Тарабрин С.Ю.

После десятилетий господствовавшего в Советском Союзе официального атеизма, приведшего к гонениям на церковь и верующих в нашей стране, религия и религиозные организации возвращаются в общественную жизнь. Нельзя отрицать факта, что взаимодействие различных религиозных традиций предопределили культурное своеобразие России и послужили основой формирования особого мировоззрения, в основе которого лежит терпимость и уважение к другим. И одно из ведущих мест здесь принадлежит Русской православной церкви. Долгое время она являлась главным нравственным ориентиром для жителей нашей страны. Помимо духовной и культурной сфер, РПЦ также обладала и политическим весом, заставляя считаться с собой правителей России. Особенно актуально данное замечание для эпохи Средневековой Руси.

Традиционно Русскую православную церковь (далее РПЦ) называют одним из главных участников на политической арене в период золотоордынского ига. Церковь обладала большим нравственным авторитетом и являлась связывающим звеном между русскими княжествами. «Традиции великокняжеской политики, ослабевшие, но живые, нашли на рубеже XIII и XIV веков – в момент наибольшего упадка великокняжеской власти, опору в тревожных исканиях общественных сил, испуганных опасностью полного распада Великороссии в княжеских усобицах и земской “замятне”. Эти силы – боярство и церковь»[1], – отмечал А.Е. Пресняков.

Большое внимание в отечественной историографии уделено взаимодействию РПЦ и Москвы. Ещё Н.М. Карамзин подробно останавливался на отношениях митрополита Петра с князем Иваном Калитой, в результате которых Москва смогла стать одним из религиозных центров[2]. И в дальнейшем историки рассматривали союз РПЦ и Москвы одним из факторов, приведших к возвышению Московского княжества. Однако отношения других княжеств с церковью не получили должного освещения в исторической литературе. Это замечание относится и к Тверскому княжеству, игравшему важную роль в политической жизни Средневековой Руси на протяжении всего периода своего существования.

Монгольское нашествие принесло большое разорение русским княжествам. Естественно, что серьёзный урон пришелся также и на долю Русской православной церкви. Были разрушены многие храмы, погибло много священнослужителей: «много же святыхъ церквей огневи предаша, и монастыри и села пожгоша, а имѣніе ихъ поимаша»[3]. Следы митрополита Иосифа, возглавлявшего в то время РПЦ, теряются: не ясно погиб ли он при штурме Киева войсками Батыя в 1240 году или же бежал от вторжения на свою родину – Византию.

РПЦ потребовалось время на восстановление порядка в своей структуре. Так, митрополитом был поставлен выдвиженец князя Даниила Галицкого Кирилл примерно в 1249 г.[4], а первый каменный храм после нашествия был поставлен лишь в 1285 г.: «Того же лѣта заложена бысть на Тѳѣри церковь камена благовѣрнымъ князем Михаиломъ Ярославичемъ и матерiю его княгинею Оксиньею, и преподобным епископомъ Семеономъ»[5]. Разорение Киева в 1240 г. привело к тому, что митрополиты были вынуждены покинуть город, который окончательно потерял статус столицы Руси. Высшие иерархи РПЦ начали искать более подходящее место для своей новой резиденции. Помимо этого, митрополиты вынуждены проводить много времени в разъездах, чтобы привести в порядок разоренные нашествием русские земли.

В отличие от княжеской власти РПЦ оказалась в гораздо более выгодном положении ввиду веротерпимой политики ордынских ханов. Это было связано, как отмечал А.В. Карташев, с тем, что они «были язычниками и … должны были считать все религии одинаково истинными»[6]. Большое влияние на религиозную политику ханов повлияла позиция Чингисхана. По свидетельству средневекового египетского историка Макризи: «Он (Чингисхан) приказал уважать все религии и не выказывать предпочтения какой-либо из них»[7]. Ханы Золотой Орды продолжали придерживаться этой политики. РПЦ освобождалась от выплаты податей в ханскую казну. В ханских ярлыках говорилось: «Каких бы то ни было налогов не видя, богу за нас молитесь, благопожелания нам возносите!»[8]. В этом можно увидеть политику, свойственную язычникам, – «жить мирно» со всеми богами: «Четыре пророка, которым молятся и которых почитают в мире. Христиане говорят, что бог их Иисус Христос, сарацины – Мухаммед, иудеи – Моисей, идолопоклонники – Согомом-баркан, первый бог идолов. Я молюсь и почитаю всех четырех, дабы тот из них, кто на небе старший, воистину, помогал мне»[9], - так, например, со слов Марко Поло, относился к религии хан Хубилай.

Золотоордынские ханы продолжали действовать в русле общемонгольской религиозной политики. Помимо освобождения РПЦ от податей следует отметить и то, что в 1261 г. была основана Сарайская епархия, митрополиты лично ездили за своими ярлыками, а также призывались для лечения высоких особ: «А по блаженнаго Алексѣя, митрополита Кіевскаго и всея Русіи, пріиде посолъ изо Орды отъ Чанибѣковы царици Таидалы, зовя его къ ней во Орду, яко да шедъ посѣтить еа, бѣ бо немощна»[10].

Связи с Византией ослабели. Вызвано это было не только подчиненным положением Руси монгольским завоевателям, но и тяжелым состоянием самой Византийской империи, которая переживала последствия Четвертого крестового похода и пыталась отвоевать обратно Константинополь. Патриарх вынужден был находиться в Никее, которая была столицей одноименного государства, претендовавшего на восстановление Византии. Подобное положение дел приводило к ослаблению контроля Константинопольским патриархом над зарубежными церквями, так в 1219 г. получила автокефалию Сербская православная церковь. В РПЦ все чаще митрополитами становились местные русские церковные иерархи.

Такое положение дел оказывалось на руку князьям, которые пытались использовать представителей РПЦ в своих междоусобицах. Так, начиная с Даниила Галицкого, князья отправляли своих кандидатов на постановление в митрополиты. Также начиналась борьба за открытие новых митрополий сначала галицкими князьями, а после правителями Великого княжества Литовского.

Таким образом, РПЦ стала активной политической фигурой, поддержку которой пытались завоевать противоборствующие князья. Подобные попытки предпринимал и тверской князь Михаил Ярославич. Позиция церковных иерархов сыграла большую роль в борьбе Твери и Москвы.

До монгольского нашествия Тверь находилась в составе Полоцкого епископства[11]. Первым тверским епископом называют Симеона, возглавлявшего до этого Полоцкую епархию и, возможно, происходившего из рода Полоцких князей[12]. Причины его переезда неизвестны, но исследователи склоняются к мнению, что они были политического характера: «неустройство и распри литовских князей»[13] или «подчинение города верховной власти рижского архиепископа» в третьей четверти XIII в.[14] Фактором же переселения именно в Тверь, возможно, стало нахождение Тверского князя Ярослава Ярославича на Великокняжеском Владимирском столе, а также рост самой Твери как политической силы. А.Н. Насонов указывает, что в это же время происходит падение роли Ростовского княжества, вызванное постоянными набегами ордынцев, поэтому «Ростовская епископия не могла уже более, очевидно, удовлетворять в качестве церковно-административного центра»[15].

Сама же дата переселения Симеона точно неизвестна. Мнения исследователей колеблются в датировке переезда от 1265[16] до 1285[17]. В летописях же первые упоминания о деятельности епископа Симеона в Твери относятся к 1271 г. В Троицкой летописи под 1271 г. содержится запись о смерти Великого князя Ярослава Ярославича: «Тоя же зимы преставись великіи князь Ярославъ Ярославичъ … и везоша его на Тѳерь епископъ Семенъ, игумени, и попове, … и положиша его на Тѳери въ церкви Козмы и Демьяна»[18]. В Никоновской же летописи епископ прямо называется Тверским: «Епископъ же Семіонъ Тѳерский … положиша его въ церкви святыхъ чюдотворцевъ Козмы и Дамьяна во Тѳери»[19].

Открытие епископии в Твери подчеркнуло возросшую роль княжества как одного из ведущих политических и религиозных центров Северо-Восточной Руси. Теперь Тверь в религиозном плане напрямую подчинялась митрополиту Киевскому и всея Руси.

О взаимоотношениях митрополита Кирилла, возглавлявшего РПЦ с 1242 г. по 1281 г., с тверскими князьями источники ничего не сообщают. Вполне возможно, что в период нахождения на владимирском столе тверского князя Ярослава Ярославича, Кирилл отсутствовал в Северо-Восточной Руси[20]. В источниках за этот временной промежуток с 1264 по 1272 гг. не содержится информации о местопребывания митрополита. Так в 1263 г. митрополит находился на похоронах Александра Невского[21], а в 1274 г. «Пріиде изъ Кіева Кирилъ митрополитъ въ Володимерь»[22]. По записи 1274 года можно сделать предположение, что митрополит в это время находился в Юго-Западной Руси. В 1264 году умер галицкий князь Даниил, поэтому вполне вероятно, что митрополит посчитал лучшим находиться в той части Руси. Однако во время конфликта между Новгородом и Ярославом Ярославичем Кирилл отправил новгородцам грамоту, в которой просил «кръви не проливаите», и обещал быть гарантом мира между князем и Новгородом[23]. Подобное предположение подтверждается деятельностью Кирилла, который весь свой митрополичий срок находился в постоянных разъездах по Руси «по обычяю своему хожаше по всей земли Русстей, учяше и наказуаше, управляше»[24], правда, отдавая предпочтение Северо-Восточной.

Митрополит Максим, заступивший на митрополичью кафедру вслед за Кириллом, впервые упоминается в отношении Твери в 1289 г., когда он поставил во главу Тверской епископии ставленника Михаила Тверского игумена Андрея[25], происходившего из рода литовских князей[26].

Согласно Первой Софийской летописи митрополит Максим первым из высших церковных иерархов РПЦ принял участие в столкновении Твери и Москвы: «Въ то же время … князь Юрій великый Даниловичъ поиде въ орду же: егда же ему бывшю въ Володимери … митрополитъ Кіевский и всея Руси Максим съ многою молбою браняшеть идти въ орду»[27]. Однако попытка повлиять на Юрия оказалась неудачной: князь всё же отправился в Орду.

Подобные действия митрополита можно объяснить его попыткой выступить на стороне тверского князя Михаила Ярославича[28]. Но скорее всего Максим выступал не с целью оказать поддержку определенному князю, а стремился быть посредником в княжеской междоусобице, желая погасить конфликт мирными путем с помощью уступок, которые предлагала мать Михаила княжна Ксения[29]. Подобная миротворческая функция церковных иерархов была привычна для Руси. Как отметил Н.В. Штыков: «Переговоры демонстрируют, прежде всего, выполнение митрополитом своих пастырских функций, заботу о предотвращении возможного военного столкновения»[30]. На то, что митрополит не был явным сторонником Михаила, показывает отсутствие каких-либо решительных мер, направленных против Юрия, например, в виде церковного отлучения, которые позднее налагали на тверских князей митрополиты Петр и Феогност. «Максим … хотел воспрепятствовать усобице между князьями московским и тверским, но старания его остались тщетны»[31].

Следующим митрополитом, возглавившим РПЦ, оказался выдвиженец галицкого князя Юрия Львовича Петр. Одновременно с Петром на избрание претендовал и игумен Геронтий, претендент Михаила Тверского. Л.Н. Гумилёв видел в этом желание Михаила следовать греческой модели союза «трона и алтаря»[32]. В Житии Петра дается красочное описание избрания: «при входе блаженного палата, где находился патриарх, наполнилась благоухания; отсюда святитель Константинопольский уразумел, что святой Петр послан Богом, и принял его с любовью … патриарх немедленно созвал Собор, который избрал святого Петра митрополитом не только Галицкой, но и всей Русской земли»[33]. У Геронтия же, прибывшего в Константинополь после Петра, патриарх «отобрал у него взятый из Владимира архипастырский жезл и одежды и вручил их святому Петру вместе с чудотворной иконой Пресвятой Богородицы», посоветовав неудачливому претенденту «не думать о земном, но помышлять о горних и возлагать свое упование на Бога»[34].

По приезду на Русь митрополит Петр развернул активную деятельность. Сначала он посетил Киев, затем Владимир, где поставил Новгородским архиепископом Давида[35], на следующий год отправился в Брянск, где пытался прекратить разразившуюся там междоусобицу[36]. В 1311 г. состоялся первый, отмеченный летописями, конфликт Петра с тверским князем. В отсутствие Великого князя Михаила Ярославича, на тот момент, видимо, находившегося в Орде[37], его сын Дмитрий Грозные Очи собирался в поход на Нижний Новгород, но митрополит отказался благословить его, и князь был вынужден распустить своё войско[38].

Примерно в это же время состоялся Переяславский собор, на котором судили митрополита Петра. Сведения об этом Соборе скупы и противоречивы. Они содержатся только в Житии Петра и в «Истории Российской» В.Н. Татищева. Неизвестна точная его дата. Так в Житии называется 1310 г.[39], а Василий Никитич относит данный Собор к 1313 г.[40], однако исследователь Э. Клюг отнес его к 1309 г., основываясь на предположении, что патриарх Афанасий, чей посланец присутствовал на Соборе, был во главе Константинопольского патриархата до 1309 г.[41] Однако, опираясь на послание патриарха Нифонта к Михаилу Ярославичу, можно утверждать, что Собор уже проходил при самом патриархе Нифонте: «да придеть къ намъ митрополитъ и дасть отвѣть о всемъ, колико без закона сътворилъ»[42], т.е. после 1309 г. Но сама дата возведения Нифонта в Константинопольские патриархи неизвестна.

Разнятся сведения и в дальнейшем. В Житии сообщается, что Собор был созван из-за происков тверского епископа Андрея, пытавшегося сместить Петра, обвинив его в «каких-то тяжких преступлениях»[43], скорее всего, основываясь на послании патриарха Нифонта, в симонии и освящении браков между родственниками в четвертом и пятом колене[44]. Из послания можно также сделать предположение, что Михаил Ярославич был заинтересован в осуждении Петра. Тверской князь вел переписку с патриархом и отправлял ему посольство, где жаловался на действия митрополита[45]. У В.Н. Татищева инициатором Собора выступал митрополит Петр, который этим способом пытался добиться осуждения ереси, распространившейся из Новгорода, и под которую подпал епископ Андрей[46].

Подробное описание состава Собора содержит Житие Петра: «На Соборе присутствовали епископ Симеон и игумен Прохор Ростовские, патриарший посол и призванный сюда Тверской епископ Андрей. Великий князь Михаил Ярославич был тогда в Орде и вместо него на Соборе присутствовали малолетние сыновья его Димитрий и Александр. Собралось несколько князей, много бояр; съехались лучшие из игуменов и чернецов и множество белого духовенства»[47]. Особо следует обратить внимание на наличие большого числа светских людей. Именно заступничество Ивана Калиты помогло митрополиту одержать победу на Соборе[48]. Однако, если принимать точку зрения Татищева, то епископ Симеон отсутствовал на Соборе, т.к. за год до Переяславского Собора он был замещен «архимандритом Спасским» Прохором на Ростовской кафедре[49]. Сведения о поездке Михаила в Орду также разнятся: у В.Н. Татищева он отправляется вместе с Петром, который после вернулся на Русь на Собор[50], а тверской князь ещё продолжал оставаться в Улусе Джучи; в Житии же совместная поездка Михаила и Петра состоялась позже Собора и была вызвана восшествием на трон хана Узбека[51]. Пребывание в Орде Михаила во время Собора летописями не отмечено, что позволило сделать предположение В.С. Борзаковскому, что «Михаил Ярославич Тверской и … Юрий Московский … остались в своих городах затем, чтобы оберегать их от внезапного нападения друг друга»[52]. Н.С. Борисов предполагает, что Михаил находился в Орде по причине разразившейся на Руси засухи и неурожая, выпрашивая у хана отсрочки платежей[53].

Главным итогом Переяславского Собора стало формирование тесного сотрудничества митрополита Петра и московских князей Даниловичей. Епископы, выступавшие с обвинениями в адрес Петра, если придерживаться хронологии Жития, позднее были смещены со своих постов, тем самым Михаил лишился поддержки в церковных кругах. Следует отметить, что при Петре были сменены многие иерархи РПЦ. Как указывают летописи, в 1308 г. ушел по состоянию здоровья с Новгородской кафедры архиепископ Феоктист[54]; в 1311 г. епископ Симеон «остави епископью свою»[55] и на его место был поставлен Прохор, архимадрит Спаский; в 1312 г. был снят сан с Сарайского епископа Измаила, возможно, также придерживавшегося стороны Михаила или бывшего в оппозиции к митрополиту, хотя единственное политическое событие, связанное с именем Измаила, произошло в 1296 г., когда он вместе с Симеоном замирил Великого князя Андрея Александровича с Иваном Переяславским, Даниилом Московским и Михаилом Тверским[56]; епископ тверской Андрей покинул свою кафедру в 1316 г.[57] Таким образом, за 8 лет покинули свои кафедры четыре видных церковных иерарха. В произошедшем можно увидеть снятие нежелательных иерархов с высоких постов с заменой их на близких себе людей митрополитом Петром[58], или же просто их отказ от должности ввиду возраста или болезни, ведь если Симеон мог быть смещен без каких-либо трудностей для Петра, то епископ Андрей находился под защитой тверского князя, который на 1316 г. ещё сохранял титул Великого князя Владимирского.

После Собора каких-либо явных антитверских действий митрополит не предпринимал, если не принимать в расчет отказ от благословления похода Дмитрия Грозного Очи под Нижний Новгород ввиду неясности датировки самого Переяславского Собора. Вполне возможно, снова с оговоркой на датировку, что в 1313 г. митрополит совершил совместную поездку в Орду с Михаил Тверским по случаю смерти хана Тохты[59]. В 1312 и 1315 гг. митрополит посещал Тверь, в первый раз, чтобы поставить епископа Харлампия[60], во второй – нового тверского епископа – Варсонофия[61]. К этим посещениям можно отнестись двояко: либо это были попытки примириться с тверскими князьями и местным духовенством, либо это была демонстрация силы со стороны Петра. Однако ярким примером отношения митрополита к Твери стали похороны двух соперников – Юрия Даниловича и Михаила Тверского. При встрече тела Михаила присутствовал только тверской епископ Варсонофий[62], а при захоронении Юрия митрополит Петр, архиепископ Новгородский Моисей, Ростовский владыка Прохор, Рязанский владыка Григорий и Тверской владыка Варсонофий[63]. Следует отметить, что в Твери не очень сильно жаловали главу РПЦ. Как отмечает Э. Клюг, «не случайно летописи, находящиеся под сильным тверским влиянием, обходят молчанием смерть митрополита»[64]. На смерть тверского князя Петр отреагировал «Поучением», в котором обратился к детям и боярам с призывом к послушанию[65].

Таким образом, пребывание митрополита Петра во главе митрополии привело к ухудшению отношений между Тверью и РПЦ. Переяславский Собор испортил отношения между Петром и Михаилом Ярославичем, а также продемонстрировал тверскому князю, что церковь является самостоятельной силой, способной оказать противодействие власти Великого князя. Главным же итогом руководства РПЦ митрополитом Петром стало формирование союза церкви и Москвы, оформившимся в фактическом переносе резиденции митрополитов в Москву и захоронении там же Петра, в скором времени провозглашенного святым.

На место Петра Константинопольский патриарх назначил митрополитом грека Феогноста. Подобным выбором был недоволен Иван Калита, который видел главой РПЦ своего ставленника Феодора. Однако московский князь не стал повторять ошибок Михаила Ярославича и смирился с назначением Феогноста. Митрополит же решил продолжать политику Петра: «Святитель Феогност радовался возвышению великого князя московского и во всех случаях был твердым его помощником, так как Господь благоволил перейти и утвердиться Киевской и Владимирской державе в боголюбивом граде Москве»[66]. Решение Феогноста поддерживать Ивана Калиту было вызвано тем, что после разгрома Тверского восстания 1327 г. Московское княжество вышло на ведущие роли в Северо-Восточной Руси, сумев избавиться на время от своего главного конкурента – Твери. Тверской князь Александр Михайлович бежал в Псков. Иван Калита, не желавший штурмовать укрепленный город, уговаривал Феогноста повлиять на Александра и псковитян: «И тако посла Ѳеогнастъ митрополитъ отлученіе и проклятіе на князя Александра Михайловича Тверскаго, и на весь градъ Псковъ, и на всю землю ихъ»[67]. В результате Александр был вынужден бежать в Литву, и митрополит снял проклятие с Пскова.

Хотя Феогност и начал своё правление с антитверских действий, в отличие от Петра, негативного отношения к Твери митрополит не испытывал. Когда в 1339 г. в Орде был казнен Александр Михайлович вместе с сыном своим Федором, Феогност совершил отпевание во Владимире: «И бывшимъ имъ въ Володимери срѣте ихъ Ѳеогнастъ, митрополитъ Кіевскій и всея Руси, съ священным соборомъ, и пѣвше надъ ними надгробное пѣніе, отпустиша ихъ»[68].

Ориентация Феогноста на Москву сказалась и на выборе преемника. Митрополит посоветовавшись с князьями Семеном Ивановичем, Иваном Ивановичем, Андреем Ивановичем, а также «и з бояры и съ велможами» постановил: «да не поставитъ имъ инаго митрополита … кроме … Алексѣя»[69].

Алексий происходил из боярского рода Бяконтов, которые при отце Алексия Федоре переехали из Чернигова в Москву во время правления князя Даниила Александровича. Федор Бяконт занял видное место при дворе московских князей, а его потомки составили вместе с другими боярскими родами «костяк великокняжеской Думы»[70].

Алексий, в миру Елевферий, в двадцатилетнем возрасте постригся в монахи. Позднее митрополит Феогност «оценив его добродетели и высокие дарования, приблизил к себе, поручив ему управление судебными делами Церкви»[71], в 1352 г. Алексий был поставлен наместником в епископы Владимира[72].

Таким образом, можно говорить, что ориентация на Москву РПЦ только усилилась. Митрополитом стал человек, который выходил из московского боярства и был назначен по совещанию с московским князем. В завещании Симеона Гордого говорилось, чтобы его братья слушались владыки Алексия и старых бояр[73], а после смерти Ивана Красного митрополит стал регентом при малолетнем Дмитрии.

Подобная ставка Симеона на Алексия себя полностью оправдала: митрополит проводил промосковскую политику и способствовал дальнейшему усилению Москвы как центра Русских земель.

Первые летописные известия, связанные с деятельностью Алексия в отношении Твери, относятся к 1357 г., когда к митрополиту на суд отправились Всеволод Александрович Холмский и Василий Михайлович Тверской. Возможно, инициатором суда выступал епископ Феодор, который пытался обращением к третейской стороне прекратить междоусобицы Однако «много быша межи ихъ глаголаніа, но конечный миръ и любовь не сотворися»[74].

В 1360 г. Тверь посетил противник митрополита Алексия митрополит Роман, возглавлявший Литовскую митрополию. Роман происходил из тверских бояр[75] и пытался заручиться поддержкой на своей родине. Епископ Тверской Феодор «не видѣся съ нимъ …, ни чести ему коея даде»[76]. Но князь Всеволод Холмский «многу сотвори честь и дары даде Роману митрополиту, и паки повелѣ его проводити въ Литву съ честію»[77]. В этом эпизоде можно выделить два важных момента: несовпадение позиций тверского епископа и князя Всеволода, а также отказ от непротивленческой политики тверского князя. Скорее всего, это было вызвано недавней смертью московского князя Ивана Красного, которому наследовал малолетний Дмитрий, а также активными действиями литовского князя Ольгерда у тверских границ[78].

В 1368 г. московский князь Дмитрий Иванович начал войну с Тверью. После захвата Владимиром Серпуховским Ржева Дмитрий вместе с митрополитом Алексием позвали тверского князя Михаила Александровича «на Москву по цѣлованію любовію, а сдумавъ на него съвѣтъ золъ»[79]. Михаил Александрович был пленен, и спасло его прибытие ханских послов. Не желавший на тот момент разногласий с Ордой Дмитрий отпустил тверского князя. Михаил отправился в Литву, где нашел поддержку у литовского князя Ольгерда.

Алексий отлучил Михаила Александровича от Церкви, а также обратился к Константинопольскому патриарху Филофею, чтобы он подтвердил это отлучение. Патриарх подтвердил это отлучение и выразил поддержку митрополиту[80]. Но Михаил отправил посольство к Филофею, чтобы он пересмотрел своё решение, также с жалобой на Алексия обратился Ольгерд. В своём послании он просил о назначении отдельного митрополита для Литвы: «Мы зовемъ митрополита къ себѣ, но онъ не идетъ к намъ: дай нам другаго митрополита для Кіевъ, Смоленскъ, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижній Новгородъ»[81]. Также Михаил потребовал суда над Алексием[82]. Патриарх Филофей в своем послании к митрополиту наказал: «постарайся примириться с нимъ и, если онъ въ чемъ либо погрѣшилъ, прости и пріими его, как своего сына, и имѣй съ нимъмиръ, какъ и съ прочими князьями», но если Алексий не последует совету патриарха, то «я не препятствию суду, но смотрите, чтобы онъ не показался для вас тяжкимъ»[83]. Михаил Александрович и митрополит Алексий приняли предложенное патриархом Филофеем решение и примирились летом в 1372 г.[84] В 1374 г. Алексий, совместно с посланником патриарха Киприаном, приезжал в Тверь для постановления нового епископа Евфимия[85]. Эту поездку можно расценить как показательное примирение митрополита с тверским князем. Также патриарх сохранял в ведении Алексия Литовские земли.

Таким образом, время нахождения митрополита Алексия становится периодом полного подчинения РПЦ нуждам Московского княжества. Ради достижения политических целей Москвы митрополит пошел на церковное преступление – нарушил крестоцеловальную клятву. Также Алексий использовал новый инструмент в этой борьбе: он привлёк для укрепления своих позиций Константинопольского патриарха. Хотя в итоге оказалось, что патриарх не стал играть на стороне Алексия.

Ещё до смерти Алексия в РПЦ началась смута, вызванная стремлением Киприана стать митрополитом. Михаил Александрович не вмешивался в эту борьбу. Однако в 1382 г. во время нашествия Тохтамыша Киприан, которого Дмитрий все же признал митрополитом, бежал в Тверь[86], туда же отправился и Сергий Радонежский[87]. Э. Клюг выделяет следующие причины, побудившие митрополита отправиться именно к Михаилу Александровичу: «сравнительное удалённое с татарской точки зрения положение города, мощь тверских укреплений и возможные политические виды хана на Тверь»[88]. Подобное бегство во враждебный город вызвало гнев Дмитрия Донского, который обвинил митрополита в том, что тот «не седѣлъ въ осадѣ на Москвѣ»[89]. Абсурдность данного заявления заключается в том, что сам Дмитрий сбежал из Москвы от Тохтамыша.

Под 1387 г. в летописях содержится запись о конфликте между Михаилом Александровичем и тверским епископом Евфимием: «князь велики Михайло Александрович Тѳерскій наиначе нелюбіе со владыкою Еуѳиміемъ Тферьскымъ, и не восхотѣ его князь велики»[90]. Причины конфликта в летописях не указаны. Для решения проблемы тверской князь пригласил митрополита Киприана. Приезд митрополита был пышно обставлен. Его встречали внук Михаила Александр, сын – Иван, а затем и сам князь[91]. Евфимий был обвинен тверским князем в «мятеже и раздорѣ церковнѣмъ»[92]. Над Евфимием состоялся суд, где против него выступали «и архимандриты, и игумени, и священницы, и иноцы, и боаре, и велможи, и простіи»[93]. По итогам суда митрополит снял с кафедры епископа Евфимия, а назначил по настоятельным просьбам Михаила Александровича[94] на освободившееся место архидиакона Арсения. Однако сам Арсений не желал становиться главой Тверской епархии, «видѣ бо тамо вражду и брань многу, и смутися и ужасея»[95]. Лишь угроза Киприана о соборном запрещении заставила Арсения согласиться[96]. Его нахождения на епископской кафедре оказалось удачным решением: он близко сошелся с Михаилом Александровичем[97], а также выступил посредником в земельном споре между великим князем Иваном Михайловичем Тверским и князем Василием Михайловичем Кашинским[98].

Евфимий же был отправлен в Чудов монастырь[99]. В вопросе о справедливости обвинений, возведенных на епископа, летописи разнятся. Так в Никоновской летописи обвинения прямо называются клеветой[100], а Рогожский летописец выступает на стороне князя[101]. Э. Клюг выделил три возможные причины ссоры князя с епископом: предполагаемая связь Евфимия с ересью стригольников; желание избавиться от гаранта неудачного договора с Москвой 1375 г.; или из-за личных качеств Евфимия – «высокомерия и заносчивости»[102]. Но как отметил В.С. Борзаковский: «При таком противоречии рассказов нельзя сказать, кто был прав – князь или епископ? Из источников даже не видна причина их спора»[103]. Поэтому, ввиду скупости источников и их противоречивости, создать полную картину суда пока не представляется возможным.

Во время нахождения Киприана во главе РПЦ наметилось потепление в отношениях митрополита с тверскими князьями. Во многом причиной подобного поворота послужил сам Киприан, который старался проводить независимую от Москвы политику. Так столкновение между Евфимием и Михаилом Александровичем вполне можно было использовать для усиления позиций Москвы. Однако митрополит предпочел исполнить волю князя, сместив Евфимия и поставив на его место Арсения.

При Михаиле Александровиче сохранялись связи Твери с Константинопольским патриархом. По крайней мере, патриарх обращался в Тверь с просьбой о «милостыни»[104]. И, видимо, в благодарность за помощь к Михаилу Тверскому «пріидоша посланіи изъ Царяграда, Данило протопопъ з други … и привезоша к нему икону отъ патріарха и от всего вселенскаго собора, на ней же бяше написанъ страшный суд»[105].

После смерти Михаила Александровича и митрополита Киприана влияние церкви на отношения между Тверью и Москвой постепенно падало. Связано это было с дальнейшим усилением Москвы и отказом тверских князей от активной антимосковской политики. Внимание митрополита Фотия занимала борьба с литовским князем Витовтом, который пытался образовать собственную митрополию, а также разразившаяся усобица в семье московских князей. Митрополит же Герасим не долго пробыл в своей должности: по подозрению в измене его сжег литовский князь Свидригайло. И лишь при митрополите Исидоре и князе Борисе Александровиче церковные вопросы заняли одно из ведущих мест в политике тверского князя.

Византийская империя оказалось в то время в крайне тяжелом положении ввиду усиления Османской империи. В 1430 г. пал под натиском турок второй по значимости город Византии Фессалоники. Подобное развитие событий побудило императора Иоанна VIII обратиться за помощью к католикам. Как раз в это время на пост митрополита РПЦ был назначен грек Исидор, сторонник сближения с Римом.

Поставленный с прицелом на Флорентийский собор митрополит Исидор посетил Москву и Тверь, а после отправился на Собор. В состав его посольства входил представитель тверского князя Фома[106]. Вполне вероятно, что в этом представительстве Борис Александрович видел усиление собственного авторитета.

Решения Флорентийского собора на Руси были отвергнуты. Когда Исидор, активный сторонник унии, прибыл в Москву, то был заключен под стражу. Оттуда ему удалось бежать в Тверь: «Убѣжа митрополитъ Сидор с Москвы на Тферь; и князь тферьсыи его Борисъ приа, и за приставы его посади, и по томъ его отпоусти в великии постъ на средокрестнои недели. И онъ поеде в Литвоу к великому князю Казимироу»[107]. В Твери митрополит находился около полугода[108].

После изгнания митрополита по повелению князя Василия Васильевича состоялся собор, на котором присутствовали шесть епископов: Ефрем Ростовский, Авраамий Суздальский, Иона Рязанский, Варлаам Коломенский, Иова Сарайский, Герасим Премский. Тверской же епископ Илия в участниках собора не называется[109].

Илия также отсутствовал и на постановления митрополита Ионы в 1449 г. ограничившись присланной грамотой[110].

Подобные действия тверского епископа можно расценивать как попытку оказать сопротивление церковной политике Москвы. Но в итоге Илия был вынужден продолжать действовать в рамках этой политики.

С начала автокефалии РПЦ усиливается влияние Москвы на церковные дела. Теперь митрополит не избирается Константинопольским патриархом, а поставляется собором русских епископов, которые в основном входили в состав Московского княжества, т.е. зависимость от Москвы только усиливалась.

В 1458 г. под давлением Римского папы Каллиста III в Литве была образована отдельная епархия, не зависимая от Московских митрополитов. Возглавил её сторонник Исидора Григорий[111]. Митрополит Иона развернул активную деятельность по непризнанию Литовской митрополии. Был созван Собор, на который епископ Тверской Моисей не прибыл. В результате митрополит отправил послание, где упрекал епископа за двукратный отказ приехать на зов Ионы и грозил наказанием, если Моисей не приедет и на третий призыв[112]. Как отреагировал епископ Тверской неизвестно, но сразу после смерти князя Бориса Александровича, Моисея «свели съ владычества», а взамен ему был поставлен Геннадий Кожа[113].

Постановление епископа Геннадия происходило в Москве[114], что являлось отступлением от традиций: до этого митрополит сам посещал Тверь. Таким образом закреплялась всё большая зависимость Тверской епархии от Москвы.

Епископ Геннадий хоть и пытался противостоять Москве, но его действия носили больше демонстративный характер. Он отсутствовал на постановлении митрополитов Феодосия[115], Филиппа[116], Геронтия[117], ограничившись посланиями. Однако в грамоте от 1461 г. Геннадий обязался действовать строго в русле политики митрополита и не «къ митрополиту Григорью, или кто будетъ иный митрополитъ поставлен отъ Латынъ, не приступати ми къ нему, ни пріобщеніа, ни соединенія съ нимъ не имѣти никакого»[118].

После смерти епископа Геннадия в Москве на Тверское епископство был поставлен сын московского боярина Стриги-Оболенского Вассиан[119]. Поэтому говорить о какой-либо оппозиции к митрополиту не приходится. От епископа Вассиана сохранилось послание митрополиту Геронтию с обещанием быть в его воле[120]. О том, что Вассиан полностью устраивал Москву может говорить и тот факт, что после подчинения Твери Иваном III, епископ остался на своей должности.

Таким образом, можно говорить, что позиция глав РПЦ в споре Москва – Тверь сыграла важную роль. Политику митрополитов в отношении Тверского княжества можно разбить на три этапа.

Первый этап приходится на время деятельности митрополита Максима, который придерживался скорее нейтральной позиции и стремился не допустить дальнейших разорений Руси княжескими междоусобицами.

Второй этап начинается со времени пребывания на митрополичьей кафедре митрополитов Петра и Феогноста, когда произошел окончательный поворот в сторону московской ориентации. Апогеем этого союза стало время нахождения у власти митрополита Алексия, который возглавлял Москву при малолетстве Дмитрия Донского. Этот поворот первоначально был продиктован личной позицией митрополита Петра, который после Переяславского собора встал на путь поддержки Москвы.

Начиная с Петра, митрополиты не стеснялись использовать своё влияние и свои возможности в нужный для Москвы момент. На первых этапах сотрудничества РПЦ и Москвы в ход пускалась угроза отлучения от церкви. Дальше же всех русских высших церковных иерархов пошел митрополит Алексий, который преступил крестоцеловальную клятву и посадил под стражу тверского князя, а также отлучил с помощью Константинопольского патриарха Михаила Александровича.

С правления митрополита Киприана происходит падение роли церкви в межкняжеских делах, что характеризует третий этап, который продлился до падения Тверского княжества в 1485 г. В тот момент Москва уже могла обходиться для решения политических проблем и собственными силами.

Про тверских епископов следует сказать, что в целом они стремились оказывать содействие тверским князьям и даже вступали в противоборство с митрополитами РПЦ, как, например, произошло на Переяславском соборе. Но именно после поражения епископа Андрея в споре с митрополитом Петром, тверские иерархи больше не вступали в открытый конфликт с митрополитами, видимо, прекрасно осознавая, что шансов победить в подобной борьбе они не имеют. Поэтому их действия зачастую носили показательный характер, вроде отказа от встреч с митрополитом и промосковскими епископами и сведения общения с ними к обычной переписке. Естественно, что подобное поведение не могло оставить митрополитов равнодушными, и поэтому они вели политику, направленную на ослабление роли тверских епископов. Однако, не желая вступать в возможный конфликт с тверскими князьями, московские митрополиты стали проводить решительные действия только во время ослабления Тверского княжества при малолетстве Михаила Борисовича: сначала епископов стали поставлять в Москве, а затем во главу Тверской епархии был поставлен промосковский епископ Вассиан.

Список использованных источников и литературы

Источники

1. Вологодско – Пермская летопись // ПСРЛ. М., Л., 1959. Т. 26.
2. Воскресенская летопись // ПСРЛ. СПб., 1856. Т. 7.
3. Григорьев А.П. Сборник ханских грамот и ярлыков русским митрополитам. СПб., 2004.
4. Жития русских святых. В 2-х тт. М., 2011.
5. Кучкин В.А. Издание завещаний московских князей XIV в. //Древняя Русь. Вопросы медиевистики. 2008. № 3 (33).
6. Летописец Рогожский // ПСРЛ.. СПб., 2000. Т. 15.
7. Московский летописный свод конца XV века // ПСРЛ. М., Л. 1949. Т. 25.
8. Никоновская летопись // ПСРЛ. СПб, 1885. Т. 10.
9. Новгородская I летопись. Старший извод // ПСРЛ. М., Л., 1950 г. Т. 3.
10. Новгородская четвертая летопись // ПСРЛ. Т. 4. Ч. 1.. Вып. 3. Л., 1929.
11. Патриаршая или Никоновская летопись // ПСРЛ. СПб., 1897. Т. 11.
12. Поло М. Книга. М., 1956.
13. Приселков М.Д. Троицкая летопись реконструкция текста. М.-Л. 1950.
14. Псковские летописи. М., 1955. Вып. 2.
15. Русская историческая библиотека. СПб., 1880. Т. 6.
16. Софийская I летопись // ПСРЛ СПб., 1851. Т. 5.
17. Софийская II летопись // ПСРЛ. СПб., 1853. Т. 6.
18. Тверской патерик. Казань, 1908.

Литература

19. Борзаковский В.С. История Тверского княжества. СПб., 1876.
20. Борисов Н.С. Возвышение Москвы. М., 2011.
21. Брянцев П.Д. История Литовского государства с древнейших времен. Вильна, 1889.
22. Будовниц И.У. Общественно-политическая мысль Древней Руси XI - XIV вв. М., 1960.
23. Вернадский Г.В. Монголы и Русь. Тверь, М., 1997
24. Голубинский Е.Е. История Русской церкви. М., 1911. Т. 2. ч. 2.
25. Гумилёв Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. СПб., 2001.
26. Зимин А.А. Формирование боярской аристократии в России во второй половине XV — первой трети XVI в. М., 1988.
27. Карамзин Н.М. История государства Российского. СПб., 1819. Т. 4.
28. Карташев А.В. История Русской церкви. М., 2010.
29. Клюг Э. Княжество Тверское (1247-1485 гг.). Тверь, 1994.
30. Насонов А. Н. Монголы и Русь: История татарской политики на Руси. М.; Л., 1940.
31. Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства: Очерки по истории XIII—XV столетий. Пг., 1918.
32. Сахаров А.М. Города Северо-Восточной Руси XIV-XV веков. М., 1959.
33. Соловьев С.М. История России с древнейших времен. СПб., 1851. Кн. 1. т. 1-5.
34. Татищев В.Н. История Российская. СПб., 1784. Кн. 4.
35. Толстой М.В. История Русского Православия. М., 2010.
36. Хорошев А.С. Политическая история русской канонизации. М., 1986.
37. Штыков Н.В. Митрополит Максим и князь Михаил Ярославич Тверской // Проблемы исторического регионоведения: Сборник научных статей. Вып. 3.: К 10-летию Кафедры исторического регионоведения / Отв. ред. Ю.В. Кривошеев. СПб., 2012.
38. Штыхов Г.В. Древний Полоцк. Минск, 1975.

Примечания

[1] Пресняков А. Е. Образование Великорусского государства: Очерки по истории XIII—XV столетий. Пг., 1918. С. 102.

• История Руси (допетровская эпоха)