Апальков Д.И.

В марте 1921 г. X съезд РКП (б) принял разработанную В.И. Лениным резолюцию «О единстве партии», запрещавшую фракционную деятельность в партии. Отражая факт соперничества «платформ» по вопросу о профсоюзах, которое раскололо партию в предсъездовский период, резолюция определила признаки фракционности как «возникновение групп с особыми платформами и стремлениями до известной степени замкнуться и создать свою групповую дисциплину»[1].

Вместе с тем «официально запрещенная в 1921 г. фракционность в действительности продолжала в партии существовать в виде сложившейся в прошлом привычки, вошедшей в динамику политической жизни более позднего времени»[2]. Иными словами, уже к 1921 г. фракционный метод вошел в большевистскую политическую культуру настолько прочно, что его нельзя было искоренить посредством никакой резолюции. После 1921 г. фракции продолжали существовать, запрет лишь сделал фракционную политику более скрытой, а значит — и более опасной. Резолюция «О единстве партии» создавала возможность того, что лидеры победившей фракции при должной поддержке в ЦК и ЦКК могли добиться снятия с должности или даже исключения из партии побежденных, инкриминировав им фракционную деятельность.

Очевидно, что единственным фактором, сдерживавшим активность фракционной деятельности внутри партии большевиков, был непререкаемый авторитет ее вождя и наставника — Ленина. Однако 25 мая 1922 г. произошло то, что стало поворотным моментом на пути к бескомпромиссной внутрипартийной борьбе 20-х гг. Ленин перенес свой первый инсульт, который вывел его из строя на несколько месяцев. Именно в это время, после майского удара, у Ленина усилились провалы в памяти, рассеянность. Например, 30 мая, по вспоминанию М.И. Ульяновой, во время медицинского консилиума врачи предложили Ленину умножить 12 на 7. На решение этой простейшей арифметической задачи Ленину понадобилось 3 часа[3].

Именно в эти дни, когда в любой момент мог встать вопрос о преемнике Ленина, и стала складываться «тройка», состоявшая из Г.Е. Зиновьева, Л.Б. Каменева и И.В. Сталина. Все усилия «тройки» были направлены против Л.Д. Троцкого и его сторонников.

В качестве мишени Троцкий был выбран неслучайно. В глазах многих членов партии Троцкий имел заслуженную репутацию триумфатора революции и гражданской войны, «второго человека». Отношения Ленина и Троцкого знали взлеты и падения, однако, как справедливо отмечает В.З. Роговин,                      «с середины 1921 г. развертывается все более доверительное сближение Ленина с Троцким. Ни в одном ленинском документе после X съезда мы не встречаем хотя бы малейшего выражения недоверия, недружелюбия и отчужденности по отношению к нему… В письмах, рассылаемых членам Политбюро, и в публичных выступлениях того времени Ленин высоко оценивал качества Троцкого в области дипломатии и военного дела, с одобрением писал о его выступлениях по вопросам новой экономической политики, философии и т.д.»[4].

Таким образом, Троцкий обладал таким авторитетом в партии большевиков, что вполне мог рассчитывать на то, чтобы стать преемником Ленина. Неудивительно, что с перспективой усиления Троцкого не могли согласиться те члены Политбюро, чьи амбициозные претензии на лидерство в партии были достаточно широко известны. Зиновьев к этому времени занимал пост председателя Исполкома Коминтерна и возглавлял Петроградский Совет. Каменев замещал Ленина в Совнаркоме и СТО, а также председательствовал на заседаниях Политбюро. Наконец, Сталин, получивший с одобрения Ленина в апреле 1922 г. должность генерального секретаря партии.

Несмотря на определенные разногласия и далеко идущие планы каждого из членов «тройки», их объединяла общая цель — не допустить лидерства Троцкого, блокировать его инициативы, дискредитировать и в итоге исключить из процесса политической жизни.

«Бомба» для Сталина

С июля 1922 г. Ленин стал выздоравливать. Продолжая оставаться в деревне, он следил за всеми политическими новостями и через встречи с товарищами и записки принимал участие в работе Политбюро. Уже в этот период Ленин столкнулся со стремлением «тройки» отсечь Троцкого от руководства.

В 1991 г. была впервые опубликована записка Ленина в ответ на предложение Каменева выкинуть Троцкого из ЦК, сделанное последним, по-видимому, от лица «тройки». Ленин писал: «Выкидывать за борт Троцкого — ведь на это вы намекаете. Иначе нельзя толковать — верх нелепости. Если вы считаете меня оглупевшим до безнадежности, то как вы можете это думать!!!...»[5].

Имея в виду то, что, по мнению публикатора этой записки В.П. Наумова, она была написана после возвращения Ленина в Москву 2 октября 1922 г., В.З. Роговин приходит к выводу о том, что интрига триумвиров была своего рода реакцией на сентябрьское предложение Ленина утвердить Троцкого первым заместителем председателя Совнаркома. Иными словами, в сентябре Ленин предлагал доверить Троцкому высший государственный пост в случае затягивания или обострения своей болезни[6].

К слову, Троцкий сам отказался от этого предложения. Интересно, что, разъясняя мотивы этого отказа на октябрьском пленуме ЦК 1923 г., он ссылался на свое «еврейское происхождение» («чтобы не подать врагам повода утверждать, что страной правит еврей») [7].

Итак, в начале октября 1922 г. Ленин возвратился в Москву и снова приступил к повседневному руководству работой Совнаркома, СТО и ЦК РКП (б). Вернувшись к работе после полугодового отсутствия, он был глубоко разочарован тем, что увидел. Позднее Н.К. Крупская писала, что Ленина чрезвычайно обеспокоили нравы, водворившиеся в «верхах» в его отсутствие[8]. Прежде всего, Ленин не мог не обратить внимания на то, что в структуре ЦК произошли весьма серьезные качественные подвижки. И связаны они были с деятельностью Сталина.

Ленин считал, что секретарю партии следует заниматься чисто административной работой. Докладывая в 1920 г. IX съезду партии о том, как функционируют созданные год назад коллегии Центрального Комитета, он подчеркнул, что секретарь (в то время этот пост занимал Крестинский) лишь исполняет волю ЦК, и заявил, что «только коллегиальные решения ЦК, принятые в Оргбюро, или в Политбюро, или на пленуме ЦК, исключительно только такие вопросы проводились в жизнь секретарем ЦК партии. Иначе работа ЦК не может идти правильно»[9]. Однако же, как справедливо заметил Р. Такер, «Ленин не учел того, что секретарская должность таит в себе возможность сосредоточить всю полноту власти в руках одного человека, особенно такого политически сверхамбициозного, как Сталин»[10].

Механизм сталинской политики собственного продвижения к власти базировался на стратегии использования Секретариата для образования в провинции надежной партийной клиентуры и последующего превращения местной силы в силу центра. Через Учетно-распределительный отдел и разъездных инструкторов ЦК выявлялись способные люди, подававшие надежды быть полезными Сталину. Следующий шаг состоял в том, чтобы помочь таким людям сделать политическую карьеру, прежде всего в губернских партийных организациях. Губернские, городские и уездные партийные комитеты избирались на местных партийных конференциях, а партийные секретари всех трех уровней — на заседаниях этих комитетов. Процедура выборов продолжала соблюдаться. Однако на результаты выборов все в большей степени влияли рекомендации ЦК, которые приобретали силу директив[11]. Недаром, бывший секретарь ЦК Преображенский жаловался XII съезду, что около 30 процентов всех секретарей губернских комитетов партии были «рекомендованы» Центральным Комитетом[12].

Растущее влияние генерального секретаря в провинции незамедлительно отразилось на расстановке сил в высших эшелонах власти. Местные секретари, выдвинувшиеся на свои посты благодаря рекомендациям Центрального Комитета, приезжали в Москву в качестве делегатов ежегодных партийных съездов и как таковые участвовали в выработке резолюций и формировании нового ЦК, который переизбирался на каждом съезде[13].

Таким образом, Сталину за короткий срок удалось превратить Секретариат ЦК из организационно-технического органа в политический механизм, который позволил ему, по выражению Ленина, «сосредоточить в своих руках необъятную власть»[14].

Сложившаяся ситуация заставила Ленина пытаться создать политический противовес власти «тройки». И этот противовес был найден в виде блока «Ленин — Троцкий», который активизировался уже в ноябре 1922 г., когда встал вопрос о монополии внешней торговли.

Дело в том, что в отсутствие Ленина и Троцкого ЦК единогласно принял решение, направленное на ослабление этой монополии. Узнав, что Троцкий не присутствовал на пленуме и что он не согласен с принятым решением, Ленин вступил с ним в переписку[15]. В результате согласованных действий Ленина и Троцкого через несколько недель ЦК отменил свое решение столь же единогласно, как ранее принял его[16]. По этому поводу Ленин, уже перенесший новый удар, после которого он был вынужден вновь покинуть Кремль, продиктовал Крупской письмо Троцкому, в котором говорилось: «Как будто удалось взять позицию без единого выстрела простым маневренным движением. Я предлагаю не останавливаться и продолжать наступление...»[17].

16 декабря 1922 г. с Лениным происходит второй инсульт, после которого он уже не может писать. Ленину удалось добиться разрешения врачей диктовать то, что он считал необходимым сказать партии на очередном, XII съезде РКП (б). Плодом этих усилий стали письма и статьи, получившие название «Политическое завещание».

23 декабря Ленин начал диктовать «Письмо к съезду». Начал он с того, что более всего волновало его в тот момент — с предложений о политической реформе партийной власти, которая, по его мнению, должна была предотвратить раскол в «верхах». По мнению Ленина, «устойчивость партии выиграла бы в тысячу раз» благодаря увеличению числа членов ЦК на 50—100 человек «от рабочего класса»[18].

24 декабря Ленин продолжил диктовку «Письма к съезду». Как следует из этой части письма, Ленин усматривал причины возможного раскола партии не в разрыве союза между рабочим классом и крестьянством (такой разрыв он считал «слишком невероятным событием»), а в обстоятельствах «чисто личного свойства» — в личных качествах некоторых ведущих членов ЦК и в их неприязненных взаимоотношениях[19].

«Большую половину опасности раскола» Ленин видел в Сталине и Троцком. И обоснование этому вырисовывается в «Письме к съезду» вполне отчетливо. С одной стороны, Сталин, который, «сделавшись генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть». С другой, Троцкий, в котором Ленин отмечал излишнюю самоуверенность и «чрезмерное увлечение чисто административной стороной дела». Вместе с тем Ленин называл Троцкого «самым способным человеком в настоящем ЦК» и предостерегал от того, чтобы ставить Троцкому в вину его «небольшевизм», т.е. пребывание до июля 1917 г. вне рядов большевистской партии[20].

Несколько слов Ленин уделил и двум другим членам Политбюро — Зиновьеву и Каменеву, а также двум молодым соратникам — Бухарину и Пятакову, с которыми он связывал большие политические надежды. Зиновьеву и Каменеву он припомнил их сомнения в решающий момент октября 1917 г., при этом подчеркнув, что этот эпизод пусть и не является случайностью, однако же «также мало может быть ставим им в вину лично, как небольшевизм Троцкому». Ленин признавал за Бухариным право считаться «ценнейшим и крупнейшим теоретиком пар­тии», но в то же время он отмечал, что  теоретические воззрения Бухарина «с большим сомнением могут быть отнесены к вполне марксистским». На следующий день, 25 декабря, Ленин продиктовал свои мысли по поводу личности Пятакова: «Человек несомненно выдающейся воли и выдающихся спо­собностей, но слишком увлекающийся администраторством и администраторской сто­роной дела…»[21].

Однако, пожалуй, самые важные слова «Письма к съезду» были продиктованы Лениным 4 января 1923 г. В этом постскриптуме Ленин утверждал, что Сталин «слишком груб», и этот недостаток «нетерпим в должности генсека». Поэтому Ленин предлагал «товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назна­чить на это место другого человека, который во всех других отношениях отличается от тов. Сталина только одним перевесом, именно, более терпим, более лоялен, более веж­лив и более внимателен к товарищам, меньше капризности и т.д.»[22].

Таким образом, в «Письме к съезду» однозначно негативная нравственная характеристика давалась одному Сталину. Персональная рекомендация съезду была дана также только в отношении Сталина.

По всей видимости, Ленин опасался того, что преждевременное ознакомление членов Политбюро с «Письмом к съезду» вызовет новую волну интриг в партийном руководстве. Из письма личного секретаря Ленина                    Л.А. Фотиевой Каменеву от 29 декабря 1922 г. следует, что Ленин в период диктовки этого письма дал своим секретарям категорические указания, чтобы оно было абсолютно секретным и его экземпляры хранились бы в запечатанных конвертах, которые могли быть вскрыты только им и (в случае его смерти) Крупской.

Однако указания Ленина сразу же были нарушены. В том же письме Фотиева пишет о том, что секретарь М.А. Володичева передала Сталину первую запись «Письма к съезду» уже в день ее диктовки. Письмо Каменева Сталину, датированное также 29 декабря 1922 г., дает информацию о том, что первая запись «Письма к съезду» была известна к тому времени уже ему, Сталину, Троцкому, Бухарину и Орджоникидзе[23].

Конечно, многие инициативы и просьбы Ленина под видом «заботы о его здоровье» блокировались или просто не исполнялись. В числе прочего об этом красноречиво свидетельствует запись в «Дневнике дежурных секретарей В.И. Ленина», сделанная 12 февраля 1923 г.: «По-видимому, у Владимира Ильича создалось впечатление, что не врачи дают указания Центральному Комитету, а Центральный Комитет дает инструкции врачам»[24].

Тем не менее, Ленину удалось получить объективную информацию по вопросу, который волновал его не менее, чем раскол в ЦК — материалы по «грузинскому конфликту». Изучив дело и заняв активную позицию в защиту «обиженных»[25], Ленин пришел к убеждению, что в решении этого конфликта Сталин совершил грубейшие политические ошибки, которые нанесли непоправимый удар по фундаменту будущего Союза — принципам федерализма, которые предполагали равноправие и суверенность республик.

Наконец, из направленной ему 5 марта 1923 г. ленинской записки по поводу грубости в отношении Крупской, Сталин понял, что Ленин готов и к разрыву личных отношений[26].

Таким образом, Сталин отчетливо осознавал, что возвращение Ленина к активной политической жизни означало бы для него политическую смерть. В этой ситуации Сталин решается на отчаянный шаг — в тот же день, 5 марта 1923 г., он вносит предложение[27] о переносе XII съезда на более поздний срок. Фактически это была мера по отсечению Ленина от XII съезда: владея объективной информацией о состоянии его здоровья, Сталин надеялся выиграть время. Сталинское предложение получило поддержку всех без исключения членов Политбюро.

В ночь с 6 на 7 марта и затем 10 марта 1923 г. у Ленина происходит резкое обострение болезни, которое привело к усилению паралича и потере речи. С этого момента и до своей кончины Ленин, по существу, был исключен из политической жизни. Власть осталась в руках «тройки». Сталин был спасен — угроза краха политической карьеры для него миновала.

Упущенный шанс Троцкого

Изменившаяся ситуация позволила членам «тройки» сосредоточиться на дальнейшей борьбе с Троцким. Но открыто выступить против триумфатора революции и гражданской войны они не решались. Триумвиры понимали, что им было необходимо время для того, чтобы подготовить почву для открытой борьбы с Троцким.

Как раз об этой ситуации Троцкий пишет в своих воспоминаниях следующее: «Главная трудность для заговорщиков состояла в открытом выступлении против меня пред лицом массы. Зиновьева и Каменева рабочие знали и охотно слушали. Но поведение их в 1917 г. было слишком еще свежо в памяти у всех. Морального авторитета в партии они не имели. Сталина, за пределами узкого круга старых большевиков, не знали почти совершенно. Некоторые из моих друзей говорили: «Они никогда не посмеют выступить против вас открыто. В сознании народа ваше имя слишком неразрывно связано с именем Ленина. Ни Октябрьской революции, ни Красной Армии, ни гражданской войны вычеркнуть нельзя»[28].

Действительно, Троцкий в то время находился на вершине своей политической карьеры. И подтверждением тому являлся XII съезд партии, проходивший с 17 по 25 апреля 1923 г. Как отмечает И. Дойчер, «открытие съезда превратилось в стихийное изъявление преданности Троцкому». В зачитанных на съезде посланиях партийные ячейки, профсоюзные организации, рабочие и студенческие группы со всех концов страны воздавали должное Ленину и Троцкому[29].

Казалось бы, Троцкий имел превосходный шанс для того, чтобы опередить «тройку» и использовать XII съезд для своего наступления против нее. В распоряжении Троцкого находился серьезный компромат на Сталина. 5 марта 1923 г. Ленин поручил своему личному секретарю Володичевой передать Троцкому свою статью «К вопросу о национальностях или об автономизации» в сопровождении двух продиктованных им записок. В одной из этих записок Ленин просил Троцкого «взять на себя защиту грузинского дела на ЦК партии», которое «находится под «преследованием Сталина и Дзержинского»[30].

Впоследствии, в своих воспоминаниях, Троцкий отмечал, что «в 1922—23 году вполне возможно было еще завладеть командной позицией открытым натиском на быстро складывавшуюся фракцию национал-социалистических чиновников, аппаратных узурпаторов, незаконных наследников Октября, эпигонов большевизма»[31].

Однако, как известно, XII съезд партии не стал триумфом Троцкого над Сталиным. Как писал И. Дойчер, «в тот момент, когда Сталину грозила политическая гибель, Троцкий протянул ему всепрощающую руку»[32].

Сталин подготовил для зачтения на партийном съезде «тезисы» о политике по отношению к нерусским нациям. Стремясь оправдать свое поведение в отношении лидеров грузинских большевиков, Сталин делал акцент на осуждении «местного национализма». Вместо того, чтобы использовать эти «тезисы» против Сталина на предстоящем партийном съезде, Троцкий предложил ему перефразировать резолюцию, включить в нее осуждение великорусского шовинизма и идеи «единой и неделимой» России, а также дать грузинам твердую гарантию, что отныне их права будут уважаться. Разумеется, эти условия были для Сталина вполне приемлемыми, чтобы капитулировать или, по крайней мере, изобразить капитуляцию[33].

Троцкий тогда не решился вынести борьбу за пределы Политбюро и тем самым прямо противопоставить себя «тройке», как он сделал это спустя несколько месяцев, в октябре 1923 г. Объясняя свою тогдашнюю нерешительность, он писал в своих воспоминаниях: «Идея блока «Ленина и Троцкого» против аппаратчиков и бюрократов была в тот момент полностью известна только Ленину и мне, остальные члены политбюро смутно догадывались... Мое выступление могло быть понято, вернее сказать, изображено как моя личная борьба за место Ленина в партии и государстве. Я не мог без внутреннего содрогания думать об этом... Поймет ли партия, что дело идет о борьбе Ленина и Троцкого за будущность революции, а не о борьбе Троцкого за место больного Ленина?»[34]

Итак, Троцкий не дал XII съезду партии ни малейшего намека на разногласия между ним и «тройкой» и вообще старался держаться в тени на этом съезде. «Тройка», в свою очередь, понимала, что после XII съезда партии пришло время для открытого наступления на Троцкого.

Первые успехи «тройки»

Троцкий, занимая должность председателя Реввоенсовета, располагал отличным идеологическим аппаратом, разветвленным по всему Союзу, повсюду, где располагались воинские части. В начале 1923 г. в армии были введены отделы партийного строительства, начиная от полка и выше созданы партийные курсы, красноармейские казармы наводнялись миллионными тиражами специально подготовленной литературы[35]. С помощью политически подкованных красноармейцев, возвращавшихся из армии домой, Троцкий имел возможность распространять свое влияние далеко за пределы военных гарнизонов. Сталин отчетливо осознавал социально-политическое значение военной системы, о чем не преминул сказать на XII съезде партии: «На армию привыкли смотреть как на аппарат обороны и наступления. Я же рассматриваю армию как сборный пункт рабочих и крестьян»[36].

Наступление «тройки» против влияния Троцкого в армии началось на Совещании завотделами ЦК от 23 августа 1923 г. Самый последний, 69 пункт протокола, который, по всей видимости, в целях секретности не фигурировал в повестке дня заранее, а был внесен непосредственно на заседании, гласил: «Инструкция о порядке назначения политического и командного состава Красной армии» (докладчик Кнорин). Главное в проекте указанной инструкции скрывалось в пункте 7, который устанавливал, что все члены РВС армий, округов, фронтов, командармы, начпуфронтов и их помощники, комиссары и начальники центральных управлений назначаются на должность по утверждению их в Оргбюро ЦК, а в подлежащих случаях в Политбюро ЦК. Военкомдивы, начподивы и остальной высший политсостав ПУРа — по утверждению Секретариатом ЦК. 24 августа Секретариат ЦК утвердил эту инструкцию[37].

В сентябре 1923 г. «тройка» приступила к устранению самого Троцкого от управления военным ведомством. Вначале намечалось расширить состав Реввоенсовета, чтобы Троцкий оказался там в меньшинстве. 23 сентября на очередном Пленуме ЦК «тройка» предложила расширить состав РВСР, причем все новые члены Совета были бы противниками Троцкого, в том числе и сам Сталин. Троцкий в ответ на это произнес гневную речь в адрес интриганов, которые хотели устранить его от руководства революцией, а затем в крайнем возмущении покинул пленум.

Очевидец этой сцены секретарь Политбюро Б. Бажанов в своих воспоминаниях следующим образом описывает произошедшее: «Заседание происходило в Тронном зале Царского Дворца. Дверь зала огромная, железная и массивная. Чтоб ее открыть, Троцкий потянул ее изо всех сил. Дверь поплыла медленно и торжественно. В этот момент следовало сообразить, что есть двери, которыми хлопнуть нельзя. Но Троцкий в своем возбуждении этого не заметил и старался изо всех сил ею хлопнуть. Чтобы закрыться, дверь поплыла так же медленно и торжественно. Замысел был такой: великий вождь революции разорвал со своими коварными клевретами и, чтобы подчеркнуть разрыв, покидая их, в сердцах хлопает дверью. А получилось так: крайне раздраженный человек с козлиной бородкой барахтается на дверной ручке в непосильной борьбе с тяжелой и тупой дверью. Получилось нехорошо»[38].

25 сентября Пленум ЦК уже без участия Троцкого принимает постановление «О составе РВСР», которое одобряло пополнение состава РВСР новыми членами — Сталиным, Ворошиловым, Лашевичем, Пятаковым, Орджоникидзе и Мураловым. Более того, данное постановление предлагало РВСР «выделить исполнительный орган при председателе РВСР примерно в следующем составе: председатель — т. Троцкий, члены: тт. Каменев С., Склянский, Лебедев, Пятаков, Лашевич, Сталин и Муралов»[39].

Троцкий переходит в наступление

По существу, постановление «О составе РВСР» носило провокационный характер. Безусловно, Троцкий был чрезвычайно оскорблен таким вмешательством ЦК в дела Реввоенсовета. Его письмо членам ЦК и ЦКК РКП (б) от 8 октября 1923 г. положило начало выходу внутрипартийной борьбы за рамки Политбюро.

В этом письме Троцкий изложил свою точку зрения по важнейшим проблемам партии и страны. Освещая вопросы внутрипартийного режима, Троцкий отмечал, что «тот режим, который в основном сложился уже до XII съезда, а после него получил окончательное закрепление и оформление, гораздо дальше от рабочей демократии, чем режим самых жестких периодов военного коммунизма»[40].

Троцкий подчеркивал то, что даже в самое тяжелое время гражданской войны в партийных организациях и в партийной печати развертывались дискуссии по наиболее важным вопросам, включая даже вопросы военной политики, теперь же «нет и в помине такого откровенного обмена мнений по вопросам, действительно волнующим партию»[41].

Троцкий также обращал внимание на то, что «в самый жестокий момент военного коммунизма назначенство внутри партии не имело и на одну десятую того распространения, что ныне»[42]. При этом он весьма определенно охарактеризовал  политику назначенства, написав, что при этом «члены партии оценивались, прежде всего под тем углом зрения, в какой мере они могут содействовать или противодействовать поддержанию того внутрипартийного режима, который — негласно и неофициально, но тем не менее действительно — проводится через Оргбюро и Секретариат ЦК»[43].

В конце своего письма Троцкий призывал «руководящую группу» осознать «последствия искусственно поддерживаемого ею режима», а также «содействовать переводу партийной жизни на более здоровые рельсы»[44].

Существенное обострение ситуации вызвало «Заявление 46-ти», поступившее в Политбюро 15 октября 1923 г. Это заявление, подписанное 46 старыми большевиками, содержало выразительное описание нездоровой атмосферы внутри партии. Таким образом, оно фактически представляло собой акцию в поддержку Троцкого.

«Под внешней формой официального единства, — говорилось в этом документе, — мы на деле имеем односторонний, приспособляемый к взглядам и симпатиям узкого кружка подбор людей и направление действий. В результате искаженного такими узкими расчетами партийного руководства партия в значительной степени перестает быть тем живым самодеятельным коллективом, который чутко улавливает живую действительность, будучи тысячами нитей связанным с этой действительностью. Вместо этого мы наблюдаем все более прогрессирующее, уже почти ничем не прикрытое разделение партии на секретарскую иерархию и «мирян», на профессиональных партийных функционеров, подбираемых сверху, и прочую партийную массу, не участвующую в общественной жизни»[45].

Для характеристики положения, сложившегося в партии, авторы «Заявления 46-ти» использовали термин «режим фракционной диктатуры внутри партии». И этот режим, по их мнению, «убивает самодеятельность партии, подменяя партию подобранным чиновничьим аппаратом, который действует без отказа в нормальное время, но который неизбежно дает осечки в моменты кризисов и который грозит оказаться совершенно несамостоятельным перед лицом надвигающихся серьезных событий»[46].

В конце этого документа говорилось о том, что «фракционный режим должен быть устранен — и это должны сделать в первую очередь его насадители, он должен быть заменен режимом товарищеского единства внутрипартийной демократии»[47].

Октябрьский Пленум

Столкнувшись с активной и влиятельной оппозицией своей политике, «тройка» немедленно стала принимать меры по превращению этой оппозиции во фракцию. Уже 19 октября 1923 г. в адрес ЦК и ЦКК был направлен «Ответ членов Политбюро на письмо Троцкого».

В этом «Ответе» утверждалось, что Троцкий в своем письме от 8 октября, «нападая первый на ЦК партии, выступает в качестве зачинщика борьбы против ЦК, в качестве инициатора, дающего лозунг наступления на ЦК в трудный момент международного положения»[48]. В «Ответ» был включен специальный раздел — «Заявление 46 сторонников тов. Троцкого», в котором утверждалось, что эта «петиция» представляет «перепев письма тов. Троцкого… Нет сомнения, что мы имеем перед собой здесь образец «планового», «маневренного», «координированного» выступления»[49]. На основе этих утверждений делался вывод, что «тов. Троцкий стал центром, вокруг которого собираются все противники основных кадров партии»[50].

Особое внимание в «Ответе» уделялось обвинению Троцкого в стремлении к личной диктатуре. «Мы считаем необходимым сказать партии прямо… — говорилось в «Ответе», — тов. Троцкий фактически поставил себя перед партией в такое положение, что: или партия должна предоставить тов. Троцкому фактически диктатуру в области хозяйства и военного дела, или он фактически отказывается от работы в области хозяйства, оставляя за собою лишь право систематической дезорганизации ЦК в его трудной повседневной работе»[51].

Продолжением внутрипартийной дискуссии стал объединенный Пленум ЦК и ЦКК, который состоялся 25—27 октября 1923 г. Поздним вечером 26 октября, после завершения прений Троцкий и Сталин выступили с заключительными речами.

В заключительной части своей речи Троцкий вновь заявил о той нездоровой атмосфере, которая сложилась в Политбюро: «Товарищи, я буду говорить начистоту. У нас есть в Политбюро товарищи, которые хотят это дело довести до конца — в смысле постоянного углубления разногласий — стремятся к тому, чтоб сделать невозможной дальнейшую совместную работу»[52].

Вслед за Троцким выступил Сталин. Заявление Троцкого о том, что хозяйственный кризис объясняется бесплановостью руководства, Сталин парировал так: «Кризисы — необходимый элемент нэпа. Вы (т.е. Троцкий и «группа 46-ти» — Д.А.) не понимаете нэпа. Вы завыли при первой заминке. Не то еще будет»[53]. Ограничения внутрипартийной демократии Сталин представил как «систему мер для ограждения партии от влияния нэпа»[54]. Заключительный аккорд сталинской речи состоял в предложении осудить обращение Троцкого с письмом в ЦК как «шаг, создавший обстановку, грозящую нам расколом». Сталин также потребовал «обеспечить такой порядок, чтобы все разногласия в будущем решались внутри коллегии и не выносились во вне ее»[55].

Об атмосфере октябрьского Пленума, да и вообще о том, какими методами велась на нем борьба против Троцкого, красноречиво свидетельствует адресованное Зиновьеву письмо Крупской, присутствовавшей на некоторых заседаниях Пленума. Она прямо обвиняла «тройку» в том, что они могли, но не захотели преодолеть разногласия с Троцким, создали «атмосферу склоки и личных счетов»[56]. Следует подчеркнуть, что оценки Крупской особенно важны, поскольку Зиновьев был ее близким другом.

Из письма Крупской также следует, что «тройка» подстрекала своих сторонников к изображению в заведомо ложном свете позиции Ленина и даже причин ухудшения его здоровья. «Совершенно недопустимо также то злоупотребление именем Ильича, которое имело место на пленуме, — писала по этому поводу Крупская. — Воображаю, как он был бы возмущен, если бы знал, как злоупотребляют его именем. Хорошо, что меня не было, когда Петровский сказал, что Троцкий виноват в болезни Ильича, я бы крикнула: это ложь, больше всего В.И. заботил не Троцкий, а национальный вопрос и нравы, водворившиеся в наших верхах»[57].

Постановление октябрьского Пленума состояло из двух, по сути, противоречащих друг другу разделов. В разделе «б», носившем заголовок «О внутрипартийной демократии» и принятом единогласно, одобрялся «полностью своевременно намеченный Политбюро курс на внутрипартийную демократию»[58]. Таким образом, постановление представляло Политбюро инициатором курса на внутрипартийную демократию.

Несравненно более важное значение для всего последующего развития партийной жизни имел первый раздел постановления — «О заявлениях                        т. Троцкого и 46-ти товарищей». Все содержание этого раздела сводилось к осуждению Троцкого и оппозиции за фракционную деятельность[59].

Таким образом, октябрьский Пленум является своего рода рубежным моментом в истории внутрипартийной борьбы 20-х гг. Троцкий, оказавшийся в атмосфере непримиримой вражды, потерпел на этом Пленуме свое первое серьезное поражение в борьбе с «тройкой», поскольку впервые его позиции были расценены как фракционная деятельность. Так было положено начало свержению Троцкого с пьедестала триумфатора революции и гражданской войны, созданию из образа Троцкого того пугала, при помощи которого Сталин сохранял и укреплял собственные властные позиции.

Библиография

Источники

1. Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. СПб., 1992.
2. Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. Документы и материалы. 1923 г. М., 2004.
3. Двенадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1968.
4. Десятый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1963.
5. Известия ЦК КПСС. 1989. № 12.
6. Известия ЦК КПСС. 1990. № 1.
7. Известия ЦК КПСС. 1990. № 9.
8. Известия ЦК КПСС. 1991. № 3.
9. Известия ЦК КПСС. 1991. № 4.
10. Ленин В.И. Полное собрание сочинений. 5-е изд. М., 1958—1965.
11. Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М., 1991.

Литература

1. Дойчер И. Троцкий. Безоружный пророк. 1921—1929. М., 2006.
2. Павлюченков С.А. «Орден меченосцев»: Партия и власть после революции. 1917—1929. М., 2008.
3. Роговин В.З. Была ли альтернатива. «Троцкизм»: взгляд через годы. М., 1992.
4. Такер Р. Сталин. История и личность. М., 2006.

---

[1] Десятый съезд РКП (б): Стенографический отчет. М., 1963. С. 573.

[2] Такер Р. Сталин. История и личность. М., 2006. С. 203—204.

[3] Известия ЦК КПСС. 1991. № 3. С. 189.

[4] Роговин В.З. Была ли альтернатива. «Троцкизм»: взгляд через годы. М., 1992. С. 37.

[5] Цит. по: Наумов В.П. 1923 год: судьба ленинской альтернативы // Коммунист. 1991. № 5. С. 36.

[6] Роговин В.З. «Троцкизм»: взгляд через годы. С. 42—43.

[7] Из материалов объединенного Пленума ЦК и ЦКК РКП (б) 25—27 октября 1923 г. //  Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. Документы и материалы. 1923 г. М., 2004. С. 258—259.

[8] Письмо Н.К. Крупской Г.Е. Зиновьеву 31 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 272.

[9] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 40. С. 238.

[10] Такер Р. Указ. соч. С. 201.

[11] Такер Р. Указ. соч. С. 202.

[12] Двенадцатый съезд РКП (б): Стенографический отчет. М., 1968. С. 146.

[13] Такер Р. Указ. соч. С. 203.

[14] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 345.

[15] Пять писем Ленина Троцкому по этому вопросу были впервые опубликованы в СССР только в 1965 г. в 54 томе Полного собрания сочинений Ленина.

[16] Роговин В.З. «Троцкизм»: взгляд через годы. С. 46.

[17] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 327—328.

[18] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 343—344.

[19] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 344.

[20] Там же. С. 344—345.

[21] Там же. С. 345—346.

[22] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 346.

[23] См.: Известия ЦК КПСС. 1990. № 1. С. 157—159.

[24] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 485.

[25] Из «Дневника дежурных секретарей В.И. Ленина» (запись Фотиевой от 14 февраля 1923 г.): «Указания Владимира Ильича: …Дать понять кому-либо из обиженных (т.е. членов грузинского ЦК — Д.А.), что он на их стороне. 3 момента: 1. Нельзя драться. 2. Нужны уступки. 3. Нельзя сравнивать большое государство с маленьким. Знал ли Сталин? Почему не реагировал? Название «уклонисты» за уклон к шовинизму и меньшевизму доказывает этот самый уклон у великодержавников…» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 45. С. 607).

[26] См.: Известия ЦК КПСС. 1989. № 12. С. 192—193.

[27] Опросом по телефону членов Политбюро.

[28] Троцкий Л.Д. Моя жизнь. Опыт автобиографии. М., 1991. С. 466.

[29] Дойчер И. Троцкий. Безоружный пророк. 1921—1929. М., 2006. С. 110.

[30] Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 54. С. 329.

[31] Троцкий Л.Д. Указ. соч. С. 457.

[32] Дойчер И. Указ. соч. С. 108.

[33] Там же. С. 107—108.

[34] Троцкий Л.Д. Указ. соч. С. 457—458.

[35] Павлюченков С.А. «Орден меченосцев»: Партия и власть после революции. 1917—1929. М., 2008. С. 295.

[36] Двенадцатый съезд РКП (б). Стенографический отчет. М., 1968. С. 59.

[37] Павлюченков С.А. Указ. соч. С. 296—297.

[38] Бажанов Б. Воспоминания бывшего секретаря Сталина. СПб., 1992. С. 68. 

[39] Постановления пленума ЦК РКП (б) 23—25 сентября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы.       С. 147—148.

[40] Письмо Л.Д. Троцкого членам ЦК и ЦКК РКП (б) 8 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 159—160.

[41] Там же. С. 160.

[42] Там же. С. 159.

[43] Письмо Л.Д. Троцкого членам ЦК и ЦКК РКП (б) 8 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 158.

[44] Там же. С. 164.

[45] «Заявление 46-ти» в Политбюро ЦК РКП (б) 15 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 181—182.

[46] «Заявление 46-ти» в Политбюро ЦК РКП (б) 15 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 182.

[47] Там же. С. 183.

[48] Ответ членов Политбюро ЦК РКП (б) на письмо Л.Д. Троцкого от 8 октября 1923 г. 19 октября 1923 г. //  Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 197.

[49] Там же. С. 211.

[50] Там же. С. 212.

[51] Ответ членов Политбюро ЦК РКП (б) на письмо Л.Д. Троцкого от 8 октября 1923 г. 19 октября 1923 г. //  Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 201.

[52] Из материалов объединенного Пленума ЦК и ЦКК РКП (б) 25—27 октября 1923 г. //  Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 262.

[53] Там же. С. 251.

[54] Там же.

[55] Там же. С. 252.

[56] Письмо Н.К. Крупской Г.Е. Зиновьеву 31 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 272.

[57] Там же.

[58] Из материалов объединенного Пленума ЦК и ЦКК РКП (б) 25—27 октября 1923 г. // Внутрипартийная борьба в двадцатые годы. С. 267.

[59] См.: Там же. С. 266—267.

• Русское краеведение