Прокопенко Я.И.

Силуэты людей становятся всё менее различимыми за толщей прошедших лет. Так трудно порой увидеть человека за историческими событиями и, в свою очередь, оценить его роль в них. Мы не задумываемся над тем, что и сами когда-нибудь станем лицом своей эпохи, образом на историческом горизонте.

Прошлое – не только история смены правителей на троне, появления и отмирания новых учреждений, но и история жизни людей. Совершить своеобразное путешествие во времени и увидеть сквозь века человека с его страстями, слабостями и надеждами, показать его отражение в исторической эпохе и отражение духа эпохи в нём – искренне стремление автора.

Особенно интересно совершить такое путешествие в XVIII век. Он недаром привлекает внимание учёных и любителей истории: поразительно, каким он был «долгим» – богатым на события и перевороты. Речь не только о знаменитых «дворцовых переворотах» – периоде после смерти Петра Великого, во время которого трон переходил к следующему монарху в результате заговоров и интриг придворных группировок, но и о петровских реформах – перевороте в образе жизни людей.

Петровское время: сколько уже сказано, написано! И всё же, не утихают споры: трудно найти человека, который бы не хотел дать свою оценку реформам и личности царя-преобразователя. Несомненно одно – Пётр I был человеком неиссякаемой энергии, невероятного трудолюбия и работоспособности. Стараясь создать «регулярное», как тогда говорили, государство с отлаженной системой государственного аппарата, сильной армией, полноценным флотом, развитой экономикой (какими актуальными остаются эти проблемы спустя 300 лет!), он в равной степени не щадил ни себя, ни знатных и богатых вельмож, ни простой народ.

Благодаря реформаторской деятельности Петра I качественно изменилась структура административного управления страной и порядок судопроизводства. «Рыхлая» система приказов уступила место коллегиям – органам с чётко установленными функциями и определённой сферой ответственности. Место Боярской думы занял Сенат. Россия покрылась сетью мануфактур, невероятный толчок к развитию получила торговля с зарубежными государствами. Коренным образом изменилась ситуация в сфере образования: в Москве и Петербурге были созданы светские учебные заведения, готовившие кадры для армии, флота и промышленности. Активная посылка молодых людей за границу сочеталась с не менее активной политикой привлечения в Россию специалистов из Европы; своеобразным символом реформ стало строительство Санкт-Петербурга и последующее перенесение в него столицы.

Годы правления Петра I - время энергичного привлечения на русскую службу выходцев из Западной Европы, в том числе, многочисленных германских государств. Речь идёт не только о ремесленниках, которые издавна проживали в Немецкой слободе Москвы. XVIII век ставил новые проблемы, требовал привлечении профессионалов нового профиля, всесторонне образованных "универсальных" людей, таких, каким был сам царь. Как для развития и перестройки армии и флота привлекались специалисты в области фортификации, навигации, инженерных наук, так для перестройки государственного аппарата использовался опыт знатоков государственного устройства западноевропейских стран, права, иностранных языков.

Иностранные специалисты являлись обладателями уникальных знаний, которые могли передать только сами, посредством обучения, составления делопроизводственной документации, непосредственного участия в организации работы государственных учреждений. Одним из таких всесторонне образованных иностранцев был Генрих Фик.

На его примере мы увидим, как переменчива и коварна была судьба государственного человека в XVIII веке!

Пожалуй, его имя знакомо не каждому. А между тем, он не только играл одну из ведущих ролей в подготовке реформы государственного управления в России, а ещё прожил захватывающую жизнь, «перетрудил» все превратности судьбы. Не зря царь, трудившийся сам не покладая рук и заставлявший трудиться других даже с помощью своей дубины, особо выделял Г. Фика. Именно его трудолюбие (проделанной им работы хватило бы на десятерых), неспособность сидеть сложа руки, помогли ему выжить в ссылке в сибирской глуши. Но обо всём по порядку.

Начал свой жизненный путь Генрих Клаус Герман Фик в вольном городе Гамбурге 3 ноября 1678 года. К слову, на рубеже XVII-XVIII веков в Гамбурге проживало около 60 тыс. человек.[1]

Всего за 30 лет до рождения маленького Генриха Клауса Германа, в дальнейшем также именовавшегося попросту Андреем Ивановичем, был заключён Вестфальский мир, положивший конец страшной Тридцатилетней войне (1618-1648). Суть её состояла в борьбе за гегемонию на континенте, узел противоречий заключал в себе три компонента: конфессиональную конфронтацию между католиками и протестантами, борьбу за власть внутри германской империи и конфликт между главными европейскими державами. Главным полем действия этого общеевропейского конфликта была Германия, которой война нанесла страшный урон: одичавшие люди прятались в землянках и нормах, ели мышей и крыс, корни и траву, было множество случаев людоедства. Армии воюющих сторон таяли на глазах от голода, болезней и дезертирства. В исторической памяти народов война осталась кошмарным бедствием, апокалипсисом.[2]

Мы не зря сделали такое отступление. Именно страшные последствия Тридцатилетней войны послужили причиной «исхода» жителей из германских земель, заставили искать лучшей жизни, в том числе и в России. Благо, посулы царских агентов, искавших по всей Европе золотых дел мастеров, фортификаторов, опытных моряков, врачей, знатоков права, да и просто лиц, служивших в государственных учреждениях и знавших их устройство, были весьма заманчивыми. Стоит отметить, приглашённые специалисты зачастую бывали обмануты в своих ожиданиях…[3]

Как и где Генрих Фик обучался грамоте, какое получил образование, ещё предстоит выяснить. Вероятно, чистописанию он уделял немного времени – почерк его доставляет немало сложностей исследователям.

О его юности в современном смысле слова как о неком беспечном времяпрепровождении не приходится говорить. 300 лет назад людям приходилось вставать на трудовой путь весьма рано. По словам самого Г. Фика, юность он «провёл за пером», вероятно, на какой-либо канцелярской должности. Как уже было отмечено, последствия Тридцатилетней войны заставили многих искать счастья на службе иностранных правителей. Человек за свою жизнь мог успеть послужить при дворах нескольких государей, в разных иностранных армиях – многих прельщала военная карьера. Генрих Фик также отдал несколько лет жизни военному делу – чему способствовала разразившаяся Северная война (1700-1721). «Поскольку с началом Лифляндской войны приблизились и годы моего совершеннолетия, я сразу отправился в 1700 году в Лифляндию. Я был немедля принят на службу в пехотный полк под командованием Нирота».[4]

В 1701 году Г. Фик был командирован офицерами по делам полка в Стокгольм. Вероятно потому, что, уже бывал там и знал шведские порядки: он, как сам сообщает, «впервые отправился из Германии в Стокгольм в 1699 году». Тогда ни Г. Фику, ни его сослуживцам не могло придти в голову, что 15 лет спустя в 1716 году он отправится в Стокгольм уже по заданию самого Петра I. Г. Фик постепенно продвигался по карьерной лестнице и после четырёх лет службы был назначен квартирмейстером в полку Нирота, «благодаря этому назначению я, имея большой кредит, получил возможность обеспечивать нуждавшихся офицеров всем - от самого необходимого до мелочей, часто одеждой и пропитанием».[5] К слову, Г. Фик и впоследствии трудился под началом барона Магнуса фон Нирота, только уже на русской службе: ведь по рекомендации Г. Фика Нирот стал вице-президентом (помощником президента) Камер-коллегии, а Г. Фик был советником этой коллегии.[6]

В 1709 году Г. Фик, ездил из Пернова (Пярну) в Ригу по служебным делам как представитель полка стоявшего в Пернове. В конце того же года он вновь ездил в Стокгольм и пробыл там 5 месяцев. Как раз в то время, по свидетельству Фика, из-за наступления датчан (союзных России в Северной войне) в Лифляндию поступало совсем мало подкрепления и продуктов, а для освобождения Риги – мало транспорта. (Стоит отметить, что в 1710 году русская армия заняла Пернов и Ригу). Квартирмейстер – не просто длинное слово немецкого происхождения. Это жизненно важный для армии человек, в его обязанности входило снабжение армии всем необходимым, заведование полковым имуществом, забота о расквартировании войск. Хороший квартирмейстер фактически поддерживал свой полк в боеспособном состоянии, ведь для армии бесперебойное и хорошо организованное снабжение имеет первостепенное значение – солдат не может воевать голодным и босым.

В Лифляндии Г. Фик обрёл не только опыт службы, но и семейное счастье – предположительно в 1704 году Хелена фон Крузе сменила свою фамилию на «Фик», увы, без дворянского «фон».[7]

В мае 1710 года семейные дела призвали Г. Фика в Германию. Он решил оставить шведскую службу. К тому времени у четы Фик было уже три дочери (всего девочек будет шесть, и ни одного мальчика!): София Елизавета родилась в 1705 году, Бригитта – в 1706, Беата Регина – в 1708. Бригитта к несчастью родилась слепой. Камер-юнкер Берхгольц (он встретился с Г. Фиком уже позднее, в России) записал в своём дневнике 14 октября 1721 года, что она: «с младенчества совершенно слепа, но несмотря на то отлично играет на клавесине и ходит как зрячая по всему дому, где знает каждый уголок».[8]

Г. Фик получил множество рекомендательных писем, но найти новую должность было непросто. До его назначения на должность бургомистра (мэра) города Экернфёрде, расположенного на берегу Балтийского моря неподалёку от Киля, регент герцогства Гольштейн-Готторп Христиан Август (дед Екатерины II по материнской линии) даже «предоставил поддержку» Г. Фику в размере 100 рейхсталеров.[9] Правда уже в 1714 году Г. Фик лишился этой должности, был оставлен без средств, да ещё и угодил в крепость. Вот как это произошло.

Голштиния считалась нейтральным государством и в Северной войне не участвовала. Но упомянутый Христиан Август под влиянием премьер-министра своего двора, интригана барона Гёрца открыл ворота крепости Тённинген шведским войскам, которые отступали под натиском датских и русских войск. Царь принял это за нарушение нейтралитета.[10] Затем шведы сдались, а датчане вошли в Гольштейн. Г. Фик был отставлен от должности в феврале 1714 года. Он отправился в Стокгольм, по его словам, искать там помощи, средств к существованию. И пробыл там до осени. По возвращении он был арестован датчанами, которым это путешествие в стан врага показалось крайне предосудительным. Его заподозрили в шпионаже в пользу Швеции и в начале ноября 1714 года заключили в крепость, где он провёл 8 недель под строгим караулом, затем выпустили под залог.[11]

Его арест (о котором мы знаем с его слов) интересует нас не только лишь как повод посетовать на превратности судьбы. В уже упоминавшейся нами автобиографии Г. Фика, им самим написанной в качестве резюме, для Карла XII – чтобы тот принял его снова на службу, Г. Фик аккуратно указывает, сколько его продержали в крепости. Прошение это датировано 16 февраля 1715 года. Но благодаря сохранившимся в отечественных архивах документам мы знаем, что с Г. Фиком к тому времени уже наладило связь русское правительство! Уже 3 декабря 1714 года Яков Брюс писал секретарю Петра I Алексею Макарову: «Надлежит от лица Е.Ц.В. отписать в Ригу к господину губернатору князю Голицыну о пропуске иноземца Генриха Фика сюды в Санкт-Петербурх или в Ревель. Егда он тамо явитца, чтобы ево, не задержав, пропустили».[12] Что же Г. Фик собирался делать – снова ехать в Швецию или же в Петербург? И то, и другое!

Г. Фику была поручена трудная и секретная миссия – отправиться во враждебную России Швецию, чтобы собрать всевозможные документы о государственном устройстве этой страны: о структуре государственных учреждений (судов, коллегий), о местном самоуправлении, обо всём, что могло быть полезно царю при воплощении задуманных им реформ. Не стоит забывать, что задание было шпионским, также не следует думать, что в условиях войны сделать это было просто и безопасно.[13]

В литературе бытует мнение, что в действительности Г. Фик не хотел поступить на шведскую службу, а лишь намеревался – при положительном решении о его назначении на какую-либо должность в Швеции – использовать своё положение для работы «на царя».[14] Другая точка зрения – Г. Фик вёл одновременно переговоры с представителями царя и подал прошение на имя Карла XII подобно тому, как в наши дни люди отправляют резюме в несколько фирм сразу.

Как именно Г. Фик попал на русскую службу, предстоит уточнить. Мнения историков разнятся. Влюбом случае, эмиссары царя ещё с конца XVII века искали по всей Европе специалистов различного профиля, не скупились на обещания, заманивали рублём.Сам Г. Фик отмечает: «самому Государю и другим лицам известно, что я не искал в России никакой службы».[15]Вероятно, перспектив в германских землях у него не было, он и место бургомистра, которое его не удовлетворяло, нашёл с трудом. Перед поездкой в Швецию царь обещал Г. Фику выдать по возвращении 1000 червонцев[16] и назначить бургомистром Петербурга: «когда мы в здешней нашей столице, в Санкт-Питербурге, мещанство или бургерство и городовой магистрат… учредим, тогда он, сверх помянутого чина, во оном городе первым бургермейстром будет».[17]

Можно сказать, что Г. Фик начал службу русским разведчиком. К слову, в архивах сохранилось его представление, в котором он описывает условия эффективной работы тайного агента – использование чужих имён, изменение названий городов, замена названий стран на название профессий – «кузнец, часовник», шифрование корреспонденции, методы добычи информации – подкуп «сребролюбцев».

В эту опасную миссию Г. Фик отправился с женой. Возможно, в Швеции у них были родственники – она происходила из «мекленбургского рода, натурализовавшегося в Швеции»[18]. Г. Фик не раз бывал в Стокгольме, а его легендой могло стать стремление найти место в Швеции. Жену Г. Фик взял не зря – он секретные «письма вшивал ей под юпки», ну а «иныя роздал для хранения шкиперам».[19]Г. Фик находился в постоянном напряжении: опасность подстерегала его на каждом шагу не только в самой Швеции, но и на обратном пути: сотни документов было нелегко спрятать. Он рисковал каждую минуту быть раскрытым, да и морские путешествия тогда были малоприятны: «на море … такой велики штюрм был, что пред очами его потонуло 2 корабля и его корабль насилу спасся». Подобно Г. Фику уже упоминавшийся Берхгольц (оставивший любопытные дневники о петровском времени) терпел бедствие в декабре же и в тех же местах: «на возвратном пути из Стокгольма попал на мель недалеко от берега… с 4 часов после обеда до 8 часов утра мы находились в величайшей опасности, потому что до этого времени не могло быть никакой помощи из города по причине темноты и свирепствовавшей бури. Нас успели спасти, но вещи наши погибли».[20] Можно представить, почему Г. Фик «на возвратном пути из Швеции … три раза находился в бедах от морскаго страху».[21]

В декабре 1716 года Г. Фик, проведя в своей «командировке» целый год, не только «возвратился из Стокгольма счастливо, но с собою всё, что коллегиям надобно, всякие порядки вывез; тож и иныя многия годнейшия вещи о зело полезных порядках с собою же присовокупил».[22] Свою миссию Фик выполнил блестяще.

Следующим этапом его работы стал поиск для будущих коллегий[23] служащих-иноземцев. Ведь мало привести «выкройки» для будущих учреждений, необходимо наполнить их людьми, на практике знавшими принципы работы, передать этот опыт «природным подданным» царя - вдохнуть в коллегии жизнь: «по одним книгам нельзя будет делать» - писал Пётр.[24] Однако быстро сказка сказывается, да не скоро дело делается.

Не стоит думать, что это были случайные люди, которым у себя на родине не нашлось места. Г. Фик относился к подбору ответственно, составляя на каждого кандидата характеристику – как зовут, откуда родом, какой имеет опыт работы. При этом он всячески подчёркивал, что необходимо привлекать на царскую службу искусных в своём деле и образованных иноземцев, обеспечивая их жильём и достойным жалованьем, иначе никто не согласится ехать и от этого государству будут убытки. «Кого попало» - лишь бы иностранца – наш герой не приискивал, а многократно отмечал, что это должны быть люди не старые (чтобы могли ещё обучиться русскому языку), а негодных служителей и вовсе следует увольнять. Они должны были не только лично служить, но «запустить» механизм работы учреждений, передав свой опыт «природным подданным». Более того, пленные шведы «швецкому стату и языку рускому искусны, и может один из них нам потребнее быть, нежели два человека немцов».[25] Этот расчёт оказался верным, многие пленные из армии Карла XII были определены в коллегии. Поступление на государственную (гражданскую) службу меняло статус военнопленного и давало ему средства к существованию.[26] Исколесив пол Германии, Польшу и Лифляндию, летом 1717 года Г. Фик вернулся в Петербург.

Но его ожидал не отпуск, а следующий многотрудный период работы. Необходимо было разграничить сферы компетенции каждой коллегии, определить, сколько в каждой должно быть сотрудников, их круг обязанностей, жалованье. В декабре 1717 года во все коллегии царь назначил президентов. Они на основе материалов Г. Фика продолжили обустройство своих учреждений – с учётом специфики своей отрасли. Естественно, им пришлось устранять некоторую несогласованность проектов Г. Фика с российскими реалиями. К примеру, увеличить число служащих. Конечно, никто не упустил шанс покритиковать Г. Фика.[27] Интересно, что он соединял в себе функции теоретика и практика, а не был просто кабинетным прожектёром.

Также Г. Фику было поручено составление Генерального Регламента – документа, определившего на весь XVIII век устройство и принципы работы государственного аппарата России в целом. Г. Фик переписывал проект шесть раз!

При этом он ещё успевал подумать об организации системы образовательных учреждений в России! Вероятно, этой темой он заинтересовался в связи с подготовкой кадров для коллегий. Среди бумаг, вывезенных им из Швеции, было много документов, касавшихся вопросов образования: извлечения из устава Уппсальского университета, королевские установления о гимназиях и школах.[28] Он даже подготовил мемориал (записку) «о нетрудном обучении и воспитании российских младых детей, чтоб оных, в малое время, в такое совершенство поставить, дабы В.В. все гражданские и воинские чины в Коллегиях, губерниах, судех, канцеляриах, магистратах и протчая своими природными подданными наполнить; також и собственной своей земли из детей искусных купеческих людей, художников, ремесленников, шипаров и матросов получит могли)».[29]

Современному человеку, привыкшему, что 1 сентября дети идут в школу, трудно оценить новаторскую мысль Г. Фика трёхсотлетней давности, что «во всех главных городах провинций необходимы школы». А благодаря русской классике – например, сочинениям А.С. Грибоедова и А.С. Пушкина мы знаем, что для обучения на дому детей из дворянских и богатых семей приглашали иностранцев. Однако это было в нашей истории далеко не всегда «общим местом». Г. Фик ратовал за привлечение учёных иноземцев для обучения детей: «Необходимо, но без расходов для Его Величества, некоторое количество одарённых студентов привлекать в Государство, которые бы в благородных и богатых домах наставляли юношество в различных науках и правилах жизни. Такие люди бы сами приезжали в государство, если бы был издан указ, обеспечивающих им защиту безопасности, свободы и средства к пропитанию».[30] Более того, впоследствии «упомянутые студенты, как только овладеют русским языком, могут быть назначены шульмейстерами», то есть работать в школах, а не только на дому.[31] Г. Фик предусмотрел возможные опасения в России по поводу того, что детей будут учить и «наставлять в правилах жизни» иноверцы – тогда вопросы веры играли важнейшую роль в деле воспитания человека. Но, по его мнению, «не стоит бояться, что в вопросах религии эти студенты изменят взгляды юношества, ведь я имею в виду привлечение не студентов-теологов или папистов, а студентов искусных в философии, морали и других науках».[32]

Между прочим, Г. Фик показывает, что он не голословно рассуждает, а предлагаемые им – общепринятые в Европе – методы принесли свои плоды: «Известно, что 300 лет назад Англия, Дания и Швеция ещё в полуварварском состоянии обретались и в этих государствах мало знали о науках», а римляне «считали немцев таким диким народом, какими мы сейчас считаем дикие народы Америки. Сейчас находят немецкую нацию. освободившуюся от папства, гораздо учёнее, нежели другие народы, которые ещё остались под его игом. Сейчас вполне известно, что прежние славные правители России уже несколько веков назад прикладывали много усилий, чтобы ввести хорошие законы и порядки, но только это одно стремление не могло принести народу плодов, поскольку обучение юношества нельзя было устроить из-за тогдашнего запрета на поездки заграницу, изучение иностранных языков и книг».[33] Трудно с ним не согласиться!

Вряд ли кто-то станет спорить, что основание Академии наук стало для России невероятным шагом вперёд. Именно на мемориале Г. Фика от 9 мая 1718 года имеется знаменитая резолюция Петра I: «Зделат Академию, ныне приискат из русских, хто учен и к тому склонность имеет. Также начат переводит книги юриспруденцию и протчии к тому. Сие учинит сего году начала».[34] Справедливости ради отметим, что мысль об основании Академии наук пришла в голову Петра I ещё во время первого заграничного путешествия. Эту мысль он высказал патриарху Адриану в 1698 г. Немецкий философ и математик Лейбниц начиная с 1697 г. взялся за разработку проектов развития наук и просвещения в России. Они были изложены в письмах, адресованных царю.[35] Тем не менее, на имя Г. Фика в связи с основанием Академии наук обращалось внимание в литературе.[36]

Как мы уже знаем, царь дал Г. Фику обещание перед поездкой в Швецию – по её результатам выдать ему денежное вознаграждение и назначить – шутка ли – бургомистром Санкт-Петербурга! Обнадёженный таким обещанием он тщательно подбирает в Швеции документы, касавшиеся Стокгольма, специально объединяет их под заголовком «Об общем положении королевской резиденции города Стокгольма». Подборка насчитывала 73 документа, и 10 из них относились ко времени пребывания Г. Фика в Швеции. Такой роскошной должности он не получил (а попрекать царя этой «распиской» Г. Фик вряд ли бы отважился…), но, кажется, не оставлял таких надежд. Возможно, поэтому он составил в 1730 году своё «Покорнейшее мнение о приумножении домов и населении города Санкт-Петербурга».[37]

В нём Г. Фик предложил меры по возрождению Петербурга. Детище Петра I начало приходить в упадок после переезда двора Петра II в Москву. Город «с великими капиталами построенный» и прославившийся на всю Европу, «после высокого императорского отлучения в Москву весьма опустел и разорён». Все знатные жители его покинули, постарались перебраться ближе ко двору или в другие свои имения, итогом стало разрушение домов: «в больших двух линиях в лутших каменных палатах по Неве реке едва пять, а на всём Васильевском острову едва 10 фамилий знатного достоинства жительство имеют... а иные домы токмо начаты, иные ж в половину построены, а иные весьма готовы, а ныне те домы паки весьма развалились и разорены».[38]

Он предложил учредить должность генерал-губернатора, улучшить работу магистрата, т.к. "нынешний магистрат состоянием таков, что в самых малых городах Римского государства хуже того найтить невозможно".[39] Это не было преувеличением!

Привести в порядок необходимо также всё, что касалось повседневной жизни горожан, элементарного удобства: «Потребно на Васильевском острову берег у большой реки укрепить и улицы камнями мостить, чтоб жителям как при воде, так и по улицам удобную иметь можно коммуникацию […] от многократных в Питербурхе иллуменаций обывателем також великая приключается тягость и от оныя страх».[40]

Предложения Г. Фика были оставлены без внимания… А 16 марта 1741 г. в журнале Правительствующего Сената в учреждённой при нём Комиссии по рассмотрению нерешённых прошлых лет дел записано, что слушали "копии с доношения Коммерц-коллегии советника Фика … коим образом С. Питербурх исправлен и людьми размножен быть может и о исправлении и установлении монетного дела; приказали: оное отдать в архив для того что сей город как людьми размножен так и монетное дело исправляется".[41]

Тема улучшения городского управления - один из ключевых направлений деятельности Г. Фика. Ему принадлежит проект Регламента Главного магистрата, призванного стать центральным органом управления всеми городами.[42]

Но и это ещё не всё!

Также он планировал составить статистический обзор состояния России, описание российских условий и возможностей. Вероятно, Г. Фик опирался на работы французских авторов, составивших экономико-статистическое описание Франции.[43]

Не забывал Г. Фик и о нуждах своих собратьев: о религиозной жизни иноземцев, приехавших в Россию. «У всех правителей есть при дворе и для служащих коллегий свой священник и маленькая церковь; поскольку находящиеся на службе Его Царского Величества иностранцы относятся большей частью к евангелическому, так называемому лютеранскому вероисповеданию, то было бы к славе и интересу Его Величества сперва маленькую деревянную церковь на Троицком острове построить, а также маленькую школу и дом для священника».[44] Причём, он обосновывает необходимость основания церкви и школы при ней не только духовными причинами, но говорит и о практической пользе: «Русское юношество получило бы много пользы от познаний в немецком языке, письме и счёте, в бухгалтерском деле и прочих науках, и могло бы стать хорошей опорой».[45] Обращает внимание Г. Фик и на иностранный опыт: «Я обращаюсь к примеру короля Пруссии, который на содержание церквей и школ иноземцев в своих землях даёт 25 тысяч талеров ежегодно».[46]

В русле экономических интересов Г. Фика лежат и его предложения о «вспоможении коммерции» в России: нужно привлекать иностранный капитал для развития горного дела в России. Всё это можно осуществить с прибылью: «Если бы Его Величество соизволили для улучшения горного дела через публикацию мандата капиталистов из-за границы и из своего Государства пригласить, то я полагаю, что кто-то прибыл бы из других стран со своим капиталом (…) такой печатный указ рассеял бы страх и недоверие иностранцев. Ведь очевидно, что иностранный капиталист, чья торговля или производство уже процветает, должен их оставить и всё вложить в призрачные надежды».[47] Компании принесут миллионы наличных денег в наше государство, которые будут перечеканены в русские монеты. И сегодня мы по-прежнему слышим о необходимости привлечения иностранных инвестиций в российскую экономику…

Г. Фик смог-таки выхлопотать себе в 1720 году имение в Дерптском уезде в Лифляндии – целый «кирхшпиль» Оберпален с замком. Но эти обширные владения стали надолго его «головной болью» - предметом тяжб с предыдущими владельцами. После смерти Петра I большая их часть была отнята у Г. Фика Екатериной I. Он был лишён значительной части доходов, хотя и был назначен в 1726 году вице-президентом Коммерц-коллегии. Это одна из высших должностей в России, на которую мог претендовать иностранец, не принявший российское подданство.

С восшествием на престол Петра II Г. Фику была возвращена часть имений. Но внук Петра Великого царствовал недолго, и фортуна вскоре отвернулась от Г. Фика.

Он оказался вовлечён в сложную политическую ситуацию, сложившуюся вокруг воцарения императрицы Анны Иоанновны в 1730 году. После смерти императора Петра II мужская линия династии пресеклась, перед правящими кругами России встал вопрос о кандидате на престол, глава Верховного тайного совета Д.М. Голицын предложил кандидатуру герцогини Курляндской, дочери старшего брата Петра I – Анны. Условием её воцарения становилось подписание «кондиций», ограничивавших самодержавие.[48] Известно, что инициатором составления «кондиций» был князь Д.М. Голицын. Близость Г. Фика к Д.М. Голицыну, доносы на Г. Фика, будто он причастен к составлению кондиций по шведскому образцу стали причинами его ареста в марте 1731 года. Так описал это событие саксонский посланник Лефорт своему правительству в письме от 19 марта 1731 года: «12-го числа сего месяца вице-президент Фик и два его зятя: Шульц, секретарь Сената, и Цёген, бывший каммергер герцога голштинскаго, были арестованы в доме секретаря Шульца караулом из 30-и человек. Таким же образом был арестован коммерц-советник, граф Кассис в своём доме и зять Фика, Остенвальд – секретарь коммерц-коллегии. Теперь Фик и Кассис переведены в сенатскую тюрьму. Говорят, что их обвиняют в различных злоупотреблениях, лихоимстве и дурном управлении по делам торговли».[49] Конечно, «лихоимство» не было истинной причиной ареста.

Затем была сформирована следственная комиссия по делу Г. Фика. Её возглавил Г. К. Кейзерлинг. Анализ материалов «розыскного дела»[50] Г. Фика показал, что все свидетельские показания против него сводились к слухам. Если обратиться к тексту приговора, вынесенного комиссией 12 января 1732 года, оказывается, что Г. Фик был осуждён на вечную ссылку не за доказанные действия, а за разговоры. В розыскной практике по «слову и делу», в действовавших правовых нормах (согласно второй главе Соборного Уложения 1649 г.) наказанию подлежало не только действие, но и умысел против политического порядка. Поэтому разговоры, в которых можно было усмотреть осуждение власти, неизменно преследовались. Не приходится говорить ни о гласности, ни о свободе слова… За «разговоры» можно было лишиться языка, получить удары кнутом и быть сосланным в Сибирь.[51]

Г. Фику вменялось в вину, что он одобрял и защищал ограничительные условия, приводя в подтверждение воображаемые беспорядки предшествовавших царствований, и приписывал их фаворитам.[52] А как человек, давно живший в государстве, должен был бы рассудить, что это непозволительно и противно его присяге самодержавию, так рассуждать: «из такового применения правления могли возникнуть беспокойства, междоусобие и распадение государства».[53] Также «не следовало ему порицать действия предшествовавших самодержавных государей».[54] Он «сделался достойным наказания, виновным и жестоким преступником против её императорского величества и вредным для государства, при этом ему не может служить в оправдание, что он хвалился вышеописанными словами из хвастовства и в шутку, потому что этого не допускается а таких важных делах». Г. Фик был уличён лишь в «пустом болтании», но его было решено наказать «другим в назидание», лишить всех чинов, имений и приговорить к вечному заключению.[55]

Несмотря бездоказательность обвинения, 25 января 1732 года подписан именной указ Анны Иоанновны о ссылке Г. Фика: «По учинённому в юстиц-коллегии приговору, бывшего коммерц-коллегии вице-президента Фика, за великие и важные его к нам и государству Нашему преступления, лиша всех чинов, послать в дальнейшие город или острог, в Сибири, где таких причинных ссылочных не имеется, и держать его там под крепким караулом и чернил и бумаги ему не давать и с посторонними разговаривать не допускать. А на корм ему давать из тамошних доходов по десяти копеек на день, а от предков Наших пожалованное ему, тако ж и им самим купленное недвижимое его имение всё отписать на нас; а из того дать жене и детям его на пропитание десять гаков».[56]

Судьба «недвижимых имений» – каменного двора Г. Фика в Петербурге – яркий пример переменчивости судьбы государственного человека в то время. Сначала дом на Васильевском острове принадлежал Г. Скорнякову-Писареву[57], после его ссылки на Камчатку был пожалован Г. Фику. А уже после ссылки Г. Фика и конфискации его имущества этот двор был передан Г.К. Кейзерлингу, возглавлявшему следственную комиссию по его делу! Жуткое коварство с современной точки зрения, но вполне распространённая практика в XVIII веке.

После «падения» человека следовала процедура конфискации и перераспределения имущества: «наличные пожитки» выгребались из домов арестованных и порой свозились прямо в Зимний дворец. К дележу в первую очередь допускались избранные. Горы вещей выставлялись на публичные торги».[58] А «столичный бомонд вполне мог встречаться в бывших покоях опальных вельмож в одежде с их плеча».[59]

Интересно, что Г. Фик так и не принял русского подданства, но это не уберегло его от ссылки. Как и Г. Фик, фельдмаршал Б.Х. Миних (к слову, он по указу Анны Иоанновны следил за ходом дела Г. Фика) также не был подданным русских императоров. В 1721 году Миних, как и все иностранцы на русской службе, и Г. Фик в том числе, подписал договор, согласно которому обязался честно служить определённое число лет, после чего его не могли удерживать в России. Такое положение было для него чрезвычайно удобно. Несмотря на служебные успехи, он не спешил переходить в русское подданство.[60] Б.Х. Миних только и мечтал остаться в России с повышением по службе без ограничения в сроке, да ещё получить поместья в Лифляндии, но при этом формально оставаться не подданным России. Наивная надежда получить индульгенцию от Сибири![61] Пожалуй, всё это в равной мере можно сказать и о Г. Фике…

Итак, 25 января 1732 года Анной Иоанновной подписан указ о ссылке Г. Фика и конфискации его имущества, не оставлявший более надежды на благополучное разрешение дела. Г. Фик – «бывший вице-президент» Коммерц-коллегии, разлучённый с семьёй, лишённый всего нажитого за 15 лет, ожидал отправки в Сибирь. Тем временем жизнь шла своим чередом. Наряду с подписанием этого указа рассматриваются и другие дела.

Одно из таких дел живописует положение дорожной обстановки того времени. Она была также далека от идеальной, как и в наши дни: «ныне известно учинилось, что многие люди и извощики ездят в санях резво и несмирно, и верховые их люди пред ними необыкновенно скачут, и на других наезжая бьют плетьми и лошадьми топчут». Из полицеймейстерской канцелярии «во всенародное известие» было объявлено: «ежели кто впредь, в противность сего Ея И. В-ва указу, дерзнет так резво и несмирно ездить и люди их необыкновенно перед ними скакать и плетьми кого бить и саньми и лошадьми давить, таким по состоянию вины их чинено будет жестокое наказание или смертная казнь».[62]

9 февраля 1732 года семью Г. Фика – жену и детей было велено выслать из Санкт-Петербурга, а уже 11 февраля каменный двор Г. Фика на Васильевском острове был пожалован Г. К. Кейзерлингу.[63]

С 1732 по 1741 год Г. Фик находился в ссылке в Якутии. Интересно, что он имел «собственные свои това­ры и деньги». Однажды он с капралом Кашеутовым, к нему приставленным для покупки «хар­чевых и протчих припасов», послал в Якутск собственные товары. От их про­дажи Кашеутов выручил 127 рублей, крупную для того времени сумму. Осталось не проданных еще 300 оленьих шкур. Кашеутов вместе с солдатом Еремеем Шерцовым все эти деньги и товары пропили в Якутске. Он и в дальнейшем посылал приставленных к нему солдат в Якутск со своими товарами. Ярко характеризует нравы людей того времени следующий случай. Капрал Кашеутов и сол­дат Шерцов в сентябре 1742 г. вместе с Г. Фиком оказались в Иркутске (вероят­но, они его сопровождали при возвращении из ссылки). Он предъявил им иск: 106 рублей Кашеутову и 170 рублей Шерцову, в счет присвоенного. И Шер­цов за 70 рублей отдал Г. Фику «дочь свою родную Авдотью в вечное владе­ние», которую он вывез в Иркутск с со­бой. Иркутская провинциальная канце­лярия отослала её к Г. Фику.[64] Г. Фик также ссужал деньгами местных жителей: якутов и тунгусов! Когда указом Анны Леопольдовны Г. Фик был помилован и восстановлен в чинах, взыс­кать долги с них до выезда в Петер­бург он не успел, поэтому оставил своих доверенных лиц. От радости, что его вернули из ссылки, большую часть долгов он простил.

И в ссылке, и после неё Г. Фик остался верен себе и проявил черты личности, которой свойственен широкий круг интересов и государственное мышление. Он составил в 1744 году «Всеподданнейшее представление к интересу русского государства, касающиеся милиции», содержащее предложения по улучшению гражданского устройства государства, и «Записки о якутах и тунгусах».[65]

«Всеподданнейшее представление к интересу русского государства, касающиеся милиции» имеет своеобразную историческую часть – обзор достижений Петра I. Г. Фик восхищается деятельностью царя на благо своей страны, а также его личными качествами: царь «знал все дела, от обязанностей солдата до генералиссимуса», досконально изучил инженерную, артиллеристскую, морскую и другие науки.[66] Царь «многих молодых людей из высшего и низшего дворянства наставлял и был примером.[67] По свидетельству Г. Фика, когда он поздравил царя со взятием тогда генералом и героем М.М. Голицыным четырёх шведских фрегатов, Пётр I ответил ему с радостью: «Это генерал из моего питомника, я сам его вырастил и наставлял».[68]

Из «Записок якутах и тунгусах» мы узнаём не только об их образе жизни, но и о злоупотреблениях местной администрации при сборе ясака, вечных проблемах – взяточничестве и произволе чиновников.

Г. Фик отмечает, что «если сравнить тогдашние времена и нынешние, то видна большая разница».

Г. Фик – человек эпохи петровских преобразований. Он восхищался царём и его деятельностью, сравнивал Россию петровскую и современную ему.

После ссылки мемориалы Г. Фика пришлись не ко двору, но не потому, что они были плохи. При Петре I он был среди деятельных людей, его можно назвать одним из двигателей реформы. Пора этой кипучей деятельности была самым лучшим временем его жизни. Несмотря на все препятствия и трудности, его слово и совет имели значение. После многолетней ссылки он вернулся в совсем иную реальность. Ведь за это время многое изменилось: аннинское время, правление Анны Леопольдовны, воцарение Елизаветы Петровны принесли множество перемен, вынесли наверх новых людей, новых советников. Г. Фик был частью великого времени петровских преобразований, оставшихся в прошлом. Срок службы по патенту давно закончился, и он жил в своём имении в Лифляндии, возвращённом ему Елизаветой Петровной, как частное лицо. Его жизненный путь, начавшийся в 1678 году в Северной Германии, прошёл через Москву, Петербург, самые отдалённые и не обустроенные уголки Сибири и завершился июньским днём 1750 года в лифляндском имении. Г. Фик был современником и участником ныне почти легендарных событий. Его жизнь – половина «нашего» XVIII века и – кто знает – без Г. Фика он мог бы быть совсем иным…

[1] Патрушев А. И. Германская история: через тернии двух тысячелетий. М., 2007. С. 126.

[2] Там же. С. 119-120.

[3] Брикнер А.Г. История Петра Великого. М., 2004. С. 236.

[4] Автобиография Фика, написанная им 16 февраля 1715 года в составе прошения на имя Карла XII о повторном принятии его на шведскую службу, хранится в Шведском государственном архиве. Цит. по: Cederberg A.R. Heinrich Fick. Tartu/Dorpat. 1930. S. 8; Peterson C. Peter the Great’s administrative and judicial reforms. Lund. 1979. P. 72.

[5]CederbergA.R. Op. Cit. S. 9.

[6] Камер-коллегия ведала казёнными сборами, доходами государства и их распределением.

[7]CederbergA.R. Op. Cit. S. 9. Диплом на потомственное дворянство был пожалован Г. Фику императором Карлом VI в 1717 году.

[8] Дневник камер-юнкера Ф.-В. Берхгольца. (1721-1722) // Неистовый реформатор. М., 2000. Ч.1. С. 223.

[9]CederbergA.R. Op. Cit. S. 10.

[10] Бассевич Г. Ф. фон. Записки графа Бассевича, служащие к пояснению некоторых событий из времени царствования Петра Великого (1713-1725) // Русский архив. 1865. Стлб. 95.

[11] Cederberg A.R. Op. Cit. 10-11., Peterson C. Op. Cit. P. 73.

[12] Воскресенский Н.А. Законодательные акты Петра I. И.-Л., 1945. Т.1. С. 42. (Далее - ЗА)

[13] Анисимов Е.В. Государственные преобразования и самодержавие Петра Великого. М., 1997. С. 112.

[14]Peterson. Op. cit. p. 72.

[15] См. Поленов Д.В. О присяге иноземцев, принятых в Русскую службу при Петре Великом // Русский архив. 1869. №11. Стлб. 1736.

[16] Чеканка червонца - золотой монеты, по весу и пробе равной международному дукату, начата в 1701 г. Стоимость составляла 1 руб. 20 коп., затем 2 рубля. При этом прожиточный минимум (к. XVII в.) составлял 2-2,5 руб. на человека. См.: Наумов В.П. Повседневная жизнь Петра Великого и его сподвижников. М., 2010.С. 192, 195; Милов Л.В. Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса. М., 2001. С. 487.

[17] Анисимов Е.В. Государственные преобразования… С. 111.

[18] РГАДА. Ф. 6. Д. 171. Ч. 2. Л. 123.

[19] Пекарский П.П. История Императорской Академии наук в Петербурге. СПб., 1870. С. 201.

[20] Дневник камер-юнкера Ф.-В. Берхгольца. С. 111.

[21] Поленов Д.В. Указ. Соч. Стлб. 1736.

[22] Пекарский П.П. Указ. Соч. С. 201.

[23] Коллегии, в отличие от приказов, имели коллегиальный совет. Решения по каждому делу принимались после обсуждения на заседании членов коллегии; любой вопрос решался большинством голосов. Мнения высказывались в строгой очерёдности от чиновников низших рангов к высшим. Если количество голосов оказывалось равным, решающее слово в пользу разных предложений предоставлялось президенту коллегии. Президенты являлись центральными фигурами коллегий. Они имели собственные кабинеты и личных секретарей, обладали исключительным правом сношений с Сенатом и самим государем. Только они могли распечатывать конверты с царскими или сенатскими указами. Руководивший учреждением президент ничего не мог решить самостоятельно, без согласия присутствия. См.: Наумов В.П. Указ. Соч. С. 187, 190.

[24] Цит. По: Анисимов Е.В. Государственные преобразования... С. 113.

[25] ЗА, с. 224.

[26] См. Шебалдина Г.В. Шведские военнопленные в Сибири. М., 2005., О пребывании пленных шведов в России при Петре Великом // ЖМНП. 1853. №2. С. 124-125.

[27] Анисимов Е.В. Государственные преобразования… С. 116, 181.

[28]CederbergA.R. Op. cit. S. 18-19.

[29] ЗА, С. 224.

[30] Cederberg A.R. Op. Cit. Beilage 5. S. 107-111*

[31] Ibid.

[32] Ibid.

[33] Cederberg A.R. Op. Cit.S. 108*

[34] ЗА, С. 224.

[35] Семенова Л.Н. Быт и население Санкт-Петербурга. XVIII век. СПб., 1998. С. 49.

[36] Ровинский Д.А. Академия художеств до времён императрицы Екатерины II // Отечественные записки. СПб., 1855. С. 46

[37] Базарова Т.А. Генрих Фик и его проект «… об исправлении города Санкт-Петербурга и размножении в оном жителей». // Петровское время в лицах – 2003. СПб., 2003.

[38] Цит. по: Базарова Т.А. Указ. Соч. С. 27.

[39] Цит. по: Базарова Т.А. Указ. Соч. С. 28.

[40] Там же.

[41] Там же.

[42] Водарский Я.Е. Из истории создания Главного магистрата// Вопросы социально-экономической истории и источниковедения периода феодализма в России. М., 1961.С. 108-112; Его же. Проект регламента Главного магистрата и его редакции: (1720 г.)// Проблемы источниковедения. Вып. X. М., 1962. С. 195-207.

[43]CederbergA.R. Op. Cit. S. 62: Beilage №1, S. 62*

[44] Cederberg A.R. Op. Cit. С. 103*

[45] Ibid.

[46] Ibid.

[47] Cederberg A.R. Op. cit. S. 101*

[48] См.: Курукин И.В., Плотников А.Б. 19 января – 25 февраля 1730 года: события, люди, документы. М., 2010., Корсаков Д.А. Воцарение императрицы Анны Иоанновны. Казань, 1880.

[49] Сб. РИО. Т.5. С. 425.

[50] Дело розыскное о вице-президенте Фике и замыслах его ограничить самодержавие при вступлении на престол императрицы Анны. РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171, ч. 1-2.

[51] См.: Курукин И., Никулина Е. Повседневная жизнь тайной канцелярии. М., 2010., Анисимов Е.В. Русский застенок. М., 2010.

[52] Пекарский П. Указ. Соч. С. 206.; РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171. Ч. 1. Л. 296.

[53] РГАДА. Ф. 6. Оп. 1. Д. 171. Ч. 1. Л. 296.

[54] Там же. Л. 296 об.

[55] Там же. Л. 297.

[56] Сб. РИО. Т. 104. Юрьев. 1898. С. 145-146.

[57] Скорняков-Писарев Григорий Григорьевич – в 1717 вёл следствие по делу царицы Евдокии Фёдоровны, в 1718 участвовал в суде над царевичем Алексеем. В 1718 обер-прокурор Сената. В 1727 за участие в заговоре против Мешикова сослан на Камчатку. В 1731-1740 начальник Охотского порта. В 1741 возвращён в Петербург. См.: Наумов В. Указатель имён // Неистовый реформатор. С. 544.

[58] Курукин И.В. Бирон. М., 2006. С. 297-298.

[59] Там же. С. 299.

[60] Анисимов Е.В. Анна Иоанновна. М., 2002. С. 153-154.

[61]Там же. С. 154.

[62] Сб. РИО. Юрьев, 1898. Т. 104. С. 145.

[63] РИО. Юрьев, 1898. Т. 104. С. 160, 162-163.

[64] Сафронов Ф.Г. Генрих Фик в якутской ссылке // Полярная звезда. 1966. №4. С. 140.

[65] Cederberg A.R. Op. Cit. Beilage 8. S. 127*-148*; Beilage 9. S. 149*-160*.

[66] Ibid. Beilage 9. S. 151*.

[67] Ibid.

[68] Ibid.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом