Вятчина М.В.

Введение

Фотокамера — это инструмент, который учит людей,
как надо видеть мир без фотокамеры

Р. Алиев, фотограф.

Фотографическое изображение – элемент культуры, без которого жизнь человека немыслима уже больше ста пятидесяти лет. Фотография в г. Казани получила широкое распространение уже в первые десятилетия своего существования, претерпела самые разные изменения, познала взлеты и падения, громкие победы (например, высшие награды дореволюционных фотографов на Международных выставках) и уникальные явления, к которым, например, относится творчество профессиональной группы «ТАСМА» в 1970-1980-е гг. К числу малоизученных источников, раскрывающих страницы истории г. Казани, относятся фотографические материалы, одной из разновидностью которых является этнографическая/антропологическая фотография, т.е. снимки, запечатлевшие этнокультурное многообразие региона.

Актуальность исследования фотографии как источника заключается и в том, что с наступлением цифровых технологий многое радикально меняется в способах фиксации, все чаще высказывается мысль о наступлении эпохи «постфотографии»[1]. Здесь мы солидарны с К. Гирцем, который говорил о сложности и необходимости изучения «в антропологических работах других антропологических работ», иначе говоря – источников разного порядка[2].

Объектом настоящего исследования является фонд фотографий Этнографического музея Казанского университета, посвященный народам Волго-Уралья. Предметом исследования выступает презентация интеллектуального осмысления этничности, выраженная в фотографиях.

Целью работы является исследование научного потенциала фотографий фонда Этнографического музея Казанского университета как исторического источника. Для достижения поставленной цели необходимо решение следующих задач:

1) Рассмотреть начальный этап развития и накопления фотографического собрания Этнографического музея Казанского университета, посвященного этническим группам региона

2)  Провести количественный и качественный анализ фотофонда Этнографического музея Казанского университета

3)  Проанализировать роль фотографических практик казанских ученых и фотографов в контексте имперского развития на рубеже XIX – XX вв.

Волго-Уральский регион исторически сложился как территория с полиэтничным и многоконфессиональным населением. С момента основания Казанский университет утвердился как интеллектуальный центр региона. Вторая половина XIX века отмечена большим интересом к традиционной культуре, определенной романтизацией сельского уклада жизни и поисками «национальных корней», особенно в отношении финно-угров, которые находились под пристальным вниманием финских исследователей. Этим обусловлены территориальные и временные рамки исследования: Вого-Уралье в 1870 – 1910-е гг. В настоящей работе как равные и взаимозаменяемые используются термины: визуальный, иконографический; фотонарратив, фотодокумент.

Корпус источников включает фотографии Этнографического музея КФУ, освещающие культуру следующих тюркских и финно-угорских этнических групп: татары, чуваши, башкиры, мордва, марийцы, удмурты, пермяки, бесермяне; иллюстрации из Этнографических альбомов Н.В.Никольского, напрямую связанные с вышеназванным фондом, научные сочинения этнографов-членов Общества археологии, истории и этнографии Казанского университета, архивные документы. Методологическая база исследования предполагает рассмотрение историографических фактов и этнографических реалий во взаимосвязи, развитии и критической оценке. В работе используются общеисторические методы: проблемно-хронологический, историко-сравнительный, культурно-антропологический. Работа также основывается на сочетании количественных и качественных методов: дискурс- и контент-анализ, биографический метод, связанный с изучением деятельности ученых и фотографов, а также метод прикладного визуального анализа, предполагающий этап дескрипции, реконструкции и социально-культурной интерпретации.

Литературу по данной теме можно охарактеризовать с нескольких позиций. Одним из значимых явлений в сфере российской науки представляются издания серии «Визуальная антропология»[3] под руководством Е.Р.Ярской-Смирновой. На сегодняшний день вышло четыре тома, которые восполняют пробел в наличии российских теоретико-методологических работ. Следующая группа работ объединяет исследование «визуальности» как интеллектульного феномена: это фундаментальные работы Р.Барта, Ж.Бодрийяра, В.Беньямина, Р.Арнхейма, К.Хайдера. Далее идет литература о людях, связанных с созданием непосредственно фотографий, вошедших в собрание Этнографического музея, труды, направленные на изучение истории Казанского университета и ОАИЭ.

Новыми формами академического сотрудничества современности становятся следующие дискуссионные площадки: Всероссийский форум «Многонациональная Россия: этнология и киноантропология», Российский фестиваль антропологических фильмов, Северный кочующий фестиваль и мн. др. Нужно признать, что, сформировавшаяся именно на этнографическом материале визуальная антропология становится интересным методологическим инструментом в самых разных дисциплинах и междисциплинарном поле. Среди ведущих отечественных ученых, теоретиков и практиков наиболее известны следующие имена: социологи П.В.Романов, Е.Р.Ярская-Смирнова, Е.Ю.Мещерская-Рождественская, философ В.Л.Круткин, историк И.В.Нарский, филолог В.Л.Кляус, этнографы А.В.Головнев, О.Б.Христофорова и др. Переводятся на русский язык и издаются специальные журналы и первые обобщающие пособия, то есть постепенно происходит этап «перехода количественного материала в качественный».

Работа включает в себя введение; две главы, рассказывающие о развитии фотографического дела в г. Казани на примере этнографического жанра; заключение; список использованных источников и литературы; приложения. Структура обусловлена внутренней архитектоникой исследования.

Глава 1. Теории и практики визуализации этничности

1.1. Терминологическое введение

Объяснение ключевых для данной работы терминов начнем с определения медиа (форма «медиум» в единственном числе используется реже). Согласно известной фразе канадского ученого Г.М.Маклюэна «The Medium Is the Massage»[4], любые медиа (к которым теоретик коммуникаций относил язык, печать, дороги, деньги, кино и т.д., т.е. все средства трансляции информации) являются сообщениями и могут прочитываться как текст. Поэтому мы говорим о «сообщительности»[5] фотографических изображений, о возможности их «прочтения» с позиций постнеклассической философии, связанной с аналитическим, дискурсивно-дескриптивным способом исследования. Все это осуществляется при опоре на конкретную методологию, предложенную в трудах Р.Барта, В.Беньямина, Ж.Бодрийяра, М.Бланшо, С.Зонтаг, Р.Краус, Е.В.Петровской, В.В.Савчука, В.Флюссера.

Определение дискурса, как и понятие текста, используется нами с опорой на труды М.М.Бахтина, Ж.Деррида, М.Фуко, П.Бурдье, Т. Ван Дейка (для гуманитария все может быть текстом, меняются только оптики для исследования, которые возникают в результате многочисленных «поворотов» XX в.: эпистемологического, лингвистического, визуального). «Дискурс, - как отмечает Т. Ван Дейк, - есть коммуникативное событие, происходящее между говорящим, слушающим (наблюдателем и др.) в процессе коммуникативного действия в определенном временном, пространственном и проч. контексте»[6]. Конкретно фотографический дискурс может быть описан как сфера информационного обмена, т.е. как система отношений между сторонами, вовлеченными в коммуникативную деятельность[7]. В нашем случае это сфера прогнозирования, «заказа» и «придумывания» (рекомендации, пособия) производства (ателье, фотографические заведения) визуальных изображений, их транслирования в общество (посредством выставочной, экспозиционной деятельности, печати в журналах и иллюстрированных изданиях, продажи сувенирной продукции и открытых писем), а также хранения и дальнейшего использования.

Также в нашей работе используется термин «иконология», разработнный немецким исследователем искусства Эрвином Панофски[8]. В терминологическом аппарате большое место отводится дефиниции «национализм», под которым понимается идеология превосходства интересов нации (сконструированного сообщества) над прочими интересами. Это определение, взятое из Encyclopaedia Britannica, является западным, либеральным вариантом толкования. В традиции постмодернизма (постнеклассицизма) нация, вслед за Б.Андерсоном, Э.Геллнером, В.А.Тишковым, А.И.Миллером и др., понимается как воображаемое сообщество, которое формируется с помощью различных дискурсивных практик.

Близкими по тематике к данному исследованию являются постколониальные исследования, чаще звучащие в зарубежной историографии. Э. Саид пишет о «придумывании Востока» в европейской литературе[9], Б. Андерсон обращает внимание на картографирование зависимых территорий и «музеефицирование» артефактов покоренных культур[10]. Н. Мирзоефф[11] отмечает роль медиа (в первую очередь, фотографии) в становлении национальной идентичности. Таким образом, идентичность в настоящей работе рассматривается как форма нарратива, создаваемого нацией как коллективом людей для представления и повествования о самих себе. А.В.Лукина говорит о «самоколонизации» «темного народа»[12] империи, освоении «неведомой социальной реальности - Народа», что явилось одной из причин повышенного этнографического интереса конца XIX века.

Важную роль играют обозначения таких явлений, как репрезентация, конструирование, репрезентативность[13]. Автором впервые вводится такое определение, как «визуализация этничности», под которой понимается совокупность социально-культурных и исследовательских практик, связанных с существованием в обществе (государстве, в международном контексте) устойчивых типов производства визуальных фиксаций этнических групп.

Исходя из вышеизложенного, можно констатировать, что этап нациестроительства, связанный с капиталистическим развитием Российской империи на рубеже XIX – XX вв., определил появление новых социокультурных механизмов в обществе, одним из которых стало распространение фотографических практик в транслировании идеологических констант, которое можно проследить на примере дореволюционной Казани.

1.2. Методические рекомендации по созданию «этнографических видов и типов»

Одновременно с распространением фотографии стали создаваться специализированные издания, которые, в первую очередь, выполняли профессиональный заказ, выступая корпоративным печатным органом, рассказывали о новинках нарождающегося фоторынка, о патентах и изобретениях. В российской среде такие издания в достаточном количестве содержали переводные материалы и рекламу зарубежных мастеров. Среди методических рекомендаций внимание к съемке этнографической фотографии стало активно уделяться с повышением интереса к последней. Известия Императорского Русского географического общества в 1872 г. напечатали перевод немецкой статьи – «Наставления для желающих изготовлять фотографические снимки на пользу антропологии»[14]. В ней, в рамках западноевропейского расширенного понимания антропологии как науки о человеке (в отличие от российского, где антропологии придается узкая биологическая направленность) описываются виды научных снимков. Выделяется два типа снимков: физиогномические и этнографические. Первая группа должна была отображать физические особенности народов для проведения сравнительных действий, т.е. эти снимки должны были обеспечивать антропометрические исследования. Особо рекомендовалось делать лицевой (с фаса) и боковой (в профиль) виды головы, если не было возможности измерить параметры «особи» специальным циркулем, то предлагалось «повесить возле оригинала метрическую ленту с лотом», «особи должны быть сняты стоймя и держась прямо, спереди, сзади и с бока».

Этнографические фотографии, как считал автор, несут гораздо больше простора для «художественных наклонностей фотографа». Особое внимание рекомендовалось уделить костюму, утвари, оружию, жилищу. То есть можно сделать заключение, что именно элементы традиционной материальной культуры, видимой и осязаемой, для человека середины XIX века были признаком «этнографичности».

Стоит отметить, что подобного рода рекомендации не были искусственно созданными официальными предписаниями, а отражали существующие практику и формировались по мере накопления опыта. Применение конкретного набора поз и режимов съемки отражает реальную ситуацию и отвечает требованиям, которые предъявляли ученые к заказанным снимкам.

1.3. Роль научных теорий: позитивизм и эволюционизм

Исторический период характеризуется доминированием конкретных идей и тенденций в сфере научного знания. Так, для указанного нами периода весьма важным явлением была теория эволюционизма, которая во многом определяет подход к изучению народов ученых того времени.

«Эволюционистская антропология XIX века широко использовала визуальные образы, демонстрирующие многообразие культурных типов. Но, как отмечают Х.Морфи и М.Бэнкс, здесь нередко господствовал наивный реализм в понимании фотографии, недостаточно учитывалась культурологическая основа видения и конструктивная природа воображения. Чем дальше антропология отходила от эволюционизма, тем меньше визуальные образы внушали доверие»[15]. Отсюда противоречие: столетие с небольшим назад снимки фиксировали упорядоченное, структурированное и сконструированное в умах ученых бытование, сегодня «этнографичность» (в понимании атрибутов национальной культуры) на тех же самых территориях – то, что хранится в сундуках, но фиксация исследователем будет производиться совсем по-иному сценарию, никаких «антропологических измерений и расовых сравнений».

Однако вернемся к сущности позитивизма. В исследуемый нами период эта когнитивная модель была ведущей исследовательской парадигмой, причем в этнографическом знании позитивизм наиболее яркое выражение обрел в эволюционистском направлении. [16]. «Эволюционистская ценностная шкала, применительно к проблемам этнографии, показывала, что многочисленные и до того мало связанные друг с другом описания «туземной жизни», происходящие из разных времен и регионов, теперь могли складываться в определенную последовательность»[17]. Эволюционистом в своих научных взглядах был и профессор Казанского университета,этнограф Иван Николаевич Смирнов. На страницах своих трудов он упоминает имена ученых, которые и сейчас являются признанными классиками позитивизма: Э.Тэйлор, Г.Спенсер. Лейтмотивом в его работах проходят идеи «географического детерминизма», «эволюция как однолинейное развитие», «концепция глобальных и тотальных инородческих заимствований»[18]. Обращаясь к снимкам, которые производились казанским фотографом К.Т.Софоновым   при научном консультировании, а подчас и по заказу Смирнова, мы можем выявить любопытные закономерности.

Представляется возможным сравнить работы фотографа Софонова в разных условиях. Его полевые снимки, как и все экспедиционные фотоработы московского интеллектуала П.М.Богаевского, снимки которого экспонировались на Казанской научно-промышленной выставке, отличаются четкой фокусировкой на конкретном предмете, предельной скупостью образа: складывается впечатление, что мы видим не разных людей, а лишь некие объекты, которые должны быть зафиксированы. Более того, обилие поясных фотографий, во весь рост, профиль и анфас не только соответствуют распространенным рекомендациям для изготовления антропологических снимков, но и отсылают нас к идеям эволюционизма, который был доминирующей социальной теорией в указанный период времени, выступая и основным регулятором научных изысканий. Десятки и сотни людей сняты как биологические объекты и напрочь лишены роли социальных субъектов, даже национальная одежда не наделяет их чертами акторов социальной реальности[19], а лишь подчеркивает процесс того, что вся одежда примерно одинакова и делится по полово-возрастным критериям.

Интересно, что в жизнеописаниях И.Н.Смирнова за ним прочно утвердилась характеристика «последовательного эволюциониста». Отсюда мы можем сделать вывод, что в процессе совместной работы фотограф подстраивался под «научный стиль фотографии», пусть даже в ущерб художественной ценности снимков, делая акцент на документальном изображении и иллюстрировании идеи прогресса и движения человечества вперед. Аналогично тому и работы студента Богаевского выполнялись совершенно в духе присущих «документальному жанру» снимков, которые могли быть ему доступны для изучения.

Если для эволюционизма личностные характеристики объектов съемки были совершенно неважны, то в своей студийной работе Софонов, создавая портретный ряд инородцев Поволжья, проявлял совершенно иной подход. Снимки, как и типажи, представленные на портретах серии «Инородцы Красноуфимского уезда Пермской губернии», на фото С.В.Рылова и В.М.Репина, представляют собой характерный продукт «творческого капитализма». Мы не можем отнести их к подлинно этнографическому жанру, поскольку они в большей степени отражают универсальный и коммерциализированный подход мастера. Все эти работы выполнены в жанре пикториализма[20] – достаточно распространенной среди российских фотографов технике придания «художественности» изображению, которой способствовали легкая размытость и особый романтический флер.

К указанному направлению можно отнести «портрет мордовки Анны» К.Т.Софонова: для автора на первый план выдвигаются тонкие черты, изящно показан поворот головы, красиво приподнято лицо, словно это не крестьянка, а девушка из дворянской среды. Указание имени на обороте изображения указывает на акт персонификации, а легко сдвинутый на плечо элемент традиционного костюма - нагрудник (казалось бы, абсолютное нарушение с точки зрения научной точности) - переносит акцент с национальной принадлежности Анны на ее чисто женские черты. Но именно такой снимок вызывает исследовательский интерес в ряду одинаково композиционно построенных позитивистских фотографий.

Таким образом, позитивизм как ведущая когнитивная модель исследовательских этнографических практиках конца XIX в., находил отражение в экспедиционных фотографиях, что выражалось в определенном наборе требований к «снимкам на пользу антропологии», в сочетании поз, режимов съемки и «безличности» портретных типов. Своеобразным ответом «научности» были студийные портреты в стиле пикториализма, передававшего особый романтический образ и драматизм в постановочности фотографического сюжета.

Глава 2. Визуальные фиксации этнических групп Волго-Уралья в Этнографическом музее Казанского университета

2.1. История складывания фотофонда Этнографического музея Казанского университета

Казанский университет является особым учреждением, история которого наглядно демонстрирует этапы развития отечественной науки, начиная с 1804 г. Одним из его подразделений является Этнографический музей. Многочисленные коллекции, собранные в разных частях мира, деятельность Географического кабинета, Общества археологии, истории и этнографии (ОАИЭ), архивы отдельных ученых – все это многоаспектно представлено в музее, который, функционируя на протяжении всего периода своего существования как собрание учебно-вспомогательных материалов, представляет собой ценнейшую коллекцию научных артефактов. Среди более чем сорока тысяч единиц хранения значительную часть в фондах составляют фотографические коллекции. Музейные экспонаты, являющиеся одним из самых репрезентативных типов исторических источников, также обладают своими биографическими и нередко автобиографическими особенностями. Коллекции, собранные исследователями в конце XIX – начале XX вв., включаются в трехмерную систему отношений, олицетворяя опредмеченное пространство традиционной культуры, указывая на творческие и функциональные мотивации владельцев (изготовителей). Наконец, эти вещи связаны с личностью собирателя, руководствующегося личной исследовательской программой и субъективным восприятием изучаемой культуры[21]. Нельзя не сказать и о роли фотографов-профессионалов[22], которые достаточно рано начали коммерциолизировать изображения как сувенирную продукцию, размещая на открытках или выпуская коллекционные серии.

Однако есть определенная трудность, выражающаяся в том, что фотография по своей сути является одномоментным снимком, неудобным для восприятия вне контекста, вне серии. Поэтому изучение фотографий, подчас одиночных, объединенных в один фонд исключительно по принципу содержания (презентация «типов и материальной культуры» одного этноса), нарушение «принципа серийности» требуют дополнительного экскурса в историю собирания всех этих изображений в одном месте.

Нужно начать с того, что фотография стала применяться в научных целях практически с момента изобретения. Так, статус комиссионеров Университета в 1860 – 1880 гг. имели казанские фотографы А.А.Рончевский, В.А.Гисси, Г.Ф.Локке.

Необходимо объяснить, почему в работе наиболее часто будет встречаться имя Ивана Николаевича Смирнова[23]. Дело в том, что, будучи признанным специалистом и знатоком народов Волго-Уралья, с 1888 г. И.Н.Смирнов совершил большое количество экспедиционных поездок или, согласно бытовавшему в академических кругах термину, своего рода междисциплинарных «экскурсий»[24]. В ходе полевых исследований (в разное время совместно с преподавателем финских наречий М.П.Веске, хранителем музея Отечествоведения П.В.Траубенбергом) фотографом К.Т.Софоновым, который в 1894 г. стал официальным членом Общества археологии, истории и этнографии, были засняты бытовые картины и типы поволжских инородцев. Проблема нецелостности фотографического массива связана с широтой научных связей И.Н.Смирнова как основного собирателя коллекции и последующими трансформациями и реорганизацией научных заведений. Сегодня можно попытаться проследить судьбу снимков и уместно говорить как минимум о четырех местах пребывания «типов поволжских инородцев» К.Т.Софонова помимо Казанского университета: Музей г. Гельсингфорса[25], Национальный музей Финляндии, научный архив Чувашского государственного института гуманитарных наук (куда фотографии попали в 1949 г. в составе «этнографических альбомов» Н.В.Никольского[26]), Национальный музей РТ[27], Российский этнографический музей[28], с которым И.Н.Смирнов сотрудничал, будучи одним из организаторов этнографического отдела Русского музея императора Александра III. Вполне возможно, что этот перечень не является полным и окончательным.

Нужно сказать, что научный тандем К.Т.Софонова и И.Н.Смирнова не ограничивался лишь Казанской научно-промышенной выставкой. Есть основания предполагать, что и наиболее ранние снимки в составе материалов ОАИЭ – фото «черемисских детей», датированные 1878 г. выполнены этим фотографом, поскольку в это время он уже имел собственное профессиональное оборудование[29]. Помимо снимков комиссионеров К.Т.Софонова, «прусского подданного» Г.Ф.Локке, «отставного губернского секретаря» М.Вяткина и его преемников, коллекции музея содержат отдельные работы П.М.Богаевского, С.В.Рылова и др. Благодаря работам ученых и фотографов ‑ в прямом смысле – можно увидеть регион в лицах, позах, обрядах, зданиях и пейзажах.

2.2. Каталогизация и логотипизация  в выставочной деятельности

Одним из крупных событий, отражающих многие процессы конца XIX века на территории Волго-Уралья, была Казанская научно-промышленная выставка 1890 г. Благодаря сохранившимся каталогам и документальным источникам, можно понять, каким образом происходила трансляция понимания этничности в имперском обществе посредством выставочной деятельности. Важным в них является то, что сохранились отдельные документы, описывающие концепцию выставки (стратегия), т.е. в них отражены взгляды организаторов, целевые установки. Реальное наполнение в виде экспонатов, сохранилось в коллекциях нескольких музеев и может быть идентифицировано по описям.

Непосредственно связанными с данной темой в составе Выставки 1890 г., «состоящей под покровительством Его Императорского Высочества Государя наследника Цесаревича», были два отдела – «книжно-типографский и фотографический» и «историко-этнографический». В составе этих отделов фотографии следовало выступать как иллюстрации бытования тех или иных культурных артефактов («фотографические снимки этих построек») и как самостоятельному экспонату. Учитывая, что программа обоих отделов была подготовлена одним человеком – профессором университета Н.А.Осокиным, становится понятным, почему в этих смежных отделах прописано экспонирование идентичных образцов[30]. В источниках из документооборота историко-филологического факультета Казанского университета можно проследить ход дискуссий по поводу важного предстоящего события и способов сбора экспонатов. Профессор И.Н.Смирнов не раз упоминал о возможности включения тех или иных материалов в выставочное пространство и отмечал необходимость выделения средств на краткосрочные экспедиции для их приобретения[31].

О ходе выставки в специальной статье написал сам профессор И.Н.Смирнов[32]. Он указывает, что на выставке были представлены, между прочим, и фото «волжских инородцев» общим числом до 250-ти. Автор разделяет их на два массива. «Первый можно назвать антропологическим»: поясные снимки в фас и профиль, имеющие целью дать понятие о типе лица – форме носа, губ и т.д. Более обширным он называет «второй разряд», иллюстрирующий быт инородцев.

Таким образом, можно говорить о сложившихся практиках изображения и интерпретации визуальных фиксаций этнических групп, которые совершались учеными и фотографами в особом конструированном пространстве музейно-выставочных площадей.

2.3. Отражение политических императивов в этнографических практиках

Конец XIX в. в истории многих стран стал «периодом расставания с прошлым», причем во всех областях: капитализм в сфере социально-экономических отношений, «век империй» в государственном строительстве (по определению Э.Хобсбаума), становление наук и формирование когнитивных теорий. Вместе с тем, в кругах европейских интеллектуалов высказывались мысли о необходимости «уловить» момент «уходящей натуры» - и здесь как нельзя кстати была фотокамера с ее способностью запечатлевать момент реальности, тиражировать, выставлять напоказ и «бесконечно воспроизводить изображения» (как называет этот процесс в контексте «колониальной археологии» Б.Андерсон[33]), тем самым доказывая превосходство прогресса и общества над природой.

Предложения по фиксации традиционных культур с энтузиазмом встречались признанными учеными, студентами[34], нарождающейся национальной интеллигенцией: они отправлялись на поиски «чистых форм» и стремились сравнить, обобщить, измерить. Факт проведения исследовательских экспедиций с фиксацией многообразия населяющих страну народов, по мнению Е.А.Вишленковой, может рассматриваться как факт вхождения русской монархии в западный, светский имидж власти[35]. С апелляцией к Р. Уортману отмечается, что такое «вхождение» происходило под лозунгом «просвещения», цивилизаторской политики императора. Все это вписывалось в развитие науки, которая предлагала рациональные практики строгой верификации данных, отказывалась «от слабо подкрепленных умозрений в пользу познания эмпирического материала, с дальнейшим выходом на глубокие обобщения»[36]. Именно так происходила актуализация этнографических исследований, анализировавших движение человечества по пути к цивилизации.

Употребляя применительно к фотографии сочетание «коммерческий продукт», мы сразу отвечаем на вопрос о том, пользовались ли такие изображения спросом[37]. Определенно, пользовались, поскольку иначе они бы просто не дошли до нас в таком большом количестве, что говорит о масштабах тиражирования и типовом разнообразии. Фотографии казанских мастеров начала периода «печатного капитализма» использовались как иллюстрации для открытого письма, как сувенирная продукция (для чего рисовались узорные рамки и литеры), как открытки. Один снимок подчас призван был маркировать одну этническую группу, хотя все в совокупности продолжали оставаться для «классифицирующего ума государства»[38](где главным дифференцирующим признаком выступал конфессиональный) «инородцами», «магометанами» или «некрещеными». В любом случае, фотография становилась одной из сфер конструирования визуальных кодов и считывания информационных формул.

Другим не менее важны механизмом трансляции были периодические и культурно-просветительские иллюстрированные издания, среди которых нужно выделить многотомное издание «Живописная Россия» и журнал «Живая старина». Менее масштабно иллюстрировалось «Этнографическое обозрение», однако с расширением полиграфических возможностей пополнялись и техники визуального подкрепления текстового материала.

Особым явлением культурной жизни в указанный промежуток времени можно назвать феномен «Этнографических альбомов». Чаще всего собрания фотографий вклеивались в обычные крупноформатные альбомы и подкреплялись комментариями составителя. Именно такие (по описаниям[39]) «визуальные презентации» М.Е.Евсевьева, представлявшего Казанскую духовную академию, были удостоены наград на Нижегородской промышленной и Парижской всемирной выставке.. Составление тематических подборок[40] стало особой формой концептуального времяпровождения и новой повседневной практикой, что было актуально до начала эры дигитальных (цифровых) изображений, когда материальные альбомы перешли в электронную форму.

Обозначенный факт полностью вписывается в концепцию Б.Андерсона о работе «классифицирующего ума государства», который с помощью масштабных выставок, музейных экспозиций, популяризации работы естественнонаучных обществ «обрисовывал контуры империи»[41]. Подобные действия позволяли конструировать имперскую идентичность[42]. Естественно, в большей степени интеллектуальное воздействие оказывалось на средние и высшие слои общества, поскольку фотографии не были предназначены для показа крестьянам, а входили в публичную сферу. Употребление слова «инородец»[43] указывает на изначальную позицию субъекта и «объектность» по отношению к сельскому нерусскому населению.

«Изображение империи» было необходимым элементом властных действий по управлению огромными территориями[44]. Конфессиональное и этническое разнообразие «внутренних колоний», к которым относилась Казань и ее окрестности, таким способом фиксировалось, измерялось, становилось подотчетным и «видимым».

Резюмируя, можно сказать, что визуальные образы «инородцев» Казанского Поволжья, которые наряду с элитами были имперскими подданными, делались узнаваемыми за счет возможностей бесконечной воспроизводимости, возможной благодаря фотографии и печати. Таким образом власть добивалась конструирования и закрепления единого жизненного пространства не только за счет институционально-правовых, бюрократических действий, но и путем апелляции к интеллектуальным и культурным практикам.

Заключение

Вышеизложенный материал позволил сделать следующие выводы:

Фотографические практики в этнографических исследованиях распространялись практически одновременно с развитием самой фотографии. В фигуративном ряду можно отметить несколько вариантов функционирования фотографии в научном поле. Первый вариант представлен совместной деятельностью фотографа и ученого: как пример – сотрудничество профессора Казанского университета И.Н.Смирнова и комиссионера университета К.Т.Софонова. Второй «сценарий» связан с фотографической деятельностью этнографа-исследователя, как пример можно привести полевые снимки, выполненные П.М.Богаевским в экспедиции по изучению обычного права в жизни вотяков Сарапульского уезда Вятской губернии. Третий вариант – это привлечение к научным процессам студийных работ, которые осуществлялись преимущественно путем приобретения и дарения фотографий в пользу научных обществ.

Снимки в составе фотофонда свидетельствуют о влиянии эволюционистской теории на характер фотографических фиксаций. Рекомендации и наставления к съемке отражали первостепенные интересы авторов и интерпретаторов, связанные с массовыми антропологическими измерениями, отношением к снимаемым людям как к научным объектам, оценками русского («прогрессивного») влияния на инородцев, изучением «этнографичности» и «экзотичности», которые находили выражение, по мнению экспертов журналов, в «изображении костюма, оружия, особенных обрядов» и старинных принадлежностей. Как ответную реакцию на распространение документальной съемки можно расценивать пикториализм, который уделял внимание драматизации сюжета, приданию романтического флера, применению ретуши, сосредоточенности на личности, романтизации и персонификации.

В составе фотографического собрания Этнографического музея, посвященного народам Волго-Уралья, хранятся снимки, освещающие культуру тюркских (башкиры, татары, чуваши) и финно-угорских (бесермяне, вотяки, мордва, пермяки, черемисы) народов региона. Наибольшее количество снимков относятся к удмуртским и чувашским типажам. На наш взгляд, это связано с проблемой нецелостности фотографического собрания, с большим числом авторов, снимки которых попали в собрание по этим этническим группам и определенными научными интересами при комплектации. Кроме экспедиционных работ, важным событием для расширения фотографического собрания выступали выставки, для участия в которых ОАИЭ активно приобретало фотоснимки и негативы.

Одновременно с созданием фотографий происходила их трансляция в публичную сферу через определенные каналы. Во-первых, это выставочная и экспозиционная деятельность. Вторым каналом выступает публикация в специализированных иллюстрированных изданиях и журналах («Живописная Россия», «Живая старина», «Этнографическое обозрение»). В-третьих, это производство и выпуск сувенирной продукции, портретных типов, марок и открытых писем. Посредством перечисленных каналов трансляции происходила визуализация этнического многообразия, когда массовое воспроизводство, логотипизация и тиражирование изображений разных этносов служили одной цели – иллюстрации разнообразия «видов» имперского пространства, способствовали узнаванию обывательским взглядом «маркера» этнической группы и стереотипизированнному конструированию идеи «этничности» на потребительском уровне.

Список использованных источников и литературы

I. Источники

1. Музейные фонды

1.1. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-А – Черемисы (Марийцы). №№ 40 – 42, 52, 65 – 68, 897, 899, 901 – 903.

1.2. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Б – Вотяки (Удмурты). №№ 46 – 48, 73, 176 – 207, 216, 633 – 636, 725 – 739, 836, 852 – 854, 910 – 913.

1.3. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV- В – Чуваши. №№ 53, 64, 75, 710 – 724.

1.4. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Г – Мордва. №№ 56 – 59, 71 – 72, 74, 76 – 79, 913.

1.5. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV – Д – Татары. №№ 69, 475 – 478, 693, 898, 904 – 909, 928.

1.6. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV – Е – Башкиры. №№ 219 – 220, 227 – 230, 727, 230.

1.7. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. №№ 257 – 261.

1.8. ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-И – Бесермяне. №№ 563 – 566, 914.

2. Печатные источники

2.1. Комиссаров Г.И. К этнографической карте Козьмодемьянского, Цивильского, Чебоксарского, Ядринского уездов (Объяснительная записка) // Известия ОАИЭ. - Казань, 1913.

2.2. Комиссаров Г.И. Чуваши Казанского Заволжья // Известия ОАИЭ. - Т. XXVII, вып. 5. - 1911.

2.3. Комиссаров Г.И. О чувашах: Исследования. Воспоминания. Дневники. Письма . Чебоксары, 2003. С. 388.

2.4. Наставления для желающих изготовлять фотографические снимки на пользу антропологии // Известия Императорского Российского географического общества. - 1872. - Т.VIII. - №2. - С. 86 – 88.

2.5. Никольский Н.В. Собрание сочинений. Том IV. Этнографические альбомы. – Чебоксары: Чуваш. Кн. Изд-во, 2009. – 318 с.

2.6. Осокин Н. Программа историко-этнографического отдела Казанской научно-промышленной выставки.- Казань, 1889. - 8 с..

2.7. Осокин Н. Программа книжно-типографского отдела Казанской научо-промышленной выставки. – Казань, 1889. - 3 с..

2.8.Смирнов И.Н. Этнография на Казанской научно-промышленной выставке. – Казань, 1890. – 36 с.

3. Архивные материалы

3.1. НАРТ. Ф.1. Оп.3. Д. 243. 60 л.

3.2. НАРТ. Ф.1. Оп. 3. Д.6006. 32 л.

3.3. НАРТ. Ф.1. Оп.3 Д. 8273. 8 л

3.4. НАРТ. Ф.1. Оп.3. Д. 8275. 35 л.

3.5. НАРТ. Ф.977. Оп. Мед.фак. Д. 731. 1 л.

3.6. НАРТ. Ф 977. Оп. «Совет». Д. 1496. 6 л.

3.7. НАРТ. Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 8117. 35 л.

3.8. НАРТ. Ф. 977. Оп. «Совет». Д. 8350. 9 л.

3.9. ЧГНИИ. Никольский Н.В.Этнографический альбом. Снимки из религиозного быта вотяков. Отдел VIII. Ед. хр. №73. Инв. № 483.;

3.10. ЧГНИИ. Никольский Н.В.Этнографический альбом. Снимки из религиозного быта черемис. Отдел VIII. Ед.хр. №72. Инв. № 482. 25 л.;

3.11. ЧГНИИ. Отдел VIII. Ед.хр. 74. Инв. № 484. Никольский Н.В. Этнографический альбом. 186 ф.

II. Литература

1. II Всероссийский форум «Многонациональная Россия: этнология и киноантропология». Тезисы и материалы. 13 – 14 апреля 2009. – Екатеринбург, 2009. – 120 с.
2. 125 лет Обществу Археологии, Истории и Этнографии при Казанском университете. Проблемы историко-культурного развития Волго-Уральского региона. Этнографические исследования: Сборник научных докладов и сообщений, посвященных 200-летию Казанского государственного университета. Часть III. Казань: Казанский государственный университет им.В.И.Ульянова-Ленина, 2004. – 172 с.
3. Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма / Пер. с англ. В.Николаева, вступ. Ст. С.Баньковской. – М., 2001. – 288 с.
4. Андрей Осипович Карелин. Творческое наследие. – Нижний Новгород: Волго-Вят. Кн. Изд-во, 1990. – 300 с.
5. Арнхейм Р. О природе фотографии [Электронный ресурс] / Электрон. дан. // Новые очерки по психологии искусства. - М., «Прометей», 1994. - С.119-132. - Режим доступа: http://foto-e.ru/photographia-statya-O%20prirode%20photographii.php, свободный. - Загл. с экрана. - Проверено 26.10.2010.
6. Аудиовизуальная антропология. Истории с продолжением. – М.: Институт Наследия, 2008. – 320 с.
7. Банников К. Социальная фотосессия: как фотографировать людей, если ты не фотограф / К.Банников // Социальная реальность. – 2008. - № 8-10. – С.108 - 116.
8. Барт Р. Cameralucida / Пер. с фр., вступ. ст., коммент. и послесловие М. Рыклина. – М.: AdMarginem, 1997. – 223 с.
9. Беньямин В. Краткая история фотографии [Электронный ресурс] / Электрон. дан. – Режим доступа: http://photounion.by/klinamen/dunaev-ben3.html, свободный. – Загл. с экрана. – Проверено 27.10.2010.
10. Бодрийар Ж. Фотография, или письмо света. [Пер. с англ. Арсена Меликяна] [Электронный ресурс] / Электрон. дан. - Режим доступа: http://www.dironweb.com/klinamen/dunaev1.html, свободный. - Загл. с экрана. - Проверено 26.10.2010.
11. Вартанов А. Фотография: документ и образ / А.Вартанов. – М.: «Планета», 1983. – 271 с.
12. Визуальная антропология: городские карты памяти / Под ред. П.Романова, Е. Ярской-Смирновой. – М., 2009. - 312 с.
13. Визуальная антропология: настройка оптики / Под ред. Е. Ярской-Смирновой, П.Романова (Библиотека Журнала исследований социальной политики). – М.: ООО «Вариант», ЦСПГИ, 2009. – 296 с.
14. Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность: Сб. науч.ст. / Под рук. Е.Р.Ярской-Смирновой, П.В.Романова, В.Л.Круткина. – Саратов: Научная книга, 2007. – 528 с.
15. Вишленкова Е.А. Визуальная антропология империи, или «увидеть русского дано не каждому» / Е.А.Вишленкова. – М.: Изд. дом ГУ ВШЭ, 2008. – 56 с.
16. Владимиров Н. Воспитательный потенциал снимка [Электронный ресурс] / Электрон. дан. // Советское фото. 1984. №3. Режим доступа: http://www.photoweb.ru/prophoto/biblioteka/History/vospit_potenc.htm, свободный. Загл. с экрана. Проверено 27.04.2009.
17. Гибадуллина Н.М. И.Н.Смирнов – профессор Императорского Казанского университета: дис… кандидата ист. Наук / Н.М.Гибадуллина; Казанский федеральный университет. - Казань, 2011. - 300 с.
18. Гирц К. Интерпретация культур / Пер. с англ. — М.: Российская политическая энциклопедия), 2004. — 560 с.
19. Дореволюционная Казань: миссионерское просвещение и исследование народов Поволжья. – Хельсинки, 2005. – 211 с.
20. Идрисова Р.Р. Государственное регулирование фотографической деятельности в России во второй половине XIX – начале XX в. / Р.Р.Идрисова // Учен. Зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. Науки. ‑ 2010. – Т. 152, кн. 3, ч. 2. – С. 49 – 56.
21. Идрисова Р.Р. Деятельность фотографа Константина Трифоновича Софонова в ОАИЭ при Казанском университете / Р.Р.Идрисова // 125 лет ОАИЭ при Казанском университете. Проблемы историко-культурного развития Волго-Уральского региона.Ч.III. - Казань, 2004. С. 55 – 57.
22. Ильин В.И. Драматургия качественного полевого исследования / В.И.Ильин. – СПб.: Интерсоцис, 2006. – 256 с.
23. Иванов Ю.Н. Методологические и методические аспекты в педагогической деятельности Ивана Николаевича Смирнова / Ю.Н.Иванов // Методика преподавания философии в высшей школе. – Казань, 2007. – С. 81 – 85.
24. Загребин А.Е. Об исследовательском феномене одной научной генерации в истории финно-угорской этнографии / А.Е.Загребин // Этнос - Культура - Человек: Сб. мат. междунар. науч. конф., посв. 60-летию В.Е. Владыкина. - Ижевск, 2003. - С.163 – 168.
25. Загребин А.Е. Финны об удмуртах: Финские исследователи этнографии удмуртов XIX- первой половины XX вв.: Монография / А.Е.Загребин. – Ижевск: Удмуртский ИИЯЛ УрО РАН, 1999. – 185 с
26. Загребин А.Е. Этнографическое изучение финно-угорских народов России в XVIII - начале XX вв.: история, теория и практика: автореф. дис… доктора ист. Наук / А.Е.Загребин; Чуваш. гос. ун-т. – Чебоксары, 2009. – 43 с.
27. Каппелер А. Россия – многонациональная империя
    А.Каппелер. – М.: Традиция, 2000. – 344 с.
28. Колесникова Д.А. Фотография как способ конструирования социальной реальности: автореф. дис….кандидата философских наук / Д.А.Колесникова; СПбГУ. – СПб., 2011. Режим доступа: http://mediaphilosophy.ru/biblioteca/research, свободный. Загл. с экрана. Проверено 28.09.2011.
29. Корепанова С.А. Выставочная деятельность в России в XIX веке (промышленные и научно-промышленные выставки): автореф. дис….кандидата исторических наук / С.А.Корепанова; Урал. Гос. Ун-т. - Екатеринбург, 2005. - 27 с.
30. Кранк Э. Дискурс в фотографии / Э.Кранк.– Чебоксары: Чуваш. гос. пед. ун-т, 2009. – 220 с.
31. Круткин В.Л. Антропологическая «добыча» фотографической охоты / В.Л.Круткин // «Камера–посредник». III Московский международный фестиваль и конференция визуальной антропологии. М.: МГУ, 2006. - С.86- 101.
32. Круткин В.Л., Власова Т.А. Исследования визуальных аспектов культуры / В.Л.Круткин, Т.А.Власова. – Ижевск, 2009. – 144 с.
33. Круткин В. Снимки домашних альбомов и фотографический дискурс / В.Круткин // Визуальная антропология: настройка оптики. – М., 2009. – С. 109 – 125.
34. Круткин В.Л. Пьер Бурдье: фотография как средство и индекс социальной интеграции / В.Л.Круткин // Вестник Удмуртского университета. 2006. № 3.С. 40 – 55.
35. Круткин В.Л. Фотографический опыт и его субъекты / В.Л.Круткин // Визуальная антропология: новые взгляды на социальную реальность. Сб. науч. ст. – Саратов: Научная книга, 2007. - С. 43-61.
36. Куделин П.Г., Молчанов В.С. Фотолюбитель-краевед / П.Г.Куделин, .С.Молчанов. – М.: Искусство, 1956. – 79 с.
37. Лукина А. В. Социокультурные технологии формирования национальной идентичности (историко-методологический аспект): автореф. Дис… кандидата культурологи / А.В.Лукина; Урал. гос. ун-т. – Екатеринбург, 2004. – 25 с.
38. Маклюэн Г.М Понимание медиа: Внешние расширения человека. - М.; Жуковский: «КАНОН-Пресс-Ц»; «Кучково поле», 2003. – 464 с.
39. Мигранова Э.В. Этнография в фотографиях фототеки отдела этнологии ИИЯЛ УНЦ РАН / Э.В.Мигранова // Этносы и культуры Урало – Поволжья: история и современность: Материалы IV Всероссийской научно-практической конференции молодых ученых. – Уфа: ИЭИ УНЦ РАН, 2010. - С. 136 – 137.
40. Микулин В. Портретная фотосъемка / В.Микулин. – М.: Госкиноиздат, 1948. – 1948. – 23 с.
41. Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования / А.Миллер – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 248 с.
42. Михайлова С.М. Казанский университет и просвещение народов Поволжья и Приуралья. / С.М.Михайлова. - Казань, 1979. - 224 с.
43. Михайлова С.М. Казанский университет: между Востоком и Западом / С.М.Михайлова. - Казань, 2006. - 208 с.
44. Морозов С. Русские фотографы-путешественники / С.Морозов.– М.: Госуд. изд. географ. литературы, 1953. – 183 с.
45. Морозов С. Творческая фотография / С.Морозов. – М.: «Планета», 1986. – 414 с.
46. Назипова Г.Р. Казанский городской музей. Очерки истории 1895 – 1917 годов / Назипова Г.Р. – Казань, 2000. – 272 с.
47. Назипова Г.Р. Университет и музей: исторический опыт губернской Казани / Г.Р.Нзипова. – Казань, 2004. – 396 с.
48. Нарский И.В. Фотокарточка на память: Семейные истории, фотографические послания и советское детство (Автобиог-историо-графический роман) / И.В.Нарский. – Челябинск: ООО «Энциклопедия», 2008. – 516 с.
49. Орков Г. Чувашские меланхолии Уильяма Каррика / Г.Орков // ЛИК Чувашии. - 1994. - № 4. - С. 167 – 170.
50. Орков Г. Чувашские образы Германа Локке / Г.Орков // ЛИК Чувашии. - 1995. - №2. - С.101 – 103.
51. Орков Г. Этнографическая светопись К.Т.Софонова / Г.Орков // Светлый лик Чувашии. – 1995. - №4. – С. 81 – 85.
52. Перевалова Е.В. Экскурсия Б.Н.Городкова и Г.М.Дмитриева-Садовникова в долину р.Вах в 1913 г. / Е.В.Перевалова // Археология, этнография и антропология Евразии.   - 2010. - №3. – 121 – 134.
53. Печурина А.В. Визуализация социальных исследований: новые данные или новые знания? / А.В.Печурина // Социологический журнал. – 2007. - № 3. – С. 81 – 89.
54. Плаггенборг Ш. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма / Пер. с нем. И.Карташовой. – СПб.: Журнал «Нева», 2000. – 416 с.
55. Поллак П. Из истории фотографии / П.Поллак. – М.: Планета, 1983. – 176 с.
56. Поппе Н.Н. Этнографическое изучение финноугорских народов СССР / Н.П.Поппе // Финноугорский сборник. – Ленинград: Изд-во АН СССР, 1928. - С. 27 – 76.
57. Розин В.М. Визуальная культура и восприятие: Как человек видит и понимает мир / В.М.Розин. – М.: Книжный дом «Либроком», 2009. – 272 с.
58. Российская империя в сравнительной перспективе. Сб. статей / Под ред. А.И.Миллера. – М.: Новое издательство, 2004. – 384 с.
59. Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология / Сост. П.Верт, П.С.Кабытов, А.И.Миллер. – М.: Новое издательство, 2005. – 696 с.
60. Саид Э. Ориентализм / Э.Саид. – СПб., 2006. – 638 с.
61. Сергеева О.В. Исследовательское поле визуальной социологии / О.В.Сергеева // Журнал социологии и социальной антропологии. – Том XI. - №1. – С. 136 – 146.
62. Сирелиус У.Т. Из путешествия по Северо-Востоку России (фрагменты путевых заметок) / У.Т.Сирелиус // Герценка: Вятские записки: Вып. 5. - Киров, 2003. - С. 50 – 59.
63. Токарев С.А. История русской этнографии (Дооктябрьский период) / С.А.Токарев. – М.: Наука, 1966. – 456 с.
64. Триумф музея? – СПб.: «Осипов», 2005. – 458 с.
65. Фотография. Изображение. Документ. – СПб.: РОСФОТО, 2010. – Вып.1 (1). – 98 с.
66. Фотография в Музее: условия хранения и экспонирования: сб. докладов международной конференции. – СПб.: РОСФОТО, 2009. – 96 с.
67. Хазан Н. Маленькая страна – большое поле для игр. Визуальное конструирование еврейских «рас» в израильской фотографии / Н.Хазан // Визуальная антропология: настройка оптики. – М., 2009. – С. 231 – 245.
68. Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552 - 1917) / Пер. с англ. С.Н.Самуйлова. – Смоленск: «Русич», 2001. – 512 с.
69. Черницын С.В. Образ «чужого» в контексте этнических коммуникаций / С.В.Черницын // Штайнеровские чтения (III – V). Ростов-на-Дону, 2005. - С.46 - 49.
70. Штомпка П. Визуальная социология. Фотография как метод исследования: учебник / Пер. с польск. Н.В.Морозовой, авт. вступ. ст. Н.Е.Покровский. – М.: Логос, 2007. – 168 с.
71. Этнография восточно-финских народов: история и современность: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения профессора И.Н. Смирнова. Ижевск, 17 – 18 октября 2006 г.: Сб. ст. / Отв. редактор А.Е.Загребин; Удмуртский институт истории, языка и литературы УрО РАН. - Ижевск, 2007. – 196
72. Bennett T. The Birth of the museum / T.Bennett. – London; Hew-York: Routledge, 1996. - 278 p.
73. Mirzoeff N. An Introduction to Visual Culture. Режим доступа http://www.americansuburbx.com/2008/01/theory-nicholas-mirzoeff-introlduction.html , свободный. Проверено 19.02.2011.
74. Teun Van Dijk. Ideology: A Multidisciplinary Approach. London, 1998. Режим доступа http://psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/vandijk2.htm , свободный. - Проверено 12.03.2011.

Приложение 1
База данных по авторам фотографий Этнографического музея КФУ

ФИО	Профессия	зафиксированные народы	Характер фотографий: студийные, экспедиционные	обстоятельства съемки	годы	Источники и литература
Апухтин Всеволод Ростиславович	«Поручик»	Мордва	Экспедиционные	Фот. подписаны «Базар в Орловской губернии»	неизв	-
Локке Герман Федорович	Фотограф, г.Казань. Комиссионер КУ	Чуваши. Татары. Марийцы. Мордва.	Студийные	работа фотозаведения	неизв	Орков Г. Чувашские образы Германа Локке // ЛИК Чувашии. 1995. №2. С.101 – 103.
Попов Николай Петрович	-	Удмурты	экспедиционные	-	1925	-
Репин А.С.	Фотограф, г.Вятка.	Удмурты	Студийные	Работа фотозаведения	неизв	-
Рылов С.В.	фотограф	Удмурты	Студийные	Работа фотозаведения	неизв	-
Софонов Константин Трифонович	фотограф. Комиссионер КУ. Член ОАИЭ с 1892 г.	Студийная фотосъемка и экспедиционные снимки. Татары, чуваши, марийцы, удмурты, мордва	студийные; экспедиционные	участие в экспедициях И.Н.Смирнова; работа фотозаведения	С 1878 г.	Идрисова Р.Р. Деятельность фотографа Константина Трифоновича Софонова в ОАИЭ при Казанском университете // 125 лет ОАИЭ при Казанском университете. Проблемы историко-культурного развития Волго-Уральского региона.Ч.III. - Казань, 2004. С. 55 – 57.
Гисси Всеволод Антонович				«закрыл заведение на Проломной улице в доме Золина и планировал продолжить работу в новом павильоне на Воскресенской улице в ломе Некрасова»		НАРТ. Ф.1. Оп.3.Д.3867.Л.17-20. Идрисова Р.Р. Государственное регулирование фотографической деятельности в России во второй половине XIX – начале XX в. / Р.Р.Идрисова // Учен. Зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. Науки. ‑ 2010. – Т. 152, кн. 3, ч. 2. – С. 52.

Приложение 2

Анализ фотофиксаций этнических групп из фондов
Этнографического музея Казанского университета

Тюркские народы

Татары

Коллекция «Татары» включает в себя 15 снимков: относительно небольшое число связано с тем, что подавляющая часть университетских коллекций, отражающих татарскую культуру, была передана в городской музей (ныне – Национальный музей республики Татарстан). Есть несколько фотографий кряшен, однако они не атрибутированы и не включены в данную совокупность. Малочисленность собрания не снижает степени ценности и важности фотофиксаций. Два снимка непосредственно связаны с религиозной культурой (не стоит забывать, что до революции главным диффференцирующим признаком был именно конфессиональный): это изображение молящегося[45] и «мечеть минских татар»[46]. Все изображенные мужчины непременно в тюбетейках, будь то «тетюшский мещанин» работы Софонова или богатые купцы (об их высоком статусе и материальном положении говорят часы на цепочке у каждого и хорошо сшитая одежда из дорогой ткани)[47]. Два студийных портрета зафиксировали молодых красивых женщин в богато украшенной одежде[48]. Судя по этим фотографиям, можно говорить о вкусовых предпочтениях, моде, традиционных атрибутах женского костюма: калфак, изящные накосники, чересплечное украшение хаситэ, нагрудник изю, камзол, обилие перстней, браслетов, крупные серьги.

Обращают на себя внимание «головные портреты», которые показывают в пол-оборота, профиль или анфас «тетюшского мещанина», «татарина из д. Атня» и «трубочиста Гаматулю» и др. [49].

В авторском плане работы чрезвычайно разнообразны. Почти все снимки (кроме мечети) сделаны в жанре студийного портрета: работы К.Т.Софонова, Г.Ф.Локке. Крупный формат, качество тонкой глянцевой бумаги, характерные детали (обрезанная рамка предыдущего снимка) говорят в пользу того, что это перепечатки со старых негативов или даже «фотографии с фотографии», сделанные в 1920 гг. (видно обрезанную часть литеры или штампа с орлом). Очевидно по наличию дополнительных штемпелей и то, что некоторые снимки экспонировались на Казанской научно-промышленной выставке. Один групповой портрет (две женщины и мужчина[50]) может быть точно датирован 1879 г., поскольку аннотированный снимок с этими же людьми, в аналогичной технике исполнения хранится в Национальном музее и опубликован в книге Г.Р.Назиповой.

Особенность фотографий данной подборки в том, что здесь нет экспедиционных снимков, зато выгодно представлена городская татарская культура (мещане, купцы и их семьи), которая активно развивалась в конце XIX в.

Башкиры

Фотофонд «Башкиры» представляет собой интересное соединение двух снимков из серии «Инородцы Красноуфимского уезда Пермской губернии» и полевых материалов экспедиции 1898 г. К сожалению, пока точно неясно, кто входил в состав рабочей группы. Все шесть полевых фотографий имеют весьма подробную аннотацию и датировку, что самым положительным образом характеризует исследователей. Материалы первоначально хранились в фондах Географического кабинета, о неких естественнонаучных ориентировках «экскурсантов» говорит и «измерительный характер» задач, которые выполнялись: «барометрическое нивелирование», «временная метеорологическая станция».

В основном засняты ландшафтные типы, есть один снимок семейной пары, причем мужчина интеллигентного вида, в очках и шляпе. Аннотация этого снимка самая скудная, можно предположить, что для авторов люди были не самым важным объектом съемки, хотя это не мешает нам извлекать этнографический материал. Так, рассказывается о башкирской печи: «Такая печь делается из деревянных кольев, вбитых в земляной пол избы вертикально; колья скрепляются и обмазываются глиной; таким образом печь эта представляет собой некое подобие толстого дерева с дуплом – отверстием очага; налево от печи глинобитный подтопок с вмазанным в него котлом, играющим важную роль в хозяйстве башкира: в нем варят пищу и хлеб, тут же намачивают и стирают грязное белье. Нужно заметить, что башкиры не пекут хлеба и не жарят мяса: вместо хлеба делают пресные лепешки, которые варят в семе или месят продолжительное время, а мясо едят вареное. Котел прикрыт на половину деревянной доской, на которой стоит деревянный же ковш; выше полочка с плохой керосиновой лампой без стекла»[51]. Такие же подробные комментарии сопровождают изображения войлочных кибиток, вида башкирской деревни Ахметово, описание избы. «Башкирская изба из плетня; окно представлят неправильной формы отверстие, едва прикрываемое рамой с пузырем вместо стекла (на лето рамы вынимают). На плоской земляной крыше виднеется дымовая труба. Около избы плетневый же забор, прижатый к стенке избы камнем конической формы, вероятно, для прочности»[52]. Говорится о внешнем быте и переданы именно те моменты, которые успевает отметить для себя посторонний человек при погружении в аутотентичную среду: «Кочевка при верховой реке. Сакмары – На карточке видны две войлочные кибитки и перед одной из них (правой) еще шалаш, сделанный из деревянных дранок, т.е. из тонких дощечек, но не пиленых, а колотых; такие шалаши делают себе беднейшие из башкир. На право карточки видна девочка и женщина (башкирки) в обыкновенных своих костюмах»[53].

Общая характеристика описательных снимков- набросков к башкирской культуре дает хороший материал для анализа, в котором вербальные комментарии не содержат специальных терминов (это еще одно доказательство, что замечания сделаны не профессиональным этнографом), однако они ценны в своей подробности и непредвзятости.

Чуваши

Из 45 снимков в фотофонде «Чуваши» почти половина сделаны Константином Трифоновичем Софоновым; один снимок имеет печать «поручик Всеволод Ростиславович Апухтин»; 23 относятся к авторству Гурия Ивановича Комиссарова. Последний не был профессиональным фотографом, но именно на его снимки хотелось бы обратить внимание как на успешный опыт создания этнографических фотографий непрофессионалом в деле «светописи», но талантливым исследователем-полевиком.

Гурий Иванович Комиссаров родился 3 октября 1883 г. в селе Богатырево Ядринского уезда Казанской губернии. После учебы в школе и симбирском училище он поступил в Казанскую духовную академию, «хотя, - как указывает в своих воспоминаниях, - стремился в университет[54]». Здесь он сразу же активно включился в работу Общества археологии, истории и этнографии при Казанском университете, позже работал в Уфимской губернии. С 1926 г. был доцентом созданного Восточного педагогического института, где читал курсы чувашского фольклора и литературы, преподавал также в Казанском чувашском педагогическом техникуме, в Институте усовершенствования учителей. Симпатии к эсерам, тесное взаимодействие с епархией в качестве миссионерского работника до 1918 г. внесли свои нюансы в его взаимоотношения с установившейся властью: в 1930-е гг. он был отстранен от исследовательской работы по «идеологическим причинам». Часть его работ были изданы в 2003 г., некоторые рукописи до сих пор не опубликованы. Среди печатных материалов фотографии Г.И.Комиссарова были бы важным источником, дающим дополнительные сведения как по научному творчеству исследователя, так и по его биографии.

Выполненные фотографии являются одним из свидетельств огромной работы, которая была проделана тогда еще студентом Гурием Комиссаровым совместно с другими исследователями по поручению ОАИЭ. По итогам этой работы была напечатана карта, и к ней ‑ объяснительная записка[55]. Так что же это был исследовательский проект, благодаря которому Комиссаров создал подробнейшую серию фототипов чувашей? Ответ мы находим в Объяснительной записке: «Казанская губерния представляет величайший интерес в этнографическом отношении, что побудило Общество к составлению этнографической карты» территории, именуемой Казанским Заволжьем[56]. Для изучения данной местности была создана Комиссия, в которую вошли Н.В.Никольский (Цивильский уезд), Е.А.Кузьмин (Козьмодемьянский уезд) и Г.И.Комиссаров (Ядринский и Чебоксарский уезды). Особо отмечается, что, помимо личного знания указанными лицами уездов, они имели под руками специальные пособия. О текущих затруднениях докладывалось на заседании 24 января 1910 г., когда Общество нашло необходимым организовать командировку для дополнительных исследований. Комиссаров, занимавшийся главным образом исследованием вопроса о групповых особенностях чуваш и совершивший экскурсии по всем уездам, докладывал о результатах своих исследований в собрании Общества 6 февраля 1911 г. Он же занимался завершением работ по изданию Карты, и подробнейшая топографическая схема вышла в свет в 1912 г. В процессе собирания сведений исследователь собрал значительный материал, обобщенный в работе «Чуваши Казанского Заволжья»[57], получил экспедиционный опыт, позднее нашедший отражение в Программе для собирания сведений о чувашах, прочитал доклад «Метрополические чуваши» на заседании ОАИЭ и выполнил ряд фотографий, о которых пойдет речь ниже.

Снимки Комиссарова выгодно отличаются по нескольким параметрам, так что авторство удается установить без сомнений: 1) все материалы подписаны рукой самого исследователя (наличие подписей, употребление местоимений первого лица («я и мои ученики...», «я в родном селе...»)); 2) фотографии имеют подробные аннотации, что повышает уровень информативности источника; 3) во внутреннем анализе ‑ композиционная составляющая, экспозиция; 4) во внешнем анализе – идентичная фотобумага, качество и сохранность одинаковы в исходной совокупности. Нужно уточнить, что термин «авторство» в данном контексте подразумевает, что снимки не только изготовлены, но и отредактированы (подписаны, аннотированы), доставлены и переданы этим человеком. Естественно, съемка тех фотографий, на которых присутствует сам Гурий Комиссаров, осуществлялась другим лицом (таких изображений в фонде два), однако большинство, как нам представляется, выполнены именно им, поскольку о присутствии в ходе «экскурсии» штатного фотографа не говорится ни в одном из доступных источников (дневники Комиссарова, протоколы ОАИЭ, статьи в «Известиях ОАИЭ»).

Снимки датируются 1910 г., когда Г.И.Комиссарову было 26 лет. Созданы они в разные временные промежутки: среди сезонных работ показаны весенние, летние и осенние работы («пашут, боронят, сеют»; «молотьба ярового хлеба»; «за работой на улице»), это подтверждают также типы одежды (летняя и утепленная), пейзажи. Тематически автор дает классификацию по следующим видам: «типы чуваш», «типы и быт чуваш», «типы и костюмы чуваш», а также четко описывает население в соответствии с поставленной задачей дифференциации этнографических групп («анат-йентзы»[58], «вирьял», «анатри», в его записях встречается также «полувирьялка»).Разделение и описание локальных групп исследователь проводит, как видно из фотографий и аннотаций, в связи с особенностями традиционного женского костюма, верно подмечая его маркирующую функцию, а также используя эндоэтнонимы: «здешние чуваши между собой различаются и определяют себя теми или другими эпитетами для отличения одной группы чуваш от другой»[59].

Фотографии внутри серии Г.И.Комиссарова можно разделить по нескольким признакам: групповой и одиночный портрет; снимки с присутствием автора и снятые им; картины собственно чувашского быта (среди них – праздничные: свадьба – и повседневные: молотьба, на улице) и «попутные снимки» («я с моими учениками»), пейзажи; важен признак «статичности – динамичности». Качественные описания обрядов (в частности свадебного) подкрепляется использованием терминов и последовательным изложением обычая. Подобранные в логической связи (по проставленным автором номерам) снимки демонстрируют движение исследователя по территории Казанского Заволжья, остановки в определенных населенных пунктах, процесс исследования и накопления знаний.

Нужно сказать, что в своих воспоминаниях Г.И.Комиссаров отмечает, что «в Географическом Кабинете Казанского университета имеются доставленные нами костюмы молодой женщины-чувашки группы «вирьял» (неполный костюм) и группы анат енчи (полный) и коллекция фотографических снимков типов чувашинов и чувашек в их национальных костюмах (всего 83 снимка)»[60]. Скорее всего, речь идет именно об этой серии. В таком случае можно сделать вывод о нецелостности фонда, причем местонахождение остальных фотографий неизвестно. Уместно предположить, что неизвестные снимки могли быть посвящены чувашам Уфимской губернии (где Г.И.Комиссарову довелось работать) и Чистопольского уезда Казанской губернии (один из снимков относится к этой территории).

Несмотря на отмеченные проблемы, типы чувашей, выполненные Г.И.Комиссаровым, сохранили для воспроизведения и восприятия последующими поколениями крупный пласт культуры, которая была родной для самого автора. Подписанные чернилами старинные фотографии сегодня окунают нас в ту эпоху, когда изображенное на них еще было «этнографической реальностью».

Финно-угорские народы

Вотяки (удмурты)

Визуальные фиксации удмуртов в собрании фотофонда являются самыми многочисленными, чему можно дать несколько объяснений. Во-первых, играет роль авторский фактор. В то время, как большинство фондов сформировано исключительно из выставочных фотографий К.Т.Софонова[61], его работ в составе ОАИЭ и студийных портретов, то в собрании, посвященном удмуртам, широко представлены студийные портреты Г.Ф.Локке, серия «Инородцы Касноуфимского уезда Пермской губернии»[62] (к которой относятся также некоторые «типы черемис), один рисунок[63], «портрет-сувениры» студии С.А.Репина из г. Вятка, фотоработы П.М.Богаевского. Вторым объясняющим фактором является то, что фонд сам по себе не объединяет все фотографии одного автора или одной коллекции.

Значительную часть собрания составляют снимки П.М.Богаевского, московского исследователя. Все они отличаются характерной золотистой рамкой. Их выделяет «антропологический подход», т.е. фигуры изображены в основном в профиль, анфас; для определения фенотипа крупным планом даются лица. Если автор обращается к пейзажам – то это тщательно выверенные картины, в центре которых определенный объект – куа (помещение для молений без окон), корка (изба), шалаши для варки кумышки или баня[64]. Петр Михайлович Богаевский, будучи студентом юридического факультета Московского университета, вступил в Московское общество любителей естествознания, антропологии и этнографии в 1888 г. и с этого времени неоднократно выступал участником экспедиций к поволжским народам.[65]

Разноплановые публикации этого ученого касаются быта, религиозных верований и обычноправовых основ крестьянской общины. Впоследствии он поддерживал сторону защиты в Мултанском деле[66], выступая против этнографической экспертизы И.Н.Смирнова. К сожалению, наследие П.М.Богаевского долгое время не изучалось, поскольку он эмигрировал после революции и умер в болгарской Софии. Даже спустя много десятилетий, научное наследие в этнографической области до сих пор не изучено, точно так же пока молчат о нем доступные нам архивные источники. Все снимки в количестве 19 штук тогда еще студента имеют характерную золотистую рамку и выверенную подпись с указанием места съемки и непременным примечанием внизу «Фотография П.М.Богаевского».

Штемпель К.Т.Софонова имеют три фотографии. Близки к ним по сюжету, характеру изображения, экспозиции пять изображений, которые сопровождаются наклейкой «Географический кабинет Имп. Казан. универ.» и подписью «Вотяки Глазовского уезда»[67]. Еще пять снимков в золотистой рамке продолжают данную сюжетную линию и снабжены аналогичной делопроизводственной надписью «Докум. Кат., отд. № .географ. каб. Казан. Унив.». Думается, что штатный фотограф передавал снимки в Географический кабинет в разное время, поэтому их внешнее оформление несколько отличается[68]. Следующие девять снимков отличаются рамкой, рукописно выполненной красными чернилами, однако подписи- аннотации гласят, что уже знакомый нам Глазовский уезд. Возможно, эти фотографии сделаны в 1889 г., когда И.Н.Смирнов совершал «разведывательную экскурсию» по местам находок археологических древностей и попутно занимался сбором материала.[69]

Наряду с рукописными пометками, значительную роль в исследовании играет внешнее оформление имеющихся в нашем распоряжении снимков. Судя по целостному характеру прорисовки рамок, наличию штампов, оттисков, типов орнаментации, подписям к снимкам можно говорить о наличии в нашем распоряжении как минимум четырех серий: фотографии П.М.Богаевского, приобретенные Музеем Отечествоведения для Выставки 1890 г.[70]; фотографии К.Т.Софонова; фотографии из салона С.А.Репина в г. Вятке[71] и серия «Инородцы Красноуфимского уезда Пермской губернии». Снимки других авторов единичны, поэтому мы не применяем к ним принцип серийности. Кроме того, точно не известен автор серии «Инородцы Красноуфимского уезда Пермской губернии» из коллекций Общества. Однако сегодня с большей долей уверенности можно отнести авторство к имени К.Т.Софонова. В пользу этого говорит как минимум два факта: во-первых, К.Т.Софонов пока один из немногих известных нам фотографов, занимавшихся экспедиционной съемкой в индивидуальном порядке и в тесном сотрудничестве с этнографами. Во-вторых, снимки этой серии не датированы, но они экспонировались на Казанской выставке[72], соответственно были выполнены в период до 1890 г., то есть вполне могли быть результатом одной из исследовательских «экскурсий» (здесь наличествует и территориальное совпадение, поскольку Смирнов и Софонов объездили Казанскую, Вятскую, Пермскую, Уфимскую губернии[73]).

Единственным снимком (мужчин-вотяков) представлено творчество С.В.Рылова, студийный характер которого не вызывает сомнения (крестьяне сидят на стульях с изящно оформленной спинкой, на заднем плане угадываются очертания обитых стен и ковра на полу). Фотофонд включает и одну фотографию 1925 г., автором которой значится профессор Николай Петрович Попов. Ей не сопутствуют другие снимки, поэтому сложно сказать о характерных чертах, которые можно было бы проследить в серии.

Следующей нашей позицией для рассмотрения станет уже упомянутый характер изображения. К первой группе отнесем портретные снимки, среди которых доминируют групповые. Это как «антропологические» типы Богаевского, выстроенные в ряд в профиль, анфас, со спины (мужчины или женщины)[74], так и «смешанные», приуроченные к проведению обряда («пляска вотячек»[75]). Гораздо реже встречаются одиночные портреты: они, как правило, выполнены в салоне для коммерческих целей. Обратим внимание на глазовскую вотячку из портретной серии Репина[76]: Подряд идут три снимка, изображающие 1)девушку (головной убор «такъя»), 2) девушку в такъе и платке в полный рост, сидящую на сундуке, 3) женщину (соответствующий комплект чересплечных звенящих украшений, отсутствие девичьего головного убора, особым образом повязанный платок). Автор охватывает разные возрастные группы, что подтверждают специфические элементы одежды. Но сразу обращает на себя внимание на всех трех присутствующее камали - с православным крестом большого размера, свисающим посередине, который, как наглядно доказывает фотография, применялся при изготовлении украшений. Центральное место креста в структуре элемента может говорить о его особых сакральных функциях и синкретичности религиозных верований «инородцев».

Третью подгруппу данного вида представляют пейзажи. Даже не учитывая источники с изображением сооружений материальной культуры (бани или шалаши на берегу реки), «виды», т.е. природные формы, охвачены в значительном количестве. Обратив внимание на названия, мы поймем, что авторы фокусировали объектив не столько на красивые места (что не оспаривает художественность, мастерство, эстетичность в передаче видов), но на значимые ландшафтные объекты. Так снимки изображают исток р. Камы, оползень у с.Ошлань Нолинского уезда Вятской губернии или г.Глазов на р.Чепце[77]. Пограничное положение в типологии занимает «Кереметь села Бурсаево» - с одной стороны, это природный объект, охраняемый самими удмуртами, представляющий собой массив старых деревьев (в кереметях запрещалась рубка леса), близлежащая территория которого тоже не использовалась в хозяйственных целях. С другой стороны, исключительность этого объекта основывается и связана с отправлением культа божества Кереметя, что позволяет отнести снимок к следующей группе обрядово-религиозных мотивов.

Последней подгруппой по характеру изображения назовем иллюстрации повседневности и праздничных, обрядовых действий («Пляска вотячек», «Поминание у вотяков в Ильин день[78]»).

В данной совокупности представляется нелогичным говорить о критерии преднамеренности или «случайности» съемки, поскольку продолжительная экспозиция уже подразумевает подготовку. Но возможно выделить элемент статичности – динамичности. Например, в противоположность «стирке и полосканию белья у вотяков»[79] у П.М.Богаевского мы наблюдаем статичные, застывшие позы на студийных портретах С.А.Репина.

Мордва

12 фотографий в собрании «Мордва» носят характер павильонной и экспедиционной съемки. Среди них, например, фотографии жителей села Урюм Тетюшского уезда. Можно отметить, что данное село и до сегодняшнего дня является практически полностью этнически однородным. Запечатлены картины полевых работ, домашнего быта.

Типичным примером студийной съемки является портрет мордовки Анны работы К.Т.Софонова в технике пикториализма.

Пейзажные виды деревни Бахилово на Самарской луке, по-видимому, также составляли отдельную серию, но вследствие многочисленных реорганизаций были утрачены и сохранились сегодня на стекле, поскольку стеклянные пластины в тот период были универсальным средством и «носителем» для сохранения изображения.

Пермяки

Фотографии в составе собрания, посвященного пермякам, не имеют указания на автора и не содержат аннотаций. По характеру визуальной фиксации можно сказать, что относятся они к двум разным сериям: «Инородцы Красноуфимского уезда Пермской губернии» и «Пермяки Соликамского уезда».

Если первая серия нам уже известна и выполнена в ходе полевых исследований, то вторая принадлежит к разряду студийных работ. Это изображение мужчины и женщины[80], примерно одного возраста. Они могут быть мужем и женой. Налицо одинаковые позы и некая синхронность застывших фигур. В руках у мужчины белая войлочная шляпа, у обоих на ногах лапти. Женщина в платке, повязанном особым образом и можно отметить наличие традиционного пояса-кушака с характерным геометрическим орнаментом. В целом одежда может быть названа повседневной.

Есть изображение «свадебного персонала»[81], по порядку расположены «тысяцкий, большой дружко, выбраливец, жених, невеста, сваха». Мы можем сразу реконструировать ход обряда, в котором полотенце символически «связывает» жизни молодых. Невесте еще не покрыли голову платком, значит, фото иллюстрирует начальный этап празднования. Интересно, что тысяцкий, выбраливец и большой дружка – это зрелые мужчины примерно одного возраста.

На третьем фото сняты четверо детей[82], размещенные в следующем порядке: два ряда по двое – перекрестно мальчик с девочкой. Дети тесно прижались друг к другу, они одного возраста. Мы видим, что одежда детей представляет собой уменьшенную копию взрослой. Это те же лапти, платочки, рубахи (в клетку и однотонные – пестрядь и холстина) и юбки для девочек, кафтаны с запахом и войлочная шляпа для мальчиков. Фото из серии «Инородцы…» представлены двумя изображениями жилых зданий: со стройкой[83]и скоплением народа и просто зданием[84].

Нужно сказать, что активное изучение пермяцкого населения было инициировано, в первую очередь, исследовательским импульсом со стороны финских ученых периода «романтизации» и поиска генетических связей.

Черемисы (марийцы)

Фотофонд по черемисам немногочислен и насчитывает 13 снимков. Наиболее ранними среди них являются изображения детей, выполненные в Уржумском уезде Вятской губернии (это один из центров локального поселения марийцев). Датой их создания считается 1878 г., что совпадает с началом деятельности ОАИЭ. Весьма четко зафиксирована одежда с подробностями узорной вышивки и нагрудных украшений. Детские групповые фотографии выполнены в рост и подробно отражают внешние характеристики.

Почти семейным можно назвать снимки разновозрастных групп, относящиеся к Яранскому уезду Вятской губрении. По характеру изображения можно предположить, что это съемки сезона 1888 или 1889 гг., когда, согласно университетским документам, были предприняты «экскурсии» на данную территорию И.Н.Смирновым и собрано «до 170 номеров черемисских вещей и фотографий»[85].

Три изображения относятся к Красноуфимскому уезду Пермской губернии – впервые мы видим в этой серии, кроме антропологических типов, изображения музыкальных инструментов.

Бесермяне

Бесермяне, этническая история которых до сих пор является предметом для научных дискуссий, представлялись И.Н.Смирнову потомками булгар и отдельной этнической единицей. Этим фактом обусловлен факт существования данного фотофонда. В собрании содержится пять снимков, сделанные одним автором и в одном месте – в селе Юнда Глазовского уезда Вятской губернии. Фоном служит стена с картинами русских художников, возможно, это школа или какое-то заведение с присутствием власти. Примечательно, что в аннотациях указаны имена и фамилии всех заснятых лиц. Автором фотографий может считаться как К.Т.Софонов, так и кто-то из числа «местных помощников» И.Н.Смирнова, например, Г.Е.Верещагин, известный удмуртский просветитель, с которым ученый встречался в одну из своих поездок[86]. Снимки выполнены в рост, женщины показаны как спереди, так и сзади для наилучшей фиксации костюмного комплекса территории. Есть изображения разных половозрастных групп и детский коллективный снимок.

Выделение отдельной группы в фотофонде говорит о взглядах ученых того периода на проблему генезиса и развития бесермянского населения, что является своего рода презентацией научных воззрений посредством кодирования фотографического сообщения.

Приложение 5

Анализ ведомостей по фотографическим заведениям г. Казани в XIXв.

Источники:

1. Ф.1. Оп.3. Д. 243. 60 л. О доставлении сведений относительно типографий, литографий, книжных магазинов и библиотеках.
2. Ф.1. Оп. 3. Д.6006. 32 л. Собрание списков лиц, содержащих типографии, литографии, металлографии, книжные магазины, библиотек, фотографии и т.п. заведения.
3. Ф.1. Оп.3. Д. 8275. 35 л. Сведения о находящихся в Казанской губернии типографиях, книжных магазинах, фотографиях.

№п/п	Название, адрес (если указан)	Владелец	Функционирование (по данным губернских проверок)
			1870	1871	1872	1873	1884	1890
1.	Фотография на Воскресенской улице в доме Алкиной	Прусский подданный Г.Ф. Локке	+	+	+	+	+	+
2.	Фотография «Московская» (выкуплена)	Штабс-капитан Ахмаметьев	+	+	нет	нет	нет	нет
		Рязанский мещанин Егерев	Нет	нет	+	+	нет	нет
3.	Фотография на Гостинодворской улице в доме Заусайлова	Отставной губернский секретарь Матвей Афанасьевич Вяткин	+	+	+	+	+	+
4.	Фотография «Черноозерская» (выкуплена)		Нет	нет	+	+	+	+
		Старший телеграфист Рончевский	+	+	нет	нет	нет	нет
5.	Фотография	Дворянин Иван Маслов и Ко	+	+	нет	нет	нет	нет
6.	Фотография	Отставной поручик Петкевич	+	нет	нет	нет	нет	нет
7.	Фотография	Штабс-капитан Беккер	+	нет		нет	нет	нет
8.	Фотография	Уржумский купеческий сын Виноходрв	Нет	нет	нет	+	нет	нет
10.	Фотография	Рязанский мещанин Митрофанов	Нет	нет	нет	+	Нет	нет
11.	Фотография на Проломной улице в доме Золина	Фридрихсгамский купеческий сын Александр Васильевич Никитский	Нет	нет	нет	нет	+	+
12.	Фотография на Черноозерской улице в доме Михайловой	Казанский мещанин Степан Герасимович Михайлов	Нет	нет	нет	нет	+	+
13.	Фотография на Воскресенской улице в доме Духовной семинарии	Московский мещанин Владимир Павлович Бебин	Нет	нет	нет	нет	+	+
14.	Фотография на Воскресенской улице в доме Мясникова/ Вьеля	Могилевский мещанин Соломон Фельзер	Нет	нет	нет	нет	+	+
15.	Фотография на Воскресенской улице в доме Эккерман	Уволенный в запас писарь Соболев	Нет	нет	нет	нет	нет	+
16.	Фотография на Почтамской улицев доме Пальчиковой	Казанский мещанин Колокольников	Нет	нет	нет	нет	нет	+

Список сокращений:

ВА – визуальная антропология

ОАИЭ – Общество археологии, истории и этнографии при Казанском университете

НАРТ – Национальный архив Республики Татарстан

НМРТ – Национальный музей Республики Татарстан

ЧГНИИ – Чувашский гуманитарный научно-исследовательский институт

ЭМ КФУ – Этнографический музей Казанского федерального университета

[1] Круткин В.Л. Антропологический смысл фотографий семейного альбома / В.Л. Круткин // Журнал социологии и соц. антропологии. 2005. Т.8. №1. С171 – 178.;

[2] Гирц К. Интерпретация культур. М., 2004. С. 40.

[3] Визуальная антропология – это комплексная (научная, творческая, организационная и информационно-технологическая) деятельность, направленная на получение и внедрение в социальную практику аудиовизуальной информации о малоизвестных сторонах жизни общества с целью осуществления диалога культур.

[4] Маклюэн Г.М Понимание медиа: Внешние расширения человека. М., 2003. С. 10.

[5] Кранк Э. Дискурс в фотографии. Чебоксары, 2009. 220 с.

[6] Цит. по: TeunVanDijk. Ideology: A Multidisciplinary Approach. London, 1998. http://psyberlink.flogiston.ru/internet/bits/vandijk2.htm , свободный. - Проверено 12.03.2011.

[7] Круткин В. Снимки домашних альбомов и фотографический дискурс // Визуальная антропология: настройка оптики. М., 2009. С.123.

[8] Сам термин встречается и у других исследователей, но без теоретического обоснования (например, У.Вабург, 1953). См. подробнее: Нарский И.В. Фотокарточка на память: Семейные истории, фотографические послания и советское детство (Автобио-историо-графический роман). Челябинск, 2008. С. 138.

\[9] Для нас важно, что, «подобно тому, как Запад изобретал Восток, метрополия изобретала колонию, центр изобретал периферию». Цит. по: Саид Э. Ориентализм. СПб., 2006. С. 78.

[10] Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма . М., 2001. С.24.

[11]См. подробнее: Mirzoeff N. An Introduction to Visual Culture http://www.americansuburbx.com/2008/01/theory-nicholas-mirzoeff-introlduction.html , свободный. Проверено 19.02.2011.

[12] Лукина А. В. Социокультурные технологии формирования национальной идентичности (историко-методологический аспект): автореф. дис… кандидата культурологи. Екатеринбург, 2004. С. 16

[13] Репрезентативность - это свойство фотографии как репродукции отдельных элементов социальной реальности (выборочной совокупности) воспроизводить параметры (этнические, социально-демографические, гендерные, экономические и др.) и значимые элементы (габитусы, позы, отдельные предметы) изображаемой социальной реальности.

[14] Наставления для желающих изготовлять фотографические снимки на пользу антропологии // Известия ИРГО. 1872. Т.VIII. №2. С. 86 – 88.

[15] Круткин В.Л., Власова Т.А. Исследования визуальных аспектов культуры. Ижевск, 2009. С.35.

[16] «Искали общих закономерностей в истории, реалистическое познание действительности, идея естественнонаучной закономерности, идея прогресса» . См. об этом: Токарев С.А. История русской этнографии (Дооктябрьский период). М.1966.С. 357.

[17] Загребин А.Е. Интеллектуальные основы финно-угорских исследований в эпоху позитивизма // Вестн. Удм. Ун-та. Сер. История и филология. 2009. Вып. 2. С. 58

[18] Данная работа не ставила целью рассматривать всю научную судьбу ученого, поэтому здесь не затрагивается вопрос о Мултанском деле и о произведенной Смирновым этнографической экспертизе.

[19] Банников К. Социальная фотосессия: как фотографировать людей, если ты не фотограф // Социальная реальность. 2008. № 8-10. С.111.

[20] Пикториализм — направление в фотографии конца XIX — начала ХХ веков, связанное с восприятием фотографии как нового типа станковой картины: допускалась, а иногда и приветствовалась легкая размытость изображения (своего рода романтический флер), композиция кадра следовала законам композиции европейской живописи XVII — XIX веков. Внешне близким к пикториализму, но совершенно другим по задачам было искусство постановочной пропагандистской фотографии в СССР, являвшееся частью сталинистской “культуры два”. Наиболее известными представителями пикториализма в Российской империи являются мастера нижегородской школы фотографии, см., например: Андрей Осипович Карелин. Творческое наследие. – Нижний Новгород: Волго-Вят. Кн. Изд-во, 1990.

[21] Загребин А.Е. Этнографическое изучение финно-угорских народов России в XVIII - начале XX вв.: история, теория и практика. Чебоксары, 2009. С. 14.

[22] Подробнее об истории фотодела см.: Идрисова Р.Р. Государственное регулирование фотографической деятельности в России во второй половине XIX – начале XX в. // Учен. Зап. Казан. ун-та. Сер. Гуманит. Науки. ‑ 2010. – Т. 152, кн. 3, ч. 2. – С. 49 – 56.

[23] Интерес в изучении именно финно-угров среди «инородцев» Российской империи связан с тем, что в XIX веке представители интеллектуальной элиты, в частности ученые Финляндии и Венгрии, активно предпринимали попытки обнаружить универсалии в развитии родственных им народов Евразии. Более того, экспедиции к «инородцам» оставили богатый материал по всем сферам жизни. По меньшей мере, неожиданным кажется на первый взгляд интерес историка И.Н.Смирнова, уже признанного славяноведа, к этнографическому изучению народов «местного края». Однако дружба с лектором университета, эстонским профессором М.Веске в сочетании с хорошим знанием местности (Смирнов вырос в окружении финно-угров ) за четыре года экспедиций (1888-1892 гг.) сделали вчерашнего преподавателя новой истории признанным специалистом-этнографом.

[24]Правомерность употребления этого термина подтверждается использованием его в сочинениях и документах как самого Смирнова (НАРТ. Ф.977. Оп. Совет. Д. 8350. Л.2 ), так и других исследователей обозначенного периода. Н-р, : Иванов А.Г. Археологические исследования И.Н.Смирнова // Этнография восточно-финских народов: история и современность: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения профессора И.Н. Смирнова. 2007. С. 34; Перевалова Е.В. Экскурсия Б.Н.Городкова и Г.М.Дмитриева-Садовникова в долину р.Вах в 1913 г. // Археология, этнография и антропология Евразии. 2010. №3. С. 121. Что касается экскурсий в познавательном смысле, то случаи их проведения фиксировались уже в девяностых годах 19 в., но о «начале экскурсионной практики можно говорить лишь в первые годы двадцатого столетия. В экскурсиях Министерства торговли и мануфактур принимали участие и обычные школьные учителя, пример тому, что прогрессивные круги российского правительства не страдали ведомственными предрассудками». Цит. по: Плаггенборг Шт. Революция и культура: Культурные ориентиры в период между Октябрьской революцией и эпохой сталинизма. СПб. 2000. С.247.

[25] Как указано в Библиографическом словаре Казанского университета, Н.И.Смирнов состоял членом Пермской ученой архивной комиссии и почетным членом Угро-финского ученого общества в Гельсингфорсе.

[26] Загребин А.Е. Интеллектуальные основы финно-угорских исследований в эпоху позитивизма // Вестн. Удм. ун-та. Сер. История и филология. 2009. Вып. 2.С. 60.

[27] Р.Идрисова отмечает, что фотографии К.Т.Софонова с клеймом Казанской научно-промышленной выставки в большом количестве хранятся в фондах НМРТ: Идрисова Р. Деятельность фотографа К.Т.Софонова в Обществе археологии, истории и этнографии при Казанском университете // 125 лет ОАИЭ при Казанском униврситете. Ч. III. Казань, 2004. С. 56.

[28] Е.В.Попова пишет, что от профессора Смирнова в Этнографический отдел Русского музея поступило 289 снимков: Попова Е.В. История и культура бесермян в исследованиях профессора И.Н.Смирнова // Этнография восточно-финских народов: история и современность: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения профессора И.Н. Смирнова. 2007. С. 55.

[29] Орков Г. Этнографическая светопись К.Т.Софонова / Г.Орков // Светлый лик Чувашии. – 1995. - №4С. 83.

[30] Осокин Н. Программа книжно-типографского отдела… 1889. 3 с.

[31] НАРТ. Ф.977. Оп. Совет (Истфак). Д.1496. 6 л. «Дело относительно участия на Казанской научно-промышленной выставке»: «Отчислить 150 рублей профессору Смирнову на приобретение фотографических снимков, архитектурных орнаментов, финских построек».

[32] Смирнов И.Н. Этнография на Казанской научно-промышленной выставке. – Казань, 1890. – 36 с.

[33] Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма. М., 2001.С. 197.

[34] Повышенный интерес студенческой молодежи к проблемам этнографии привел в те годы к легитимации этнических исследований, этнография и народоведение стали университетскими дисциплинами. Наука требовала постоянного притока полевых материалов, в связи с чем экспедиции стали обычной формой научных изысканий, заменившей книгоописательскую, исключительно реферативную составляющую труда ученого (или того, кто хотел таковым называться). Достаточно вспомнить студенческие экспедиции будущего художника, тогда студента юридического факультета В.В.Кандинского (см.: Кандинский В.В. Верования пермяков и зырян // Известия Императорского Общества Любителей Естествознания, Антропологии и Этнографии. 1889. №1.) или Н.Н.Рериха, чтобы представить широту популяризации этнографической науки того времени.

[35] Вишленкова Е.А. Визуальная антропология империи, или «увидеть русского дано не каждому». М., 2008. С. 4.

[36] Загребин А.Е. Интеллектуальные основы финно-угорских исследований в эпоху позитивизма // Вестн. Удм. Ун-та. Сер. История и филология. 2009. Вып. 2. С. 58.

[37] О том, что производство действительно было коммерчески успешным, говорят подобные нижеследующей цитаты: «За пятьдесят лет своего бытования открытки заняли прочное место в повседневной жизни дореволюционной России. Для тех, кто их производил или торговал ими, открытые письма были приносящим выгоду товаром. "Если Вы до сего времени не практиковали в своем магазине продажи художественных открытых писем, то не упустите настоящего благоприятного момента для использования этой отрасли оборота", - говорилось в рекламе одного из издательств в 1916 г.» "Она, потребовав от Вас минимума затрат и риска, с избытком оправдает их именно в настоящее время, весьма благоприятное для продажи открыток". Продавали их и поштучно, и сериями (в этом случае можно было рассчитывать на скидку). См.: Открытое письмо в России в конце XIX - начале XX века // http://www.nlr.ru/exib/, свободный. – Проверено 09.10.2011.

[38] Хазан Н. Маленькая страна – большое поле для игр. Визуальное конструирование еврейских «рас» в израильской фотографии // Визуальная антропология: настройка оптики. М., 2009. С. 235.

[39] «Затем они [альбомы] были пожертвованы в Казанский музей имени Лихачева, а оттуда куда-то исчезли». Цит. по: Евсевьев М.Е.: Жизнь мордвы в фот.: Фотоальбом. Саранск, 2004.С.6.

[40] В Русском музее фотографии (г. Нижний Новгород) хранятся многочисленные фотоальбомы с характерными виньетками, подписями, распространенными способами оформления начала XX в., например, Альбом участника Первой мировой войны. [Информация из личных наблюдений автора].

[41] Андерсон Б. Воображаемые сообщества. Размышления об истоках и распространении национализма . М., 2001. С.24.

[42] Вопрос о том, что было важнее для имперского строительства, лояльность или идентичность, рассматривается в книге: Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 248 с.

[43] См. подробнее: Слокум Д. «Кто и когда были «инородцами»? Эволюция категории «чужие» в Российской империи // Российская империя в зарубежной историографии. Работы последних лет: Антология. М., 2005. С. 502 – 538.

[44] Большой блок исследований по новой имперской истории раскрывает механизмы взаимодействия властного центра и окраин, особенности социальной политики и демографического развития империи. См., например: Каппелер А. Россия – многонациональная империя. – М.: Традиция, 2000. – 344 с. и т.д.; Российская империя в сравнительной перспективе. Сб. статей / Под ред. А.И.Миллера. – М.: Новое издательство, 2004. – 384 с.; Миллер А. Империя Романовых и национализм: Эссе по методологии исторического исследования. – М.: Новое литературное обозрение, 2006. – 248 с.; Хоскинг Дж. Россия: народ и империя (1552 - 1917). – Смоленск: «Русич», 2001. – 512 с.

[45] КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 477. «Молящийся татарин» - портрет заведения Г.Ф.Локке.

[46] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 478. Судя по надписи, это дар от В.А.Мошкова, действительного Члена Общества.

[47] КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 909.

[48] КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 905, 928.

[49] КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 69, 475, 476, 693, 898.

[50] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Г. Татары. № 906.

[51] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Е. Башкиры. № 727.

[52] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Е. Башкиры. № 230.

[53] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Е. Башкиры. № 228.

[54] Комиссаров Г.И. О чувашах: Исследования. Воспоминания. Дневники. Письма . Чебоксары, 2003. С. 388.

[55] Этнографическая карта Козьмодемьянского, Цивильского, Чебоксарского, Ядринского уездов Казанской губернии; К этнографической карте Козьмодемьнского, Цивильского, Чебоксарского, Ядринского уездов (Объяснительная записка) // Известия ОАИЭ. Казань, 1913. (Отдельный оттиск из Т. XXVIII. 8с. )

[56] Комиссаров Г.И. К этнографической карте Козьмодемьнского, Цивильского, Чебоксарского, Ядринского уездов (Объяснительная записка) // Известия ОАИЭ. Казаньь, 1913. С. 2.

[57] Комиссаров Г.И. Чуваши Казанского Заволжья // Известия ОАИЭ. Т. XXVII, вып. 5. 1911.

[58] Орфография авторского написания сохранена без изменений.

[59] Комиссаров Г.И. О чувашах: Исследования. Воспоминания. Дневники. Письма . Чебоксары, 2003. С. 201.

[60] Комиссаров Г.И. О чувашах: Исследования. Воспоминания. Дневники. Письма . Чебоксары, 2003. С.521.

[61] Имеются в виду снимки, попавшие в университет после Казанской научно-промышленной выставки 1890 г.

[62] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты).   № 196; 194; 202.

[63] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты).   № 179.

[64] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты). № 911, 734,724.

[65] См., например, его труды: Богаевский П. М. Заметки о юридическом быте крестьян Сарапульского уезда Вятской губернии.1887. 59 с.; Богаевский П. М. Очерк быта Сарапульских вотяков // Сборник материалов по этнографии, издаваемый при Дашковском Этнографическом музее. 1888. Вып. 3.; Богаевский П. М. Очерк религиозных представлений вотяков."Этнографическое обозрение", 1890, № 1, 2, 4.

[66] Мултанское дело является показательным процессом последнего десятилетия XIX в. Группа удмуртов села Старый Мултан Вятской губернии была обвинена в совершении человеческого жертвоприношения. Обжалованием обвинительного заключения занимались известные люди эпохи, среди них писатель Короленко, юрист Кони. Процесс выступает характерным элементом «миссионерской» и русификаторской политики в имперской России.

[67] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Б. Вотяки. №№ 176 – 181.

[68] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV – Б. Вотяки. №№ 633; 634 ; 187; 189; 203.  Везде изображены «Вотяки Глазовского уезда», как свидетельствуют подписи.

[69] Иванов А.Г. Археологические исследования И.Н.Смирнова // Этнография восточно-финских народов: история и современность: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения профессора И.Н. Смирнова. 2007. С. 32.

[70] Каталог Казанской научно-промышленной выставки 1890 г. Историко-этнографический отдел. Казань, 1890. С. 96.

[71] Фотографии в характерной геометрической рамке с оттиском «PortraitSouvenirPhotographiedeMr. RepinaViatca» представлены в четырех вариантах с разными пометками (принадлежащими Н.И.Смирнову, что можно заключить благодаря сравнению имеющихся у нас образцов почерка ученого, который часто подписывал снимки): изображение мужчины - №191 – «Вотяки»; №852 – «г.Глазов»; 854 – «из окрестностей»; №853 – «Вят. губернии»). Причем карандашные пометки с порядковыми номерами позволяют определить «зашифрованную»фразу, которую имел в виду Смирнов: «Вотяки города Глазова из окрестностей Вятской губернии».

[72] «...Смотри фотографии черемис Красноуфимского уезда». Цит. по: Смирнов И.Н. Этнография на Казанской научно-промышленной выставке. – Казань, 1890 С. 16.

[73] Никольский Н.В. Собрание сочинений. Том IV. Этнографические альбомы. Чебоксары, 2009. С. 10.

[74] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты). № 207, 205.

[75] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б Вотяки (Удмурты). № 733.

[76] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV- Б Вотяки (Удмурты). № 1167 – 1169.

[77]ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты).   № 635, 634, 633.

[78] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты).   № 733, 731.

[79] ЭМ КФУ. Ф.Фотографий. Оп. IV - Б. Вотяки (Удмурты). № 728.

[80] ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. № 258.

[81] ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. № 261.

[82] ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. № 257

[83] ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. № 260

[84] ЭМ КФУ. Ф. Фотографий. Оп. IV-Ж – Пермяки. № 259

[85] НА РТ.Ф.977. Оп. «Совет». Д. 8117.Л. 3.

[86] См. подробнее: Иванов А.Г. Археологические исследования И.Н.Смирнова // Этнография восточно-финских народов: история и современность: Материалы Всероссийской научной конференции, посвященной 150-летию со дня рождения профессора И.Н. Смирнова. 2007. С. 32.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом