Анучин И.А.

Введение

Вопросы, связанные с вооружёнными силами нашего Отечества, не могут не привлекать к себе повышенного внимания. Это и не удивительно, ведь именно с их помощью, начиная ещё с древнерусской дружины, Российское государство решало наиболее важные, как внешне, так и внутриполитические вопросы. Здесь можно вспомнить и походы древнерусских князей, военные предприятия московских царей и российских императоров, эпоху дворцовых переворотов. И во всех этих случаях именно вооружённым силам государства в разных их проявлениях отводилась первостепенная роль.  

Армия является одним из основных социальных институтов любой страны, состояние вооружённых сил в немалой степени определяет международное положение государства, его уверенность в завтрашнем дне. Данное состояние определяется рядом важных и взаимосвязанных факторов: военной подготовкой кадрового состава, количеством и качеством вооружения, грамотной военной тактикой, проповедуемой в ней, наличием опытных и профессиональных командующих. Однако ещё одним немаловажным и определяющим условием общего состояния вооружённых сил государства является процесс воспитания личного состава армии. В каком бы высоком состоянии не находились перечисленные выше факторы, они, конечно же, теряют своё значения в том случае, если у личного состава не поставлена на должном уровне воинская дисциплина, не развит крепкий боевой дух, ощущение взаимной поддержки, сопровождаемое чёткой субординацией. Если в равной степени в солдатах и генералах не воспитаны честь, доблесть, мужество, то боеспособность такой армии, бесспорно, не может находиться на том высоком уровне, который требуется от контингента, призванного защищать границы своей страны.  

Важнейшее значение дисциплине и моральной составляющей придавали российские военачальники и полководцы, такие как Петр Великий – зачинатель военного воспитания, выдающийся отечественный полководец Александр Васильевич Суворов в своей «Науке побеждать», Петр Александрович Румянцев и Михаил Илларионович Кутузов, которые величали дисциплину душой воинской службы. «Влияние на нравственную сторону лиц и частей в военном деле должно стоять на первом плане» – слова Михаила Дмитриевича Скобелева. Таким образом, все эти качества необходимо относить к одним из основных условий существования всякого благоустроенного войска, без которых немыслим никакой успех на войне.  

Именно рассмотрению системы мер воспитания личного состава русской армии посвящена данная работа. И основная часть её обращена к одному из наиболее важных и драматических периодов в истории нашего Отечества – эпохе Петра Великого – времени закладывания фундамента отечественной системы воспитания вооруженных сил. Именно к рассматриваемому периоду относится становление и развитие теории и практики воспитания в русской армии, когда сложились объективные предпосылки, и возникла потребность коренного её переустройства и процесса подготовки и воспитания войск.[1]

Также работа затрагивает конец XVII столетия, без рассмотрения которого в рамках интересующей нас проблемы, было бы невозможно, в полной мере, представить необходимость и масштаб тех изменений и нововведений в процессе воспитания русской армии, которые были осуществлены Петром I.

Реализация данной цели подразумевает решение следующих основных задач исследования:

1) Рассмотрение предпосылок «перевоспитания» личного состава армии, а именно, состояние дисциплины, выучки и поведения в бою русской армии в конце XVII в.

2)  Определение роли системы комплектования и условий выслуги личного состава в процессе его воспитания.

3)  Выявление тех мер, с помощью которых осуществлялся сам процесс воспитания личного состава армии (меры наказания, меры поощрения и т. д.).

I глава. Состояние русской армии в конце XVII века

В общем, на взгляд автора, состояние войска в этот период нельзя было отнести к сильным сторонам Московского государства. Чем же обуславливалось такое положение вещей? Главным разлагающим дисциплину в войсках фактором, бесспорно, стала утрата поместной системой, как основного средства обеспечения несения служилыми людьми воинской службы, своей эффективности. Принятие и реализация Соборного уложения 1649 г. повлекли за собой то, что во второй половине XVII века, прежде всего под воздействием развития крепостного права, происходит экономическое и законодательное слияние вотчины и поместья в неотчуждаемую помещичью собственность. Служение «с земли», ввиду этого, превратилось в фикцию. Всё это вело к соответствующему упадку вооружённых сил.  

Пётр I от своих предшественников получал большую военную силу. Московское государство к концу XVII века было в состоянии выставить в поле более 200 тысяч человек.[2] Но эта громадная по тем временам армия была очень неоднородна по своему составу и обучению. В сущности, русская армия при царевне Софье не многим отличалась от ратных ополчений времён Годунова и Ивана Грозного.[3]

Интересные и важные для нашего исследования наблюдения находим у С. М. Соловьёва в его «Истории России с древнейших времён». Сравнивая московское войско с древнерусской дружиной, автор отмечает: «Это были люди (дружинники – И.А.), не покидавшие оружия в постоянной борьбе со степными варварами, в постоянных усобицах княжеских… Война была главным и постоянным занятием, одним словом – военный характер сохранялся вполне… Но характер должен был необходимо измениться, когда военному человеку дано было поместье, куда он уезжал на всё мирное время до первого призыва. Он становился землевладельцем, хозяином… входил в мир иных отношений и интересов… мирное положение становилось для него естественным, постоянным, а время военное – случайным, чрезвычайным, нарушающим обычное течение жизни. Таким образом… вместо постоянного войска, каким была дружина, с военным духом, с сознанием военных обязанностей, с побуждениями воинской чести, оно создало класс мирных граждан, хозяев, которые только случайно на время войны, несли уже тяжкую для них службу».[4] Обращаясь к фактам, можно увидеть, что в преддверии воцарения Петра I, ситуация с состоянием вооруженных сил действительно соответствовала описанной русским историком.

Единой военной организации в стране в рассматриваемый период не было. Ядро московского войска являлось собственно ополчением и совершенно не походило на регулярную армию.

Костяк московского войска составляла дворянская поместная конница, которая созывалась только в военное время, с окончанием же военных действий распускалась по домам. Никакой военной организации в мирное время дворянская конница не имела. Естественно, что ни о каком сколько-нибудь серьёзном военном обучении в таких условиях говорить не приходилось. Таким образом, выходило, что в силу временной службы поместной конницы, она, по сути, всегда оставалась новонабранной, невыученной. По свидетельству Котошихина, «ученья у них к бою против рейтарского не бывает и строю никакого не знают, кто под которым знаменем написан, и потому едет без строю».[5]Австрийский посол Мейерберг, бывший в Московии во второй половине XVII века, также нелестно отзывался о состоянии поместной конницы: «Пехотинцы дерутся превосходно… А конники никогда не показывают опытов такой же военной храбрости, потому что дворян, недостойных этого названия, никак нельзя заставить, чтобы они напали на неприятельский строй... Они бегут, бесстыдно покидая пехоту и подвергая ее плену или смерти».[6] Самую же красноречивую характеристику дворянской коннице дал публицист того времени И. Т. Посошков: «А если на конницу посмотреть, то не то что иностранным, но и самим нам на них смотреть зазорно… клячи худые, сабли тупые, сами ружьём владеть никаким неумелые… Истинно, государь, слыхал я … что попечения о том не имеют, чтоб неприятеля убить, о том лишь печется, как бы домой быть. А то я у многих дворян слыхал: «Дай де бог великому государю служить, а сабли б из ножен не вынимать».[7]Чем же можно было объяснить такую низкую боеготовность дворянина-помещика? Ментальность тогдашнего дворянина определялась вотчиной или поместьем. Если изначально поместная система располагала к добротной ратной службе – необходимость финансового и общественного благополучия побуждала дворянина служить на благо государства, – то к концу XVII века у русского дворянства стимул службы за поместье, в виду превращения последнего в неотчуждаемую помещичью собственность, уже выветрился без следа. Также дворянин начисто был лишен военного честолюбия – одного из основных стимулов служебного рвения. На войну он отправлялся силой царского указа и боярского приговора. Очевидно, что как для любого нормального человека, война для него была испытанием, лихолетьем. Поэтому дворяне предпочитали за взятку отсидеться в поместье. Часто же дворяне попросту не являлись на службу. «Нетство» их стало повсеместно распространённым явлением. От службы бегали ещё при Михаиле Фёдоровиче и Алексее Михайловиче. При последнем даже в таких количествах, что воеводы порой не могли выступить в поход после прибытия на сборный пункт![8] Приведём один пример. В 1679 году, из числа 85 477 человек, призванных по спискам на службу, явилось на смотр на сборном пункте только 69 321. Число нетчиков, таким образом, составило почти 17% в начале похода.[9]

Всё это не могло не влиять на боеспособность и военный дух дворянской конницы. Попытки внедрить хоть какое-то подобие дисциплины результатов не давали. Да и может ли быть водворена дисциплина в толпе поселян, остающихся всегда новобранцами, для которых служба была невыносимым бременем! По этому поводу С. М. Соловьёв писал: «Ничего не могло быть вреднее этих длинных отдыхов в поместьях после походов… ничто так не отучает от деятельности, от труда, особенно когда человек считает себя в праве предаваться бездействию, когда он знает, что имеет важное значение, всеми признаваемое, имеет обязанность, которую и исполнит, когда призовут, а нет призыва, имеет право ничего не делать».[10]

Наряду с дворянской поместной конницей значительную часть русского войска составляла стрелецкая пехота. Так же как и дворяне, после походов стрельцы возвращались к мирным занятиям торговлей, ремеслом, землепашеством. Тем не менее, наряду с выборными солдатскими частями стрелецкое войско составляло самую надёжную часть вооружённых сил Московского государства второй половины XVII века. В отличие от дворянского ополчения стрелецкое войско имело более правильную организацию. Во главе всех стрелецких войск стоял Стрелецкий приказ, ведавший назначениями на службу, выдававший жалованье, руководивший военным обучением.

Однако со временем боеспособность стрелецкого войска стала падать. Совмещение военной службы с занятиями торговлей и промыслами приводило к тому, что стрельцы всё больше отвлекались от овладения военным делом и походили на поселённое ополчение, чем на регулярное войско. Попытки же правительства привлечь их к солдатскому учению встречали с их стороны серьёзное противодействие.[11]В итоге лихие когда-то стрельцы, которых цари охотно брали в телохранители, к концу XVII в., были больше озабочены проблемам личного хозяйства, торговли и ремесла, нежели несением военной службы. С этой растерявшей дисциплину, но амбициозной «надворной пехотой», «гангреной», как выражался Феофан Прокопович, враждовали (вплоть до драк на сборах) другие виды войск.[12]  

Таким образом, ни дворянская конница, ни стрелецкая пехота уже не могли быть основной боевой мощью вооружённых сил московского государства.

Не многим лучше обстояло дело мирной подготовки и в войсках иноземного строя. Иностранные наёмники, голодной и жадной толпою приходившие в Россию, подобно дворянам, заживались в пожалованных поместьях и до того обленивались, что нередко досиживались в своей деревне до третьего нета.[13] Полки «иноземного» строя, которые хоть и представляли собой более организованную и лучше обученную по образу европейских армий военную силу, всё же не были ещё регулярной армией. Они являлись, по меткому выражению Е. В. Анисимова, «разновидностью поместного войска, новым побегом на старом дереве».[14] Поместная система содержания воинского контингента полностью распространялась и на солдат «новоманирных» полков, которые также служили «с земли», пользовались поместными правами, испытывая к регулярной службе не меньшее отвращение, чем стрельцы, и превращаясь, по сути дела, в ополчение, как поместная конница. До половины безлошадные, рейтары драгуны и копейщики бражничали и гуляли на сборах.[15]

Подвести итог всему вышеизложенному, автор хотел бы словами П. О. Бобровского. Историк так писал о ситуации, сложившейся в русской армии в конце XVII века: «Государство лишается спокойствия и силы, когда от неисправного содержания и от дурного управления расстраивается армия… тогда подрывается дисциплина, и в военный быт вносится деморализация, губящая самую сильную армию. Эти черты внутреннего разложения охватили поместное войско, стрельцов и русские полки иноземного строя ещё до принятия Петром I единодержавия: поместная конница, стрельцы и русские полки иноземного строя нравственно ослабели до такой степени, что не могли с успехом противодействовать даже турецким полчищам».[16]

Квинтэссенцией подобной тенденции стали Крымские походы В. В. Голицына, полный провал в которых окончательно засвидетельствовал всю несостоятельность вооружённых сил России, требовавших безотлагательного преобразования.

Данный процесс начался со вступлением на престол в 1689 году Петра I .

Прообразом регулярной армии стали «потешные полки» – Семёновский и Преображенский, сформированные в 1687 г. из двух «потешных рот». Беспрерывное занятие воинским делом, строгая дисциплина, единообразие оружия и одежды, готовность переносить все тягости службы были главными условиями потешного войска.[17]Уже с этих пор Пётр I стал проповедовать характерные черты своего видения правильной воинской службы – превосходство личных заслуг над происхождением, а также роль личного примера. Так, дабы приучить как своих сверстников, так и себя к беспрекословному повиновению и строгой дисциплине, он самолично исполнял самые трудные обязанности солдата: стоял на часах, копал рвы, терпел холод, голод, вопреки попечениям матери. Как писал И. И. Голиков: «Уже в столь нежных летах коронованный монарх уже предположил внушить в своих подданных, что не порода, но заслуга должна возводить на достоинства, чего в России до него не бывало».[18] Успешно проведенные в 1694 г. Кожуховские маневры ещё больше воодушевили царя. Всё же стоит отметить, что армия к этому времени не была ещё достаточно обучена и дисциплинированна, в ней не было ещё внутренней органической спайки, воинского духа, который отличает постоянные регулярные войска от временных ополчений.

Самодостаточность этой молодой и ещё не обстрелянной в боях армии предстояло проверить в ходе Азовских походов 1695-96 гг. Но, к сожалению, армия эта не проявила лучших качеств, явив, между тем, свои недостатки. Плохая дисциплинированность, панический страх перед противником, несогласованность действий, вызванная отсутствием единого командования, привели к неудаче первого похода. Генерал Патрик Гордон так писал о событиях, последовавших вслед за нападением турок на русские укрепления: «Стрельцы и солдаты рассеялись по полю в паническом страхе, какого я в жизни своей не видывал. Тщетны были все мои увещания; я не отходил от редута, чтобы привлечь войско, но напрасно. Турки между тем были всё ближе и ближе, и едва не захватили меня в плен, от которого, я спасся помощью сына и одного рядового».[19] Со второй попытки Азов всё же был взят, однако, несмотря на конечный успех, сделанные из азовских походов выводы были однозначными – армия никуда не годится. Она не отвечала требованиям современной войны. Низкую боеспособность, дисциплинированность и боевой дух показала как дворянская конница, так и стрелецкие, да и многие солдатские полки. И. С. Мазепа, в походах находившийся рядом с царём, так характеризовал боеспособность «царёвых служилых людей»: «Государевых людей в деле мало, только выборные солдатские полки да стрелецкие приказы, в каждом бою человек по 300, остальные стрельцы все – в обозе да у телег, от рейтаров да дворян только крику».[20]

Красноречивую характеристику различным видам русской армии уже в самом конце XVII века давал австрийский дипломат И. Г. Корб, бывший в Московии в 1698-1699 гг. Так, о поместной коннице он писал, что дворяне не считают для себя бесчестием купить себе за большие деньги свободу и праздно жить дома за четырьмя стенами, избавившись, таким образом, от военной опасности. Стрельцы удостоились следующего упоминания: «Пехота эта храбрая до тех пор, пока вражеское оружие не грозит им смертью от ран; они столь же стремительны в своем натиске, как и в бегстве… если они видят, что товарищи их сражаются не особенно удачно, что их теснят и убивают, то при зрелище гибели прочих все терпят поражение и до такой степени падают духом, что… отвергают всякие планы сопротивления и подставляют свои головы под более уверенные удары вражеских мечей, даруя, таким образом, своей трусостью победу врагам». Драгунам он даёт следующую характеристику: «Если судить об этом роде солдат по безрассудной отваге их поступков, то они более пригодны для разбоев, чем для правильной войны».[21]  

Таким образом, хорошо видны причины назревшей необходимости изменения состояния русской армии, с чем тянуть больше было нельзя, да и попросту опасно.

Начало формированию регулярной армии было положено указами от 8 и 17 ноября 1699 года о наборах вольницы и даточных. Солдат сразу же начали обучать ратному делу, направленному на превращение толпы вооружённых людей в воинские подразделения, легко управляемые, дисциплинированные и овладевшие приемами ведения современного боя. И, если верить саксонскому генералу барону Лангу, новые полки выглядели превосходно. Летом 1700 г. он отметил хорошую экипировку и выучку воинов, не уступавшую выучке лучших немецких солдат.[22] Однако эти достоинства молодой петровской армии были исключительно внешними. Только слабая механическая связь едва лишь начала зарождаться в полках, как им впервые пришлось столкнуться на поле брани с образцовой шведской армией, имевшей двухвековой славный боевой опыт. Здесь и обнаружились крупные недостатки наших войск. Под стенами Нарвы 19 ноября 1700 г. они не обнаружили ни мужества, ни выучки.

Генерал Б. П. Шереметев в ходе сражения со своей конницей бежал, переправившись через реку Нарову, потеряв при этом около 1000 человек. Русская армия проявила редкую безалаберность, не выставив караулы у укреплений в ночь перед сражением, а в ходе самого боя основная её часть бросилась бежать через единственный понтонный мост, который под тяжестью отступавших разорвался, и Нарова приняла множество новых жертв паники. В добавлении ко всему этому изменили и перешли к шведам иностранные генералы, русские же проявили полную несостоятельность и безынициативность. Мужество и стойкость показали лишь «потешные» полки: Преображенский, Семёновский и Лефортов, тем самым, вновь подтвердив боеспособность полков, для которых военная деятельность являлась главной и постоянной, которые в силу этого обладали отличной выучкой и железной дисциплиной.

Поражение под Нарвой, как никакое другое событие, засвидетельствовало факт слабости и непригодности русской армии к ведению серьёзных боевых действий. Царь сам, уже после окончания Северной войны, определил состояние своего войска под Нарвой как «младенческое… а искусства — ниже вида». Отсюда естественный вывод: «…Какое удивление такому старому, обученному и практикованному войску над таким неискусным сыскать викторию?»[23]

С. М. Соловьев в своих «Публичных чтениях о Петре Великом» отметил, что армия Петра под Нарвой не представляла более, как армия царей предшествующих, ветхое рубище с новой заплатой, но и его армия предстала не в лучшем виде: она была не выучена, неопытна.[24] Очевидность этого поставила перед Петром I вопрос о коренных изменениях в армии. Не в последнюю очередь это касалось слабой её дисциплины и отсутствие крепкого боевого духа, роль чего в неудачах, как под Азовом, так и под Нарвой была достаточно велика. Всё это предстояло воспитать.

II глава. Роль системы комплектования и условий выслуги личного состава армии в процессе его воспитания

Данная глава посвящена одной из составляющих военной реформы, осуществленной Петром I, которая в немалой степени повлияла на условия процесса воспитания личного состава армии, и поэтому не может остаться без более детального рассмотрения. Речь пойдёт о новой системе комплектования армии и условий выслуги войск, которые поставили перед всеми их членами совершенно иные, чем прежде, условия удачного продвижения по карьерной лестнице, а также серьёзно повлияла на изменения во внутреннем состоянии войска, его боевого духа и спаянности.

Система комплектования имеет большое значение и во многом определяет состояние вооружённых сил государства, являясь основным видом их характеристики. В ней отражается уровень зрелости общественных отношений страны, эффективность экономического развития государства. Суть изменений в комплектовании армии в рассматриваемый период заключается в переходе к рекрутской повинности, которая в историографии устойчиво связывается именно с реформаторской деятельностью Петра Великого. Действительно, в начале XVIII века было произведено упорядочивание отбывания воинской повинности представителями различных сословий в соответствии со взглядами правительства на роль и место этих сословий в обществе.

В XVII веке профессиональная подготовка военных в Европе требовала длительных упражнений, постоянной «дрессировки», без которой невозможно формирование спаянного боевого коллектива. В России дворяне-помещики из-за небольших сроков пребывания на службе не могли воспринимать навыки западной армии, а национальная воинская культура не способствовала поддержанию ратных навыков в мирное время. Военные технологии, таким образом, вступили в противоречие с организацией и системой комплектования вооружённых сил, которая, имея ряд очевидных недостатков, уже не могла отвечать требованиям военного дела. Эти недостатки заключались в следующем: во-первых, тот факт, что даточные после похода распускались по домам, кроме чисто организационного момента, создавал потенциальную опасность для господствующих групп населения. Возвращение в закрепощённую деревню людей, обученных военному делу и тем более «нюхавших порох», было весьма нежелательным. Выходом из этого положения стало превращение солдат в обособленную социальную группу, оторванную от породившей их среды, что и произошло при Петре. Во-вторых, служба даточных носила, в основном, вспомогательный характер, их брали на строевую службу: в обоз, для производства осадных, земляных работ, для оказания помощи артиллерийским расчётам и т. д. Рекруты Петра начинают пополнять полки уже действующей армии. В-третьих, допетровская система комплектования характеризовалась двойственностью, вытекавшей из сосуществования рядом войск «русского» и «иноземного» строя. Этот недостаток был окончательно преодолён в ходе петровских преобразований. Далее будут подробно рассмотрены основные новшества, введенные Петром в систему комплектования, и выявлены результаты, к которым они привели.

Пока же следует немного проследить развитие системы набора в русскую армию, завершившееся введением рекрутских наборов. Как известно, 8 ноября 1699 г. был обнародован царский указ «О приёме в солдаты из всяких вольных людей». Таким образом, новая армия создавалась из добровольцев типичной вербовкой, характерной для большинства европейских армий. Однако тяжелое поражение под Нарвой убедило московское правительство, что одним набором «вольницы» проблема создания большой армии разрешиться не могла. Несостоятельность подобного способа пополнения армии обуславливалась тем, что в отличие от Запада в России подобная система прижиться не могла в силу как исторических традиций, так и социально-экономических особенностей развития страны. Это выражалось в постоянном дефиците финансовых средств при необходимости иметь весьма многочисленное войско. Да и острая нехватка экономически свободного населения не могла не давать о себе знать. Вербовка не могла обеспечить создание массовой армии – результаты были ощутимы только в 1699–1700 гг.  

Исчерпав возможности в наборе «вольницы», правительство вновь приступило к набору даточных людей. Эти функции были возложены опять на Военный приказ. Нормы нового набора были установлены в октябре 1703 г. С помещиков и купцов брали каждого пятого дворового и каждого седьмого «делового человека» (т. е. знающего ремесло).   Разработанная Военным приказом инструкция запрещала наборщикам набирать крестьян вместо дворовых и «деловых» людей.[25] Таким образом, в 1700-1703 гг. правительство комплектовало армию за счёт дворовых и «вольных» людей. Основной производящий класс – крестьянство – не затрагивался наборами.

Однако потребности войны вызывали настоятельную нужду в новых контингентах. Поэтому у правительства не было другого выхода, как перейти на комплектование армии в основном за счёт широких масс крестьянства. В указе от 20 февраля 1705 г. впервые прозвучало непривычное для русского человека слово – рекрут. Этот знаменитый указ положил начало рекрутской системы комплектования русской регулярной армии, которая явилась новым явлением в военном деле Российского государства. С 1705 г. центр тяжести комплектования армии постепенно перемещается на рекрутов-даточных, главным образом, из крестьянства и посадских людей.

Таким образом, можно видеть, что рекрутские наборы, введённые Петром, явились новшеством в истории российских вооружённых сил и были вызваны самой логикой исторических событий, а именно ходом Северной войны, а значит, безусловно, носили прогрессивный характер. Кроме Швеции ни одна страна до России не практиковала систематически воинской повинности, которая стала нормой в Западной Европе после Французской революции 1789 года.[26]

Введение рекрутской повинности в одинаковой степени затрагивало как беднейший слой населения – крестьянство, так и привилегированный – дворянство.  

Говоря о комплектовании русской армии солдатскими кадрами, отметим слова Н. Б. Голиковой. Историк отмечает, что если большой приток добровольцев в армию в начале правления Петра I объяснялся тем, что первоначально в солдаты записывались все желающие, даже крепостные, которые получали, таким образом, свободу от крепостной зависимости, то стремление в дальнейшем многих из них избавиться от солдатского ярма вытекало из тех жизненных реалий, перед которыми они были поставлены. Солдаты, набиравшиеся в армию путём рекрутских наборов из крестьян, по разверстке, обычно попадали на военную службу против своей воли. Большинство из них было тесно связано со своим хозяйством, с землей и ремеслом. У многих были семьи. Служба в армии насильственно разрывала эти связи, и поэтому уже самый факт рекрутирования в солдаты воспринимался как тяжёлая необходимость.[27] В связи с этим большой проблемой было дезертирство. Для борьбы с ним практиковались заковывание рекрутов в пути на специальные места обучения («станции») в колодки, накладывание на их тело особого клейма в виде креста, получившей в народе название «печать антихриста». Во время маршей пехотные колонны часто конвоировались казаками или драгунами, которые следили, чтобы солдаты не разбегались. В бою было удобно под шумок скрыться из вида командиров и, скрывая своё настоящее имя, искать лучшей доли, чем солдатская. Так, когда дивизия Репнина 3 июля 1708 г. в районе Головчина после удара Карла XII откатилась к г. Шклову «в конфузии», в землю положили 113 человек, в лазареты – 218 человек, а объявили в розыск – 409 мушкетеров и драгун.[28] На эту же тенденцию указывает и В. А. Артамонов. По его словам, крестьянский парень уходил в армию, как в могилу. В отличие от временных военных сборов или компаний XVII века новый царь отрывал от его родной деревни и общины навечно. Неимоверные лишения, мордобой, болезни и смерть на этапах, оковы, колодки и тюрьмы приводили новобранца в отчаяние.[29] Однако, заметим, что подобные условия были продиктованы войной и теми прогрессивными целями, ради которых она велась. При этом нельзя не отметить, что нет ничего примитивнее, считать, что серая солдатская «крепостная масса» была забита палочной дисциплиной, рабски покорной и лишена патриотизма. Это было абсолютно не так. Мало-помалу подневольный профессионал свыкался со своей участью, долей «отрезанного ломтя». С каждым годом оставленные близкие становились всё более далёкими, постылый вначале полк всё более близким. Всю свою привязанность солдат переносил на него, свою вторую и последнюю семью, и на товарищество, «солдатство». Территориальная система комплектования, введённая Петром I, при которой земляки попадали в один полк, ещё сильнее скрепляла это товарищество. Подобием общины была уникальная солдатская артель, ведавшая общим питанием и хозяйственным бытом служивых. Она стала складываться с первых лет Северной войны. В артели солдаты имели свою собственность – артельных лошадей, телеги, котлы, ротные деньги. Ничего подобного не было в других армиях Европы. С Петра I до Екатерины II армия была почти на самообеспечении: солдаты ковали, плотничали, пекли хлеб, поварили, шили и стригли друг друга.[30] Таким образом, рекрутчина переносилась легче – «на миру и смерть красна» – и молодые полки скоро приобретали необходимую спайку, взаимовыручку. Нельзя также не сказать, что введенная рекрутская система комплектования охватывала тяглое население только центральных «великороссийских» губерний и поэтому давала солдат, «спаянных общностью языка, веры, обычая и родства», которые шли в бой не за деньги, а за Родину. Русская армия национально, социально, конфессионально и психологически была почти однородной. В условиях, когда петровская регулярная армия находилась в стадии становления, складывания боевых традиций, это был немаловажный цементирующий фактор.

Привлечение в армию больших масс крестьян обусловило то, что Пётр I имел дело, можно сказать, с идеальным человеческим материалом. Ни одно европейское государство не обладало такими выносливыми, терпеливыми, непритязательными и храбрыми солдатами. Ведь ещё одной отличительной особенностью русской армии, проявившейся опять же в результате новой системы комплектования, явилось то, что основой для формировавшегося духа русской армии была близость быта крестьянина и солдата. В тяжёлом труде войны солдат выполнял огромные земельные работы при осадах и полевых укреплениях, привычно и споро владея лопатой и топором. Солдат с невероятным терпением переносил лишения. На одних ржаных сухарях, без мяса и вина, в отличие от европейцев, он мог выдерживать 15-дневные марши, иногда до 60 вёрст в день.[31] Закалка суровым климатом позволяла проводить полевую жизнь в сырости и на морозе без угнетения духа. Огромную выносливость и стойкость русского солдата и офицеров отмечали сплошь все наблюдатели, начиная с XVIII века. Шведский военнопленный Л. Ю. Эренмальм так отзывался о русских солдатах: «Русские с юности привычны питать свой желудок скудной пищей, и русский солдат вполне удовлетворяется одними сухарями или мукой, солью и глотком воды… природа и привычка делают из них людей, которые не ищут в еде какого-либо лакомства… Я с удивлением наблюдал, как русский полк проходил за день 5-6 немецких миль, причём совершенно свободно».[32] Об этом же упоминает датский посланник Георг Грунд. По его словам, простой солдат «очень хорошо выглядит и при весьма скудном питании, состоящем из сухарей и соли, способен совершать самые длинные пешие переходы, какие только потребуются».[33]

Нехватка офицерских кадров заставила Петра I показать солдатам захватывающую перспективу выйти в дворяне: преемственность службы то отца к сыну предполагала возможность при соответствующем рвении и храбрости дослужиться до первого офицерского чина, которой давал право на получение дворянства (в XVII веке у даточных таких перспектив не было).[34]

Для простого человека, вчерашнего холопа, подобный престиж был не единственным фактором прохождения службы. Привлекали и материальные довольствия, ведь служба в армии давала крышу над головой, защиту от голода и холода, которые подстерегали его на жизненном пути. Сверх того, за службу выплачивалось жалование.[35]

Новый подход к устройству армии обнаружил катастрофическую нехватку офицерских кадров. Сформировать офицерский корпус было сложнее, чем рядовой – у Петра I не было под рукой, как у Карла XII или позже у А. В. Суворова, готовых кадров с современным военным опытом. Вербовка же иностранцев за границей, как мы уже могли убедиться, не решала проблемы. Перед Петром I поэтому встала необходимость создания командных кадров на национальной основе. Таким образом, новая армия требовала нового типа службы дворянства. Прежде всего, необходимо было сломать сословные предрассудки русских дворян, которые привыкли смотреть на службу в войсках, как на свою феодальную привилегию. До реформы дворяне обычно служили офицерами в коннице и занимали посты не по личным заслугам и способностям, а в зависимости от своей принадлежности к тому или иному разряду служилого дворянства. Набор их в пехотные полки, обучение их пехотному строю были новым явлением в истории русской армии, так как в предшествовавшем XVII веке в солдатские полки записывали дворян лишь за проступки или же «за оскуднение воинского чину».[36]

Набор и обучение солдатскому строю офицеров из дворян было положено ещё набором 1699-1700 гг., который выявил коренное изменение политики правительства в деле подготовки офицерского состава армии и наносил удар по сложившимся веками сословным предрассудкам и традициям дворянства.

Запись в «учение пехотного строю» не могла не вызвать недовольства части дворян, но все попытки уклониться от солдатской науки пресекались самыми энергичными средствами. Приведем один пример. Как известно, часть служилых людей московского чина: стольники, стряпчие, дворяне (не служившие в армии, в приказах и на воеводствах) получала кормовые деньги. По указу Петра I от 23 января 1700 г. дворянам «кормовых денег давать не велено, а кто хочет идти в службу, те б записывались, а которые не похотят, и тем воля, буде похочет, ехать в иное государство».[37] Таким образом, уже в это время Петр I рассматривает военную службу дворянина не как феодальную прерогативу, а как государственную обязанность.

Итак, рекрутская повинность ложилась на дворян тяжёлой ношей, ломая привычные устои его жизни.

Первостепенное изменение положения дворян касательно прохождения службы в армии обусловливалось тем, что вектор социального отбора на военной службе теперь определялся не личными пристрастиями отдельных лиц, как то было ранее. Решающим фактором был спрос поднимающейся армии и молодой державы на эффективные кадры, из каких бы страт они не происходили. Отсюда и следует то отношение к использованию дворянского потенциала, которое явственно обозначилось уже на этапе становления регулярной армии. Лишь 6 из 30 тысяч числившихся на военной службе дворян вошли в состав высшего командного звена. Остальная же основная масса подвизалась рядовыми и младшими командирами в пехоте и коннице.[38] К тому же, призвав под знамёна молодую дворянскую поросль, власти вовсе не собирались давать ей послабления. Перспектива выйти в офицеры большинству улыбалась не ранее чем через 5-6 лет службы в солдатах, что ставило их на одну ступень с бывшими холопами и крепостными. Отныне вместо искусной имитации ратных трудов, когда дворянские ополченцы прежних лет во время боя отсиживались в лощинах, либо гнали вперёд себя боевых холопов, либо подставлялись под лёгкое ранение ради почётного комиссования, теперь предлагалось реальное участие в боевых операциях, без подставных фигур и театральных эффектов. Таким образом, Петр I активно старался учитывать в насаждаемых принципах военной службы часто высказывавшееся им мнение, что «высокое происхождение – только счастливый случай, и не сопровождаемое заслугами учитываться не должно».[39] Тем самым происходило повышение престижа службы, в членах высшего сословия воспитывались боевые качества: отвага, доблесть, честь. К тому же Пётр собственным примером способствовал развитию подобной тенденции. Как известно, он сам последовательно проходил все ступени военной карьерной лестницы, начав службу капитаном бомбардирской роты Преображенского полка во время первого Азовского похода. Английский посланник Чарльз Уитворт в 1705 г. доносил к себе на родину: «Царь, находясь при своей армии, до сих пор никогда не являлся её начальником; он состоит только капитаном бомбардирской роты, и несет все обязанности этого звания, а молодой царевич, сын его, числится солдатом в гвардейском преображенском полку. Это, вероятно, делается с целью подать пример высшему дворянству, чтобы и оно трудом домогалось знакомства с военным делом, не воображая, как, по-видимому, воображало себе прежде, что можно родиться полководцем, как родишься дворянином или князем».[40]    

Ещё одним очень важным воспитательным моментом дворянства было то, что помещенное в общую среду обитания с «отбросами» общества и сферу действия единых стандартов службы, родовое дворянство испытало тяжёлый психологический шок. Ведь теперь запросто могло получиться, что хозяин и его бывший холоп попадали в один полк, но в данной ситуации это уже не были отношения в формате «начальник – подчинённый». Теперь они были фактически равны между собой. А так как продвижение по службе отныне зависело только от лично проявленных качеств, а крестьяне в силу своей трудной и полной лишений жизни были намного больше подготовлены к тяготам военной службы, то вполне могло случиться так, что в новых условиях эти двое попросту могли поменяться местами! Именно об этом свидетельствовал М. М. Щербатов, усматривающий в данном обстоятельстве величайшую несправедливость: «Вместе с холопами их (дворян – И.А.) писали на одной степени их господ в солдаты, и сии первые по выслугам, пристойных их роду людям, доходя до офицерских чинов, учинялся начальниками господам своим и бивали их палками».[41]

Однако именно в этом, доселе незнакомом дворянству ощущении зависти и ревности к успехам своих холопов-сослуживцев был сокрыт источник массового нравственного и психологического преобразования. Если указы, насылавшие кары за уклонение дворян от службы, обеспечивали его физическую явку в воинские части, то совместная служба с напиравшими простолюдинами навязывала соревновательную гонку. Она пробуждала в дворянине начала здоровой конкуренции и «карьеризма», которые пребывали в полном забвении вследствие закоренелой местнической традиции. Теперь же вся, можно сказать, революционная значимость изменений в психологии дворян заключалась в том, что состязательная борьба требовала от дворянства, переступая через свое естество, перенимать и воспитывать в себе те качества, которые обусловливали высокую конкурентоспособность армейских выдвиженцев из социальных низов: стойкое перенесение невзгод, быструю практическую обучаемость, мощный посыл к ускоренному движению вверх по карьерной лестнице.  

Потенциальная возможность для рядового из социальных низов дослужиться до офицерского звания выбивала из рук родовитого дворянства последний козырь его исключительности, умеряла его спесь. А тяготы и опасности бесконечной походной жизни склоняли любого природного шляхтича к тому, чтобы увидеть в своём незначительном сослуживце не бессловесную тварь, а боевого товарища. Высокая интенсивность военных действий, сопутствующая всему петровскому царствованию, придавала особый динамизм становлению военно-корпоративного единства.  

Условия прохождения военной службы, внедрённые Петром I, способствовали тому, что в сознании дворянства как родового, так и выслуженного выработалась своеобразная система координат, наложенная на целый свод правил поведения. Чин в ней рассматривался только лишь как показатель полезной деятельности, сама же служба в армии – как главный тест личностных качеств. Отсюда и вытекали идеальные каноны: начинать службу с самых низов, стремиться к покорению самых высоких барьеров, не заискивать перед людьми, стоящими выше в социальной лестнице, не терять воинской чести ни на полях сражений, ни в мирное время.

Таким образом, порядок комплектования офицеров и солдат для русской армии, установленный Петром I, позволил ему создать массовую единообразную по своему национальному составу армию, принципиально отличную от наёмных западноевропейских армий. Новая система комплектования обеспечивала органическую связь армии со своим государством, поэтому она обладала более высокими моральными качествами, чем европейские армии.

Введение рекрутской повинности было прогрессивным явлением, способствовавшим подъёму русского военного искусства в XVIII веке.

III глава. Система мер воспитания личного состава русской армии

Основным решением Петра I после разгрома русского войска под Нарвой в ноябре 1700 г., было, несмотря на тяжесть неудачи, продолжать борьбу и воссоздать вооружённую силу. Но если с восстановлением материальной части этой силы справиться было относительно легко, то решить аналогичную задачу применительно к духовно-нравственному аспекту было куда сложнее. Как было сделать армию боеспособной, сделать её, как говорил Пётр такой, чтобы двинуть её «не под лапу, а в самую пасть неприятеля?» Как сделать её, употребляя слово того же Петра, «бесконфузной»?  

Как говорил ещё великий французский полководец Наполеон Бонапарт, вся война на ¾ слагается из моральных элементов и только на ¼ из материальных. Военное искусство состоит в том, чтобы развить духовные силы и, опираясь на них, добиваться победы.[42] Иными словами, развитие морально-нравственных качеств армии является необходимым условием благополучного её существования и успешного решения поставленных перед ней задач. Так, по мнению А. Попова, для успешного выполнения конечной цели своего бытия, – победы над врагом – войско должно быть прежде всего сильно духовными своими качествами; оно должно представлять во многообразии своих членов единый организм, сила которого в согласованности действий всех составных его частей и в их нравственном воодушевлении.[43]  

Итак, воспитание духа – задача ничуть не менее важная, чем забота о чисто внешнем состоянии армии. И возвращаясь к рассматриваемым нами событиям, скажем, что, приступая к восстановлению армии после Нарвы, Пётр понял, что ей не хватало души, иначе говоря, психологической спайки. Того невесомого, незримого, что составляет ¾ её силы. Ведь военная техника есть лишь громоздкий аппарат, который, прежде всего, подчинён психике бойцов и без неё мертв. Армия сможет выполнять свои задачи, только если будет сплочена в единый дисциплинированный организм. Вот в чём суть, вот краеугольный камень поставленной перед нами проблемы. Необходимо было вдохнуть в русскую армию живую душу, и в этом направлении началась огромная работа воспитания её личного состава.  

Говоря о системе воспитания русской регулярной армии, следует сказать, что Пётр I заложил основы новой системы воспитания войск, опирающейся на высокий комплекс идей патриотизма, воинского долга, чувства товарищеской взаимопомощи и дисциплины, что отвечало общим прогрессивным целям, за которую велась Северная война. В молодой петровской армии рядом «с дубинкой» утверждаются и начала высокой гуманности, принципы, которые на Западе вошли в общее сознание только в начале XIX века. В основание системы воспитания войск были положены не только угроза жестокого наказания за неисполнение требований закона, но и признание в солдате наличия человеческого достоинства, а главное – укрепление в нем лучших сторон человеческой души.[44]

Итак, в данной главе нами непосредственно будут рассмотрены два аспекта в воспитании личного состава армии: во-первых, укрепление воинской дисциплины, которая имела большое воспитательное значение; во-вторых, воспитание в войсках боевого духа и высоких моральных качеств.

Вопросам воинской дисциплины Пётр I придавал одно из решающих значений. Он понимал, что без крепкой дисциплины не может быть боеспособного войска. Его слова – «ничто людей так к злу не приводит, как слабая команда» - в полной мере показывают его собственное отношение к вопросам дисциплины. Если характеризовать её в общем, то можно сказать, что дисциплина в регулярной армии Петра I была жесткой, но осмысленной. По мысли Петра I воин должен исполнить свой воинский долг не как рабочая скотина под бичом своего господина, а как гражданин, во имя долга и в сознании своей нравственной обязанности.

Настоящим бичом русской армии в начале XVIII века, как и в XVII, было «нетство» - неявка в срок на службу, дезертирство служилых людей из армии и т.д. «Нетству» способствовали, в первую очередь, бессрочность и тяготы военной службы. В петровское время к привычным лишениям военной службы добавились такие обстоятельства, как пренебрежения к принципу породы, обязательность обучения, посылки за границу. Поэтому случаи частых и крупных неявок на службу относились, прежде всего, к дворянскому сословию. Вытащить массу дворян из их поместий, послать её учиться, поступать в войска стоило невероятных усилий. Дворяне старались всеми возможными способами уклониться от исполнения ратного долга. Это подтверждают свидетельства современника событий И. Т. Посошкова: «…в таковом ослушании и указов царского величества презрении иные дворяне уже состарились, в деревнях живучи, а на службе одною ногою не бывали… В Устрицком стану есть дворянин Фёдор Мокеев сын Пустошкин, уже состарился, а на службе ни на какой и одною ногою не бывал… И не сей только Пустошкин, но многое множество дворян веки свои проживают».[45] Больше того, дворяне, всё-таки попавшие на службу, если не хотели служить и обладали хорошими средствами, всегда умели увертываться от опасной и тяжёлой службы, за что «полковые воеводы и полковники окупы с них берут да мирволят им».[46] О подобном писал тот же Посошков: «И так все, кто богатые, от службы линяют, а бедные и старые служат, а сытые, хотя и молоды, да служить не хотят… И живучи у дел, вместо военного дела учатся, как наживать, да век свой без службы провожать. А те правители, кои их отпустили, ни мало не пекутся, чтоб они навыкали воинскому делу, как неприятеля побеждать, но учат тому, как бы наживать и от службы отлинять».[47] Меры против этого принимались обыкновенно петровские. Так в 1703 г. было объявлено, что дворяне, не явившиеся на смотр в Москву к указанному сроку, а также воеводы, «чинящие им поноровку», будут без пощады казнены смертью.[48] В 1707 г. с не явившихся на службу брали штраф, назначив последний срок явки, после которого велено было не явившихся «бить батогами и сослать в Азов, и деревни их отписать на государя».[49] Однако меры эти мало помогали, и Петру для сыска «нетчиков» пришлось прибегнуть к такому средству, как поощрение доносов, угрожая отдачей всего имущества и имения укрывавшегося доносителю, «какого б оный низкого чину не был».[50]

К угрозам материального характера добавлялась кара нравственная. Уклонявшиеся подлежали позорящему честь дворянина «шельмованию» и опубликованию имён «нетчиков» на прибитых к виселице листах.[51]

Таким образом, Пётр как материально, так и нравственно боролся с «нетством», которое доставляло немало проблем процессу воспитания армии. Он постоянно твердил и себе и дворянству одно: служба государству – первейшая обязанность и его самого, как царя, и шляхетства, «которое только службой и благородно и отлично от подлости».[52] При Петре служба делается краеугольным камнем и источником «благородства». Пётр настойчиво указывал на то, что одно дворянское достоинство вследствие происхождения не даёт ещё ровно никаких преимуществ, и что только служба родине и заслуги перед ней делают человека выше и знатнее.  

Наиболее распространённой формой протеста против рекрутчины среди солдат были побеги. По словам К. Пузыревского, они в нашей армии были, по-видимому, развиты даже более, нежели в западных государствах.[53] Побеги тяжело отражались на состоянии армии, подрывали её боеспособность, расшатывали дисциплину и поэтому рассматривались правительством Петра I как тягчайшее преступление. Они начались с первых же месяцев комплектования новых полков в 1700 г. Уже тогда при составлении указных статей о наборе добровольцев, было постановлено, что бежавший из полка солдат достоин смертной казни через повешение.[54] Особенно побеги увеличились с 1705 г., после начала массовых рекрутских наборов. В ближайшее три года они достигли громадных размеров. Так, осенью 1707 г. в 23 драгунских полках, стоявших на Висле, из штатного количества 23 тыс. чел. налицо имелось всего 8 тыс., остальные бежали.[55] Факты массовых побегов драгун наблюдал и английский посол в России Чарльз Уитворт. В 1705 г. он доносил в Англию следующее: «Драгун осталось 16 000 человек из 30 000; рекруты набирались силою, а потому множество солдат бежало: из одного драгунского полка, например, бежало 700 человек».[56]

Наказания для бежавших со службы, как говорилось выше, были довольно суровые, вплоть до смертной казни. Однако, по-видимому, крайняя мера наказания, несмотря на указ 1700 г., применялась к беглым солдатам сравнительно редко, так как в 1705 г. был вновь поднят вопрос об установлении жестокой меры наказания за побег. Результатом обсуждения этого вопроса на Генеральном дворе Преображенского приказа явились указы, изданные в январе и феврале 1705 г. Первый указ устанавливал, что за побег из полка должен быть казнён каждый третий бежавший, по жребию, а остальные биты кнутом и сосланы на пожизненную каторгу. Указ предписывал совершать эти наказания публично, при солдатах того полка, из которого бежали виновные, «чтоб впредь иным неповадно было со службы бегать». Второй указ касался беглецов, которые по своей воле решались явиться с повинной. Несмотря на добровольное возвращение на службу, таким «добровольцам» из даточных и вольных назначались кнут и пятилетняя каторга в Азове, лишь по отбытию которой их ждало возвращение в строй. Рекрут же после наказания шпицрутенами велено было оставлять на службе в полку.[57]  

Меры для пресечения побегов, как видно, были довольно суровые. Нельзя конечно, на взгляд автора, злоупотреблять наказанием, поскольку легко можно вызвать ожесточение, обезличить и запугать воспитуемого. Однако причина жестокости в указах Петра I вполне понятна: армия была молода, отдельные её единицы морально не вполне устойчивы. При этих условиях суровое наказание – «чтобы другим не повадно было» - должно было представляться вполне уместным. К тому же при объяснении причин жестокости наказаний не следует также упускать из виду, что нравы Петровской эпохи вообще были не мягкие и что на наказание в то время смотрели как на средство возмездия, а не исправления.[58]

Около 1705 г. появляется Устав прежних лет, который вобрал в себя предыдущие законоположения и опыт первых лет Северной войны. В нём нашли отражение личные взгляды Петра на основные начала, ведущие к воспитанию армии в духе военной дисциплины. Исключение и неприём на службу порочных людей, ограничение злоупотреблений властью начальников, требование взаимной поддержки и христианского жития, стремление возвысить звание солдата и тому подобные указания Устава служили практическим выражением принципа, проводимого Петром, – воинская дисциплина требует воспитания нравственных начал в военнослужащем.  

В 1706 г. был составлен Артикул краткий для драгун, напечатанный по приказанию князя Меншикова. По нему общие обязанности военнослужащих дополнены требованием обязательного участия солдат в молитвах, уважения к религиозным обрядам иноверцев, почтения к лицам, снабжённых охранными листами, и терпеливого выжидания жалованья при несвоевременной его уплате. В круг обязанностей начальников включено спокойное обращение с подчинёнными, не прибегая к ругани и угрозам.

Подчинённым указано не противиться начальству «грозными словами и делом», не говорить «зло и неподобное» об их приказаниях и не подавать жалоб скопом. Служба в карауле дополнена требованием не сходить с поста «до смены», окликать проходящих и «добре держать пароль».[59]

Во второй половине 1708 г. было составлено «Учреждение к бою», которое свидетельствует о том, что русская армия к этому времени стала квалифицированной военной силой. Указы Петра I об офицерах показывают, какие высокие требования он предъявлял к моральным и боевым качествам офицеров регулярной армии. Царь запрещал производить в офицеры, «молодых, которые с фундамента солдатского дела не знают, ибо не служили в низких чинах», и установил правило, «чтоб из дворянских пород в офицеры отнюдь не писать, которые не служили солдатами гвардии». Пётр I требовал, чтобы офицеры проявляли инициативу в бою, «чтоб каждый капитан и прочие офицеры каждой своей ротой командовали, а не на майора во всем смотрели…».[60]

Вместе с высокой требовательностью к солдатам Петр I придавал большое значение личному примеру офицера. Как пишет А. Попов, в примере начальника, главным образом, нужно видеть то средство, которое даёт ему безграничное доверие подчинённых, привлекает к нему их сердца и делает души мягким воском в его руках. Только на этой почве возможно успешное нравственное воспитание и достижение результатов, необходимых для интересов войска.[61] Высокие достоинства военачальника «возбуждают послушание» и умножают сильно авторитет и власть его – такие цели преследовал Петр, налагая указанные выше требования на командный состав.

Таким образом, все эти меры способствовали выработке у солдата сознания, воплощением которого являлось добросовестное выполнение воинского долга, повседневных служебных обязанностей, норм поведения в бою, которое, в свою очередь, основывались на понимании людьми предъявляемых к ним требований. Эти требования были сосредоточены в уставах, наставлениях и других документах, регламентирующих жизнедеятельность вооруженных сил, которые регулярно доводились и разъяснялись личному составу.  

В целом же можно констатировать, что петровская система наказаний носила исправительно-воспитательный характер и была прогрессивной для своего времени.

Как итог, несомненно, что военные законы Петра о воинской дисциплине подняли нравственный дух русского солдата.[62]

Необходимые жёсткие меры для поддержания дисциплины в рядах армии, если принять во внимание грубость нравов и жестокость данной эпохи, не могли служить препятствием для воспитания доблести и воинского духа в рядах молодой русской армии.

Гениальный ум Петра Великого создал армию национального типа. Столь благоприятная среда в связи с воздействием тех национальных чувств, какие были характерны для царствования Петра, и придали русскому военному искусству первой четверти XVIII века его моральное величие, а система воспитания, основанная на тех же чувствах, подняла боевой дух русской армии на недосягаемые доселе высоты.  

На рубеже XVII–XVIII вв. уровень боевого духа русской армии был низким и в первые годы Северной войны уступал шведскому. Мессианская идея с исчезновением идеи «Москва – Третий Рим» фактически отсутствовала. Традиционная идея служения государю среди поместного и стрелецкого войска выражалась в афоризме: «Дай, Бог, великому государю служить, а саблю из ножен не вынимать!».

Милитарная составляющая боевого духа наспех собранной, не нюхавшей пороху Русской армии также была ниже шведской. После расформирования старой армии, Северную войну пришлось начинать «вслепую». Многие офицеры из русских дворян и иностранцев не умели зарядить мушкета.  

Эмоциональная восприимчивость давала большую силу русскому солдату при одержимости мессианской или державной идеей, но при их отсутствии на рубеже веков приводила к неустойчивой моральной выносливости.[63]

Всем этим объясняются поражения русской армии в первые годы Северной войны, в частности, разгром под Нарвой.  

Организация духовных сил армии осуществлялась путем постепенного и планомерно проводимого воспитания, в котором к солдату обратились как к человеку, апеллируя к лучшим, человеческим сторонам его духа, к сознанию долга перед обществом, отечеством, готовности к подвигу в борьбе за него.

Теперь же посмотрим, какими методами и средствами приводил в жизнь Петр I данные принципы.

В первую очередь, в век увлечения муштрой, когда «идеальная армия» представлялась Западу в виде бездушного механизма, когда в воине видели только исполнителя-автомата, Петр Великий выдвинул на первое место «одухотворенного человека». И имея дело с «человеком», он дал ему ту самую мессианскую и державную идею, воодушевляя своего солдата идеей патриотизма, высшими идеалами русского духа – Бог, Царь, Отечество. Как писал С. Михеев, «не раз России приходилось переживать тяжелые минуты, когда, казалось, она находилась на краю гибели, но жив был в армии дух Петра, заповедавшего «возлюбленным чадам своим», не жалея себя, сражаться «за род свой, за Отечество, за православную нашу Веру и Церковь», и беззаветно русская армия становилась под вражьи удары, твердо памятуя, что так нужно «жила бы только Россия во славе и благоденствии».[64] Так, своей одержимостью и страстностью царь вдохновлял ратников на подвиг.

Офицер и солдат в борьбе, в лишениях и перед смертной опасностью боя были товарищи, боровшиеся за общее дело – за отечество. Именно этого принципа придерживался Петр I, считая, что офицер по отношению к солдату должен чувствовать себя в положении отца: «…офицеры суть солдатам, яко отцы детям». Они должны руководить, наставлять и воспитывать: «добрые дела их похвалять, за худые же накрепко и с усердием наказывать». Офицер «душе человеческой в теле уподобляется, зане в нем без души ничто двигнется».[65] Подобные взаимоотношения между офицером и солдатом в русской армии отмечали и иностранные наблюдатели. Так, датский посланник Юст Юль писал: «Я заметил, что генерал-адмирал и другие русские сановники весьма неравны в соблюдении своей части достоинства… Удивительнее всего, что генерал-адмирал и другие сановники могут от обеда до полуночи курить, пить и играть на деньги в карты с самыми младшими своими подчинёнными – поведение, которое у нас считалось бы неприличным и для простого капрала».[66] Это обстоятельство весьма благотворно влияло на боевую спайку войсковых частей, их нравственное состояние и боевой дух.

Светская власть ревностно содействовала участию всей армии в церковных праздниках, а церковь побуждала причащать, исповедовать, окроплять воинов, орудия и знамена перед походами. Церковь принимала активное участие в праздновании двадцати одного «царского» и «победоносного» дня. Производство в чины приурочивалось к празднику Преображения 6 августа. Таким образом, солдаты смело отправлялись в поход, уверенные в заступничестве Богородицы, и не страшились погибнуть за правое дело.[67]

Богослужение по артикулу 1714 г. проводилось трижды в день. На богослужении произносились специально напечатанные молитвы, разосланные в полки. Всем чинам приказывалось любить и почитать священников.[68]

Вплоть до «свейских походов» 1702 г. русская армия поднималась на врага под огромным красным знаменем с изображением Спаса Нерукотворного. Новая армия – новые символы. В 1699-1703 гг. царь поднял культ первосвятителя России Андрея Первозванного, реликвия которого (рука) хранилась в Патриаршем соборе Московского Кремля. В проекте ордена Андрея Первозванного, в составлении которого принимал участие сам Пётр I, сказано: «…в воздаяние и награждение одним за верность, храбрость и разны нам и отечеству оказанные заслуги, а другим для ободрения ко всяким благородным и геройским добродетелям, ибо ничто столько не поощряет и не воспламеняет человеческого любочестия и славолюбия, как явственные знаки и видимое за добродетель воздаяние».[69]

В то время как на Западе поощрения рядовых воинов почти не применялось, именно в России при Петре вводятся коллективные награждения полков медалями, что стало духовным инструментом поощрения мужества и доблести. Гордость за профессию военного поддерживалась расшивкой офицерских мундиров галунами и наследием рыцарских времен – шарфом через плечо.[70]

Для утверждения боевого духа армии Пётр I обновляет военные ритуалы и церемониалы. Вместо церковных служб и крестных ходов победы стали отмечаться фейерверками, смотрами и триумфами. Денег и пороха на салюты и ракеты не жалели. Парадами и военной музыкой, среди которой был прекрасный марш Преображенского полка, поддерживалось мужество воинов.

В отличие от иностранных армий, на дух которых угнетающе действовали бесконечные переход в России, русские войска были привычны к длительным маршам. Русские солдаты были приучены сражаться далеко от сердца страны. Служба родине в представлении солдата представлялась как высшее благо и необходимость, что помогало им переносить долгие разрывы с родными и сражения вдали от родной земли.

Таким образом, подводя итог рассмотренного вопроса, можно с уверенностью сказать, что воспитание петровской армии строилось, с одной стороны, на развитии сознания важности цели, за которую шла борьба, в стремлении поднять человеческое достоинство в солдате, сближая его с его начальником-офицером, а с другой стороны, на суровой военной дисциплине, карающей тех, кто не проникся готовностью пожертвовать своими эгоистическими побуждениями – общей пользе государства.

В итоге, подобная система воспитания личного состава русской регулярной армии во многом способствовала её преображению после первых неудачных годов Северной войны и многим ярким победам новой армии на полях боевых сражений, венцом которых стала поистине великая виктория в Полтавской битве 27 июня 1709 г., которая стала вечной славой Российской армии и навеки – опорой русского национального самосознания.

Роль Петра I в создании, обучении и воспитании русской армии получила верную оценку в Указе 1725 г. по поводу смерти Петра: «Известно есть, какая скудность и немощь была воинства Российского, когда оное не имело правильного учения и как несравненно умножились силы его, когда… Петр I обучил оное изрядным регулам».[71]

Петру I удалось создать такую армию, которая после 20-летней напряженной борьбы превратила старое Московское Царство в новую, молодую, победную и мощную Российскую империю, перед которой открылись неограниченные возможности. 

Список источников и литературы

I. Документальные источники

1. Сборник Императорского русского исторического общества. Т. 39. СПб.: Тип. Императорской Академии Наук, 1884.
2. Грунд Г. Доклад о России в 1705–1710 гг. / Пер. статья и коммент. Ю. Н. Беспятых. – М.; СПб.: Изд-во РАН, 1992. – 249 с.
3. Корб И. Г. Дневник путешествия в Московию (1698 и 1699 гг.) / Пер. и примеч. А. И. Малеина. – СПб.: Изд-во А. С. Суворина, 1906. – 322 с.
4. Котошихин Г. К. О России в царствование Алексея Михайловича. – 3-е изд. – СПб., 1884. – 215 с.
5. Мейерберг А. Путешествие в Московию // Утверждение династии. М., 1997. С. 43–183.
6. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве / Ред. и коммент. Б.Б. Кафенгауза. – М.: Изд-во АН СССР, 1951. – 411 с.
7. Щербатов М. М. О повреждении нравов в России. М., 2001. – 42 с.
8. Юль Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом // Лавры Полтавы. М.: Фонд Сергея Дубова, 2001. С. 9–364.

ІІ.  Диссертационные исследования

1. Стародубцев С. А. Система воспитания взрослых в процессе воинской службы: дис. канд. пед. наук. – СПб., 2005. – 219 с.

   III.   Монографические исследования

1. Русская военная сила: История развития военного дела от начала Руси до нашего времени / Под ред. А.Н. Петрова. – М., 1897. Т. 1–2.
2. Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л.: Лениздат, 1989. – 496 с.
3. Беспятых Ю. Н. Иностранные источники по истории России первой четверти XVIII в. (Ч. Уитворт, Г. Грунд, Л. Ю. Эренмальм). СПб.: БЛИЦ, 1998. – 479 с.
4. Бобровский П. О. О смотрах в войсках. К истории военно-уголовного законодательства. СПб., 1885. 40 с.
5. Бобровский П. О. Беседы о военных законах Петра I Великого. СПб., 1890. – 46 c.
6. Бобровский П. О. Уклонение от военной службы: по законам древнеримским, французским, германским, шведским, а также и русским с XVII века. СПб.: Изд-во Типография Правительствующего сената, 1886. – 77 с.
7. Верховский А. И. Очерк по истории военного искусства в России ХVІІІ и ХІХ в. М.: Государственное издательство, 1922. – 525 с.
8. Гаврищук В. В. Военные преобразования в России (Петровский период). М.: ИПФ «ГАРТ», 2002. – 188 с.
9. Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. – 2-е изд., Т. 1, М.: Тип. Николая Степанова, 1837.
10. Князьков С. Из прошлого Русской земли. Время Петра Великого. Книга для чтения по русской истории в школе и дома. М.: Планета, 1991. – 712 с.
11. Кузнецов А. А. Ордена и медали России. М.: Изд-во МГУ, 1985. – 172 с.
12. Кутищев А. В. Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность. М.: Компания Спутник+, 2006. – 407 с.
13. Лапин В. В. Полтава – Российская слава. Россия в Северной войне 1700–1721 гг. СПб.: Изд-во Нестор-История, 2009. – 332 с.
14. Михеев С. История Русской Армии. Вып. 1. Эпоха Петра Великого. М.: Издание С. Михеева и А. Казачкова, 1910. – 95 с.
15. Мышлаевский А. З. Петр Великий: Военные законы и инструкции (изданные до 1715 г.). СПб.: Изд-во воен.-учен. Ком. Глав. Штаба, 1894. – 185 с.
16. Павленко Н. И., Артамонов В. А. 27 июня 1709. М.: Молодая Гвардия, 1989. – 272 с.
17. Пузыревский К. А. Развитие постоянных регулярных армий и состояние военного искусства в век Людовика XIV и Петра Великого. СПб.: Тип. В. С. Балашева, 1889. – 348 с.
18. Соловьев С. М. История России с древнейших времен. Кн. III, Т. 11–15, СПб.: Общественная Польза, 1893–1896.
19. Соловьев С. М. Публичные чтения о Петре Великом. М.: Наука, 1984. – 232 с.
20. Устрялов Н. Г. Русская история. Ч. 3, СПб.: Тип. Экспедиция заготовления государственных бумаг, 1838.
21. Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. Т. 1–4. СПб., 1859–1863.
22. Чернов А. В. Вооруженные силы Русского государства в XV–XVII вв. М.: Воениздат, 1954. – 224 c.

IV.  Научные публикации в журналах, сборниках.

1. Автократов В. Н. Военный приказ (К истории комплектования и формирования войск в России в начале XVIII в.) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения: Сборник статей. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 228–245.
2. Артамонов В. А. Петр I и регулярная армия // Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 2–9.
3. Артамонов В. А. Боевой дух русской армии и геройская оборона Полтавы в 1709 г. // Патриотизм один из решающих факторов безопасности Российского государства. М., 2006. С. 36–48.
4. Артамонов В. А. Боевой дух армий России и Швеции 1700–1714 гг. (на материалах полевых сражений) // Россия и Финляндия: проблемы взаимовосприятия. XVII–XX вв.: Материалы российско-финляндских симпозиумов историков. М., 2006. С. 146–164.
5. Бескровный Л. Г. Система обучения и воспитания армии Петра I // Агитатор и пропагандист Красной армии. 1946. № 3. С. 44–52.
6. Верходубов В. Строительство регулярной русской армии в начале XVIII века // Военная мысль. 1951. № 4. С. 56–78.
7. Волкова И. В. Военное строительство Петра I и перемены в системе социальных отношений в России // Вопросы истории. 2006. № 3. С. 35–51.
8. Голикова Н. Б. Из истории классовых противоречий в русской армии (1700–1709 гг.) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения: Сборник статей. М.: Изд-во АН СССР, 1959. С. 269–285.
9. Епифанов П. П. Начало организации русской регулярной армии Петром I // Ученые записки МГУ, 1946. Вып. 87. С. 62–96.
10. Епифанов П. П. Воинский устав Петра Великого // Петр Великий: Сборник статей / под ред. А. И. Андреева. М.; Л., 1947. С. 167–213.
11. Попов А. Философия воинской дисциплины //Душа армии: Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооруженной силы. М., 1997. С. 284–318.

[1] Стародубцев С. А. Система воспитания взрослых в процессе воинской службы: диссертация... кандидата педагогических наук. СПб., 2005. С. 12.

[2] Князьков С. Из прошлого русской земли. Время Петра Великого. М., 1991. С. 83.

[3] Устрялов Н. Г. История царствования Петра Великого. СПб., 1858. Т. I. С. 187.

[4] Соловьёв С. М. История России с древнейших времён. СПб., 1896. Кн. III. С. 687.

[5] Котошихин Г. К. О России в царствовании Алексея Михайловича. СПб., 1884. С. 147.

[6] Мейерберг А. Путешествие в Московию // Утверждение династии. М. 1997. С. 161.

[7] Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951. С. 268.

[8] Петров А. Н. Русская военная сила. М., 1892. Т. I. С. 413.

[9] Бобровский П. О. О смотрах в войсках. К истории военно-уголовного законодательства. СПб., 1885. C. 26.

[10] Соловьёв C. М. Указ. соч. С. 689.

[11] Чернов А. В. Вооружённые силы Русского государства в XV–XVII вв. М., 1954. С. 164.

[12] Артамонов В. А. Пётр I и регулярная армия // Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 3.

[13] Устрялов Н. Г. Указ. соч. С. 188.

[14] Анисимов Е. В. Время петровских реформ. Л., 1989. С. 97.

[15] Артамонов В. А. Указ. соч. С. 3.

[16] Бобровский П. О. Беседы о военных законах Петра I Великого. СПб., 1890.С. 14.

[17] Устрялов Н. Г. Русская история. Ч. III. Новая история. СПб., 1840. С. 42.

[18] Голиков И. И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. М., 1837. Т.I.С. 26.

[19] Цит. по: Устрялов Н. Г. История царствования... Т. II. С. 237.

[20] Цит. по: Кутицев А. В. Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность. М., 2006. С. 136.

[21] Корб И. Г. Дневник Путешествия в Московию 1698–1699 гг. СПб., 1906. С. 208, 210-211.

[22] Устрялов Н. Г. История царствования... Т. III. С. 345.

[23] Анисимов Е. В. Указ. соч. С. 94.

[24] Соловьёв С. М. Публичные чтения о Петре Великом. М., 1984. С. 85.

[25] Автократов В. Н. Военный приказ (к истории комплектования и формирования войск в России в начале XVIII века) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М., 1959. С. 230.

[26] Артамонов В. А. Пётр I и регулярная армия // Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 4

[27] Голикова Н. Б. Из истории классовых противоречий в русской армии (1700–1709 гг.) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М., 1959. С. 272.

[28]Лапин В. В. Полтава – Российская слава. Россия в Северной войне 1700–1721гг. СПб., 2009. С. 60.

[29] Артамонов В. А. Указ. соч. С. 4.

[30] Там же. С. 5.

[31] Павленко Н. И., Артамонов В. А. 27 июня 1709. М., 1989. С. 190.

[32] Беспятых .Ю. Н. Иностранные источники по истории России первой четверти XVIII века (Ч. Уитворт, Г. Грунд, Л. Ю. Эренмальм). СПб., 1998.С. 305.   

[33] Грунд Георг. Доклад о России в 1705–1710 годах. М.-СПб., 1992. С. 104.

[34] Артамонов В. А. Указ. соч. С. 4.

[35] Волкова И. В. Военное строительство Петра I и перемены в системе социальных отношений в России / И. В. Волкова // Вопросы истории. 2006. № 3. С. 38.

[36] Верходубов. В. Строительство регулярной русской армии в начале XVIII века // Военная мысль. 1951. № 4. С. 65.

[37] Епифанов П. П. Начало организации русской регулярной армии Петром I (1699-1705) // Ученые записки МГУ. 1946. Вып. 87. С. 71.

[38] Волкова И. В. Указ. соч. С. 36.

[39] Цит. по: Волкова И. В. Указ. соч. С. 37.

[40] Сборник императорского русского исторического общества. СПб., 1884. Т. 39. С. 58.

[41] Щербатов М. М. О повреждении нравов в России. М., 2001. С. 17.

[42] Верховский А. И. Очерк по истории военного искусства в России XVIII и XIX вв. М., 1922. С. 34.

[43] Попов А. Философия воинской дисциплины // Душа армии. Русская военная эмиграция о морально-психологических основах российской вооружённой силы. М., 1997. С. 304.

[44] Мышлаевский А. З. Петр Великий. Военные законы и инструкции. СПб., 1894. С. 59.

[45] Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве. М., 1951. С. 93-94.

[46] Князьков С. Из прошлого русской земли. Время Петра Великого. М., 1991. С. 389.

[47] Посошков И. Т. Указ. соч. С. 96.

[48] Князьков С. Указ. соч. С. 387.

[49] Там же. С. 388.

[50] Кутищев А. В. Армия Петра Великого: европейский аналог или отечественная самобытность. М., 2006. С. 226.

[51] Там же.

[52] Князьков С. Указ. соч. С. 390.

[53] Пузыревский К. А. Развитие постоянных регулярных армий и состояние военного искусства в век Людовика XIV и Петра Великого. СПб., 1889. С. 148.

[54] Голикова Н. Б. Из истории классовых противоречий в русской армии (1700–1709 гг.) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М., 1959. С. 273.

[55] Автократов В. Н. Военный приказ (к истории комплектования и формирования войск в России в начале XVIII века) // Полтава. К 250-летию Полтавского сражения. М., 1959. С. 244.

[56] Сборник императорского русского исторического общества. СПб., 1884. Т. 39. С. 441.

[57] Бобровский П. О. Уклонение от военной службы: по законам древнеримским, французским, германским, шведским, а также и русским с XVII века. СПб., 1886. С. 54-55.

[58] Мышлаевский А. З. Указ. соч. С. 27.

[59] Мышлаевский А. З. Указ. соч. С. 38-39.

[60] Епифанов П. П. Воинский устав Петра Великого // Петр Великий: Сб. статей / Под ред. А. И. Андреева. М.; Л., 1947. С. 193.

[61] Попов А. Указ. соч. С. 313.

[62] Бобровский П. О. Беседы о военных законах Петра Великого. С. 40.

[63] Артамонов В.А. Боевой дух армий России и Швеции 1700–1714 гг. (на материалах полевых сражений) // Россия и Финляндия: проблемы взаимовосприятия XVII–XX вв. М., 2006. С. 151.

[64] Михеев С. История Русской Армии. Вып. 1. Эпоха Петра Великого. М., 1910. С. 65.

[65] Бескровный Л. Г. Система обучения и воспитания армии Петра I // Агитатор и пропагандист Красной Армии. 1946. № 3. С. 51.

[66] Юль Ю. Записки датского посланника в России при Петре Великом // Лавры Полтавы. М., 2001. С. 73.

[67] Артамонов В. А. Пётр I и регулярная армия // Военно-исторический журнал. 1992. № 9. С. 7.

[68] Гаврищук В. В. Военные преобразования в России (Петровский период). М., 2002 г. С. 95.

[69] Кузнецов А. А. Ордена и медали России. М., 1985. С. 28.

[70] Павленко Н. И., Артамонов В. А. 27 июня 1709. М., 1989. С. 194.

[71] Цит. по: Бескровный Л. Г. Система обучения и воспитания армии Петра I // Агитатор и пропагандист Красной Армии. 1946. № 3. С. 52.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом