Джаббаров Р.Р.

Западная Европа первоначально произвела на революционера Льва Александровича Тихомирова (1852-1923), бежавшего из России в 1882 г., хорошее впечатление. Он упивался свободой от слежки полицейских шпионов, от страха быть арестованным: «Как описать светлое настроение беглеца, когда он видит себя на свободе и в безопасности? Кто не испытал этого сам, тому невозможно это объяснить. Потом, конечно, когда привыкаешь к новому положению, прежнее блаженное чувство исчезает. Тогда и вокруг себя начинаешь замечать много недостатков, да и у самого оказывается много забот и горестей. Но первое время беспримесное, ничем не омрачаемое счастье наполняет всю душу, и вокруг все кажется прекрасным»^[1].

Тихомиров был поражён тем, что почтальон в Швейцарии, не застав получателя письма, вполне мог положить его в соседний почтовый ящик. Люди гордились тем, что работают: в порядке вещей было подметать тротуар перед своим домом. Семья Тихомировых восхищалась чистотой улиц и красотой Женевского озера. Женева была недорогим городом, и денег, получаемых Тихомировым от Шелгунова, более чем хватало. Тем более жена Тихомирова была на редкость экономной и практичной женщиной. Понятно, что чета Тихомировых жила под вымышленными именами.

Однако постепенно всё явственнее становились недостатки ментальности французов и швейцарцев. Как и многих других русских иммигрантов, плохо интегрированных в местное общество, Тихомирова раздражали самодовольность, сытость и пассивность европейцев. Для человека, склонного к мессианским идеям, было сложно понять равнодушие рядового европейца к глобальным проблемам^[2]. Переехав во Францию, он разочаровался в системе представительной демократии, сочтя её сплошным надувательством населения. Через шесть лет он напишет консервативному журналисту А. С. Суворину: «С тех пор, как я вижу Францию, Швейцарию, отчасти слышу об Америке, я совершенно не верю в народное самодержавие. Это идея, ложная в принципе, а на практике приводит лишь к господству тех, кто умеет искуснее других обманывать народ. Идея самодержавия народа, я боюсь, погубит Европу, как когда-то погубила Грецию»^[3].

Спустя полмесяца после прибытия в Швейцарию Екатерина Дмитриевна родила сына (будущий отец Тихон), названный по деду Александром. Тихомиров очень любил своего первого сына, хотя он оказался довольно болезненным. Тихомиров время от времени спрашивал самого себя, не явился ли больной сын наказанием провидения за недостойную молодость.

Тихомиров во многом был не согласен с учением К. Маркса и Ф. Энгельсом. Поэтому все попытки Г. В. Плеханова и его соратников перетянуть его на свою сторону не увенчались успехом: Тихомиров будет издавать стоящий на народовольческих позициях «Вестник Народной Воли».

В декабре 1882 г. к Тихомирову приехал грузинский общественный деятель Н. Я. Николадзе в качестве посредника между ИК и «Священной дружиной» с предложением перемирия на время коронации Александра III. Стороны договорились о полной амнистии политических заключённых и ссыльных, свободе печати, обществ и мирной социалистической пропаганды, расширения земского и городского самоуправления^[4]. Николадзе получил от Тихомирова записку с обязательством не производить покушения до и после коронации в обмен на освобождение Чернышевского. Однако внезапно переговоры были прерваны по неизвестной причине, видимо, для властей стала очевидной слабость Народной Воли, предательство Дегаева позволило её контролировать^[5]. Кроме того, над участниками «процесса 17-ти», среди которых были и члены «великого ИК», нависла угроза смертной казни в случае эксцессов во время коронации. Действительно, сразу после коронации никого не казнили, к тому же Н. Г. Чернышевского возвратили из ссылки^[6]. Это способствовало втягиванию Тихомирова в перипетии политической борьбы. Стоит отметить, что Тихомиров упрекал героев процесса «17-ти» в том, что они «произвели на революционную среду тягостное впечатление какого-то крайнего компромисса с существующим строем и даже с самодержавной монархией»^[7]. Однако сам Тихомиров через несколько лет зайдёт куда дальше в сотрудничестве с существующим строем.

В мае 1883 г. к Тихомирову внезапно приехал С. П. Дегаев, которого он встретил как старого товарища. Дегаев был на четыре года младше Тихомирова, однако последний был какое-то время с ним дружен^[8]. На самом деле Дегаев выехал во Францию по заданию руководителя царской охранки Судейкина, чтобы переманить известнейших революционеров – Тихомирова и Лаврова – в Германию. Последняя должна была их экстрагировать в Россию, однако Дегаев строил совсем другие планы.

Дружеское общение с Дегаевым продолжалось несколько дней, на протяжении которых Тихомиров, как опытный революционер, замечал противоречия в его словах. Наконец, у Дегаева сдали нервы и он выдал себя: «Слушайте, не будем играть в прятки. Расскажу вам начистоту всю правду, а тогда судите меня. Отдаюсь на вашу волю. Что скажете, то я и сделаю»^[9]. Но Тихомирову было сложно довериться его словам и после этого.

Оказалось, Дегаев был арестован в декабре 1882 года. На тот момент практически весь возрождённый ИК уже был арестован, что деморализовало Дегаева, решившего, что у партии нет никаких перспектив. Он согласился сотрудничать с Судейкиным, использовавшим опыт западных спецслужб для вербовки агентов и удовлетворения своих амбиций. Судейкин пытался установить доверительные отношения с арестованными радикалами, прикидываясь сочувствующим революции. Он внушал им, что стремится влиять с их помощью на проводимый правительством политический курс в сторону его либерализации. На самом деле Судейкин стремился использовать их для терроризирования властей с целью получения чрезвычайных полномочий. Во время встречи с глазу на глаз с Дегаевым он предложил ему соблазнительную сделку. Суть её в том, что Дегаев выходит на свободу, и, пользуясь арестом других руководителей, возглавляет «Народную волю», а Судейкин в свою очередь обещал подталкивать государственный аппарат в нужном направлении. Дегаев согласился и выдал охранке всё, что ему было известно об Исполнительном Комитете «Народной Воли». Под контролем Судейкина он создал обновлённый, фиктивный руководящий орган из второстепенных и тёмных личностей, кроме тог, возобновил партийную печать, каждая страница которой цензурировалась и одобрялась руководителем охранки. «Таким образом, – писал Тихомиров сорок лет спустя, – получилось нечто неслыханное в истории революций. Вся революционная организация была всецело в руках полиции, которая руководила ее высшим управлением и цензурировала революционную печать»^[10].

Не уведомляя о предательстве других революционеров-эмигрантов, Тихомиров заявил Дегаеву, что за свой поступок тот достоин смерти. Однако это подвергнет опасности многих радикалов, им уже выданных, но пока ещё не арестованных (Судейкин никогда не торопился с арестами). Поэтому Дегаеву сохранят жизнь, если он даст обещание вернуться в Россию и убить Судейкина. Дегаев согласился и после тщательной подготовки через полгода исполнил своё обещание. Заманив в декабре 1883 г. уверенного в своей безопасности полковника к себе домой, он с помощью двух помощников покончил с ним. Вскоре террористическая организация переправила Дегаева в Париж, где зимой 1883-1884 гг. состоялся своеобразный суд над ним. Три «судьи», в числе которых был и Тихомиров, оправдали Дегаева, который выехал в сопровождении Тихомирова в Англию, откуда отбыл в США. Пережив многолетние мытарства, он добился кафедры профессора математики в Университете штата Южная Дакота.

История с Дегаевым ещё раз продемонстрировала Тихомирову, что «Народная воля» превратилась в «бумажного тигра». Это способствовало ослаблению верности Тихомирова организации, его деморализации^[11].

В октябре 1883 г. Тихомиров приступил к работе над «Вестником “Народной Воли”» и попытался начать воссоздание исполнительного комитета, для чего переехал в Париж и снял квартиру на авеню Рей в XIV округе. Жизнь в Париже была дороже, чем в Женеве. Но выносима, пока Тихомиров получал регулярные гонорары от издательства «Дела». Устав от бесконечных споров амбициозных эмигрантов, он по возможности сторонился их интриг. С помощью М. Н. Оловенниковой (Полонской), единственным членом, помимо Тихомирова, старого Исполнительного Комитета, остававшимся на воле, он восстановил руководящий центр. Несмотря на то, что туда вошло ещё три революционера, новый исполнительный комитет оказался совершенно недееспособным.

Необходимо принимать в расчёт то, что с февраля 1882 г. два с половиной года не издавался «нормальный» печатный орган партии – «Народная воля», да и позднее он вышел в свет всего два раза. Поэтому главным печатным органом партии стал «Вестник Народной Воли», пять номеров которого было издано с 1883-го по 1886 годы. Их редактировали Тихомиров совместно с Лавровым, хотя тот и не соглашался со многими положениями народовольцев. Но Лаврову выгодно было использовать журнал как рупор для пропаганды собственных взглядов. «Вестник» затрагивал внутриполитические и экономические проблемы русской жизни, сочетая их с критикой литературных публикаций. Журнал был довольно толстым, объёмом в две-три сотни страниц, включающим некоторые литературные произведения. Тихомиров впоследствии вспоминал, что им было написано для «Вестника» несколько сот страниц текстов на самую разную тематику^[12].

Находясь в Париже, дорогой и космополитичной «столице мира», Тихомиров опять оказался под прицелом полицейских шпионов. Перед ними была поставлена задача использовать психологические особенности Тихомирова с целью запугать его так, чтобы он счёл для себя за благо вернуться в Россию. Слежку за ним курировал П. Рачковский, на тот момент глава парижского филиала охранки, пользовавшейся благосклонностью французских властей, заинтересованных в союзе с Российской Империей. Он писал в Петербург в начале 1887 года: «Путем принятых мною мер я довел вначале Тихомирова буквально до бешенства, которое вскоре сменилось полным упадком как умственных, так и физических сил, поддерживая и усиливая в нем болезненное нервное напряжение. <…> При таком положении должно настать время, когда русское правительство может получить в свое распоряжение этого цареубийцу не какими-либо рискованными средствами, а вполне легально, как русского подданного, сошедшего с ума за границей»^[13].

Полицейские резиденты шпионили за Тихомировым круглосуточно, докладывая Рачковскому подробную информацию о его местонахождении и контактах с окружающими. Р. Пайпс утверждает, что их донесения хранятся в архиве охранки в Гуверовском институте в Стэнфорде^[14]. Тихомиров, психологически неготовый к слежке, находился на грани нервного срыва.

Однажды два русских полицейских агента, поселившись под видом мигрантов, написали Тихомирову открытку по-французски, подписавшись как «граф Кун» и «барон Грюн». В секретных донесениях Тихомиров был назван «мосье Базиль Долинский», поэтому они использовали именно этот псевдоним; это произвело сильное впечатление на Тихомирова. Лаконичный текст предостерегал: «Не думай, что мы забыли о тебе. Под какими бы именами и прозвищами ты ни скрывался, знай, что мы захватим тебя в свои руки и отвезем в Россию, где ты, нераскаянный злодей, и примешь от палача давно заслуженную тобою казнь за твои адские преступления»^[15].

Опасаясь за свою жизнь, Тихомиров с помощью посредничества Лаврова встретился с Жоржем Клемансо, видным деятелем французского Радикального блока. Русанов следующим образом запечатлел воспоминания Клемансо о его первом свидании с Тихомировым: «Вы понимаете, когда гражданин Лавров предупредил меня, что приведет на свидание со мной представителя “Народной воли” за границей, я, признаюсь, ожидал встретить человека вроде наших знаменитых террористов Великой революции. Я слышал, что Тихомиров был душою той героической партии, которая своею борьбою с царским абсолютизмом привлекла внимание всего мира. И я приготовлялся встретить героя из героев… Представьте же себе мое печальное, трижды печальное разочарование, когда вместо Дантона или, по крайней мере, Робеспьера, – да что, вместо любого из вождей наших оппортунистов, [Жюля – Р.Д.] Ферри или [Рене – Р. Д.] Вальдека Руссо, – я увидел человека вне себя от страха, с прыгающими по сторонам глазами, дрожащими руками, бессвязным лепетом “мосье Клемансо, мосье Клемансо”»^[16]. Скорее всего, Клемансо был незнаком с природой нистагма, хроническим заболеванием, характеризующегося непроизвольными быстрыми колебаниями глазных яблок, возомнив, что они выражают сильное чувство страха^[17]. Жизнь в Париже стала ещё более затруднительной из-за тяжелейших бед, выпавших на долю семьи Тихомирова.

К несчастью, сотрудник «Дела», везший Тихомирову деньги весной 1884 г., попался на глаза царской агентуре в Париже, первоначально следившей за женой Дегаева. Сообщение о находке было тотчас же передано в Петербург, что дало повод для допроса главного редактора журнала Шелгунова. Его обвиняли в финансировании террористов, бежавших в разное время за границу. Шелгунов признался в наличии контактов с революционерами, за что был сослан в Смоленскую губернию на полдесятилетия^[18]. Это привело к прекращению сотрудничества «Дела» с Тихомировым, что на долгие пять лет лишило его стабильного заработка. Эти годы семья Тихомирова провела в крайней нужде.

Пытаясь залатать возникшую финансовую дыру, Тихомиров согласился на предложение Альберта Савина, имевшего некоторую известность французского издателя. Он был заинтересован в написании книги о последних событиях в России. Весной 1886 г. была издана работа Тихомирова «La Russie politique et sociale», написанная на русском языке, но опубликованная на французском. Политическая конъюнктура не была ясно выражена, книга по форме представляла собой энциклопедию о России. Однако в «Заключении» Тихомиров написал разгромный отзыв о консервативном курсе Александре III. В частности, он заявил, что режим находится в полной изоляции, что ведёт к неизбежной революции^[19]. Однако Тихомирову не удалось добиться надлежащего авторитета во французском обществе. Книга практически не продавалась в Западной Европе, где было множество своих проблем и действовала царская агентура, что способствовало ухудшению финансового положения Тихомирова^[20]. В России распространение этой книги было запрещено цензурой. По прошествии двух лет вышло второе издание книги с произвёдшим фурор предисловием, в котором Тихомиров заявлял о своём выходе из «Народной воли».

Тихомирову стало ещё тяжелее после начала болезни двухлетнего сына Саши. С весны 1886 г. ребёнка стали мучить страшные головные боли, которые невозможнобыло унять. Мучения Саши вызвали полный упадок духа у родителей. Врачи установили, что у ребёнка менингит, ужасная, не поддающаяся в то время лечению болезнь, приводившая в большинстве случаев к летальному исходу. Эскулапы порекомендовали семье уехать из столицы в сельскую местность, где природа и отсутствие городской суеты должны были благотворно влиять на здоровье мальчика. Оставалась надежда, что отъезд хоть немного уменьшит боли. В этот же момент по настоянию Рачковского французское правительство потребовало, чтобы Тихомиров покинул страну. Клемансо, к которому за помощью обратился Тихомиров, порекомендовал ему хотя бы покинуть Париж и его окрестности^[21].

В середине лета Тихомирову удалось снять квартиру в Ле Рэнси, небольшой деревушке недалеко от Парижа. Болезнь мальчика пошла на спад, и здоровье значительно укрепилось. В этом месте Тихомировы оставались 15 месяцев, до октября 1887 года. Именно здесь, находясь далеко от мигрантов и их интриг, глава семьи начинает приходить к мысли в необходимости отхода от революционного движения.

По-видимому, сомнения начали мучить Тихомирова ещё в России, когда, приложив столько усилий для успешного покушения на императора, «Народной воле» так и не удалось вызвать революции. Рассыпались все надежды на скорую революцию, хотя партии удалось сделать себе имя. Она так и не стала массовой, привлекая в основном интеллигенцию. Тихомиров начал понимать, что террористическая тактика не в состоянии свергнуть существующий строй.

После миграции он начинает испытывать неприязнь к конфликтам и спорам в революционной среде, не отличавшейся сплочённостью, особенно за границей. Чем дольше Тихомиров оставался за границей, тем в большей отчуждённости он себя чувствовал.

В Западной Европе Тихомиров оказался под мощным впечатлением местных видов и богатейшего культурного наследия. Он подробно описывает женевские виды, вызывавшие в нём сильное потрясение: «Перед нами открылось свободное пространство у подножия Салев, и мы узнали, что здесь проходит уже граница Франции. Это огромное количество труда меня поразило. Смотришь деревенские дома. Каменные, многосотлетние. Смотришь поля. Каждый клочок огорожен толстейшей, высокой стеной, склоны гор обделаны террасами, и вся страна разбита на клочки, обгорожена камнем... Я сначала не понимал загадки, которую мне все это ставило, пока, наконец, для меня не стало уясняться, что это собственность, это “капитал”, миллиарды миллиардов, в сравнении с которыми ничтожество наличный труд поколения. Что такое у нас, в России, прошлый труд? Дичь,

гладь, ничего нет, деревянная дрянь, никто не живет в доме деда, потому что он еще при самом деде два-три раза сгорел. Что осталось от деда? Платье? Корова? Да ведь и платье истрепалось давно, и корова издохла. А здесь это прошлое охватывает всего человека. Куда ни повернись, везде прошлое, наследственное... И невольно назревала мысль: какая же революция сокрушит это каменное прошлое, всюду вросшее, в котором все живут, как моллюски в коралловом рифе?»^[22].

Тихомирову казалось, что природа указывает ему на бессмысленность революционной борьбы, которой он служил много лет. Он воображал, что оппозиционная деятельность представляет собой фантазии, фикции. Мемуары Тихомирова представляют собой яркое свидетельство пересмотра взглядов, неуклонного отхода от революционной деятельности: «Я всей душой жаждал реального, действительно существующего. Его искал в истории. Читал в это время я бездну, и моя мысль становилась все более решительной, самостоятельной. Реальное меня привлекало во всем. Яотдыхал душой, глядя на садовника, роющегося в грязи. Это нечто действительно существующее, а потому во много раз выше оно, нежели фантазия <…> и прочих домов умалишенных! Я уважал дерево, растущее перед моим домом, муравьев, которые копошились на нашем огороде: все это действительно существует и по-своему занято делом. Тем более искал я реального в своей личной жизни. Немного ясного тут было. Зачем я живу вообще как существо разумное, каким вечным задачам должен служить – все это было под вопросом, сомнением, критикой и отрицанием. Тем, однако, жгуче подымались требования того немногого, что я чувствовал несомненно реальным»^[23].

После отказа от революционного прошлого перед Тихомировым встала серьёзная проблема: «Это мое внутреннее отпадение от революционного миросозерцания совершилось в процессе крайне мучительном. Размышление и анализ пережитого и переживаемого отрывали у меня день за днем, словно куски живого мяса, у меня буквально заходил ум за разум, и я иногда боялся, что сойду с ума»^[24]. Кажется, что ему теперь более выгодным представлялось сотрудничество с правящим режимом, чем борьба с ним. Государство могло платить стабильную зарплату, а революционная среда привела нашего героя и его семью к нищете.

Определённое влияние на переход Тихомирова оказала и религия. Он был воспитан набожным ребёнком, но стал атеистом под влиянием материализма. Будучи вынужденным в тюрьме изучать религиозную литературу, он проникся определённым сочувствием к древнему христианскому подвижничеству. Оно должно было ассоциироваться у него с революционной деятельностью. Теперь, во Франции, он пытался вернуть веру в бога, но так и не смог. Это было ему нужно, чтобы оправдать свой переход в монархический лагерь. Тихомирову необходимо было большое внимание уделять религии, чтобы укрепить устои самодержавия, от судьбы которого во многом зависело теперь его собственное будущее. В «Воспоминаниях» Тихомиров утверждал, что никогда не был «вполне безбожником». Суеверность фаталиста, его вера в случай интерпретировались им теперь как пробудившееся религиозное чувство. По его словам, во время болезни сына он пытался молиться, чтобы облегчить страдания. Однако он молился не «общепринятыми знаками», а обращаясь к кому-то в самом себе. Кажется, он пытался молиться самому себе. Возможно, в будущем он будет использовать христианские молитвы, чтобы молиться «своему божеству»^[25]. Однако Тихомирову сильно вредило отсутствие веры в самого себя, поэтому он уповал на высшие силы, попав в тяжёлую ситуацию.

Вернувшись в Россию в 1889 году, Тихомиров записал в своём дневнике, что у него вера разумная, рациональная, а должна вытекать и распространяться из глубин души. В тяжёлую минуту он только вздыхает, пытаясь «ощутить» бога^[26]. Можно констатировать, что попытка отречься от философии материализма была неуспешна, вернуть «детскую» веру не удалось.

Наступил момент, когда консервативная, фемининная субличность Тихомирова окончательно взяла верх над революционной, маскулинной. Об этом повороте общественность узнала из нового введения к «La Russie politique et sociale», вышедшего в феврале 1888 года. К моменту публикации Тихомировы вернулись в Париж, однако на этот раз поселились в районе, в котором не было русских эмигрантов^[27].

С одной стороны, Тихомирова заставили написать новое введение отзывы на первое издание, появившемся на свет в 1886 году^[28]. Рецензия в английском литературном журнале, казалось Тихомирову, обвиняла русскую интеллигенцию в непомерных требованиях, которые укрепляли деспотию. На самом деле книгу хвалили, считая, что она огорчит как правительство, так и революционеров^[29]. Возможно, Тихомиров стал жертвой своей слабой языковой подготовки. Ссылаясь на приписываемые рецензенту положения, Тихомиров излагает свою новую политическую доктрину: «Подлинной причиной провала наших политических программ стало то, что они избыточно теоретичны, недостаточно национальны, почти неприспособленны для нашей страны». Рациональной мерой Тихомиров назвал реформу управления государственных крестьян, проведённой П. Д. Киселёвым. Освобождение крестьян в 1861 г. стало бедствием, так как было проведено в духе либерализма. Нужно было руководствоваться примером Киселёва, а не произносить «миллионы красноречивых фраз»^[30].

Уже это было вызовом, однако Тихомиров на этом не остановился. Затем он отрёкся от террористических методов борьбы, присущих «Народной воле», и, следовательно, ему лично. Не затрагивая моральную подоплёку убийства, Тихомиров утверждал, что будет писать исключительно о политических результатах террористических актов, которые оказались неубедительными на поверку. «Либо одно, либо другое: либо имеются силы, способные изменить режим путем свержения правительства, противостоящего изменениям, либо таковых сил нет. В первом случае в политических убийствах нет ни малейшей необходимости; во втором случае такие убийства бессмысленны. Мысль о запугивании правительства, не имея сил для его свержения, представляется мне полностью химеричной: ни одно правительство нельзя обмануть таким образом. Что же касается страха смерти – например, на войне, где о личной безопасности говорить не приходится, – то многие ли генералы отступали перед ним?».

Таким образом, Россия нуждается в «здоровых и позитивных» идеях. Нужно не разрушать, а создавать что-то новое, творить в масштабе всего общества, только так можно достичь политической свободы.

Как и следовало ожидать, революционное подполье, так же как и радикальная эмиграция, пришли в гнев. Однако ещё за год до этого, в декабре 1886 г. в «Вестнике Народной Воли», Тихомиров опубликовал статью, в которой серьёзно осудил использование индивидуального терроризма в политике. Но тогда остальные редакторы согласились печатать текст только с большими купюрами. Позднее Тихомиров настаивал, что в запрещённой части он приводил наиболее резкие аргументы против терроризма^[31]. Речь идёт о неопубликованном тексте, хотя отрывки статьи, вышедшие в свет, позволяют говорить о правдивости автора.

Статья вышла под названием «Как живётся в России». В ней был дан обзор социоэкономической жизни, направленный на доказательство того, что страна постоянно развивается в экономическом плане^[32]. Статья завершалась тем, что революционное движение в народе почти отсутствует: «Наше время ничем не хуже какого другого. Но, как всякое время, оно требует, чтобы общественный деятель его понимал и сообразовал с ним свою деятельность. И, знаете, читатель, если у меня в каком-нибудь отношении и существует тревожное чувство сомнения, то именно по этому последнему пункту… Наше уныние, как и разные неудачи наши, не объясняются ли они этим неприятным, но весьма правдоподобным соображением?»^[33].

Из этого логично следовало то, что революционерам не нужно бороться с монархическим режимом, со временем он погибнет сам по себе. Единственно правильной стратегией является эволюция, как это происходит в природе. Как вызов революционной концепции это было интерпретировано группой русских революционеров, проживающих в Цюрихе. Они даже написали письмо протеста в отношении данной статьи^[34].

Эти мысли Тихомирова были опубликованы в последнем номере «Вестника», который больше не издавался. С одной стороны, на это поступало всё меньше средств, а с другой женевская типография, в которой печатался журнал, в ночь с 20-го на 21 ноября 1886 г. была разгромлена группой налётчиков, нанятых царскими агентами.

В марте 1888 г. появилась восьмистраничная брошюра «Революция или эволюция?» из двух разделов, которая стала самой первой реакцией на новое предисловие. Первый представил собой коллективное послание части радикалов, в реальности написанное Русановым^[35]. Оно начиналось с того, что новое предисловие производит шокирующее впечатление, вызвавшее сложносоставное ощущение обиды, недовольства и протеста. Авторы утверждали, что их ошеломило то, что раньше Тихомиров якобы ни разу не критиковал «Народную волю». Более того, к посланию прикреплялось двухстраничное эссе Лаврова, который был серьёзнейшим образом поражён коренной ломкой в убеждениях Тихомирова, писавшего о неизбежности революции ещё полгода до этого. Новая концепция Тихомирова нигде в брошюре не подвергалась аргументированной критике; основным стержнем были жалобы по поводу столь дерзкой и вопиющей смены взглядов.

Плеханов также сделал несколько выпадов против Тихомирова. Статья «Неизбежный поворот» стала первым ответом на публикацию нового предисловия^[36]. Первопроходец русской социал-демократии не разглядел в мировоззрении Тихомирова коренных перемен. Плеханов разоблачал в его взглядах реакционные ростки в статье «Наши разногласия», написанной ещё в 1885 году. Беда была в том, что «Народная воля», делая упор на крестьянские массы, отрицала прогрессивную роль капитализма. Отсюда и происходила склонность Тихомирова к отходу от революции. Критика в адрес Тихомирова содержалась ещё в двух статьях, вышедших из-под пера Плеханова несколько позже^[37]. В них на Тихомирова навешивался ярлык «ренегат», благодаря чему статьи приобретали строгий, порицающий характер. Прежняя его преданность социалистическим идеям была подвергнута уничижительной критике.

Также необходимо обратить внимание на ещё один отзыв, опубликованный тремя членами партии «Народная воля» в 1888 году. В статье «По поводу одного предисловия» они не только вставали на позицию Русанова-Лаврова, но и утверждали, что терроризм является основным методом революционной борьбы.

Было замечено, как многие революционеры утверждали, что Тихомиров сошёл с ума^[38]. В ответ на шквал критики Тихомиров опубликовал в Париже в августе 1888 г. брошюру «Почему я перестал быть революционером». При этом О. А. Милевский утверждает, что книга была тайно профинансирована русской полицией при посредничестве молодого эмигранта, некого Геккельмана-Ландезена, позже ставшего ближайшим сподвижником Рачковского^[39]. С её помощью Тихомиров больше всего хотел повлиять на своих критиков социалистического и народовольческого направления. Тихомиров утверждал, что состоял в партии «Народная воля» намного дольше, чем нужно было с точки зрения логики. Он писал, что ещё в 1885 г. сообщал Герману Лопатину, что выходит из партии, и признавался в том, что с того момента не имел с ней ничего общего^[40]. По мнению Тихомирова, терроризм был эффективен до того времени, пока правительство верило в то, что он пользуется широкой народной поддержкой. Однако терроризм потерял свою силу тогда, когда выяснилось, что за ним не стоят какие-либо серьёзные социальные силы.

Потом Тихомиров сосредоточился на проблеме, давно его тревожившей, – прочности самодержавия в России. Становление и укрепление самодержавия стало закономерным итогом развития России и поэтому с этим надо смириться. Ничего нельзя сделать, пока в России миллионы людей политически неграмотны и не интересуются властными отношениями. Полным поражением закончится любая попытка ограничить власть царя, с чьей бы стороны она не последовала. Как только весть об этом распространится по стране, большая часть населения восстанет и уничтожит всех, кто стремится ограничить царскую власть^[41]. В предисловии Тихомиров писал, что первый вариант брошюры был запрещён в России из-за нескольких сомнительных мест, впоследствии исправленных. Однако Милевский О.А. пишет о том, что в России она была широко доступна^[42].

Следующим посредником между царским режимом и Тихомировым стал Исаак Павловский, подследственный на процессе 193-х. Как и Тихомиров, он отсидел в предварительном заключении весь назначенный судом срок, и поэтому был освобождён. Был отправлен в ссылку, откуда решил бежать за границу, где зарабатывал на жизнь написанием общественно-политических статей. Будучи знакомым с Тихомировым со времён тюрьмы, он также изменил своим убеждениям, и, возможно, стал примером для Тихомирова. Они сдружились до такой степени, что Тихомиров поддерживал связи с ним вплоть до самого возвращения в Россию^[43].

Отношения с российскими властями завязались 19 апреля 1888 г. через Павловского. Сведения об этом сохранились в дневнике Тихомирова, скорее всего, запись сделана со слов его товарища. Павловский обратился к чиновнику, который, по словам Тихомирова, очень удивился метаморфозам Тихомирова. Однако Павловский настоял на том, что его друг не будет никого выдавать правительству^[44]. Как и раньше, Тихомиров оставался верен своему слову. Власти Тихомирову разрешили вернуться в Россию через несколько месяцев, сняв с него все обвинения.

Тихомиров разослал книгу «Почему я перестал быть революционером» в редакции российских газет, заместителю министра внутренних дел В. К. Плеве, директору департамента полиции П. Н. Дурново, организатору Священной Дружины графу И. В. Воронцову-Дашкову и обер-прокурору Святейшего Синода К. П. Победоносцеву^[45]. В августе 1888 г. Тихомиров также отправил письмо Плеве, в котором следующим образом оценил своё прошлое: «В течение многих лет я был одним из главных вожаков революционной партии, и за эти годы – сознаюсь откровенно – сделал для ниспровержения существующего правительственного строя все, что только было в моих силах». Однако теперь он изменился под влиянием политического режима во Франции, который наглядно продемонстрировал ему ложность демократии. В конце концов, он из убеждённого революционера превратился в добропорядочного человека, сторонником эволюционного развития и власти монарха. Тихомиров писал Плеве, что он с ужасом вспоминает своё прошлое. Только амнистия могла помочь ему вернуть родину, чтобы жить среди русского народа. Тихомиров просил дать ему возможность вернуться назад, чтобы приложить все силы для пропаганды идей созидания, укрепляя самодержавную власть^[46].

Представляется более вероятным то, что царь, опасаясь за свою жизнь, попытался договориться с некоторыми представителями революционного подполья, действуя через писательницу О. А. Новикову. Царь был готов обеспечить им безбедное существование и карьерный рост, освободив от преследований, в обмен на личную безопасность. Тихомиров был приглашён в правящую верхушку и избавлен от постоянных страхов и забот. Однако получив «кусок» со стола императора, он лишился возможности прийти к власти в 1905 и 1917 гг. Всё это учит нас тому, что, позарившись на маленькую, казалось бы, доступную цель, человек часто забывает о большой. Терпение позволило таким людям, как Г. В. Плеханов, выстоять и принять участие в переломных исторических событиях. Если бы Тихомиров боролся до конца, то он получил бы во много раз больше признания, известности и ресурсов после революции.

1 сентября Тихомиров встретился с сотрудником Министерства внутренних дел на следующий день после приглашения в консульство. Тихомиров написал личное письмо царю в середине сентября по предложению Плеве^[47]. Он просил прощения, признаваясь в своих «грехах» и утверждая, что в 1879 г. выступал против решения «Народной воли» о подготовке цареубийства. Он заявлял, что не имеет никакого отношения к организации и осуществления убийства императора. К письму прилагалось послание Дурново, в котором Тихомиров сообщал, что его дети не крещены, и просил узаконить их статус, если его семье будет позволено вернуться^[48]. После долгого ожидания Тихомиров 18 сентября написал следующее: «Мы проводим дни крайне тяжелые. Со всех сторон грызня. Денег ни гроша, да и не предвидится ниоткуда. На дозволение возвратиться в Россию тоже как-то плохо надеемся»^[49]. Тем временем материальное и бытовое положение семьи ухудшалось, на что накладывались обвинения и упрёки английской и французской прессы за «измену». Тихомиров тем временем культивировал в себе привычку посещать богослужения в церкви, завлекая в это своего несовершеннолетнего сына.

В декабре Тихомирова вызвали в посольстве, где он узнал, что царь пошёл ему навстречу. Тихомиров очень обрадовался, узнав о своей амнистии императором, хотя и был отдан под гласный надзор на пять лет. Он решил начать новую жизнь в новом окружении, пропагандируя антиреволюционные идеи^[50].

Тихомиров поначалу не хотел отъезжать в Россию, но из-за бойкота эмиграции, по настоянию властей и постоянного безденежья вынужден был сделать это. Кроме того, Тихомиров полагал, что его статьи отказываются печатать прежде всего из-за того, что он за границей. Более того, он воображал себя «мессией, которого Россия с нетерпением ожидает»^[51]. Перед отъездом в Россию Тихомиров письменно попытался ответить Рачковскому, как покончить с влиянием революционеров на студенчество^[52].

Тихомиров сжёг свои бумаги, во-первых, чтобы отрезать себе все пути назад, укрепить себя психологически. Во-вторых, чтобы не повредить бывшим друзьям в случае попадания бумаг в руки охранки. Однако часть архива во время передачи народовольцам попала в руки Рачковского. Часть архива, переданная Дебогорию-Мокриевичу, не найдена до сих пор^[53]. Выехав в полном одиночестве в январе 1889 года, он через четыре дня прибыл в Петербург.

В прошлом для Тихомирова остались не только эмиграция и годы, отданные революционной борьбе, но и старые товарищи, для которых он стал «ренегатом», предателем.

Пытаясь найти какую-либо позитивную программу, проделав долгий путь, Тихомиров порвал с самой идеей революции, рассчитывая занять высокое положение в иерархии перераспределения народных богатств монархическим режимом. Обретя, казалось, чувство политической реальности, он стал обычным слугой самодержавия. Теперь ему надо было опасаться революции и народных беспорядков, о которых он совсем недавно мечтал. Более того, он, даже «вписавшись в систему», продолжал быть уязвимым и в любой момент мог быть раздавлен. Тихомиров всё более склонялся к эволюционному пути развития общества под эгидой абсолютной власти монарха. Именно самодержавная идея стала стержнем его новой идеологии, на которую он смотрел через розовые очки, глазами Новиковой. Западные демократические ценности были скомпрометированы в глазах Тихомирова коррупционными скандалами и беспределом российских спецслужб. На фоне западноевропейских порядков Россия виделась Тихомирову эманацией истинной силы и могущества. Остаток жизни Тихомиров планировал посветить служению самодержавной идее, что должно было загладить «грехи» молодости. Однако Тихомиров не смог понять объективных исторических законов: аграрное перенаселение, рост промышленных городов, распространение грамотности при сохранении феодальных пережитков неизбежно вело страну к революции.

Список использованных источников и литературы

Источники

Аптекман О.В. Общество «Земля и Воля» в 70-е гг. Птг., 1924.

Бах А.Н. Воспоминания. М., 1931.

Кольцов И. Современное положение публицистики // Дело. 1882. № 12.

Кольцов И. Шатание политической мысли//Дело. 1883. №3.

Кропоткин П.А. Записки революционера. М., 1990.

Лавров П.Л. Письмо товарищам в России по поводу брошюры Л. Тихомирова. Женева, 1888.

Литература партии «Народная воля»: «Народная воля», «Листок "Народной воли"», «Рабочая газета»: Документы. М., 1930.

Литература партии «Народная воля»: «Народная воля», «Листок Народной воли»,

«Рабочая газета»: Документы. М., 1931.

Любатович О.С. Далекое и недавнее. М., 1930.

Малахов-Камартан К. Лев Тихомиров и Плеве // Красная летопись. 1923. № 7.

Морозов H.A. Повести моей жизни. В 2 т. М., 1965.

Пелевин Ю.А. Новые материалы о народовольцах А.Д. Михайлове, А.П. Прибылевой-Корба и Л.А. Тихомирове // Вестник Московского университета. Сер. 8. История. 1979. №3.

Письмо С.С. Синегуба к Л.А. Тихомирову // Каторга и ссылка. 1925. № 4.

Письмо Л.А. Тихомирова к С.С. Синегубу // Каторга и ссылка. 1927. № 2.

Письма Л.А. Тихомирова к A.C. Суворину// Каторга и ссылка. 1928. № 12.

Революционная журналистика 70-х гг. XIX в. Ростов н/Д., 1912.

Репников А.В. Два письма Льва Л.А. Тихомирова к Ольге Новиковой // Эхо:Сборник статей по новой к новейшей истории Отечества. Вып. 3. М., 2000.

Серебряков Э.А. Открытое письмо Л. Тихомирову. Женева, 1888.

Сергеев С.М. Письма Л.А. Тихомирова к К.П. Победоносцеву // В кн.: Тихомиров Л.А. Христианство и политика. М., 2002.

Стефанович Я.В. Дневник карийца. Б. м., 1906.

Труды Л. А. Тихомирова

Андрей Иванович Желябов. (Материалы для биографии). – [Женева, на обложке указано вымышленное место издания – Лондон] 1882.

Андрей Иванович Желябов. 1(13) марта 1881 г. M., 1899.

Воспоминания. М.; Л. 1927.

Г.В. Плеханов и его друзья. Л., 1925.

Где лучше? Сказка о четырех братьях и об их приключениях. – [Женева], 1873.

Дневники Л. Тихомирова // Красный архив. 1933. № 6.

Е. Пугачев или бунт 1773 г. – Женева, 1873.

Емельян Иванович Пугачев или бунт 1773 г. Изд-е 2-е. М., 1871.

Из архива Л. Тихомирова // Красный архив. 1924. № 6.

Из дневника Л. Тихомирова // Красный архив. 1930. № 1-5.1936. №1, 2.

Критика демократии: Статьи из журнала «Русское Обозрение», 1892-1897 / сост., вступ. ст. и прим. М.Б. Смолина. М., 1997.

Л.А. Тихомиров – Письма к М.В. Лодыженскому (предисловие к публикации В.Н. Назарова) // Вопросы философии. 1992. № 5.

Материалы для биографии С.Г. Нечаева: 1. Аресты и тюремная жизнь Нечаева. – [М., 1884].

Неизданные записки Л.Тихомирова // Красный архив. 1928. № 4.

Почему я перестал быть революционером. Б. м., [1888].

Почему я перестал быть революционером. [Женева], 1889.

Софья Львовна Перовская. (Материал для биографии). [Женева, на обложке указано вымышленное место издания – Лондон] 1882.

Счастливая встреча или Любовь к Родине. Изд. 3-е. М., [1875].

Счастливые встречи или Любовь к Родине (Четыре странника, или Правда и кривда). [Женева], 1873.

Тени прошлого / Сост., вступ. ст. и прим. М.Б. Смолина. М., 2000.

Исследования

Бах А. Н. Записки народовольца. Изд. 2-е, доп. М.; Л., 1931.

Богучарский В.Я. Активное народничество семидесятых годов. М., 1912.

Богучарский В.Я. Из истории политической борьбы в 70-х и 80-х гг. IХ века. Партия «Народной воли», ее происхождение, судьбы и гибель. М., 1912.

Бурин С.Н. Судьбы безвестные: С. Нечаев, Л. Тихомиров, В. Засулич. М., 1994.

Вада Х. Лев Тихомиров: его духовный мир в последние годы жизни (1913–1923) // Вада Х. Россия как проблема всемирной истории. М., 1999.

Вовчик А.Ф. Политика царизма по рабочему вопросу в предреволюционный период (1895–1904). Львов, 1964.

Волк С.Н. Рецензия на книгу «Воспоминания Л. Тихомирова» // Пролетарская революция. 1927. Кн. 8/9.

Воронихин А.В. Исторический календарь царствования Александра III. Пособие к спецкурсу. Саратов, 2001.

Джаббаров Р. Р. «Влияние гимназического образования на формирование взглядов Л. А. Тихомирова»// Н. Г. Чернышевский. Статьи, исследования и материалы: Сборник научных трудов. Саратов, 2013. Вып. 19.

Диалог о книге. Коллектив авторов// Российская история. 2013. №1.

Ермашов Д.В., Пролубников А.В., Ширинянц А.А. Русская социально-политическая мысль XIX – начала XX века: Л.А. Тихомиров. М., 1999.

Ефименко А.Р. Эволюция социально-исторических и философских взглядов Л.А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. филос. наук. М., 2000.

Задорожнюк И.Е., Мощелков Е.Н. Тихомиров Лев Александрович // Русская философия: Словарь. М., 1999.

Засулич В.И. Воспоминания. М., 1931.

Исаев И.А. Превращения монархической идеи // Родина. 1993. № 1.

Итенберг Б. С. Харуки Вада и его книга «Россия как проблема всемирной истории. Избранные труды» // Отечественная история. 2001. № 1.

Карцов А.С. Политическая теория Л.А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. полит, наук. СПб., 1998.

Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма (из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX – начале XX в.). Дис. ... канд. ист. наук. М., 1987.

Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма (из истории общественно-идейной борьбы в России в конце XIX – начале XX в.). Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1987.

Костылев В.Н. Лев Тихомиров на службе царизма... Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 1986.

Лаверычев В.Я. Царизм и рабочий вопрос в России 1861–1917 гг. М., 1972.

Любатович О. С. Далекое и недавнее. М., 1930.

Маевский В.А. Революционер-монархист. Памяти Льва Тихомирова. Белград, 1934.

Милевский О.А. Л.А. Тихомиров: из истории формирования консервативной мысли в России в конце XIX – начале XX в. Автореф. дис.... докт. ист. наук. Томск, 2007.

Назаров В.Я. «Загадочный Лев Тихомиров» // Вопросы философии. 1992. № 5.

Невский, В. И. От "Земли и воли" к группе "Освобождение труда". М., 1930.

Николаевский Б. И. О «Воспоминаниях Л. Тихомирова» // Каторга и ссылка. 1928. № 1.

Овсянико-Куликовский Д. Н. Литературно-критические работы: в 2 т. М., 1989. Т. 2.

Пайпс Р. Лев Тихомиров: революционер поневоле // Неприкосновенный запас. 2010. № 4.

Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993.

Петричко Ю.В. Наследие Л.А. Тихомирова в отечественной историографии. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. М., 2007.

Плеханов Г.В. Собр. соч.: в 24 т. М., Пг., 1923. Т. 3.

Посадский С. В. Философские основания культурно-исторических воззрений Л.А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. филос. наук. СПб., 2006.

Посадский С.В., Посадский А.В. Лев Александрович Тихомиров: философско-культурологические искания. СПб., 2009.

Пролубников А.В. Концепция монархической государственности Л.А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. полит, наук. М., 1998.

Пыхарев Ф.Г. Эмиграция и Лев Тихомиров // Родина, 2012. № 2.

Репников А.В. Л. А. Тихомиров о «заслугах и ошибках социализма» // Провинция России: тенденции, факторы и перспективы социокультурной динамики. Материалы круглого стола «Регионы России» III Международной Кондратьевской конференции. М. – Кострома, 1998. С. 131–133.

Репников А.В. Лев Александрович Тихомиров // Вопросы истории. 2011. № 4. С. 20–32.

Репников А.В. Оценка социалистической перспективы в работах Л.А. Тихомирова // Общественная мысль и политические деятели России XIX и XX веков. Материалы научной конференции. 16–17 апреля 1996 г. Смоленск, 1996. С. 37–39.

Репников А. В., Милевский О. А. Две жизни Льва Тихомирова. М., 2011.

Рожков Н. А. Русская история в сравнительно-историческом освещении: (Основы социальной динамики): в 12 т. Л.; М., 1928. Т. 11: Производственный капитализм и революционное движение в России второй половины XIX и начала XX века.

Русанов Н. С. По поводу одного предисловия. Женева, 1888.

Русанов Н.С. В эмиграции. М., 1929.

Русанов Н.С. Революция или эволюция. Женева, 1888.

Седов М.Г. Героический период революционного народничества. М., 1966.

Сергеев С.М. Идеология творческого традиционализма в русской общественной мысли 80–90-х гг. XIX в. Дис. ... канд. ист. наук. М., 2002.

Смолин М.Б. Государственно-правовые идеи Л. А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. ист. наук СПб., 2004.

Соловьев Ю.Б. Самодержавие и дворянство в конце XIX в. Л., 1973.

Солоневич И.Л. Народная монархия. М., 1991.

Стефанович Я. В. «Дневник карийца». СПб., 1906.

Твардовская В А. Социалистическая мысль России на рубеже 1870–1880-х гг. М., 1969.

Тимохова Е.А. Лев Тихомиров и русский консерватизм рубежа XIX–XX вв. Автореф. дис. ... канд. ист. наук. Самара, 2001.

Троицкий Н.А. «Народная воля» перед царским судом (1880–1894). М., 1983.

Троицкий Н.А. Безумство храбрых. Русские революционеры и карательная политика царизма. 1866–1882 гг. М., 1978.

Троицкий Н.А. Первые из блестящей плеяды. Саратов, 1991.

Троицкий Н.А. Царизм под судом прогрессивной общественности. 1866–1895 гг. М., 1979.

Фигнер В. Н. Полное собр. соч.: в 6 т. М., 1932. Т. 6.

Фигнер В.Н. Запечатленный труд. Воспоминания в двух томах. Т.1. М., 1961.

Цыганов В.И. Идея русского самодержавия и ее развитие в творчестве Л.А. Тихомирова. Автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Нижний Новгород, 2000.

Чарушин H.A. О далеком прошлом. М., 1973.

Чесноков С. В. Роль идейно-политического наследия Л.А. Тихомирова в русской общественной мысли и культуре конца XIX–XX веков. Автореф. дис. ... канд. ист. наук, Нижний Новгород. 2005.

Шерстюк М.Б. Л.А, Тихомиров: обретение религиозного мировоззрения. Дис.... канд. ист. наук. М, 2010.

Шестопалов С.В. Аксиология права в философии российского консерватизма: Л.А. Тихомиров, И.А. Ильин. Автореф. дис. ... канд. филос. наук. Тула, 2009.

Литература на иностранных языках

GleasonAbbot. The Emigration and Apostasy of Lev Tikhomirov // Slavic Review. 1967. Vol. 36.

Tidmarsh К. L. Tikhomirov and a Crisis In Russian Radicalism // Russian Review. 1961. № 1. Vol. 20.

Wada H. Lev Tikhomirov: His Thought in his years, 1913–1923. Tokyo, 1987.

Интернет-ресурсы

Давыдов Ю. В. Глухая пора листопада: URL: http://www.e-reading.co.uk/chapter.php/17952/53/Davydov_-_Gluhaya_pora_listopada.html (дата обращения: 23.03.2015).

Из письма Исполнительного комитета Александру III // Исторические материалы: URL: http://istmat.info/node/33460 (дата обращения: 23.03.2015)

Примечания

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом