Боровиков С.В.

Введение

Режиссёр Павел Лунгин в фильме «Царь» 2009 г. рассказал о митрополите Московском Филиппе Колычеве, в годы опричнины пытавшемся обуздать жестокий нрав Ивана IV и за это пострадавшем.

Высокая оценка нравственной позиции митрополита Филиппа очевидна и не вызывала споров. Иначе обстояло дело с осмыслением исторического значения его деятельности, которое определялось отношением ученых к опричнине и - шире - к роли в истории царя Ивана Грозного. Хотя библиография трудов, посвященных анализу царствования Ивана IV, огромна, исследователи не ставили своей задачей установить значение деятельности митрополита Филиппа. Как правило, рассматривались лишь те эпизоды, в которых описывалось противостояние царя и митрополита, а вся деятельность святителя (если о ней упоминалось) была лишь одним из эпизодов - и далеко не самых главных - в истории времен Ивана Грозного. Потому, если противостояние митрополита царю рассматривалось, то лишь как еще один штрих в обрисовке личности государя или его политики[1].

Историография отечественной истории середины и второй половины XVI столетия включает в себя ряд работ. В дореволюционный период (XVIII – начало ХХ вв.) можно выделить труды Н.И. Костомарова[2], Н.М. Карамзина[3], С.М. Соловьева[4], В.О. Ключевского[5], Д.И. Иловайского[6]. Большое значение имеют сочинения Димитрия Ростовского и Макария (Булгакова)[7]. Кроме того, данный период нашел отражение в трудах Г.В. Вернадского[8], С.Б. Веселовского[9], А.А. Зимина[10], В.Б. Кобрина[11], Р.Г. Скрынникова[12], А.В. Карташева[13], П.А. Садикова[14], Г.П. Федотова[15].

Цель данной работы – на основании источников и исследовательской литературы объективнее дать сведения о жизненном пути, церковном служении и деятельности главы Русской Православной Церкви в 1566-1568 гг.

Изучение биографии Филиппа Колычева основывается на ряде исторических источников. Они включают в себя Новгородские летописи, Мазуринский летописец, Соловецкий летописец, вкладные и отводные книги Соловецкого монастыря. Среди этого нужно выделить, прежде всего, Житие митрополита Филиппа, которое было составлено уже в конце XVI в. и, хотя имеет определенные неточности, однако, является очень важным историческим источником.

Данное произведение написано книжниками Соловецкого монастыря, по поручению игумена и братии, вскоре по перенесении туда мощей святителя из Отрочь монастыря в 1590 г. Оно имеет богатую рукописную традицию и читается во множестве списков XVII-XVIII вв. В этих списках отражены тексты различных редакций Жития. Внимание ученых XIX в. традиционно было сосредоточено на двух Пространных редакциях памятника. Почти на 100 лет в науке закрепился вывод о первичности той, что много позже была названа «Тулуповской». Две другие редакции, упоминавшиеся исследователями, Краткая и Проложная, считались сокращениями «Тулуповской». Изучение всех известных к настоящему времени списков «Жития митрополита Филиппа» позволило выявить еще один вид «Колычевской» редакции, а также две новых - Хронографическую (в трех видах) и Милютинской Минеи. Текст ближе всего к архетипу передает Краткая редакция.

Автор жития замечал: «Никто же о нем написанного нам не оставил»; но в рассказе об игуменстве Филиппа он нигде не выставлял себя очевидцем. В списке, которым пользовался Карамзин, сохранилась заметка автора, опущенная в других: рассказывая о деятельности Филиппа в Москве, он говорил: «не от иного слышал, но сам видел». По этой редакции, перенесение мощей было в 21-й год по смерти Филиппа, по другой – 8 августа 1590 г. Этим объясняются некоторые неточности в рассказе его о жизни Филиппа и на Соловках, и в Москве. Сохранилась другая редакция жития, составленная там же: она во многом повторяет первую, короче описывает управление Филиппа русской церковью, но представляет много новых и любопытных черт в рассказе о заточении и особенно о хозяйственной деятельности в монастыре[16].        

Житие, как заметил еще Карамзин, страдает некоторыми хронологическими и другими несообразностями и часто приводит буквальные речи Филиппа, которые, вероятно, сочинены самим автором, в чем и нельзя сомневаться, например, относительно речи Филиппа, убеждающей царя не учреждать опричнины, тогда как последняя учреждена ранее митрополита Филиппа. Писатель жития не лишен был литературного таланта и этим отчасти, может быть, увлекался. Таким образом, мы не можем ручаться за полную точность изложенных в житии подробностей конфликта между митрополитом и царем[17].

После упразднения патриархии, когда при Петре I церковь была подчинена государственной власти, личность митрополита, открыто обличавшего царя, безусловно, не могла выглядеть привлекательной в глазах государей. Вероятно, этим можно объяснить тот факт, что хотя все историки церкви пересказывали «Житие митрополита Филиппа», но полностью оно не издавалось на протяжении XVIII-XX вв.[18].

Источники личного происхождения – это преимущественно записки иностранцев о России. Г. фон Штаден (1542 г. – ?) – немец, служивший в опричнине 6 лет, автор нескольких сочинений[19], посвященных России, где он прожил с 1564 по 1576 гг. Однако достоверность его произведений не принимается безоговорочно историками и является предметом научных дискуссий.

В опричнине также находились немцы И. Таубе и Э. Крузе, которые оставили свои описания пребывания в России при Иване Грозном[20], эти свидетельства также являются важным историческим источником.

События второй половины XVIв. нашли отражение и в труде князя А.М. Курбского[21], который рассказал о своих отношениях с Иваном IV, взглядах на его жизнь, политику, особенно во время Ливонской войны и опричнины. Несомненно, что подобное изложение событий представляет собой особо значимый источник.

Комплексное изучение исторических источников и обобщение имеющихся в исследовательской литературе сведений позволяет решить поставленные в работе цели.

1. Происхождение и начальный период жизни

Из путеводителя по Ярославской губернии за 1859 г. известно, что в XVI веке недалеко от села Диево-Городище, на берегу безымянной реки, в настоящее время имеющей название «1-й Коровеж», впадающей в Волгу, находилась боярская усадьба Федора Колычева. Имение дворян Колычевых находилась недалеко от того места, где впоследствии, в XVIII в. возникла суконная фабрика. Место это называется «Липки».

По писцовым книгам вторая, западная, половина села Диево-Городище числилась за стольником Жданом Юрьевичем Колычевым, потомком митрополита Филиппа. Сохранилось предание о том, что Ждан Колычев построил на своей половине села деревянный храм в честь Смоленской Божьей Матери, а сама икона, прошедшая вместе с русским ополчением против польских оккупантов всю Смуту - дар от него. Ее носили в рядах воинов, когда Ждан Колычев находился на военной службе. В XIX в. её заменил список, который по сей день находится в храме и тоже считается чудотворным. Церковные документы указывают другое время постройки церкви – 1699г.

Дворяне Колычевы, вероятно, были владельцами западной половины Диева-Городища до середины XVIII в. На карте Поволжья от Ярославля до Костромы, датируемой 1766 г., земли Колычевых возле села отсутствуют[22].

Митрополит Филипп происходил из младшей ветви старомосковского боярского рода Колычевых, начальные страницы истории которого тесно связаны с борьбой московских князей за объединение Руси. Колычевы, как и Романовы, вели свое происхождение от Андрея Кобылы. Боярская фамилия Колычевых одного рода с Захарьиными-Юрьевыми и Шереметевыми[23]. Уже Федор Колыч (внук Кобылы), живший во второй половине XIV в., был крупным землевладельцем. Будущий митрополит Филипп, до пострижения Федор Степанович Колычев, родился 11 февраля 1507 г. в городе Москве от благочестивых и благородных родителей. За благочестивую их жизнь, свидетельство добродетелей, Бог благословил добрым плодом: родился блаженный Филипп, который в святом крещений был наречен Федором.

Набожная мать по имени Варвара окончила свои дни инокиней с именем Варсонофия[24]. Она наследовала богатые владения новгородской земли[25]. Кроме Федора, у нее было еще трое младших сыновей. Отец Федора Колычева Степан Иванович около 1495 г. владел поместьем в Деревской пятине. Судя по его прозвищу – Стенстур, встречающемуся в родословных книгах, Степан Иванович принимал участие в русско-шведских сношениях, которые в XVI веке велись новгородскими наместниками. Экзотические прозвища были распространены на Руси в придворных кругах конца XV века. В конце XV – начале XVI века в Швеции было два Стен Стура: старший правил Швецией в 1470-1497 и 1501-1503 гг., а Стен Стур младший был регентом в 1512-1520 гг. Поскольку первый из них был активным врагом России, то свое прозвище Степан Колычев получил потому, что имел отношение ко второму регенту. Возможно, что это было связано с заключением в мае 1513 г. в Новгороде договора со Швецией. Во всяком случае, умер Колычев-отец ранее 1561 г., когда сын по «его душе» сделал вклад в Соловецкий монастырь. Это был один из тех служилых людей, которые составляли опору московской политики в первой половине XVI в. Именно поэтому к нему, очевидно, и благоволил Василий III[26]. Степан Колычев был ближним боярином при великом князе и заседал в Боярской Думе.

Филипп еще молодым человеком ушел из Москвы в 1537 г., спасаясь после «дела» князя Андрея Ивановича Старицкого, отца Владимира Андреевича и дяди Ивана Грозного, пытавшегося поднять открытое восстание против правительства великой княгини Елены Глинской, опираясь на Новгород и новгородских помещиков. Среди последних находилось много родных Филиппа – Колычевых; трое из них в последовавшей жестокой расправе со сторонниками Андрея Старицкого были повешены, а родной дядя Иван Иванович Умный подвергся временной опале. Связи с Новгородом у Филиппа сохранились все время[27].

Мы почти ничего не знаем о первых тридцати годах жизни Федора Колычева. Переход его от мирской суеты к иноческим подвигам в общих чертах напоминает историю подобных подвижников прежнего времени. Такие соображения, если они существовали, далеко разошлись с действительностью. Что собственно побудило его к этому - неизвестно, но так как, вопреки всеобщему обычаю жениться рано, он оставался безбрачным, то причиной было давнее недовольство тогдашней жизненной средой и расположение к благочестию[28].

Первые шаги его аскетического пути лучше всего покажут разницу между знатным монахом-поневоле и святым по призванию[29]. Около 1538-1539 гг. он попал в Соловецкий монастырь и постригся в монахи под именем Филиппа.

2. Деятельность монахом и игуменом Соловецкого монастыря

Прожив немало дней в вышеупомянутом селении, Федор удалился оттуда на Соловецкий остров и был принят игуменом Соловецкой обители, который повелел ему трудиться на монастырских службах. Он же, с усердием и смирением, исполнял все, что ему повелевали делать. Много раз от некоторых из иноков ему приходилось принимать оскорбления и даже побои, но он никогда не гневался и с радостью и переносил все, и никто не знал кто он и откуда. Так Федор просил игумена постричь его в иночество, не пожелал открыть своего мирского звания – разумеется, ради смирения, а не безопасности от московских властей. Его отдали в послушание одному опытному иеромонаху, по имени Иона Шамин, «дивному старцу», который в юности был учеником преподобного Александра Свирского, тогда уже прославленного. Иона учил Филиппа всему монастырскому и церковному уставу, пока ученик его, превзойдя литургическую науку, не был поставлен екклисиархом – наблюдающим за чином богослужения. Рассказывали, что старец предрекал о своем ученике: «Будет настоятелем в святой обители нашей»[30].

Потом игумен Алексий, отказавшись по старческой немощи от управления обителью, советом братии, поставил Филиппа на игуменство. Но хотя тот и принял начальствование, однако нисколько не изменил своего прежнего житья. Напротив, он еще более усилил свои подвиги и предался еще большим трудам телесным, а когда видел себя хвалимым и почитаемым за это, считал то тщетным, ибо от юности был украшен смирением. Это отделяет образ Филиппа от возможных искушений вложить его в схему обычной духовной карьеры, продолжающей злосчастно оборвавшуюся придворную службу. Было ли в это время известно в Соловках происхождение и мирское богатство Филиппа - возможно - по крайней мере, для настоятеля. Все равно, имя Колычева должно было открыться в Новгороде при поставлении в игумены. Можно думать, что имя это, вместе с его личными качествами, могло остановить на нем выбор Алексия. В Новгороде Филипп должен был возобновить свои родственные и дружеские связи, и вступить во владение оставленными некогда имуществами. Возвращался он в Соловки уже богатым человеком, чтобы употребить свое состояние на строительство и украшение обители[31]. 17 августа 1548 г. Филипп совершил свою первую литургию в монастыре и сказал учительное слово.

Он оставил игуменство и снова удалился в пустыню, приходя в монастырь только для причащения. Управлять монастырем стал прежний игумен Алексий, который через полтора года после того скончался. Тогда, по просьбе братии, Филипп снова принял игуменство. Он предался еще большим подвигам и достиг еще высшего совершенства в добродетелях. Обитель же Соловецкая во время его управления продвигала и благоукрашалась[32].

Характер источников обуславливает некоторую односторонность сведений. Мы хорошо знаем Филиппа – хозяина и администратора, но совсем не духовного отца обители, не известно почти ничего и о собственной его религиозной жизни[33].

Филипп был образцовый хозяин, какого не было ему равного в русской земле в его время. Дикие, неприступные острова Белого моря сделались в его время благоустроенными и плодородными. Пользуясь богатством, доставшимся ему по наследству, Филипп прорыл каналы между множеством озер, осушил их, образовал одно большое озеро, прочистил заросли, засыпал болота, образовал превосходные пастбища, удобрил каменистую почву, навозил, где было нужно, землю, соорудил каменную пристань, развел множество скота, завел северных оленей и устроил кожевенный завод для обделки оленьих кож, построил каменные церкви, гостиницы, больницы, подвинул производство соли в монастырских волостях, ввел выборное управление между монастырскими крестьянами, приучал их к труду, порядку, ограждал от злоупотреблений, покровительствуя трудолюбию, заботился о их нравственности, выводил пьянство и тунеядство, одним словом, был не только превосходным настоятелем монастыря, но выказал редкие способности правителя над обществом мирских людей[34].

Соловецкий остров совершенно был лишен хлебородной земли. Поверхность его состояла из скал и озер, холмов, заросших лесом. Климат не столь суров, как можно было ожидать, судя по его географической широте. Море, не замерзавшее круглый год, за исключением прибрежной полосы, умеряло зимнюю стужу: морозы редко превышали 20 градусов. Но земля здесь не могла прокормить своих обитателей. Отсюда необходимость заводить промыслы или искать удобную почву на материке[35].

Филипп не был поклонником неумеренной аскезы. Он улучшил и трапезу, и одежду монашескую, требуя за то от всех неустанного труда. Тунеядцев он не терпел и принимал в монастырь только тех, кто, подобно ему, готов был есть хлеб в поте лица, по слову апостола: «Кто не работает, тот не ест»[36].

Отсюда начало благоволения к нему Ивана Грозного, приведшего к трагическому концу. Среди подарков царя привлекает и одна редкая книга - перевод Иосифа Флавия «Об иудейской войне», показательная не для научных интересов соловецкого игумена, а «гуманистических» вкусов самого Ивана Грозного. Из поездок в Москве Филипп привозил в Соловки и царские подарки: два атласных лазоревых покрова на гроб чудотворцев и два облачения из белой камки, унизанное жемчугом. Он уезжал, несомненно, обогащенный государственным и церковно-общественным опытом, пройдя краткую, но серьезную школу архипасторства[37].

После смерти царицы Анастасии в 1560 г. Сильвестр, уже находившийся в опале, был переведен из Кириллова монастыря в Соловецкий, где и умер, любимый, уважаемый Филиппом. Вероятно, что они вместе сетовали о перемене нрава Ивана IV; первый открывал игумену свою душу, некогда блаженную исправлением юного царя, устройством и счастьем царства: эти беседы могли приготовить Филиппа к великому его подвигу, хотя он, ревностью труженика удаленный на край земли, и не мог ожидать такой славы[38].

3. Избрание митрополитом и отношения с Иваном Грозным

В течение 20 лет при Иване Грозном Русскую православную церковь возглавлял митрополит Макарий. Он всегда заступался за опальных князей, и его смерть в 1563 г. в определенном смысле развязала царю руки. Новым митрополитом стал духовник царя Андрей, принявший постриг под именем Афанасия. Но и новый церковный владыка уже в мае 1566 г. сложил с себя сан митрополита и удалился в Чудов монастырь. Так встал вопрос о новом митрополите. Выбор сначала пал на казанского архиепископа Германа, происходящего из рода бояр Полевых. Однако его кандидатура была отклонена. Иван IV приказал изгнать епископа из церковных палат, говоря: «Еще и на митрополию не возведен, а уже меня обязуешь неволей»[39].

Тогда царь предложил в митрополиты соловецкого игумена Филиппа. Духовные и бояре единогласно говорили, что нет человека более достойного[40]. Игумен Соловецкого монастыря Филипп, славнейшего и великого рода, от молодости своей украшенный вольной монашеской нищетой и мужеством, разумом крепкий и мужественный человек. Когда был уже епископом поставлен, начал он епископскими делами украшаться и по-апостольски служить Богу[41].

Неудивительно, что этого человека везде знали и уважали, а потому естественно было всем считать его самым достойным человеком для занятия митрополичьего престола. Но выбор со стороны подозрительного царя человека из боярского рода, который некогда заявлял себя против его матери Елены, может быть отнесен к тем противоречиям, которые были так нередки в поступках Ивана IV. Как бы то ни было, Филипп был призван в Москву[42].

Филипп пользовался большой популярностью как очень энергичный организатор, широко развивший и устроивший монастырское хозяйство. Кандидатура Филиппа была, по видимости приемлема для всех: на митрополичий престол вступал человек, принадлежавший к старому боярскому роду, несколько членов которого, заслужили честь быть принятыми в число опричников, умело возглавлявший крупнейшую духовную сеньорию, но по своему положению на отдаленной северной окраине несвязанную кровно с судьбами княжеско-боярского землевладения и интересами его хозяев; прямолинейный в словах и поступках, может быть, несколько жесткий, но в личной жизни – безупречный[43].

Выбор был необычным и противоречил традиционной практике, когда пост занимал кто-то из епископов или настоятелей московских монастырей, хорошо известных правителю. Игумен далекой северной обители, расположенной на островах в Белом море, к кругу таких людей не принадлежал. Правда, в годы игуменства Филипп Колычев показал себя образцовым организатором монастырского общежития, построив в своей обители каменные храмы и склады, но все это вряд ли могло послужить основанием для того, чтобы предпочесть его другим кандидатам. Существует предположение, что кандидатуру игумена могли предложить его двоюродные братья Федор и Василий Ивановичи Умные Колычевы, в то время близкие к царю (в начале 1567 г. Федор был послан с важной миссией в Литву)[44]. Федор и Василий Ивановичи Умного - виднейшие представители боярского рода Колычевых Кобылиных. В известном приговоре конца мая 1570 г. земских и опричных бояр о рубежах с Литвой боярин Федор и окольничий Василий Умного названы: «из опричнины». Вскоре Федор Иванович ушел в отставку или был удален. Умер он в Иосифове монастыре в 1574 г.

Василий Иванович начал свою карьеру рындой в походе 1556 г. царя к Серпухову, в 1563 г. был пожалован в окольничие. В 1568 г. служил в Вязьме, но неизвестно, был ли в это время в опричнине. В походе 1569 г. к Изборску он был воеводой из опричнины, в 1570 г. был на ливонском фронте. В разрядах походов упоминался в последний раз в походе 1574 г. к Пайде как дворовый воевода. Казнен в 1574-1575 гг., его поместье в Шелонской пятине отдано другому лицу[45].

Посетив Москву (1550-51 гг.), игумен Филипп заслужил особое расположение царя Ивана Васильевича, который ради его сделал целый ряд щедрых пожалований и драгоценных пожертвований Соловецкой обители. Может быть, в надежде на силу этих щедрот, царь теперь и ожидал найти в Филиппе молчаливого участника в его политике. Но оказалось как раз наоборот[46].

Никто без сомнения не мыслил о нем, кроме Ивана IV: отвергнув Германа, царь вздумал мимо святителей, всех архимандритов возвести Филиппа на митрополию, желая изъявить тем свое особенное уважение к христианским добродетелям, и показать, что самые отдаленные пустыни не скрывают их от глаз его[47]. Неудача с осифлянским претендентом на митрополичью кафедру Германом Полевым заставила Ивана Грозного обратить взор на другую могущественную группировку среди высших иерархов – заволжских старцев. Но из лидеров нестяжателей только две крупные фигуры могли рассматриваться как будущие митрополиты: новгородский архиепископ Пимен и соловецкий игумен Филипп. Первый, несмотря на все его расположение к царю, вызывал у Ивана Грозного к себе крайне настороженное отношение, так как представлял Новгород, который, по мнению московского государства, таил в себе крамолу и постоянную готовность к мятежу. Оставалась кандидатура Филиппа. В пользу соловецкого игумена высказался и освященный собор, тем более что в его состав входило очень мало правоверных иосифлян[48].

Его выдвинула и та группировка, которую возглавлял конюший Иван Челяднин, они пользовались в то время наибольшим влиянием в земщине. Соловецкий игумен состоял в отдаленном родстве с конюшим. Как бы то ни было, с момента избрания в митрополиты Филипп полностью связал свою судьбу с боярином Челядниным[49].

Противоречия внутренних мотивов необычайно характерны для царя, который всегда соединял свои злодеяния со страстной набожностью. Иван Грозный, несомненно, ревновал о чистоте и благолепии церковном - внешнем и внутреннем. Его обличения современных монахов, в своей недоброй иронии, продиктованы тою же ревностью. Он хотел видеть святого пастыря на кафедре Успения Богоматери. Это несомненно. Но столь же несомненно, что он желал сохранить для себя полную свободу действий; иметь в святом молитвенника, но не судью своей совести. Вот почему, после опыта с Германом Полевым, он не обращается ни к Пимену, ни к одному из покладистых иерархов, а ищет достойнейшего - и находит его в лице давно знакомого ему игумена Соловецкого[50].

Может быть, Иван IV, оказав Филиппу столько знаков своего царского благоволения, рассчитывал, что Филипп охотно согласится быть в полной его воле, и, занимая митрополитскую кафедру, будет постоянно держать его сторону, и ни в чем не станет ему противоречить. Но такой расчет, если только он существовал, скоро оказался неверным[51].

Так явился в Москву новый кандидат в митрополиты: новгородец по происхождению и связям, с достаточным запасом «антиопричных» настроений и несомненным фамильным благорасположением к семье Владимира Андреевича Старицкого и его ушедшей по приказанию царя в монастырь матери[52].

В 1566 г. Иван IVвызвал его в Москву, принял с великой честью, удостоил своей царской трапезы и щедро одарил. Но как только предложил ему в присутствии всего освященного Собора и бояр митрополитскую кафедру, то Филипп сначала смиренно отказывался, колебался принять высокий сан при трудных обстоятельствах того времени, ссылаясь на слабость своих сил и уподобляя себя малой ладье, неспособной носить великой тяжести, а потом, будучи «понуждаем» царем и Собором на митрополию, смело «сказал, чтобы царь и великий князь отменил опричнину; а не отменит - ему, Филиппу, митрополитом быть невозможно; а если его и поставят в митрополита, он затем оставит митрополию»[53]. Иван IVразгневался, однако настоял на своем. Царь долго убеждал Филиппа стать митрополитом, «не желая, вероятно, резко рвать с некоторыми кругами боярства». Церковному собору и боярам удалось упросить Филиппа не отказываться от митрополичьей кафедры. Мало того, принимая митрополию, Филипп особой грамотой обязался: «В опричнину и в царский домовой обиход не вступаться и митрополии из-за опричнины не оставлять, и советоваться с царем как прежние митрополиты советовались с его отцом и дедом».

Филипп прибыл в Москву после 2 июля 1566 г., а уже 20 июля был составлен приговор о его избрании митрополитом. 24 июля 1566 г. Филиппа ввели «на митрополичий двор». После этого, с обычным торжеством, в Успенском соборе Филипп был поставлен на митрополичью кафедру освященным собором русских архиереев, 25 июля 1566 года[54].

Иван IV на сей раз не хотел дать ему славы гонимого за добродетель: желал склонить его к безмолвию, явить слабым в глазах России, сделать соучастником в новых правилах своего царствования. Главные церковные пастыри служили для того орудием. Повинуясь воле Ивана Грозного, они убеждали Филиппа принять сан митрополита без всякого условия, думать единственно о благе церкви, не гневить государя дерзостью, но утолить гнев его и применить в милосердие кротостью; доказывали, что мнимая твердость в этом случае будет действием гордости, несогласной с духом истинного слуги Христа; что долг святителя молиться и наставлять царя в спасении души, а не в делах царства[55].

Первые распоряжения Филиппа имели целью упрочить его собственное в высшем церковном учреждении – освященном соборе. Только опираясь на поддержку крупнейших иерархов, он мог начать свою борьбу против опричнины. Еще в ноябре 1567 г. Филипп рассылал по монастырям послания, призывая молиться за царя, который отправился в поход воевать «за святую церковь». Он посвящал епископов Полоцкого, Ростовского, освящал храмы.

Чувствуя в московском митрополите своего союзника, старицкий князь Владимир в феврале 1567 г. дал ему несудимую грамоту на все митрополичьи владения Дмитрова, Боровска, Звенигорода, Романова и Стародуба Ряполовского. Едва ли не единственный памятник хозяйственно-административных забот Филиппа. Грамотой этой все митрополичьи села и монастыри, лежащие в уделе князя освобождались от пошлин и кормов на удельный двор и от удельного суда, «кроме душегубства и похищения с поличным». «А судит их отец наш Филипп, митрополит Всея Руси, или его бояре». Может быть, в этом акте позволительно видеть след старой близости, связывавшей Старицких князей с Колычевыми[56].

Между боярами начались распри. Тогда царь, послушавшись советов своих «сродников и приятелей», созвал в Москве «совет» из освященного собора и всех бояр, на котором возвещал им свою царскую мысль, чтобы ему царство разделить и царский двор учинить и на то бы его благословили».

Посоветовавшись с членами освященного собора, Филипп решил «против такого начинания стоять крепче». Вероятно, он надеялся своим участием способствовать устранению или ослаблению наиболее отрицательных сторон нового порядка, однако с течением времени стала все более ясно обнаруживаться тщетность таких надежд. Для главы церкви, видевшего свой христианский долг в искоренении беззакония, оставался один путь – публичное осуждение действий монарха. Для совершения такого важного шага митрополит нуждался в содействии других епископов. И теперь первоначально святители проявили готовность оказать поддержку своему главе. Согласие это, однако, сохранялось недолго. Но коалиция высших церковных иерархов сразу же дала трещину. Когда один из епископов, возможно, Пимен, сообщил царю общее решение духовного совета и об этом стало известно, то многие от своего начинания отказались. Не захотели поддерживать митрополита архиепископ Пимен Новгородский, епископы Пафнутий Суздальский и Филофей Рязанский, а духовник царя, благовещенский протопоп Евстафий, и вовсе «непрестанно явно и тайно носил речи неподобные», настраивал царя против митрополита. В итоге попытка митрополита объединить высшее духовенство для борьбы против казней закончилось полной неудачей. Митрополит решился вступить в борьбу в одиночку. Такое решение было ускорено тем, что к митрополиту пришли «и от первых вельмож, и весь народ», прося «с великим рыданием» о заступничестве[57]. Но и это обращение не возымело действия. В 1567 г. архиепископ Пимен присутствовал на соборе в Москве, на котором обсуждалось о причинах разделения государства, и был царю угождающим[58].

По существу митрополит обратился к монарху с теми же требованиями, что и земские бояре после собора 1566 г. Протест Филиппа был симптомом окончательного падения престижа царя в земщине[59].

Первыми боярами и князьями в земщине были следующие: князья Владимир Старицкий, Иван Бельский, Никита Одоевский, митрополит Филипп с его епископами – Казанским и Астраханским, Рязанским, Владимирским, Вологодским, Ростовским и Суздальским, Тверским, Полоцким, Новгородским, Нижегородским, Псковским и в Лифляндии Дерптским. И в Ригу думали посадить епископа. Все эти епископы ежегодно должны являться в Москву на митрополичий выезд в Вербное Воскресение; потом все монастыри, монахи и попы соборные, т.е. те, которые входят в совет[60].

Отказавшись от вмешательства в опричнину, Филипп не отошел от права «печаловаться» – ходатайствовать перед главой государства за осужденных или опальных. Одушевленный такими мыслями, святитель отправился к Ивану IV, чтобы сначала наедине пастырски побеседовать с ним. В чем состояла эта тайная беседа, как обличал или убеждал царя митрополит - неизвестно, но последствия показали, что убеждения не принесли никакой пользы[61]. Когда великий князь услышал это, пришел он в дьявольское бешенство, потому что думал он, население и бояре побудили митрополита к этому увещанию, и он решил удвоить свои тиранства в сравнении с тем, что делал прежде[62].

К осени 1567 г. Филипп понял, что для него настало время вмешаться[63]. Гнев царя на митрополита получил огласку. Как и всегда нашлись оппортунисты, готовые выслужиться пред сильнейшей стороной за счет своего ближнего. Филипп, поняв, что потерял доверие царя, решил нарушить свой обет молчания в виду непрестанных казней жертв царской подозрительности[64].

4. Последние годы главы Русской Православной Церкви

Филипп протестовал против двух следствий опричнины: разделения страны на две частей и казней. Особенно негодовали на митрополита опричники Малюта Скуратов и Василий Грязной со своими единомышленниками[65]. Время шло, неистовства опричников не прекращались, царь нимало не исправлялся[66].

Начались казни вследствие дела Козлова; опричнина буйствовала; вельможи, народ умоляли митрополита вступиться в дело; он знал, что народ привык видеть в митрополите печальника, и не хотел молчать. Тщетно Иван IV избегал свиданий с митрополитом, боясь печалований; встречи были необходимы в церквях, и здесь-то происходили страшные сцены заклинаний[67].

Святитель, испытав недостаточность тайных вразумлений царю, решился начать 22 марта 1568 г. открытые, всенародные обличения. Иван IV пришел в соборную церковь; здесь Филипп обратился к нему с речью. Царь пошел в свои палаты в большом раздумье и в гневе на святителя[68].

31 марта 1568 г., в воскресенье, Иван Грозный приехал к обедне в Успенский собор с толпой опричников. И хотя митрополит заметил, что его благочестивые увещания действовали более пагубно и вредно, чем с успехом, остался он при прежнем решении, не переставая указывать ему, великому князю, на его злодейства. Эти и подобные слова возбудили такой гнев великого князя, что он ударил своим жезлом и сказал: «Я был слишком милостив к тебе, митрополит, к твоим сообщникам в моей стране, но я заставлю вас жаловаться». Наследующий день им было приказано схватить всех слуг, бояр, приговоренных, кравчих, стольников и людей благородного происхождения, и одни были повешены, другие избиты палками, безжалостно замучены и брошены в тюрьму. Из других благородных были обезглавлены князь Василий Пронский, Иван Кармисин и Христиан Будно. Советники и приближенные митрополита были силой выведены, и затем их, водя по всем улицам, мучили и хлестали железными хлыстами, и он приказал испробовать на невинных людях все мучительства, какие он только мог придумать; он приказал содрать с них живых кожу, вырезывать ремни из кожи, и ничто не было им пропущено из того, что когда-либо испробовала тирания[69].

28-го июля 1568 г., в день Святых Апостолов Прохора и Никанора, во время крестного хода в Новодевичьем монастыре, Филипп заметил перед чтением Евангелия одного опричника стоящим в тафье и выговорил за него государю. Царь усмотрел недостойный выпад, потому что был женат на кабардинской княжне, а в ближайшем окружении было много татар и черкесов. Чаша его терпения переполнилась[70]. Взбешенный самим фактом выговора, он потерял по обычаю всякое равновесие и начал всенародно бранить святителя, называя его лжецом, мятежником, злодеем. Как назло увещеваниям архипастыря, поведение Ивана Грозного в это время было в особенности омерзительно[71].

Считается, что крылатое выражение «Филькина грамота» произошло оттого, что строптивого митрополита Иван IV презрительно именовал Филькой, а его грамоты – «филькиными»[72]. После этого Ивану Грозному во что бы то ни стало нужно было подыскать какие-нибудь канонические основания для свержения Филиппа[73].

Ошибочно видеть в борьбе Филиппа против опричнины голос боярской оппозиции. Можно думать, что Филипп не пользовался большим влиянием на царя, после споров об опричнине, имевших место во время его избрания[74]. Чтобы найти повод избавиться от Филиппа, Иван IV стал искать клириков, которые могли бы выступить обвинителями митрополита[75].

«На весну 1568 г. в монастырь в Соловки приехал суздальский владыка Пафнутий, архимандрит Феодосий, князь Василий Темкин, дьяк Дмитрий Пивов, с ними 10 сынов боярских дворян, многие от воинского чина, про Филиппа обыскивать». Царь хотел омрачить добродетель в самом ее светлом источнике; где Филипп прославился ей, там открыть его мнимое лицемерие и нечистоту душевную: эта мысль казалась Ивану IV искусной хитростью[76].

Митрополит был обвинен в «порочном поведении», его временно отстранили от дел и отправили в Богоявленский монастырь за Ветошным торгом, в Китай-городе. В Соловецком монастыре во время ревизии опечатали казну. Василий Темкин и Феодосий составили обвинительный акт, который Пафнутий не захотел подписать[77].

В такой обстановке Иван Грозный решил нанести Думе упреждающий удар. 11 сентября 1568 г. на эшафот разом взошли старший боярин И.П. Челяднин-Федоров, окольничие М.И. Колычев и М.М. Лыков, князь А.И. Катырев-Ростовский. Гибель Челяднина решила судьбу Филиппа. Вернувшаяся с Соловков следственная комиссия представила боярам материалы о порочной жизни митрополита. Оппозиция была обезглавлена, и никто не осмелился высказать вслух своих сомнений. Послушная воле царя, земская Боярская Дума вынесла решение о суде над главой церкви[78].

Царь даже не посылал к Константинопольскому патриарху (под судом которого находились русские митрополиты), так как если бы они были оклеветаны кем-либо и в чем, то только перед ним должны держать ответ, и не запросил от престола патриаршего экзарха епископское испытание (допрос)[79].

Немедленно был созван собор для суда над святителем - позорнейший из всех, какие только были на протяжении всей русской церковной истории[80]. Святитель не оправдывался и стал снимать все знаки своего сана, но царь велел ждать судебного приговора[81]. Собор для осуждения Филиппа, на котором читались доставленные комиссией «обыскные речи» и заслушивались показания привезенных свидетелей, состоялся поздней осенью 1568 г. «В Москве 4 ноября митрополита Филиппа свергли из святительского сана»[82].

8 ноября на праздник святого Михаила Архангела, когда митрополит совершал службу в Успенском соборе Кремля, в церковь ворвался отряд опричников во главе с боярином Алексеем Басмановым. Прервав службу, боярин объявил о низложении митрополита Филиппа и «повелел перед ним и всем народом» читать приговор собора. Когда чтение было закончено, Малюта Скуратов и другие опричники, выполняя приказ царя, силой сорвали со святителя митру и другие знаки его сана и стали «бить его по лицу этими же предметами». После этого митрополита, одетого в разорванные монашеские одежды, «изгнали из церкви как злодея и посадили на дровни, везущие вне града (Кремля), ругающиеся и метлами бьющиеся», в Богоявленский монастырь в Китай-городе.

Через несколько дней низложенного митрополита привезли слушать окончательный приговор. Его обвиняли в колдовстве и приговаривали к вечному заключению. По царскому приказанию ему «забили ноги в деревянные колодки, а руки в железные кандалы, посадили в монастыре Св. Николая Старого и морили голодом». Царь приказал отрубить голову племяннику бывшего митрополита Ивану Колычеву, зашить в кожаный мешок и принести к Филиппу. «Вот твой сродник, – сказали ему, – не помогли ему твои чары». Затем были убиты еще несколько Колычевых.

Через несколько дней он вздумал убить его и сжечь, но духовенство упросило великого князя даровать ему жизнь и выдавать ему ежедневно 4 алтына, что составит приблизительно 10 литовских грошей. И его послали в монастырь в Тверь, где он прожил со дня Святого Михаила до февраля следующего года[83].

Царь - может быть, против воли уступившей жизнь Филиппу - сумел создать для исполнения приговора жестокую и драматическую обстановку[84].

В декабре 1569 г. Иван Грозный начал свой большой опричный поход на Новгород и Псков. Были опустошены земли от Клина до Твери. Теперь царь не прочь помириться с опальным митрополитом, воспользоваться его авторитетом. Расчет довольно прост: главный обвиняемый по новгородскому делу, архиепископ Пимен, выступал одним из основных обвинителей Филиппа. Так неужели пробывший год в заключении митрополит не даст теперь «пастырского благословения» на разгром своего врага? Но Филипп оказался чужд мести[85]. Отправляя Малюту для переговоров с Филиппом, царь совершил ошибку, обычную для аморальных людей: мерил нравственность Филиппа по себе.

Малюта Скуратов 23 декабря 1569 г. внезапно вошел в келью Отрочь монастыря. Между тем святитель еще за три дня до этого говорил бывшим при нем: «Вот приблизился конец моего подвига», - и причастился. Скуратов с притворным благоговением припал к ногам святого и сказал: «Владыка святой, дай благословение царю идти в великий Новгород». Но Святой отвечал Малюте: «Делай, что хочешь, но дара Божьего не получают обманом»[86]. Малюта собственноручно задушил его, а монахам сказал, что Филипп умер от угара, по их небрежности «от неуставного зною келейного»[87]. Что произошло между ними в точности неизвестно[88]. Иноки вырыли могилу и в присутствии убийцы погребли умершего за алтарем.

Царь использовал общее замешательство, чтобы избавиться от бывшего митрополита Филиппа. Так пал непобежденным великий пастырь русской церкви, мученик за священный обычай печалования[89].

Заключение

Спор царя и митрополита не касался вопроса об отношениях между светской и духовной властью, однако его исход наложил глубокий отпечаток на взаимоотношения государства и церкви в последующее время. Именно после низложения митрополита Филиппа царь стал по своему произволу низлагать с кафедр неугодных епископов, подвергать суровым наказаниям, а то и смертной казни протопопов и настоятелей монастырей, налагать руку на имущество церкви. Были аннулированы уступки духовенству, сделанные в годы работы Стоглавого собора и как-то ограничивавшие власть царя над духовным сословием[90].

Столкновение с главой русской церкви – митрополитом, завершившееся насильственной смертью Филиппа – все это, казалось бы, не должно было привлекать духовенство к опричным порядкам[91].

Опалы, постигшие как сторонников митрополита, так и его противников из среды высших церковных иерархов, показывали, что дело Филиппа Колычева отнюдь не сводилось к личному противоборству с ним царя Ивана Грозного[92].

В 1568 г. митрополит отвечал Пимену: «Ты домогаешься восхитить чужой престол, но скоро лишишься и своего», эта фраза породила так называемое пророчество или проклятие св. Филиппа. Жизнь его врагов и гонителей оказалась недолгой и несчастливой.

В 1590 г. соловецкий игумен Иаков явился к царю Федору Ивановичу с просьбой от лица всей братии перенести Филиппа, в чуждом месте погребенного. Царь дал игумену грамоту к тверскому епископу Захарии. Когда раскопали могилу мученика во дворе Отрочь монастыря, обрели его мощи нетленными. Жители Твери стекались поклониться угоднику, оставлявшему их город. Игумен Иаков с благоговением перевез, речными путями, доверенную ему святыню в Соловецкий монастырь. В 1591 г. мощи святителя-мученика митрополита Филиппа были перенесены положены в церкви Святых Зосимы и Савватия, где долго являлись предметом народного почитания. С честью перенесли иноки тело святого Филиппа в свой монастырь и погребли на том самом месте, которое сам он для этого приготовил[93]. Вскоре начали совершаться исцеления и чудеса. По другим сведениям, все произошло раньше, в 1584 г[94].

В 1652 г. при царе Алексее Михайловиче погибший митрополит был причислен к лику святых. Его останки были перевезены митрополитом Новгородским Никоном из Соловецкого монастыря в Москву и положены в новой раке в Успенском соборе Кремля, где они находятся до сих пор.

Список источников и литературы

Источники

1. Курбский А.М. История о великом князе Московском. – СПб.:  Издание Имп. Археографич. комиссии, 1913. – 194 с.

2. Послание к Готхарду Кеттлеру, герцогу Курляндскому и Семигальскому, Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 10-59.

3. Штаден Г. Записки немца-опричника. – М.: РОССПЭН, 2002. – 240 с.

Литература

4. Вартаньян Э. А. Путешествие в слово. - 2-е изд. - М.: Просвещение, 1982. - 223 с.

5. Вернадский Г.В. Московское царство. - М.: Аграф, 1997. - 512 с.

6. Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины / С.Б. Веселовский; отв. ред. М.Н. Тихомиров. – М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1963. – 538 c.

7. Димитрий Ростовский. Жития Святых в 12 т. Т. 5. Январь. – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 981 с.

8. Зимин А.А. Опричнина. – М.: Территория, 2001. – 448 с.

9. Иловайский Д. История России. Т. 3. Московско-царский период. – М.: Типография М.Г. Волчанинова, 1890. – 720 с.

10. Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 9. – СПб.: Типография Н. Греча, 1821. – 300 с.

11. Карташев А.В. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1: Очерки по истории Русской Церкви. – М.: ТЕРРА, 1992. – 686 с.

12. Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. – М.: Наука, 1988. – 512 с.

13. Кобрин В.Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избр. труды. – М.: РГГУ, 2008. – 369 с.

14. Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Книга 1. - М.: Книга, 1990. - 741 с.

15. Кшукин Д.В. Диево-Городище. Страницы истории / под ред. В.И. Сафронова. – Ярославль, 2008. – 48 с.

16. Лобакова И.А. Житие митрополита Филиппа: Исследование и тексты. - СПб.: Дмитрий Буланин, 2006. - 312 стр.

17. Макарий (Булгаков М.П.). Митрополит Московский и Коломенский. История Русской Церкви. - М.: Издательство Спасо-Преображенского Валаамского Монастыря, 1994-1996. Кн. 4, ч.1, отд. 2. - 1996. - 591 с.

18. Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. – М.-Л.: Изд. АН СССР, 1950. – 594 с.

19. Скрынников Р.Г. Василий III. Иван Грозный. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2008. – 639 с.

20. Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. Кн. 3. Т. 6. История России с древнейших времен / Отв. ред. И.Д. Ковальченко, С.С. Дмитриев. – М.: Мысль, 1989. – 783 с.

21. Федотов Г.П. Собрание сочинений в 12 т. Т. 3: Святой Филипп, митрополит Московский. – М.: Мартис, 2000. – 251 с.

22. Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М.: Молодая гвардия, 1999. – 403 с. 

[1] Лобакова И.А. Житие митрополита Филиппа: Исследование и тексты. - СПб., 2006. – С. 7-8.

[2] Костомаров Н.И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. Книга 1. - М., 1990. - 741 с.

[3] Карамзин Н.М. История государства Российского. Т. 9. – СПб., 1821. – 300 с.

[4] Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. – Кн. 3. – Т. 6. История России с древнейших времен. – М., 1989. – 783 с.

[5] Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. – М., 1988. – 512 с.

[6] Иловайский Д. История России. Т. 3. Московско-царский период. – М., 1890. – 720 с.

[7] Димитрий Ростовский. Жития Святых в 12 т. Т. 5. Январь. – Ростов н/Д, 2007. – 981 с. Макарий (Булгаков М.П.). История Русской Церкви. Кн. 4, ч.1, отд. 2. - М., 1996. - 591 с.

[8] Вернадский Г.В. Московское царство. - М., 1997. - 512 с.              

[9] Веселовский С.Б. Исследования по истории опричнины. – М., 1963. – 538 c.

[10] Зимин А.А. Опричнина. – М., 2001. – 448 с.

[11] Кобрин В.Б. Опричнина. Генеалогия. Антропонимика: Избр. труды. – М., 2008. – 369 с.

[12] Скрынников Р.Г. Василий III. Иван Грозный. – М., 2008. – 639 с.

[13] Карташев А.В. Собрание сочинений: в 2 т. Т. 1: Очерки по истории Русской Церкви. – М., 1992. – 686 с.

[14] Садиков П.А. Очерки по истории опричнины. – М.-Л., 1950. – 594 с.

[15] Федотов Г.П. Собрание сочинений в 12 т. Т. 3: Святой Филипп, митрополит Московский. – М., 2000. – 251 с.

[16] Ключевский В.О. Указ. соч. – С. 311-312.

[17] Карташев А.В. Указ. соч. – С. 445.

[18] Лобакова И.А. Указ. соч. – С. 3-7, 24.

[19] Штаден Г. Записки немца-опричника. – М., 2002. – 240 с.      

[20] Послание к Готхарду Кеттлеру, герцогу Курляндскому и Семигальскому, Иоганна Таубе и Элерта Крузе // Русский исторический журнал. 1922. Кн. 8. С. 10-59.

[21] Курбский А.М. История о великом князе Московском. – СПб., 1913. – 194 с.

[22] Кшукин Д.В. Диево-Городище. Страницы истории. – Ярославль, 2008. – С. 18-21

[23] Веселовский С.Б. Указ. соч. – С. 217.

[24] Димитрий Ростовский. Указ. соч. – С. 279.

[25] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 477.

[26] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 143–148.

[27] Садиков П.А. Указ. соч. – С. 27.

[28] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 477.

[29] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 9, 11, 23, 27-29.

[30] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 36.

[31] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 37-38.

[32] Димитрий Ростовский. Указ. соч. – С. 281-282.

[33] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 38-40.

[34] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 477-478.

[35] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 32.

[36] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 42.

[37] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 40-44, 48-51.

[38] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 94.

[39] Курбский А.М. Указ. соч. – С. 157-159.

[40] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 477.

[41] Курбский А.М. Указ. соч. – С. 150.

[42] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 478.

[43] Садиков П.А. Указ. соч. – С. 27.

[44] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 207.

[45] Веселовский С.Б. Указ. соч. – С. 217.

[46] Карташев А.В. Указ. соч. – С. 445.

[47] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 94.

[48] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 159.

[49] Скрынников Указ. соч. – С. 357.

[50] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 54, 59-60.

[51] Макарий (Булгаков М.П.). Указ. соч. – С. 163-165.

[52] Садиков П.А. Указ. соч. – С. 27-28.

[53] Макарий (Булгаков М.П.). Указ. соч. - С. 165-166.

[54] Иловайский Д. Указ. соч. – С. 265-266.

[55] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 95-96.

[56] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 60-62, 64-67.

[57] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 229.

[58] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 159-162.

[59] Скрынников Р.Г. Указ. соч. – С. 357-359, 380.

[60] Штаден Г. Указ. соч. – С. 45.

[61] Макарий (Булгаков М.П.). Указ. соч. – С. 166, 168.

[62] Послание И. Таубе и Э. Крузе. Указ. соч. – С. 27.

[63] Вернадский Г.В. Указ. соч. – С. 108.

[64] Карташев А.В. Указ. соч. – С . 446.

[65] Зимин А.А. – С. 163.

[66] Макарий (Булгаков М.П.). Указ. соч. – С. 168.

[67] Соловьев С.М. Указ. соч. – С. 538.

[68] Макарий (Булгаков М.П.). Указ. соч. – С. 168.

[69] Послание И. Таубе и Э. Крузе. Указ. соч. – С. 27-29.

[70] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 164.

[71] Иловайский Д. Указ. соч. – С. 268.

[72] Вартаньян Э. А. Путешествие в слово. - М., 1982. - С. 74.

[73] Карташев А.В. Указ. соч. – С. 446-447.

[74] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 78, 82-83.

[75] Вернадский Г.В. Указ. соч. – С. 108.

[76] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 106.

[77] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 164.

[78] Скрынников Р.Г. Указ. соч. – С. 381-383, 385.

[79] Курбский А.М. Указ. соч. – С. 151,153.

[80] Карташев А.В. Указ. соч. – С. 447.

[81] Димитрий Ростовский. Указ. соч. – С. 285.

[82] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 232.

[83] Послание И. Таубе и Э. Крузе. Указ. соч. – С. 29-31.

[84] Федотов Г.П. Указ. соч. – С. 90.

[85] Кобрин В.Б. Указ. соч. – С. 160.

[86] Димитрий Ростовский. Указ. соч. – С. 285-286.

[87] Карташев А.В. Указ. соч. – С. 448.

[88] Иловайский Д. Указ. соч. – С. 270.

[89] Соловьев С.М. Указ. соч. – С. 539.

[90] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 232-233.

[91] Садиков П.А. Указ. соч. – С. 91.

[92] Зимин А.А. Указ. соч. – С. 165-166.

[93] Димитрий Ростовский. Указ. соч. – С. 287.

[94] Костомаров Н.И. Указ. соч. – С. 485. Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 147.

• История Руси (допетровская эпоха)