Тимофеев М.О.

Дедушке Александру посвящается…

- Да заткнись ты, ржа несчастная! Стонет и стонет! Каждую ночь скулит! Достал уже… Застынь! Дай поспать! – четырёхпалой отточенной ручкой заносчивая Алюминька больно тыкнула Зильбера в бок и пихнула его в угол ящика.

Зильбер опрокинулся ничком и мучительно застонал: старые раны заныли ещё больше. А Алюминька в это время продолжила свои нападки:

- У-у-у, фриц фашистский, калека недобитая! Твоё место на свалке, а не в ложечном ряду! Прусак кёнигсбергский!

- Сударыня, прикажите своему язычку стихнуть малость! Вы уже давно заслужили известность хладнокровной низостью своей души! – поддерживая друга, возмущённо произнёс Мельхиорыч. – Вам, я гляжу, ничего в этом мире не нравится!

- Ой, тебя не спросили, жалкий сплав! Заступник нашёлся! Подсобник немчурный! – досталось и соседу Зильбера.

- Да в конце-то концов, сколько можно терпеть нападки этой истерички? – отозвался с правого угла Десерткин. – Выставить нужно вон отсюда её!

- Молчи, толстобрюхий! Сладкоежкам слово не давали! Твоё дело расчищать стол! – Алюминька брызнула очередной злостью.

- Неужели так трудно быть благодушной, тактичной, жалостливой? Неужели нельзя жить без злобы?– тихо спросила Бай-хо и добавила. – Отпусти зло, придёт добро.

- Ха-ха-ха, смотрите, ангелочек выискался! Цыц, мелочь пузатая! Набери в рот свой чай! – яда у Алюминьки хватало всем.

От гнетущей перепалки все тяжело вздохнули и смолкли.

Алюминька, воспользовавшись моментом, продолжила:

- А что вы все за этого убогого заступаетесь? Посмотрите на своего Зильбера! От ненужности людям он весь почернел. Все о нём давным-давно забыли! Того гляди, скоро выкинут на помойку и забудут, как звали!

- Дорогой друг, не обращай внимания на её мерзкое невежество, – обратился к Зильберу Мельхиорыч, – сама не ведает, что творит! Расскажи лучше о своём боевом пути. В сказе и время скоротаем…

- Ой, уже сто раз вспоминал и жужжал! – не унималась Алюминька. – Подумаешь, воевал! Подумаешь, кого-то спас, был ранен… Всё равно он фриц фашистский, прусак кёнигсбергский! Никогда ему русским не стать! Как, впрочем, и вам!

- Помолчи, меловая! Иначе я тебя сейчас в бараний рог согну! – предупредил Десерткин злыдню и тут же обратился к старому солдату. – И, правда, Зильбер, расскажи, как ты в 45-ом Михалыча от верной смерти спас?

Алюминька съёжилась. Она и вправду побаивалась Десерткина: этот не только скажет, но ещё и сделает. Вспоминай потом, какой утончённости ты была? И замолкла.

- Спасибо, ребята! – поблагодарил Зильбер, превозмогая боль. – Расскажу! Обязательно расскажу. Только не сегодня. Другой раз. Светает… Люди просыпаются…

В кухонном ящике в залежалой коробке очередной раз ссорились алюминиевая вилка и серебряные ложки…

Настало утро. На кухне появились хозяева.

- Сынок, завтра праздник, и я хочу сделать тебе очень важный подарок, – сказала мама кареглазому пострелу и достала из ящика коробку.

Малыш замер. Глаза засияли радостным блеском. Но, увидев протёртый бархат старинной коробки, удивился и немного поник.

- А эта как здесь оказалась? – увидев в коробке алюминиевую вилку, хозяйка удивилась. – Чудно! Как же она сюда попала?

Вилку вытащили. Положили к ненужным вещам.

- Смотри, – поглаживая коробку, сказала мама. – Это самые дорогие, самые ценные вещи нашей семьи. Теперь ты за них будешь в ответе!

В коробке лежали потускневшие от времени столовые приборы: две большие, одна десертная и одна чайная ложки. На мальчика это навеяло грусть.

«И в чём же их ценность?» – огорчённо подумал он и вопросительно посмотрел на маму.

- Это ложки твоего деда. Они тоже воевали, – пояснила мама.

- Ложки? Воевали? Это как?! – глаза мальчика заискрились любопытством.

Мама кивнула в знак согласия и вновь погладила коробку.

- Это было давно. Весна 1945 года обещала быть тёплой. Освобождая города и сёла, советские войска двигались на запад. Впереди лежал город-крепость Кенигсберг – важнейший опорный пункт немецкой обороны. Гарнизон располагал огромным запасом продовольствия, вооружения и боеприпасов. Зная, что проигрывают войну, немцы палили беспощадно. Но всё равно оказались зажатой в этом городе. Отступать было некуда, и они дрались ещё большим ожесточением. Теперь они воевали не за фюрера, а за свою жизнь. Трудно приходилось советским солдатам и офицерам. Никто не знал ни минуты отдыха. Только безмерная выносливость, свободолюбие и самоотверженная храбрость помогли выстоять им в этом неравном бою. Это был переломный момент в русской военной истории… Особо смертельными были схватки на подступах к Королевскому замку. Много ребят тогда полегло! Тот бой едва не стал последним для твоего деда. Пуля матёрого снайпера летела прямо в его сердце. Уже падая, твой дед успел срезать фрица длинной очередью. И если бы не эта ложка… – мама взяла на одну из ложек и прижала её к своей груди, – не было бы сегодня, сынок, ни меня, ни тебя…

- Как же ложка могла спасти дедушку? Она же не человек и не оружие! – усмехнулся мальчик.

- А ты дальше слушай, – сказала мама. – До этого выстрела группе деда командование поручило разведать Королевский замок. Сибиряк Мельхиоров, москвич Десерткин, девчушка из далёкого узбекского кишлака радистка Бай-хо и твой дед – Александр Михайлович, едва успели доползти до главного входа замка, как где-то рядом раздался оглушительный взрыв. Очнувшись, дед понял: осколком ранило всех. Взрывы продолжались. Мешкать было нельзя! Превозмогая сильную боль, твой дед стал перетаскивать своих солдат в ближайшее полуразвалившееся здание. Ему удалось спасти всех!

- Ну, а что про ложку-то? Что про ложку-то?! – не унимался сын.

- Полуразвалившимся зданием оказался магазин столовых приборов. На полу россыпью лежали ложки: разные – большие, маленькие… Перевязав раны и немного передохнув, разведчики двинулись дальше. Уже уходя, они решили взять с собой по ложке – как память о военной дороге. Одну ложку дед положил в левый нагрудной карман. Покидая здание, солдаты снова попали под обстрел! Удар по левому плечу, скрежещущий звук металла и деда сбросило… Очнулся в лазарете… Рядом стояли Мельхиоров, Десерткин, Бай-хо.

«Михалыч, тебе удалось сразить того снайпера! Немцы выбросили белый флаг! Над главной башней Королевского замка поднято Красное Знамя! Каждый участник штурма получит медаль «За взятие Кенигсберга»! – сообщил Мельхиоров.

«А тебя спасла ложка. Если бы не она, пуля попала бы тебе в сердце…», – добавил Десерткин.

«Командир, прими подарок! – Бай-хо достала из кармана маленькую ложечку и вручила ему. – Ты спас нас от верной смерти! Рахмат!».

Мельхиоров и Десерткин последовали её примеру.

«Бери, бери! И выздоравливай! Встретимся в Берлине!» – махнули разведчики на прощание и исчезли.

Рассматривая ложки, дед невольно улыбнулся. «Каждый выбрал по себе, – подумал он на своём родном марийском. – Десерткин, любитель сладкого, взял десертную ложку, маленькая Бай-хо, знаток чайной традиции, – чайную, ну а сильный и смелый Мельхиоров – большую, столовую… Я сохраню их, ребята!»…

Мальчик вертел ложки, подолгу рассматривал. На черпале одной он увидел глубокую впадину.

- Это Зильбер, – сказала мама. – Это он спас дедушку.

- Зильбер? Разве у ложек бывают имена? И почему именно Зильбер? – удивился сын.

- Зильбер – значит серебряный. Это немецкое слово. Ложки оказались серебряными, поэтому свою ложку дед называл так. А это вот Мельхиорыч, рядом Десерткин, та маленькая – Бай-хо. Так звали его боевых друзей. Они погибли под Берлином, – на глазах матери выступили слёзы…

- Мам, а можно я их почищу? Ты только подскажи, как?

Женщина улыбнулась, одобрительно кивнула. Вытащила из той же коробки небольшой мешочек с порошком, кусочек мягкой тряпочки и указала взглядом.

Паренёк начищал долго, с особым усердием, бережливо. Что-то говорил, гладил, рассматривал и снова чистил… Ложки засияли, заиграли ясным бликом, словно помолодели, подтянулись и надели парадные мундиры.

- Мам, а можно я не буду называть эту ложку Зильбером? Я назову её Серебринушкой! Дедушка ведь не обидится? И я хотел бы пользоваться ими каждый день! Можно я их положу на самое видное место?

- Можно, сынок, дедушка не обидится! Он будет очень-очень рад!

В этом доме о старом солдате было принято говорить как о живом, хоть внук, к своему огорчению, знал своего деда только по фотографиям…

- Мама, а эту-то куда? – малыш потряс алюминиевой вилкой.

- В ящик и в сарайку! Может, когда-нибудь пригодится!

Алюминька запричитала, пустила слезу. Стала требовать этого не делать, просила прощения за своё дурное поведение, сулила впредь не быть вредоносной. Но люди не понимали вилочного языка. Они готовились к долгожданному празднику. Наступал Великий День Победы…

Тимофеев Максим,

внук Ермакова Александра Михайловича, участника ВОВ,

студент 1 курса философского факультета (группа 183130).

• Переломные точки русской истории