Каребина Л.А.

Труднее всего плыть против течения собственной крови

Станислав Ежи Лец

Мне кажется, портрет говорит о человеке куда больше, чем фотоснимок. Интересно, в чем секрет? Не думаю, что дело в подборе красок, истина, трогающая сердце, в другом. Мы воспринимаем не безликое изображение, а живой образ, пропущенный через призму восприятия мастера кисти. И пусть герой уже почил в пучине веков, для нас он как живой. Его взгляд касается души, и кажется, вот-вот он поведает нам свою историю…

Палитра восприятия расширяется, мы замечаем едва уловимые штрихи, если имеем счастье быть знакомы с изображенным на холсте. Пусть и странники столетий разных… Переписка, дневники, документы – благодатная основа, опираясь на которую мы составляем свое представление, более полно позволяющее раскрыть изобразительное произведение.

Глаза – зеркало души. Знакомясь с портретами Александра I, я была глубоко поражена одной деталью. Художник И. Лампи взгляд юного князя Александра Павловича изобразил искренним, мягким, располагающим; его взор обращен прямо на зрителя. Работа Ж. Л. Вуаля, на которой изображен император Александр I в 1802 г., вызывает иные чувства. Глаза не такие живые и пронзительные, кажется, не хватает былого огонька. Совсем иное впечатление вызывает более поздний портрет художника Д. Доу. Взгляд императора обращен в сторону. Он немного напряжен и задумчив. Зрителю трудно ощутить его истинное настроение.

Личность Александра I вызвала у меня неподдельный интерес. Современники и потомки были щедры на эпитеты: «Сфинкс, не разгаданный до гроба…», Благословенный, «Кочующий деспот…». Я была поражена столь полярными взглядами относительно одного и того же человека. Родилось желание разобраться, кем он был на самом деле? Как внешняя обстановка влияла на формирование его внутреннего мира? Вглядываясь в упомянутые портреты, я понимала, что Александр на них разный: не только внешне, но и внутренне. Это была своеобразная личность, разбираясь в которой исследователи сломали много копий. Дерзну и я сломать еще одно.

Декабрьским утром 1777 года с крепостей Петропавловской и Адмиралтейской двести одним пушечным выстрелом жителям столицы было возвещено о рождении первого внука императрицы. Долгожданный первенец Павла Петровича, появления которого с нетерпением ожидала и Екатерина II. Нареченный в честь Александра Невского, он еще не мог осознавать, сколь многие надежды возлагаются на него. В переписке императрица называет внука «будущим венценосцем».[1]

Заботы о воспитании бабушка взяла на себя. С первых дней пристальное внимание уделялось здоровью внука. В комнате соблюдался температурный режим, изо дня в день организм мальчика креп, чему способствовали регулярные процедуры закаливания.

Материнская любовь и забота, ощутить которые так и не удалось Павлу, раскрылись при рождении Александра. Бабушка искренне любила его, с удовольствием сочиняла для внука сказки, позднее – «Записки касательно Российской истории». Образование занимало первостепенное положение. Акцент делался на изучении русской грамоты, иностранных языков, гуманитарных наук. К мальчику был приставлен целый ряд наставников: генералы Салтыков и Протасов, М. И. Муравьев, П. С. Паллас, духовник Самборский. Среди россыпи педагогов особое место в деле воспитания, а впоследствии и влияния на будущего императора занял швейцарский дворянин Фредерик Цезарь Лагарп. Республиканец по убеждениям поразил Екатерину II эрудицией и культурой. Ей хотелось взрастить в юном внуке искренность, естественность, о чем неоднократно писала своему корреспонденту Гримму: «… естественности, немножко естественности, а уж опытность доделает почти все остальное».[2] Она надеялась, что честность и благородство будут восприняты от иноземного учителя ее внуком. И не прогадала.

Весьма занятно проходили их занятия в первое время. Ученик ни слова не знал по-французски, они элементарно не понимали друг друга. Однако это им не мешало. Лагар умел хорошо рисовать. Великий князь под рисунком писал название предмета, а швейцарец подписывал это обозначение по-французски. Если сначала занятия проходили раз в неделю, то позднее педагог посещал Александра по два раза в день. Между ними завязались теплые отношения, юноша всецело доверял своему наставнику. Однажды произошел примечательный случай. Бросаясь на шею к Лагарпу, Александр был осыпан пудрой с его парика. На слова педагога: «Посмотрите, любезный князь, на что вы похожи», – юноша ответил: «Все равно; никто меня не осудит за то, что приму от Вас».[3]

Но это было не так. Уже многие замечали влияние мыслей о свободе и равенстве и либеральных идей швейцарского республиканца на будущего императора. Сильная привязанность мальчика вызывала опасения у приближенных Екатерины. Ф. Ф. Вигель отмечал несвоевременность идей, вложенных в сознание юноши. Он задается вопросом, мог ли Александр в силу своего возраста воспринимать их всерьез. Затем отмечает, что крайне бестактно со стороны женевца было ставить карманную республику образцом будущему самодержцу великой империи.[4] Историк Н. К. Шильдер пишет, что все-таки ключевой причиной отстранения педагога стало его несогласие помочь императрице в деле приготовления ее внука к мысли о его будущем возвышении, минуя отца.[5]

В 1795 году Лагарп был уволен со службы при дворе. Прощаясь с учителем, семнадцатилетний Александр подарил ему свой портрет и сказал: «Обязан Вам всем, кроме жизни»[6]. Трудно что-то еще добавить.

Место Лагарпа в сердце юноши в тот момент так никто и не смог занять. «Остаюсь один при дворе, который я ненавижу, и предназначенный к положению, одна мысль о коем меня заставляет содрогаться»[7], – такие строки писал Александр отправленному в отставку учителю. Чувства великого князя были деформированы. К тому же сложилась напряженная обстановка: Екатерина не в силах была полностью отстранить Александра от влияния отца. «Боюсь за него только в одном отношении, догадайтесь».[8] Юноша рос, возрастало и влияние Павла. Александру не стоило труда очаровывать бабушку: «Целую ваши ручки и ножки»[9]. Для нее он был ангелом. Теперь нужно было угождать и отцу. «Вращаясь между двумя различными дворами, Александр должен был жить на два ума, держать два парадных обличия, кроме третьего – будничного, домашнего, двойной прибор манер, чувств и мыслей»[10], – писал В. О. Ключевский.

С раннего возраста юноша должен был так или иначе притворяться, чтобы сохранить расположение близких себе людей. Собственное Я теплилось где-то глубоко внутри. Он был между Сциллой и Харибдой.[11] Постепенно разочаровываясь в екатерининском окружении, он, в то же время, не мог найти отдушины в обществе Павла. Хотя увлечение фронтом, выправкой и парадоманией так и останутся с Александром со времен гатчинских учений.

А Екатерина II все сильнее загоралась идеей передачи престола внуку через голову Павла. Не думаю, что она была бессердечной матерью. Императрица проявляла себя как дальновидный политик. Зная своего сына, предвидела направление, которое будет выбрано в случае его царствования. Ей не хотелось, чтобы достигнутые успехи были перечеркнуты. Однако, встретив смятение в Совете, она не стала спешить. К тому же необходимо было уведомить об этом Александра.

Он догадывался о том, что происходит. Об этом говорят письма к близким по духу людям. Они ярко демонстрируют его настроение. И, главное, в них ключ к загадке, могла ли Екатерина рассчитывать на внука в случае опубликования документов, отстраняющих Павла от занятия престола. Александр пишет Лагарпу 21 февраля 1796 года, что намерен впоследствии отказаться от носимого им звания. «Оно с каждым днем становится все более невыносимым». [12] В письме к В. П. Кочубею 5 мая 1796 года великий князь говорил, что «не рожден для того сана, который носит теперь и, еще менее, для предназначенного ему в будущем, от которого он дал себе клятву отказаться тем или другим способом».[13]

Екатерина II всерьез была вовлечена в разработку манифеста, передающего управление страной, вопреки обычаю, внуку, а он мечтал лишь «отказаться от неприглядного поприща, поселиться с женою на берегах Рейна, где будет жить спокойно частным человеком, полагая свое счастье в обществе друзей и в изучении природы».[14] А через пять лет окажется вовлеченным в дворцовый переворот с отстранением отца. Напрашивается вопрос, что в действительности творилось в голове юноши? Когда он был собой: мечтая о тихой жизни или вступая через Павла на престол в 1801 году? Это сложная дилемма, истинная разгадка которой вряд ли когда-нибудь будет извлечена из пучины веков.

6 ноября 1796 года Екатерина II скончалось, так и не претворив свою мечту в жизнь. «Российское солнце погасло», – писал А. С. Шишков. Началось правление Павла. «В один день все переменилось, что, казалось, настал иной век, иная жизнь, иное бытие», – отмечал все тот же адмирал. Все, что было возможно, Павел изменил, даже отношение к революционной Франции. Постепенно менялось и расположение к старшему сыну. Достоинства, привлекавшие венценосную бабушку во внуке, отталкивали отца. Даже появилась мысль заменить сына в качестве престолонаследника на племянника жены.[15] Александр в любой момент мог попасть под дамоклов меч вспыльчивого императора. Открывая завесу своих переживаний, писал А. Ф. Ланжерону: «Я вам пишу мало и редко, потому что я под топором».[16]

Почва заговора подготавливалась самим Павлом, а точнее проводимой им политикой. Недовольны были дворянские верхи, испытавшие холодный душ от павловских указов и реформ. Почти все они отвергали внутренний и внешний курсы императора. Заговорщикам нужна была подстраховка, согласие Александра. Можно ли объяснить его веру в то, что покушения на жизнь отца не будет? Действительно полагался он на «клятвенное обещание» Палена на трогать Павла или только делал вид, что верит? Н. Я. Эйдельман уловил во внешних колебаниях цесаревича желание «умыть руки», оставаясь как бы в стороне. Но все было куда глубже. Думаю, ближе всех к истине был К. Валишевский, писавший, что Александр «создал себе иллюзию и обманул даже свою собственную совесть».[17]

Он не был наивным. Но у меня сложилось впечатление, что молодой человек не осознавал в полной мере драматизма и серьезности, а главное, последствий события, произошедшего в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Отмечу лишь, что он искренне раскаивался после всего, что произошло. Он не мог себя оправдать. Не находя утешения, уходил в мистицизм и религию.

Царствование Александра I (1801-1825) было значительной вехой в истории России. Он бросил в землю зерна реформ, проросших только через пол столетия. Не все задуманное было воплощено в жизнь. Но многое, что удалось реализовать в рамках того времени, было значительно и достойно внимания.

Александр стал императором в возрасте двадцати трех лет. Ему нужна была поддержка близких по духу, способных разделять его политические мысли людей. Так оформился Негласный комитет в составе: П. А. Строганова, А. А. Чарторыйского, Н. Н. Новосильцева и В. П. Кочубея. Сам же император любил называть кружок «Комитетом общественного спасения».[18]

«Дней Александровых прекрасное начало» (А. С. Пушкин). С первых недель царствования в жизнь начали воплощаться многие важные преобразования.

В честь коронации 15 сентября 1801 года крестьян роздано не было. Это огорчило сановников. Александр ответил одному о причине такого шага: «Большая часть крестьян в России – рабы: считаю лишним распространяться об унижении человечества и о несчастье подобного состояния. Я дал обет не увеличивать числа и потому взял за правило не раздавать крестьян в собственность»[19].

Он претворил в жизнь либеральные задумки. Указом 1801 года разрушил монополию дворян на владение землей, 20 февраля 1803 года издал указ о «вольных хлебопашцах», однако рекомендательного характера. Заменой коллегий министерствами, расширением прав Сената, созданием Непременного совета пытался структурировать государственный аппарат. Положительный эффект был достигнут реформой народного просвещения.

Преобразовательная политика была приторможена вследствие накаления обстановки в Европе. Александр крайне болезненно отреагировал на расстрел герцога Энгиенского. Объявил в Петербурге траур и отправил ноту Наполеону. Ответ Бонапарта его ошеломил: «Если бы в то время, когда Англия замышляла убийство Павла I, стало известно, что устроитель заговора находится в 4 км от границы, неужели не постарались бы схватить их?» Этот намек Наполеона никогда не был ему прощен. Дрова были брошены в огонь, пламя разгоралось.

Чего ждал Александр от участия в антифранцузских коалициях? Думаю, он верил в успех уже в 1805 году. Каково же ему было после больного щелчка по носу от военного гения Наполеона под Аустерлицем 20 ноября 1805 года. Еще один, такой же больной, был получен в 1807 году под Фридландом. Однако обеим сторонам нужно было перемирие. Решено было встретиться в Тильзите.

Именно там Александр вновь применил на практике примеры обольщения, усыпления бдительности и грамотной игры, усвоенные при дворах бабушки и отца. Но и Наполеон был не промах. Два соперника, достойные друг друга. Герои-антагонисты, противостояние которых навечно вписано в страницы европейской истории. Качаясь на волнах Немана, две лодки мерно приближались к белоснежному павильону с вензелями A и N.

Александр, делая все возможное, старался смягчить последствия поражений. Частично ему это удалось. Не было потеряно ни пяди территории. Однако Тильзитский мир вызвал бурю негодования в стране. Во многом из-за присоединения к континентальной блокаде Англии, ударившей по кошельку дворян и купцов. Да и сам факт дружбы с Наполеоном, «антихристом», как его прозвали в России, был воспринят болезненно. Показательно, что после слов: «Ах, лучше смерть в бою, Чем мир принять бесчестный!» в трагедии В. А. Озерова «Дмитрий Донской» публика императорских театров оглушала актеров овациями. Александр же понимал, что это был жизненно необходимый шаг, дававший время готовиться к решающей битве.

В любом мире заложены семена будущих конфликтов. Встреча в Эрфурте продемонстрировала усиление натянутости отношений, хотя оба императора продолжали расточать возвышенные речи, улыбаясь друг другу.

В это время в орбите Александровского внимания вспыхивают два спутника: Михаил Михайлович Сперанский и Алексей Андреевич Аракчеев. Время политической жизни первого во время правления Александра не было долгим. «Введение к уложению государственных законов» так и не было реализовано (из всего проекта в 1810 году был создан только Государственный совет, совещательный орган при императоре). Сперанский нажил себе врагов в дворянской среде, затем подвергся опале государя, возможно, того не хотевшего, но жертвовавшего гениальным человеком в неспокойное для страны время, когда поддержка высших слоев была ему жизненно необходима.

А. А. Аракчеев же остался не только влиятельным сановником, но и лучшим другом императора вплоть до кончины последнего.

Отечественная война 1812 года для Александра стала проверкой на прочность. Особо сильное впечатление на него произвела сдача Москвы, сердца России. Даже после Тильзита он не чувствовал себя таким униженным, одиноким и презираемым. Он искал помощи в противостоянии нападкам и страхам. И нашел ее в Библии, которую с того времени стал читать утром и вечером каждых день. Она давала ему внутренние силы, поддерживала в трудные минуты.

К концу 1812 года М. И. Кутузов писал: «Ни одного вооруженного неприятеля не осталось на русской земле. Теперь остается сложить оружие». Но император не хотел останавливаться на достигнутом, после пережитого унижения ему хотелось ощутить торжество победы. О принятом решении было объявлено в манифесте от 25 декабря 1825 года. «Без Александра не было бы войны 1813 года», – так считают русские дворянские историки.[20]

Венский конгресс (сентябрь 1814 – июнь 1815 гг.) стал местом съезда победителей Наполеона. Главную роль в работе взял на себя Александр I. Однако конструктивной беседы так и не получилось. Явно наметился раскол среди европейских держав. Созрел антирусский союз в лице Англии, Австрии и Франции. Англия и Франция – заклятые противницы стали дружить против спасительницы Европы. Но карты вновь спутал Наполеон. Вступив в Париж, Бонапарт нашел текст секретной конвенции трех стран от 3 января 1815 года против России и Пруссии в кабинете второпях бежавшего из столицы Людовика XVIII. Он сразу же отправил документ в Вену к Александру, рассчитывая на взаимное согласие. Надежды корсиканца не оправдались. Российский император после беседы с Меттернихом бросил документ в камин. Так было положено начало седьмой коалиции, окончательно сместившей Наполеона с политической арены Европы.

У Александра родилась идея скрепления общей связи государств актом, основанном на непреложных истинах, освященных религией. Почти все государства получили приглашение вступить в Священный Союз, целью которого стало сохранение европейских границ, установленных Венским конгрессом, и борьба с революционными движениями.

В ноябре 1815 года Александр I подписал конституционную хартию Царства польского, созданного по итогам того же Венского конгресса.

Современники не узнали вернувшегося в Петербург Александра. Отмечали, что он казался скучным и даже сердитым. Император явно изменился.

Однако политические перипетии не заглушили в нем либерального огонька. Он поручает А. А. Аракчееву и Д. А. Гурьеву разработать проекты отмены крепостного права в рамках всей страны. Они были представлены в 1818 г. и 1819 г. соответственно.[21] К сожалению, Александр не видел инициативы русского дворянства. А без его поддержки, насильственными методами, лишая себя политической опоры, воплощать в жизнь проекты не хотел. Реальные шаги ограничились Прибалтийскими губерниями, где крепостное право было отменено в 1816–1819 гг., в силу того, что помещики сами изъявили на то желание.

Император не оставлял мысли введения конституции не только в Царстве Польском, но и во всей России. В 1821 году Н. Н. Новосильцевым была представлена «Государственная уставная грамота Российской империи». Но и в этом вопросе Александр ограничился лишь разработкой и ознакомлением.

Он должен был признать свое бессилие преобразовать страну. Александр понимал, что не сможет реализовать столь блестящие задумки. Идеалы рушились. Еще один удар был нанесен вестью о греческом восстании 1821 года. Он искренне готов был помочь братьям по вере, но данный шаг значил бы нарушение Священного Союза, потому что восстание в Греции рассматривалось как революционное, вспыхнувшее против законного турецкого правительства. Россия, к всеобщему разочарованию православных и самого императора, осталась только зрительницей событий.

Крах юношеских задумок и надежд на плодотворные либеральные реформы, безысходность по греческому вопросу, длительное напряженное эмоциональное состояние наложили отпечаток на Александра. Он все время проводил в разъездах. Как будто бежал от проблем и от самого себя. Дела же перепоручил А. А. Аракчееву, которому безгранично доверял. Этот вдохновитель военных поселений применял гатчинские методы на гражданской основе. Страна погрузилась в аракчеевщину.

А Александр ушел в мистицизм. Его не влекли уже государственные дела.[22] Узнав о заговорщических кружках в офицерской среде, сказал: «Не мне подобает карать».[23] Пишет графу М. С. Воронцову в Крым: «Я буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку».

Узнав об ухудшении состояния супруги Елизаветы Алексеевны и рекомендациях врачей переселиться на юге, Александр обустраивает уютный небольшой дом в Таганроге. Сам вбивает гвозди для картин, занимается обустройством сада. То немногое время вместе с женой в 1825 года он был по–настоящему счастлив. Но все была так скоротечно. 19 ноября Александр I скончался.

Умер император, а народ не хотел в это верить. Родилась красивая легенда, будто Александр окончил свою жизнь в Сибири под именем Федора Кузьмича. Даже авторитетные историки Н. К. Шильдер и вел. кн. Николай Михайлович не решились безоговорочно отвергнуть ее. «Всю жизнь провел в дороге, а умер в Таганроге». Романтичная легенда прекрасна, но все-таки доказательства смерти императора Александра I достаточно веские.

Александр был противоречивой натурой, даже близкие люди порой с трудом его понимали. Но это не повод обвинять его в двуличии. Напряженная обстановка, вынуждавшая императора на протяжении всей жизни лавировать между противоположными полюсами, колкие интриги, непростая обстановка во дворце… Романтической натуре было бы просто не выжить в таких рамках. Стало жизненно необходимо надеть маскирующий истинные чувства плащ, чтобы стойко пройти через испытания, подбрасываемые судьбой. Так Александр и сделал, оставшись в истории фигурой, о которой спорят, которую критикуют и хвалят, но она никого не оставляет равнодушным.

Список используемой литературы

Мироненко С. В. Страницы тайной истории самодержавия / С. В. Мироненко. – М.: Мысль, 1990. – 235 с.

Троицкий Н. А. Александр I и Наполеон / Н. А. Троицкий. – М.: Высш. шк., 1994. – 304 с.

Смолич И. К. История Русской Церкви. 1700–1917 / И. К. Смолич. ­– М.: Изд–во Спасо–Преображенского Валаамского монастыря, 1996. – 798 с.

Шильдер Н. К. Александр I. Его жизнь и царствование / Н. К. Шильдер. – М.: Эксмо, 2010. – 430 с.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом