Андреевцева И.С.
С нападением Германии на Советский Союз коренным образом изменилась расстановка сил во второй мировой войне. Советско-германский фронт стал основным. Таким образом, фактически отводилась угроза вторжения гитлеровских войск в Великобританию, к тому же основные силы Германии теперь оказались задействованы в военных операциях против страны Советов. Это нападение было как нельзя кстати для Англии, которой теперь дышалось гораздо легче. Поэтому очевидны мотивы знаменитой речи У. Черчилля, в которой он заявил, что, несмотря на то, что за последние 25 лет он был противником коммунизма, Великобритания окажет России и русскому народу всю помощь, какую только сможет [12; с. 513], произнесённой им по радио 22 июня 1941 г. Английское правительство сразу же поддержало СССР; британский министр иностранных дел А.Иден того же 22 июня заявил послу СССР в Великобритании, что Советскому Союзу нужно только сообщить, чего он хотел бы, а британское правительство постарается, поскольку это в его силах, исполнить всякое его желание [12; c. 49]. Конечно, это были лишь обещания (первые месяцы добиваться от англичан чего-либо было весьма проблемно), но всё же.
Несколько иначе обстояла ситуация в США, куда известие о германской агрессии дошло ещё поздно вечером 21 июня 1941 г. Американцы пока ещё не вступили в войну, а посему имели время, чтобы подумать. А подумать было над чем. 22 июня 1941 г. посол СССР в США К.А.Уманский отправил телеграмму в Народный комиссариат иностранных дел СССР, в которой описал сложившуюся в Штатах ситуацию. Он отметил, что «буквально вся Америка живёт только вопросами германского нападения на нас» и заметил, что картина первой реакции более пёстрая, чем в Англии: 1) в широкой среде трудящихся и «мелкобуржуазной публики», настроенных в основном изоляционистски, но антифашистски, отмечался явный рост популярности СССР; 2) реакционные изоляционисты (Гувер, Линдберг) «показали своё лицо», например, Уиллер заявил, что советско-германской войне надо радоваться, а коммунизму помогать нечего; 3) относительно прогрессивное крыло американского правительства (Икес, Моргентау, Гопкинс) выступило за распространение на СССР закона о снабжении вооружением взаймы и в аренду (т.е. закона о ленд-лизе) и фактически союзные отношения; 4) Рузвельт, правительственный лагерь в целом и рузвельтовское большинство в Конгрессе заняло молчаливую, выжидательную позицию, что, по мнению К.Уманского, на фоне адресованной США речи У.Черчилля бросалось в глаза как доказательство колебаний, вытекающих из указанных групповых противоречий [13; c. 42-43]. Содержание этой телеграммы отражало реально сложившуюся ситуацию, когда вроде бы надо поддержать Советский Союз, а, с другой стороны, в том числе и благодаря правительственной пропаганде, СССР у довольно большой части населения Штатов популярностью не пользовался. Таким образом, американское правительство оказалось в довольно неудобной ситуации: оказание помощи Советам вызывало бы протест части американской общественности, к которым, несомненно, присоединялись республиканцы; объявление нейтралитета шло бы в разрез с провозглашаемой политикой противостояния Германии, да и У.Черчилль своим заявлением о поддержке СССР ставил США в неловкое положение, т.к. Соединённые Штаты и Великобритания старались идти в одном внешнеполитическом русле, и тут можно было дискредитировать себя как члена антигитлеровской коалиции. Вряд ли, конечно, У.Черчилль думал о последствиях своей речи для США, скорее всего это был как бы вздох облегчения. Но таким образом, Ф.Рузвельт оказался между двух огней.
Сложившаяся ситуация обуславливала колебания и размышления президента Ф.Рузвельта, который лишь 24 июня 1941 г. заявил, что США предоставят Советскому Союзу всю возможную помощь, правда, добавив при этом, что значительная часть поставок будет по-прежнему направляться в Англию и что американская помощь может быть эффективной только в случае длительной войны [10; c. 27]. А до этого выступления президента основная часть правительства США не давала публичных оценок случившемуся. Лишь и.о. государственного секретаря С.Уэллес 23 июня 1941 г. расценил нападение Германии на СССР как вероломное и заявил, что «любая защита от гитлеризма, любое объединение противостоящих ему сил … будут служить на пользу нашей собственной обороне и безопасности» [15; c. 149]; при этом сам Ф.Рузвельт вставил в это выступление фразу о том, что «в настоящее время гитлеровские армии являются главной опасностью для американского континента» [13; c. 10]. Однако, в этом выступлении опускался вопрос об американском отношении к СССР; а то, что Германия была врагом США и до этого говорилось не раз. В связи с этим хотелось бы упомянуть оценку, которую дал А.А.Громыко С.Уэллесу (или, как называл его сам А.Громыко, С.Уэлльсу), который в тот момент исполнял обязанности госсекретаря, коим был уже стареющий К.Хэлл. С.Уэллес был человеком незаурядным и эрудированным, но при этом достаточно жёстким, поэтому «в области советско-американских отношений Уэлльсу, как правило, руководством поручались задания, не отличавшиеся особым дружелюбием: сделать советской стороне представление, заявление или другой демарш. В нашем посольстве это хорошо знали, и потому, когда требовалось нанести визит в госдепартамент, предпочтение оказывалось, если это оказывалось возможным, встрече с другими заместителями государственного секретаря» [5; c.127-128]. С учётом этой характеристики очевидно, что 23 июня С.Уэллесу поручили неудобную миссию дать хоть какую-то, пусть ни о чём серьёзном не говорящую оценку произошедшего; а в это время шла напряжённая работа по поиску решения.
В первые дни после нападения Германии на СССР многими политическими деятелями писались в адрес Ф.Рузвельта, Г.Гопкинса и т.д. различные меморандумы, записки и тому подобные вещи, предлагавшие решение вопроса. Ситуация осложнялась и тем, что было мало информации о самом Советском Союзе, поэтому для американцев было трудно предсказать, как будут развиваться дальнейшие события. В американском штабе преобладало мнение о том, что Германия довольно быстро разгромит Советский Союз. Так, полковник Робинетт отмечал: «Среди военных распространено практически единодушное мнение о том, что Россия будет быстро и решительно разгромлена. Разногласия касаются лишь того, сколько именно времени это займёт. Насколько мне известно, никто не думает иначе» [15; c. 149]. Широко известна оценка, данная военным министром Г.Стимсоном, что Германия разгромит Россию за срок от одного до трёх месяцев. Соответственно, указывал он «В течение этого времени Германия должна совсем оставить или отсрочить
а) всякие планы вторжения на Британские острова
б) всякую попытку напасть самой на Исландию или помешать нам её оккупировать…», а, следовательно США надо использовать это время для «самых энергичных мер на атлантическом театре действий» [16; c. 495].
А вот что говорилось в меморандуме, предоставленном Г.Гопкинсу Г.Б.Суопом, составленном из присланных в Белый дом предложений уже после речи Ф.Рузвельта: «Мы противники догмы коммунистов и нацистов. За двадцать семь лет с тех пор, как Россия стала коммунистической, Советы никогда не угрожали нашим национальным интересам и нашему укладу жизни. Однако за два года безумного похода Гитлера … возникла серьёзная угроза самому нашему существованию как суверенного народа» [16; c. 498]. В общем-то, ни к чему не обязывающий и не призывающий меморандум в духе речи У.Черчилля; однако он отражал сложившуюся первое время ситуацию: американское руководство обещало советским представителям помочь, но эта помощь разворачивалась очень медленно. Хотя, стоит заметить, ни о каких ленд-лизовских поставках тогда речи не шло, разговор шёл о закупках за золото и деньги, и американцы, казалось бы, ничего не теряли.
Интересные предположения встречаются в меморандуме, написанном Дж.Дэвисом для Г.Гопкинса через две недели после нападения Германии на Советский Союз: «Сопротивление русской армии более эффективно, чем все ожидали. … Если Гитлер займёт Белоруссию и Украину … Гитлеру придётся столкнуться с тремя основными проблемами:
1) Партизанская война
2) Саботаж населения, раздражённого нападением на «Святую Русь»
3) Необходимость поддерживать порядок на завоёванной территории и заставлять её давать продукцию». По мнению автора меморандума в любом случае И.Сталин «сможет значительное время удерживаться за Уралом», чему могли помешать только два обстоятельства: 1) Внутренняя революция в СССР и приход к власти «прогерманского троцкиста», заключающего мир с Германией; 2) Заключение мира самим И.Сталиным на условиях А.Гитлера («Сталин – восточный человек, он холодный реалист, он стареет»). Поэтому американцам нужно было убедить И.Сталина, что он «не таскает каштаны из огня» для союзников; к тому же США нужна дружественная Россия в японском тылу [16; c. 499-501]. В этом меморандуме прослеживается явная заинтересованность автора в Советском Союзе, как партнёре.
Не отставала от политиков и пресса, которая печатала различные мнения о том, что следует делать дальше. Общеизвестно заявление Г.Трумэна, тогда ещё сенатора, в «New York Times» 24-го же июня 1941 г. о том, что «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше» [13; c. 11]. Г.Трумэн был не одинок в своём мнении. В газете «Уолл-стрит джорнэл» заявлялось, что «Американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мистером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны»; в этом же духе в «Питсбург пресс» писалось: «Это будет … морально справедливо, если Шикльгрубер и Джугашвили сгорят в пожаре, который разожгли»; аналогично высказывалась и «Кливленд плейн диллер» [9; c. 120]. Вообще, как отмечает Р.Иванов, резко антисоветские материалы занимали особо много места в центральной, а не в местной печати [9; c. 118]. Американская пресса тоже разделилась, причём одним из главных вопросов первые дни был вопрос о том, насколько долго продержится Советский Союз, исходя из этого и делались выводы. Однако ясно одно: и среди руководства страны, и среди печати чувствовалась некоторая неопределённость, неуверенность в том, как дальше будут развиваться события. Но трудно не заметить некоторого потепления по отношению к СССР. Например, опрос общественного мнения в США показал, что 72 % опрошенных высказались за победу СССР, 4% - за победу Германии, остальные не определились [13; c. 10]. В глазах американского народа Советский Союз стал очередной жертвой кровавого гитлеризма, что и объясняет симпатии к нему. Хотя незадолго до этого в широких кругах американского общества отмечалось «похолодание» к СССР, вызванное несправедливой войной против Финляндии.
Тем не менее 24 июня 1941 года американское правительство разморозило советские денежные активы в американских банках, которые были блокированы 14 июня 1940 года [15; c. 146-147]. Было также прекращено распространение на СССР закона о нейтралитете, что позволило в дальнейшем поставлять в СССР американское вооружение. Было немедленно дано разрешение на погрузку на суда для вывоза в СССР невоенных товаров стоимостью около 9-10 млн. долларов, уже закупленных в США [14; c. 122].
26 июня В.Молотов в телеграмме послу СССР в США К.Уманскому повелел тому «немедленно пойти к Рузвельту или Хэллу, а при его отсутствии – к Уэллесу, и, сообщив о вероломном нападении Германии на СССР, запросить, каково отношение американского правительства к этой войне и к СССР». Вопросов о помощи «сейчас» не следовало ставить [13; c. 45]. А последнего, в принципе, и делать не требовалось: США уже выступили на стороне СССР, а это уже подразумевало какую-то помощь СССР (пусть не по ленд-лизу, пусть за деньги); фактически К.Уманский должен был поторопить американцев с началом помощи. Всё получилось так, как и задумывалось: вечером того же дня С.Уэллес (Ф.Рузвельт уехал из Вашингтона, К.Хэлл болел) заявил, что «американское правительство считает СССР жертвой неспровоцированной, ничем не оправданной агрессии» и что «оно готово оказать в этой борьбе всю посильную поддержку в пределах, определяемых производственными возможностями США и его наиболее неотложными нуждами» [13; c. 45-46]. То есть американское правительство согласилось помочь, правда, с оговорками, хотя и заверило К.Уманского, что «все заявки будут рассмотрены американским правительством немедленно и дружественно» [13; c. 46].
В дальнейшем американская помощь стране Советов неоднократно задерживалась и тормозилась по различным причинам: наличие серьёзного лагеря противников помощи СССР среди американцев (в основном католики и изоляционисты); сопротивление англичан, боявшихся сокращения своей доли в штатовских поставках; неналаженность связей, в т.ч. и экономических; необходимость удлинения маршрутов поставки грузов. Да и ожидания советской стороны были зачастую завышены.
Так, 29 июня 1941 г. В.Молотов выслал К.Уманскому список необходимых поставок, среди которых были и такие цифры: 1) самолёты-истребители одномоторные – 3 тысячи, 2) самолёты-бомбардировщики – 3 тысячи, 4) зенитные пушки от 25 до 47 миллиметров – 20 тысяч штук с боекомплектами (на следующий день С.Уэллес сказал, что поставки по этим пунктам будут зависеть от того, сколько уступят англичане); в конце списка В.Молотов отметил, что желательно на все товары получить кредит сроком на 5 лет [13; c. 46-49].
30 июня К.Уманский передал список С.Уэллесу (Ф.Рузвельт всё ещё не вернулся, К.Хэлл всё ещё болел) и обсудил с ним этот список. С.Уэллес благоприятно отнёсся к просьбе о предоставлении пятилетнего кредита, хотя и предложил следующую формулировку сути их беседы для прессы: «Советский посол поставил перед временно исполняющим обязанности госсекретаря вопрос о размещёнии в США некоторых советских заказов; вопроса о применении к СССР закона о займе-аренде не возникало»; также и.о. госсекретаря обещал поставить вопрос о кредите перед президентом, он отметил, что внутриполитически Ф.Рузвельту удобнее кредитно-коммерческая база поставок, чем применение в полной мере закона о займе-аренде [13; c. 49-50]. В то же день при госдепартаменте была создана смешанная комиссия по советским заявкам из представителей США, Великобритании и СССР. А за день до этого, 29 июня 1941 г. компартия США выступила с заявлением: «Давайте защитим Америку оказанием всесторонней помощи Советскому Союзу, Великобритании и всем народам, сражающимся против Гитлера» [13; c. 10]. 3 июля К.Уманский был вызван к С.Уэллесу по вопросу о возможности нападения Японии на СССР; в ходе беседы был затронут и вопрос о поставках. С.Уэллес заметил, что все заинтересованные государственные органы немедленно приступили к обсуждению списка и что никакого промедления нет; далее он сказал, что на неделе с К.Уманским встретится сам Г.Гопкинс, «который, работая под непосредственным руководством президента,…, как известно, является его доверенным лицом по координации помощи англичанам и другим дружественным народам». Также советский посол в ответе на вопрос о сотрудничестве со смешанной комиссией по советским заявкам заметил, что советско-германский фронт сейчас является главным, а посему и англичанам, и американцам надо найти в себе силы и сосредоточиться на поставках прежде всего Советскому Союзу [13; c. 52-54].
10 июля 1941 г. К.Уманский встретился с Ф.Рузвельтом и имел дружественную беседу с ним в присутствии С.Уэллеса. Президент США согласился с послом СССР по вопросу помощи Советскому Союзу и предложил создать «комитет трёх» для согласования вопросов о поставках. Также он одобрил предоставление кредита. По вооруженческой части советской заявки Ф.Рузвельт обещал, что ответ будет получен в течение двух дней, и сказал, что на следующий день с К.Уманским встретится его личный уполномоченный по этим вопросам Г.Гопкинс [13; c. 58-61]. 11 июля К.Уманский встретился с Г.Гопкинсом, который, однако, ничего конкретного по заявке не сказал, мотивируя это тем, что он получил её только после разговора К.Уманского с Ф.Рузвельтом, который решил этим шагом избавить советскую сторону от бюрократии и волокиты. Также Г.Гопкинс назвал просоветски и антисоветски настроенных деятелей США. Далее Г.Гопкинс заявил, что ни он, ни президент не разрешали госдепартаменту создавать смешанной комиссии по советским закупкам, и что вскоре она будет устранена и все заказы пойдут через ведомство генерала Бёрнза [13; c. 64-66].
12 июля К.Уманского принял министр торговли и по совместительству глава федерального займового агентства Джесси Джонс; они обсудили вопрос о кредите, причём Д.Джонс называл его не иначе, как «заём». К.Уманский оценил нужную сумму примерно в 500 млн. долларов, Д.Джонс обещал её из госбюджета порциями по 100-200 миллионов под 3-4 % годовых и поставку по рыночным ценам в США в счёт погашения займа марганца, льна, хромовой руды и т.д. [13; c. 67-68] На это В.Молотов 22 июля 1941 г. прислал такую директиву: размер кредита – 500 млн. долларов, 200 миллионов – первая часть; под 3 % годовых, сроком на 5 лет с оплатой по прошествии 5-ти или, в крайнем случае, 3-х лет; выдача кредитов под советские векселя; на поставки сырья в США согласиться, но не связывать их с займом [13; c. 74]. Очевидно, что уже начинало развиваться сотрудничество СССР и США, когда часть поставок должна была оплачиваться не деньгами или золотом, а за счёт американского займа. Этот займ по сути стал промежуточной мерой по переходу этих отношений на ленд-лизовскую основу, чему пока препятствовала и часть американского общества и политиков, и предстоящее чуть позднее голосование в Конгрессе по новым ассигнованиям на ленд-лиз, и неуверенность пока в будущем СССР.
17 июля В.Молотов информировал К.Уманского о том, что советское правительство хочет послать в США военную миссию из 6-7 человек, возглавляемую генералом Ф.Голиковым; этот вопрос послу СССР следовало немедленно согласовать с американским правительством, чтобы оно не возражало [13; c. 71]. В тот же день К.Уманский поставил вопрос о военной миссии перед С.Уэллесом; последний от своего имени, а через час и от имени президента и начальника генштаба сказал, что американское правительство будет радо приветствовать миссию Ф.Голикова и что послу США в СССР Л.Штейнгардту даются указания о выдаче виз. В телеграмме об этом К.Уманский отметил, что Ф.Голикову желательно было бы полететь через Лондон, где он мог бы включиться в переговоры Г.Гопкинса с британским правительством, во время которых обсуждались и советские заказы [13; c. 71-72]. Вообще, об этой миссии стоит написать отдельно. Она являлась продолжением советской военной миссии, посланной в Великобританию 6 июля 1941 г. и состояла из заместителя начальника Генерального штаба и начальника Разведуправления СССР генерал-майора Ф.Голикова, генерал-майора инженерно-технической службы А.Репина, специалиста по зенитным пулемётам и противотанковым орудиям Л.Райкова и инженера-конструктора по снарядам П.Барабанщикова [4; c. 399]. Миссия отбыла из Москвы 18 июля 1941 г., но, ввиду задержки, в Великобританию прибыла лишь 23 июля, где встретилась с её министром иностранных дел А.Иденом; планировалась также встреча с Г.Гопкинсом, но она не состоялась, т.к. Ф.Голиков и А.Репин вынуждены были вылететь в США, Л.Райков и П.Барабанщиков прибыли на 4 дня позже [7; c. 93-94]. Основные переговоры проводили Ф.Голиков и А.Репин, при них чаще всего был посол СССР в США К.Уманский, т.к. Ф.Голиков не знал иностранных языков. Вот как характеризует их Э.Стеттиниус: «Генерал Голиков был человеком с запоминающейся внешностью. Он был коренастым, с обритой головой и бронзовым от загара лицом. Говорил в основном он, а молчаливый высокий генерал Репин время от времени что-либо добавлял. Оба генерала подчёркивали, что необходимо спешить, но были при этом уверены, что Красная Армия не будет разбита этим летом и даже перехватит инициативу, когда начнётся зима» [14; c. 124]. 17 июля, перед вылетом, Ф.Голикова принял И.Сталин, который дал указания по задачам миссии, которой предстояло решать военно-политические вопросы, а также вопросы закупок в США вооружения и стратегических материалов; важное значение И.Сталин придавал займу у США; рассматривались и проблемы доставки в СССР заказанных материалов и вооружения [4; c. 398]. В своей записной книжке Ф.Голиков отметил людей, которые должны были с симпатией относиться к Советскому Союзу (Рузвельт, Гопкинс, Моргентау, Икес, Джонс, Нокс, генерал Максуэлл, генерал Бёрнз, Гендерсон, Ачесон, Кэртис) и тех, кто мог противиться помощи Советам (Хэлл, Уэллес, Бэрли, Морское министерство, Военный департамент, Генеральный штаб) [7; c. 91], впоследствии Ф.Голиков перенёс во второй список Джонса, Нокса и Бёрнза, а в первый лишь Хэлла [4; c. 405].
Собственно в США миссия прибыла 26 июля 1941 г. В тот же день члены миссии встретились с С.Уэллесом и Дж.Маршаллом, а также с представителем военного ведомства США при советской военной миссии полковником Ф.Феймонвиллом. Встречи эти, однако, ничего нового не дали, по поставкам конкретных ответов не было, более того, С.Уэллес не принял новый список, привезённый миссией, сказав, что он возьмёт его после того, как будет дан ответ на предыдущий (он принял этот список 29 июля 1941 г.). Ф.Феймонвилл, посетивший советское посольство, сообщил, что по самолётам идёт сопротивление английской стороны, да С.Уэллес к Советам не тяготеет [4; c. 407-412]. Впоследствии члены миссии встречались со многими людьми из руководства США – заместителем госсекретаря Д.Ачесоном, военным министром США Г.Стимсоном, президентом Ф.Рузвельтом, министром финансов Г.Моргентау, генералом Бёрнзом, О.Коксом, личным секретарём Ф.Рузвельта У.Клоем, министром внутренних дел Г.Икесом, госсекретарём К.Хэллом, заместителем военного министра Мак-Клоем, Г.Гопкинсом, директором промышленного производства У.Кнудсеном, морским министром Ф.Ноксом, А.Гарриманом, неоднократно с приставленным к миссии Ф.Феймонвиллом и т.д.; также с английскими представителями в США (в частности, с лордом А.Пэрвисом) [7; c. 98-110]. Ф.Голиков охарактеризовал политику, проводимую по отношению к поставкам Советскому Союзу «тактикой проволочек»; по большей части, так оно и было: американцы не спешили с поставками в Советский Союз, ограничиваясь больше обещаниями, также советским представителям сложно было осматривать и изучать американскую технику (к 31 июля А.Репин осмотрел лишь Пе-40), их не пускали в цеха оборонных заводов (ну, это можно понять) [13; c. 85].Это объяснялось и нелюбовью некоторых деятелей к Советскому Союзу, и всё ещё сохранявшейся неуверенностью в том, что СССР выстоит, и бюрократией, и неотлаженностью экономических связей (не мог же один Амторг решить все вопросы по закупкам).
Из встреч, проведённых миссией, стоит отметить встречи с Ф.Рузвельтом и Г.Гопкинсом. Разговор с Ф.Рузвельтом в присутствии капитана «связи» (реально – разведки) Кристела состоялся уже 31 июля 1941 г. Во время него К.Уманский сообщил, что «оба члена нашей военной миссии «в скверном настроении», что они простаивают, что бесконечные совещания и сваливание дела различными органами американского правительства друг на друга не приводят нас ближе к цели» [13; c. 85]. Ф.Рузвельт шутливо сообщил, что и сам страдает от совещаний; далее он дал конкретные цифры по самолётам (было обещано 200 истребителей Пе-40 из США и Великобритании) и заметил, что все грузы для СССР должны быть отгружены до 1 октября 1941 г. (чего, однако не произошло), т.к. он считал именно этот период наиболее важным [13; c. 75]. Конкретные итоги этой встречи, по мнению Ф.Голикова, состояли в том, что было получено подтверждение о получении двухсот Пе-40, а также в возможном получении по списку Ф.Рузвельта 7,62 мм и 12,8 мм пулемётов и винтовок Гаранта [4; c. 434-435]. Но стоит отметить и ещё одно последствие этой беседы. На следующий день, 1 августа, Ф.Рузвельт устроил свою знаменитую «головомойку» членам кабинета из-за затяжек поставок в СССР, во время которой особо досталось С.Уэллесу и Г.Стимсону [4; c 439-440]. Именно с этого события многие авторы ведут отсчёт начала реальной помощи Советскому Союзу [15; c. 154].
Если беседа с Ф.Рузвельтом была, пожалуй, самым светлым пятном в деятельности военной миссии, то разговор с Г.Гопкинсом, наоборот, одним из самых тёмных. На эту встречу, состоявшуюся 20 августа 1941 г., возлагались большие надежды, т.к. Г.Гопкинс считался дружественным Советам человеком. Однако, на этой встрече Г.Гопкинс был раздражении вёл себя нетактично; в частности, его раздражала настойчивость советской миссии и посла К.Уманского, т.к. помощь США была актом доброй воли и потому не надо было торопить события. Миссия получила от Г.Гопкинса список на размещение советских заказов, где, правда, отсутствовали некоторые пункты. В итоге К.Уманский задал несколько неуместный вопрос: «Так что же Военной миссии уезжать?», на который Г.Гопкинс ответил «Пожалуй, уезжать» с заявлениями «Не к тем ходите! Не у тех просите!» [7; c. 110]. На следующий день, правда, Г.Гопкинс извинился за своё поведение («Я вчера был дураком. Вы не сердитесь?») [7; c. 111]. Однако, фактически с этого момента Ф.Голиков начал собираться в обратный путь: 22 августа из Москвы было получено указание о целесообразности его участия в Московской конференции (состоявшейся 29 сентября – 1 октября 1941 г.); 25 августа уже сам Ф.Голиков просил отозвать его и оставить на его месте А.Репина (работа миссии тогда уже смыкалась с работой советско-американской торговой организации, закупочной комиссии и «Комитета трёх», где советским представителем стал К.Уманский) [4; c. 483]. 1 сентября Ф.Голиков вылетел из США (в Москву он добрался уже 13 сентября, послушав на обратном пути выступление У.Черчилля в парламенте)[7; c. 113-118]. Если оценивать работу миссии, то главной цели по полномасштабной организации поставок в СССР достигнуто не было, однако миссии удалось достигнуть определённых успехов и сдвинуть дело с «мёртвой точки».
17 июля 1941 г., после личного протеста К.Уманского по указанию Ф.Рузвельта генерал Д.Х.Бёрнз организовал отдел поставок Советскому Союзу, который начал действовать уже 21 июля и просуществовал почти до конца войны. 27 июля Д.Бёрнз информировал президента, что из общей суммы советских заказов на 400 млн. долларов готовой продукции имеется лишь на 22 млн.
29 июля – 1 августа состоялся визит в Москву личного представителя президента США Г.Гопкинса, который на тот момент возглавлял руководство ленд-лиза. Г.Гопкинс не был наделён официальными полномочиями, однако он, как лицо, приближённое к Ф.Рузвельту, был принят высшим советским руководством. Эта миссия преследовала две главные цели: выяснение потребностей Советского Союза в американских поставках и необходимость убедиться в способности СССР противостоять Германии (а также чтобы получить более полную информацию о состоянии дел на советско-германском фронте). Хотя по поводу первой цели можно заметить, что советское правительство уже передало в Вашингтон свои заявки. В Москве Г.Гопкинс был дважды принят И.Сталиным, имел беседы в наркоме иностранных дел, наркоме обороны, встречался со многими советскими руководителями. Г.Гопкинсу была предоставлена широкая информация о советско-германском фронте и перспективах развития боевых действий. Он был ошеломлён, узнав о соотношении сил на Восточном фронте – около 232 дивизий у гитлеровцев против 240 у Красной Армии, хотя Советские вооружённые силы во многих отношениях уступали немецкой армии, но И.Сталин заявил, что зимой соотношение сил изменится в советскую строну. Также И.Сталин настаивал на немедленной доставке уже заказанного, прежде всего зенитных орудий, алюминия, крупнокалиберных пулемётов и винтовок. При этом Г.Гопкинс в начале первой встречи указал на то, что он уполномочен президентом регулировать и решать все вопросы программы ленд-лиза. Хотя стоит учесть, что Г.Гопкинс не был официальным представителем США, а его визит носил частный характер «по личной просьбе Ф.Рузвельта». Посему Г.Гопкинс уклончиво ответил, что любая помощь, направленная СССР, едва ли сумеет прибыть до «установления плохой погоды» и затронул вопрос о поставках на длительные сроки. Также он предложил идею созыва трёхсторонней конференции для обсуждения интересов каждого фронта (т.е. состоявшейся позже Московской конференции) [13; c. 80-82, 85-89]. Г.Гопкинс уехал из Москвы, получив полный список советских заявок и убедившись в обороноспособности Советского Союза.
2 августа 1941 г. было продлено на год советско-американское торговое соглашение 1937 г. 8 августа Ф.Голиков и К.Уманский встретились с Дж.Джонсом и подняли вопрос о займе, в ответ на что Дж.Джонс выдвинул условием немедленную реализацию отпускаемых средств и обеспечение поставок стратегического сырья в СССР [7; c. 104]. 15 августа К.Уманский встретился с министром финансов Г.Моргентау и договорился-таки о краткосрочном займе (на 3 месяца) в 10 млн. долларов под обеспечение золотом, отправляемым Госбанком СССР в США, кредит оформлялся 16 августа открытием счёта на эту сумму Амторгу в федеральном резервном банке; при этом Г.Моргентау в присутствии К.Уманского позвонил Дж.Джонсу и упрекнул последнего в медлительности (16 октября советское судно «Днепрострой», а 5 ноября «Азербайджан» доставили в США партии золота по 5 млн. долларов каждая) [2; c. 58-59].
С 29 сентября по 1 октября в Москве состоялась Московская конференция по поставкам, в ходе которой обсуждались заказы СССР в США и Великобритании. США на ней представлял А.Гарриман, а Англию – лорд Бивербрук. В итоге 1 октября 1941 г. был подписан секретный трёхсторонний договор о поставках, который некоторые историки ошибочно считают ленд-лизовским; заказы по нему оплачивались в обычном порядке, особый статус он приобрёл уже после распространения закона о ленд-лизе на СССР, когда материалы по нему стали поставляться уже по закону о займе-аренде. Этот протокол включал в себя 70 видов основных поставок. Характерно, что по договору по большинству пунктов советская заявка выполнялась не полностью – например, вместо 1100 танков в месяц, указанных в заявке СССР, предполагалось поставлять «всего» по 500 шт.; вместо 300 зениток в месяц – 152 шт. в течение 9 месяцев из США и т.д. Полностью предполагалось выполнить советскую заявку на самолёты (правда, вместо 300 бомбардировщиков и 100 истребителей в месяц из заявки следовало поставить 100 бомбардировщиков и 300 истребителей), олово (1500 тонн/ мес.), свинец (7000 тонн/ мес.), молибден, кобальт, медь электролитную и цинк электролитный. По большинству же пунктов предполагалось дальнейшее изучение заявки. Договор был заключён на 9 месяцев, т.е. до 30 июня 1942 г [13; c. 121-126]. Общая стоимость материалов и сырья, которые надо было поставить, была равна около 1,3 млрд. долларов. К 1 ноября 1941 г. СССР получил из США менее трети запланированных поставок; к 21 ноября октябрьские поставки были выполнены: по грузовикам – на 37%, по самолётам – на 30 %, по танкам – на 43 %, по «виллисам» - на 27 % [2; c. 64]. Всего же с 1 октября 1941 г. до 30 июня 1942 г. было доставлено лишь 50 % обещанных грузов.
10 октября 1941 г. палата представителей Конгресса США проголосовала за новые ассигнования на ленд-лиз, а также против невключения Советского Союза в число стран-получателей помощи по этому закону [13; c. 132-133]. Аналогично дело было и в Сенате. Это развязало руки Ф.Рузвельту, т.к. политически в вопросе о распространении закона о ленд-лизе на СССР он фактически получил одобрение Конгресса, да и американский народ стал с ещё большей симпатией относиться к Советскому Союзу за это время.
30 октября Ф.Рузвельт сообщил И.Сталину в телеграмме о своих намерениях распространить закон о займе-аренде на СССР, что и было осуществлено 7 ноября 1941 г[16; c. 616]. С этого момента Советский Союз оказался включён в программу ленд-лиза, что тоже оказало влияние на ход второй мировой войны. Какие бы сейчас оценки не давались помощи США СССР по ленд-лизу, влияние на советско-американские отношения действие этой программы оказало немалое. И дело не только в технике и вооружении, коих было поставлено в достаточно больших количествах (18 % всех истребителей, 17 % бомбардировщиков, 10,4 % танков и САУ, 17,7 % зенитных орудий и т.д.) [8; c. 12]. Не вся поставленная техника отличалась высокими характеристиками. Вот что, например, писал по этому поводу Г.Жуков: «Что касается танков и самолётов, которые английское и американское правительства нам поставляли, скажем прямо, они не отличались высокими боевыми качествами, особенно танки, которые, работая на бензине, горели как факелы» [6; c. 328]. Советское руководство стремилось заткнуть «узкие места» поставками: например, если стране было не до производства грузовиков и паровозов (оружие надо было производить!), то здесь зарубежные поставки преобладали – 58 % от всех грузовиков, 95 % всех паровозов, 100% всех бронетранспортёров (которые у нас вообще не производили); ленд-лизовская техника укрепляла инфраструктуру. Существенными были и поставки продовольствия – каждая вторая банка тушёнки была импортной в годы войны, в СССР везли сахар, зерно, муку, жиры, растительное масло, коровье масло (его относительно немного – 65 000 тонн), различные концентраты – порошковые яйца, кофе, молоко, супы и каши в брикетах [11; c. 19]. Именно продуктовые поставки остались в памяти народа (также популярны были, пожалуй, лишь «Виллисы» и «Студебеккеры»). В.Аксёнов так пишет об этом: «В памяти народа слово «Америка» связано было с чудом появления вкусной и питательной пищи во время военного голода» [1; c. 13-14]. Или как вспоминает И.Бродский «А к концу блокады была американская говяжья тушёнка в консервах. Фирмы «Свифт», по-моему, хотя поручиться не могу. Мне было четыре года, когда я её пробовал. Это наверняка было первое за долгий срок мясо. Вкус его, однако, оказался менее памятным, нежели сами банки. Высокие, четырёхугольные, с прикреплённым на боку ключом, они возвещали об иных принципах механики, об ином мироощущении вообще. Ключик, наматывающий на себя тоненькую полоску металла при открывании, был для русского ребёнка откровением: нам известен был только нож» [3; c. 240]. Да и психологически помощь союзников была весьма ощутима. Очевидно, что, возможно, без ленд-лиза Советский Союз и обошёлся бы, но ему было бы труднее в борьбе с гитлеризмом.
Список литературы
При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»