Кадер А.С.

Рассматривая события прошлого, современные исследователи, как правило, опираются на материальные источники — археологические находки, летописи и архивные документы. Закономерно, что для ранних эпох подобных источников меньше, чем для поздних, и воссоздать картину некоторых событий, быта и традиций людей, живущих в те времена, сложнее. Однако и имеющиеся в распоряжении ученых источники зачастую подвергаются сомнениям: археологи могут по-разному интерпретировать находки, а историки признают, что летописи отражают лишь субъективное мнение автора, их писавшего. По этой причине становится актуальным для реконструкции событий прошлого обращаться не только к историческим артефактам и летописям, но и к устному творчеству исследуемого периода, к фольклору того времени, в котором, несмотря на более поздние наслоения, нашли отражение многие процессы, происходящие в обществе, а также встречается описание обыденных вещей, досуговых и прочих мероприятий, которые, в отличие от дня сегодняшнего, в постфигуративном обществе не менялись веками.

Одним из часто упоминаемых в устном народном творчестве событий, отражающем социальную жизнь периода раннего и высокого средневековья в Древнерусском государстве, является братчина. Ответ на вопросы: что являлось поводом для братчины, каков сценарий ее проведения и правила организации, кто приглашался на братчину, о чем говорили приглашенные — лежит на пересечении различных научных плоскостей: археологии, истории, фольклористики. Именно анализу этого знакового мероприятия, трактуемого в различных источниках то как дохристианский обряд коллективной трапезы, то как вечевое корпоративное действие горожан, посвящена данная работа.

Братчина, согласно Энциклопедическому словарю Ф.А. Брокгауза и И.А. Ефрона — это пир на общий счёт, когда каждый участник празднества привносит свою лепту в организацию данного мероприятия[1]. Также братчиной называли и объединение людей (цех, артель и пр.) под главенством выборного старосты, ведавшим хозяйством и следившим за порядком во время пиров. Второе значение братчины является, по мнению Ю.В. Лущай, производным от первого, и возникло в более позднее время[2].

Итак, на первый взгляд, братчина — это ни что иное, как пирушка, организованная вскладчину по какому-то поводу, например, как писал Д.К. Зеленин, по поводу обрядовых праздников. Однако все, что касается организации братчин, в разных источниках имеет различную трактовку, иногда даже взаимоисключающую, в связи с чем возникает необходимость разобраться подробнее в изначальных принципах организации братчины. Для этого рассмотрим:

• устроителей и поводы для проведения братчин-пиров;
• актуальные темы для обсуждений на пирах;
• правила организации пира-братчины;
• правила поведения, предъявляемые гостям и хозяевам;
• развлечения на пирах-братчинах.

1. Устроитель (организатор) и поводы для проведения братчины-пира

По тому, какое значение братчине отводится в былинах, можно сделать вывод, что эти общественные пиры несли на себе и функцию социального института. Согласно А.Н. Попову: «Такие пиры не были только случайными собраниями народа повеселиться без определенной цели и мысли; но составляют явление постоянное, соединенное с определенными понятиями, освященными обычаем. Долговечным и неизменным»[3]. На новгородских братчинах, утверждает А.Н. Попов, такой обычай составлял ранее одно из важных явлений в общественной жизни. Также он предполагает, что обычай общественного пира перешёл в христианскую культуру Руси из языческой.

Исходя из того, что каждый участник (или группа участников) братчины должен был внести свой вклад, в какой-то мере, братчина являлась мероприятием, уравнивающим участников, делающим их «братьями». Участники братчины назывались «ссыпцами». Данное наименование, видимо, происходит из того, что раньше участники жертвовали зерном на варенье хмельных напитков (пива и браги)[4].

Данный вид пира был популярен во время народных гуляний как у низших социальных слоёв, так и у богатых сословий, вплоть до княжеских, о чём говорит И.Н. Жданов, считая, что братчины были архаичной основой и княжьего пира[5]. Первые упоминания о братчине датированы Х и ХII веками: пир, устроенный Киевским князем Владимиром Святославичем, проходил в 996 г., что зафиксировано Лаврентьевской летописью[6], а также общественный пир-совет, на который жители Полоцка приглашали смоленского князя Ростислава Мстиславича с целью его убийства, дата которого в Ипатьевской летописи отнесена к 1159-у году[7].

Пир-братчина, в первую очередь, устраивался, как отмечает Ю.Ю. Старкова, «в честь богов, а затем князя, рода, новорожденного, урожая, нового поселения»[8]. Соответственно, в былинном эпосе все братчины называются «почестными» в виду того, что на них непременно кого-то чествовали. В более позднее время поводом для царских пиров, помимо семейных либо церковных торжеств, становились коронации, объявления царевича народу, прием иностранных послов, а после принятия христианства — посвящения митрополитов и патриархов.

В Великом Новгороде, где исторически власть князей была слабой, а на более поздних этапах сменилась республиканским строем, «братские» городские пиры являлись доминантной формой общинного пира. Из былин о Садко и Василии Буслаеве мы можем проследить двойственность понятия «братчины» — как «братчины-никольщины», членом которой стал Садко, и как непосредственно пированья, которое описано в былине о Василии Буслаеве.

Народный эпос даёт нам общее представление, связанное с пиром-братчиной: во-первых, нельзя являться на пир незваным гостем; во-вторых, участник должен внести свою долю. Именно из-за нарушения первого правила возникает конфликт Василия Буслаева с «настоятелями», когда на пир незваная приходит и его дружина. Конфликт не смягчает даже «сыпь немалая», внесённая Буслаевым:

«Не малу мы тебе сыпь платим

За всякого брата по пяти рублев.

А и за себя Василей дает пятьдесят рублев

А и тот староста церковный

Принимал их во братчину в Никольщину...»

Кроме того, запрет на участие в братчине для людей, на неё не приглашённых, был фактически правовой нормой, так как был зафиксирован во множестве однотипных грамот[9]. Р.С. Липец, описывая братчину-пир как изначально родовое действо, отмечал, что в этом случае не приглашенный на братчину считался изгоем, ибо он в чем-то пошел против рода и, как следствие, богов[10]. В городах же пришедших на братчину ограничивала складчина, поскольку далеко не всякий мог внести, как Василий Буслаев, за себя нужной суммы. А.Н. Попов предполагал, что при большом стечении народа на братчине могли случаться преступления и, вследствие этого, вину необходимо было на кого-то возложить[11]. Соответственно, за кражу расплачивались те, кто приходил на братчину незваным: «а на пиры и на братчины в их слободы незваны не ездит никто, а поедет на пиры и на братчины незваны, а лучится туто какова гибель, и тому платити без суда и без исправы вдвое»[12]. Если же на братчине происходило убийство, то ее участники обращались в уголовный суд.

В то же время у Д.К. Зеленина встречаем указание на то, что старым обычаем является «приходить на братчину всякому без зова»[13]. Кажущееся противоречие разрешается, если понимать под «братчиной» явление общественной жизни древних славян, бытовавшее в двух формах.

Первая из них — складчина, участники которой могли приходить незваными, принося с собой угощение или участвуя в братчине финансово.

Вторая форма — это пир, устроителем которого являлся князь либо богатый представитель иного сословия, бравший финансирование братчины на себя. Гости княжеского пира-братчины (обычно — дружина как корпорация профессиональных воинов), не будучи с ним одного рода, приглашались, исходя из принципа личной верности и заинтересованности князя в их лояльности. Пир-братчина в этом случае представлял собой, по мнению И.Н. Фалалеевой, инверсию полюдья (т.е. ритуала объезда правителем подвластной территории), и выполнял редистрибутивную функцию: «Своим участием в подобных ритуалах индивид или социальная группа выражали молчаливое согласие на правоприменительную монополию государственной власти»[14]. Таким образом, в примере с княжеским пиром-братчиной родовое братство заменялось братством по пище. Высокая значимость дружины для князя подтверждается, в том числе, фразой Владимира Святославича, записанной в «Повести временных лет»: «Серебром и златом не имам налести дружины, а дружиною налезу сребро и злато». Эта мысль выражена и в «Молении» Даниила Заточника, который неоднократно взывает к щедрости князя и повторяет летописную формулу: «Златом бо мужей добрых не добудешь, а мужми злато и градов добудешь»[15].

2. Темы для обсуждений на пирах

В Новгороде на городских пирах решались многие актуальные проблемы и различные бытовые вопросы: о войне и мире; о выборе невесты и ее сватовстве; о споре богатырей и различных закладах; о делах торговых.

На общественных пирах могли заключаться сделки и пари, о чём свидетельствует эпизод из былины о Садко:

«- Ай же вы, купцы новогородские!

О чем же бьете со мной о велик заклад?

Ударим-ка о велик заклад:

Я заложу свою буйну голову,

А вы залагайте лавки товара красного...»

На братчине была возможность учинять суд, вплоть до дел уголовных, что было дозволено Псковской судной грамотой[16]. За процессом суда и соблюдением всех обычаев следили главы — старейшины, но арбитром в этом случае выступали, как правило, все участники братчины, либо определенная группа, состоящая, например, из глав цехов. Сам процесс в целом имел состязательный характер, при котором обвинитель должен был доказать виновность обвиняемого. В гражданском же процессе стороны на началах процессуального равенства при помощи доказательств отстаивали свою позицию. В качестве доказательств отмечались и письменные доказательства, и показания свидетелей. В некоторых случаях судебный процесс мог дойти до такой архаичной нормы, как «поле» — то есть вооруженное или рукопашное единоборство сторон или их представителей.

Общественный пир был подходящим местом, чтобы обмениваться различной информацией, новостями, объявлять о чём-либо. При отсутствии средств массовой коммуникации большое скопление людей способствует быстрому распространению информации от человека к человеку, потому для горожан и селян времён раннего и высокого средневековья братчина была одним из немногих способов оставаться в курсе происходящих событий. Каждый участник пира представлял себя, рассказывая о своём имуществе и достижениях, что отражено, в частности, в былине о Садко:

«Все на пиру наедалися,

Все на пиру напивалися,

Похвальбами все похвалялися.

Иной хвастает бессчетной золотой казной,

Другой хвастает силой-удачей молодецкою,

Который хвастает добрым конем,

Который хвастает славным отчеством.

Славным отчеством, молодым молодечеством,

Умный хвастает старым батюшком,

Безумный хвастает молодой женой».

Последнее обстоятельство — неосмотрительное восхваление Ставром Годиновичем на пиру у князя Владимира Киевского своей молодой жены Василисы Микулишны — привело, в частности, к наказанию: за хвастовство он был посажен в темницу на тридцать лет, хотя на похвальбу был спровоцирован самим же князем:

«Ай же ты, Ставер сын Годинович!

Ты что сидишь — сам да не хвастаешь?

Аль нет у тебя села со приселками,

Аль нет городов с пригородками,

Аль нет у тебя добрых комоней,

Аль не славна твоя родна матушка,

Аль не хороша твоя молода жена?»[17].

Былинный князь Василий Богуслаевич, придя на пир к новгородцам и боясь проговориться о своих планах по завоеванию Новгорода, тоже вначале «сидит как красная девушка, не молвит он ни одного слова. Уже посадники навеселе, начинают они похвальбу держать. Иной хвалится добрым конем, иной хвалится молодой женой, иной силою и богатством, иной храбростью и мудростию, один лишь Василей Богуслаевич ничем не похваляется»[18]. В другой былине — «Садко» — главный герой также хранит до поры до времени молчание и «не похваляется», чем возбуждает искренний интерес у новгородцев.

Таким образом, неучастие в похвальбе неизменно обращает на себя внимание, из чего можно сделать вывод о стойком бытовании традиции «пускать пыль в глаза» на славянских братчинах-пирах.

3. Правила организации пира-братчины

Сценарий проведения пира-братчины был выработан и поддерживается в основных своих позициях вплоть до сегодняшнего дня (аналогом братчины целесообразно рассматривать корпоративные мероприятия современных организаций, так называемые «корпоративы»).

Братчина-пир имеет, по Е.В. Кащеевой[19], две части — официальную и неофициальную, каждая из которых выполняет свои задачи и предполагает разные этикетные нормы поведения.

В дохристианской Руси официальная часть включала в себя решение назревших вопросов, которые, собственно, и становились часто поводом для братчины. С периода крещения Руси в официальную часть братчины стала входить коллективная молитва, обычно — «Достойно есть…». «Во время всего пира, — отмечает О.А. Платонов, — дьячки пели духовные песни, приличные празднику или событию, по поводу которого учреждалась трапеза. В сенях и на дворе кормили нищих. Пируя с духовенством и гостями, хозяин высылал своих сыновей и родных угощать эту меньшую братию. Некоторые очень благочестивые люди даже сажали нищих за один стол с собой и с гостями»[20].

Неофициальная часть была связана с коллективной трапезой и развлечениями, о которых будет сказано далее.

Утварь пиров и братчин, а также подаваемые напитки и яства подробно рассмотрены Р.С. Липец[21]. Для Х века характерен повышенный интерес к металлическим изделиям, столовым принадлежностям, предметам роскоши, заморским «овощам разноличным» и винам. Богатые купцы и горожане приобретают изделия из металлов, в том числе драгоценных, процветает импорт предметов быта и роскоши. В Новгороде было засилье товаров из Прибалтики, немецких городов и с Готского берега[22]. Ценилась также и тянутая проволока с Востока. До наших дней сохранились изображения сосудов, используемых на пирах. К примеру, в миниатюрах Радзивилловской летописи, в Сильвесторовом сборнике, иллюстрирующих дружный пир князя Владимира Святославича, имеются изображение глубоких чаш, рога в оправе на подставке. Также представление об используемой утвари братчин дают сосуды: ритоны с фигурной металлической окантовкой эпохи Киевской Руси, найденные на месте раскопок черниговского кургана «Чёрная могила», серебряная чаша черниговского князя Владимира Давыдовича, относящаяся к собранию Оружейной палаты, датированная XII веком. Чаша имеет широкие края и украшена лишь рельефной надписью с именем владельца по краю, что свидетельствует о том, что посуда на пирах, по всей видимости, приносилась самими участниками.

Очень часто в былинах можно встретить упоминания о чашах и чарах, используемых на пирах. Используемые на пиру и в быту питьевые сосуды можно разделить на три типа:

1) большой сосуд, из которого напиток черпается чашами меньше («наливная чаша однозолотная»), как правило, заменяется в былинах бадьями, чанами и бочками. Так, непременным мотивом в былине о Василии Буслаеве выступает испытание, придуманное им для новобранцев в его дружину сорвиголов: Василий принимает только тех, кто выпьет огромную чару из бадьи, чана, бочки с вином:

«Он пускает в них золоты чары,

С теми камнями самоцветными,

В каждой чаре весу тридцать пуд»[23].

2) круговая чаша, которую передавали друг другу и пили из нее по очереди;

Если гостя на пиру обходили такой обрядовой братской чашей, тем самым демонстрировали отношение к нему как к неполноценному члену братчины, т.е. фактически исключали из участия в ритуальном течении пира. Братчина-пир в сознании его участников никогда не воспринимался как простая попойка, а имел сакральный смысл. Так, по свидетельству Гельмольда фон Бозау, прибалтийские славяне на пиру при обносе гостей круговой чашею произносили слова благословения, если пили в честь добрых богов, либо проклятия, если чаша пилась в честь злого бога: «Удивительное суеверие славян, ибо они на своих празднествах и пирах обносят круговую чашу, возглашая над нею слова — не скажу благословения, но проклятия, во имя богов доброго и злого, так как ожидают от доброго бога счастливой доли, а от злого — несчастливой»[24].

3) индивидуальная чаша, которая, как правило, принадлежала участнику и приносилась им на пир.

Большинство чаш и чар, выплавленных из металла, судя по тексту былин, велики и тяжелы. На описание, безусловно повлияло эпическое чрезмерное преувеличение, присущее большинству былин. Описанный в народном эпосе размер этих чаш говорит о том, что они, скорее всего, круговые. Их ёмкость чаше всего описывается как «полтора ведра», однако часто встречаются и «в полтретья ведра», и «в полпята». Однако, не стоит забывать, что вёдра в Древней Руси, найденные в погребениях IХ-Х века, были значительно меньше тех, что используются сейчас.

Информации об угощениях, подаваемых на пирах, в исторически достоверных источниках встречается немного: упоминается о традиции раздачи хлеба-соли в начале братчины, после чего кушанья носили обычным порядком; подаче хозяину опричного т. е. особого блюда, с которого он раздавал куски гостям, демонстрируя свое расположение; подаче в середине пира («в полупире») круглых пирогов. Тем не менее, широко распространено мнение о чрезвычайном множестве кушаний и напитков на русских пирах. Косвенным тому свидетельством является Домострой, в котором, в частности, описываются изыски праздничной русской кухни: «С Пасхи в мясоед к столу подают: лебедей, потроха лебяжьи, журавлей, цапель, уток, тетеревов, рябчиков, почки заячьи на вертеле, кур соленых (и желудок, шейку да печень куриные), баранину соленую да баранину печеную, куриный бульон, крутую кашу, солонину, полотки, язык, лосину и зайчатину в латках, зайчатину соленую, заячьи пупки, кур жареных (кишочки, желудок да печень куриные), жаворонков, потрошек, бараний сандрик, свинину, ветчину, карасей, сморчки, кундумы, двойные щи. А к ужину подают студень, рябчиков, зайчатину печеную да уток, рябчиков жареных да тетеревов, баранину в полотках, зайчатину заливную, кур жареных, свинину да ветчину.

А еще в Пасхальный мясоед к столу еду подают рыбную: сельдь на пару, щуку на пару, леща на пару, лососину сушеную, белорыбицу сушеную, осетрину сушеную, спинки стерляжьи, белужину сушеную, спинки белужьи, спинки белорыбицы на пару, лещей на пару, уху с шафраном, уху из окуней, из плотиц, из лещей, из карасей. Из заливных подают: белорыбицу свежую, стерлядь свежую, осетрину свежую, щучьи головы с чесноком, гольцов, осетрину шехонскую, осетрину косячную»[25]. Столь длинная цитата обусловлена тем обстоятельством, что скупой пересказ информации из источника о том, что подавалась рыба, мясо, дичь, птица и т.п., не отразил бы всего многообразия подаваемых яств и, тем самым, не проиллюстрировал бы устремление устроителей пира добиться того, чтобы в откликах гостей устроенная братчина получила лестную характеристику «гостьбы толстотрапезной».

4. Правила поведения на пирах-братчинах

Как отмечалось выше, официальная и неофициальная часть братчины обусловливали разные правила поведения. С самого начала братчины происходила ротация пришедших гостей. Изначально — в эпических источниках, в разделе «О меде» в Изборнике 1076 г., а впоследствии, в середине XVI века, в Домострое прописывается правило занимать место за столом в соответствии со своим социальным статусом, однако демонстрируя скромность и отсутствие честолюбия. Так, молодой Василий Богуслаевич, будучи князем, званым на пир новгородцами, тем не менее, не пренебрегает сложившейся традицией: «Посадники ево встречают на улице, принимают под белы руки, ведут во палаты тайницкие. Там сажают его за столы дубовые в переднем углу. Василей Богуслаевич им за честь поклоняется и не хочет сесть во переднем углу. Посадники его нудят добрым словом: «Садись ты там, чадо княжее: там сиживал твой батюшко, Богуслай, наш князь». За слово сие доброе княжич их послушался: садится он в переднем углу»[26]. Домострой поясняет целесообразность такого поведения: если пришедший на пир человек займет наиболее почетное место, может так случиться, что занятое место придется освобождать еще более почетному гостю; чтобы не попасть в неудобное положение, пришедший на пир вначале нарочно занимал место ниже того, какое ему следовало, чтобы хозяин попросил его пересесть оттуда на высшее (существовало три разряда таких мест, в соответствии с рассадкой за столами — «передними», «средними», «окольными», причем самых почетных гостей усаживали по правую руку от хозяина). Нередко пиры становились поводом для дальнейших распрей в виду того, что на пиру некоторые специально садились выше, чем их соперники, и заводили споры, не желая пересаживаться на менее почетные места сообразно своему социальному статусу. Для разбирательства ссор и драк, происходивших на пирах, из числа участвовавших на пиру-братчине избирались братчинники[27].

Начало пира связано со сложной традицией, включающей челобитье, обнос женой хозяина каждого гостя чаркой вина, целованием, разрезанием хлеба и раздачей его присутствующим. Во время официальной части братчины соблюдение старшинства при угощении и произнесении тостов и здравиц оставалось незыблемым. Домострой, к примеру, советует гостю почетному побыстрее приступать к трапезе, дабы не задерживать остальных. В процессе пирования необходимо было помнить о многих табу: небрежное отношение к хлебу, чрезмерное увлечение алкоголем, влезание ногами на столешницу расценивалось как проявление неуважения не только к хозяину, но и ко всей общине. Несоблюдение этикета приписывалось в русских былинах и сказках негативным персонажам, к примеру, злому богатырю Тугарину Змеевичу, который, не спрашивая, брал с блюда лебедя жареного, проглатывал целиком, выплевывая кости на стол.

Вторая, неофициальная, часть пира-братчины была более раскованной. Она включала в себя развлечения, соревнования гостей в силе и ловкости, застольные беседы-похвальбы, о которых упоминалось выше. Похвалялся и сам хозяин: например, жена устроителя пира-братчины могла обносить всех гостей чарой с вином, всякий раз переодеваясь в новое платье для каждого последующего гостя.

В силу определенных противоречий между этими частями празднества, в основе которых лежат противоречия языческого и христианского миросозерцания, отдельные элементы неофициальной части братчины даже отрицали отдельные элементы официальной, но веками складывающийся этикет братчины примирял, уравновешивал, корректировал обе части, что позволяет рассматривать братчину как органичную форму коллективного праздничного мероприятия. Так, к примеру, пристрастие к алкоголю порицалось в официальной части братчины (можно было выпить три первые чаши вина, а от остальных — отказаться); в то же время во второй части пира необходимо было непременно уступать просьбам хозяина и пить много и часто (не отставала и хозяйка — в ее обязанности входило напоить гостивших женщин так, чтобы их увозили домой без сознания).

5. Развлечения на пирах-братчинах

Как отмечает Р.С. Липец, пир мог продолжаться от нескольких часов подряд до дня, трех, двенадцати дней, месяца[28]. Соответственно, возникала необходимость в развлечении гостей. Летописи и былины оставили обширный материал для анализа допетровских развлечений, среди которых популярностью пользовались выступления гусельников и скоморохов.

Гусли — древнейший музыкальный щипковый инструмент — изображены на миниатюре в Новгородской Симоновской (Хлудовской) Псалтири конца XIII века, (на гуслях играет царь Давид); в древнерусской рукописной «Повести о белоризце человеке и монашестве» XIV века (в буквице "Д" миниатюрист изобразил фигуру царя Давида или его псалмопевца, играющего на гуслях). В летописи XI века о Святополке Окаянном говорится, что юный князь «любяй вино пити с гусльми»; в летописи XII века о князе Святославе: «овы гусельная гласы испущающем, другыя же органьныя гласы поющем, и инем замарьныя пискы гласящем, тако вьсем играющем и веселящемъся, якоже обычай есть пред князьм»[29].

Бытование гуслей подтверждается и устным народным творчеством (гусельниками были Добрыня Никитич, Садко, Соловей Будимирович, Ставр Годинович, Боян), и археологическими находками (остатки музыкальных инструментов были найдены в Великом Новгороде на Неревском и Троицком раскопах[30], а изображение гусельника и двух слушателей было найдено в 1985 году на раскопе в Пскове[31]).

О музыке, исполняемой гусельниками, в первую очередь, дают представление былины: морской царь плясал под музыку Садко три дня подряд, так что на море разразился сильнейший шторм; Соловей Будимирович, исполняя на гуслях «танцы ... из Нова-города, напевы из Ерусалима, малые припевки ... всё заморские»[32], так прельстил племянницу киевского князя, что она сама пришла к нему и сама же посваталась.

Очевидно, что древнерусские пиры сопровождались плясовыми мелодиями (игра «под пляску»), эпическими песнями-рапсодиями (игра «под песни»), известна также игра «под драку». Гусельная музыка, как указывает А.С. Усков, была неизменной принадлежностью княжеского и дружинного быта, сопровождая пиры и торжественные официальные церемонии, о чем свидетельствуют многочисленные описания «почестного пира-пированьица» у князя Владимира Красное Солнышко в былинах киевского цикла[33]. Главная же функция исполнителей-Боянов, по мнению Е.В. Аничкова, заключалась в том, что они «рокотали славу князьям». З.И. Власова предполагает, что для славлений и величаний существовал определенный канон — форма, которую можно было использовать в случае необходимости при ведущем участии певца-импровизатора, приспосабливая к конкретному лицу и обстоятельствам. «Песнь славна», возможно, то же, что и свадебное величание или известная «чарочка», исполняемая для почитаемого гостя, где текст постоянен, меняется только имя. Такими формами, видимо, пользовались исполнители в своей массе; однако иметь у себя прославленного древнерусского эпического певца-автора было почетно и в известной мере выгодно: певец мог создать князю или владыке хорошую репутацию, прославить или очернить[34]. Укорять князей на пиру гусельникам не рекомендовалось: по крайней мере, по словам Е.В. Аничкова, в «Слове некоего христолюбца» среди запретных обрядов, верований, «заплачек», желаний запрещены также и «карания». Христолюбец объяснял это так: «упразднить их — упорядочить пир, тогда как взаимные укоры разжигают раздоры» [35].

Постепенно к древнерусским гусельникам добавились скоморохи, о которых впервые упоминается в письменных источниках XI века. Скоморохи также приглашались к княжеским дворам за вознаграждение и угощение, им выделялось особое место, обычно у печки. Поэтическую традицию скоморохов А.А. Морозов описывает так: «они вырабатывали свою исполнительскую манеру, отличную от манеры певцов-рапсодов, складывающих старину. Где было бродячему скомороху выпевать длинную старину? Скоморохи должны были стремиться к тому, чтобы представить слушателю чеканный, законченный и, по возможности, короткий текст, свободный от случайностей и неловкостей поэтической импровизации... Импровизация у скоморохов носила несколько иной характер и была как бы подчинена исполнительскому заданию, ибо их мастерство основывалось на сценическом начале»[36]. Итак, если талантливый певец-рапсод мог серьезно подорвать репутацию князя, придумав «карание», то, говоря современным языком, рынок скоморохов-исполнителей был перенасыщен, и в конкурентной борьбе они готовы были угождать князьям, теряя, соответственно, в качестве смыслового наполнения текстов и красоты словесных формул. По всей вероятности, именно в силу вышеозначенного фактора скомороший репертуар неконкретный и трудно определимый. З.И. Власова пишет: «Упоминая их «кощуны», называя песни «сатанинскими», никто из авторов не привел конкретных примеров. Неопределенны и термины о репертуаре певцов, содержание его скрыто за словами «припевки», «выигрыши», «сыгрыши», «тонцы». Лишь у Кирши Данилова назван конкретно «еврейский стих»; остальные термины могли быть внесены в тексты позднее и отразили понятия сказителей из крестьян»[37]. Скоморохи, с одной стороны, как исполнители способствовали более широкому распространению музыкально-песенных и хореографических произведений в народной среде, с другой стороны, притеснения со стороны церкви и внутренняя конкуренция, говоря современным языком, «на рынке предоставляемых услуг», делали качество этих произведений невысоким.

Формой развлечений на средневековом пиру-братчине были также состязания придворных борцов, т.е. особой категории людей, добывавших средства к существованию участием в рукопашном бою за вознаграждение. Например, в былине про Ставра Годиновича его жена боролась и победила именно таких профессионалов: «таковы люди были в Киевѣ нарочны борцы удалы молодцы Притченки да Хапилонки»[38]. Известно также, что в Средневековье на Руси кулачный бой и борьба признавались в качестве средства, заменяющего суд и, как сообщает Г. Штаден, «на Москве было много бойцов, которые за деньги бились за каждого»[39].

В одном из текстов былин о Василии Буслаеве сообщается, что кулачный бой с новгородцами происходит «в праздничек»[40]. Состязания в борьбе и кулачном бою на престольных праздниках были обычным явлением в средневековой Руси: так, в грамоте царя Алексея Михайловича «В Дмитров воеводе Ивану Шишову» говорится, что там «мирские всяких чинов люди... в господские дни и великих святых... на кулашных боях меж собою драку делают»[41]. В былинах киевского цикла явно преобладают эпизоды с описанием кулачного боя «один на один», в то время как в новгородских былинах упоминается почти исключительно бой «стенка на стенку» (например, дружины Василия Буслаева и новгородцев).

Таким образом, независимо от того, кто является устроителем, братчина — это культурно-досуговое мероприятие, в силу обширной культурной программы совмещающее в себе развлекательную, информативную и коммуникативную функции. Часто обладающая строгим регламентом, правилами проведения и требующая соблюдения обычаев, братчина имела высокую способность к передаче информации между людьми, позволяла средневековому обществу поддерживать межличностные и межгрупповые контакты, решать насущные социально-экономические проблемы, сближала людей, участвовавших в этом мероприятии, была крупным социальным событием в жизни общества и, безусловно, несла рекреационную функцию, благодаря различным мероприятиям, направленным на эмоциональную и физическую разрядку.

Анализируя всю доступную информацию о братчине, можно прийти к выходу, что она, несколько сменив визуальные атрибуты, сохранялась многие века и дошла до наших времён в виде «корпоративов», имея те же основания для проведения, фактически ту же форму «пира», развлекательную часть и возможность решения каких-либо важных вопросов.

Итак, для исторической реконструкции братчин, организуемых вскладчину цехами или сельскими общинами с выборным старостой, официальной и неофициальной частью, особых препятствий в реконструкторском движении нет: такая братчина может проводиться, как это бывало ранее, в шатрах, включать в себя выступления скоморохов: песенников и акробатов. Участие в таких братчинах обусловливает более скудное меню, скромную развлекательную программу не требует от участников дополнительных затрат на пошив средневековой праздничной одежды.

При всех несомненных плюса, для клубов военной исторической реконструкции вышеупомянутая братчина с трудом вписывается в сценарии игр. Скорее, для фестивалей исторической реконструкции или полигонных игр более подходящей будет братчина-пир, устроителем которой являлся князь. В свою очередь, возможности для исторической реконструкции княжеских братчин-пиров реконструкторами традиций русского средневековья пока что представляются сомнительными в виду высокой затратности на изготовление аутентичной утвари, праздничной одежды для женщин и приготовления яств. Проблема не в том, что приготовление блюд на полигоне должно проходить в условиях полевой кухни, а в самом меню — нельзя профанировать высокое искусство средневековой русской кухни, заменяя жареных лебедей или журавлей бройлерами. Еще одна проблема, которая сразу видится реконструктору-практику: обнос гостей чарой с вином, который должна произвести хозяйка с обязательной переменой одежды для каждого последующего гостя требует огромных затрат на гардероб одного участника (натуральные ткани, шитье, очелья, ювелирные и иные украшения ручной работы), что нерационально. Однако, если и не возможна полная аутентичность воссоздания окружения и отдельных элементов братчины, то вполне достижима частичная реконструкция этого события с максимальным приближением к описаниям в былинах.

Библиография

1. Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. / Сост. И. А. Голубцова. М: Академия наук СССР, 1952-1964. Т. I-III.
2. Акты феодального землевладения и хозяйства / Сост. А. А. Зимина, Л. В. Черепнина. М.: Академия наук СССР, 1952-1961. Ч. 1-3.
3. Алексеев, Ю.Г. Псковская судная грамота. Текст. Комментарий. Исследование. Псков: Возрождение, 1997.
4. Аничков, Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914.
5. Былина седьмая, о том, как богач Соловей Будимирович сватался за Забаву Путятичну // Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://www.byliny. ru/a_lelchuk/solovej-budimirovich.htm (дата обращения 21.12.2013)
6. Василий Буслаев и новгородцы // Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL:http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bl2/bl2-213-.htm (дата обращения 21.12.2013)
7. Власова, З.И. Скоморохи и фольклор/ З. И. Власова. СПб.: Алетейя, 2001. 524 с. URL: http://www.booksite.ru/localtxt/sko/mor/ohy/index.htm (дата обращения 21.12.2013)
8. Горбунов, В.Б. Рукопашный бой без оружия у восточных славян (на материале русских былин) // Традиционные формы досуга: История и современность. М., 1993. С.95-109.
9. Жданов, И. Русский былевой эпос: Исследования и материалы / И. Жданов. СПб., 1895.
10. Зеленин, Д.К. Древне-русская братчина, как обрядовый праздник сбора урожая // Сборник статей в честь академика А.И. Соболевского. Л., 1928. Т. 101. № 3. С. 130-136.
11. Кащеева, Е.В. Крестьянская посиделка (XVIII — нач. XX в.) // Традиционные формы досуга: История и современность. М., 1993. С.82-94.
12. Колосова, И.О. Бронзовый поясной набор из Пскова. //Культура и история средневековой Руси: Тез. конф., посв. 85-летию А.В.Арциховского. М., 1987. С. 21-23.
13. Липец, Р.С. Эпос и Древняя Русь /Р.С. Липец. / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, 1969.
14. Лихачев, Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 3. Человек в литературе Древней Руси: Монография; О «Слове о полку Игореве»; Литература — реальность — литература; О садах. Л.: Худож. лит., 1987..
15. Лущай, Ю. В. Братчина на Русі за даними Марка Поло // Збірник наукових праць. Серія «Історія та географія». – Харків: Колегіум, 2013. Вип. 49. С. 58-63. URL: http://forum.gardarike.org/viewtopic. php?f=52&t=930 (дата обращения 21.12.2013)
16. Морозов, А.А. М.Д. Кривополенова и наследие скоморохов // Кривополенова М.Д. Былины, скоморошины, сказки. Архангельск, 1950.
17. Нидерле, Л. Славянские древности / пер. с чешск. Т.Ковалевой и М.Хазанова. М.: Алетейа, 2000.
18. Общество и государство феодальной России/ Сб. статей. М., 1975.
19. Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI — начало XII века / сост. Л. А. Дмитриев и Д. С. Лихачев. М., 1978.
20. Платонов, О.А. Пир // Русский образ жизни. М.: Институт русской цивилизации, 2007. С. 577-578.
21. Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Васильи Богуслаевиче//Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bvz/bvz-2392.htm (дата обращения 21.12.2013)
22. Поветкин, В.И. Загадка гуслей-псалтиря // Чело. 1997. №1 (10). С. 9-11 URL: http://bibliotekar.ru/rusPovetkin/1.htm (дата обращения 21.12.2013)
23. Полное собрание русских летописей. Л., 1926. Т. I. Лаврентьевская летопись. Вып. 1. Повесть временных лет.
24. Полное собрание русских летописей. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1908. Т. II. Ипатьевская летопись.
25. Попов, А. Пиры и братчины / Архив историко-юридических сведений, относящихся до России изд. Н. Качаловым. М.,1854. Кн.2, Пол.2. С. 19-41.
26. Ставр Годинович// Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://www.byliny.ru/content/text/stavr-godinovich (дата обращения 21.12.2013)
27. Старкова, Ю.Ю. Братчина-пир в языческой традиции Древней Руси // Жертвоприношение. Ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней / EPMHNEI’A 2 /. Сб. ст. / Научн. ред. Л. И. Акимова и А. Г. Кифишин. — М.: Языки русской культуры, 2000. С.253-268.
28. Сюткина, О. Непридуманная история русской кухни/ О. Сюткина, П. Сюткин. М.:АСТ,2013. 288 с. URL: http://www.e-reading.co. uk/chapter. php/1011899/6/Syutkin_Nepridumannaya_istoriya_russkoy_kuhni.html (дата обращения 21.12.2013)
29. Усков, А.С. Традиционные музыкальные инструменты в историко-культурном и символическом контекстах : (на примере русских гуслей) : автореф. дис... канд. культурологии : 24.00.01 «Теория и история культуры»/А.С. Усков;[Рос. ин-т культурологии]. М.,2010. 24 с.
30. Фалалеева, И.Н. Правовая обрядность у салических франков: попытка интерпретации // Вестник ВолГУ. Серия 5: Юриспруденция. 2009. №11. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/pravovaya-obryadnost-u-salicheskih-frankov-popytka-interpretatsii (дата обращения: 20.12.2013).
31. Штаден, Г. О Москве Ивана Грозного. М.,1925.
32. Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890-1907. URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (дата обращения: 20.12.2013).

---

[1] Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890-1907. URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (дата обращения: 20.12.2013).

[2] Лущай, Ю.В. Братчина на Русі за даними Марка Поло // Збірник наукових праць. Серія «Історія та географія». – Харків: Колегіум, 2013. Вип. 49. С.58-63. URL: http://forum.gardarike.org/viewtopic.php?f=52&t=930 (дата обращения 22.12.2013)

[3] Попов, А.Н. Пиры и братчины // Архив историко-юридических сведений, относящихся до России, издаваемый Н. Калачовым. Кн. 2. 2-я пол. М.,1854. С.19–41 (отд. пагин.).

[4] Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890-1907. URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (дата обращения: 20.12.2013).

[5] Жданов, И. Русский былевой эпос: Исследования и материалы. СПб., 1895. 641 с.

[6] Полное собрание русских летописей. Л., 1926. Т. I. Лаврентьевская летопись. Вып. 1. Повесть временных лет. 151 с.

[7] Полное собрание русских летописей. СПб.: Тип. М. А. Александрова, 1908. Т. II. Ипатьевская летопись. С. 495.

[8] Старкова, Ю.Ю.Братчина-пирвязыческой традиции Древней Руси // Жертвоприношение. Ритуал в культуре и искусстве от древности до наших дней / EPMHNEI’A 2 /. Сб. ст. / Научн. ред. Л. И. Акимова и А. Г. Кифишин. М.: Языки русской культуры, 2000. С.267

[9] См. в сборниках: Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV - начала XVI в. / Сост. И. А. Голубцова. М: Академия наук СССР, 1952-1964. Т. I-III.; Акты феодального землевладения и хозяйства / Сост. А. А. Зимина, Л. В. Черепнина. М.: Академия наук СССР, 1952-1961. Ч. 1-3.

[10] Липец, Р.С. Эпос и Древняя Русь / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1969. С. 127-237.

[11] Попов, А. Пиры и братчины / Архив историко-юридических сведений, относящихся до России изд. Н. Качаловым. М., 1854. Кн.2, Пол.2 С.20-22

[12] Там же.

[13] Зеленин, Д. К. Древне-русская братчина, как обрядовый праздник сбора урожая // Сборник статей в честь академика А. И. Соболевского. Л., 1928. Т. 101. № 3. С.135

[14] Фалалеева, И.Н. Правовая обрядность у салических франков: попытка интерпретации // Вестник ВолГУ. Серия 5: Юриспруденция. 2009. №11. URL: http://cyberleninka.ru/article/n/pravovaya-obryadnost-u-salicheskih-frankov-popytka-interpretatsii (дата обращения: 20.12.2013).

[15] Цит по: Лихачев, Д.С. Избранные работы: В 3 т. Т. 3. Человек в литературе Древней Руси: Монография; О «Слове о полку Игореве»; Литература — реальность — литература; О садах. Л.: Худож. лит., 1987. С.48.

[16] Алексеев, Ю. Г. Псковская судная грамота. Текст. Комментарий. Исследование. Псков: Возрождение, 1997. C.47.

[17] Ставр Годинович// Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://www.byliny.ru/content/text/stavr-godinovich (дата обращения 17.12.2013)

[18] Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Васильи Богуслаевиче//Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bvz/bvz-2392.htm (дата обращения 17.12.2013)

[19] Кащеева, Е.В. Крестьянская посиделка (XVIII — нач. XX в.) // Традиционные формы досуга: История и современность. М., 1993. С.84

[20] Платонов, О.А. Пир // Русский образ жизни. М.: Институт русской цивилизации, 2007. С.578

[21] Липец, Р.С. Эпос и Древняя Русь / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. — М.: Наука, 1969. С. 127-237.

[22] Общество и государство феодальной России. Сб. статей М., 1975. С. 102.

[23] Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Васильи Богуслаевиче. Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bvz/bvz-2392.htm (дата обращения 22.12.2013)

[24] Нидерле Л. Славянские древности / пер. с чешск. Т.Ковалевой и М.Хазанова. М.: Алетейа, 2000. 592 с.

[25] СюткинаО. Непридуманная история русской кухни/ О. Сюткина,П.Сюткин. М.: АСТ, 2013. 288 с. URL: http://www.e-reading.co.uk/chapter.php/1011899/6/Syutkin_-_Nepridumannaya_istoriya_russkoy_kuhni.html (дата обращения 21.12.2013)

[26] Повесть о сильном богатыре и старославенском князе Васильи Богуслаевиче. Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bvz/bvz-2392.htm (дата обращения 21.12.2013)

[27] Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона: В 86 томах (82 т. и 4 доп.). СПб., 1890-1907. URL: http://www.vehi.net/brokgauz/ (дата обращения: 20.12.2013).

[28] Липец, Р.С. Эпос и Древняя Русь. / АН СССР. Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая. М.: Наука, 1969. С. 143-145.

[29] Памятники литературы Древней Руси. Начало русской литературы. XI — начало XII века / сост. Л. А. Дмитриев и Д. С. Лихачев. М., 1978. С. 380.

[30] Поветкин, В.И. Загадка гуслей-псалтиря // Чело. 1997. №1 (10). С. 9-11 URL: http://bibliotekar.ru/rusPovetkin/1.htm (дата обращения 26.12.2013)

[31] Колосова, И.О. Бронзовый поясной набор из Пскова. //Культура и история средневековой Руси: Тез. конф., посв. 85-летию А.В.Арциховского. М., 1987. С. 21-23.

[32] Былина седьмая, о том, как богач Соловей Будимирович сватался за Забаву Путятичну // Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. http://www.byliny.ru/a_lelchuk/solovej-budimirovich (дата обращения 21.12.2013)

[33] Усков, А. С. Традиционные музыкальные инструменты в историко-культурном и символическом контекстах : (на примере русских гуслей) : автореф. дис... канд. культурологии : . 24.00.01 «Теория и история культуры» / А. С. Усков; [Рос. ин-т культурологии]. М., 2010. С.18

[34] Власова, З. И. Скоморохи и фольклор. СПб.: Алетейя, 2001. 524 с. URL: http://www.booksite. ru/localtxt/sko/mor/ohy/index.htm (дата обращения 21.12.2013)

[35] Аничков, Е.В. Язычество и Древняя Русь. СПб., 1914. С. 205-207, 334.

[36] Морозов, А.А. М. Д. Кривополенова и наследие скоморохов // Кривополенова М. Д. Былины, скоморошины, сказки. Архангельск, 1950. С.126.

[37] Власова, З. И. Скоморохи и фольклор. СПб.: Алетейя, 2001. 524 с. URL: http://www.booksite. ru/localtxt/sko/mor/ohy/index.htm (дата обращения 21.12.2013).

[38] Ставр Годинович// Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://www.byliny.ru/content/text/stavr-godinovich (дата обращения 21.12.2013)

[39] Штаден, Г. О Москве Ивана Грозного. М.,1925. С.84.

[40] Василий Буслаев и новгородцы// Фундаментальная электронная библиотека. Русская литература и фольклор. URL: http://feb-web.ru/feb/byliny/texts/bl2/bl2-213-.htm (дата обращения 21.12.2013)

[41] Горбунов В.Б. Рукопашный бой без оружия у восточных славян (на материале русских былин) // Традиционные формы досуга: История и современность. М., 1993. С.100.

• История Руси (допетровская эпоха)