Зачастую история бывает, уникальна, в своей предрасположенности. Мы легко запоминаем победы, вновь и вновь возвращаясь к ним, забывая при этом поражения. Поражения, забывать которые, нельзя. Мы помним величайших полководцев и героев, например таких, как Ганнибал Барка, но почему-то имя Публия Корнелия Сципиона, человека, который разбил Ганнибала, ничего нам не говорит. Кто-то скажет: «Античность – это же было давно, всего не упомнишь». Что же, давайте обратимся к событиям более современным: все же знают Гейнца Гудериана, лучшего панцер-генерала Вермахта, а многим ли знакомо имя генерала Ермакова? Наверное, не многим, а ведь он один из тех, кто, в, наиболее, тяжёлый период, сумел остановить «Быстроходного Хайнца»[1].

          История Тульской обороны и роль в ней генерала Ермакова, неплохо освещается в отечественной историографии. Можно выделить несколько групп трудов. Во-первых, те работы, где особое внимание уделяется Московской битве в целом. Сюда можно отнести труд известного Советского военного историка Самсонова А.М. «Москва, 1941 год: от трагедий поражений к великой победе», историк Мягков М.Ю. чей труд – «Вермахт у ворот Москвы» - позволяет рассмотреть битву за Москву со стороны ГА «Центр». Во-вторых, краеведческие труды Тульских историков. Это, прежде всего, работа Туманова А.С. «Тула: Страницы хроники героической защиты города-героя в 1941 году», а также совместный труд Галицана А.С., Муриева Д.З. «Тула – город герой». Основными источниками стали документы, приказы и директивы, приведённые в выше упомянутых работах, а также мемуары основных участников событий – Гудериан Гейнц «Воспоминания солдата», Белов П.А. «За нами Москва», Василевский А.М. «Дело всей жизни».

Целью данной работы является выявление роли генерала Ермакова в обороне Тулы. Исходя из поставленной цели, предполагается решить ряд задач: 1) Познакомиться с биографией Аркадия Ермаков, его боевому пути в Красной армии. 2) Рассмотреть операцию «Тайфун» приведшую к выходу частей Гудериана на Тульские оборонительные рубежи. Здесь особое внимание будет уделено Брянскому фронту, в котором служил наш герой. 3) Проанализировать октябрьско-нояборьский период обороны Тулы, проходивший под командованием Ермакова. Это позволит нам оценить его роль в остановке бронетанковых частей Гудериана.

К сожалению, о раннем периоде жизни генерала Ермакова, данных практически не сохранилось. Известно, что Аркадий Ермаков родился в 1898 году в городе Мценске. Вероятно, он был выходцем из простой семьи, по крайне мере особых данных о его семье не сохранилось. Приняв Октябрьскую революцию, будущий генерал вступил в Красную Армию и пошёл по стопам офицера. К 1939 году он уже командир полка. Принимал участие в Финской войне, причём показал себя грамотным и талантливым командиром, о чём говорит хотя бы тот факт, что дивизия, в составе которой воевал полк Ермакова, «была награждена, за храбрость – Орденом Ленина»[2], а сам Ермаков повышен в звании.

Части дивизии, где воевал Ермаков, неплохо показали себя в наступлении, кажется, что и для Ермакова наступление станет эдаким кредо его командования. Правда не стоит полагать, что генерал был приверженцем исключительно наступательной доктрины, просто так уж сложилось, что пройдя, уже через Советские школы подготовки он проникся идеями о необходимости: «Бить врага на чужой территории и малой кровью»; лежащими в основах довоенных лозунгов. В этой позиции генерала можно выделить и положительные моменты, так как еще, будучи офицером, Ермаков, проникся идеями наступления мощными танковым ударами, используя большие танковые соединения для прорыва обороны противника.

Начало войны Аркадий Ермаков встретил командиром корпуса, состоящим из двух стрелковых дивизий. Участвовал в обороне Минска и Смоленска. Тогда ещё оборона не была его стихией, части находившийся под его командованием отступали, как отступала и вся Красная Армия. Однако стоит отметить, что «обе дивизии этого корпуса отличились в боях первых месяцев войны и за массовый героизм, мужество и высокое воинское мастерство 18 сентября 1941 года в числе первых четырех стрелковых дивизий Красной Армии были преобразованы в гвардейские»[3].

Бои, навязанные Советскими войсками под командованием маршала Тимошенко, на Смоленском направлении в июне 1941 года, успешное контрнаступление сил Резервного фронта, под командованием генерала-армии Жукова, в районе Ельни, а также угроза Южному флангу Группы Армии (ГА) «Центр» исходящие от войск юго-западного фронта, привели к окончательному краху молниеносного наступления вермахта на Москву. Противник был вынужден начать разработку новой операции по захвату столицы, рассчитанный на осенний период.

Между тем успешные действия Немецкой ГА «Юг», под командованием генерал фельдмаршала Г. Рундштета, привели к окружению основных сил Юго-Западного фронта (командующий генерал-полковник М.П.Кирпонос) в районе Киева. С другой стороны Немецкая ГА «Север» (ком. Фон Лееб) блокирует на Ленинградском направление основные силы Советского Северо-Западного фронта. Сложилась ситуация при которой у ГА «Центр» фактически были развязаны руки: «Начальные успехи в действиях против сил противника, находящихся между смежными флангами ГА «Юг» и «Центр», в сочетании с дальнейшими успехами по окружению вражеских войск в районе Ленинграда, создают предпосылки для проведения решающей операции против групп армий Тимошенко»[4]. По группой армии Тимошенко уже тогда понимали силы следующих Советских фронтов (Западный, Центральный, Резервный и Брянский).

Войска ГА «Центр» начали подготовку к проведению решающей Московской операции 19 сентября 1941 года, она получила кодовое наименование – «Тайфун». Основная идея операции заключалась в том, что бы: «Создать на флангах ГА «Центр» сильные танковые части, и в результате двойного охвата в направлении города Вязьма, уничтожить противника находящегося восточнее Смоленска»[5].

Одновременно части ГА «Юг», а именно – 2 полевая армия Вейхса, и 2-ая танковая группа (тгр.) Гудериана – наносили удар по Брянскому фронту. Это был ключевой момент операции – Брянский фронт не должен был оказать помощь Западному и Центральному фронту в районе Вязьма. Кроме того – разгром Брянского фронта открывал Гудериану путь по линии Орёл-Мценск-Тула, что позволяло выйти на линию Рязань-Коломна и начать охват Москвы с юга.

К началу операции Тайфун превосходство противника оказалось подавляющим: «На всех участках, где противник наносил удары, он превосходил Советские войска: в людях в 3-4 раза, по орудиям и миномётам в 4-7 раз, по танкам в 2-8 раз»[6]. Такое соотношение сил достигалось наличием у Вермахта стратегической инициативы, дающая возможность, не опасаясь Советского наступления, сосредоточить силы на определённых направлениях (главных ударах). Советские же войска, и без того испытывающие большие проблемы в личном составе: «Численность стрелковой дивизии по Брянскому фронту составляла в среднем 6 тысяч человек, из штатных 15 тысяч»[7]; вынуждены были оборонять участки фронта протяженностью 800 км. У того же Брянского фронта 1 дивизия приходилась на 10-15 км.

Немецкие же войска смогли воспользоваться затишьем и пополнить свои силы. Если в ГА «Центр» на конец августа 1941 года недокомплект в дивизиях составлял, в среднем, 25%, то к началу операции, лишь 10%. «Количество танков в танковых и моторизованных дивизиях доведено до 80-100% по штату»[8].

Проблемы Брянского фронта (командовал им генерал лейтенант Ерёменко А.И.) заключались уже и в самом его значении. Численно он был слабее Резервного и Брянского: состоял из трёх армий ( 50-ая стоящая севернее Брянска, 3 и 13-ая южнее Брянска на реке Десна), но зато здесь была танковая группа, которой и командовал наш с вами герой Ермаков, он ещё и был заместителем Ерёменко. В состав его танковой группы входили части кавалерийской бригады, танковая дивизия и танковая бригада. Командование КА явно производило перегруппировку силу – укрепляя Юго-Западный фронт после поражения под Киевом. Видимо Брянский фронт играл некую роль прикрытия – в случаи продолжения наступления ГА «Юг» группа Ермакова наносила бы удар ей во фланг, то же предполагалось и при наступлении ГА «Центр» на Западном фронте. Именно поэтому группа Ермакова и располагалась в прифронтовой полосе.

К сожалению ставка ВГК жестоко просчиталась. Ей не удалось выявить ни плана Немецкого наступления, ни, тем паче, направлений главного удара. Полагая, что Немцы будут продолжать операции на юге, с целью выйти к нефтеносным районам, ставка усиленно пыталась сформировать новые заслоны и кулаки, при этом на западе: «проводились частные наступательные операции в ущерб укреплению обороны»[9]. Видимо пытались провести разведки боем и выявить позиции врага, что говорит о недостаточности разведданных. Произошли ошибки и в выявлении ударов на западном направлении. Командование ВГК сконцентрировало внимание на шоссе Смоленск-Вязьма-Москва. Даже Конев, правда, по результатам опроса пленного, 26 сентября 1941 года докладывал Сталину и Шапошникову: «противники готовиться к наступлению в направлении Москвы с главной автомагистрали Вязьма-Москва»[10]. В свою очередь удар Немцев на Нелидово и Ржев (в полосе сил Западного фронта), и, главный удар на Орёл и Брянск (силами 2-ой армии Вейхса) просто проморгали.

В итоге, с началом наступления Немцев 30 сентября 1941 года, Брянский фронт подвергся главному удару, который выдержать не смог. Группа Ермакова оказалась отрезана от основных сил, прежде всего 13 армии, которая к исходу дня уже была в оперативном окружении. За два дня боёв Гудериан сумел прорваться почти 100 километров в глубину, 3 октября его передовые части уже вошли в Орёл: «Это дало нам возможность получить хорошую шоссейную дорогу и овладеть важным железнодорожным узлом»[11]. 6 октября части Гудериана заняли Брянск и вскоре встретились с частями 2 армии генерала Вейхса, завершив, таким образом, окружение основных сил Брянского фронта.

Гудериан планировал продолжить наступление в общем направлении на Тулу-Серпухов-Коломну дабы: «помешать русским ещё раз создать западнее Москвы глубоко эшелонированную оборону»[12]. Стратегически верное решение, которое поддерживало Верховное командование Вермахта, однако затем произошло ряд событий, который фактически предрешили исход битвы за Москву.

    Во-первых, под Мценском Гудериан, на шоссе Орёл-Мценск, встретил заслон, состоящий из подвижной группы генерала Катукова. Катуков, прекрасно понимая, что время на создание эшелонов обороны просто напросто нет, решил, используя климатические условия: «последующие недели (запись за 10 октября) прошли в условиях сильной распутицы»[13]; при которых Немцы были ограниченны движением исключительно по дорогам, применить тактику танковых засад – фактически организовав подвижные оборонительные группы. В итоге: «вместо стремительного броска от Орла к Туле и дальше на Москву, 2-ая танковая группа несла большие потери на каждом километре своего продвижения»[14].

Во-вторых, части Брянского фронта и непосредственно группа Ермакова, получили приказ на отход. В ночь на 8 октября части 50 армии стали с боями отходить к Белёву, а 3 мая и 13 армия стала пробиваться из окружения. В итоге Гудериана элементарно никто не мог поддержать (ни сухопутные части, ни авиация, занятые ликвидацией котлов и деблокированием прорывов). Историк Мягков отмечает, что «действия окружённых под Вязьмой и Брянском Советских частей, сыграли важную роль в спасении столицы. Для ликвидации двух огромных котлов ГА «Центр» пришлось привлечь до 61% своих дивизий (48 из 78) и затратить на это от 7 до 14 суток»[15].

В итоге командующий ГА «Центр» Ф. фон Бок лишь 14 октября издаёт приказ о начале второго этапа операции Тайфун - наступления на Москву, да и то Гудериан переходит в наступление лишь 20 октября. План был довольно простым: «2-ая танковая группа должна была охватить Москву с юго-востока»[16]; то есть наступление Гудериана шло по линии Мценск-Тула с последующим выходом на Каширское и Рязанское шоссе. 3-ая танковая армия наступала на Волоколамском направлении, рассчитывая охватить Москву с севера. Фактически перед нами клещи, угрожающие ударить и охватить Москву. Нас, прежде всего, интересует южный удар.

Основным заслоном на пути наступления Гудериана стала Тула, где ещё 4 октября был создан боевой участок. Конечно, его нельзя назвать глубоко эшелонированной обороны, но, тем не менее, удалось сделать многое для первоначальной встречи наступающих Немецких частей. Главной слабостью Тульской обороны была нехватка личного состава: «В состав участка были включены формируемая Туляками 330-ая стрелковая дивизия (добровольческая), 14-ая запасная бригада, полк НКВД, зенитные части и рабочие истребительные батальоны»[17]; также в состав обороны входил бронепоезд, отдельные артиллерийские части. 8 октября Ставка ВГК, понимая, что Тульский участок надо укреплять, направила в Тулу 238 стрелковую дивизию (с.д.) Г.П.Короткова, который стал начальником обороны Тулы, комиссаром же был назначен первый секретарь обкома партии В.Г.Жаворонков. Вовсю продолжалось организация обороны города, задержкой Немцев активно пользовались, рылись окопы, эскарпы, создавались истребительные батальоны. Однако было очевидно, что этих усилий может оказаться недостаточно.

Тем временем А.Н.Ермакова назначили командующим 50 армией. По большому счёту эта была не армия, а остатки различных групп и частей вышедшие из Брянского котла на Белёв. Но даже в таком состоянии Ермакову удалось нанести урон 2-ой армии и 2 тгр.: «Находясь в окружении, прорывая Гитлеровские заслоны, 50 армия не была пассивной. Она всё время сковывала силы противника, наносила ему чувствительные удары…»[18]; и с боями, 28 октября, выйти на Тульские рубежи. К тому моменту 2 тгр. понесла такие потери, что «начала наступление обессиленной, так что в способность выполнения ею боевых задач не верил и сам Гудериан»[19]. Сыграл свою роль и погодный фактор, так как части 2 тгр. застряли в районе Быстроны на сутки из-за: «невообразимо плохих дорожных условий»[20].

Однако не стоит считать, что силы Немцев были подорваны до такой степени, что не позволили бы им решить минимальной задачи (например, взять Тулу). Необходимо иметь в виду, что город был на острие Немецкого наступления, был важной стратегической точкой, которую необходимо было взять для решающего натиска на Москву, а это значит, что Гудерина был вполне вправе рассчитывать на резервы, авиаподдержку, и главное - Быстроходный Хайнц ещё верил в успех, а это чего-то да стоило.

В свою очередь город защищали ополченцы, отдельные стрелковые дивизии, части НКВД. Но самое главное – окруженцы, у которых ситуация с людскими ресурсами и материальными частями была просто катастрофической: «Была потеряна почти вся артиллерия, разбиты автомашины. В дивизиях осталось от 500 до 1500 бойцов и командиров»[21]. Однако это были силы – уже имевшие боевой опыт, кроме того, реально это было всё, что Ставка ВГК могла отрядить на оборону южных подступов к Москве. Всё-таки Волоколамская и Можайская линия обороны подвергались не менее, если не более сильным ударам.

«29 октября наши головные танковые подразделения достигли пункта, отстоящего в 4 км от Тулы. Попытка захватить город с хода натолкнулась на сильную противотанковую оборону и окончилась полным провалом»[22]. А между тем город было важно занять именно схода, ведь буквально накануне первого удара Советские части, вышедшие из окружения, начали занимать Тульский оборонительный рубеж, Ермаков же, фактически возглавил эту оборону, которая всё более укреплялась с каждым днём: «К исходу 29 октября и в ночь на 30 октября командование 50-ой армии принимало решительные меры. Оно стремилось быстрее уплотнить боевые порядки частей и соединений вокруг Тулы»[23].

И ВГК и сам Ермаков прекрасно понимали, что Тула, в принципе к обороне готова, а вот удастся ли создать новый оборонительный эшелон в случаи потери города? Вопрос серьёзный. Отсюда большое значение Тульскому участку предавали и Советское и Немецкое командование. Гудериан, понимая, что лобовая атака результата не даёт, принял решение начать обход города с востока: «Ввиду невозможности захватить Тулу с фронта, генерал фон Гейер предложил обойти город с востока. Я согласился»[24]. Немцы в очередной раз показали себя с довольно состоятельной стороны. Наступление Гудериана в направлении Сталиногорска и Венёва вполне могло закончиться окружением Тулы. Начинался ноябрь, самый трудный период в обороне города. Этот месяц закончиться тем, что план Гудериана провалиться, а Ермаков будет арестован и обвинён в трусости. Что же случилось в этот тяжёлый месяц? Чем провинился наш герой? Что же, будем разбираться.

Вообще непонятное движение вокруг генерала Ермакова и его роли в Тульской обороне существует, и по сей день. Михеенков С.В., исследователь боевого пути 50 армии, полагает, что современные Тульские историки краеведы делятся на тех, кто возвышает роль Жаворонкова (первого секретаря обкома партии), их он называет обкомовцами, и соответственно тех, кто к этой группе не относиться. Не в коем случаи не принижая роль Жаворонкова в героической обороне Тулы, заметим, однако, что ряд его обвинений, которые затем использовало ВГК, далеко не объективны и никак кроме отсутствия военного опыта не объясняются.

На что же обращают внимание обкомовские историки и ВГК? Поднималась тема штаба 50-ой армии, который находился севернее города. Как к этому относилось ВГК сказать трудно, а вот обкомовские историки используют это как доказательство того, что «штаб 50-ой армии якобы принял решение Тулу не оборонять»[25]. Утверждение довольно спорное. Тот же Михеенков отмечает, что «штаб армии находится там, где ему и положено – в ближайшем тылу»[26]. Кроме того Ермаков поступил довольно грамотно – оставив на подступах к городу Тульские части, а силы своей армии посылал частями на позиции по которым наносили удар Немецкие части, дабы сдержать натиск или ликвидировать прорыв. Это позволяло избежать окружения 50-ой армии, которая была пусть и не последним, но довольно важным заслоном на пути к Москве. К слову Болдин, ставший командующим вместо Ермакова, свой штаб не перенёс. Навряд ли вопросы штаба волновали ВГК, а вот что точно не нравилось ВГК, так это частая скупость на информацию. Рассказывают такую историю – как-то Ставка в лице Василевского решила установить обстановку под Тулой – штаб Брянского фронта доложил следующее: «Судя по отрывочным радиограммам, сегодня утром противник начал штурм Тулы, но истиной обстановки не знает ни штаб фронта, ни штаб 50-ой армии, откровенно признались мы»[27]. Очевидно, что такие данные, с основного участка боёв, Ставку удовлетворить не могли. Хотя наверняка все прекрасно понимали, что в боевой обстановке не всегда возможно сделать полный доклад, был бы результат, а с докладом можно и повременить, однако выяснилось, что и с результатом были проблемы.

1 ноября танки Гудериана начали медленно, но верно обходить Тулу с востока. Продвижение было, но шло оно слишком тяжко. Гудериан постоянно указывает на те, или иные сложности: «6 ноября. Наши войска испытывают мучение, и наше дело находится в бедственном состоянии, ибо противник выигрывает время, а мы со своими планами находимся перед неизбежностью ведения боевых действий в зимних условиях»[28]. 2 тгр. конечно же, выдыхалась, но и наступление продолжало, приказ фон Бока категоричен – продолжать наступление. И тогда – 18 ноября - Гудериан наносит удар всеми своими силами: в итоге 22 ноября пал Сталиногорск, а 24 ноября Венёв. Видимо в районе 19-20 ноября Ставка потребовала от Тульского командования контратаковать, при тех силах, которыми Ермаков располагал, он атаковать отказался. По мнению главного командования – это и привело к тем результатам, которые мы обозначили выше (падение Сталиногорска и Венёва), следовательно возникла угроза для всего южного фронта. В результате генерал отстранили от командования, а «19 декабря отстранённый от командования генерал Ермаков был арестован и отдан под трибунал»[29].

Аркадий Николаевич был обвинён в трусости, отказе наступать, ошибках командования. Приговор – 5 лет лагерей, лишение званий и наград.

Сейчас, имея представления о дальнейших событиях, мы можем сделать вывод, что Ставка, в целом, была права – контрудар был необходим. Дело в том, что решающий удар «Быстроходного Хайнца» был чистой авантюрой: одно дело двигаться фронтом, другое наносить удар кулаком, особенно когда нет сил для элементарной поддержки этого танкового кулака. В итоге Гудериан рисковал оказаться в окружении. Болдин Иван Васильевич, сменивший Ермкова, этот контрудар провел, и результат незамедлили сказаться. Вот, что об этом пишет фон Бок в своём дневнике: «27.11.41. Чёрный день для 2й танковой армии! Поначалу противник начал оказывать мягкое давление на её правый фланг. Потом он неожиданно нанёс удар большой силы с севера…»[30]; Гудериан был вынужден остановить операцию. Ни в коем случаи, не принижая заслуг Болдина, отметим всё же, что Ставка предоставила ему неплохие резервы: «Вечером 23 ноября Жуков передал Болдину: «ни в коем случаи не допустить проникновения противника в район Венёва, для чего спешно подтянуть в ваше распоряжение 173ю стрелковую дивизию…. Создаётся Венёвский боевой участок – две стрелковые дивизии, одна кавалерийская, 2 танковые бригады (всего до 30 лёгких танков)»[31]. Ермакову таких резервов не предоставили. Скорее всего, в историю с арестом и осуждением генерала закрались причины общей нервозности последних месяцев Немецкого наступления на Москву. Всем известен происходивший в примерно эти же месяцы конфликт Жукова и Рокоссовского по вопросу Истринской обороны, вдаваться в правильности выводов того и другого мы не будем, каждый здесь был прав со своей точки зрения, а итоговый успех Московской битвы, есть не что иное, как показатель верности той тактики, которую избрал Жуков. В вопросе ареста Ермакова, Ставка, действовала в духе необходимости следовать приказу и неизбежности наказания за исполнение этого приказа. Жуков копил резервы, ему было важно не дать Немцам прорваться к Москве, ему было важно, что бы они застряли в оборонительных рубежах, исчерпали резервы, сами не успели укрепиться, и тогда их можно было брать. В таком контексте угроза падения Тульского участка обороны означало катастрофу. Да, положение удалось поправить, но кто-то всё равно должен понести наказания, а как мы уже видели, непонятных движений вокруг Ермакова более чем хватало, отсюда и результат. Кроме того Жукову вполне могло быть достаточно и самого факта неудачи во время обороны, самого факта неисполнения приказа: в тяжёлое время необходимы тяжёлые решения.

Дальше события развивались весьма интересно – фактически наказание Ермакова так и не состоялось, уже в январе 1942 года его освободили, вернули звание и награды, а вскоре Аркадий Николаевич получил назначение. Как объяснить этот жест доброй воли? Эйфорией Московского успеха? Элементарным расчётом, что глупо лишаться неплохого генерала в военное время? А может чувство некоего укора совести у Ставки? Наверное всё это, так или иначе, сыграло свою роль.