Трофимова А.М.

В современной науке не стихают споры вокруг проблем, связанных с историей периода, который принято называть новой экономической политикой. Пожалуй, все частные разногласия исследователей относительно трактовки тех или иных явлений новой экономической политики исходят из понимания авторами того, что вообще представлял из себя нэп, какова была сущность этого периода, его место в российской истории. В частности, историк В.П. Булдаков ставит вопрос следующим образом: был ли нэп «эпилогом революции» или «прологом сталинизма»? [1., с. 14]. Если рассматривать 1920-е гг. как завершающую фазу развития революции, то главным содержанием означенного периода стало, по нашему мнению, постепенное превращение власти из «революционной» в «традиционную» (воспользуемся терминологией В.П. Булдакова). В данной статье делается попытка присмотреться к одному из аспектов этой проблемы, а именно – к процессу окончательного разрыва между двумя ветвями российской социал-демократии, в результате которого одна сторона (меньшевики) сохраняла себя в позиции революционной партии, другая же вынуждена была перейти к реакции.

В сущности, процесс раскола в русской социал-демократии в интересующий период (первые годы нэпа) еще не вполне завершился. Во всяком случае, меньшевикам он не виделся как окончательный. За время, предшествующее периоду новой экономической политики, меньшевики свыклись со своим «полулегальным» положением. Поэтому угрозы большевистского руководства поначалу не воспринимались социалистами всерьез: «Чем объяснить этот новый припадок бешенства? – вопрошал “Социалистический вестник” – Расстрелять Отто Бауэра за то, что он написал статью о возвращении большевиков к капитализму… Расстрелять меньшевиков за публичное оказательство меньшевизма, за выражение согласия с общим направлением новой экономической политики, за нежелание помолчать… Что это? Бред помешанного?» [2., с. 8].

До второй половины 1922 г. социал-демократы, руководствуясь программой, выработанной РСДРП в период гражданской войны, держались курса на коалицию всех социалистических партий, включая коммунистическую, надеялись на эволюцию власти и прекращение периода гонений. Убеждение во временности репрессий в отношении меньшевиков было характерно и для некоторых слоев большевистской партии. Возможно, это обстоятельство сыграло существенную роль в установлении весьма «либерального» тюремного режима для социалистов в начале нэпа. Федор Дан, один из лидеров РСПРП, вспоминал, что меньшевики в заключении легко находили контакт с тюремной охраной, красноармейцами-коммунистами и даже чекистами, вели с ними беседы на политические темы [3., с. 101, 107 – 108, 119 – 124].

Несмотря на все старания большевиков провести резкую черту, бесповоротно разделяющую два крыла российской социал-демократии, рядовые коммунисты не очень то вникали в тонкости различий между большевиками и меньшевиками. Так, на Тверском Губернском съезде профессиональных союзов в апреле 1922 г. выступил с обширной критикой профсоюзной политики меньшевик Рудаков. В ответ выступили трое коммунистов, которые предъявили в качестве контраргументов лишь убийство социал-демократами Либкнехта и поддержку генерала Врангеля [4., с. 15 – 18]. Компартии и противопоставить то меньшевикам было нечего.

В кризисных ситуациях рядовые члены РКП(б) готовы были поступиться своими принципами и страхом перед репрессиями правительства и пойти на сотрудничество с меньшевиками. Когда страну в 1921 г. поразил голод, и РСДРП, отказалась от участия в Помголе (по причине отсутствия в нем демократического рабочего представительства), большевики-рабочие обращались к меньшевикам с предложением обсудить ситуацию и попробовать договориться о совместных действиях [5., с. 61]. В 1922 г., оппозиционно настроенные московские рабочие поговаривали о том, что настало «время приступить к созданию единой настоящей пролетарской партии из меньшевиков и “истинных” старых большевиков» [6., с. 9].

Кроме того, большевики по-прежнему испытывали почтение перед авторитетом лидеров социалистических партий. В этой связи интересны воспоминания Л.М. Свирской о взаимоотношениях заключенных социалистов и представителей правящей партии в Новосибирске в 1921 г. По ее впечатлению, «большевики, занимавшие в Новосибирске высокие посты, испытывали чувство известной неловкости от того, что в тюрьмах их района сидят арестованные социалисты. Майский рассказывал, что Емельян Ярославский, в ту пору секретарь Сиббюро ЦК РКП(б), несколько раз признавался, что ему-де очень неприятно, что в Новосибирск привезли Флориана Флориановича Федоровича (член ЦК ПСР – А.Т.)» [7., с. 39]. Ф. Дан вспоминал, что, чекисты, которые отвозили его в здание Петроградской ЧК, выражали ему чувства уважения и титуловали не иначе как «товарищем Даном» [3., с. 101], а старший надзиратель, коммунист, узнав его имя, добродушно улыбнулся: «Как же, товарищ Дан! Я вас знаю: ведь я путиловский рабочий, и мы с меньшевиками всегда вместе стояли за рабочее дело» [3., с. 107 – 108]. Как видим, большевистские вожди еще не успели воспитать среди членов партии чувство неприязни и ненависти к оппозиции.

Революционная среда была скреплена личными дружескими и даже родственными взаимоотношениями, сложившимися между представителями разных социалистических течений в период совместной подпольной деятельности. Положение большевиков и социалистов-оппозиционеров как гонителей и гонимых не всегда препятствовало общению между ними. Одним из основных действующих лиц в упомянутых выше воспоминаниях эсерки Л. Свирской о сибирской ссылке был И.М. Майский. В частности, в них содержится упоминание о том, что будущий советский дипломат, а тогда председатель сибирского госплана, был частым гостем на вечерах у опальных эсеров летом 1921 г. и, по воспоминаниям Свирской, «ловко раздувал самовар при помощи снятого с ноги сапога» [7., с. 40]. Эти знакомства нередко уберегали социалистов от худшей участи во время арестов и заключения. Известно, что многие меньшевики и их родственники обращались за помощью к видному большевику, основателю и руководителю Института Маркса и Энгельса Д.Б. Рязанову; К.И. Цедербаум просила Ф. Э. Дзержинского о смягчении приговора мужу (С.О. Ежову) через Н.К. Крупскую [8., с. 84]. За меньшевика П.А. Бронштейна хлопотали председатель Центросоюза Л. М. Хинчук и заведующий одного из отделов ЦК РКП(б) С.И. Сырцов. Последний, пытаясь устроить отъезд меньшевика за границу, прибег даже к обману, сообщив, что Бронштейну уже выдана виза в Германию, тогда как на тот момент это было не так [9., с. 258 – 261]. Заступничество большевиков за социалистов приобрело такой размах, что заместителю председателя ГПУ И.С. Уншлихту в конце 1922 г. пришлось выступить перед Политбюро с инициативой о привлечении к партийной ответственности лиц, покровительствующих меньшевикам по службе и ходатайствующих за арестованных [10., с. 189].

Специфику взаимоотношений социалистических партий в переходный период начала 1920-х гг. составляло и то, что меньшевики, эсеры и анархисты пытались отстаивать свое место в революционном прошлом. Этот процесс отразило создание в 1920 – 1921 гг. Общества политкаторжан и ссыльнопоселенцев (ОПК) – общественной организации, в которой несколько лет сосуществовали и взаимодействовали представители разных социалистических течений. Несмотря на желание власти направить деятельность Общества исключительно в русло культурно-исторической работы, бывшие политкаторжане и ссыльнопоселенцы продолжали принимать активное участие в политической жизни Советской России. Так, представители оппозиции в ОПК внесли предложение о протесте против ужесточения тюремного режима и инициировали выступление Совета Общества за освобождение всех членов ОПК, обвиненных по политическим причинам [11., с. 28].

Двусмысленные отношения двух родственных партий – коммунистической и меньшевистской – складывались вокруг истории РСДРП. С одной стороны, каждая из них считала себя единственной наследницей партии, образовавшейся в 1898 г. Меньшевики и большевики взаимно упрекали друг друга в «кражах». В докладе на Всероссийской конференции РКП(б) Г. Зиновьев указал, что правые социал-демократы «совершили маленькое святотатство, избрав для своей группы заглавие “Заря” из нашего научного марксистского органа» [12., с. 27 – 28]. Наиболее ярким эпизодом этой борьбы стало празднование 25-летия РСДРП. Большевики развернули мощную пропагандистскую кампанию, их соперники широко распространили листовки, в которых они отстаивали свою, по выражению исследователя А.П. Ненарокова, «мифологизированную» историю [13., с. 166 – 167]. С другой стороны, у коммунистов и меньшевиков были совместные проекты по истории партии. Так, известно, что Л.Б. Каменев через Н.С. Ангарского заказывал члену Заграничной Делегации РСДРП Б.И. Николаевскому публикацию переписки Ю.О. Мартова и П.Б. Аксельрода, а также материалов архива последнего, вышедших в Берлине в 1924 г. Николаевский предлагал большевикам также обратить внимание на подшивку «Искры», подробно размеченной Мартовым, которая была бы интересна для составления биографий лидеров обеих партий [8., с. 535 – 537]. Добавим к этому, что для подготовки политических кадров РКП(б) в начале 1920-х гг. широко использовались сочинения Ю.О. Мартова и других оппонентов большевизма [14., с. 99]

Историк Е.Г. Гимпельсон отмечал, что большевики не были едины в вопросе о методах борьбы с социалистической оппозицией. Большевистский пропагандист и уполномоченный ВЧК И.В. Вардин (Мгеладзе) предложил в докладной записке руководству партии разрешить меньшевикам и эсерам вести политическую деятельность, в частности, предоставить им «известную “свободу выборов”» [15., с. 83]. В 1922 г. последовало предложение К. Радека разрешить меньшевикам издавать свою газету [16., с. 29]. Большевики в 1920-е гг. еще испытывали потребность решить исторический спор между коммунистами и социал-демократами в рамках политической дискуссии. В этот период выходили книги и брошюры, освещающие позиции большевиков и меньшевиков по вопросам профсоюзной политики. Некоторые факты свидетельствуют о том, что между представителями двух противоборствующих партий в 1921 г. сохранялась политическая полемика на официальном уровне. Так, несмотря на скромное представительство меньшевиков на Четвертом Всероссийском профсоюзном съезде, на трибуне развернулась настоящая политическая борьба. Коммунисты и социал-демократы сражались не только за «души» беспартийных, но пытались убедить друг друга в своей правоте [17]. Кроме того, члены социал-демократического Союза молодежи устраивали дебаты с комсомольцами на фабриках и заводах [18., с. 10].

В означенный период политические взгляды приверженцев РКП(б) и РСДРП разошлись весьма далеко, однако близость идеологии улавливается в некоторых оппозиционных группах, образовавшихся внутри коммунистической партии в начале 1920-х гг. Наиболее яркий пример – группа «Рабочая правда», членов которой чекисты небеспочвенно подозревали в тяготении к меньшевизму [16., с. 32]. В РГАСПИ нами обнаружена декларация Коллектива «Рабочая Правда» ко всем социалистическим партиям и революционным организациям, неизвестным образом попавшая в фонд ЦК РСДРП [19]. Декларация была заложена в стенке вагона поезда, направлявшегося из Москвы в Ригу, и, возможно, предназначалась для Заграничной Делегации РСДРП. Судя по содержанию этого документа, позиции рабочеправдинцев и меньшевиков (констатация буржуазного перерождения РКП(б), требование свободной печати для революционных рабочих, прекращения репрессий в отношении них и др.) во многом совпадали. Меньшевики внимательно следили за появлением подобных группировок внутри коммунистической партии, улавливая процессы возрождения идеалов социал-демократии, но относились к ним снисходительно, полагая, что коммунистическая оппозиция во многом ищет еще выход из политического кризиса «в возвращении к обанкротившимся утопиям прошлого» [20., с. 6]. Члены «Рабочей правды», в свою очередь, предпочитали оставаться в рядах РКП(б) и, по заключению одного из российских корреспондентов «Социалистического вестника», «больше всего опасались, чтобы их не смешали с меньшевиками» [21., с. 14]. Много лет спустя меньшевик Я. Мееров в своем интервью для альманаха «Минувшее» отметил, что слияния с бывшими членами РКП(б) не произошло и в тюрьме, уже на рубеже 1920-х–30-х гг., когда судьба любой оппозиции была предрешена [22., с. 236].

Как видим, процесс раскола в российской социал-демократии затянулся на долгие годы и отразил метания большевиков, вставших в 1920-е гг. на путь эволюции от революционной партии к «традиционной» власти. С одной стороны, большевики усиливали репрессии, с другой – давали себя знать сохранявшиеся по инерции личные и политические контакты большевиков с представителями РСДРП.

Список литературы и источников

1. Булдаков В.П. Утопия, агрессия, власть. Психосоциальная динамика постреволюционного времени. Россия, 1920-1930 гг. М.: РОССПЭН, 2012. 756 с.

2. Социалистический вестник, 1922, 20 апреля, № 8 (30).

3. Дан Ф.И. Два года скитаний. Воспоминания лидера российского меньшевизма. 1919 – 1921. М.: Центрполиграф, 2006. 221 с.

4. Пятый Тверской Губернский Съезд Профессиональных Союзов. 23-26 апреля 1922 г. Тверь: 1-ая Тверская Гос. Типография. Издат. п/отд. ГСПС, 1922. 121 с.

5. Двинов Б. От легальности к подполью (1921 – 1922). Стэнфорд: The Hoover Institution on War, Revolution and Peace, 1968. 201 с.

6. Социалистический Вестник, 1922, 21 марта, № 6 (28).

7. Свирская М.Л. Из воспоминаний. Публикация Б. Сапира // Минувшее: Исторический альманах. 7. М.: Феникс, 1992. С. 7 – 57.

8. Меньшевики в большевистской России. 1918 – 1924 гг. Меньшевики в 1922 – 1924 гг. М.: РОССПЭН, 2004. 727 с.

9. Остракизм по-большевистски. Преследования политических оппонентов в

1921 – 1924 гг. / Сост., предисл. В.Г. Макарова, В.С. Христофорова.

М.: Русский путь, 2010. 796 с.

10. В жерновах революции. Российская интеллигенция между белыми и красными в пореволюционные годы: Сборник документов и материалов / Под ред. Проф. М.Е. Главацкого. М.: Русская панорама, 2008. 287 с.

11. Юнге М. Угроза ликвидации ОПК в 1922 г. // Всесоюзное общество политкаторжан и ссыльнопоселенцев. Образование, развитие, ликвидация 1921 – 1925. Материалы м/н научной конференции (26 – 28 октября 2001 г.). М., 2004. С. 23 – 66.

12. Всероссийская Конференция Р.К.П. (больш.) 4 – 7 августа 1922 г. М.: Издание Московского Комитета Р.К.П., 1922. 112 с.

13. Ненароков А.П. Как российские социал-демократы отмечали свой четвертьвековой юбилей // Россия XXI, 2003, № 2. С. 148 – 167.

14. Кислицын С.А. Контрэлиты, оппозиции и фронды в политической истории России. М.: URSS КРАСАНД, 2011. 507 с.

15. Меньшевики в советской России: Сб. док./ Ред. А.Л. Литвин. Казань: б.и., 1998. 229 с.

16. Павлюченков С.А. Экономический либерализм в пределах политического монополизма // Россия нэповская. Под ред. академика А.Н. Яковлева. М., 2002. С. 15 – 57.

17. Четвертый Всероссийский Съезд Профессиональных Союзов. Стенографический отчет. М.: Изд. Р.И.О. В.Ц.С.П.С., 1921. 247 с.

18. Социалистический вестник, 1922, 9 декабря, № 23 – 24 (45 – 46).

19. Российский государственный архив социально-политической истории, Ф. 275. Оп. 1. Д. 200. Л. 52 – 54 (об).

20. Социалистический вестник, 1922, 21 марта, № 6 (28).

21. Социалистический вестник, 1923, 3 ноября, № 20 (66).

22. Интервью с Я. Мееровым // Минувшее: Исторический альманах. 7. М.: Феникс, 1992. С. 232 – 244.

• Переломные точки русской истории