Ралкова О.В.

В течение последних лет возрос интерес к изучению истории повседневности.Мы будем рассматривать историю повседневности как отрасль исторического знания, предметом изучения которой является сфера человеческой обыденности в ее историко-культурных и социально-бытовых контекстах.

В сельской повседневности, как в зеркале, отражались особенности происходящих в стране процессов. Рассмотрение общероссийских процессов сквозь призму повседневной жизни конкретного региона позволяет показать разнообразие общеисторического процесса, обогатить историческую науку новыми конкретными фактами и событиями.

Локально-историческое исследование в русле истории повседневности органично сочетается с устной историей. Работа с устными свидетельствами продуктивна, поскольку устные источники наиболее живо отражают специфику потребностей сельского населения Челябинской области в первые послевоенные годы и мотивы их поведения.

Бытовые условия селян в изучаемый период оставались во многом традиционными. Внутреннее убранство домов мало отличалось от их убранства начала XX века. В домах в основном имелись 2 отапливаемые комнаты, в одной из них большая русская печь с лежанкой, в другой – небольшая круглая печка, вмазанная в стену. Русская печь служила не только для обогрева помещения и приготовления пищи, но также использовалась в холодное время года, в качестве бани. Чело· печи и внутренняя ее часть были достаточно просторными, для того, чтобы вместить человека. Такой «баней» часто лечились от простуды.

Полати·, по свидетельству современников, в большинстве домов находились до начала 1960-х годов. Полати, в большинстве случаев, были местом сна и отдыха детей. Здесь лежала кошма, скатанная из овечьей шерсти, валенки. В стены передней комнаты были вбиты широкие доски – лавки, нередко они имели и спинку, доходившую до подоконника. Несмотря на антихристианскую политику советского правительства в большинстве домов колхозников существовал Красный или Передний угол, в котором стояли иконы. Под иконами стоял стол, обязательно покрытый тканью. «За непокрытым столом есть было грешно» – свидетельствует современница[1]. В «передней избе» стояла деревянная кровать, «рубленная с топора», сундук, посудная лавка. В «горнице» – второй комнате, так же находились кровать, сундук, стол. На полу лежали домотканые «дерюшки» – половики. Современники утверждают, что «дерюшки ткали сами, но после войны уже не делали этого»[2].

В летний период колхозники вставали рано, чтоб до гусей натаскать чистой воды из речки в большую кадку. Кадка стояла неделю с водой. В субботу ее мыли. На дне и краях была речная тина, ее соскабливали ножом, прополаскивали, таскали новой воды для питья. В домах в изучаемый период уже мыли полы, в то время как в более раннее время полы скоблили раз в месяц, или реже. Хозяйка вытирала пол, когда все ложились спать. Рабочую одежду снимали в сенях. «Раньше за чистотой больно не гнались, – утверждает респондент Елена Ивановна, катали валенки в избе, шерсть мыли. До 55 года кошмы катали».

Для украшения окон делали импровизированную тюль из бинтов. К концам бинтов привязывали, скатанную в шарики, вату. К началу 1950-х годов в некоторых домах появляется покупная тюль. «Так, ерундовинька была, – сетует современница, после стирки перекашивалась»[3].

Новыми элементами, входящими в быт колхозников в этот период становится металлическая плитка для приготовления пищи, пристроенная к печке. Кроме того, после войны в продаже появились «примусы». Они работали на бензине, керосине. Современники утверждают, что зимой пользоваться ими было не удобно, так как они сильно коптили. Летом на примусе готовили в сарае или во дворе. Для освещения использовали керосиновые лампы, 10-7-5-линейные, в зависимости от размера стекла[4].

Существенными новшествами в быту сельского населения, являлись электричество и радио. Периодика изучаемого периода широко освещает вопросы электрификации и радиофикации колхозного села. К началу 1950-х годов электричество было проведено далеко не во все населенные пункты Челябинской области. Так, жители поселка Нагорного жаловались на то, что их поселок не раз собирались электрифицировать, однако работу так и не закончили[5]. Тем не менее, жители села Верхняя Санарка сообщают: «наше село электрифицировано и радиофицировано. Впереди у нас еще много дел…»[6].

Дефицит различных товаров, в том числе предметов быта и кухонной утвари сельские жители старались восполнить подручными средствами. Современница свидетельствует, что «делали кружки из жести, консервных банок. Ложек не было. Муж лил из олова ложки и на деревянные ручки сажал. В консервных банках ели салму·. После войны начали продавать эмалированную посуду. Возили в магазины и давали на руки по тарелке и чашке для супа. Стоишь, стоишь с ночи, бывает, и не достанется. Кувшины глиняные и чашки хлёбальные были – их возили из Белорецка. У нас не было гончаров и не было хорошей глины»[7].

Часть молодежи в течение рабочей недели жила в так называемых, «бригадах». Здесь молодые колхозники ухаживали за овцами, крупным рогатым скотом. «В бригаде жили в будке на деревянном ходу из тесу, размером 3 на 2, – описывает респондент. В ней стелили на полу и спали. Из травы подушки делали, солому кладешь под бок. Вот какая вошь – ходой ходила! Набьется в чулки, сымешь, бросишь под будку, а они шевелятся. В бане на каменку клали одежду. Как заведется в шубах – не выведешь. Клали на потных лошадей. Утюгов не было. Весной появляются проталинки – овец выгоняешь в лес. Когда снег сходит, мы идем домой. По грудь переходили вброд. Тело горит после вешней воды. Мы, мокрые, ночевали на конном дворе в сене. Утром перевозили нас верхом»[8].

В первые 2-3 года после окончания войны питание сельского населения области находилось на критическом уровне. Государство взимало непомерно высокие налоги молоком, яйцами, мясом, маслом, шерстью. Так, имеющие одну курицу обязаны были выплатить 100 яиц в год. В те времена бытовала частушка: «Меня вызвали на суд, /А я вся трясуся. /Присудили 100 яиц, /А я не несуся!».

Каждая семья, имеющая корову, платила налог в 100 литров молока, причем зачастую жирность молока не удовлетворяла требованиям приема, вследствие этого к 100 литрам прибавлялось еще 200[9]. В сложившейся ситуации сельское население находясь в состоянии постоянного недоедания, не могло в полной мере использовать продукты подсобного хозяйства для употребления в пищу. Кроме того, остро стояла проблема нехватки кормов для скота, вследствие чего удои были незначительны. Респондент Евгения Сергеевна свидетельствует:«мы держали корову и козу. Молоко у нас было свое, но давали коровы помалу, так как кормов не было, соломой их кормили. Покосов не было, косить негде, поля были все засеяны»[10].

По причине отсутствия материала для загораживания картофельных полей, колхозные семьи практически не выращивали картофель. «Вся загородь ушла на истопку», – сетует современница из с. Полоцкого, кизяком· топили, дров не давали. В лесах было чисто, валежник вывозили, рубили репей и соломой топили. Репей рубишь, а колючки набьются в волосы. <...> Картошки нету, загородей нету, копать нечем. У всех одна корова, 3 овцы, про поросят и разговору нету – сами голодные. После войны у всех коз отобрали – стали разводить саженцы. Корова отелится – телёнка записывают. С него налог – деньгами. Сажали махорку, продавали на базаре и отдавали деньги в сельсовет»[11].

Сведения, полученные от жительницы Златоуста Евгении Сергеевны, подтверждают информацию о нехватке картофеля в первые годы после войны. Она отмечает, что зимой большинство населения ее поселка ело картошку и капусту, которые, впрочем, были не у всех. До весны жителям ее хватало, а на лето уже не было.Кроме того, население собирало мороженую, оставшуюся на поле картошку. Такую картошку называли «кульзима». Из нее варили суп и пекли оладьи[12].

Большие трудности с хлебом продолжались по свидетельству современников до 1948 года. Печь же «настоящий» хлеб, без примеси различных суррогатов в сельской местности начинают к середине 1950-х годов. До этого времени сельские жители пекли хлеб из лебеды с небольшим добавлением муки. «С начала войны хлеба не было. Нас осталось шестеро, мы ели, собирали колоски – молотили, на печке высохнут, провеем, начинаем в печке сушить. Жернова каменные и деревянные – на крупу и на муку – на затируху (салму)», – свидетельствует Елена Ивановна.

Респондент из г. Златоуст свидетельствует:«летом собирали лебеду, из нее варили суп. А когда она поспевала, собирали ее зерна, мололи и пекли из них хлеб. Если была картошка, то в зерна лебеды добавляли сырую картошку при выпечке хлеба. Еще собирали липовые листья, мололи их и пекли лепешки. Сестра к нам приезжала из соседней деревни, т.к. они еще хуже нас жили. Росло у нас еще ильмовое дерево, снимали мы с него кору, мелко рубили топором, сушили, мололи на мельнице и пекли хлеб. Пока он горячий его есть можно было, а потом когда остывал, дерево оно и есть дерево, есть невозможно было, даже собака не ела. По весне собирали колоски на поле, лущили и варили из них кашу. Но их опасно было есть, т.к. они были травленные. Многие умирали от расстройства желудка»[13].

Ситуация с питанием существенно улучшилась лишь к середине 1950-х годов. В этот период «хлеб пекли, плюшки, шаньги, пироги с картошкой, с капустой, с грибами, с горохом. <…> Пшеницы давали 5 килограмм на 10 дней. Хлеб сами пекли. Загребали золу на засторонки· кочергой, лопаткой прихлопывали. Затеешь, замесишь, натерёшь в корыте, раскатаешь. По 6-8 булок сажали в печку. Хлеб сидел час и больше. Его выташишь, обметешь крылышком. Ставишь булку на ребро, закроешь тряпкой. Дрожжи варили из хмеля – 2 горсти в чугун бросишь, в квашню кладешь муки. Берешь сито, кладешь на квашню и процедишь отвар. А там мешаешь, смешаешь как густую сметану. Завяжешь квашенником·. Квашню – в кувшин и в погреб, чтоб не кисла. Делаешь опару часа 2-3. Всегда делали хлеб ночью. В 12-2 часа опара подымется, начинаешь месить, добавишь муки и делаешь тесто, чуть жиже, чем на пельмени. В квашне подымется, в 3-4 часа вывалишь в корыто, начинаешь печку затоплять. Если угли потухли. Выходишь на двор, смотришь: у кого идет из трубы дым. Зайдешь, попросишь жару и скорее домой, пока не остыл. <…> Растительное масло сами делали. Сеяли коноплю, выбивали. Снопы сожнешь, на дерюшке выколачиваешь, мешками возили на маслобойку. Два ведра постного масла»[14].

Устные упоминания о сахаре в сельской местности относятся к 1946 году. Кроме того, в печати того же периода сообщается, что резко увеличился завоз на село продовольственных товаров – сахара, кондитерских изделий, чая, соли[15]. Сахар продавали большими комьями, в народе их называли «сахарные головы» и доставались они людям «по большому блату». Комья раскалывали и очень экономно потребляли. Обычно, по вечерам в субботу после бани семья садилась пить чай. Сахар отщипывали специальными щипцами по маленькому кусочку. «Тогда не в накладку пили, а в прикуску!», – поясняет современница событий. У детей было такое соревнование: у кого останется кусочек сахара больше после чашки чая. Недоеденные кусочки оставляли до следующей субботы. Чай заваривали плиточный – «Фамильный». С 1949 года в потребление входят конфеты в форме подушечек без обвертки – «голенькие». За конфетами занимали очередь еще с ночи, к утру покупали, и шли на работу.

Одной из важнейших структур повседневности являются семейные отношения. Большинство семей состояло из трех поколений родственников. Воспитание девочек и мальчиков несколько различалось в деталях, но в целом было направлено на выработку безусловного послушания, уважения к старшим, трудолюбия. За проступки детей наказывали, но не били.

Девочку с раннего детства готовили к тому, что она станет женой, матерью и хозяйкой дома, с малолетства включали в посильные для них работы. Это делалось не только по необходимости, но и в воспитательных целях. Девочкам прививалось умение вести домашнее хозяйство. Они подметали, поливали цветы, выполняли другие работы по хозяйству. Приблизительно с семи лет девочек начинали учить вязать, прясть шерсть, ткать, вышивать. Они помогали матери в уходе за коровой, овцами, ходили за водой, кормили скот, помогали матерям на покосе. Девочки постарше мыли пол, стирали, доили корову, понемногу их приучали готовить пищу.

Мальчики помогали отцам в «мужских» работах по дому. Их старались загрузить любой работой, лишь бы они были заняты и не увиливали от труда. Наставником мальчиков в труде был отец. Девочки находились под воздействием матерей.Дети довольно рано начинали трудовую жизнь на производстве - в 15 лет, после окончания семилетки.

В 16-20 лет девушка становилась невестой. К этому времени она считалась достаточно взрослой, чтобы выполнить свое основное предназначение, которое заключалось в том, чтобы быть хранительницей домашнего очага, матерью. Женщина не вышедшая замуж, считалась неполноценной.

Положение невестки в семье, как правило, было зависимым. «Песни пой, пока поется. Замуж выйдешь – не певать. Попадет свекровка злая –Станешь песни забывать». Это слова частушки, записанной в селе Александровка в 1952 году. Как только в семье появлялась невестка, свекровь самые тяжелые и неприятные заботы перекладывала на нее. Говорили: «Свекровь – чужая кровь». Анна Георгиевна Колышева рассказывала, что, как только она вышла замуж, свекровь «пошла на отдых». Всю нагрузку по хозяйству стала нести сноха. Так продолжалось всю жизнь: «Мы 30 лет живем, так до этого года я ей белье стирала. На покос идти, мне же – печку топить. Приду, пол сама вымою, а она как красная девица»[16]. По словам автора этнографического отчета, в этой семье свекровь, еще крепкая старуха, действительно почти не помогала снохе вести домашнее хозяйство, хотя ежедневно ходила к отдельно живущему сыну 67 лет топить печь, доить корову и прибирать дом.Такие отношения снохи и свекрови не были чем-то необычным, хотя чаще сноха и свекровь в приблизительно равных долях делили все домашние работы.

Особой категорией женского незамужнего населения были разведенки. Так называли разошедшихся со своими мужьями молодых женщин. Численный состав этой категории населения был особенно велик сразу после войны. В эти годы браки отличались непрочностью из-за мужского непостоянства.

Неженатых парней и мужчин было мало, особенно в деревнях. Одни не вернулись сфронта, другие уехали в города «на производство» или учиться в реальных училищах, ФЗО, школах. Некоторые бывшие фронтовики за два-три послевоенных года сменили две-три жены[17].

Были «разведенки», сменившие к двадцати годам по нескольку мужей. В некоторых деревнях разведенок было больше, чем девушек. Когда жена уходила от мужа, она забирала свое приданое и складывала обратно в сундук.Разведенки считались такими же свободными, как и девушки, они ходили по улице своими компаниями, мало смешиваясь с девушками. Возвратившись к отцу и матери, разведенки, имели статус, приближенный к статусу девушки. В семье Назаровых разведенка Маруся была освобождена от некоторых семейных обязанностей. Имела возможность гулять и ходить на вечерки, как девушка[18].

Сельское общество, где сохранились традиционные формы взаимодействия между людьми, изменения коснулись в незначительной мере. Добрососедские отношения необходимо было поддерживать в силу специфики уклада жизни. Современница событий Евгения Сергеевна из города Златоуст свидетельствует, что «в колхозе лошади были голодные и слабые, их не давали, поэтому женщины пахали плугом огород сами, собирались по 7 женщин (родственников и соседок), вообщем помогали друг другу»[19]. Тем не менее, известны примеры споров, возникавших в соседских взаимоотношениях. Евгения Сергеевна утверждает, что «со всеми соседями общались. Но вечно делили межу на огороде,кто больше себе забрал, вечно перекапывали ее. Соседи даже приходили ругаться к нам. С соседскими детьми мы все вместе играли, часто ходили друг к другу арбузы воровать, не знаю, зачем, ведь были свои, но у соседей всегда раньше поспевают(смеется)»[20].Таким образом, необходимо было терпение и понимание между соседями для выживания в сложных социальных и экономических условиях.

Досуг детей в старых горнозаводских районах, расположенных на северо-западе области отличался от досуга детей, проживающих в крупных городах. Так, по свидетельству современников, зимой несколько семей, объединившись, сооружали ледяную горку, делали салазки, устраивали самодельные карусели (в селе Сергиевка до сих пор есть такие карусели на разных концах улиц)[21].У большинства детей покупных игрушек не было, в основном они играли самодельными. Девочки делали кукол из тряпичной ветоши, из глины. Для этих куколок родители или сами ребятишки мастерили маленькие деревянные тележки, «возили в них куколок».

В материалах периодической печати находим информацию о том, что молодежь колхоза им. Чкалова Еткульского района любит спорт. Зимой жители катаются на лыжах и коньках, а летом когда земля подсохнет, в каждый свободный час начинаются соревнования по бегу, городкам, прыжкам, волейболу. Молодежь так же с большой охотой взялась за оборудование беговых дорожек, волейбольной площадки, площадок для занятий по прыжкам в высоту и длину. Получился свой небольшой колхозный стадион[22].

В сельской местности очагом культуры и местом проведения досуга можно назвать клубы и избы-читальни. Так периодика конца 1940-х годов сообщает о том, что колхозники сельхозартели им. Куйбышева, Троицкого района оборудовали хорошую избу-читальню. Каждый вечер старые и молодые колхозники охотно шли в читальню. В уютном заботливо убранном помещении они слушали радио, читали газеты, журналы. Молодые колхозники активно участвовали в работе драматического кружка. Колхозная самодеятельность… 2-3 раза в месяц выступала перед колхозниками с концертами, ставила одноактные пьесы[23]. Избач деревни Полдневое во время посевной компании 1949 года, устроила спектакль прямо на полевых станах[24].

Тем не менее, далеко не каждый колхоз мог похвастаться хорошим клубом или избой-читальней. Жители села Арсланово Нязе-Петровского района сообщают, что после работы вечером колхозникам хотелось пойти в свой клуб, посмотреть новый фильм, но такой возможности они не имели, потому, что клуба не было. Изба-читальня в этом селе была маленькая. Здесь могло разместиться не более 10 человек, остальные желающие почитать газеты не помещались. Радио в избу-читальню не проведено[25]. На станции Симской Миньярского района молодежь, собиравшаяся провести время в избе-читальне, находила ее запертой. Изба-читальня не была подготовлена к зиме. Печи не отремонтированы, стекла выбиты. Летом здесь изредка демонстрировались кино-картины, но с декабря из-за погодных условий население были лишено и этого[26].

Дореволюционные, религиозные праздники продолжали бытовать в народной среде. Формы и содержание праздничной культуры варьировались в зависимости от территории. Так, жительница юга области свидетельствует: «Праздники… Пасха так и была. Христосовались на нее. Кур было у кого 2, у кого 1 и тех прятали. А если кто даст яичко (на Пасху), то – рады не нарады! Советские праздники…1 мая, Новый год, 8 марта, Октябрьская, День Конституции. Радость была, когда Пасха, а в эти праздники и не радость. 1 мая – самый разгар посевной – когда там праздновать? А Пасха по весне – нечего делать. На Рождество славили, коляду пели:

«Коляда, Коляда, посконная борода,

Дошла коляда до Романова двора.

Как Романов двор на 7 верстах,

На семи верстах, на семи столбах.

На каждом на столбочке все подсвешнички стоят,

Все подсвешнички стоят, все по свечечке горят.

Хозяин с хозяюшкой с Колядой вас! С праздничком!»[27].

На святки, как и в дореволюционной России, рядились, гадали. Так, в южных селах области бытовало такое святочное гадание: молодые девушки ночью подходили к окнам, закрытым ставнями, и слушали: о чем говорят. Если говорили о хлебе, еде, то это предвещало хороший (сытый) будущий год. Эта примета обусловлена в большей мере постоянными материальными трудностями, проблемами с продовольствием, которые преследовали многие семьи в межвоенный, военный, а так же в первые годы после окончания Второй мировой войны.

Одним из немногих и достаточно хорошо запоминающихся торжеств в повседневной жизни была свадьба. Приведем пример празднования свадьбы в сельской местности на юге области в начале 1949 года: начальный этап свадьбы представлял собой практику сватовства, бытующего до наших дней на селе. Современница свидетельствует, что «сватать (родственники жениха) приходили в субботу вечером, под воскресенье». Самая опытная и заводная сваха произносила образное предложение: «У вас курочка, у нас петушок. Не сойдутся ли они в один клеушок?!». На что растерявшаяся мать будущей невесты отвечает: «В чем же я ее отдам? И одеть то не в чего!». (После чего респондентка поясняет: «куфайки»* и те появились в 55-м году».) Если невеста давала согласие, назначали день свадьбы и начинали подготовку к ней. Так сама невеста описывает свадебные хлопоты: «собрали меня. Тетка дала зеленого сатина 3,5 метра на платье и катетку*. У нее было 2 катетки – шелковая и кашемировая и не было детей, – уточняет респондент Елена Ивановна, – поэтому в 1-й день (свадьбы) я была в шелковой катетке, а во 2-й – в кашемировой». Свадьбу традиционно праздновали 3 дня. Первый день – «горной» – в доме жениха, второй – «к невесте на блины» – в доме невесты, третий носил название – «потушенье» – проводился обряд сжигания соломы у двора невесты[28].

В каждый из дней совершался определенный набор обрядов, готовились определенные блюда. Набор и качество пищи зависело от достатка конкретной семьи, экономической ситуации в обществе в целом и других факторов.

Попытаемся воспроизвести приблизительную канву событий составляющих свадебный процесс. После регистрации брака в «сельском совете», гости и молодые приступают к застолью. Начинают с поздравлений и подарков. Первыми поздравляют родители жениха: «Мамаша» (так респондентка называет свекровь) «дарит», в первую очередь, себя, затем – «все ухватья, кочреги, сковородник, чугуны» и т.д. «Мама «кладет на сыр» перину, 2 подушки, и думочку*. Еще занавесь ситцевую, сундук, полотенце вафельное»[29].

Гостям подают гуся, запеченного в жаровне или гусятнице в русской печке. Перед подачей хозяйка извещает: «Гусь из печи не лезет!. Гости связываю пояски, платки и «тянут гуся». Затем всем подают по стопке спиртного, скорее всего собственного производства. «Дружка» – ведущий торжества, разбирает гуся на части и подает гостям.

На следующий день родственники невесты идут приглашать родню жениха «на блины». Жительница с. Полоцкого Елена Ивановна свидетельствует: «Невестины родные наряжаются, выворотят шубы и пойдут звать. Гармонь, песни, пляски! Их за столы у жениха посадят, нальют. И все идут к невесте в гости»[30]. Кроме блинов на второй день свадьбы варят лапшу, пекут курники*. Подача блинов на стол обставлена определенной обрядностью. «Несут блины. Ставят на стол к зятю. Ставят тарелку со стопкой». В стопку наливают спиртной напиток. Сверху ее накрывают тарелкой и переворачивают так, чтобы стопка стояла вверх дном. Жених может и не догадаться, что нужно перевернуть, чтобы выпить. Выпивает, закусывает блином, затем переворачивает тарелку и со словами: «Хороши блины да не масляны, хороша теща да не ласкова!», разбивает тарелку. Затем гости поют определенную обрядовую песню.

В третий день празднования молодые муж и жена принимают участие в обряде «тушения свадьбы». Во дворе разжигается костер «молодые» и гости прыгают через него, затем костер тушат.

Современники говорят, что времени на отдых было крайне мало. Отдых в первое послевоенное десятилетие для большинства колхозников представлял собой лишь смену одного дела на другое. «Работы было очень много. Отдыхать абсолютно некогда, – говорят современники, Летом косили сено, возили на быках, приучали коров даже. Выходных не было, выходные появляются в 60-х годах»[31]. Тем не менее, досуг молодежи все же был более разнообразен. «Мама нас воспитывала одна. Нас было пятеро. Есть было нечего, но жить было весело. Маму мы жалели. Бога боялись и людей стыдились. Бывало, пойдем в субботу вечером на площадь плясать. Мама скажет: старых людей встретите – не смейтесь, громко не разговаривайте»[32].

В первые послевоенные годы – время острых продовольственных проблем – вопросы, касающиеся внешнего вида, стояли далеко не на первом месте среди обнищавшего сельского населения. Современница событий Евгения Сергеевна, проживающая в изучаемый период в одном из сел на границе территории современного Башкортостана и Челябинской области, свидетельствует о том, что в детстве они ходили в лаптях. Лапти делали из липовой коры. Ее нарезали на ремешки и плели. Женщина ходила в них до 1953 года (9 класс). По весне плели глубокие калоши, а когда было сыро к ним прибивали деревянные колодки (ходили как на каблуках). С лаптями надевали шерстяные носки или чулки, ходили в них даже летом, т. к. хлопчатобумажных носков не было. Обновки шили только к Пасхе самостоятельно. Юбки ткали из конопли. Сначала стебель мочили, потом мяли, потом пряли и ткали. Мужчинам из конопли шили кальсоны.Зимой ходили в шубах. Их шил деревенский портной из овечьих шкур. Одежду носили долго, пока она не износится. Из льна самостоятельно ткали полотенца, скатерти[33].

В некоторых сельских семьях выделка овечьих шкур на шубы осуществлялась самостоятельно. «Шубы сами выделывали. Закваской (дрожжи) натирали или клали в кадушку с закваской, 3 дня лежала. Потом сушили, мяли. Мялка на дворе из дерева – очищали мясо кирпичом. Делали кирпичи сами. Выделается – стоит балаганом. Снег с дождем пойдет, намочит – она растягивается. Высохнет – хоть силом заталкивай»[34].

Еще одним бессменным атрибутом зимнего костюма селян были валенки. Зажиточной считалась та семья, в которой у каждого ее представителя были валенки. Некоторые семьи катали их сами, другие, не имея навыков и сырья, покупали. Процесс изготовления домокатанных валенок не претерпел значительных изменений на протяжении всей их истории. В южноуральских селах в 1940-1950-х годах изготавливали валенки, так же как и в предыдущие и последующие периоды. «Валенки клали под голова. Мама сама катала»[35], – упоминает современница. Валенки согревали ноги их счастливых обладателей в лютые зимы, их так же клали под голову во время сна. Уровень жизни в селах варьировался в зависимости от местоположения. Но в целом, как свидетельствуют устные повествования, оставался чрезвычайно низким в течение всего изучаемого периода.

Селяне разводили овец, «шерсть пряли, вязали – в городе продашь и деньги в сельсовет отдашь. Сами себе вязали из шерсти козлиной. Днем на работе, а вечером вяжешь носки, прядешь, сучишь. <…>Чулки вязали – гольфы. Если одни есть, то их бережешь. Мама купила брезента на костюмы. Пятки зашивали брезентом. Козлиные волосы вылезут – идешь как в унтах. В них вшей было – уймища!»[36].

На село нередко заезжали торговцы, они обменивали продукты сельского хозяйства на товары, в том числе и на ткани. Женщины покупали товар, не особо придираясь к качеству и расцветке. Могли приобрести 1 метр красной ткани, отрез полосатой и в цветочек. Эти материалы различным образом комбинировали и самостоятельно сшивали, чаще всего вручную. В некоторых семьях все же были швейные машины[37].

Таким образом, повседневная жизнь сельского населения Челябинской области в сложных послевоенных условиях представляла собой многообразный комплекс поведенческих практик. Тяжелые условия и неэквивалентная оплата труда, острые проблемы в области питания отодвигали на второй план вопросы досуга, культурного проведения свободного времени. Колхозники изучаемого периода мало уделяли внимания проблемам внешнего вида, одежды и обуви. Семейные и соседские отношения людей оставались во многом традиционными. Такие новые элементы быта селян, как радио, электричество далеко не повсеместно к середине 1950-х годов были распространены на территории области. Формы праздничной культуры также не претерпели существенных изменений в этот период. Колхозники отмечали памятные религиозные даты, среди которых наиболее важными оставались Пасха и Рождество, а также семейные праздники.

• Чело – сводчатое отверстие в передней части русской печи
• Полати - широкие нары, располагавшиеся в избах под потолком между печью и противоположной ей стеной, на которых спали

[1]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[2]Там же.

[3]Там же.

[4]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[5]Обухов А. Из редакционной почты // Челябинский рабочий. – 1949. – 1 июля.

[6]Копчаков Г. Благоустройство колхозного села // Челябинский рабочий. – 1949. – 22 ноября.

• Салма (затируха) – суп на мясном бульоне с мучными изделиями.

[7]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[8]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[9]Там же.

[10]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1935 г.р.г. Златоуст.

• Кизяк - прессованный, с примесью соломы навоз,употреблялся в степных и южных районах как топливо и для сельских построек

[11]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[12]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1935 г.р.г. Златоуст.

[13]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1935 г.р.г. Златоуст.

• Засторонки – края внутренней части русской печи.
• Квашенник – отрез льняной ткани, использующийся для прикрывания сосуда с опарой.

[14]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое.

[15]Челябинский рабочий. – 1946. – 21 августа.

[16]Чайко Е.А. Быт горнозаводской семьи в 30–50-е XX века (по материалам Катав-Ивановского района Челябинской области) // Этнические взаимодействия на Южном Урале: материалы II региональной научно-практической конференции. – С.207.

[17]Чайко Е.А. Указ., соч. – С.209.

[18]Там же. – С.210.

[19]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1929 г.р. г. Златоуст.

[20]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1935 г.р. г. Златоуст.

[21]Чайко Е.А. Указ.,соч. – С.208.

[22]Лапшин Д. Наш колхозный коллектив // Челябинский рабочий. - 1949. - 17 июля.

[23]Набоков Д. Вечером в избе-читальне // Челябинский рабочий. – 1949. – 26 января.

[24]Бабин П. Изба-читальня в эти дни // Челябинский рабочий. – 1949. – 14 августа.

[25]Харисова Л. О нуждах одного села // Челябинский рабочий. – 1949. – 11 марта.

[26]Новоженин, Быков, Фадеев. Изба-читальня на замке // Челябинский рабочий. – 1950. – 22 марта.

[27]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

*Слово «фуфайка», вошедшее в обиход колхозников в 1950-е годы, произносилось зачастую как «куфайка».

*Катетка – небольшой головной платок, обычно пестрой расцветки.

[28]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

*Думка – подушка небольшого размера.

[29]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

[30]Там же.

*Курник – пирог из теста, в которое добавляется большое количество топленого сливочного масла и начинки из мяса курицы с картофелем.

[31]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

[32]Там же.

[33]Личный архив автора. Интервью с Евгенией Сергеевной, 1925 г.р. г. Златоуст.

[34]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

[35]Там же.

[36]Личный архив автора. Интервью с Еленой Ивановной, 1929 г.р. с. Полоцкое

[37]Там же.

• Русское краеведение