Чернобривец И.Г.
Актуальность темы состоит в том, что исследование исторической памяти народа представляет собой одно из новых и перспективных направлений в современной историографии. Изучение этого культурного феномена о тех или иных исторических явлениях открывает новые возможности, позволяет существенно расширить горизонты познания прошлого.
Значимым событием в Мировой истории ХХ века стал Нюрнбергский процесс 1945 – 1946 гг. как международный суд над главными немецкими военными преступниками. Однако до сих пор главное внимание исследователей и публицистов было приковано исключительно к политической истории. До настоящего времени практически нет работ, авторы которых изучали бы коллективные представления о Нюрнбергском процессе. Данное исследование должно восполнить этот пробел.
В качестве объекта исследования рассматриваются медийные и материальные носители исторической памяти, а именно – политическая риторика советских руководителей, мемуарные и научные тексты, художественная литература, периодическая печать СССР. Все они представляют собой каналы, по которым транслировалась историческая память советского общества о Нюрнбергском процессе.
Предметом исследования стал разноликий «образ суда народов», отождествляемый с Нюрнбергским процессом. Образы исторической памяти, как правило, создаются в среде интеллектуальной элиты. В данном случае мы отталкивались от идеи о совместных усилиях политиков, историков, деятелей художественной литературы и искусства по конструированию и трансляции образов прошлого. Существенное внимание в работе уделено «образу суда народов», отождествляемому с Нюрнбергским процессом, то есть представлениям о нем в период после окончания Второй Мировой войны.
Цель настоящей работы – исследовать историческую память советского общества 1945 – 1949 гг. о Нюрнбергском процессе. В связи с поставленной целью предполагается решение следующих задач:
1) Охарактеризовать формирование исторической памяти о Нюрнбергском процессе в различных социальных слоях советского общества;
2) Рассмотреть освещение Нюрнбергского процесса советской прессой.
Хронологические рамки исследования определены послевоенным периодом, то есть с 1945 по 1949 годы. Советское государство в рамках данной работы рассматривается с точки зрения цивилизационного подхода. Данное утверждение предполагает, что главными чертами любой общественной системы являются ее культурные ориентиры, определяемые господствующей идеологией.
Территориальные границы исследованияохватывают пространство Союза Советских Социалистических Республик.
Методология исследования основана на междисциплинарном подходе. Поэтому в ней использовались теоретические разработки в области философии истории, исторической антропологии, социологии, психологии. Методологические основы работы связаны с культурной историей как одним из направлений в современной историографии. Ключевые принципы исследования нашли отражение в ряде оригинальных концепций и теорий зарубежных, а также отечественных ученых и мыслителей. Определяющими для исследования стали категории «коллективная память», «историческая память», «миф», «образ события», «коллективная идентичность».
Наиболее значимыми для нас стали труды М. Хальбвакса [117], П. Бергера и Т. Лукмана [47], Э. Хобсбаума, Я. Ассмана [42], Ю.М. Лотмана [70], П. Рикёра [90], П. Нора [76], Х. Уайта, Б.А. Успенкого [108], Х. Гюнтера [53]. На основе концепций и теорий этих ученых были определены методологические положения исследования. Под исторической памятью мы понимаем совокупность действий, предпринимаемых коллективом или социумом, по символической реконструкции прошлого в настоящем. Историческая память представляет собой социально конструируемый феномен. Одним из ключевых образов исторической памяти, несомненно, является «образ врага» (в данном исследовании военного преступника), то есть представление одного субъекта (индивидуального или коллективного) о другом как носителе угрозы существованию общества. Главная задача конструирования и трансляции «образа врага» состоит в консолидации общества в условиях новых вызовов времени.
Подобно любому исследованию, данная работа выстраивалась на двух уровнях познания, эмпирическом и теоретическом. Для реконструкции образов исторической памяти использовались как общенаучные, так и специальные методы гуманитарного познания. К первой группе методов относятся наблюдение, описание, измерение, индукция и дедукция, обобщение, анализ и синтез, аналогия. Среди специальных методов исторического исследования необходимо выделить, прежде всего, генетический, сравнительный (компаративный), типологический и системный.
Необходимо также обозначить и специальные методы исторического познания, использованные в работе. Количественный метод, в качестве контент-анализа, также нашел свое применение в исследовании. В представленной работе данный метод использовался при анализе периодической печати СССР 1945 – 1949 гг. [31][32][33][34][35][36]. Анализировалась частота упоминаний о Нюрнбергском процессе и процессах над немецкими военными преступниками в советской прессе, а также идеологический подтекст и общий контекст упоминания данного события в статье. Использование метода контент-анализа позволило выявить такие аспекты исследования, как политика государства в освещении Нюрнбергского процесса советской прессой, основные этапы и периодизация данной государственной политики в означенный период, актуальность темы наказания главных немецких военных преступников в советском обществе, основные особенности освещения Нюрнбергского процесса советской периодической печатью.
Просопографический метод (метод создания коллективных биографий) нашел отражение в анализе источников личного происхождения различных категорий советского населения 1945 – 1949 гг., таких как советские переводчики на Нюрнбергском процессе, советские юристы, видные представители творческой интеллигенции СССР, советские военачальники и т.д. Это позволяет выявить достаточно яркие социально-психологические типы как внутри советского общества, так и внутри такого узкого слоя как военные преступники, что способствует более глубокому и объективному анализу исторического материала.
Таковы основные подходы и методы, получившие свое применение в данной работе. Конечно, ни один из них не является универсальным и абсолютным. Для успешного решения исследовательских задач следует использовать их комплексно и в сочетании.
Научная новизна работы состоит в том, онаявляется первым комплексным и обобщающим исследованием, анализирующим представления и образы исторической памяти советского общества о Нюрнбергском процессе. В исследовании используются новые подходы, характеристика которых была представлена выше. Для осуществления поставленных задач широко привлекались разнообразные виды исторических источников, в том числе и документальные тексты, источники личного происхождения (воспоминания, мемуары), периодическая печать СССР.
Степень научной изученности темы нам представляется следующим образом. Исследовательская проблема, связанная с историей Нюрнбергского процесса и исторической памятью о нем в советском обществе, предполагает обращение к нескольким течениям в историографии. В данном плане необходимо выделить отечественную (советскую и современную) и зарубежную (западную) историографии.
В советской исторической литературе, как и в работах зарубежных авторов, вопросы, связанные с исторической памятью населения СССР о Нюрнбергском процессе, не были предметом специального изучения. Различные аспекты подготовки, проведения и исторической значимости Нюрнбергского процесса рассматривались в связи с историей сотрудничества стран антигитлеровской коалиции по разгрому фашизма и созданию гарантий для прочного мира. Но поскольку подведение итогов Второй Мировой войны и выяснение характера международных отношений в первый послевоенный период постоянно находились в центре обострившейся идеологической борьбы, освещение Нюрнбергского процесса и вопросов наказания главных военных преступников представляет несомненный интерес.
Видится необходимым выделить несколько этапов развития советской историографии: 1.) 1945 – начало 1950-х гг.; 2.) вторая половина 1960-х – 1970-е гг.; 3.) конец 1980-х – начало 1990-х гг. Данная периодизация историографии СССР относительно освещения Нюрнбергского процесса проблематики наказания военных преступников является авторской и носит весьма условный характер. Критерием подобного дробления советской исторической мысли служит интенсивность публикаций по тематике наказания немецких военный преступников.
1) Этап 1945 – 1949 гг. В этот период времени глубоко разработана проблема наказания военных преступников Второй Мировой войны советскими юристами и в первую очередь теми, кто принимал непосредственное участие в процессе, – А.Н. Трайниным, Л.Н. Смирновым, М.Ю. Рагинским, Г.Н. Александровым, С.Я. Розенблитом, А.И. Полтораком. При этом основное внимание уделялось правовым проблемам, связанным с учреждением и деятельностью Международного военного трибунала, анализу устава и соглашения с точки зрения принципов международного права [65].
2) Этап второй половины 1960-х – 1970-х гг. Большой интерес представляют статьи Л.Н. Смирнова [75], С.Я. Розенблита, А.И. Полторака и М.Ю. Рагинского [18], посвященные процессуальному праву и международно-правовому значению Нюрнбергского процесса. Большой вклад в изучение тематики Нюрнбергского процесса внесла Н.С. Лебедева, в её монографии «подготовка Нюрнбергского процесса» [65] данный судебный процесс рассматривается с точки зрения политико-правовых и организационных аспектов. Следует отметить работу Д.С. Карева «Нюрнбергский процесс», в которой автор стремиться представить ход Нюрнбергского процесса, его основных участников, последствия и историческую значимость «суда народов» [61].
В ходе данного этапа расширяется круг тем, несколько снижается цензурный гнет, исследования становятся более глубокими, однако сохраняется достаточно существенная идеологизация и политизация научных работ.
3) Этап конца 1980-х – начала 1990-х гг. Нельзя не отметить многочисленные научные статьи по данной тематике. Среди них можно выделить статьи А.С. Якушевского «Войны и история» [127], А.С. Олениной «Об исследованиях по истории Второй Мировой войны» и Л.Г. Иванова «Новые труды советских ученых о ВОВ и Второй Мировой войне» [59]. Несмотря, что данные статьи имеют историографический характер, в них также содержатся сведения послевоенной истории СССР. Статьи крупного исследователя Нюрнбергского процесса Н.С. Лебедевой «Суд народов в Нюрнберге: история и современность» [67] и «Суд над фашизмом и агрессией» [66] поднимают актуальные для советского общества проблемы, связанные с историческим сознанием населения. Следует отметить общее снижение идеологизации и расширение рамок исследований в означенный период.
Современный этап в развитии российской историографии о Нюрнбергском процессе начался после 1991 года, когда спадает партийная цензура, меняется политическая элита и отношение к спорным вопросам историографии, открывается современный этап. Исследования тематики Нюрнбергского процесса представлены большим количеством научных статей и монографий.
М.И. Семиряга в своей книге «Коллаборационизм: Природа, типология и проявления в годы Второй Мировой войны» [94] представляет социально-психологическое осмысление проблем ВОВ и её итогов, также поднимает проблемы взаимодействия населения оккупированных территорий с немецко-фашистскими захватчиками. В психологическом аспекте представлена тема ВОВ в исследовании Е.С. Сенявской «Психология войн ХХ века» [95]. Социально направление послевоенной истории представлено статьями А. Баранович-Поливановой «Впечатления послевоенной поры» [44] и Т.М. Чекмарева «Вторая Мировая война: актуальные проблемы» [120], внимание акцентируется на проблемах послевоенного урегулирования. Больше всего статей базирующихся на юридическом аспекте процесса: А.Я. Сухарева «Нюрнбергский процесс и проблемы международной законности» [100], П.А. Черкасова «Судебная петля. Секретная история политических процессов на Западе» [121], Ю. Бахныкина «Миф-убийца: Идеология нацизма на Нюрнбергском процессе» [45]. Эти статьи дают представление об идеологической подоплеке процесса, а также о его юридическом обосновании.
Научные статьи М.А. Гареева «Об уроках и опыте Великой Отечественной войны» [51], А.Е. Епифанова «Ответственность гитлеровских военных преступников и их пособников в СССР (историко-правовой аспект)» [55], Г. Куна «Возвращение из преисподней: денацификация послевоенной Германии» [63], Б.Л. Хавкина «Генералы и офицеры вермахта рассказывают. Документы из следственных дел немецких военнопленных. 1944 – 1951 гг.» [116], И.А. Ледях и И.И. Лукашука «Нюрнбергский процесс: право против войны и фашизма» [80], А.В. Лосика и А.Н. Щербы «Война. Народ. Победа. Взгляды учёных на историю Великой Отечественной войны» [69] раскрывают взаимосвязи Нюрнбергского процесса и проблематику наказания военных преступников с важнейшими социально-экономическими и политическими процессами, проходившими в мире в послевоенный период.
Следует выделить публикации А.Г. Звягинцева «Нюрнбергский набат: репортаж из прошлого, обращение к будущему» [57], «Нюрнбергский процесс. Без грифа «Совершенно секретно»: неизвестные документы, исследования, воспоминания» [58] и «Главный процесс человечества: репортаж из прошлого, обращение к будущему» [56]. В данных статьях автор подвергает анализу юридические и политические аспекты Нюрнбергского процесса, исторические последствия и значимость с позиций актуальности для современного российского общества.
Такова в общих чертах характеристика развития отечественной историографии Нюрнбергского процесса. Как видно из обзора, в большинстве своем исследователи изучали политические, социальные, юридические, биографические аспекты. Проблема исторических образов Нюрнбергского процесса в коллективной памяти народа до сих пор не поднималась. Поэтому данная работа призвана восполнить пробел в историографии.
Тематику Нюрнбергского процесса исследовали также и представители зарубежной историографии. Основной массив зарубежных изданий по тематике Второй мировой войны и наказания немецких военных преступников публикуется в нашей стране со второй половины 1980-х гг. Исключение составили такие книги как: М.Н. Гернет «Преступления гитлеровцев против человечности» [52], опубликованная в 1946 г. и Дж.Ф.Ч. Фуллер «Вторая мировая война 1939-1945 гг. Стратегический и тактический обзор» 1956 г. [115]. Исследователь Гернет напрямую затрагивает проблематику военного преступления и международного наказания, акцентируя внимание исследователей на историческую значимость судебных процессов против нацистов и недопустимость повторения ужасов Второй Мировой войны.
В 1980-е гг. в СССР опубликованы издания исследователей так называемого «социалистического лагеря», в основном из Польской Народной и Германской Демократической Республик. Необходимо отметить книги польского исследователя К. Мальцужиньского «Преступники не хотят признать своей вины» [72], немецкого исследователя П. Пшибыльского «Между виселицей и амнистией: процессы против военных преступников в зеркале Нюрнберга» [87], роман С. Шмаглевской «Невиновные в Нюрнберге» [125].
Среди современных исследований интерес представляет монография Р. Картье «Тайны войны. После Нюрнберга» [62], в которой Нюрнбергский процесс рассматривается в политико-правовом ключе, представлены персоналии подсудимых, а также историческое значение Нюрнбергского процесса. В контексте истории Второй Мировой войны Нюрнбергский процесс рассматривают такие авторы как Лиддел Гарт Б.Г. «Вторая мировая война» [68], Тейлор А. Дж. П. «Вторая мировая война: два взгляда» [102], Типпельскирх К. «История Второй мировой войны» [103], Якобсен Г.А. «1939-1945. Вторая мировая война. Хроника и документы» [126]. Работа «Государство Фюрера. Национал-социалисты у власти: Германия 1933 – 1945», в которой Н. Фрай [114] акцентирует внимание на развитие немецкого государства и общества, примечательна для нашего исследования анализом причинно-следственных связей между развитием социума в межвоенный период и приходом к власти преступной нацистской партии. Историк У. Ширер «Крах нацистской империи» [124] озадачивается проблемами крушения нацистского государства и послевоенного развития Германии. Исследователь Ю Дэвидсон в своей книге «Суд над нацистами» [54] рассматривает правовой аспект наказания немецких военных преступников, представляет богатый фактологический материал. Историк Д. Фишман в работе «Семь узников Шпандау» [113] описывает биографии и мировоззрение подсудимых Нюрнбергского процесса, которые отбывали наказание в тюрьме Шпандау.
Можно сделать вывод, что исторической наукой на сегодняшний день наиболее успешно исследованы следующие проблемы: международные отношения в послевоенный период, правовой аспект Нюрнбергского процесса, организация и проведение Нюрнбергского процесса, историческое значение международного судебного процесса над главными немецкими военными преступниками. Вопросы, поставленные исследователями, но недостаточно изученные в исторической науке: историческая память населения о Второй Мировой войне, по данной тематике представлено достаточное количество научных статей, однако полноценных фундаментальных исследований не проводилось.
Таким образом, специального и обстоятельного исследования исторической памяти советского общества о Нюрнбергском процессе в исторической литературе нет. Эта область исторического знания остается неизученной. Ее представляется необходимым осветить в данном исследовании.
Источниковая база исследования включает разнообразные продукты культурной деятельности людей прошлого, свидетельствующие о нем. Основной массив письменных источников был опубликован либо в советский период, либо после распада СССР.
Первый тип источников очень многочисленный и включает несколько групп текстов. Во-первых, это законодательные акты, дающие представление о внешней политике советских властей, в том числе и по отношению к Нюрнбергскому процессу. Сюда же можно отнести решения международных конференций, включая Ялтинскую и Потсдамскую, относительно послевоенного урегулирования в Европе и мире, а также в плане наказания военных преступников [4][24].
Следующий вид источников – делопроизводственная документация, в частности, приказы, распоряжения различных учреждений, и, главным образом, сборники документов и материалов Нюрнбергского процесса [9][10][11][12][13][14]. Данные материалы поэтапно публикуются в советский период. Подобные документы позволяют изучить официальный дискурс в отношении немецких военных преступников и меры, применяемые к ним.
Значительный корпус текстов, привлеченных для исследования, – это источники личного происхождения. Нами изучено большое количество мемуаров. Значительная их часть опубликована. Массив мемуарных текстов составляют воспоминания непосредственных участников Нюрнбергского процесса (юристов, переводчиков, самих военных преступников), а также их современников (советских военных, публицистов). Прежде всего, следует выделить воспоминания советских юристов А.И. Полторака [16][84][85], М.Ю. Рагинского [18], Л.Н. Смирнова [75], Р.А. Руденко [21], непосредственных участников Нюрнбергского процесса. Особенно необходимо отметить воспоминания советских творческих деятелей, это в большинстве своем – мемуары-«биографии», среди них Л.А. Безыменский [1], Б.Н. Полевой [15], И.Г. Эренбург [27][28]. Также весьма интересными для исследования стали мемуары советских военачальников Великой Отечественной войны Г.К. Жукова [5], К.К. Рокоссовского [20], В.И. Чуйкова[29]. Означенные мемуары и воспоминания внесли ценную информацию относительно формирования и развития исторической памяти советского общества о Великой Отечественной войне и о Нюрнбергском процессе.
Воспоминания главных немецких военных преступников были опубликованы в западных изданиях уже в ходе Нюрнбергского процесса и после его завершения. Однако в отечественной печати означенные публикации появляются только в конце 1990-х гг. В нашем исследовании были использованы воспоминания подсудимых Нюрнбергского процесса, среди них мемуары К. Дёница [3], В Кейтеля [6], Э. Рёдера [19], А. Шпеера [26] и др. Представленные исторические источники личного происхождения отличает высокая степень субъективности, идеологизации, они весьма эмоциональны. Соответственно при работе с подобным видом источников необходима особая осторожность. Однако данный факт не умаляет их научной значимости для исторической науки в целом и направлений культурной и ментальной истории в частности.
Публицистические произведения также стали предметом нашего внимания. По своему жанру публицистические тексты более политизированы и менее откровенны, в отличие, скажем, от мемуарной литературы. В них много пафоса, «игры на публику», официоза [17].
Следует отметить высокую научную значимость материалов периодической печати СССР, которые также вошли в поле зрения настоящего исследования. Анализировались периодические издания местного уровня, такие как газеты «Магнитогорский рабочий» [33] и «Магнитогорский металл» [34], а также обширный пласт материалов центральной периодики, среди которых следует выделить газеты «Правда» [35] и «Известия» [31], а также сатирический журнал «Крокодил» [32] и молодёжный журнал «Смена» [36]. Исторические источники данного вида позволяют выявить цель и задачи государственной политики в области освещения Нюрнбергского процесса, а также проследить эволюцию формирования средствами массовой информации представлений о суде над главными военными преступниками.
Показательными с точки зрения советского научного дискурса являются коллективные академические труды и энциклопедические издания, в том числе и о Второй Мировой войне [83][109]. По данным источникам можно проследить эволюцию развития научного знания о Нюрнбергском процессе в советской стране.
Второй тип исторических источников – невербальный, то есть устные воспоминания. Среди них следует отметить устные воспоминания и интервью советских переводчиц, непосредственных участниц Нюрнбергского процесса [7][38]. Специфика источников данного типа заключается в достаточно высокой степени субъективности, а также в значительном временном отрезке, отделяющим время фиксирования источника и время самого события, то есть Нюрнбергского процесса. Однако значение источников данного типа для исследования достаточно высокое.
Таким образом, целый комплекс разнообразных по своему происхождению и содержанию источников, характеристика которых представлена выше, позволил решить основные задачи исследования.
Формирование исторической памяти различных слоев советского общества
В структуре коллективной памяти, согласно теории Я. Ассмана [42], следует выделять коммуникативную и культурную память. Коммуникативная память транслируется среди непосредственных участников и свидетелей событий прошлого, она неформальна, проявляется, как правило, в непосредственном общении, в устных воспоминаниях. Историческая память формализована, она конструируется и транслируется специальными общественными институтами посредством политики, науки, литературы и искусства. Именно этот тип коллективной памяти исследовался в данной работе. Воссоздать образы исторической памяти, ее главные составляющие и основные особенности возможно при анализе ретрансляторов исторической памяти в виде интеллектуальной элиты СССР 1945 – 1949 гг., которая во многом определяла ментальные образы и культурные представления советского общества.
При рассмотрении исторической памяти изучаемых категорий населения СССР необходимо учитывать специфику периода. Немаловажными являются особенности формирования исторической памяти в СССР и влияющие на него факторы. К числу таких факторов относится: во-первых то обстоятельство, что СССР в период 1945 – 1949 гг. характеризовался недемократическим жестко авторитарным политическим режимом, а это в свою очередь означает полный контроль СМИ государством, идеологизацию процесса обучения и воспитания, контроль переписки военных и заграничной переписки; во-вторых особенности менталитета советского человека и его понимание правосудия и справедливости.
Также необходимо выделить критерии оценки советскими людьми Нюрнбергского процесса, параметры, по которым происходило исследование исторической памяти о данном историческом событии: 1.) легитимность, законность проведения судебного процесса победителей над побежденными; 2.) справедливость и полнота обвинения; 3.) компетентность членов Трибунала; 4.) полнота доказательств виновности и/или невиновности; 5.) справедливость приговора; 6.) историческое значение данного события.
Анализ мемуарных источников советских военных, участников Великой Отечественной войны
Историки открыли для себя, казалось бы, давно известный исторический источник – солдатские письма. Обращение к свидетельствам из первых рук из казарм и окопов было обусловлено ростом интереса к истории быта и ментальности. Описания, содержащиеся в письмах советских военных, почти всегда, причем часто неосознанно, имели оценочный характер. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что в письмах военнослужащих, независимо от их должностей и званий, зачастую присутствовали одни и те же формулировки и метафоры, навеянные, вне всяких сомнений, официальной пропагандой. Однако не всегда ясно, определялось ли использование пропагандистских клише желанием не привлекать к себе внимание военной цензуры и политических органов либо то толкование, которое давалось некоторым вещам органами пропаганды, было действительно принято и усвоено бойцами. Первое не исключало второго, поэтому думается, как то, так и другое вполне могло иметь место [123].
Советские военнослужащие в подавляющем большинстве не имели личного опыта общения с гражданским миром, они впервые в жизни ступили на немецкую землю. Война стёрла тот образ Германии, который существовал в довоенные годы. Позитивный взгляд на Германию, немецкую культуру и науку, немецкий образ жизни, формировавшийся до 1941 г. советской системой образования, а также благодаря советско-германским культурным контактам, в письмах советских солдат 1945 г. уже не был представлен. Если что-то из довоенных оценок и появлялось в письмах, то только в качестве противопоставления: какой виделась Германия прежде – и какой она оказалась на самом деле. Такое противопоставление было, скорее всего, навеяно текущей пропагандой – публикациями во фронтовых газетах, радио передачами, выступлениями ораторов на партийных и комсомольских собраниях. По всей видимости, в тот момент оно воспринималось красноармейцами как совершенно правильное и не противоречило их взглядам и опыту [5][20].
Исходя из этого, можно сделать вывод о мнении представленной категории советского населения. Очевидно, что как законность самого Нюрнбергского процесса, так и справедливость обвинения не вызывали сомнений советского солдата. Видевшие все ужасы войны и пережившие их, наблюдавшие последствия фашисткой оккупации территорий и зверства, творимые на них захватчиками и по их приказам, советские военные и сами могли бы стать свидетелями обвинения процесса. Международный Военный Трибунал показал свою компетентность объективной работой, полнотой доказательств очевидной виновности и справедливостью приговора. Анализ солдатской почты позволяет заключить, что наблюдения за жизнью в Германии все чаще побуждали советских военнослужащих отказываться от однозначно негативных оценок этого чужого для них мира. Ещё до окончания Войны некоторые советские солдаты вновь стали проводить различия между немцами и не отождествлять их всех с фашистами. Такой подход имел место в некоторых письмах политически грамотных наблюдателей, прежде всего политруков. При более близком рассмотрении жизни в Германии они вновь приходили к выводу, что есть бедные и «привилегированные» немцы, есть немцы, которые издевались над угнанными на работу в Германию гражданами других стран, и немцы, которые не делали этого, есть немцы, которые страдали при фашистах, и есть «фюреры и гауляйтеры», которые, понимая неизбежность поражения вовремя успели сбежать. Это сыграло свою роль в отношении к Процессу над главными военными преступниками. Были осуждены не только военные, но представители всех кругов немецкого общества, замешанные в фашистских преступлениях и финансировавшие их: военные вермахта, промышленники, банкиры, представители политического сыска, военные моряки, партийные деятели Третьего Рейха, идеологи нацизма. Таким образом только подтверждалась мысль о классовой, идеологической неоднородности немецкого общества [123].
Позиция об абсолютной законности проведения судебного процесса победителей над побежденными разделяется не только рядовыми военнослужащими, но и советской военной элитой. Так дважды Герой Советского Союза, маршал СССР В. И. Чуйков пишет в своих мемуарах «От Сталинграда до Берлина» [29]: «Наибольшие потери понес советский народ, потому что главную тяжесть удара военной машины Гитлера приняли на себя мы, советские люди. Война прошла по нашей земле от западных границ до Москвы и Ленинграда, до Нижней Волги и обратно. У нас есть полное моральное право судить и агрессора, и тех, кто развязал ему руки… Разум требует не забывать уроков истории. Пусть помнят о них и те, кто строит новые планы агрессии….». Таким образом, оценивая последствия Нюрнбергского процесса в исторической перспективе, советские военные полагали навсегда покончить с человеконенавистнической идеологией фашизма. Процесс, проведенный над главными немецкими военными преступниками, должен был стать показательным. Высоко оценивается историческая значимость правового завершения войны, цивилизованный судебный процесс союзников в противовес беззаконным злодеяниям нацистских преступников.
Советские солдаты воевали не как захватчики, а как освободители. Они несли не угнетение, а свободу и мир всем европейским народам, в том числе и немцам, которых ввергло в горн войны преступное нацистское правительство. Рассмотрев отношение представителей советского народа, победившего фашизм, к судебному процессу над этой преступной идеологией, можно увидеть понимание и восприятие новых ценностей, заложенных после победы.
Мнение дипломатов и советского руководства и их дискуссии с союзниками по антигитлеровской коалиции
Идея международного процесса возникла и утвердилась не сразу. Некоторые западные государственные деятели думали расправиться с военными преступниками, не заботясь о процедуре и формальностях. Например, еще в 1942 г. премьер-министр Великобритании Черчилль решил, что нацистская верхушка должна быть казнена без суда. Это мнение он не раз высказывал и в дальнейшем [8].
Похожие идеи существовали и по другую сторону Атлантики. В марте 1943 г. госсекретарь США Халп заявил на обеде, где присутствовали посол Великобритании в США лорд Галифакс, что предпочел бы «расстрелять и уничтожить физически все нацистское руководство»[8]. Еще проще смотрели на эту проблему некоторые военные. 10 июля 1944 г. американский генерал Дуайт Эйзенхауэр предложил расстреливать представителей вражеского руководства «при попытке к бегству».
Высказывались также мысли полностью уничтожить весь немецкий Генштаб, а это несколько тысяч человек, весь личный состав СС, все руководящие звенья нацистской партии, вплоть до низовых, и т.д. Президент США Франклин Д. Рузвельт не только не возражал соратникам, но фактически их поддерживал. 19 августа 1944 г. он заметил: «Мы должны быть по- настоящему жесткими с Германией, и я имею в виду весь германский народ, а не только нацистов. Немцев нужно либо кастрировать, либо обращаться с ними таким образом, чтобы они забыли думать о возможности появления среди них людей, которые хотели бы вернуть старые времена и снова продолжить то, что они вытворяли в прошлом».[4]
Такие суждения были типичны для многих американцев. По данным социологического опроса 1945 г., 67 % граждан США выступали за скорую внесудебную расправу над нацистскими преступниками, фактически за линчевание. Англичане тоже горели жаждой мести и были в состоянии обсуждать, по замечанию одного из политиков, лишь место, где поставить виселицы, и длину веревок.[31]
В отличие от западных политиков И.В. Сталин еще в начале войны выступил за юридическую процедуру наказания военных преступников. Когда Черчилль пытался навязать ему свое мнение, Сталин возразил: «Что бы ни произошло, на это должно быть соответствующее судебное решение. Иначе люди скажут, что Черчилль, Рузвельт и Сталин отомстили своим политическим врагам!» [22].
Этот подход высказывался не только на переговорах. Требование о создании Международного военного трибунала содержалось, например, в заявлении Советского правительства от 14 октября 1942 г. «Об ответственности гитлеровских захватчиков и их сообщников за злодеяния, совершаемые ими в оккупированных странах Европы» [52].
Еще в ходе войны в СССР состоялись первые процессы над нацистскими преступниками. Например, на заседании советского военного трибунала в Харькове в декабре 1943 г. было рассмотрено дело трех немецких офицеров, обвиненных в варварских казнях мирных граждан с применением «газвагенов» или душегубок. Сам суд и публичная казнь осужденных стали темой документального фильма, показанного всей стране [55].
Постепенно к идее суда подходили и западные союзники. Наряду с циничными предложениями о трибунале как о формальном прикрытии предрешенного расстрела высказывались мысли о необходимости серьезного разбирательства и справедливых вердиктов.
Роберт Джексон, главный обвинитель от США, уважал завершающее заявление Советского Союза, сделанное на Нюрнбергском процессе: «Несогласие представителей СССР с оправданием Шахта, фон Папена и Фриче и то, что нам не удалось объявить генералитет и верховное командование преступниками, является сдержанным, но значимым не мнением, которое не только не ослабляет, но подтверждает правовые принципы, изложенные в приговоре трибунала» [11].
Главные представители советской дипломатической делегации, в том числе И.В. Сталин, В. М. Молотов (нарком и с 1946 г. министр иностранных дел СССР) не сомневались ни в легитимности Нюрнбергского процесса, ни в справедливости обвинения. Доказательства этого можно увидеть как в оценках Сталина западными коллегами (Черчилль, Рузвельт, Трумэн и др.), так и собственно в выступлениях и высказываниях самого лидера СССР. Не представляла сомнений компетентность трибунала и справедливость обвинений подсудимым. Однако справедливый приговор, по мнению советской дипломатии, обрушился не на всех обвиняемых. Ушли от наказания Фриче, Папен и Шахт, Верховное командование и Генштаб немецко-фашистских войск не были признаны преступными организациями. Советская делегация неоднократно высказывала несогласие по этому поводу [8].
Оценивая последствия этого «суда истории» советские дипломаты не могли с уверенностью говорить о полном уничтожении человеконенавистнической фашисткой идеологии до тех пор, пока остаются преступники, вынашивавшие эту идеологию и не осужденные международным трибуналом. Нюрнбергский процесс стал логическим завершением Второй Мировой войны и способствовал очищению самого немецкого народа от преступной идеологии. И, как показала история, данные прогнозы полностью оправдались. В данный момент в Германии принято самое суровое антифашистское законодательство, и большинство немецких граждан оценивают период 1933- 1945 гг. как страшную ошибку в своей истории.
Анализ исторической памяти советских юристов-участников Нюрнбергского процесса
Анализ воспоминаний данной категории населения является достаточно показательным для всего исследования, так как на примере советских юристов наглядно отображается отношение государственных служащих СССР к Нюрнбергскому процессу. Советские юристы не только присутствовали на Нюрнбергском процессе, они сами «творили историю», непосредственно влияли на события. Исходя из этого, изучение мемуарных источников данной категории населения советского государства представляется важной вехой в историческом познании.
Представляется необходимым рассмотреть такие исторические источники как воспоминания главы советского секретариата А.И. Полторака «Нюрнбергский эпилог» [16], члена советской коллегии обвинителей М.Ю Рагинского «Нюрнберг: перед судом истории» [18], высказывания, воспоминания и речи главного советского обвинителя Р.А. Руденко [13][21], его помощника на процессе Л.Н. Смирнова [75].
Характеризуя Нюрнбергский процесс, Руденко подчеркивал, что это был первый случай, когда перед судом предстали преступники, завладевшие целым государством и сделавшие само государство орудием своих чудовищных преступлений. Вступительную речь Руденко произнес 8 февраля 1946 г. [21]. Он начал ее словами: «Впервые в лице подсудимых мы судим не только их самих, но и преступные учреждения и организации, ими созданные, человеконенавистнические «теории» и «идеи», ими распространяемые в целях осуществления давно задуманных преступлений против мира и человечества…». Закончил он эту речь словами: «Во имя священной памяти миллионов невинных жертв фашистского террора, во имя мира во всем мире, во имя безопасности народов в будущем мы предъявляем подсудимым полный и справедливый счет. Это – счет всего человечества, счет воли и совести свободолюбивых народов. Пусть же свершиться правосудие!»
Не менее красноречив в своих воспоминаниях А.И. Полторак [16]: «Нюрнбергский процесс должен был стать и действительно водоразделом в истории международного права. Приговор Международного трибунала покончил не только с наиболее тяжкими военными преступниками, но, что гораздо важнее, - с вековой безнаказанностью агрессии и агрессоров».
Можно сделать вывод, что представители советской делегации обвинителей считали сам Процесс законным и легитимным. Несмотря на то, что некоторым его западным коллегам суд победителей над побежденными не кажется справедливым, А.И. Полторак считает, что Нюрнбергский процесс должен покончить [16] «с вековой безнаказанностью агрессии и агрессоров». Очевидной представляется оценка советских юристов Нюрнбергского процесса как законного суда мирового сообщества, а обвинений объективными и справедливыми. Обвинителями на процессе выступали авторитетные юристы СССР, США, Великобритании и Франции. Их компетентность не вызывала сомнений советских юристов. К тому же проходили постоянные консультации между советскими и американскими обвинителями в лице Руденко и Джексона. Советскому обвинителю Р. Руденко дается также высокая оценка: «Руденко как-то удивительно удавалось культивировать в комитете обвинителей дух сотрудничества. Высококвалифицированный и политически острый юрист, человек, от природы щедро наделенный чувством юмора, очень живой собеседник, умеющий понимать и ценить тонкую шутку, он импонировал всем своим партнерам, и они преисполнились к нему чувством глубокого уважения, искренней симпатии» [18] (М.Ю. Рагинский). Также не представляет сомнений и компетентность членов Международного трибунала.
Отношение юристов к самим военным преступникам также имеет свои особенности. А.И. Полторак [16] так описывает их: «Появляется Гесс. Он и теперь выглядит каким-то фигляром», «А вот вводят Франка. У этого палача, который обещал сделать «фарш из всех поляков», на лице умоляющее выражение», «Юлиус Штрейхер, этот погромщик и растлитель душ тысяч немцев производит впечатление человека, ожидающего удара». Таким образом, приводится крайне негативная оценка обвиняемых, их поведения во время суда, даже некоторое малодушие. Каждому из них дается своеобразный психологический портрет. Доказательства их виновности в этом свете также видятся исчерпывающими: «Ведь сам-то он подписал десятки приказов о массовых убийствах, сам предлагал использовать «любые средства без ограничения» даже против женщин и детей, «если только это способствует успеху».
Справедливость приговора видится неоднозначно: с одной стороны «Двенадцать подсудимых – Геринг, Риббентроп, Кейтель, Розенберг, Кальтенбруннер, Фрик, Франк, Штрейхер, Заукель, Йодль, Зейс-Инкварт и заочно Борман – приговорены к смертной казни через повешенье» и это является справедливым приговором их деятельности во время войны, но с другой стороны от наказания ушли такие люди как Гесс, Функ, Ширах: «Казнены главные нацистские военные преступники. По всем законам – человеческим и божеским – Гесс тоже должен был занять свое место на виселице. Именно этого требовал советский судья. Но судьи западных держав не вняли его голосу». В этом немногословном упоминании исследователи впервые могут видеть критическое восприятие некоторых решений Нюрнбергского трибунала. Аргументированная критика процесса светилами советской юриспруденции сама по себе достаточно показательна – она свидетельствует о стремлении юристов дать, прежде всего, здравую объективную оценку событиям, а не потакать существующей конъюнктуре.
Исторические последствия Нюрнбергского процесса оцениваются очень высоко: «Материалы Нюрнбергского процесса и сегодня остаются острейшим оружием в борьбе за мир, против агрессоров. Им чуждо понятие «архив». Я уже говорил, что Нюрнбергский процесс должен был стать и действительно стал водоразделом в истории международного права. Приговор Международного трибунала покончил не только с наиболее тяжкими военными преступниками, но, что горазда важнее, - с вековой безнаказанностью агрессии и агрессоров», или «Нюрнбергский приговор – это дамоклов меч, который всегда будет висеть над головами тех, кто вновь попытался бы нарушить спокойствие народов и ввергнуть человечество в новую войну». Именно Нюрнбергский процесс положил начало новому направлению юридической доктрины и практики – международному уголовному праву. На Нюрнбергском процессе впервые в истории руководители страны понесли личную ответственность за свои действия во время войны. Таким образом, виделись предпосылки для полного уничтожения фашисткой идеологии.
Историческая память советских переводчиков на Нюрнбергском процессе как отражение его восприятия в сознании «рядового советского человека»
Исследование такой социальной группы советского общества как переводчики, участвовавшие в проведении Нюрнбергского процесса, имеет свою определенную специфику. Во-первых, эта социальная группа является неоднородной по своему составу. Объединяющим звеном для них выступала профессия переводчика, а главным критерием участия в Процессе – отличное знание иностранных языков и профессионализм.
Во-вторых, несмотря на то, что переводчики являются непосредственными участниками событий, они не только не могли повлиять на их ход, но и не участвовали в освещении этих событий в средствах массовой информации. Таким образом, они являлись пассивными наблюдателями событий. Свое видение Нюрнбергского процесса они могли выразить главным образом к кругу своих близких, в личных дневниках и в интервью современных исследователей и журналистов, интересующихся тематикой Нюрнбергского процесса. Последний источник является наиболее доступным для изучения. В данном исследовании представляется возможным рассмотреть несколько таких интервью.
1. Тамара Соломоновна Прут, работала синхронным переводчиком на Нюрнбергском процессе [38]. В своих воспоминаниях она характеризует главных участников процесса:
«Во время заседания Геринг сидел, низко опустив голову, форма висела на нем мешком. Сколько раз он закрывался обеими руками от наведенных на него объективов фотографов…
Гесс – третий наци Рейха, старательно изображал полную амнезию, абсолютную отстраненность и безразличие к происходящему, и, не надевая наушников, читал полицейский роман. Он так старательно симулировал недееспособность, что это, вероятно, позволило ему избежать смертного приговора через повешенье.
…Когда советская сторона предъявляла свою часть обвинения, был показан документальный фильм о жертвах фашизма. В тот момент лица зрителей были затемнены и освещение падало только на скамью, где сидели обвиняемые. Менялось выражение на их лицах, как маска уверенности в своей непогрешимости сменялась ужасом безысходности. Впрочем, когда дело дошло до чтения приговора, все подсудимые имели «бледный вид».
…Казни военных преступников так и не увидела, там присутствовали только специально приглашенные лица. Судебные работники и переводчики еще несколько месяцев приводили все документы в порядок».
2. Татьяна Алексеевна Рузская, другой переводчик на Нюрнбергском процессе, вспоминает [7]: «Требовалось огромное напряжение. Надо было переводить точно. Самое трудное было – не отстать от оратора, не упустить нить его мысли, а если это все-таки случалось, весь процесс мгновенно останавливался! Зажигалась сигнальная лампа, и председатель суда – мудрый и тактичный лорд Лоуренс делал спокойное замечание оратору: «Говорите медленнее, переводчик за вами не успевает». Оратор замедлял свою речь, и процесс продолжался…
…Когда я увидела подсудимых в первый раз, я была просто в недоумении: облик этих обыкновенных, а некоторых даже интеллигентной, респектабельной внешности людей никак не вязался с тем, что я о них слышала. Они появились неожиданно, из незаметной задней двери, расположенной за их скамьей. Первый – Геринг, за ним – Гесс, Риббентроп, Кейтель…всего 21 человек.
Справедливости ради надо сказать о том, о чем у нас никто никогда не упоминал. Все подсудимые в своем последнем слове малодушно продолжали отрицать свою вину и сваливать все на мертвецов – Гитлера, Геббельса и Гиммлера, и только один заявил, что он верен идеалам фюрера и готов хоть сейчас пойти за него на костер – это был фанатик, полусумасшедший Гесс.
Надо было раскрыть пред всем миром, и трибунал вершил свою работу тщательно, не спеша, привлекая множество неоспоримых доказательств, тысячи обвинительных документов и свидетельских показаний, подлинность которых подсудимые не могли не признать. Надо было, чтобы все народы мира увидели и поняли всю глубину преступлений фашизма перед человечеством.
Глубокое потрясение я пережила в тот день, когда советское обвинение предъявляло доказательства преступлений фашизма против человечности. В тот день при переполненном зале советский обвинитель Лев Смирнов откинул скрывавший что-то холст и показал эти леденящие кровь доказательства: банку с ядом «Циклон-А», которым умерщвляли людей в газовых камерах, предметы, изготовленные из тел замученных узников – мыло, кремовые абажуры с цветочками, сделанные из человеческой кожи, удобрения… Потрясение было таким сильным, что мне и сейчас страшно» [7].
Таким образом, можно сделать вывод, что общественное мнение внутри такого социального слоя советского общества как переводчики на Нюрнбергском процессе не было единым или однородным. Это проявляется уже с первых же слов опрашиваемых участниц событий. Так, Т.С. Прут испытала «инстинктивный страх перед врагом», когда впервые увидела обвиняемых военных преступников. А Т.А. Рузская нашла облик этих людей «интеллигентной, респектабельной внешности» совершенно не совместим с тем, что она о них слышала в СССР. Одна переводчица видела в обвиняемых только врагов, другая же описывала их как «обыкновенных», простых людей. Чем вызвана такая разница в отношении к обвиняемым? Видимо тем, что было сказано в начале параграфа – различное отношение к событиям ВОВ. Переводчица Прут жила в блокадном Ленинграде, и имела возможность своими глазами видеть ужасы войны, в то время как переводчица Рузская представляет собой категорию людей, живших в тылу. Таким образом, фактор отношения изучаемых групп населения к событиям Великой Отечественной Войны явился в данном случае решающим.
Не оставляет сомнений тот факт, что мнение советских переводчиков едино в отношении легитимности самого процесса: подтверждается законность его проведения в исторической памяти. Обвинения, предъявленные к обвиняемым, также считаются справедливыми и полными.
Однако по отношению к членам трибунала оценки вновь разнятся. Тамара Прут лишь вскользь упоминает о членах трибунала, отмечая их компетентность. Тогда как Татьяна Рузская дает более яркие оценки членам трибунала, в частности награждая лорда Лоуренса эпитетами «мудры» и «тактичный». Но, тем не менее, советские переводчики едины во мнении, что члены трибунала были компетентными.
Полнота доказательств виновности военных преступников полно и подробно подтверждается. Приводятся сведения о допросах свидетелей, в том числе и фельдмаршала Паулюса, говорится о полноте документальных доказательств. Приговор трибунала советские переводчики оценили как правильный и справедливый.
Делегация советских переводчиков высоко оценивала историческую значимость Нюрнбергского процесса. Существенное внимание заслуживает факт, что события Нюрнберга расценивались как возможность познакомиться с жизнь западных стран.
Формирование исторической памяти творческой интеллигенции и журналистов, освещавших Нюрнбергский процесс
Исследование исторической памяти представителей творческой интеллигенции имеет свою специфику. Во-первых, эти люди не были пассивными наблюдателями событий. Такие видные деятели как Лев Безыменский [1], Борис Полевой [15], Илья Эренбург [27][28] и другие, участвовавшие и освещавшие события в Нюрнберге, имели большой вес в советской публицистике и литературе. Их репортажи, заметки, воспоминания и публицистические произведения о Нюрнбергском процессе оказывали огромное влияние на формирующуюся историческую память советского населения.
Во-вторых, в произведениях и воспоминаниях этих людей также содержатся различные оценки Нюрнбергских событий их современниками за рубежом. Это в свою очередь также представляет научный интерес.
В-третьих, представители советской творческой интеллигенции поднимают актуальные для всего общества проблемы, в частности проблему возрождения нацизма или необходимость недопущения войн и агрессий.
В своих мемуарах представители творческой интеллигенции ярко описывают увиденные события. Так, Борис Полевой в своих воспоминаниях «В конце концов. Нюрнбергские дневники» пишет [15]: «Мы сейчас как бы находимся на кухне дьявола. То, что мы узнаем, заслуживает такого названия. Благодаря документам, предъявленным обвинением, мы видим, как кучка международных разбойников, опьяненная своими кровавыми успехами в Западной Европе, совершенно хладнокровно планировала не только расчленение нашей Родины, не только ограбление ее народов, но и физическое их истребление.
…Сейчас я записываю все это без особой надежды когда-либо опубликовать, ибо все попытки напечатать мои дневники в журналах или книгой до сих пор не удавались».
Илья Эренбург в своих обширных мемуарах «Люди, годы, жизнь» вспоминает [27]: «Да, я на том апофеозе справедливости, о котором мечтал летом 1942 года. Я жадно разглядывал подсудимых, как будто искал разгадку происшедшей трагедии.…Судьям было нетрудно разобраться: состав преступления был налицо.
…Процесс длился долго – десять месяцев; очень скоро журналисты начали разъезжаться. Все было известно заранее – до процесса. Из двадцати одного подсудимого десяти удалось спасти голову, но и это, пожалуй, интересовало только ограниченный круг людей. Не скрою, во мне ужас смешивался со скукой – от несоизмеримости преступлений и преступников».
Таким образом, можно сделать вывод что оценка Нюрнбергского процесса советской творческой интеллигенцией как легитимного «суда народов» представляется очевидной. Эренбург, в частности, называет его «апофеозом справедливости». Справедливость обвинения и полнота представленных доказательств не вызывают сомнений. Особый интерес в этом плане вызывают доказательства преступной деятельности немецко–фашистских захватчиков на оккупированной советской территории: «…кучка международных разбойников хладнокровно планировала расчленение нашей Родины…». Компетентность членов трибунала оценивается по большей мере субъективно, и связана, прежде всего, с личностными факторами: отношением к советским обвинителям, журналистам и т.д. Это обстоятельство роднит мнение советских журналистов с мнением переводчиков. В этом же, личностном, русле происходит и оценка справедливости приговора по отношению к отдельным обвиняемым. Приговор, по наблюдениям Эренбурга, Полевого, Безыменского, зависел не только от содеянного немецкими военными преступниками, не только от доказательств их вины, но и в немалой степени от поведения самих обвиняемых на процессе. Именно поэтому дается столь тщательное описание поведения военных преступников на процессе, выражения их лиц, внешнего вида. Так, например, относительно мягкий приговор Гессу соотносился с его «сговорчивостью» [1]. Исторические последствия и важность происходящих событий оценивались высоко. Кроме того, сам Нюрнбергский процесс оценивался не только как чисто юридическое событие, но как моральное назидание потомкам, а преступные деяния подсудимых как олицетворение кризиса всей европейской цивилизации и ее морально-нравственных ценностей.
Хотя в целом, мемуарные источники данной категории населения отличаются эмоциональностью, философскими рассуждениями, переживаниями за потери, которые понесла Родина, нельзя не отметить факт существования жестких рамок. Эти рамки определялись существующей в СССР идеологией и политическим режимом. Очень глубоки встречающиеся фразы: «…я записываю все это без особой надежды когда-либо опубликовать…» (Б.Полевой) [15], «…все было известно заранее – до процесса…» [27] (И.Эренбург). Если учесть факт, что материалы Нюрнбергского процесса в СССР стали публиковаться только в 1960-х гг. – когда интерес к событию несколько снизился, в то время как в странах Запада материалы опубликовались уже в конце 1940-х гг., то становится явственным нежелание советского руководства обнародовать факты сотрудничества с «капиталистическим миром». Более наглядно это показывает анализ периодической печати СССР.
Освещение Нюрнбергского процесса в средствах массовой информации СССР
Первое сообщение непосредственно о Нюрнбергском процессе относится к 20 октября 1945 г., которое вышло под заголовком «К судебному процессу над главными военными немецкими преступниками». В статье приводилось краткое содержание обвинительного заключения, перечислялись представители обвинения от 4-х держав, 24 военных преступника, преступные организации, все преступные деяния, инкриминируемые подсудимым, должности подсудимых. Сама статья была посвящена первому заседанию Международного военного трибунала в Берлине (18 октября 1945 г.).
Освещение Нюрнбергского процесса в газете «Магнитогорский рабочий» происходило в двух видах: в виде сообщений ТАСС с места событий, либо в виде политического обозрения. Сообщения ТАСС печатались в разделе «За рубежом» и всегда имели один заголовок «Процесс главных немецких военных преступников в Нюрнберге». Освещались таким образом заседания Международного военного трибунала. В начале указывалось число заседания и время суток, например «Утреннее заседание 22 ноября», затем шло подробное изложение сути дела: оговаривалась повестка дня, ход заседания, решения трибунала по определенному вопросу. Аналитических выводов при этом не прилагалось и читатель, таким образом, сам имел возможность делать соответствующие выводы о ходе Нюрнбергского процесса. Такие сообщения могли делаться ежедневно.
Освещение Нюрнбергского процесса в виде политического обозрения осуществлялось в разделе «Международный обзор». В этой колонке освещался политический обзор событий, происходящих в мире, мнение иностранной прессы о Нюрнбергских событиях, оговаривается значимость Нюрнбергского процесса с юридической, политической и исторической точки зрения. Также присутствуют ссылки на «мировое общественное мнение», которое всегда совпадает с мнением политического обозревателя. Нюрнбергский процесс в этих статьях оценивался очень высоко. Вот лишь несколько цитат по данному вопросу: «Нюрнбергский процесс учит свободолюбивые народы мира бдительности, зовет их к борьбе за полное искоренение нацистского охвостья и уничтожение остатков гитлеровской военной машины», «Суд в Нюрнберге, по словам американского радиокомментатора Гордэ, «имеет целью не только наказать непосредственных виновников тяжких преступлений, но и вписать в анналы истории эту страницу с тем, чтобы она явилась назиданием будущему поколению» [33]. Нюрнбергский процесс, таким образом, рассматривается как одно из важнейших мероприятий, призванных устранить опасность возрождения фашистской агрессии», «Понятно, что разоблачением и осуждением двух десятков фашистских ганстеров, сидящих на скамье подсудимых, задачи Нюрнбергского процесса не ограничиваются. Представители великих держав, а вместе с ними и вся мировая демократическая общественность судят в лице гитлеровских военных преступников фашизм, его сообщников и покровителей не только в Германии, но и в других странах». Авторами данных статей были И. Лапицкий и П. Рысаков.
Анализ частоты упоминания Нюрнбергского процесса в местной прессе видится следующим образом. Всего за период 20 октября 1945 г. по 20 октября 1946 г., то есть в период между первым упоминанием о Нюрнбергском процессе и последним упоминанием о казни военных преступников в Нюрнберге, было 314 выпусков газеты «Магнитогорский рабочий». Из них упоминания или статьи о Нюрнбергском процессе содержатся лишь в 30 номерах, это составляет 9, 55% от общего количества номеров в этот период. Всего было 36 статей, посвященных Нюрнбергским событиям. Таким образом, можно сделать вывод, что освещение Нюрнбергского процесса в Магнитогорской прессе было более чем скромным. Так в период с февраля по сентябрь 1946 года, то есть в самый «разгар» Нюрнбергского процесса, в «Магнитогорском рабочем» нет ни одного упоминания об этом событии: ни сообщений ТАСС, ни политического обозрения в связи с другими событиями.
С чем связано такое невнимание официальной советской прессы к завершающему Вторую мировую войну событию? Возможно, внимание советской прессы просто было приковано к другим важным событиям внешней и внутренней политики – освещались:
1) Во внешней политике: Публикации Совета Безопасности ООН относительно мирного урегулирования проблем в Греции, Индонезии и Индии; Речь У. Черчилля в Фултоне, обострение советско-американских отношений и т.п.
2) Во внутренней политике: выборы в Верховный Совет СССР и публикации результатов этих выборов, речь И. В. Сталина и её обсуждение, новые законопроекты и решения Верховного Совета и т.п.
Эти события действительно были очень важны для советского общества 1946 г. и обойти их было бы невозможно.
Но возможны и другие причины забвения Нюрнбергского процесса в советской прессе. Так американский обвинитель Джексон в своей вступительной речи предостерегал: «Я думаю, что если, организуя процесс, мы начнем входить в обсуждение вопроса о политических и экономических причинах этой войны, то он может причинить определенный вред как Европе, так и Америке» [14]. Не исключено, что и советское руководство разделяло эту позицию. Слишком подробное обсуждение Нюрнбергского процесса в советской прессе могло вызвать ненужные умозаключения у населения, тем более что большинство публикаций как по площади, так и по количеству (28 статей из 36) были отданы информационным сообщениям ТАСС, позволяющим на основе представленного материала самостоятельно делать соответствующие выводы о событиях в Нюрнберге, а не колонке «Международный обзор», преподносившей готовые выводы. Подробная публикация заседаний Международного трибунала, тем более с высказываниями обвиняемых в адрес мировых держав, могла породить вопросы относительно причин начала Второй Мировой войны, вскрыть нежелательные Мюнхенский сговор 1938 г. и советско-германский пакт о ненападении от 23 августа 1939 г. Также оставалось нежелательным обсуждение причин страшных потерь советской армии в первые месяцы войны, промахов руководства страны. Могла возникнуть идея суда военных преступников и внутри СССР, виновных в развязывании войны и её неудачах. Советское руководство, таким образом, опасалось общественного мнения внутри страны.
В любом случае ни одну из приведенных причин недостаточного освещения Нюрнбергского процесса в советской прессе не стоит абсолютизировать, более разумным представляется рассматривать комплекс причин, породивший невнимание советской прессы к Нюрнбергскому процессу.
Можно увидеть определенную закономерность в освещении советской прессой судебного процесса над главными немецкими военными преступниками: в период с 20 октября 1945 г. по 15 января 1946 г. насчитывается 25 статей, посвященных Нюрнбергскому процессу, то есть 70% упоминаний о нем. В этот период времени сообщения о Процессе публикуются, как правило, еженедельно. В то время как в период с 16 января по 1 октября 1946 г. нет вообще ни одного упоминания Нюрнбергских событий, публикуются лишь краткие сообщения ТАСС о судах над военными преступниками в Венгрии, Югославии и Румынии. Статьи, посвященные Нюрнбергскому процессу, возобновляются с 2 октября по 20 октября 1946 г. и составляют только 11 довольно кратких упоминаний. После публикации 20 октября 1946 г. последних сообщений из Нюрнберга нет ни одного упоминания о Процессе в рассматриваемый период (1945 – 1949 гг.). В годовщину «Суда народов» также не вышло ни одной заметки о нем.
Таким образом, с весны 1946 г. в советской прессе наблюдается явное охлаждение к суду над главными немецкими военными преступниками. По времени данное явление отчетливо совпадает с охлаждением отношений между СССР и его союзниками по антигитлеровской коалиции (главным образом с США и Великобританией). Рубежом в освещении Нюрнбергского процесса условно можно считать 5 марта 1946 г. – речь У. Черчилля в Фултоне (данному событию 13.03.1946 г. была отпущена целая полоса газеты «Магнитогорский рабочий»), предопределившая конфронтацию СССР и западных стран и ознаменовавшая начало «Холодной войны». После этой исторической речи интерес к Нюрнбергскому процессу в СССР ослабевает.
Центральная пресса демонстрирует подобную же тенденцию в освещении событий и анализа Нюрнбергского процесса. Среди центральных печатных изданий рассматривались газеты и журналы.
Освещение Нюрнбергского процесса в центральных газетах полностью подтверждала тенденции, проявленные в местной прессе. Освещение Нюрнбергского процесса до знаменитой Фултоновской речи У. Черчилля проходило с завидной периодичностью из номера в номер. Прежде всего, освещался фактологический материал: повестка дня, ход заседаний Нюрнбергского процесса, речи обвинителей, в том числе Р.А. Руденко и Р. Джексона, итоги заседаний, а также реакция публики и средств массовой информации других государств по результатам заседаний. Советский читатель с каждым выпуском имел возможность следить за основными итогами заседаний Нюрнбергского процесса.
Однако с обострением идеологической обстановки в мире в марте 1946 г. Прекращаются информационные сообщения в советских центральных газетах о ходе Нюрнбергского процесса. Их возобновление приходится на октябрь 1946 г. и связано с заключительным этапом заседаний Международного Военного Трибунала в Нюрнберге. Публикуются информационные сообщения относительно вердиктов трибунала немецким военным преступникам, а также приведения данных приговоров.
В целом, проявляется тенденция непоследовательного, эпизодичного освещения центральными газетами Нюрнбергского процесса.
Несколько иначе проходило освещение суда над немецкими военными преступниками в советских журналах. «Смена» — иллюстрированный популярный гуманитарный журнал с сильными литературными традициями [36]. Информационно-публицистический раздел в советское время выполнял в основном пропагандистскую роль. Однако ни в одном номере молодёжного журнала упоминаний Нюрнбергского процесса, равно как и других судебных процессов над преступниками Второй Мировой войны не наблюдается. Данный факт свидетельствует о нежелании органов государственной пропаганды формировать представление молодежи о юридическом, правовом завершении Второй Мировой войны. К тому же схема международного наказания агрессии не вписывалась в концепцию неизбежности столкновения империалистического и социалистического блоков, господствовавшая в послевоенный период.
«Крокодил» — советский сатирический журнал [32]. Журнал выходил три раза в месяц. В рассматриваемый период времени 1945 – 1949 гг. тираж журнала составлял 115 000 экземпляров. «Крокодил» основан в 1922 году одновременно с большим количеством других сатирических журналов (например, «Заноза», «Прожектор» и др.). С начала 1930-х годов «Крокодил» являлся единственным разрешённым сатирическим журналом в СССР, важнейшим официальным рупором политики на всех уровнях общественно-политической жизни. Сатира «Крокодила» не могла обойти такое важное событие как судебный процесс над главными немецкими военными преступниками. Необходимо выделить два типа освещения Нюрнбергского процесса в «крокодиле» — вербальный (текстовый) и невербальный (визуальный, в виде карикатур). Текстовый вариант сатиры на Нюрнбергский процесс включал своего рода «информационные сообщения», пародирующие соответствующие колонки «Правды» и «Известий». В сатирической форме высмеивалось поведение подсудимых процесса, тактические ходы их адвокатов, а также сам факт суда над высокомерными и могущественными властителями Третьего Рейха. Приведем яркую цитату: «Пришла осень в старую Нюрнбергскую тюрьму. Поблекли и ушли геринги и риббентропы. Зарубежные газеты, со слов английского офицера, коменданта тюрьмы, рассказывают, как сейчас проводят время эти арестанты. Сильно похудевший Геринг притворяется сумасшедшим, льёт слёзы и требует кокаина. Риббентроп тоже играет роль психопата, но у него свой репертуар: он прыгает по камере на одной ноге, с чувством исполняет похабные песенки… Близок день, когда все эти человеческие отбросы предстанут перед судом. Да, в этом году в Нюрнебрге ожидается небывалая осень. Г. Рыклин.» («Крокодил» №33, 20 окт. 1945 г.) [36]. В таком ключе сатирически высмеивались главные «персонажи» Нюрнбергского процесса.
Следует отметить и второй тип освещения Нюрнбергского процесса в журнале «Крокодил» - визуальный. Данный тип материалов связан с публикацией карикатур на Нюрнбергский процесс . В означенных карикатурах сатирически высмеивались внешность подсудимых, их поведение во время процесса, облик их адвокатов, а также сочувствующих им в западной прессе. Необходимо отметить важный факт: сам Нюрнбергский процесс как суд над военными преступниками никогда не критиковался и не высмеивался в советской прессе. «Крокодил» не стал исключением. Сатира затрагивала в основном личностные, поведенческие особенности подсудимых.
В целом, и карикатуры, и сатирические истории «Крокодила» о Нюрнбергском процессе носили эпизодический характер, составил в период 20 окт. 1945 – 1 ноя. 1946 гг. не более 2-3 текстовых публикаций весьма небольшого формата (порядка 15 % страницы) и не более 2-3 карикатурных изображения. Таким образом, освещение процесса носило периодичный и эпизодичный характер.
Исходя из вышеизложенного анализа советской прессы, можно сделать вывод, что политика советского государства в 1945 – 1953 гг. в освещении Нюрнбергских событий была направлена:
1) На формирование представления об абсолютной законности проведения судебного процесса над военными преступниками.
2) На формирования представления о справедливости и полноте обвинений, а также компетентности членов трибунала.
3) На формирование представления о полноте доказательств виновности всех обвиняемых.
4) На формирование представления о справедливом приговоре в целом, но слишком мягком приговоре в отношении Папена, Шахта и Фриче, которых трибунал признал невиновными.
5) На формирование представления об огромной исторической значимости Нюрнбергского процесса.
6) В целом, на объективное освещение событий.
Таким образом, основные задачи, стоявшие перед советской прессой были выполнены.
Основные выводы исследования можно сформулировать следующим образом
Нюрнбергский процесс являл собой совершенно новое для мирового сообщества явление суда над агрессией, над войной как методом разрешения внешнеполитических проблем.
Рассмотрев формирование исторической памяти народа, победившего фашизм, к судебному процессу над этой преступной идеологией, можно увидеть понимание и восприятие новых ценностей, заложенных после этой победы.
В ходе нашего исследования были выполнены следующие задачи:
Нами рассмотрен целый пласт исторических источников личного происхождения, которые дали ответы на проблемные вопросы формирования исторической памяти в советском обществе.
В ходе рассмотрения особенностей формирования исторической памяти людьми, осужденными на Нюрнбергском процессе, нами были сделаны выводы о неоднородности данной категории лиц и неоднозначности их суждений. Означенные факторы явились главной причиной, по которой представители осужденной на Нюрнбергском процессе национал-социалистической идеологии не смогли составить убедительную идеологическую «оппозицию» официальной точке зрения относительно оценки Нюрнбергского процесса.
Рассмотрение освещения Нюрнбергского процесса средствами массовой информации СССР позволяет нам говорить об эпизодическом, непоследовательном характере освещения советской прессой суда над главными немецкими военными преступниками. Данный факт послужил причиной некоторого забвения «уроков Нюрнберга», которое мы можем наблюдать в современном российском социуме.
Главным результатом является достижение поставленной цели работы: исследовать историческую память советского общества 1945 – 1949 гг. о Нюрнбергском процессе. Соответственно можно сделать выводы по изучению исторической памяти советского общества 1945 – 1949 гг. о Нюрнбергском процессе и выделить ее характерные черты:
1) Неоднородность исторической памяти о Нюрнбергских событиях, причем не только в целом, но и внутри отдельных социальных слоев и групп.
2) Зависимость исторической памяти населения СССР от позиции официальной пропаганды и официальных СМИ.
3) Категоричность в оценках событий.
4) Целеполагание при оформлении советских источников личного происхождения связано прежде всего с информативным аспектом событий и аполитично, в отличие от целей немецких подсудимых, стремящихся к политизации и актуализации своей точки по данному вопросу.
5) Исторические последствия событий оценены высоко: положено начало наказания военных преступлений, создан Международный Военный Трибунал, осуждена преступная идеология и ее наиболее одиозные представители.
Кроме того, в ходе нашего исследования были сделаны следующие выводы влияния Нюрнбергского процесса на советское общество в послевоенный период:
В целом, демократическая тенденция имевшая место в послевоенный период подготовила сознание советского общества к изменениям второй половины ХХ века – постепенному смягчению политического режима, повышению уровня жизни и социальных гарантий населению. В конечном итоге опыт знакомства советской армии в освобожденных европейских странах с уровнем жизни, бытом, демократическими тенденциями с одной стороны; элиты советского общества (то есть творческой, научной интеллигенции) на Нюрнбергском процессе с другой стороны, позволили расширить рамки сознания и правосознания в дальнейшем историческом развитии советского общества.
Необходимо обозначить то русло, которое на наш взгляд стало наиболее эффективным в формировании исторической памяти советского общества о Нюрнбергском процессе – источники личного происхождения, мемуары непосредственных участников событий, прежде всего советских юристов и представителей творческой интеллигенции СССР. Являясь для многих советских людей авторитетным источников информации, юристы, журналисты и литераторы смогли заложить новые ценностные ориентиры послевоенного мирового сообщества, раскрывшиеся на Нюрнбергском процессе, а именно пацифизм, равноправие народов, первенство закона.
Следует также отметить, что остается перспектива для дальнейшей работы. В частности, будет полезным для исторической науки расширить территориальные рамки исследования. Сопоставление исторической памяти о Нюрнбергском процессе не только в СССР, но и в США, Великобритании, Франции, Германии даст важную информацию, которая поможет разрешить актуальные для общества проблемы, такие как возрождение крайнего национализма, забвение собственного исторического прошлого и т.д.
Список источников и литературы
Материалы периодической печати СССР
Список литературы
При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»