Бакарягин С.С.

Введение

Обращение к истории Первой мировой войны представляется актуальным и востребованным. Грядущий 2014 год будет юбилейным, и, несмотря на непрекращающийся интерес к событиям той эпохи, ряд аспектов требует дальнейшего и более углубленного изучения. По-прежнему открытым остается вопрос подготовки России к мировой войне. На протяжении всей Первой мировой войны ее непосредственные участники и их современники вели острые дискуссии относительно боеготовности армии, ее технического оснащения, военного образования, изменения моральных и правовых устоев в армейской среде. В дальнейшем исследователи XX века сравнивали русскую армию начала столетия с вооруженными силами передовых европейских государств того времени, анализировали боевой потенциал и технические характеристики сторон, а также отражали факты, способствовавшие в конечном счете выходу России из войны. В настоящее время интерес к данной теме не ослабевает. Определяется степень влияния русской армии на ход военных действий и значение участия России в этой войне.

До нашего дня продолжается исследование русской армии в Первой мировой войне. Открываются новые факты и, соответственно, появляются новые вопросы, решением которых занимается современная наука.

Сразу следует отметить, что источники по данной теме неразрывно связаны с дореволюционным периодом, в который и происходили важнейшие события. Началом его необходимо считать завершение отнюдь не победоносной для России русско-японской войной, которая четко показала слабые стороны нашей армии и наметила альтернативные пути дальнейшего реформирования вооруженных сил Российской империи. Литература этих лет фактически представлена мемуарами непосредственных участников событий «маленькой победоносной войны», которые в недалеком будущем приняли деятельное участие в Первой мировой войне.

Цель научного исследования состоит в оценке подготовленности русской армии к Первой мировой войне.

Задачи:

• Исследовать вопросы реформирования русской армии после русско-японской войны.
• Оценить международную обстановку накануне войны и подготовку сторон к военным действиям.
• Изучить оценки непосредственных участников событий относительно преобразований в армии и ее последующей боевой деятельности.
• Хронологические границы исследования охватывают начало XX века, связанное с рядом изменений в устройстве русской армии, где особое внимание уделяется ее состоянию накануне и в годы Первой мировой войны.

1. Состояние русской армии в начале XX в.

На боевую деятельность армии во второй половине 1910-х гг. большое влияние оказала внешняя политика России. Несмотря на то, что русско-японская война вроде бы совершенно другое внешнеполитическое направление Российской империи, тем не менее необходимо отметить тот факт, что война с Японией заложила основные идеи будущего реформирования вооруженных сил, тем более, что именно после этой восточной кампании были пущены в ход проекты преобразования армии, осуществлялась модернизация не только в военно-техническом отношении, но и в плане боевого и нравственного воспитания русского офицера и солдата. Созданы новые уставы и наставления для русской армии; правительство и руководящий состав армии понимали, что грядущая война уже будет значительно отличаться от кампании 1904-05 гг. И это ни в какой мере не следует считать ошибкой, потому что русско-японская война изначально имела локальный характер, а будущая война, начавшаяся в 1914 г., была уже мировой, этот факт понимали еще задолго до начала военных действий, и, несмотря на то, что и русское и германское командование строили в основном наступательные планы продвижения войск, все же, на наш взгляд, понимали, что будущая война приобретет затяжной характер.

Таким образом, уроки из предыдущей войны были усвоены: офицерство получило громадный опыт, именно в офицерской среде более всего провозглашались основные направления реформирования армии. И это неудивительно, потому что они как никто лучше видели положительное и негативное в армейской среде. Дальше идет непосредственно сама подготовка к войне: утверждаются проекты и принимаются военные программы, происходят новые назначения в ведомствах, ведется противостояние дипломатии. Эти вопросы и будут далее рассмотрены.

Итак: во-первых – это состояние дипломатии, осуществлявшей очень напряженную деятельность в преддверии мировой катастрофы; во-вторых – характеристика стратегической мысли русского командования, а также наших союзников и противников; и, наконец, третьим пунктом следует считать военно-экономический потенциал и непосредственно осуществление целевых программ по перевооружению армии.

Как уже отмечалось нами ранее, дипломатия весьма ярко выступила в неполное десятилетие, если начать отсчет от 1906 года. За это время в мире произошло множество событий, задавших основные вопросы, которые разрешались грядущей войной. Российской империи как крупнейшей державе того времени в силу естественных причин приходилось участвовать в устранении конфликтов других стран, и этот факт уже изначально делал ее предполагаемым, скорее всего даже основным противником Центральных держав.

Началом противостояния, на наш взгляд, можно считать Боснийско-Герцеговинский кризис 1908-1909 гг. Суть его сводилась к тому, что Австро-Венгрия имела намерение обладать этими территориями, и с легкой руки германского правительства получила на это негласное разрешение. Россия тогда была вынуждена отказаться от определения, что Австро-Венгрия незаконно вторглась на земли Боснии и Герцеговины. На это имелся ряд веских обстоятельств: не так давно прошла русско-японская война, экономическое состояние России не пришло в должное равновесие, ослаблена воинская дисциплина нижних чинов и командный состав армии потерял уверенность в себе, к тому же в 1909 г. П. А. Столыпин еще не успел справиться с революционными волнениями.[1]В 1911 г. Россия опять сделала неприятную для себя уступку, на этот раз Германии. Марокканское соглашение фактически поставило под удар торговую монополию Российской империи в Северной Персии, а именно, Россия должна была препятствовать смычке малоазийских железных дорог с сетью будущих путей, предполагавшихся для связи Тегерана с его закавказскими владениями.[2]Правда, на наш взгляд, самая что ни на есть острая обстановка сложилась во время Балканских войн. Первая такая война случилась в 1912 г., когда Сербия, Черногория, Греция объединились против Турции. Успехи Сербии и намерение разделить Албанию ущемляли бы интересы Австро-Венгрии и Италии. Граф Берхтольд, заменивший Эренталя на посту министра иностранных дел, а также итальянское правительство согласились на создание независимого Албанского государства с целью предотвращения его раздела балканскими союзниками. Если бы Россия отстаивала интересы Сербии уже тогда, то ей пришлось бы ввязываться в войну в 1913 г. [3] Так или иначе этого не произошло, и по итогам Бухарестского мира была создана независимая Албания, сербам же дали в пользование порт. Однако уже вскоре возник сербо-болгарский конфликт из-за некоторых территорий, и положений мира в Бухаресте. Российскому императору предполагалось выступить в роли третейского судьи, но в открытую его статус и авторитет невозможно было отвергнуть, поэтому на словах третейское судейство было признано, но фактически не осуществлено. Позже произошла Вторая Балканская война, но она уже не имеет столь важного отношения к теме исследования. Более важным представляется отметить появление германской силы на Босфоре. Причиной тому является «наличие» у власти в Румынии представителя династии Гогенцоллернов - престарелого короля Карла, и реальная власть в Константинополе была без преувеличения германской. Это происшествие дало повод к закреплению союзнических обязательств Тройственного согласия. В то же время была выработана русско-германская программа проведения реформ, но этот аспект более подробно будет рассмотрен несколько позже. К тому моменту было ясно, что мировая война неизбежна, осталось найти только повод, который был представлен в убийстве эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супруги. Усилия нашей дипломатии по предотвращению катастрофы были тщетны, и министр С. Д. Сазонов отметил: «Эта война – величайшее преступление против человечества, когда-либо совершенное. Те, кто в ней виновны, несут страшную ответственность, и, в настоящее время, достаточно разоблачены».[4] План начала войны был тщательно подготовлен Австро-Венгрией, получивший одобрение германского правительства, которое ожидало скорейшего выступления австрийцев против Сербии. Причем подразумевалось сломить сербов, не считаясь с Россией. Но Николай II в ответ на это высказался, что Россия ни в каком случае не останется равнодушной к судьбе Сербии.[5] Как бы то ни было, но мирное улаживание австро-сербского конфликта не удалось, а Англия отказалась заявлять о своей солидарности с Россией и Францией.

Австрийское правительство отказывалось от всяких примирительных предложений, боясь, что не удастся возложить вину на Россию в разгоравшемся европейском пожаре.[6] В частности несколько позже Германия попыталась построить это обвинение в наш адрес, на что русский монарх ответил: «Он [Вильгельм II] забыл или не хочет признать, что австрийская мобилизация была начата раньше русской…Если бы я теперь выразил согласие на требования Германии, мы стали бы безоружными против мобилизованной австро-венгерской армии. Это безумие».[7] Важно то, что в своих взаимоотношениях Австро-Венгрия поменялась ролями с Германией, если сравнивать 1879 г. и год 1914. Были нарушены «заветы» железного канцлера, что никакая внешняя сила не должна диктовать направления германской политики, однако в 1914 г. такая ситуация сложилась со стороны Австро-Венгрии.

Таким образом, на дипломатическом поприще Центральным державам удалось выдержать преимущество. Война все же была развязана, несмотря на усилия дипломатов Антанты.

Следует перейти ко второму аспекту вопроса о подготовке – это состояние стратегической мысли в военной среде. Было понятно, что война рано или поздно случится, поэтому с каждой стороны были выработаны определенный план, стратегия или просто тактические размышления. Мы выделили из ряда измышлений два имени, которые отражали собственно сам характер русской стратегии того времени, и имея расчет, что их можно сравнить с военными теоретиками Германии и Франции.

Итак, генерал Н. П. Михневич разработал «Стратегию» с рядом основополагающих принципов: во-первых – наличие превосходства сил в нужное время на нужном месте; во-вторых – преимущество моральных данных над материальными; в-третьих – учет возможной случайности; в-четвертых – внезапность идей, техники и действий.[8] Также, по мнению Н. П. Михневича, с развитием культуры воинственность народов ослабевает, будущая война не принесет быстрого результата при современных темпах развития техники и вооружения. Н. П. Михневич выступает за создание стратегических резервов, чтобы обеспечить первый принцип «Стратегии», о котором было выше сказано. Анализируя данную точку зрения, следует выделить важный положительный аспект: автор ставит приоритетным фактор действий конкретно для каждой ситуации, одним словом - действовать по обстоятельствам. Однако в этом положении можно найти и негативный смысл в плане того, что слишком большое предпочтение отдано решению вопроса во время его возникновения. Определенно, на наш взгляд, имеет отрицательный характер мысль о преобладании фактора морального над материальным. Во-первых - это просто невозможно (т.к. человек даже с сильной волей и выдающимися боевыми качествами не сможет противопоставить себя танку, снаряду из вражеского орудия и т.п.), во-вторых – воспоминания боевых офицеров вполне подтверждают сделанный нами вывод о невозможности физического преимущества солдата над техникой.

Генерал-лейтенант А. Г Елчанинов в работе «Ведение современных войн и боя» выступает сторонником наступательной доктрины и самостоятельного развития русской военной теории.[9] Его взгляды основываются на суворовской «Науке побеждать», что уже изначально противоречит названию его исследования и задает работе даже не устаревший, а архаический тон. В условиях современной войны, каким бы гением ни был А. В. Суворов, его тактика и стратегия не могут быть универсальными для многих поколений и более чем одного века истории. Армия – явление динамичное, постоянно изменяющееся, вместе с развитием вооружений и техники меняется и мировоззрение солдата.

Французский военный теоретик Фердинанд Фош, командовавший в 1914 г. группой армий на Марне, разработал военную доктрину, которая получила название «О принципах войны». Большое значение здесь отводится итогам первоначальных операций на фронте, наступление, по мнению Фоша должно быть фланговым. Велика роль морального фактора. Основное положение данной работы гласит: «Война не может долго продолжаться, ее надо вести с жестокой энергией и быстро достигнуть своей цели».[10] Огромное значение боевого духа ни в каком случае отрицать не стоит, а вот фланговые маневры в условиях той войны – дело фактически неосуществимое по причине гигантских протяженностей того или иного фронта. Обходы с фланга и былой характер маневренной войны исчерпали себя, теперь боевые действия стали очень масштабными, большая роль уже отводится окопной, позиционной войне. Как пример, можно привести такой факт: протяженность боевого порядка полка составляла 1 км, дивизии – 3 км, а корпуса 5-6 км.[11] Осуществлять маневры в такой обстановке весьма рискованно, потому что войсковые части могли легко заблудиться, что и было зафиксировано довольно часто. А по поводу первых операций отметим отсутствие «побеждающей» стороны. Неудачная для нас Восточно-Прусская кампания была компенсирована победой французов при Марне, а позже Варшавско-Ивангородской операцией.

Военная мысль Германии была представлена в лице генерала-фельдмаршала А. Шлиффена. Он разработал план войны на два фронта: с Францией и Россией. Главный удар должен быть нанесен по Франции.[12] Доктрина Шлиффена стала официальной военной доктриной Германии. Было указано на переход к позиционной войне; отрицались военные резервы, так как высказана теория «скоротечной войны».[13]

Таким образом, нами были рассмотрены основные точки зрения на характер и способы ведения будущей войны. У России и Франции существовали конкретные планы ведения боевых действий, но теоретики оставались теоретиками, а боевые офицеры, скорее всего, не верили в скорую реализацию наступательных амбиций союзников. У Германии была военная доктрина, но если учесть, что начавшаяся война уже в кампании 1914 г. свела на нет «план Шлиффена», значит, эффективность ее была тоже невысока.

Мы вплотную подошли к вопросу об оценке военно-экономического потенциала Российской империи. Итак, если опираться на мнение К. Ф. Шацилло, то можно выделить 2 этапа в подготовке к войне: 1906 – 1910 гг. и 1911 – 1914 гг. На протяжении первого периода, главным образом, происходит восстановление боеспособности после русско-японской войны, в том числе преодоление экономического кризиса, а также решение вопросов с массовыми народными волнениями и забастовками. В первую очередь решили восстановить флот, и 9 июля 1907 г. утверждена «малая судостроительная программа», на которую было выделено 127 млн. рублей. В 1912 г. помощник военного министра А. А. Поливанов отмечал то, что уже с первых шагов по восстановлению вооруженных сил приоритет был отдан флоту и как результат: не было налажено массовое производство вооружения для армии. Касательно причин произошедшего следует считать очень предприимчивую деятельность Адмиралтейства, которое не только привлекало на свои нужды громадные средства, но и внушило императору идею о создании первенствующей морской державы. Казалось бы, нет ничего зазорного, что флот Российской империи будет самым лучшим в мире, однако это имело под собой только усиление мощи государства, а если смотреть на данное мероприятие с позиций подготовки к войне, то оно резко снижает свое значение. Даже в Адмиралтействе понимали, что война будет идти преимущественно на суше, флот же играет роль больше вспомогательную, но увеличить они хотели свой бюджет и оказались гораздо настойчивее и деятельнее, чем представители армии. Итак, к началу войны у России было 229 судов, и она занимала третье место после Англии и Франции. Россия обладала хорошей кораблестроительной базой в промышленности, но упор в основном делался на частные предприятия, а не на казенные, т.к. последние были не в состоянии освоить огромные суммы, выделенные на строительство судов и изготовление вооружения. Довольно хорошо было развито изготовление морской артиллерии и минного вооружения.[14]

Что же касается перевооружения армии, то там тоже произошли значительные изменения. Во время промышленного подъема 1909-1913 гг. стрелковое оружие в России производили три завода: Тульский, Сестрорецкий и Ижевский. По своим боевым качествам русская винтовка была одной из лучших в мире[15] и показала себя с отличной стороны не в одной войне. У нас была полевая артиллерия (76-мм скорострельная пушка и 152-мм мортира), траншейная, зенитная, тяжелая, береговая, крепостная. Всего к 1914 г. было 8 028 орудий.[16] Таким образом, можно с уверенностью сказать, что Россия в плане вооружений обладала значительным военным потенциалом. На рубеже XIX-XX вв. русская военная промышленность справлялась с производством стрелкового и артиллерийского вооружения. Русская армия получила отличную винтовку Мосина, 76-мм и 152-мм полевые орудия, ничуть не уступавшие лучшим европейским образцам. Необходимость в вооружении способствовала развитию других отраслей промышленности. После Балканской войны 1912 г. Россия имела опыт боевого применения самолетов. По поводу изменений в транспортной сфере отметим наличие серьезных затруднений с перебросками войск, т.к. около половины стратегических дорог имели одну и ту же колею. Правительство много внимания уделяло железным дорогам, но из-за огромной площади территорий, проблемы с поставками более или менее удалось решить только к 1916 г. Внедрение автомобилей происходило медленно из-за слабого развития шоссейных дорог.

И несколько слов о структуре управления тылом полевой армии. Важно признать, что она была вполне отработана. Не было серьезных проблем с обеспечением армии хлебом, зерно даже поставляли союзникам. Правда на начало 1914 г. Россия не укладывалась в нормы военного времени по поставке обмундирования, поэтому экстренно усилилось производство и сделали заказ за границей.

В заключение данного раздела сделаем ряд основополагающих аспектов: во-первых – Российская империя учла опыт русско-японской войны, которая предопределила основные пути будущего реформирования вооруженных сил; во-вторых – не упуская из внимания мировую обстановку, сложившуюся накануне 1914 г., можно сказать, что отчаянные попытки русской дипломатии по предотвращению мирового конфликта вовсе не увенчались успехом; в-третьих – работы военных теоретиков позволяют заметить, что стороны вступали в войну по сути без всякого плана и четкого представления; в-четвертых – Россия не провела годы после русско-японской впустую, были достигнуты значительные успехи в создании вооружений и техники. Империя была достаточно подготовлена к войне.

2. Вооруженные силы Российской империи накануне и в годы Первой мировой войны

2.1.Военное образование и порядок службы в русской армии

Образование в военной отрасли не могло не быть различным: рядовой состав обучался в частном порядке (строевая и физическая подготовка; умение владеть оружием), после этого оценивались совместные действия солдат в составе какого-либо подразделения, т.е. профессиональная подготовка по родам войск и отработка действий на учениях и маневрах. Хотя стоит отметить, что крупномасштабных маневров фактически не проводилось.[17] Офицерские кадры по сути формировались из низших школ ( унтер-офицеры) и более высокие школы, где имели право обучаться выходцы в основном из правящих сословий. Срок обучения в ротных учебных командах (низших школах) продолжался от 1 до 3-х лет. Но тем не менее как только началась война, был зафиксирован недостаток унтер-офицеров, которые, пройдя учебу, уходили из армии.

Обер-офицеры обучались в кадетских корпусах, «где уровень подготовки в общем отвечал требованиям времени». Были юнкерские училища и так называемые 3-х месячные школы прапорщиков.[18] Однако, следует отметить, что офицерский состав в ходе войны был демократизован, здесь очевидно выявляется причина массового перехода довольно большого числа офицеров на сторону революции.[19] Здесь, вероятно, немаловажную роль сыграл и сословный фактор. К 1912 г. высший командный состав армии (генералы и штаб-офицеры) имел значительной составляющей выходцев из потомственного дворянства (87, 45% и 71, 46% соответственно). А вот обер-офицерские кадры хоть и сохраняли дворянское происхождение, но цифры выглядят более контрастно, нежели было указано выше касательно генералов, полковников и подполковников. Итак, потомственные дворяне составляли приблизительно половину состава вооруженных сил (50, 36%), будучи подпоручиками, поручиками, штабс-капитанами и капитанами. Вслед за ними идут бывшие податные сословия (27, 99%)[20], и хотя отечественные военные теоретики Леер и Драгомиров выступали против проникновения рабочего класса в офицерскую среду, однако процесс этот уже шел. Он стал возможен благодаря тому, что уже к началу 1915 года почти весь кадровый состав среднего и низшего офицерского звена был уничтожен. Безусловно, в этот процент входили и крестьяне, и часть горожан, однако именно рабочие несли в себе вольнодумство, которое не могло позитивно отразиться на боевом и моральном облике вооруженных сил.

Теперь же снова обратимся к системе образования наших военных. Юнкерские училища себя не оправдывали, поэтому подобные учреждения переводились на базу пехотных и кавалерийских военных училищ, уже более специализированных и приспособленных к будущей войне.[21]

В 1914 году, когда нехватка офицеров стала довольно остро чувствоваться, и еще острее предчувствовалось приближение войны, были отменены какие-либо сословные ограничения при поступлении в училища военного времени.[22] Таким образом, справедливы сказанные выше слова о демократизации обер-офицерского и младшего офицерского состава; он приобретал более смешанный и противоречивый оттенок, так как прежние сословия теперь стояли на одном уровне, что не могло не уязвлять самолюбие потомственного дворянства и поднимало планку осознания своей важности бывшими податными сословиями.

Несколько слов о штаб-офицерах и их образовании. Из высших военных учебных заведений особое внимание хочется уделить Академии Генерального штаба. Преподаватели которой понимали важность подготовки кадров именно для современной обстановки и старались разработать программы обучения на основе предшествующего военного опыта. Перед вступлением в русско-японскую войну, отечественная теоретическая мысль имела опыт только франко-прусской (1870-71 гг.) и русско-турецкой (1877-78 гг.) войн. Зато после неудачной кампании 1904-05 гг. пробелы в системе военного образования были учтены. Началось составление новой учебной программы, работу над которой возглавили начальник Генерального штаба Ф. Ф. Палицын и начальник Академии Н. П. Михневич. В целом их работа была отмечена довольно позитивно, но в то же время указывалось, что Академия «перестала быть рассадником военной науки и отстает от требований современности…»[23]и страдает излишней теоретичностью, употребление которой в военной практике далеко не всегда возможно. Так или иначе, но в 1911 г. проведен набор новых штатов. А далее последовала весьма благоразумная идея генерал-майора Алексеева о направлении слушателей Академии в войска для стажировки с их последующим возвращением. Таким образом, если бы не помешала начавшаяся вскоре война, то были бы убиты сразу «два зайца». Во – первых, армия тогда бы получила ценных, квалифицированных специалистов, а во – вторых, Генштаб пополнился бы офицерами, которые помимо теоретических навыков, имели бы и бесценный опыт.

Новые вооружения, новые средства обороны и условия, необходимые для позиционной войны, расширение сети железных дорог и растущее значение транспорта должны были бы привести к значительному изменению образовательной программы Инженерной академии, так как техническая сторона по естественным причинам очень динамично развивается. Однако план обучения был утвержден в 1904 г., причем мало отличался от предыдущего, и уже изначально обрек себя на несоответствие со временем. И хотя данное учебное заведение по праву может гордиться выдающимися инженерами, преподающими в нем, в частности это К. И. Величко, Р. И. Кондратенко и ряд других. Несмотря на данный факт, многие выпускники академии по-прежнему возводили насыпные полевые сооружения и создавали узкие полосы для развертывания войск, что было весьма чревато в связи с увеличившейся протяженностью фронта. С 1914 по 1918 гг. занятий в академии не проводилось, даже преподаватели получили направление в действующую армию. Тот же К. И. Величко отправился на Юго-Западный фронт, во время Луцкого (Брусиловского) прорыва дал теоретическое обоснование недавно задуманным «инженерным наступательным плацдармам».[24]

Огромное значение для тыла и снабжения армии оказала Интендантская академия (с 1900 по 1910 гг. курс прошли 264 офицера, с 1911 по 1914 гг. – 300 офицеров, в годы войны занятий не проводилось). С 1900 по 1914 гг. немало специалистов подготовила Военно-юридическая академия, выпускники которой еще занимались разработкой норм военно-судебной практики. Много специалистов требовалось во врачебном деле, и даже если учесть, что Военно-медицинская академия выпустила немало профессиональных кадров, то буквально сразу с начала войны почувствовалась острейшая необходимость в «медицинском пополнении», потому что имеющихся 432 специалистов было ничтожно мало.[25]

Итак, созданная система образования была вполне устойчивой, однако с началом войны из учебных заведений стали досрочно производиться выпуски, что не могло не сказаться на качестве подготовки офицерства. Наконец, уже в ходе самой войны выявился разрыв между содержанием усваиваемых положений в военных школах и боевой практикой.[26] Наступательная тактика не всегда была возможна, хотя в обучении считалась наиболее верной; выполнение поставленной задачи должно быть превыше всего, даже солдатских жизней. «Каждый воин, от старшего начальника до рядового, должен почитать своим непременным долгом достижение поставленной цели во что бы то ни стало, не взирая ни на какие трудности и потери.»[27] Но все же общепризнанно, что русский Устав полевой службы 1912 г. был самым лучшим в мире, и если рассмотреть некоторые положения данного законодательного акта, то он в довольно простой форме указывает на обязанности солдата на поле боя, обрекает на самопожертвование, но долг защитника все же превыше личного инстинкта самосохранения, приведем небольшой отрывок, ярко подтверждающий вышесказанное: «Поучение воину перед боем».

1. Сам погибай, а товарища выручай.
2. Лезь вперед, хотя бы передних и били.
3. Не бойся гибели, как бы ни приходилось трудно; наверно побьешь.
4. Если тебе трудно, то неприятелю не легче…И потому никогда уныние, - но всегда дерзость и упорство.
5. При обороне надо бить, а не только отбиваться. Лучший способ обороны – самому напасть.
6. …враг тоже бывает стоек; иной раз не удается взять и с двух, и с трех раз; - тогда нужно лезть в четвертый и далее…[28]

Далее стоит выделить ряд аспектов касательно порядка прохождения службы и уделить внимание комплектованию вооруженных сил империи.

Опыт войны с Японией показал, что даже при проведении частных мобилизаций почти весь обученный запас оказался исчерпанным (за исключением Варшавского и Кавказского округов, где мобилизации не проводились). Встревоженный этим обстоятельством, Генеральный штаб указывал: «Если такое напряжение потребовалось для приведения в военный состав менее чем половины нашей армии, то не подлежит сомнению, что при общей мобилизации всей армии встретились бы крайне серьезные затруднения по ее укомплектованию, даже при условии поголовного призыва всего запаса без всяких льгот». В связи с этим потребовалось осуществление ряда чрезвычайных мероприятий. В первую очередь необходимо было сократить сроки действительной службы, чтобы пропустить через армию возможно большее количество людей в целях увеличения запаса. Такая мера была проведена. Указ от 7 марта 1906 г. предусматривал сокращение срока действительной службы в пехоте и пешей артиллерии до 3 лет, а в остальных родах оружия до 4 лет. Одновременно устанавливалось разделение запаса на два разряда. В первый разряд входили младшие возрасты запасных — они предназначались для пополнения полевых частей, второй разряд составляли запасные пожилых возрастов — они предназначались для пополнения резервных и тыловых частей.

Введение новых сроков службы позволило быстро восстановить численный состав войск до прежнего уровня — в 1908 г. в армии состояло 42 906 генералов и офицеров и 1 311 654 рядовых.[29]

В завершение данного вопроса добавим, что высшее армейское руководство в годы войны в целом положительно отзывалось об уровне подготовки солдат и офицеров, в частности командующий Юго-Западным фронтом А. А. Брусилов писал о вступлении России в войну с удовлетворительно обученной армией. Также генерал позитивно отзывался о деятельности офицеров Генштаба, которые «в эту войну работали хорошо, умело и старательно выполняли свой долг».[30]

2.2.Боевые качества русских солдат и офицеров

Закончилась основная подготовка материальных ресурсов к войне, заводы работали над производством вооружений, люди предвкушали события мировой важности, дипломаты вели горячую борьбу, в которой разве что не было оружия. Но началась уже сама война, и вовлеченными в нее стали уже миллионы людей и миллиарды средств. Российская империя, несмотря на незавершившиеся военные программы, выставила огромные силы; мобилизация прошла успешно и в довольно короткие сроки, причем поднята была вся армия сразу, а частные мобилизации проводились только для видимости.[31] По сути, поднимались военные округа, а не корпуса. Сосредоточение мобилизованных войск было закончено в установленные сроки.

Русские генералы понимали необходимость установления жесткой дисциплины в войсках, поэтому соответствующие приказы были отданы уже с первых дней войны. При вступлении в Галицию главнокомандующий Юго-Западным фронтом генерал Иванов в приказе №40 от 10 августа 1914 года предписал соблюдать особую осторожность при реквизициях, уважать местные святыни, усвоить некоторые местные русские обычаи, гуманно относиться к перешедшим на нашу сторону.[32]Однако все же было замечено немало случаев грабежа, мародерства и насилия, что зафиксировано в телеграммах генералов Брусилова и Рузского. В Восточной Пруссии ситуация была не менее сложной. Ни Самсонову, ни Ренненкампфу так и не удалось справиться с проблемой мародерства, хотя употреблялись очень жесткие меры для замеченных в этом грязном деле, вплоть до повешения. А. И. Деникин объяснял сложившуюся ситуацию недостаточной идеологической подготовкой русских солдат. По его мнению, военная идеологическая формула «за веру, царя и отечество» прочно укрепилась лишь в среде офицерства, а в солдатскую толщу и народную массу эти понятия достаточно глубоко не проникли.[33]

Первая мировая война ввела в духовную жизнь русских солдат два элемента: с одной стороны моральное огрубение и ожесточение, с другой – несколько углубленное чувство веры. И как ни странно, религиозный подъем прошел фактически без участия духовенства. В общероссийском масштабе православное духовенство также осталось вне разбушевавшихся событий.[34] Русское кадровое офицерство в большинстве своем разделяло монархические убеждения. Чистка командного состава шла слишком медленно, стратегия за всю кампанию не отличалась особенной смелостью (операции Северо-Западного фронта в Восточной Пруссии, форсирование Карпат…) Но наиболее угнетающее влияние на психику войск имело великое галицийское отступление, и кроме того за всю войну Северный и Западный фронты не одержали ни одной победы, что естественным образом ухудшало боевой и моральный настрой солдат и офицеров. И как бы то ни было, но старая русская армия дралась безропотно почти три года, часть шла с голыми руками против убийственной высокой техники врагов, проявляя высокое мужество и самоотвержение…[35] К середине января 1917 г. эта армия удерживала на своем фронте 187 вражеских дивизий, т.е. 49% всех сил противника.

Особенно трогательным является письмо некоего прапорщика к своей матери, погибшего в 1916 году. «Твой сын хотел быть гражданином своей родины на деле и погиб, не прячась за чужие спины, а прикрывая собой других. На земле я сделал свое дело-дело маленькое, незаметное, но оно оставит свой след; следовательно, я недаром жил…» Чувствуется сильное желание сделать что-либо важное для родины, и этот человек явно не жалел себя. Генерал Иванов отмечал, что наших офицеров нельзя упрекнуть в готовности умереть, но подготовка их, в общем слаба, и в большинстве они недостаточно развиты. Не будем предавать критике суждение старого генерала, но обратимся к воспоминаниям противников России.

Макс Гофман, германский офицер. Обучался русскому языку и предпринял полугодичное путешествие по Российской империи, после которого работал в русском отделении германского Генштаба, а во время русско-японской войны был наблюдателем в японской армии. Таким образом, этот генерал знал не понаслышке о российских проблемах. Сравнивая нашу армию в период 1904-1905 гг. и во время Первой мировой войны, Гофман указал, что «если бы русские так же нерешительно действовали, как в маньчжурскую кампанию»[36], то дела на Восточном фронте складывались бы для Германии весьма недурно. Но русские действовали более решительно и обдуманно, много офицеров уже прошло боевое крещение в русско-японскую войну. Внимание Гофмана было уделено также характеру войны, по мнению которого она ведется «со звериной яростью». Немецкий генерал утверждал, что русское командование бросает на них огромные силы, не считаясь со своими большими потерями.[37]В целом можно сказать, что русская армия проявила себя с лучшей стороны, солдаты и офицеры сражались геройски, причем офицеры и солдаты, по мнению Брусилова, вполне соответствовали нужному уровню подготовки, но представление о войне у них было не таким, как представлял командующий. Алексей Алексеевич был вполне уверен в положительной готовности наших солдат, однако он отрицал боевой дух армии, так как считал, что «войска достаточно дисциплинированны и обучены», но отсутствовало их понятие, что эта война из себя представляла. Как бы то ни было, но свои боевые качества русская армия проявила с самой, что ни на есть наилучшей стороны. Тот же Брусилов писал, что наша артиллерия, уступая австро-венгерской в количественном отношении и калибром орудий, значительно превосходит ее в качестве стрельбы.

Самоотверженность русских солдат и офицеров безусловно неоспорима, но далее особое внимание хочется обратить на личность главнокомандующего русской армией великого князя Николая Николаевича. Личность довольно спорная не только в историографии, но и среди современников. Но поскольку обращено внимание исключительно на его деятельность как военного, то вполне целесообразным представляется изучить оценки офицеров того времени касательно деятельности главнокомандующего. Штабс-капитан М. К. Лемке, служивший в царской ставке, особо отмечал телеграммы, где великий князь даже войсковую часть мог собственноручно поблагодарить за тот или иной военный успех, причем он делал это с воодушевлением и теплотой, так необходимыми для солдат. Николай Николаевич был человеком «неуемной энергии»[38], и удаление его от должности верховного командующего связано в какой-то мере с несогласием великого князя с либеральными преобразованиями (чем обеспечил определенную неприязнь Государственной Думы). Также ущемлялось самолюбие самого императора, которому приходилось считаться с дядиными методами ведения войны. Наконец, главнокомандующий был убежденным панславистом и находил политику С. Д. Сазонова слабой, чем успешно нажил себе врагов не только среди наших союзников, но и внутри Министерства иностранных дел.

А если учесть, что во время войны роль армии становится неизмеримо выше, то великого князя в то время некоторые считали фактическим повелителем России, который обладал огромным авторитетом в армии и перед которым, как полагал Берлин, «стушевывалась личность его племянника», царствующего императора. Русское офицерство видело в Николае Николаевиче человека, полностью преданного военному делу, который и теоретически и практически знал военное дело. Генерал Брусилов считал его «отличным главнокомандующим».[39]Можно не соглашаться с мнением наших офицеров относительно отставки великого князя, но в данном случае подтверждением этой неблагоприятной тенденции явственно выступают позитивные оценки произошедшего у наших противников, в частности Макс Гофман в своих дневниках положительно отзывается о принятии на себя нашим императором верховного главнокомандования. Проще говоря, что врагу хорошо, то нам плохо.

Заключение

Таким образом, нами был рассмотрен ряд вопросов, связанных с подготовкой Российской империи к Первой мировой войне. Накануне военных действий шла кропотливая работа, но если говорить объективно, накопленный потенциал был велик, но все же не предусматривал ведение длительной войны, а скорее соответствовал первоначальным расходам на военные нужды. Вопрос с производством и доставкой вооружений и боеприпасов был решен лишь к концу 1915 г. В данной работе нам хотелось проследить взаимосвязь материального фактора с человеческим. И хотя роль первого значительна, но без людей эта значительность, равным счетом, ничего в себе не несет. Уже в 1915 г. произошел глубокий кризис в сфере вооружений, зато солдаты держались до самого конца Российской империи.

Список использованных источников и литературы

Источники

1. Брусилов А. А. Мои воспоминания/ А. А. Брусилов. – М.: Воениздат, 1963. – 288 с.
2. Гофман М. Записки и дневники 1914-1918 гг./ М. Гофман. – Ленинград: Красная Газета, 1929. – 264 с.
3. Деникин А. И. Очерки русской смуты: в 5 т./ А. И. Деникин. – М.: Воениздат, 1989. – Т. 1: Крушение власти и армии. – 79 с.
4. Деникин А. И. Путь русского офицера/ А. И. Деникин. – М.: Современник, 1991. – 300 с.
5. Дисциплинарный устав. Пг.: [Б.и.], 1915. – 86 с.
6. Лемке М. К. 250 дней в царской ставке/ М. К. Лемке. – Минск: Харвест, 2003. – 672 с.
7. Наставление для действий пехоты в бою. СПб.: [Б. и.], 1914. – 5 с.
8. Сазонов С. Д. Воспоминания/ С. Д. Сазонов. – Минск: Харвест, 2002. – 368 с.

Литература

1. Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX века: очерки военно-экономического потенциала/ Л. Г. Бескровный. – М.: Наука, 1986. – 239 с.
2. Строков А. А. Вооруженные силы и военное искусство в Первой мировой войне/ А. А. Строков. – М.: Воениздат, 1974. – 611 с.
3. Шацилло К. Ф. Корни кризиса вооружений русской армии в начале Первой мировой войны/ К. Ф. Шацилло// Первая мировая война: пролог XX века. – М.: [Б. и.], 1998. – С. 554-569
4. Шацилло К. Ф. Подготовка царизмом вооруженных сил к Первой мировой войне/ К. Ф. Шацилло// Военно-исторический журнал. – 1974. - №9. – С. 91-96

Справочные издания

1. Военная энциклопедия: Т.1/ Под ред. В. Ф. Новицкого. – СПб.: Товарищество И. Д. Сытина, 1911. – 320 с.
2. Военная энциклопедия: Т.7/ Под ред. В. Ф. Новицкого. – СПб.: Товарищество И. Д. Сытина, 1910. – 320 с.

Электронный ресурс

Страницы истории армии России. Из солдатских книжек разных изданий. [Электронный ресурс]: база данных содержит ряд документальных сведений о структуре, вооружении и традициях царской армии. – Электронные данные. – М.,[2006]. – Режим доступа: http://amnesia.pavelbers.com/Armija Rossii7.htm. Дата обращения: 02.11.2012.

---

[1] См.: Сазонов С. Д. Воспоминания. – Минск, 2002. С. 12-14.

[2] Там же. С. 31-32.

[3] Там же. С. 94.

[4] См.: Там же. С. 176.

[5] Там же. С. 217.

[6] Там же. С. 253.

[7] Там же. С. 257.

[8] См.: Строков А. А. Вооруженные силы и военное искусство в Первой мировой войне. – М., 1974. – С. 87-90.

[9] См.: Там же. С. 101-102.

[10] Там же. С. 85-86.

[11] Там же. С. 178.

[12] Там же. С. 77.

[13] Там же. С. 82-83.

[14] Там же. С. 201.

[15] Там же. С. 72.

[16] Там же. С. 89-90.

[17] См.: Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX века: очерки военно-экономического потенциала. – М., 1986. С. 27-31.

[18] Там же. С. 34-36.

[19] Там же. С. 38.

[20] Строков А. А. Вооруженные силы и военное искусство в Первой мировой войне. – М., 1974. С. 23.

[21] См.: Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX века: очерки военно-экономического потенциала. – М., 1986. С. 40-41.

[22] Там же. С. 43.

[23] См.: Там же. С. 43-44.

[24] Там же. С. 46.

[25] См.: Там же. С. 47.

[26] Там же. С. 47-48.

[27] Наставление для действий пехоты в бою. – СПб, 1914. С.2.

[28] Устав полевой службы: Высочайше утвержден 27 апреля 1912 г. – СПб., 1912. С. 223-225.

[29] См.: Бескровный Л. Г. Армия и флот России в начале XX века: очерки военно-экономического потенциала. – М., 1986. С. 12.

[30] Брусилов А. А. Мои воспоминания. – М., 1963. С. 68.

[31] См.: Деникин А. И. Путь русского офицера. – М., 1991. С. 14.

[32] Лемке М. К. 250 дней в царской ставке. – Минск, 2003. С.241.

[33] Деникин А. И. Очерки русской смуты. – М., 1989. С. 9.

[34] См.: Деникин А. И. Очерки русской смуты. – М., 1989. С. 14.

[35] Там же. С. 69.

[36] Гофман М. Записки и дневники 1914 – 1918 гг. – Л., 1929. С. 36.

[37] См.: Гофман М. Записки и дневники 1914 – 1918 гг. – Л., 1929. С. 78.

[38] См.: Лемке М. К. 250 дней в царской ставке. – Минск, 2003. С. 139.

[39] Брусилов А. А. Мои воспоминания. – М., 1963. С. 92.

• Переломные точки русской истории