Саевская М.А.
Русско-японская война 1904-1905 гг. стала переломной точкой русской истории. На фоне развития революционных настроений, неудачи войны были преувеличены, а причины ее начала и поражения были признаны показателями слабости и неспособности императорского правительства. «Если в высших правительственных кругах относились холодно к дальневосточным начинаниям, то в обществе преобладало равнодушное, а то и прямо отрицательное отношение к ним». Любые неудачи правительства были косвенными удачами революции. Но и в самом правительстве не было единства. Борьба за власть оказывалась сильнее сплоченности против внешней угрозы. «Общей тайною молитвой, — писал немецкий журналист Г. Ганц, живший в Петербурге во время войны, — не только либералов, но и многих умеренных консерваторов в то время было: “Боже, помоги нам быть разбитыми”».Русско-японская война дала новый повод к войне информационной. Один из самых ярких примеров такой информационной войны: возникновение слухов о том, что царское правительство развязало войну специально, чтобы отвлечь народ от революции и упрочить свой авторитет. В качестве доказательства приводилась фраза, приписываемая тогдашнему министру внутренних дел В. К. Плеве: «России необходима маленькая победоносная война, - иначе революции удержать невозможно».
Именно эта фраза послужила основанием для того, чтобы сначала оппозиционные царскому правительству деятели, а позднее и советские историки разработали целую теорию о политике царского правительства в канун первой русской революции. Однако современные исследования, посвященные событиям, предшествующим русско-японской войне, дают возможность более объективно оценить реальную политику царского правительства, цели которого в действительности были гораздо сложнее, нежели приписываемое ему стремление развязать войну ради обуздания революции. Так, И. В. Лукоянов, автор докторской диссертации «Россия на Дальнем Востоке в конце XIX - начале XX в.: борьба за выбор политического курса», приписываемую В. К. Плеве фразу называет «легендой», но приводит в пример исследование Д. Мак Доналда, который, в свою очередь, воспроизводит эту легенду как достоверный факт.
Популярна эта «легенда» не только в научном мире, но и в общественном мнении. К примеру, в энциклопедическом словаре крылатых слов и выражений дается определение того, в каких случаях используется выражение «маленькая победоносная война». Это «слова российского министра внутренних дел (с 1902) и шефа жандармов Вячеслава Константиновича Плеве (1846—1904)», которые «цитируется как иронический комментарий к политике правительства, которое хочет путем развязывания «маленькой победоносной войны» отвлечь внимание населения страны от провала своей внутренней политики». Правда тут же следует предположение, что «возможно, В. К. Плеве просто повторил выражение государственного секретаря США Джона Хея: “Это должна быть блестящая маленькая война” (a splendid little war). Эту фразу из письма Джона Хея президенту США Теодору Рузвельту (от 27 июля 1898 г.) Рузвельт позднее опубликовал в своей книге “Описание испано-американской войны” (1900)».
Используется это выражение и в политической терминологии современной России. Ярким примером тому служит освещение в прессе событий августа 2008 года, когда несколько статей об участии России в грузино-осетинском конфликте вышли под заголовком «Маленькая победоносная война».
В целом же, необходимо отметить, что приписываемая В. К. Плеве фраза о «маленькой победоносной войне» и связанная с этой фразой теория о соответствующей политике царского правительства, не были ни полностью доказаны, ни полностью опровергнуты, и потому этот вопрос остается пока открытым в современной исторической науке.
Каким образом фраза о «маленькой победоносной войне» оказалась достоянием общественности? Еще в 1963 г. вышла статья Р. Ш. Ганелина и Б. В. Ананьича «Опыт критики мемуаров Витте...», в которой авторы делают вывод о том, что это устойчивое выражение пустил в оборот вовсе не В. К. Плеве, а С.Ю. Витте. Об этом же в одной из передач радиостанции «Эхо Москвы», посвященной В. К. Плеве, с характерным названием «воплощение реакции», говорил современный историк А. А. Левандовский: «Но, во всяком случае, это в мемуарах Витте. У Витте позиция, как показали дальнейшие события, предельно здравые. Пока мы в состоянии мира, кое-как проскрипим. Если мы вот в таком виде, в каком мы есть, войдём в войну в любую, мы развалимся. А В. К. Плеве говорил (неразборчиво): “Вы не знаете конъюнктуры. Мне нужна маленькая победоносная война”». При этом А. А. Левандовский считает слова, которые С. Ю. Витте приписывает В. К. Плеве, истинными: «С. БУНТМАН (ведущий): ...Говорил Плеве это, не говорил, что это вообще, что нам нужна маленькая победоносная война, вот это знаменитое всё. А. ЛЕВАНДОВСКИЙ: Говорил он так, говорил...».
Однако история возникновения фразы о «маленькой победоносной войне» несколько сложнее, чем принято считать. Самое раннее упоминание об этой фразе находится в книге А. А. Морского, изданной в Москве в 1911 г., т.е. через 7 лет после убийства В. К. Плеве. Автор книги, со специальной пометкой «факт удостоверенный», утверждает, что Плеве произнес свою знаменитую фразу в беседе с генералом А. Н. Куропаткиным. «Со временем, когда русское общество ознакомится с мемуарами генерал-адъютанта А. Н. Куропаткина, - пишет А. Морской, - оно узнает, что незадолго до его назначения командующим армией Дальнего Востока, он в интимной беседе с В. К. Плеве стал упрекать последняго, что война не была бы объявлена, если бы Плеве не отделился от остальных министров и не поддержал всем своим авторитетом политических видов Безобразова. В. К. Плеве молча выслушал упреки, но, уходя из кабинета Куропаткина, положил руку на плечо генералу и проникновенно изрек: “Поверьте мне, Алексей Николаевич, нам необходима маленькая победоносная война, - иначе революции удержать невозможно”».
Как можно видеть, А. А. Морской ссылается на неизданные еще в то время «мемуары» А. Н. Куропаткина. Но дело в том, что, во-первых, впоследствии станут известны не «мемуары», а дневники Куропаткина, а, во-вторых, в этих дневниках упомянутой фразы… нигде не встречается. Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин пишут: «В дневнике Куропаткина (по крайней мере в опубликованной его части) хотя и содержится упоминание об этой точке зрения Плеве, но без точного воспроизведения его слов и вообще без той конкретности, с которой был изображен этот эпизод в рукописи Витте и брошюре Морского». Авторы ссылаются при этом на запись в дневнике А. Н. Куропаткина 11 декабря 1903 года. Но тогда, по версии самого А. Н. Куропаткина, получается, что он услышал мнение о том, что министр внутренних дел может хотеть войны с Японией, вовсе не В. К. Плеве, а от министра иностранных дел В. Н. Ламсдорфа: «Ламсдорфа особенно беспокоит роль во всем этом деле Плеве. Он имеет основание думать, что Плеве не прочь иметь войну с Японией. Он надеется, что война отвлечет внимание масс от политических вопросов. Ламздорф также тревожится мнением государя о возможности ему лично не допустить до войны».
Впрочем, в тот же день состоялся разговор генерала А. Н. Куропаткина и с самим В. К. Плеве. Услышав от В. Н. Ламсдорфа о подобной точке зрения В. К. Плеве, генерал принялся убеждать министра внутренних дел в обратном. И А. Н. Куропаткину «удалось его убедить, что война с Японией не уменьшит его забот об успокоении России». В разговоре с А. Н. Куропаткиным из всей своей «известной фразы» В. К. Плеве произнес только одно слово, однако в совершенно ином смысле: «Плеве указывал, - пишет А. Н. Куропаткин, - что Россия выйдет победоносную (выделено мной. – М. С.) из всех затруднений, но что если будет война, то нельзя оставлять войска в руках Алексеева, а надо туда послать меня».
Как можно заметить, содержание беседы А. Н. Куропаткина с В. К. Плеве в изложении А. А. Морского и в изложении самого А. Н. Куропаткина, заметно разнится. Прежде всего, генерал ничего не упоминает об А. М. Безобразове или «безобразовцах». О том, что В. К. Плеве хотел войны с Японией, говорит не он, а его политический оппонент В. Н. Ламсдорф. В. К. Плеве не произносит своей знаменитой фразы, а, напротив, говорит, что Россия должна выйти «победоносную» из всех «затруднений». В контексте разговора эту фразу можно понять как выражение надежды на выгодное для России завершение переговоров и без военных действий.
Впрочем, в дневниках А. Н. Куропаткина есть еще одно упоминание о его разговоре с В. К. Плеве, где речь ведется о русско-японской войне, и там как раз упоминается А. М. Безобразов. Но если тема разговора перекликается с версией А. А. Морского, то содержание имеет мало общего. Так, по версии А. А. Морского, В. К. Плеве объясняет поддержку А. М. Безобразова необходимостью «маленькой победоносной войн», а по версии А. Н. Куропаткина министр внутренних дел, напротив, войны не желает и А. М. Безобразова не поддерживает: «Плеве говорил, - пишет А. Н. Куропаткин, - что государь был крайне недоволен противодействием ему министров. Нельзя ему резко противоречить. Вот почему государь и обратился к Безобразовым. И это, по словам Плеве, очень жаль, ибо влияние попало в нехорошие руки, и прежде всего в руки людей неверующих. По мнению Плеве, все дело в том, что в Маньчжурии собирались устроить особое государство (разумеется, при этом государство Витте). Масса ошибок. Например, устройство Дальнего [Востока]. Теперь это открылось. Ему, Плеве, тем не менее, неизвестно, куда же мы идем. И ему, согласно с этим мнением, кажется, что России надо ограничиться Северной Маньчжурией, что в этом смысле он готов поддерживать меня». Современный исследователь И. В. Лукоянов видит в этом разговоре пример определенного перелома во взглядах В. К. Плеве: «Покровительствовавший до этого безобразовцам и Е.И. Алексееву, министр внутренних дел в ноябре 1903 г. забеспокоился, он признался А.Н. Куропаткину, что не понимает, «куда мы идем».
Дневники А. Н. Куропаткина, как уже говорилось, были опубликованы намного позже книги А.А. Морского, поэтому в 1911 г. достоянием общественности становится содержание разговора А. Н. Куропаткина с В. К. Плеве в версии А. А. Морского.
В 1912 г. приведенная выше цитата из книги Морского появляется в монографии В. А. Богучарского, но автор монографии в предварительном комментарии делает важную оговорку: русская общественность «открыто твердит о том», что «голосом» Морского «говорит» С. Ю. Витте. Дело в том, что А. А. Морской - это псевдоним Владимира Ивановича фон Штейна, письмоводителя канцелярии Академии наук, цензора Центрального комитета иностранной цензуры, автора публикаций по истории России, истории культуры и литературы, постоянного сотрудника научно-популярного журнала "Исторический вестник" и… литературного агента С. Ю. Витте.
Р. Ш. Ганелин и Б. В. Ананьич отмечают: «В 1911 г. в Москве в издании Сытина вышла брошюра В. И. фон Штейна, посвященная событиям первой русской революции. Современникам было известно, что к выходу в свет "Исхода российской революции" <...> причастен сам Витте и что он не так уж сильно заинтересован в сокрытии этой причастности». Таким образом, именно в брошюре А. А. Морского было предано гласности, получившее впоследствии широкую известность высказывание В. К. Плеве о необходимости «маленькой победоносной войны». Но, как отмечают историки, сделано это было не в ходе цитирования несуществующих мемуаров А. Н. Куропаткина, а путем пересказа соответствующего места из записей Витте, которые, видимо, были переданы Штейну для соответствующей литературной обработки.
Из текста мемуаров С. Ю. Витте, изданных И. В. Гессеном в Берлине в 1922 г., видно, что В. И. фон Штейн не сильно изменил первоначальный текст, а просто творчески его обработал. С. Ю. Витте писал: «Когда Куропаткин покинул пост военного министра, и поручение ему командования армией еще не было решено, он упрекал Плеве, что он – Плеве, был только один из министров, который эту войну желал и примкнул к банде политических аферистов. Плеве, уходя, сказал ему: “Алексей Николаевич, вы внутреннее положение России не знаете. Чтобы удержать революцию, нам нужна маленькая победоносная война”. Вот вам государственный ум и проницательность...». «Хотя опальный генерал был теперь врагом опального сановника, - отмечали позднее советские историки, - Витте не остановился перед тем, чтобы сослаться на Куропаткина как на своего союзника в те годы, одновременно взвалив на него ответственность за одну из своих инспираций».
Но другие современники В. К. Плеве смотрели на эту ситуацию совсем иначе. Так, государственный деятель того времени В. И. Гурко, лично знавший и С. Ю. Витте, и В. К. Плеве, писал: «Вину за возникновение этой войны возлагали не только впоследствии, но и тотчас после ее начала на Плеве, причем усиленно старался в этом смысле едва ли не главный, хотя и не единственный, виновник этого события — С. Ю. Витте. Утверждал С. Ю. Витте, а следом за ним и общественное мнение, что цель В. К. Плеве состояла в том, чтобы путем легкой победоносной войны оторвать внимание общественности от вопросов внутренней политики, ослабить тем самым влияние революционных элементов и одновременно поднять в глазах населения ореол существующего государственного строя. Каких-либо конкретных доказательств в подтверждение этого тяжкого обвинения, однако, никем никогда приведено не было».
Позиция В. И. Гурко находит подтверждение в современном исследовании И. В. Лукоянова, который в своей работе, посвященной как раз предвоенным переговорам, приводит разговоры В. К. Плеве и С. Ю. Витте с японским посланником в России С. Курино.
Встреча японского посланника с С. Ю. Витте произошла сразу после его отставки с поста министра финансов: «С. Курино обратился к С.Ю. Витте с просьбой о встрече. Для японцев его оценки имели важное значение, так как они были склонны доверять ему. Отставной министр согласился, обусловив ее тем, чтобы сообщение о ней не посылалось по телеграфу в Токио, так как оно будет прочитано российскими властями. Предусмотрительность была не лишней, так как заявления С. Ю. Витте носили скандальный характер и были исключительно важны для дальнейшего хода переговоров. Во время разговора сановник выразил поддержку В.Н. Ламздорфу и заявил, что они находятся в оппозиции русской политике на Дальнем Востоке, так как не имеют влияния и отстранены от дел. Собеседнику следовало усвоить, что не министр иностранных дел определяет курс Петербурга, а это в свою очередь опрокидывало надежды на усиление позиций В. Н. Ламздорфа. Далее С. Ю. Витте отказался признать значение любых соглашений, объявив, что вопрос не в их содержании, а в том, достаточно ли у сторон сил, чтобы настоять на своих планах. Таким образом, отставной министр дезавуировал саму идею договоренностей. А чтобы собеседник не сомневался, он добавил: Япония не может соревноваться с Россией по ресурсам, как материальным, так и людским, поэтому игра в затягивание переговоров выгодна только России. Как только Петербург почувствует себя на Дальнем Востоке сильнее Токио, он станет действовать в соответствии со своими желаниями, а не договорами. Поэтому Японию в Корее не обезопасят никакие соглашения, единственный выход для нее – держаться естественной границы – моря. Трудно было более выразительно дискредитировать ведущиеся переговоры, чем так, как это сделал С.Ю. Витте. Разумеется, он говорил это вполне сознательно, преследуя прежде всего свои цели. Экс-министр полагал, что в случае перерастания кризиса в войну Россию ждут тяжелые испытания, тогда-то безобразовцы будут удалены, а к власти снова призовут его. Надо признать, что многоопытный сановник не ошибся. Однако разговор С. Курино с С.Ю. Витте не мог повлиять на содержание японского ответа 13 января: в Токио содержание беседы стало известно лишь 21 января».
Как видно, именно С. Ю. Витте был заинтересован в срыве переговоров. В. К. Плеве, напротив, постарается сделать все возможное для продления переговоров и недопущения войны.И. В. Лукоянов пишет:«Неожиданно в ход переговоров вмешался В.К. Плеве. Сначала перед Новым годом он заявил в Комитете министров, что взрывоопасная ситуация внутри России заставляет его выступить категорическим противником войны (выделено мной. – М. С.). А в ночь с 7 на 8 (20-21) января он встречался с С. Курино и заявил ему, что японские поправки к тексту соглашения могут быть приняты. Возможно, именно этот разговор продлил переговоры».
Для того чтобы более полно разобраться в сложных перипетиях политической борьбы В. К. Плеве и С. Ю. Витте, необходимо учитывать одну характерную особенность С. Ю. Витте, как политика. С. Ю. Витте, как замечает Д. А. Андреев, был «не только объектом многочисленных самых разнообразных слухов и сплетен, но и их плодовитым автором». Более того, распространение той или иной информации, истинной или ложной, было одним из методов борьбы за власть и влияние, которым С. Ю. Витте пользовался довольно профессионально. Для разных категорий общественных и государственных деятелей, русских или иностранных, С. Ю. Витте конструировал различные версии тех или иных событий. Так, например, Д. А. Андреев выделяет три различные версии отставки С. Ю. Витте. «Первая представляет собой историю, рассказанную со слов Витте агентом влияния русского правительства во французской прессе И. Ф. Манасевичем-Мануйловым директору департамента духовных дел иностранных исповеданий МВД А. Н. Мосолову и записанную последним в его дневнике. Вторая также зафиксирована в дневнике – на этот раз Тихомирова. Журналист узнал ее от Грингмута, а тот – от издателя «Гражданина» В. П. Мещерского. Последнему эту версию рассказал сам Витте. Наконец, третья версия изложена в мемуарах С. Ю. Витте».
Информация, предназначенная для разных людей по замыслу С. Ю. Витте, должна была исходить из различных источников, совсем не всегда от него самого. Таким образом появляются не только различные слухи, но статьи и монографии, авторство которых прямо или косвенно связано с С. Ю. Витте. Витте писал под псевдонимами, заказывал статьи российской и иностранной прессе, снабжал материалами из своего архива и своими личными записями своих так называемых «литературных агентов», не останавливался С. Ю. Витте и перед фабрикацией фальшивых писем. Так, например, С. Ю. Витте с помощью В. П. Мещерского и С. В. Зубатова, используя подложное перлюстрированное письмо, пытался занять место Плеве. Однако последний обнаружил подлог и раскрыл его Николаю II. Витте будет так же заказчиком и распространителем мифа о том, что Кишиневский погром был устроен «попустительством Плеве». С просьбой «разделаться» с министром внутренних дел друзья Витте обратились тогда в берлинскую газету «Neueus Wienner Tageblatt».
В 1907 г. было инсценировано покушение на Витте с целью дискредитации царя и правительства. Несмотря на то, что провокация была раскрыта, в печати распространялась информация о покушении, чему способствовал и сам Витте, боровшийся теперь уже с П. А. Столыпиным. «Русские сановники, принимавшие участие в этом заговоре, - говорил Витте корреспонденту еврейской газеты "День" Бернштейну, не дерзают открыть аттентат, ибо <...> прижатые к стене д-р Дубровин со своей кликой вынуждены будут назвать премьера Столыпина и других государственных сановников как лиц, хотевших устранить меня с дороги. Вот, как теперь видите, в данном случае открыть истину - далеко не в интересах господствующих классов».
С. Ю. Витте был особенно заинтересован в определенном освещении событий русско-японской войны. «В многолетней политической полемике по различным вопросам, которую Витте вел со своими противниками, одним из центральных был, естественно, вопрос об ответственности за русско-японскую войну. Ожесточенность взаимных обвинений, которыми обменивались Витте и «безобразовская шайка», помимо всего прочего, была обусловлена тем, что в представлении реакционных кругов виновники войны оказывались заодно и виновниками революции».
Первая русская революция начинается именно во время русско-японской войны и первое событие небезосновательно будет восприниматься во многом причиной второго. В. И. Гурко, современник тех событий, отмечал: «...Началом всех бед, испытанных и доселе испытываемых Россией, является именно эта война. Несчастная во всех отношениях, она раскрыла многие наши внутренние язвы, дала обильную пищу критике существовавшего государственного строя, перебросила в революционный лагерь множество лиц, радеющих о судьбах родины, и тем не только дала мощный толчок революционному течению, но придала ему национальный, благородный характер».
Понимая прямое влияние русско-японской войны на обострение внутренней ситуации в России, С. Ю. Витте, конечно, уже после войны, сделает всё, чтобы выставить себя сторонником мирного решения конфликта между Россией и Японией. И, напротив, своего главного оппонента в вопросах дальневосточной политики России накануне войны А. М. Безобразова он захочет сделать в общественном мнении главным ее виновником. В монографии А. А. Морского в вину В. К. Плеве ставится именно поддержка «политических видов» А. М. Безобразова, т.к. именно позиция министра внутренних дел стала решающей, иначе «войны бы не было». Все эти мысли С. Ю. Витте вложил в уста А. Н. Куропаткина, В. К. Плеве же в этой «интимной» беседе не только не спорит с А. Н. Куропаткиным, но выдает истинный мотив своих действий. Как пишет А. А. Морской, В. К. Плеве «положил руку на плечо генералу и проникновенно (?!) изрек» свою знаменитую фразу: «Нам необходима маленькая победоносная война, - иначе революции удержать невозможно». Вполне понятно, что сам А. А. Морской при этом разговоре не присутствовал и, видимо, такая деталь, как «рука на плече», должна была стать доказательством того, что автор осведомлен обо всех подробностях диалога. Кстати, подобный прием встречается у С. Ю. Витте в одной из версий о его отставки. Тогда разговор Николая II c С. Ю. Витте, по версии, предназначенной для иностранной прессы, «был настолько оживлен, что государь переломил карандаш». Д. А. Андреев справедливо замечает, что эта подробность не была бы воспринята в российских политических кругах, так как всем была известна выдержка Николая II, которая полностью исключала подобный сюжет. Однако, за границей эта подробность, как и прочие, была воспринята, как одно из доказательств истинности свидетельства.
Итак, говорил ли В. К. Плеве, что России нужна «маленькая победоносная война»? Изучение появления этой фразы показывает, что действительным ее автором является не В. К. Плеве, а С. Ю. Витте, который пустил ее в оборот в целях дискредитации своего уже покойного к тому времени политического оппонента. С. Ю. Витте, через В. И. фон Штейна, который печатался под псевдонимом А. А. Морской, создаст свою историю первой революции и предреволюционной политики В. К. Плеве, которая должна будет показать, насколько прав был С. Ю. Витте в конфликтах с министром иностранных дел.
Говоря о конфликте В. К. Плеве и С. Ю. Витте, следует заметить, что исследователю в данном случае очень непросто сохранять объективность, так как очень трудно разделить личные, общественные и общегосударственные мотивы двух ведущих российских политиков начала XX века. Кроме того, исследователи имеют возможность ознакомится от первого лица только с позицией С. Ю. Витте, ведь В. К. Плеве не оставил ни мемуаров, ни дневников, ни воспоминаний. Литературное же наследие Витте и его литературных агентов очень ангажировано и является частью информационной войны С. Ю. Витте против многих его современников, в том числе, против В. К. Плеве.
В. К. Плеве в мемуарах С. Ю. Витте предстает чуть ли не главным виновником неудач царского правительства в целом и самого С. Ю. Витте, в частности: «Плеве имел против меня личный зуб потому, что он думал, что я дважды помешал ему стать министром внутренних дел, он был злопамятен и мстителен. Мы с ним расходились и относительно государственной политики (я не говорю по убеждениям, так как таковых он не имел) по большинству вопросов. <...> В течение более чем десятилетнего моего управления финансами, я их привел в блистательное состояние, но очень мало мог сделать для экономического состояния народа, ибо не только не встречал сочувствия реального (а не на словах) в правящих сферах, а, напротив, встречал противодействие и во главе оного за кулисами стоял всегда Плеве».
Скорее всего, именно с целью дискредитации В. К. Плеве, по заказу Витте и на основе его записок, была написана монография В. И. фон Штейна. «Не дожидаясь завершения своей собственной работы над разделами рукописи, посвященными событиям революции, Витте решил сделать достоянием гласности свою версию происхождения и характера революционных событий, внутриполитической линии правительства накануне и во время революции и, самое главное, вознести себе хвалу за ее подавление», - отмечают советские историки. Поэтому в монографии В. И. фон Штейна политика В. К. Плеве будет выставляться с одной стороны как «крайне реакционная», с другой стороны, как неэффективная, способствующая не восстановлению спокойствия в стране, а, напротив, усилению революционных настроений. Недаром В. К. Плеве обвинялся и в неудачах С. В. Зубатова, и в еврейских погромах, и в развязывании русско-японской войне. «Виттевская версия происхождения русско-японской войны, - пишут советские историки, - умело им распространенная и поддерживавшаяся, была чрезвычайно живучей. В западной буржуазной историографии и до сих пор кое-кто придерживается этой версии, благо виттевские разоблачения “безобразовщины” объективно отвечают целям тех, кто стремится взвалить ответственность за русско-японскую войну исключительно на Россию».
С. Ю. Витте при сочинении своей версии событий опирался как на реальные факты, так и на общественное мнение. В дневниках А. Н. Куропаткина, действительно, содержится упоминание о двух его разговорах с В. К. Плеве, тематика которых перекликается с беседой, приведенной в мемуарах С. Ю. Витте и в брошюре его литературно агента В. И. фон Штейна. Но позиция В. К. Плеве, изложенная С. Ю. Витте со ссылкой на А. Н. Куропаткина противоречит позиции В. К. Плеве, изложенной в дневниках самого А. Н. Куропаткина. Таким образом, можно сделать вывод о том, что сам В. К. Плеве, скорее всего, не произносил приписываемой ему фразы о «маленькой победоносной войне», но автором этой фразы является С.Ю. Витте.
Библиография
При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»