных студенческих кружков в Москве, Киеве, Казани. Вся эта широко разветвленная сеть кружков действовала с большой энергией . Здесь следует заметить, что во многом благодаря В. К. Плеве, который был тогда прокурором петербургской судебной палаты, удалось вычислить основных организаторов «Народной воли». Тогда же В. К. Плеве составил по материалам процесса «16-ти» для служебного пользования «Очерк происхождения, развития, организации и деятельности русской социально-революционной партии» («Народной воли»)». Этот очерк пересказывал следственные показания Ширяева и Квятковского о возникновении, целях и средствах борьбы этой организации . В. К. Плеве довольно хорошо изучил и оценил сущность народовольческого движения. Возглавив в 1881 году Департамент полиции, он сразу взялся за искоренение народовольческого терроризма. Будучи еще прокурором Петербургской судебной палаты, он представил Александру III обширный доклад об арестах народовольцев и первых успехах дознания и полицейской агентуры. «О высоком профессионализме, розыскном чутье Плеве говорит ряд фактов из этого следствия. Он первым в деле народовольцев оценил центральное значение личности А. И. Желябова, арестованного накануне покушения на царя» — пишет А. Г. Чукарев . Интересно, что главными народовольцами, вычисленными В. К. Плеве, оказались организаторы и руководители центрального студенческого кружка, занявшего ведущее положение среди студенческих кружков Санкт-Петербурга — А. И. Желябов и С. Л. Перовская . А. Г. Чукарев так же замечает, что «деятельностью Плеве по руководству следствием, секретной агентурой и арестами был нанесен сильный удар по «Народной воле», от которого она уже не в состоянии была оправиться» .Вычислил Плеве и одного из наиболее талантливых организаторов боевой организации, виртуозно втягивающих студентов в свои ряды. А. И. Спиридович писал об этом одном из наиболее выдающихся революционеров: «Убежденный террорист, умный, хитрый, с железной волей, Гершуни обладал исключительной способностью овладевать той неопытной, легко увлекающейся молодежью, которая, попадая в революционный круговорот, сталкивалась с ним. Его гипнотизирующий взгляд и вкрадчивая убедительная речь покоряли ему собеседников и делали из них его горячих поклонников. Человек, над которым начинал работать Г. А. Гершуни, вскоре подчинялся ему всецело и делался беспрекословным исполнителем его велений» . Сам был Гершуни осторожен до крайности. Снабженный несколькими подложными паспортами, он казался неуловимым . Однажды Плеве призвал к себе С. В. Зубатова и, указав ему на стоявшую на письменном столе фотографию Гершуни, сказал, что карточка эта будет украшать его стол до тех пор, пока террорист не будет арестован. И действительно с этого момента департамент делал все зависящее от него, чтобы арестовать Гершуни. Фотографии и приметы Гершуни были разосланы по всем розыскным учреждениям и пограничным пунктам. Начальники отделений то и дело получали циркуляры, напоминания, письма . 13 мая 1903 г. Гершуни был арестован в Киеве. Военно-окружной суд в Петербурге в феврале 1904 г. приговорил его к смертной казни, которая была заменена пожизненным заключением.Однако, по мнению Плеве, вовлечение студенчества в революционную деятельность было далеко не единственной причиной разрастания революционного движения. Первопричиной революционных настроений Плеве считал распространение антиправительственных и революционных идей в печати. В разговоре с публицистом и идеологом народничества Н. К. Михайловским Плеве заметил, что он «считает литературу главною пружиною всего революционного движения последнего времени» . В той же беседе Плеве выразил свое мнение о главной причине антиправительственных настроений: «Для меня нет сомнения, что это общественное движение есть плод литературы. Студенты, вообще, молодежь, рабочие, крестьяне — все это — пушечное мясо. Двигатель — печать, и она должна платиться за все безпорядки, и будет платиться: я именно хочу вас об это предупредить. <…> Правительство, поверьте, достаточно сильно, чтобы сломить всякое противодействие, но сила не нападает — это свойство слабости. Но нельзя терпеть, чтобы за господ писателей платились их жертвы, вся несчастная увлекающаяся молодежь. Нам вовсе не весело вносить горе в семьи» . Особую опасность для существующего режима Плеве видел в том, что «писатели прямо и непосредственно выступают на общественную арену, уже не в печати, а лично», чтобы «волновать общество и вызвать смуту», например, с требованиями свободы печати . На возражения Михайловского о том, что существуют формальные требования цензуры, Плеве заметил, «что литература умеет намеками, обходами и умалчиваниями делать свое дело, а дело это есть революция» . В 1882 В. К. Плеве написал «Записку графу Д. А. Толстому», в которой изложил свое мнение о важнейшей причине «общественной смуты». Эта причина заключалась в широком распространении в прессе и печатных изданиях учений «крайнего материализма и социалистических утопий» . Директор департамента полиции замечал так же, что нивелировать влияние либеральной печати на общество, значит «расстроить внешнюю форму, в которую этой враждебной силе удалось организоваться» . Ну и, наконец, Плеве писал о том, что нужно бороться «не только с кучкой извергов, которые могут быть переловлены при усиленных действиях полиции, но с врагом великой крепости и силы, не имеющим плоти и крови, т. е. с миром известного рода идей и понятий, с которым борьба должна иметь особый характер». Директор департамента полиции предлагал противопоставить вредным веяниям «подобную же духовную силу — силу религиозно-нравственного перевоспитания нашей интеллигенции». Однако такой результат, по его мнению, мог быть достигнут только годами усилий и притом под условием «введения строгой общественной дисциплины, по крайней мере, в тех областях народной жизни, которая доступна контролю государства» . В изготовленном в 1883 году для Александра III специальном докладе Плеве, бывший тогда директором Департамента полиции, вскрывал роль либеральной периодической печати, редакторов, литераторов и публицистов в возникновении и распространении нигилистических и революционных идей в России. В этом письме Плеве так же обозначил свои представления о том, какую роль должна играть печать в общественной и государственной жизни в Российской империи: «Время конца шестидесятых и начала семидесятых годов» — писал он, — «было периодом осуществления ряда преобразований, задуманных еще в начале прошедшего царствования: земское и городское самоуправление в связи с судебной реформой, открывали, казалось, пути всестороннему развитию и мирному преуспеванию общественных сил. По-видимому, периодической печати также открывалась возможность путем уяснения плодотворных начал, положенных в основу совершившихся изменений в общественном строе, сослужить службу обновленной России, закрепив в то же время, на почве благоговейной признательности, вековую связь между верховной властью и народом, которой искони был силен наш государственный строй» . Вместо того, чтобы подчеркнуть единство власти и народа «журналы, а за ними и газеты, злобно радуясь всякой неудаче правительства, не переставали представлять себя как бы инициаторами в совершенных преобразованиях, ослабляя или стушевывая значение в них самой власти» . Плеве так же замечал, что «объединяясь общим чувством неприязни не только к правительству, но и к русскому народу (этой по характерному выражению «Голоса» того времени святой скотине), журнализм вредно отзывался на существовании противоправительственных течений в земских собраниях, городских думах, ученых обществах, нагло издеваясь над неудавшимися по мнению либеральных экономистов «Вестника Европы» и «Отечественных записок» делом освобождения» . В докладе В. К. Плеве Александру III 1883 года приводились также данные об укрывательстве государственных преступников представителями легальной прессы в своих домах и квартирах, о материальной поддержке ими революционеров, в частности, предоставлением возможности печататься на страницах своих изданий .Прочитав записку Плеве, Александр III наложил резолюцию: «Прочёл с большим интересом. Грустное и тяжёлое впечатление делает составленная записка. — Трудная борьба предстоит Правительству, но надо идти прямо и решительно против всей этой литературной сволочи». За словами последовали действия и в царствование Александра III все те печатные издания, на которые указал В. К. Плеве в своем докладе (за исключением "Вестника Европы", продолжавшего выходить до 1918 г.) прекратили своё существование .16 октября 1902 года почитаемый в народе Иоанн Кронштадтский написал Плеве письмо с просьбой о том, чтобы цензура не пропустила сочинение, котором отец Иоанн как бы представлялся основателем секты. «Я известился», - писал Иоанн Кронштадский, - «что в скором времени будет печататься в одной из газет или журналов роман под названием «Иоанниты», в котором, между прочим, будет трепаться мое имя. Полезно ли будет появление этого романа для народа и интеллигенции в религиозном отношении, особенно в нынешнее шаткое время? И без того нравственность в крайнем упадке. Повергаю на Ваше усмотрение появление в свет означенного сочинения» . В свою очередь в 1903 году Плеве попросил известного иерарха ответить на брошюру Л. Н. Толстого «Обращение к духовенству», в которой русские священники обвинялись в том, что они извратили веру и обращают народ в идолопоклонство. «Посмотрите на деятельность духовенства в народе», - писал Л. Н. Толстой, - «и вы увидите, что проповедуется и усиленно внедряется одно идолопоклонство: поднятие икон, водосвятия, ношение по домам чудотворных икон, прославление мощей, ношение крестов и.т.п.; всякая же попытка понимания христианства в его настоящем смысле усиленно преследуется. На моей памяти рабочий русский народ потерял в большей степени черты истинного христианства, которые прежде жили в нем и которые старательно изгоняются теперь духовенством» . По свидетельству С. В. Животовского, «о. Иоанн взялся за эту непосильную работу не из угодничества перед сильным мира сего, а по глубокому и искреннему убеждению, что он как верующий и православный священник обязан был это сделать. Обязан потому, что Министр есть слуга царский, а Царь – помазанник Божий, и потому воля слуги Царского должна быть для него законом» .Плеве видел причины расширения революционного движения в неспособности государственной власти эффективно бороться как с его причинами, так и с различными его проявлениями. В. И. Гурко отмечал, что Плеве представлял себе, что вернейшим способом обеспечения спокойного и правильного развития Российской империи «является прежде всего усовершенствование правительственного механизма», при этом вполне осознавая, что «русский управительный механизм не успевал развиваться и совершенствоваться в соответствии с новыми, выдвигаемыми народной жизнью, потребностями» . Для исправления сложившейся ситуации Плеве считал необходимым повышение образовательного уровня чиновников, устройство государственных экзаменов для доступа на разнообразные виды государственной службы, для начала же «поднятие образования чинов Министерства внутренних дел» . Однако в первую очередь, став министром внутренних дел он стремился к тому, чтобы «наладить деятельность департамента полиции, прежде всего в целях прекращения принявших хронический и массовый характер террористических актов» . 15 апреля 1881 года В. К. Плеве был назначен директором Департамента государственной полиции. По свидетельству С. Е. Крыжановского, В. К. Плеве «проявил на этом посту способности, приведя в порядок и наладив сыскную часть, до того времени находившуюся в хаотическом состоянии, создав охранные отделения и более действенную постановку политического сыска» . Целью структурных изменений в Департаменте являлось стремление Плеве сделать его работу более четкой, исключить дублирование функций в полицейских и судебных учреждениях. Реорганизации и расширение полномочий призваны были сделать Департамент полиции органом, адекватно реагирующим на изменения в политической ситуации и рост революционного движения.Став первым директором реорганизованного Департамента полиции, Плеве создал системы провокации в таких масштабах и формах, в каких ранее она никогда не существовала в России. Впервые при нем возникла система двойных агентов, которые были руководителями глубоко законспирированных нелегальных террористических организаций и одновременно сотрудниками политической полиции . Несмотря на очевидные успехи провокации, разъедавшей революционные организации изнутри, проявилась и ее оборотная сторона: деморализация самой политической полиции. Неслучайно, что и организаторы системы провокации в государственном масштабе стали, в конце концов, жертвами этой системы. Однако первые годы полицейская реформа Плеве в совокупности с его незаурядными следовательскими и административными способностями принесла большие успехи в борьбе с революционным террором.Став в 1902 году министром внутренних дел Плеве снова возглавил департамент полиции и, ознакомившись с внешней постановкой досконально известного ему по прежнему заведованию этим департаментом полицейского надзора, он, не обинуясь, заявил, что департамент, очевидно, приложил немалые усилия, чтобы испортить ту постановку этого дела, которую он ему некогда дал» .Однако, замечает В. И. Гурко, «в отношении «борьбы с крамолою» Плеве изменил свой взгляд в первый же месяц управления министерством». Первоначально он действовал под убеждением, что неуспешность этой борьбы происходит исключительно вследствие плохой постановки полицейского сыска и надзора. Однако впоследствии он «обратил внимание на огромное число арестуемых и поднадзорных и высказал определенное мнение, что государственная безопасность требует изъятия из обращения не множества лиц с революционными взглядами, а лишь ограниченного руководящего революционным движением круга их" . Монархизм В. К. Плеве заключался не столько в его увлеченности какой-либо абстрактной теорией, а скорее в личной преданности существующей власти, прежде всего в лице действующего императора. Такой взгляд на понимание сути монархизма становился все менее популярным, что в определенной мере и объясняет ту позицию, с которой политические оппоненты В. К. Плеве заявляли об отсутствии у него каких-либо убеждений в принципе. С другой стороны, Плеве вовсе не был сторонником самовластья и тирании. Напротив, он отвергал любые формы деспотии, считая, что исторически сложившееся русское самодержавие должно быть избавлено от пороков западного абсолютизма или восточного деспотизма. Считая. Что власть царю вверена божественным промыслом, Плеве так же признавал, что Православная Церковь должна быть первенствующей и господствующей. Вместе с тем, Плеве призывал к веротерпимости по отношению к другим религиям и, прежде всего, к приверженцам старообрядческой русской церкви, составлявшим значительный процент населения Российской империи.По опыту государственной службы хорошо знакомый с революционным движением, В. К. Плеве основной причиной успехов революционного движения считал распространение в народе, прежде всего в среде молодежи, идейных течений в той или иной форме пропагандирующих необходимость свержения самодержавия и установления нового общественного порядка. В целях борьбы с этим явлением Плеве считал необходимым установление жесткого государственного контроля над всеми областями общественной жизни, настолько насколько в них могла проникнуть та или иная антиправительственная пропаганда. Библиография1. Аксаков И. С. Русское самодержавие - не немецкий абсолютизм и не азиатский деспотизм // День. — 1865. — № 34. — С. 797-800.2. Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая Второго, в 2-х томах. Т. 1. — Берлин: Слово, 1922. — 510 с.3. Вячеслав Константинович Плеве // Книга русской скорби. – СПб.: Рус. нар. союз им. Михаила Архангела, 1908. — Вып. 2.4. Галкин В. В. Царская тайная полиция в борьбе с революционным движением в России (1880-1910 гг.). — М.: Феникс, 1996. — 55 с.5. ГАРФ. Ф. 586. Оп. 1. Д. 96.6. ГАРФ. Ф. 543. Оп. 1. Д. 227.7. Герасимов А. В. На лезвии с террористами. Воспоминания. М.: Товарищество русских художников, 1991. — 204 с.8. Грингмут В. А. Вячеслав Константинович Плеве // Собрание статей В. А. Грингмута: 1896-1907. — М.: Унив. тип., 1908—1910. — Вып. 3. — 1910. — 354 с.9. Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. — М.: Новое лит. обозрение, 2000. — 808 с.10. Дневники императора Николая II 1894-1918. — Т.1. — М.: Российская политическая энциклопедия, 2011. — 1152 с.11. Дронов И. Христос и антихрист (1879-1881) [Электронный ресурс] // http://www.voskres.ru/: [сайт]. — URL: http://www.voskres.ru/idea/christ.htm12. Жухрай В. М. Тайны царской охранки: авантюристы и провокаторы — М.: Издательство политической литературы, 1991. — 336 с.13. Записка В. К. Плеве "О направлении периодической прессы в связи с общественным движением в России" // Литературное наследство. Т. 87. — М., 1977. — C. 442-460.14. Иванов А. Е. Плеве — министр внутренних дел (1902-1904 гг.): Дисс. на соиск. науч. ст. канд. ист. н. — М., 2000. — 154 c.15. Казанский П. Е. Власть Всероссийского Императора. — Одесса: Тип. "Техник", 1913. — 1000 с.16. Катков М. Н. Процесс нечаевцев // Катков М. Н. Идеология охранительства, — М.: Институт русской цивилизации, 2009. — 800 с.17. Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий (Воспоминания 1881-1914 гг.). — Прага: Орбис, 1929. — 524 с.18. Куропаткин А. Н. Дневник генерала А. Н. Куропаткина. — М., Изд-во Государственной публичной исторической библиотеки России (ГПИБ), 2010. — 452 с.19. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. — М. – Пг.: Гиз, 1923. — 98 с.20. Лурье Ф. М. Нечаев. Созидатель разрушения. — М.: Молодая гвардия, 2001. — 434 с.21. Мавлиханова Е. А. И пропоют летом Пасху. Саровские торжества 1903 года. — М., 2003. — 32 с.22. Михайловский М. Г. Государственный совет Российской империи. Государственные секретари. В. К. фон Плеве // Вестник Совета Федерации. — 2008. — № 5. — С. 62-79.23. Михайловский Н. К. Мое свидание с В. К. Плеве // Полное собрание сочинений Н. К. Михайловского. Том 10. — СПб., 1913. — С. 59-64 [Электронный ресурс] // http://ru-history.livejournal.com/: [сайт]. — URL: http://ru-history.livejournal.com/4290884.html24. Народная воля. Студенческие группы [Электронный ресурс] // http://www.narovol.narod.ru/: [сайт]. URL: http://www.narovol.narod.ru/studentgroup.htm 25. Н. Ф. Анненский — Короленко // Вопросы литературы. — 2010. — № 10 [Электронный ресурс] // http://az.lib.ru/: [сайт]. URL: http://az.lib.ru/a/annenskij_n_f/text_1902_iz_pisem_korolenko.shtml 26. Петрункевич И. И. Из записок общественного деятеля. Воспоминания // Архив Русской революции. — Берлин, 1934. — Т. 21. — 466 с.27. Письмо В.К. Плеве к А.А. Кирееву 31 августа 1903 г. // Красный архив. — 1926. — № 5(18) — С. 201-203.28. Платонов О. А., Степанов А. Д., Иванов А. А. Черная сотня: историческая энциклопедия. — М.: Институт русской цивилизации, 2008. — 637 с.29. ПСЗ III, Т. XXIII. Отд. I. № 22581.30. Святой праведный Иоанн Кронштадский. Творения. Письма разных лет. Т. II. 1859-1908. — М.: Отчий дом, 2011. — 640 с.31. Селезнев Ф. А. Документ из библиотеки Д. В. Сироткина о встрече старообрядцев с В. К. Плеве (1903) // Старообрядчество. История. Культура. Современность. — М., 2012. — № 14. — С. 83-84.32. Селезнев Ф. А. Представление уполномоченных старообрядцев г-ну министру внутренних дел 4 февраля 1903 года в Петербурге // Исторический архив. — М., 2013. — № 3. — С. 179-189.33. Симонян Р. З. История императорской России (XIII – начало XX века). — М.: Издательский дом академии естествознания, 2016. — 82 с.34. Степанов А. Д. Черная сотня. Взгляд через столетие. — СПб.: Царское Дело, 2000. — 136 с. 35. Троицкий В. И. "Народная воля" перед царским судом (1880-1894). — Саратов: Изд-во Саратов. ун-та, 1983. — 423 с.36. Толстой Л. Н. К духовенству // Басинский П. Б. Святой против Льва. Иоанн Кронштадтский и Лев Толстой: история одной вражды [Электронный ресурс] //: http://stavroskrest.ru/ [сайт]. — URL: http://stavroskrest.ru/sites/default/files/files/pdf/basinskiy_svyatoy_protiv_lva.pdf 37. Чукарев А. Г. Тонкий и беспринципный деятель : (подробности из личной жизни В. К. Плеве) / А. Г. Чукарев // Рос. ист. журн. — 2003. — № 2. — С. 5—25.38. Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. — М., 1918. — 592 с.39. Янжул И. И. Воспоминания И. И. Янжула о пережитом и виденном в 1864-1909 гг. — М., 2006. — 460 с.