Тихомирова Ю.К.

Личность Сергея Юльевича Витте привлекает многих исследователей.

Его фигура выделяется среди российских реформаторов этого периода масштабностью замыслов и осуществленных преобразований.

Время С.Ю.Витте – это значительная и яркая страница модернизации России. Он был современником великих исторических событий: реформ 60-70-х годов XIX века, революции 1905-1907-х годов, созыва IГосударственной думы, начала Первой мировой войны. Решающий этап его государственной деятельности совпал с процессом вхождения мирового сообщества в новую фазу развития - капитализм.

Особенность темы данной работы состоит в том, что, проанализировав существующую литературу о С.Ю. Витте, становится, очевидно, что тема «С.Ю. Витте как политик-дипломат» мало изучена в исторической науке.

На данном этапе историографии сформировались те проблемы, на которые в последующем обращали внимание все исследователи, изучающие деятельность С.Ю.Витте. Одна из первых была связана с внешней политикой России конца XIX- начала XXвеков. Подходы к ней были определены на раннем этапе советской историографии в статьях Е.В.Тарле и Б.А. Романова, посвященных дипломатическому искусству Витте[1]. Анализ отечественной историографии позволяет сделать вывод о том, что она располагает значительным количеством работ, освещающих в той или иной степени государственную, дипломатическую, политическую деятельность С.Ю.Витте в конце XIXначале XXвеков. В то же время практически не в одной из них всесторонне не рассматривается исследуемая тема. Деятельность С.Ю.Витте многими авторами, особенно последнего исторического периода, раскрывается в целом в позитивном плане, при этом в работах не анализируется процесс формирования его личной позиции.

***

Пожалуй, никакое другое царское ведомство, за исключением военного, не имело столь широких связей с МИД, как министерство финансов. Непосредственно в ведении Витте оказались внешнеэкономические вопросы: торговля с другими государствами, займы, иностранные концессии. Эти вопросы тесно переплетались с международными проблемами, и поэтому министр финансов не мог не быть непременным участником совещаний по важнейшим внешнеполитическим вопросам. От него главным образом зависели также все ассигнирования.

Витте не был подготовлен предшествующей деятель­ностью к участию во внешней политике страны, и ему, естественно, понадобилось время для овладения новой областью. Сначала он проявлял осторожность и возвращал присылаемые из МИДдля ознакомления документы, не высказывая каких-либо соображений. Впервые Витте дал интервью по внешнеполитическим вопросам осенью 1894 года, причем в письме министру иностранных дел маститому Н.С. Гирсу он фактически просил извинения за «вторжение» в чужуюепархию, возлагая вину на навязчи­вых газетчиков.

Скромной выглядела его роль и на особых совещаниях. Но так продолжалось недолго. Витте обладал способностью быстро входить в курс государственных вопросов, а к дипломатической деятельности испытывал влечение.

Первая заявка на активное участие в рассмотрении внешнеполитических вопросов связана с проектированием и постройкой транссибирского железнодорожного пути. Она касалась дальневосточного региона, значение которого в международных отношениях конца XIX– начала XX века значительно возросло. Идея постройки такой дороги появилась еще в 70 – 80-е годы, а в 1891 году были приняты попытки начать ее осуществление. Александр III придавал сооружению Сибирской дороги большое значение, но некоторое время не мог найти человека, способного возглавить дело, так чтобы оно продвигалось. Всего через два месяца после вступления в долж­ность управляющего Министерством путей сообщения Витте внес в Комитет министров первые предложения. Вступив в должность министра финансов, он начал пристальное внимание уделять строительству железной дороги, так как ее строительство означало большую политическую и экономическую выгоду для государства. Теперь министр находился в центре решения всех внешнеполитических вопросов, и с годами становился маститым дипломатом, хоть и не занимал никогда ни одной дипломатической должности.

Русско-германские отношения

Витте, сменив на посту Вышнеградского, взял более решительный курс в отношении заключения торгового договора с Германией, который бы защищал интересы России. Торговые отношения двух стран стали развиваться в русле таможенной войны. Германия была основным торговым партнером России: на ее долю в то время приходилось почти четвертая часть русского экспорта и треть импорта. Главный экспортный товар Российской империи, хлеб, был обложен максимальными пошлинами. В ответ русское правительство, по инициативе Витте, ввело свой протекционный таможенный тариф, защищавший, прежде всего металлургическую и горную промышленность. Начавшиеся переговоры не привели к какому-либо компромиссу и были разорваны. Российская общественность обвиняла Витте, чуть ли не в развязывании войны. Только благодаря благосклонности и уверенности в правоте министра Александр III позволил Витте проводить жесткую переговорную политику. Вскоре правительство Бисмарка заявило о согласии на продолжение переговоров, выставив вновь категоричные требования, лишь слегка подкорректировав их. Свои же соображения в полном объеме Германия представила только в феврале 1893 года. Она добивалась значительных понижений ставок тарифа 1891 года почти по 80 пунктам. Предусмотрительный министр это предвидел и был готов пойти на уступки в разумных пределах. Намечено было дать согласие на понижение германских пошлин по 56 пунктам на общую сумму свыше 30 миллионов рублей. Император одобрил это решение, о чем через посла графа Шувалова было сообщено немецкой стороне. В начале возобновившихся переговоров обе стороны отменили завышение тарифы на основные импортные товары (Германией - на хлеб, Россией - на сталь и чугун). Переговоры велись в Берлине новым канцлером Л. Каприви и статс-секретарем по иностранным делам Маршалом. С российской стороны – послом графом Шуваловым, В.И. Тимирязевым и ответственными чиновниками Министерства финансов, под четким и полным контролем С.Ю. Витте.

Государственный совет Российской империи одобрил двойной тариф. 13 июня 1893 года был опубликован закон о его введении. Это было большой личной победой министра финансов. Издержки этой войны заставили правительства двух стран искать компромиссное решение. 3 октября 1893 года в Берлине открылась конференция по выработке нового торгового договора между Россией и Германией. Переговоры носили затяжной характер. 29 января 1894 года стороны подписали между собой договор о торговле и мореплавании сроком на 10 лет.

Так благодаря министру финансов С.Ю. Витте, на свет появился первый торговый договор между Россией и Германией. Он охватывал не только торговые и экономические интересы двух соседей, но и политические. Итогом таможенной войны стали взаимные уступки. По стоимости они примерно уравновешивали друг друга. Но только при условии поддерживания прежнего объема торговли. Однако теперь условия товарообмена базировались на принципах взаимности.

Как пишет Сергей Юльевич: «Этот торговый договор с Германией послужил основанием для всех наших последующих торговых договоров с различными государствами.… Через десять лет мне пришлось вторично вести переговоры с Германией о новом торговом договоре, после того как торговый договор 1894 года потерял свою силу, ибо был заключен на 10 лет лишь с правом возобновления. Но этот договор не был возобновлен, потому что Германия снова пожелала изменить тарифы и сделать эти изменения. Мне опять пришлось вести переговоры, но переговоры эти мне пришлось вести в гораздо худшей обстановке, во время японской войны, когда японская война достаточно ясно очертилась в смысле происходящих от нее для нас крайне неблагоприятных последствий, в то время, когда наша западная граница, можно сказать совсем оголена»[2].

К подготовке пересмотра договора 1894 года в министерстве приступили в 1900 году. Витте предстояло решить сложную задачу: с одной стороны отстоять проводимую им экономическую политику, с другой – постараться как-то успокоить русских аграриев, не допустить в новом договоре ухудшения условий сбыта русских сельскохозяйственных продуктов.

В обоих государствах были приняты новые таможенные тарифы, по мнению А.В. Игнатьева еще больше усиливавшие протекционизм[3]. Минимальные пошлины на хлеб по германскому тарифу намного превышали принятые в договоре 1894 года. Русский таможенный тариф 1903 года вводил на 20 % более высокое обложение товаров, ввозимых сухопутно. Приступая в 1903 году к урегулированию торговых отношений, обеими сторонами были сформулированы максимальные требования. В течение первой половины 1903 года и русское и германское правительства готовились к переговорам. В июне они обменялись взаимными требованиями. Среди претензий России – отмена минимальных пошлин на зерно, сохранение прежних пошлин на русский хлеб и смягчение ветеринарных ограничений на вывоз в Германию скота и мяса из России.

Два тура переговоров не привели к компромиссу. Камнем преткновения оставался высокий уровень германских хлеб­ных пошлин и русских пошлин на промышленные товары. Непреклонность сторон в данной ситуации могла привести к новой таможенной войне, которую отнюдь ни одно из правительств не желало. Как пишут Ю.Ф. Субботин и А.В. Игнатьев: «Твердая позиция русского правительства показала гер­манскому руководству, что невозможно добиться признания минимальных пошлин на хлеб без ответных уступок. Продолжение переговоров прежним способом при избранной Виттетактике их затягивания грозило для германского правительства большими осложнениями»[4]. Начавшаяся в феврале 1904 года война с Японией резко ухудшила позиции Витте на переговорах. Она осложнилавнешнеполитическое положение России, обострила нужду ее в займах, в том числе и на германском денежном рынке. Возможно, более быстрое соглашение стало актуальным и приобретало, помимо торгового, политическую и финансо­вую окраску.

1 мая по указанию царя было созвано особое совещание под председательством Сергея Юльевича с участием министров финансов, земледелия иностранных и внутренних дел. Итогом майского совещания и дальнейшего обсуждения вопроса об основах будущей конвенции стала инструкция Николая II руководителю русской делегации С.Ю. Витте перед отъездом в Германию. Заключительная стадия переговоров проходила на курорте Нордерней. Витте прибыл туда 29 июня в сопровождении товарища министра финансов В.И. Тимирязева и управляющего отделом промышленности Н.П. Лангового. С германской стороны помимо Бюлова в переговорах принимали участие статс-секретарь по внутренним делам Позадовский, директор торгово-политического бюро германского МИД фон Кернер. Все основные вопросы решались на встречах руководителей делегаций один на один. «Витте держался уверенно и твердо. Бюлов доносил Вильгельму II, что переговоры о торговом договоре «очень трудны», руководитель русской делегации проявляет «упорство и хорошую осведомленность», «по широте взглядов превосходит моих уважаемых немецких сотрудников». В результате недельной усиленной работы удалось согласовать основы соглашения, что позволило Витте приступить к выполнению второй части поставленной перед ним задачи – открытию германского денежного рынка для русских займов. Лишь после достижения согласия по основным пунктам торгового договора он выдвинул еще одно условие – германское правительство должно перестать препятствовать размещению русских займов на германском денежном рынке, и если это не будет дозволено, то договор не будет подписан.

15 июля Витте и Бюлов подписали в Берлине дополнительную конвенцию к договору 1894 года, оформившую достигнутое соглашение. Конвенция вступила в силу через год после ратификации и действовала в течение 12 лет. В результате этого удалось добиться основного принципа, на котором настаивала русская сторона, - сохранения равновесия в таможенном обложении. Также были сохранены транзитные хлебные склады в ряде городов Германии, и был размещен заем в сумме 500 млн. марок, или 231,5 млн. руб. новый договор, опубликованный в русской прессе в начале 1905 года, вызвал шумную отрицательную реакцию, особенно в аграрных кругах. Но следует отметить, что при существовавшем положении сил Витте удалось добиться максимума возможного. Конвенция 1904 года не внесла принципиальных изменений в условия торговли соседей и не изменила тенденций ее развития.

Русско-китайские отношения

Проявить себя как искусному дипломату С. Ю. Витте довелось впервые во время трудных торговых переговоров с Германией, когда его противником оказался не кто иной, как сам канцлер Бисмарк. Тогда российский министр финансов переиграл своего маститого оппонента, навязав ему собственные правила ведения торговой игры. Уже тогда император обратил внимание на несом­ненные способности Витте в области внешней политики.

Второй пробой сил на дипломатическом поприще стало уча­стие Витте в переговорах с посланцем Китайской империи Ли Хунчжаном в Москве, во время коронационных торжеств Ни­колая II. Переговоры гласными не были, хотя их и вели высоко­поставленные официальные лица России и Китая. К этому не располагала ситуация на Дальнем Востоке и присутствие на коронации делегации Японии. С ней российская сторона тоже вела переговоры по Корее, торговле и мореплаванию.

Японо-китайская война 1894—1895 годов резко изменила ситуацию на Дальнем Востоке. Победительница Япония стала обладателем не только огромной контрибуции, но и Ляодунс­кого полуострова с Порт-Артуром. Эта война коснулась и российских интересов. И сразу же встали на повестку дня многие серьезнейшие проблемы, одна из которых такая, как железной дороге войти в Забайкалье и как путем довести ее до Владивос­тока. То ли через китайскую Маньчжурию, то ли в обход вдоль Амура и Уссури. Первый вариант казался предпочтительным.

Поскольку ведение дел строительства Сибирской магистра­ли императором Александром III было поручено С.Ю. Витте, то воцарившийся Николай II не стал менять отцовского решения. Транссиб со всеми его проблемами и перспективами был «от­дан» в ведение главы финансового ведомства империи.

А.В. Шишов пишет: «Конкурентом в деле строительства гигантской железной до­роги по заповедным сибирским землям, по таежной глухомани у него, скажем прямо, не было. Уж слишком много было на этом пути «порогов», на которых можно было сломать служебную ка­рьеру.»[5].

Сложность дипломатического поручения министру финансов заключалась и в другом, из чего в Санкт-Петербурге никто большого секрета не делал, и Витте это прекрасно знал. Дело касалось личного отношения только что коронованного Николая II к Японии (из-за покушения на него японского фанатика, во время его международного путешествия в 1891 году).

Между тем обстановка вокруг российской окраины складывалась не самая благополучная. Так как князь Лобанов-Ростовский был в своих дипломатических взглядах ориентирован на Европу и был мало знаком с Востоком, то Николай II поручил ведение переговоров в отношении Японии и Китая министру финансов «восточнику» Витте, и это не было случайностью.

Витте знал проблемы дальневосточной российской окраины. Если раньше российское Приморье с Владивостоком от Япо­нии отделяло море, то теперь, после войны с Китаем, Япония укрепилась на материке в Корее.

В японо-китайской войне японцы показали всем, что их оте­чество становится мировой державой. После разгрома китайской армии у Пхеньяна полному раз­грому подвергся и китайский флот у острова Хаян (Хаяндао). Мирные переговоры велись в японском городе Симоносеки между маркизом Ито и главой правительства Китая Ли Хунчжа­ном. Побежденная сторона лишалась острова Тайвань, Пескадорских островов, а также полуострова Ляодун с прилегающи­ми островами в Желтом море. Пекин выплачивал Токио огром­ную контрибуцию в размере 200 миллионов лан (таэлей), что составляло в английских фунтах стерлингов сумму, превышаю­щую 25 миллионов.

Симоносекский мирный японо-китайский договор никак не устраивал Российскую империю. Чтобы особо не афишировать это и не привлекать к проблеме внимание иностранных разведок, то есть посольств европейских держав и Японии, служебное Особое совещание по дальневосточной проблеме состоялось на квартире товарища (заместителя) министра иностранных дел. Председательствовал генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович. В совещании участвовали Витте, князь А.Б. Лобанов-Ростовский, военный министр П.С. Ванновский, начальник Главного штаба генерал-адъютант Н.Н. Обручев и управляющий Морским министерством Н.М. Чихачев. Тоесть на частной петербургской квартире собрался узкий круг самых высокопоставленных деятелей николаевской империи. Почти все они представляли силовые ведомства империи, что было весьма показательно. В числе первых выступил Витте. Его главной целью было до­казать заинтересованность России в сохранении Китаем его нынешнего состояния. Поэтому предлагалось всеми силами поддерживать принципы целостности и неприкосновенности Китайской империи.

К удивлению Сергея Юльевича, его поддержал лишь глава Военного ведомства Ванновский, а генерал-адъютант Обручев сказал, что его заботят, прежде всего, военные проблемы на за­падных государственных границах, и прежде всего с Германией и Австро-Венгрией. Единого мнения участники совещания не высказывали. Тогда Сергей Юльевич решился взять на себя ответственность, заявив о своем праве министра финансов иметь первый голос в деле, неудачное решение которого может свести на нет результаты всей предшествующей финансово-экономической политики империи. Витте предостерегал участников Особого совещания от каких-либо терри­ториальных захватов в Китае, с которым следовало сохранять добрые отношения. Одновременно нельзя было допускать по­явления Японии в Южной Маньчжурии. Министр финансов признавал чрезвычайную нежелательность войны, но считал большое военное столкновение на Дальнем Востоке делом неизбежным. Он сказал, что от Японии надо потребовать соблюдения территориальной целости Китая, даже в обмен на большую контрибуцию с побежденной страны. Ничем определенным то совещание не закончилось. Тогда Николай II собрал второе Особое совещание по Дальнему Востоку, на сей раз у себя. На нем, кроме генерал-адмирала, присутствовали только три министра: военный, финансов и иностранных дел. Как пишет Игнатьев: «…Итогом Особого совещания в самом узком составе у импера­тора стало обращение российского МИДа к правительствам Франции и Германии с предложением «повлиять» на Токио и «попросить» его не лишать Китай Ляодунского полуострова. Витте было известно не только по «банковским каналам», что значи­тельные территориальные приобретения Японии в войне выз­вали отрицательную реакцию ряда европейских держав, имев­ших колониальные владения и желавших их расширить за счет азиатских земель. В их столицах считали, что серьезное изменение баланса сил на Дальнем Востоке затрагивает их государственные интересы»[6].

В апреле 1895 года Россия, Франция и Германия направили Токио союзную ноту, требуя отказа от пункта Симоносекского мирного договора, который предусматривал передачу победителям Ляодунского полуострова. По сути дела начальным инициатором этого коллективного дипломатического демарша являлся российский министр финансов. Для мировой истории подобное случалось достаточно редко. Три европейские державы давали «дружеский совет» японс­кому правительству отказаться от Ляодуна. Они мотивировали свой совет тем, что если Япония оставит за собой полуостров и будет стратегически господствовать над китайской столичной провинцией Джили (то есть по сути дела над столичным Пекином), то это будет угрожать миру на Дальнем Востоке.

В Санкт-Петербурге, Париже и Берлине поняли, что одного дружеского совета» будет мало. Свои требования на Востоке державы Европы традиционно подкрепили конкретными действиями. Дипломатический демарш подкрепили открытой воен­ной демонстрацией. Германия и Франция усилили (широко изъявляя об этом весь мир) свои экспедиционные эскадры в Тихом океане, доведя их состав до 38 боевых кораблей. А Россия, со своей стороны, объявила мобилизацию военнообязанных в Приамурском военном округе, что могло дать на случай войны 22 пехотных батальона.

Спорить с тремя державами Европы не приходилось. В Токио был официально объявлено, что божественный микадо в целях сохранения мира и «уступая требованиям великодушия, прини­мает советы трех держав». Далее микадо объявлял, что такое его «великодушное решение» не может омрачить «славу и унизить достоинство империи».

В трех европейских столицах дипломатические ведомства могли торжествовать. На удивление несведущим, главные торжества в Санкт-Петербурге по поводу «исправления» итогов японско-китайской войны состоялись не в МИДе, а в Министерстве фи­нансов, хотя оба этих ведомства и занимали одно здание на набережной Мойки.

Японии пришлось уступить свою главную добычу в успешной выигранной войне. Так на свет появился «окончательно доработанный» Симоносекский мирный договор, в котором полностью была исключена статья об отказе Китая от Ляодунского полуострова в пользу Японии. Это устраивало в первую очередь Россию. Территориальное приобретение японцев заменялось дополнительной контрибуцией в 5 миллионов фунтов стерлингов.

Витте вряд ли мог предвидеть последствия организованного, прежде всего лично им дипломатического давления на Токио. Понятно, что главное негодование японцев сейчас же обрушилось на соседнюю Россию, как на ту европейскую державу, которой, по общему мнению, принадлежала вся инициатива коллективного протеста Санкт-Петербурга, Парижа и Берлина. Японцы считали, что именно Российская империя стояла во главе дипломатического похода, подкрепленного орудиями эскадр, против Токио. Объяснялось такое мнение весьма просто - российское правительство, «ведомое Витте», энергичнее других принимало меры к пересмотру Симоносекского мирного договора.

Россия становилась врагом № 1 для Японии, и это предопределило во многом дальнейшее развитие хода событий на Дальнем Востоке. С 1895 года антироссийское настроение в японском обществе стало сильно возрастать, что нашло широкий отклик на страницах газет, вещавших о желательности войны с Росси­ей. Правительство микадо умело воспользовалось таким антироссийским движением в стране и, начав подготовку к будущей войне против своего северного соседа — России, успело к началу XX столетия сде­лать ее делом всенародным.

Этот неопровержимый факт большинство отечественных ис­ториков, пишущих о Русско-японской войне 1904—1905 годов, стараются не признавать и сегодня. Нет ничего об этом и в «Вос­поминаниях» СЮ. Витте, хотя о действительном положении дел на Японских островах, в силу своего положения, он знал до­подлинно очень многое.

Однако внешняя политика России на Дальнем Востоке, которая начала строиться в известной степени по планам Витте не соответствовала ее реальным возможностям и интересам. Более того, она была вызывающей по отношению к Японии, которая встала на путь самоутверждения в регионе. Официальный Санкт-Петербург, строя свою политику по отношению к Токио, не учел возможного противодействия других стран в случае возникновения военного конфликта. Более того, правительство Николая IIнедооценивало Японию как своего вероятного противника. Про­зрение пришло слишком поздно, когда война уже стояла на пороге.

В Токио запомнили, кто оказался главным виновником того, по чьей инициативе империю лишили куска китайской территории. В Пекине поняли, что с Россией надо дружить более тес­но, даже чего-то лишаясь ради такого союзничества с соседом, граница с которым тянулась не одну тысячу верст.

Глава финансового ведомства России взялся за наведение более тесных межгосударственных мостов с Китаем. Витте для начала предложил правительству соседней страны крупный кре­дит для выплаты первой части контрибуции Токио: деньги бра­лись для Китая у французских банков. Россия гарантировала его своими доходами от взимания таможенных пошлин и «вообще достоянием Китая». Затем по просьбе тех же парижских финансовых кругов — банка «Лионский кредит», банкирского дома Ж. Готингера, финансистов Э. Нецлина, Р. Бриса и других С.Ю. Витте организовал Русско-Китайский банк (позднее Русско-Азиатский банк). Основная доля в нем, естествен­но, принадлежала все тем же французам, хотя первоначально значительным акционером Русско-Китайского банка была рос­сийская казна, доля которой в скором времени резко сократи­лась. Банк способствовал проникновению российского капита­ла в Китай (прежде всего в Маньчжурию) и Корею (в ее север­ную часть). Он предусмат­ривал, помимо обычных банковских функций, финансирование китайских властей, хранение налоговых поступлений, получе­ние железнодорожных и иных концессий на всей территории Китая. Банк также имел специальный фонд для подкупа китай­ских сановников, о чем не афишировалось.

Когда на церемонию коронования Николая II в Москву ста­ли съезжаться титулованные гости, среди них оказался Ли Хунчжан, один из самых выдающихся государственных деятелей империи Цинь того времени. Через него Китай высказал благодарность России за то, что та спасла целостность китайской территории и оказала большую финансовую помощь.

В ходе коронационных торжеств Витте провел несколько де­ловых встреч с Ли Хунчжаном. Сергей Юльевич уже имел дос­таточно точное представление об этом человеке. И в Пекине и в китайских провинциях, как нигде, процветало взяточничество. Российский министр финансов решил воспользоваться этой «слабостью» высокопоставленного чиновника. Беседы с Ли Хунчжаном сводились к одной проблеме: про­кладке Транссибирской железнодорожной магистрали через Маньчжурию из Забайкалья до Владивостока. Китайский санов­ник прибыл заранее, до торжеств, вступив на российскую зем­лю в Одессе, и был встречен в соответствии с его рангом. Ли Хунчжан уже знал, что переговоры с ним по повелению им­ператора Николая II будет вести не министр иностранных дел,а более влиятельный министр финансов, о котором был много наслышан. Получилось так, что министр финансов С.Ю. Витте оказался и на острие геополитических устремлений Российской импе­рии. В своих «Воспоминаниях» Сергей Юльевич красочно описал свою первую встречу с Ли Хунчжаном. Дипломаты, работав­шие в Пекине, учили его в переговорах с китайскими сановниками, прежде всего никогда не спешить, так как это считалось у них дурным тоном. Что все надо делать крайне медленно и об­ставлять все различными китайскими церемониями. Витте так и поступал: «И вот когда вошел ко мне Ли Хунчжан в гостиную, я вышел к нему навстречу в виц-мундире. Мы с ним поздравствовались, очень низко друг другу поклонились. Потом я его провел во вто­рую гостиную и приказал дать чай. Я и Ли Хунчжан сидели, а все лица его свиты, так же как и мои чиновники, стояли. Затем я предложил Ли Хунчжану, не желает ли он закурить? В это время Ли Хунчжан начал издавать звук, подобный ржанию жеребца. Немедленно из соседней комнаты прибежали два китайца, из которых один принес кальян, а другой табак. Потом началась церемония курения, которая заключалась в том, что Ли Хунчжан сидел совершенно спокойно, только втягивая и выпуская из своего рта дым, а зажигание кальяна, держание трубки, выни­мание этой трубки изо рта и затем вставление ее в рот — все это делалось окружающими китайцами с большим благоговением. Подобного рода церемониями Ли Хунчжан явно желал про­извести на меня сильное впечатление. Я к этому относился, ко­нечно, очень спокойно и делал вид, как будто я на все это не обращаю никакого внимания. Конечно, во время первого визита я ни слова не говорил о деле. Мы только друг друга десятки раз расспрашивали: он о том, как здоровье Государя императора, как здоровье Государыни императрицы, как здоровье каждого из детей. А я расспраши­вал, как здоровье богдыхана и вообще всех ближайших родствен­ников богдыхана. Так что в первый раз, в первое наше свида­ние, разговоры наши этим только и ограничивались. Затем, в следующее наше свидание, Ли Хунчжан ознакомил­ся ближе со мной и, видя, что на меня, собственно, все эти церемонии не особенно действуют, начал говорить со мной нараспашку и уже более этих церемоний не делал»[7]. После этого переговоры между Витте и Ли Хунчжаном по­шли без всяких условностей, с большой открытостью. Два вели­ких государственника своей эпохи понимали друг друга с полу­слова. Хитрить им не приходилось, поскольку каждый пекся о «здоровье и благополучии» своей империи.

Глава китайского правительства был удовлетворен тем, что Россия стояла за принцип сохранения территориальной целост­ности своего соседа. Но Витте сказал Ли Хунчжану, что его империя может прийти на помощь Китаю только в том случае, если сама будет сильна на Дальнем Востоке. Этого она может достичь только в том случае, если военный порт Владивосток будет связан с центральными губерниями России железной до­рогой. Витте доказывал Ли Хунчжану ту истину, что эта дорога оживит экономику не только российских областей, но и тех китайских провинций, через которую она пройдет. Будет про­цветать и внешняя торговля двух соседних стран, и местная тор­говля. Тот соглашался с доводами, но все продолжал колебать­ся в выборе правильного ответа на российские предложения. Тогда в переговорный процесс вмешался лично император Николай II. Он принял китайского канцлера в неофициальной обстановке и имел с ним дружественную беседу. После этого Витте не составило труда начать переговоры по содержанию секретного договора России с Китаем. В выработке статей чиновники министра иностранных дел особо и не участвовали. Только когда были обговорены все статьи соглашения, Николай II попросил Сергея Юльевича проинформировать о них Министерство иностранных дел, что и было исполнено.

Секретный договор между Россией и Китайской империей об оборонительном союзе против Японии был подписан в начале 1896 года. По этому договору два соседних государства брали на себя высокое обязательство о поддержке друг друга сухопутными и морскими силами. Со стороны Китайской империи его подписал «главный са­новник», то есть глава правительства старший государственный секретарь Ли Хунчжан. Со стороны России — министр финан­сов С.Ю. Витте и министр иностранных дел князь А.Б. Лобанов-Ростовский. Однако ему не суждено было реализоваться в жизни по той веской причине, что в скором времени внешнеполитичес­кая конъюнктура на Дальнем Востоке изменилась не в пользу договорившихся стран.

К этому следует добавить, что перед началом переговоров стороны в лице полномочных руководителей делегаций тради­ционно обменялись ценными подарками. Китайский канцлер Ли Хунчжан преподнес министру финансов С.Ю. Витте знаки от­личия — циньского чиновника высокого ранга и другие подарки от его величества богдыхана, которые были с благодарностью приняты.

Ответный ценный подарок мудрый Ли Хунчжан попросилвыбрать самому, в чем ему, естественно, отказа не последовало Его желание воплотилось в редкостном по красоте и стоимости уральском изумруде, который был подлинным украшением Нижегородской всероссийской выставки. Ли Хунчжан объяснил свою просьбу тем, что он является собирателем уникальных драгоценных камней, прежде всего алмазов, изумрудов и рубинов, коллекцией которых он мог, гордиться не только в собственной стране.

Русско-японские отношения 

Внешнеполитические взгляды Витте сформировались в 90-е годы XIX века. Он стремился к превращению России в действительно великую, экономически независимую и абсолютно самостоятельную державу. Дальний Восток представ­лялся Витте регионом, где можно было развивать экспансию постепенно, не отвлекая больших сил из Европы и опираясь на сооружаемую Транссибирскую железную дорогу. Он стре­мился отсрочить назревавшее столкновение с Японией, про­тивопоставив свою линию сторонникам решительной по­литики на Дальнем Востоке. В этой борьбе министр потерпел поражение и фактически оказался не у дел. Вспомнили о нем тогда, когда возникла необходимость заключить мир с победоносным противником, а профессиональные дипломаты стали один за другим уклоняться от трудной миссии.

Заключение Портсмутского мира — яркая страница в политической биографии Витте, вершина его дипломатиче­ского искусства. Портсмутский мир позволил царизму высвободить руки для борьбы против «внутреннего врага» и проложил путь к последовавшему русско-японскому сбли­жению. Лично Витте успех в столь важном деле не только принес графский титул, но и — что для него было гораздо важнее — облегчил возвращение к власти.

Царское правительство нуждалось в договоре внешне благопристойном, ибо унизительные условия ослабили бы его позиции в борьбе с революцией, а рассчитывать на умеренность японской стороны особенно не приходилось. Если Япония была более истощена схваткой, то тыл у нее оказался заведомо прочнее: победительница пользовалась, куда большим международным финансовым кредитом, и сочувствие большинства держав, заинтересованных в даль­невосточных делах, склонялось опять-таки на ее сторону. Все это позволило японской дипломатии отклонить условия сфор­мулированные Петербургом (исключаются: уступка русской территории, уплата военной контрибуции, изъятие желез­нодорожной линии к Владивостоку и ликвидация русского военного флота на Тихом океане). Таким образом, миссия, добровольно взятая на себя опальным сановником, была чрезвычайно трудной и неблагодарной. Мир после пораже­ния едва ли мог снискать лавры политику, его подписав­шему. Неудача миссии означала бы конец политической карьеры Витте.

Что же побудило его пуститься в столь ненадежное пред­приятие, поставив на карту свою будущность как государст­венного деятеля? Только ли неудовлетворенность собствен­ным положением и азарт игрока, хотя вовсе отрицать эти мо­менты не приходится? Как пишут Ю.Ф. Субботин и А.В. Игнатьев: «…на первом месте у Витте стояли все же государственный интерес, убеждение, что без мира революции не одолеть и самодержавия не спасти. Ради окончания войны он готов был принять, в крайнем случае, и требования, выходившие за рамки «четырех нет» царского правительства»[8].

Прежде всего, он рассчитывал уменьшить японские притязания, предложив Токио не только примирение, но и сближение. Витте надеялся также добиться перемены симпатий других держав, мирового, особенно аме­риканского, общественного мнения в пользу России, предав гласности действительные цели Японии. Кроме того, он ставил перед собой сверхзадачу — подготовить размещение международного займа, необходимого царизму, как на слу­чай продолжения войны, так и для ликвидации ее послед­ствий. При неудаче мирных усилий успешное заключение займа могло бы подстраховать его личную карьеру.

Как пишет А.В. Игнатьев: «…Одной из особенностей поведения Витте-уполномочен­ного явилось широкое общение с представителями зарубеж­ной печати. Оно, очевидно, было связано с расчетами воз­действовать на мировое общественное мнение»[9]. Еще в Пе­тербурге он дал интервью корреспонденту американского агентства Ассошиэйтед Пресс Г. Томсону, на борту лайнера «Кайзер Вильгельм Великий» — петербургскому корреспон­денту английской «Дейли телеграф» Э. Диллону. Во время прибытия в Нью-Йорк от его имени было зачитано заяв­ление для представителей американской печати. В Нью-Йорке он провел беседу с корреспондентом газеты «Ивнинг мейл». И так продолжалось постоянно вплоть до прощальной речи в Портсмуте после заключения мира, обращенной к представителям печати.

Основная тяжесть переговоров в Портсмуте легла на пле­чи Витте. Вторым уполномоченным был посол России в Вашингтоне Р.Р. Розен, эксперты по экономическим вопросам - Д.Д. Покотилов и И.П. Шипов, специалист по международному праву – профессор Ф.Ф. Мартенс, секретарь делегации – Г.А. Плансон. Делегация отправилась в Нью-Йорк 14 июля. Из Нью-Йорка обе делегации отправились к месту переговоров на пассажирских судах. Витте провел состязание с японскими делегатами нео­рдинарно, вопреки принятым канонам, чем вызвал немало язвительных замечаний в свой адрес со стороны профессио­нальных дипломатов. Но, может быть, именно эта необычность послужила одной из причин его успеха.

Начал он с того, что на первом предварительном сове­щании делегаций 6 августа 1905 года, не стал вступать в пререкания по вопросам процедуры, а принял предложения японской стороны. Витте не воспользовался изъяном в полномочиях делегатов микадо, ограничившись констатацией в специ­альной ноте более широких полномочий русских предста­вителей, и сознательно продемонстрировал уступчивость и сдержанность, понимая, что вскоре придется оспаривать куда более важные притязания.

Работа мирной конференции проходила в адмиралтейском дворце «Неви-Ярд». Японскую делегацию возглавил министр иностранных дел барон Ютаро Комура. Переговоры велись на французском языке, английский язык был признан «дополнительным».

Японские условия мира, врученные Витте на следующий день, оказались чрезвычайно тяжелыми. В них вошли три   (кроме КВЖД)   из четырех требований, признававшихся в Петербурге заведомо неприемлемыми. Появилось также неожиданное, шедшее вразрез с международной   практикой   и   ущемлявшее   престиж   России настояние о передаче Японии в качестве приза русских военных судов, интернированных в нейтральных портах. В ряде других вопросов, где царская дипломатия надеялась достичь компромисса, притязания формулировались в самом далеко идущем виде. Японская делегация настаивала на скорейшем письменном ответе по всем пунктам. Принимая эту жесткую ноту, Витте еще раз проявил выдер­жку, ограничившись   замечанием,   что условия прочного примирения не должны давать слишком больших выгод одной из сторон.

«Ординарный дипломат на его месте либо воспользовался бы несовместимостью японских требований с официальной инструкцией и прервал переговоры, либо, что более вероятно, обратился за указаниями в Петербург. Витте не сделал ни того, ни другого, ибо, с одной стороны, был убежден в необходимости мира, а с другой — не ожидал от апелляции в столицу ничего, кроме потери времени и возможных дополнительных ограничений»[10].

Под его руководством русская делегация сама разработала ответ на японскую ноту, стремясь изыскать компромисс между настояниями победителей и ограждением великодержавного престижа России. Из 12 условий Японии 8 были приняты, хотя в большинстве случаев — с оговорками и поправками, 4 требования отклонялись — об аннексии Сахалина с прилегающими островами, возмещении военных расходов, ограничении русских военно-морских сил на Дальнем Востоке и о выдаче интернированных военных судов, но лишь в последнем случае безоговорочно.

Понимая всю ответственность момента, Витте предпри­нял некоторые дополнительные меры, которые могли побу­дить японцев к уступчивости. Он поручил (эксперту по международно-правовым вопросам) Ф. Ф. Мартенсу подго­товить письменную форму соглашения, по которому обе стороны обязывались бы защищать фиксируемые в договоре права от покушений третьих держав. Он также позволил проникнуть информации о японских притязаниях в печать, выставив их на суд мировой общественности.

Дальнейшие события в основном подтвердили правоту первого уполномоченного. Отказ Витте от обращения в Пе­тербург произвел на японцев впечатление, подтвердив пред­ставление об исключительной широте его полномочий. Ми­нистр иностранных дел Д. Комура не прервал переговоры и предложил перейти к постатейному обсуждению обоих проектов. Витте пришлось, правда, выслушать упрек в раз­глашении сведений и еще раз обещать впредь не делать никаких сообщений для прессы, кроме официально согла­сованных обеими сторонами. Царское правительство задним числом одобрило данный Японии ответ. Собственный вари­ант ответа русского МИД, который благодаря оперативности Витте не пришлось выдвигать, носил характер, способный с самого начала торпедировать переговоры: предлагалось отказать по пяти пунктам, включая два новых, по сравнению с ответом делегации (об уступке ЮМЖД и о предоставлении Японии прав рыболовства вдоль дальневосточного побережья России).

В дальнейшем переговоры велись по схеме, которую русские профессиональные дипломаты опять-таки не одоб­ряли. Вместо того, чтобы выдвинуть сначала самые трудные вопросы, решив тем самым, быть или не быть миру, Витте согласился рассматривать японские притязания и русские контрпредложения пункт за пунктом. Между тем в японской ноте основная группа более трудных вопросов стояла в конце. Ключ к разгадке позиции русского уполномоченного лежит все в том же стремлении сделать все для заключения мира. Предварительное согласование менее важных статей все же делало разрыв переговоров более трудным, чем старт с лобового столкновения по принципиальным вопросам. Со­здавалась также возможность постепенно подготовить пра­вительство и общественное мнение России к неизбежным уступкам. Кроме того, Витте рассчитывал, что в ходе ди­скуссий ему удастся внушить японским представителям мысль о важности сближения двух стран, которую Комура первоначально не воспринял.

2 августа обсуждение дошло до вопросов, затрагивающих великодержавный престиж России, и тут забуксовало. Витте опять, и на этот раз в частной беседе с Комурой, попытался использовать аргумент взаимной заинтересованности в ох­ране нового размежевания интересов на Дальнем Востоке. Первый уполномоченный Японии дал уклончивый ответ. Дело в том,   что как раз тогда завершались секретные переговоры о втором англо-японском союзе, который пред­ставлялся японским политикам достаточной гарантией обес­печения интересов их страны. Еще раз этот вопрос был поднят при обсуждении пункта о праве России содержать военный флот на Дальнем Востоке. Комура ответил, что в принципе благосклонно относится к этой идее, но не по­желал увязывать ее с конкретными проблемами мирного урегулирования. Витте, в свою очередь, стал демонстриро­вать твердость даже создавать впечатление готовности к разрыву переговоров. В то же время он пытался втайне от японцев добиться смягчения позиции своего правительства, но все было тщетно. Ситуация казалась безвыходной.

В этот момент японская сторона и президент Соединен­ных Штатов    Т. Рузвельт почти одновременно выдвинули компромиссные предложения, дававшие некоторую надежду на благоприятный исход переговоров. Камнем преткновения оставались теперь переплетавшиеся между собой вопросы о контрибуции и об аннексии Сахалина. Витте считал более выгодным для России отдать весь Сахалин, но не платить военной компенсации. Дипломатия микадо хотела получить и деньги, и чужую территорию. Предложения Рузвельта были ближе к японской позиции и фактически означали отход Соединенных Штатов от роли нейтрального посред­ника. Из Петербурга пришел ответ, что последние японские предложения единогласно признаются неприемлемыми. В такой ситуации русскому уполномоченному приходилось бороться сразу с несколькими противниками, включая соб­ственное правительство.

Витте провел удачную дипломатическую дуэль с Комурой, уличив японскую сторону в намерении продолжать войну только ради получения контрибуции. Предложения главы американской администрации он вежливо, но твердо отклонил как противоречащие его инструкциям и ущемля­ющие великодержавный престиж России. В Петербург Витте сообщил, что избежать и уступки территории, и оплаты военных издержек, по-видимому, не удастся.

Между тем царь под влиянием американской и фран­цузской дипломатии согласился уступить Японии южную часть Сахалина. Николай II сделал это в свойственной ему двуличной манере: одновременно с согласием на уступку он послал Витте личную телеграмму, в которой от себя и императрицы благодарил за твердость и предписывал «крепко стоять за землю русскую» и впредь. В такой ситуации, пожалуй, неудивительно, что Витте не торопился выложить свой последний козырь (согласие уступить Южный Саха­лин), чем вызывал непонимание и раздражение того же Мартенса. Только 13 августа он сообщил японской делегации о последнем слове своего правительства. От апелляции к общественному мнению первый уполномоченный в данном случае уклонился, вероятно, щадя великодержавное досто­инство России.

После нескольких дней выжидания и психологического давления 16 августа японская делегация дала положитель­ный ответ. Для большинства участников и наблюдателей это было совершенно неожиданно. Витте, конечно, тоже нервничал. Как писал он впоследствии в своих воспоминаниях: «Единственную существенную уступку в смысле инструкции Государя, мне данной, которая была сделана, — это уступка южного Сахалина, и ее сделал сам Государь. Эта честь принадлежит лично Его Величеству. Я, может быть, ее не сделал бы, хотя нахожу, что Государь поступил правильно, так как без это уступки едва ли удалось заключить мир.

Я был убежден в том, что мир для нас необходим, так как в противном случае нам грозят новые бедствия и полная катаст­рофа, которые могут кончиться свержением династии, которой я всегда был и ныне предан до последней капли крови. Но, с другой стороны, как-никак, а мне приходилось подписать ус­ловия, которые превосходили по благоприятности мои надежды, но все-таки условия не победителя, а побежденного на поле брани.

России давно не приходилось подписывать такие условия. И хотя я был ни причем в этой ужасной войне, я, напротив того, убеждал Государя ее не затевать, пока он меня не удалил, чтобы развязать безумным авантюристам руки. Тем не менее судьбе было угодно, чтобы я явился заключителем этого подавляю­щего для русского самолюбия мира. И поэтому меня угнетало тя­желое чувство.

Не желаю никому пережить то, что я пережил в последние дни в Портсмуте»[11].

Любопытно, однако, что еще накануне Витте дал указание Мартенсу начать формулировать проект текста мирного договора. При этом выяснилось, что первый упол­номоченный считал нужным зафиксировать лишь главные, принципиальные моменты, предоставив урегулирование ча­стностей последующим переговорам. Такой подход поня­тен, если учесть, что Витте не покидала идея русско-япон­ского сближения, в связи, с реализацией которой он надеялся на смягчение позиции Токио.

Неделя между достижением принципиального соглаше­ния и оформлением договоренности прошла в напряженной работе по редактированию статей трактата. В эти же дни было заключено, наконец, ранее тормозившееся японской стороной соглашение о перемирии. Из Петербурга время от времени поступали «глубокомысленные» указания не торо­питься с подписанием, выяснить сначала размер вознаграж­дения за содержание военнопленных, постараться внести те или иные поправки. На это Витте твердо отвечал, что менять что-либо уже поздно, и неуклонно вел дело к за­вершению. Наконец 23 августа 1905 г. Около 3 часов 45 минут в «Неви-Ярде» мирный договор был подписан. На следующий день российская делегация отправилась домой, когда мировая печать много писала о несомненной победе русской дипломатии на мирной конференции.

Что же представляло собой это детище, как пишет Игнатьев, «империалисти­ческой дипломатии»? Условия трактата можно подразделить по содержанию на несколько групп. Первая из них касалась перераспределения сфер влияния в третьих странах. Именно позициями в Китае и Корее в первую очередь расплачива­лось царское правительство за понесенное поражение. Оно признало преобладающие интересы Японии в Корее и обя­залось не препятствовать мерам по утверждению японского господства в этой стране. Царское правительство уступало также Японии свои права на аренду Квантунского полуострова с военно-морской базой Порт-Артур (Люйшунь) и торговым портом Дальний (Далянь) со всеми концессиями и государственным имуществом, что являлось крупной по­терей в политико-стратегическом и экономическом отношении.

Следующая группа условий относилась к утрате русской территории и собственности. Царское правительство отдало Японии южную часть Сахалина (до 50-й параллели) с прилегающими островами и всем государственным имуще­ством. Япония получала безвозмездно Южно-Маньчжурскую железную до­рогу между Порт-Артуром и станцией Куанченцзы со всеми ее ответвлениями, правами и привилегиями. Общая сто­имость прямых материальных потерь России, не считая территории, превышала 100 млн. золотых рублей. К этому следует добавить денежную компенсацию за содержание военнопленных, сумма которой не была зафиксирована в самом договоре, а позднее определена в 46 млн. рублей.

Экономические статьи Портсмутского трактата предус­матривали заключение нового договора о торговле и море­плавании на началах действовавшего до войны, соединение русских и японских железных дорог в Маньчжурии в целях облегчения торговли и, наконец, тяжелое для России обя­зательство заключить с Японией соглашение о предостав­лении японским подданным права рыбной ловли в терри­ториальных водах русского дальневосточного побережья. По­следняя группа условий касалась ликвидации последствий войны: размена военнопленными, эвакуации войск из Мань­чжурии, некоторого ограничения на взаимной основе воен­ных мер в регионе.

Таким образом, в итоге поражения царской России ее позиции на Дальнем Востоке оказались существенно ослаб­лены. Напротив, Япония значительно укрепила свое поло­жение и получила удобные плацдармы для развития экс­пансии. Все же у обеих сторон были основания чувствовать себя до известной степени удовлетворенными. Царское пра­вительство смогло достичь мира, не слишком компромети­ровавшего великодержавное положение России. Помимо внутреннего эффекта, мир позволял подпереть ослабленную западную границу и несколько поднять поколебленное вли­яние в европейских и ближневосточных делах. Япония су­мела вовремя, уже будучи на пороге истощения, добиться признания своей победы, закрепить в договоре наиболее существенные из своих притязаний и фактически утвердить свой великодержавный статус.

Задача – подписание мира - нашла под­ходящего исполнителя в лице Витте, убежденного в необходимости мира для спасения самодержавия и свя­зывавшего с выполнением своей миссии надежды на возвращение к власти. В ходе переговоров Витте проявил такие качества, как дальновидность, широта подхода, выдержка, твердость, ловкость, умение воздействовать на общественное мнение. Это позволило ему добиться мира «почти благопристойного». Были также созданы известные предпосылки для русско-японского сближения на будущее.

А.В. Шишов полагает, что нельзя, конечно, объяснить успех Витте в Портсмуте только его личными качествами. Прежде всего, налицо были объективные предпосылки к окончанию войны в виде внут­ренних трудностей самодержавия, истощения Японии и за­интересованности в скорейшем мире некоторых других де­ржав[12]. Действия Витте облегчила поддержка министра ино­странных дел В. Н. Ламздорфа, понимавшего необходимость мира. Посильную помощь оказали Витте сотрудники по миссии — эксперты и секретари. Все же крайне сомнительно, чтобы кто-либо другой из царских дипломатов, будь то А. И. Нелидов, Н. В. Муравьев или Р. Р. Розен, способен был справиться со столь трудным делом и, во всяком случае, выйти из состязания с таким минимальным ущербом[13].

В заключение несколько слов о «сверхзадаче» Витте — подготовке заграничного займа. Он начал решать ее еще по дороге в Соединенные Штаты в ходе контактов с пред­седателем Совета министров и министром иностранных дел Франции М. Рувье, президентом республики Э. Лубэ, а также с берлинским банкиром Э. Мендельсоном и германским послом в Париже Г. Радолином. Результат этих первых зондирующих разговоров был однозначен: международный заем возможен для России только после заключения мира. В Соединенных Штатах наиболее важные финансовые переговоры Витте вел с мультимиллионером Дж. Морганом. Тот обещал принять участие в совместном с банкирами других стран займе, но домогался особых льгот для амери­канского рынка и предпочитал отсрочить операцию.

На обратном пути Витте возобновил переговоры с фран­цузскими государственными деятелями и банкирами, кото­рые на сей раз выдвигали в качестве предварительного условия смягчение остроты франко-германского конфликта из-за Марокко. Витте взялся содействовать этому и дейст­вительно помог передаче спорных вопросов на решение международной конференции. Итоги своей деятельности в этой области он подвел в телеграмме министру финансов В. Н. Коковцову от 9 сентября 1905 г., где настаивал, что заем следует сделать международным — с Францией во главе и с участием Германии, Америки и Англии. Если же на пути такого многостороннего займа возникнут техниче­ские препятствия, то следует провести несколько последо­вательных финансовых операций: сначала во Франции, за­тем в Германии, а со временем, если удастся, также в Америке и Англии. Он предусмотрительно советовал не затягивать дела, особенно поскольку речь идет о француз­ском рынке. Важно отметить лишь, что и в этой части своей заграничной миссии Витте добился определен­ного успеха, сыгравшего свою роль в конечном получении займа весной 1906 года.

Вернувшись домой, Сергей Юльевич не получил триумфального приема. Общественность негодовала и называла этот мир «позорным» и «преступным», самого же Витте прозвали «граф полу-Сахалинский». Но все же его заслуги не остались неоцененными. Император наградил Сергея Юльевича графским титулом, но Витте постепенно стал осознавать, что его государственная карьера близится к закату. С уверенностью можно сказать одно, государственный и дипломатический талант Витте был оценен, так как по возвращении домой его ждали два приглашения: от английского короля Эдуарда VII и германского императора Вильгельма II. Последовавшее Бьеркское соглашение было оценено немецким кайзером, в награду от которого за устройство мира Витте получил портрет императора с надписью «Портсмут – Бьерке - Роминтен».

 Заключение

В истории России конца ХIХ - начала ХХ в. фигура Сергея Юльевича Витте занимает исключительное место.   Глава   Министерства   путей   сообщения, многолетний министр финансов, председатель Комитета министров, первый глава Совета министров, член Государственного совета - таковы основные служебные посты, на которых проходила его деятельность. Этот известнейший сановник оказал заметное, а во многих случаях и определяющее, влияние на различные направления внешней, но особенно внутренней политики империи, став своеобразным символом возможностей и одновременно беспомощности мощной государственной системы. П. Б. Струве писал: "…гений Витте следует искать не в плохих трактатах по политической экономии, написанных чужими руками, а в государственном творчестве, свободном от пут доктрин и с какой-то державной легкостью разрешавшей трудности, перед которыми останавливались мудрецы и знатоки"[14]. "Витте за короткое время так много сделал, что Россия за какие-то два десятилетия шагнула вперед и стала вровень с ведущими государствами мира рубежа 19-20 веков, пишет доктор исторических наук В.А. Федоров. - С Россией стали считаться все государства, с Россией заключали договоры Франция, Англия, Япония. Россия не могла бы подняться до таких высот, если бы не было у нее таких умных руководителей, государственных деятелей, как Витте. 29 июня 1999 г. в России отмечалось сто пятьдесят лет со дня рождения Сергея Юльевича Витте. Юбилей прошел скромно, особенно на фоне пушкинских торжеств, но все-таки состоялось несколько симпозиумов и конференций, посвященных этому выдающемуся государственному деятелю. Во всех докладах, произнесенных по этому случаю, красной нитью проходила мысль о том, что Витте, в сущности, приходилось решать те же самые экономические, финансовые и политические проблемы, которые и доныне стоят перед Россией.

Список источников и литературы

  1. Витте С.Ю. Избранные воспоминания. - М., Т. I, 1997
  2. Витте С.Ю. Избранные воспоминания. - М., Т. II, 1997
  3. Игнатьев А.В. С.Ю. Витте – дипломат. - М., 1989
  4. Ананьич Б. В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юлиевич Витте и его время. - Спб., 2000
  5. Романов Б.А. Очерки дипломатической истории русско-японской войны. 1895 – 1907. М., Л., 1955
  6. Шишов А.В. Витте. Финансовый гений последних Романовых. -М.: Вече, 2004 (Досье без ретуши)
  7. Субботин Ю.Ф., Игнатьев А.В. Под гром пушек. С.Ю. Витте и договоры 1904 и 1905 годов с Германией и Японией// Российская дипломатия в портретах.- М., 1992
  8. Корелин А.П. С.Ю. Витте// Россия на рубеже веков: исторические портреты. - М., 1991
  9. Струве П.Б. Граф С.Ю. Витте. Опыт характеристики.//Сергей Юлиевич Витте – государственный деятель, реформатор, экономист (К 150-летию со дня рождения).- М., Ч.II, 1999
  10. Гиндин И.Ф. С.Ю. Витте как государственный деятель. Опыт социально-политической характеристики.// Там же. Ч. I. С. 49-110
  11. Гаврилов К.В. С.Ю. Витте и общественное мнение о его государственной деятельности.// Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук.- Спб., 2009

[1] Романов Б.А. Граф С.Ю. Витте. Воспоминания. //Книга и революция.-1923. № 2 (26); Романов Б.А. Витте накануне русско-японской войны. //Россия и Запад. – Пг. 1923; Тарле Е.В. Граф С.Ю.Витте. Опыт характеристики внешней политики. – Л.: Изд-во «Прибой» им. Е. Соколовой, 1927.

[2] Витте С.Ю. Избранные воспоминания. - М., Т.I, 1960, с. 381

[3] Игнатьев А.В. С.Ю. Витте – дипломат. - М., 1989, с. 190-191

[4] Субботин Ю.Ф., Игнатьев А.В. Под гром пушек. С.Ю. Витте и договоры 1904 и 1905 годов с Германией и Японией// Российская дипломатия в портретах.- М., 1992, с. 323

[5] Шишов А.В. Витте. Финансовый гений последних Романовых. -М.: Вече, 2004 (Досье без ретуши),   с. 188-189

[6] Игнатьев А.В. С.Ю. Витте – дипломат. - М., 1989, с. 41

[7] Витте С.Ю. Избранные воспоминания. - М., 1991, с. 333-334

[8] Субботин Ю.Ф., Игнатьев А.В. Под гром пушек. С.Ю. Витте и договоры 1904 и 1905 годов с Германией и Японией// Российская дипломатия в портретах.- М., 1992, с. 328

[9] Игнатьев А.В. С.Ю. Витте – дипломат. - М., 1989, с. 217-219

[10] Субботин Ю.Ф., Игнатьев А.В. Под гром пушек. С.Ю. Витте и договоры 1904 и 1905 годов с Германией и Японией// Российская дипломатия в портретах.- М., 1992, с. 330

[11] Витте С.Ю. Избранные воспоминания. - М., 1991, с. 488

[12] Шишов А.В. Витте. Финансовый гений последних Романовых. -М.: Вече, 2004 (Досье без ретуши),   с. 371

[13] Там же. с. 372-373

[14] Струве П.Б. Граф С.Ю. Витте. Опыт характеристики.//Сергей Юлиевич Витте – государственный деятель, реформатор, экономист (К 150-летию со дня рождения).- М., Ч.II, 1999, с. 217

При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»

Go to top