Васильева Е.В.

Главным источником сведений о Руси в средневековье до сих пор остаются летописи. Но интерес летописца был своеобразен. Внимание его уделялось ключевым событиям – объявлению войны, заключению мира, смерти князя и другим событиям политической истории. Постепенные процессы развития общества, течение жизни простых людей оставались вне сферы его внимания, отчего средневековье представляется очень стабильным периодом нашей истории. Между тем, жизнь тогда, также как и сейчас не стояла на месте, и ставила перед людьми те же проблемы, которые ставит и сейчас. Одной из таких повседневных, жизненных проблем было воспитание подрастающего поколения, о месте и роли ребёнка в культуре.

Актуальность этой темы понятна, ведь взаимоотношения и проблемы родителей и детей всегда остаются интересными для изучения. Но речь идет не только о роли детей в общественном социуме средневекового общества, а также об отношениях с родителями внутри их конкретной семьи. Необходимо использовать опыт предыдущих поколений опыт для формирования собственного мнения о воспитании ребёнка. Ведь на протяжении веков место ребенка на иерархической лестнице в обществе было непостоянным и постоянно менялось…

На основе сравнения различных письменных источников того времени можно прослеживать различные виды отношений между родителями и ребенком. Первым письменных источников являются летописи. Самый Древний летописный текст относится к началу XII века. События VIII –XI столетий описаны в нём на основании устных рассказов и воспоминании. Сам же этот текст сохранился в рукописях XIVи XVвеков и не раз был редактирован. Затем идут «Повесть Временных лет», а также множество написанных в то время летописей, таких как Ипатьевская летопись, Лаврентьевская летопись, Новгородская летопись. Ещё одним видом письменных источников по нашей теме являются жития и поучения. Например, Поучение Владимира Мономаха и Житие преподобного Варлаама Хутынского.

Но летописи, жития и поучения являются повествовательными источникам, хронологически не совпадающие с событиями, которые они описывают. На помощь могут придти личные источники, но их база крайне скудна. Причина этому – пожары, периодически уничтожавшие деревянные города с их скученной застройкой. До находки берестяных грамот были известны лишь три пергаментных листа домонгольского времени с текстами. Все они датируются первой третью тринадцатого века.

Некоторые сведения мы можем почерпнуть из этнографических материалов XIX- XX веков, так как крестьянская культура этого времени в определённой степени воспроизводила средневековые модели, а в частности и древнерусские способы воспитания ребёнка. [21с.114] О массовой культуре можно судить по текстам, исходящим от социальной элиты. Это могут быть проповеди и обличения, направленные против народных обычаев и суеверий, памятники нормативного и предписывающего характера. Подобное положение дел характерно и для западноевропейского, и для русского средневековья. Так что чаще всего говорится не о том, каким было реальное отношение к детям в Древней Руси, а о том, какие идеальные модели воспитания предлагались церковной и светской элитой русскому человеку в это время.

Крестьянские обряды, которые существовали в Древней Руси, связанные с рождением и первыми годами жизни ребёнка – это большой комплекс мероприятий. Они направлены на придание ребёнку «человеческих» качеств. Таких, например, как «правильная» форма тела, способность видеть, и других. До совершения подобных ритуалов новорождённый воспринимается как существо, не принадлежащее к миру людей, или как «недоделанный», «неоформленный» человек. Во многих культурных традициях отличительным признаком считалась его мягкость. Показательно, что само слово младенец обнаруживает при этимологическом анализе такие значения, как «слабый», «нежный», «мягкий». Рост ребёнка, его взросление мыслились как отвердение. В восточнославянской традиции «мягкостью»тела новорожденного старались воспользоваться для того, чтобы придать ему «нужную» форму. Повитуха «правит» ему голову, сжимает ему ноздри и «выпрямляет» руки и ноги. [21;с.122]

В северорусских районах новорождённого «распаривали» в бане, а затем «лепили» из него человека. Если младенец страдал рахитом или атрофией, над ним совершали обряд «перепекания» : больного ребёнка клали на хлебную лопату и трижды всовывали в тёплую печь. Этот ритуал также подразумевал символическое исправление детского тела: больной младенец уподоблялся хлебу, «недопекшемуся в утробе матерней» и требующему дополнительной «обработки». Эти ритуалы характерны для древнерусского периода нашей истории.

Особую роль также играл и церковный обряд крещения. Новорожденного ребенка надлежало крестить в церкви на восьмой день после крещения именем святого этого дня. Обряд крещения считался церковью основным, жизненно важным обрядом. Некрещеный не имел никаких прав, даже права на погребение. Ребенка, умершего не крещенным, церковь запрещала хоронить на кладбище.

По мнению одного из крупнейших отечественных этнографов, Д. К. Зеленина, крестьянские обряды, связанные с крестинами, стоит рассматривать « как акт приёма новорождённого в общину». В древнерусской деревенской культуре восточных стран слово «крещёный» используется для обозначения принадлежностей к миру людей как таковому. Некрещёные или умершие до крещения дети считались нечистыми существами. Предполагалось, что у них «нет подлинной души». Их не хоронили на кладбище в месте с другими покойниками. Согласно распространённому у славян поверью, некрещёные дети после смерти превращаются в шишей, кикимор и шишиг, представителей славянской нежити. «Крестильная» группа обрядов делала младенца «правильным» человеком в социальном смысле. Поэтому в крестьянской культуре крёстные оказываются не столько «поручителями за веру крещаемого, обязанными наставлять его в правилах христианской жизни и в последующее время», а своеобразными «социальными родителями». Они были посредниками между новорождённым и крестьянской общиной. Это посредничество обладает и очевидным религиозным значением. Каждую Пасху крестник обязательно приходит христосоваться со своими крёстными родителями.

В восточнославянском фольклоре распространен сюжет о чудесном крестном, которым оказывается сам Христос. Таким образом, крестные одновременно оказываются и «социальными», и «сакральными» покровителями ребенка.

«Оформление» гендерных признаков новорождённого происходило несколько позже, и использовался специальный обряд пострига. Этот обряд совершался через год после рождения или позднее (на третьем или на пятом году жизни). До этого младенец считался как бы бесполым существом, не играющим особой роли.

Согласно свидетельствам летописей, древнерусские князья проходили постриг в двухлетнем или трёхлетнем возрасте, при этом малолетнего князя сажали на коня. Так, в 1192 году «быша постигы у великаго князя Всеволода, сына Георгева, внука Володимеря Мономаха, сыну его Георгеви, в граде Суждали; того же дни и на конь его всади; и бысть радость велика в граде Суждали» [9;с.212]. Постриг был связан не только с формированием половой идентификации ребенка, но и с представлениями о становлении «языка» и «ума» , то есть речи и интеллекта. В том же возрастном интервале - от 3 до 7 лет - могли совершаться обряды, символизировавшие вхождение детей в семейную и общинную трудовую деятельность. Когда девочка 5 - 6 лет впервые спрядёт нить и смотает её в клубок на клочок кудели, этот клубок сжигают, а золу девочка должна выпить с водой или съесть.

Этой группой ритуалов и завершалось «очеловечивание» ребёнка. Из младенца он превращался в отрока.

Что касается древнерусских церковных норм, относившихся к детям, то они преимущественно касаются обряда крещения, начального возраста для поста и исповеди, а также чина младенческого погребения.

По мере выхода ребёнка из младенческого возраста интерес к нему со стороны служителей церкви заметно падал. В церковных книгах содержится очень мало рекомендаций по его воспитанию в первые годы его жизни.

В средневековой культуре существовала практика домашнего воспитания, но на детей обращали внимание, лишь когда наступала пора совершить тот или иной обряд. Между тем, жизнь ребёнка есть жизнь ребёнка. Он жил, развивался, постигал окружающий мир. Для этого у детей, как и сейчас, были игрушки. Археологами было найдено большое количество детских игрушек в культурном слое древнерусских городов. Об этом упоминается в Стослове [11;с.117] константинопольского патриарха Геннадия, бытовавшего на Руси в течение ряда столетий. Но, в целом русская культура рассматривала ребёнка в качестве маленького взрослого.

Подобное отношение к детству отражается в древнерусской живописи и агиографии. «Детей в русской иконописи изображали как маленьких взрослых, с невесёлыми, недетскими, а порой и вовсе укоряющими ликами. Ангелов на фресках и иконах древнерусские живописцы изображали не в виде детей, а в виде взрослых людей» [3; с.89].

Если в житии святого повествуется об его отроческих годах, акцент делается именно на «недетских» особенностях поведения будущего подвижника: отказе от игр, воздержании и умерщвлении плоти, тяге к грамоте и церковным книгам: «И ещё юн сый телом, старец многолетних разумом превзыде. Игры же или смехотворных словес, яко же обычай детем, велми не любляше» , сообщяет житие преподобного Варлаама Хутынского [3; с.89].

Детям, соответственно, предписывается абсолютное послушание родителей: брань и злословие в отношении отца и матери считается тягчайшем грехом. «Аще ли кто злословит или оскорбляет родителя своя, или клянет, или лает, сий пред Богом грешен, от народа проклят; аще кто биет отца ли матерь - от церкви и от всякия святыни да отлучится, и лютою смертию и градскою казнью да умрёт, писано бо есть: «Отча клятва иссушит, а матерня искоренит»[3; с. 57 ]

Вряд ли эти и подобные им этико-педагогические декларации были общеобязательной практической нормой, однако нет сомнения, что в домосковской Руси беспрекословное подчинение детей родителям, поддерживавшееся и устным внушением, и телесными наказаниями, было основой отношений внутри семьи. Хотя, возрастной статус «отрочества» подразумевал «развязывание языка», владения навыками речевой деятельности, а это еще не означало, что отрок становился социально полноправным существом и имел право голоса в обществе. Само слово «отрок» восходит к общеславянскому социальному термину, означающему « не говорящий», « не имеющий право голоса в жизни рода или племени».

Традиционная русская культура не располагала сколько-нибудь развитыми концепциями детства и воспитания. Место современного воспитания в обществе в Древней Руси занимала ритуальная практика « очеловечиваия» и социализации ребенка. После успешного совершения необходимых обрядов ребенок сразу же воспринимался в качестве взрослого – пускай «маленького» и неполноправного.

Это автоматически включало ребёнка во взрослое общество, устанавливало вокруг него определённый круг отношений и связей. Наиболее значимыми считались связи, в первую очередь, между родителями и детьми, а во вторую, между братьями. Недаром существительные «брат» и «братья» очень часто упоминаются летописцами. Например, в Повести Временных лет они упоминаются 219 раз. А дети вообще мало занимали внимание летописца. Слова, обозначающие подрастающее поколение, такие как «отрок», «детя», «чадо» встречаются в Повести временных лет в десять раз реже, чем существительные, относящиеся к взрослым мужчинам. Мужская родственная терминология составляет чуть меньше трети всего комплекса летописных существительных. А вообще «родственная» лексика дает 39,4 % от всех существительных, употребленных летописцем. Следует также отметить, что старшее поколение, а это отец и мать; муж и жена, занимает в летописи подчиненное положение по сравнению с младшим, так как они упоминаются 353 и 481 упоминаний соответственно. [8; с. 22]

Семья была сосредоточием жизни человека в средневековой Руси. Обширная и детально проработанная терминология родственных отношений – одно из лучших этому подтверждений. К сожалению, письменные источники весьма скупо говорят об этой духовной жизни наших предков.

Важное место в средневековом обществе занимала ритуальная практика «очеловечивания» и социализации ребенка, которая продолжалась и в удельный период на Руси.

Обряд рождения и крещения младенца обозначает переход его из иного мира в мир человеческий. Новорожденный, по народным верованиям, принадлежит к области хаоса и поэтому небезопасен человеческому миру. До крещения его никому не показывают, кроме самых близких родственников. Но и наш мир ещё чужд ребёнку, чья-то зависть или слишком большая радость могут повредить ему: говорят, что некрещёного младенца очень легко сглазить. Крещение вводит младенца в мир культуры: он был безымянный, а теперь получает человеческое имя. У него были только родители по плоти, теперь же появляются и духовные родители – крестные отец и мать, отвечающие за его дальнейшие шаги на жизненном поприще.

Крестные вводят ребенка в храм, определяют подростка к учебе и ремеслу, сватают юноше невесту, ручаются за своего крестника перед общиной в его первых самостоятельных взрослых делах.

Обряды взросления отмечают постепенное вхождение детей в общую жизнь крестьянского коллектива. По мере роста ребёнок всё более отдаляется от изначального состояния, когда он, подобно животным, только ест и спит. Человека от зверя отличает прямохождение и связная речь. Чтобы помочь младенцу встать на ноги, ему путы развязывают: как только он делает первые, шаги проводят перед его ногами острым предметом, символически разрезая невидимые верёвки. Согласно поверьям, разрезание пут на ногах развязывает и язык ребёнка, ведь ходить и говорить он начинает одновременно.

По народным верованиям, не только ходьба и речь, но также ум и волосы младенца находились в первозданном, неоформленным состоянии. Стрижка волос приводила его разум в порядок. При этом мальчика подстригают, а девочке заплетают косу, подчёркивая, что они теперь растут телом и разумом по-разному - как мужчина и женщина. Соответственно шьют им первую взрослую одежду: мальчику – штаны и рубаху, а девочке – только рубаху. Детей постепенно приучают к мужской и женской доле в хозяйстве: мальчика сажают на коня, берут с собой в поле, дают столярный инструмент в руки; девочке вырезают первую прялку, приставляют к работе на кухне, к стирке, к уходу за младшими. [16;с.93]

Наконец, детей привлекают к обрядовой жизни в общине: они колдуют на святки, закликают весну. Весь детский фольклор, включая песни и игры, постепенно вводит ребенка в мир взрослых, обучая его не только хозяйственным навыкам, но и правилам человеческих взаимоотношений.

Настоящая самостоятельная жизнь начинается у молодёжи с заключения брака. Для юноши новая жизнь начинается со строительства собственного дома, обзаведением скотом, хозяйством. Для девушки замужество – это уход в новую семью, забывание девических привычек и погружение в повседневные бытовые хлопоты, в радости и заботы материнства. Семейное положение придаёт и новый вес человеку во мнении всей деревенской общины. Поэтому свадьба мыслится в народной среде переломным моментом в судьбе человека [16; с.45]

В Удельный период на Руси в связи с недостатком школ более частым явлением стало обучение у «мастеров грамоты» [23; с.312]. Группы обучающихся у одного «мастера грамоты» мальчиков стали более многочисленными, доходя иногда до 8- 12 человек, т.е. составляя уже целую школу. Ряд исторических источников подтверждает факт обучения многих будущих церковных деятелей у таких «мастеров грамот» везде – и под Москвой, и у Белого моря.

«Мастерами Грамоты» были дьячки и «мирские» люди занимавшиеся обучением детей в качестве дополнительной или даже основной профессии.

У некоторых «мастеров грамоты» профессией было, как сказано в одном «житии», - «книги писати и учити ученики грамотные хитрости», но не было редкостью, что к учителю ходили заниматься не только дети, но и юноши, а иногда и взрослые.

Учитель в школе или «матер грамоты» занимался с каждым учеником отдельно. Уроков как коллективных занятий учителя с целым классом или группой учащихся не было: каждый ученик, продвигаясь своим темпом, учил свое: один не усвоил еще букв, другой учил слоги, третий уже читал Часослов и т. д.

Вызванный ученик кланялся учителю в ноги и, стоя, отвечал свой урок. Занятия продолжались до полудня. Затем наступал перерыв на два часа для обеда и отдыха, после чего занятия продолжались ещё два часа. Определённого срока обучения не было. Каждый ученик приобретал навык чтения в зависимости от способности и прилежания.[23; с.220]. Обучение велось по рукописным книгам.

Сначала заучивали азбуку со славянскими названиями букв: аз, буки, веди, глагол и т. д.; затем заучивались «двоеписьмении» слоги: буки-аз -- ба, буки-есть -- бе, веди-аз -- ва, веди-есть -- ве и так далее до конца азбуки -- сочетание каж-дой согласной со всеми гласными, кончая слогом «щу». После этого заучивались «троеписьмении» слоги (буки-веди-аз - бва, буки – веди - асть - бве и т. д.), состоящие из двух согласных и одной гласной. После усвоения слогов учились «по складам» читать отдельные слова, называя каждую букву, слог и все слово; далее читались сразу слова без называния отдельных букв и слогов - это называлось чтением «по верхам». После этого учились читать «подтительные» слова, т. е. сокращенное написание слов, наиболее часто встречающихся в книгах того времени, большей частью религиозных, вверху которых ставился знак сокращения («титло»), например гдь (господь), бгь (бог) и т. п. Далее переходили к чтению молитв. Этим заканчивался первый этап обучения грамоте. Затем ученик читал богослужебную книгу Часослов (или часовник). Это был второй этап обучения. Заканчивалось обучение третьим этапом - чтением псалтыря (собрания религиозных ветхозаветных песен - псалмов). После каждого этапа родители подносили учителю горшок каши и гривну денег.

Письму обучались параллельно с чтением (в славянской азбуке особого начертания письменных букв не было). Выучиться гусиным пером на шероховатой бумаге того времени было трудно. Даже «чинка перьев» требовало большой сноровки. Счёт ограничивался самыми элементарными сведениями, дети учились порядковому счёту и обозначению чисел славянскими буквами [14; с.132]. Все содержание материала для чтения и письма было в школах грамоты религиозным. Учащиеся учили молитвы. Уроков на дом не задавалось. Ученики всё вытвёрживали, занимаясь у учителя. Каждый учил в слух то, что ему задано.

Дисциплина была суровая, учитель мог применять и применял наказания [14; с.110]

Постоянный дефицит рабочих рук приводил к весьма уродливым явлениям крестьянской жизни на Руси. Голод на трудовые руки проникал в самый уклад крестьянской семьи. Поэтому дети с самого раннего возраста использовались на различных работах. Однако поскольку они были явно не полноценными работниками, родители часто женили сыновей уже в возрасте 8- 9 лет на взрослых женщинах, желая получить лишнего работника. Естественно, положение молодой жены, пришедшей в подобных условиях в семью мужа, вряд ли действительно могло чем- либо существенно отличается от положении рабыни. Это уродовало семейные отношения, порождая такие явления, как снохачество и т.д.

Избиение детей в «поучительных» целях считалось нормой. Мало того, авторы многих древнерусских наставлений, в том числе знаменитого «Домостроя», рекомендовали это делать систематически.

«Домострой» является наиболее ярким источником, характерным для описания роли детей в русской культуре в 15-17 века. Этот исторический памятник очень многому научил родителей.

Прежде всего – заботе о своих детях – заботе как материальной, так и духовной. Отцу и матери надлежит учить детей закону Божию, и вежливости, и всякому порядку. А также, в зависимости от возраста, обучать их. Мать обязана приобщать дочерей к рукоделию, а отец сыновей – к мастерству и разным ремеслам. Интересно, что «Домострой» обращает внимание на склонности ребенка, рекомендуя обучать детей именно тому, « кто в чем способен и какие кому Бог возможности даст» [1; с.37].

К началу 16 века определяющую роль в влиянии на культуру и быт русского народа играло христианство. Оно сыграло положительную роль в преодолении суровых нравов, невежества и диких обычаев древнерусского общества. В частности, нормы христианской морали оказывали огромное влияние на семейную жизнь, брак, воспитание детей.

Призывая родителей любить и беречь своих детей, «Домострой» в то же время обязывает их «и страхом спасать, наказывая и поучая, а осудив, побить». Вот она, классическая, передаваемая из уст в уста домостроевская догма: « Наказывай детей в юности – упокоят тебя в старости твоей». В особой строгости воспитывались тогда сыновья: «Не жалея бей ребенка: если прутом посечешь его, не умрет, но здоровее будет, ибо ты, казня его тело, душу его избавляешь от смерти». И дальше: «Любя сына своего, увеличивай ему раны, и потом не нахвалишься им». Что касается дочерей, то и их полагалось растить пусть не столь сурово, но без вольностей. Основой основ воспитания дочки было – беречь ее от греха и «блюсти ее чистоту телесную как зеницу ока и как свою душу». «Ибо если отдашь дочь свою беспорочной будто великое дело совершишь и в любом обществе похвалишься».

Стало быть, основной домостроевский принцип воспитания ясен: «воспитай дитя в запретах и найдешь в нем покой и благословение». Иными словами, чем больше строгости, ограничений свободы, а со стороны детей – полного послушания, тем лучше. Должна быть и любовь обязательно. Однако «Домострой» остерегает родителей от любви открытой, явленной. Душевное тепло, ласку, нежность и прочие проявления чувств нужно прятать глубоко, на самом дне родительской души: «не улыбайся ему, играя: в малом послабишь – в большом пострадаешь скорбя». Впрочем, родителям не рекомендуется проявлять вообще никаких чрезмерных эмоций – как положительных (бурная радость, восторги, умиления), так и отрицательных (гнев, ярость). Умение сдерживать себя, скрывать свои чувства считалось важнейшим достоинством хозяина, главы семьи. Он не должен был суетиться, много говорить и принимать необдуманные решения.

Сильвестр, составитель «Домостроя», убежден, что любовь к детям должна проявляться исключительно в делах, а не на словах: в каждодневной заботе, в расчетливом ведении хозяйства, в умении родителей обеспечить будущее своим детям. Целая глава посвящена, например, тому, как правильно собирать дочери приданое. «У кого дочь родится, тогда рассудительные люди от всякой прибыли на дочь откладывают: на ее имя или животинку растят с приплодом или из полотен, и из холстов, и из кусков ткани, и из убрусов, и из рубашек все эти годы ей в особый сундук кладут и платье, и уборы, и мониста, и утварь церковную, и посуду оловянную, и медную, и деревянную; добавлять всегда понемножку, а не все вдруг, себе не в убыток. И всего будет полно. Так дочери растут, страху Божью и знаниям учатся, а приданое их понемногу прибывает, только лишь замуж сговорят – тут все и готово» [1; с.7].

Важнейший элемент воспитания детей в средневековой русской семье – это строгое следование правилам поведения, обрядам, ритуалам и церемониям, коих в XVI–XVII веках было превеликое множество. Прежде всего, дети должны были усвоить религиозный образ жизни своих родителей. Например, после вечерней службы или домашнего моления не пили, не ели, не полагалось разговаривать, – это было грешно. Перед тем как лечь в постель, обязательно должны были сделать три земных поклона перед домашними иконами. И перед началом любого дела обязательно творили молитву. Даже обычные домашние дела всегда начинались с поясных и земных поклонов, при этом обязательно творилось крестное знамение. А перед едой возносился хлеб в честь Богородицы. [18; с.202]

Вслед за старшими дети усваивали и такие церемонии, как поклоны: ведь люди по-разному встречали и приветствовали друг друга. Это мог быть простой наклон головы, или поклон малым обычаем (когда кланялись в пояс), или поклон большим обычаем (кланялись до земли). Все зависело от сословия человека или его отношения к встречному. При виде царя или перед иконами в церкви беднейшие бояре «били челом», то есть падали на колени и касались лбом пола. [18; с.123]

Особый стиль поведения внушался девочкам и девушкам. Дом был разделен на две половины, мужскую и женскую. Само положение женщины в семье было строго определено. Боярыня при разговоре с чужим мужчиной не могла смотреть ему в глаза. Размахивать руками ей тоже не разрешалось. Одну руку женщина держала около груди, а вторая была опущена вниз. Даже складывать (скрещивать) руки под грудью могла только простая женщина, но не боярыня. Праздная беседа тоже считалась грехом. Во время разговора женщина (или девушка) должна была заниматься делом, чаще всего – рукоделием: прясть, вязать или вышивать. На пиры женщины и девушки не допускались, так что познакомиться с молодым человеком девице не представлялось никакой возможности. Исключением был только свадебный пир, на котором веселились все вместе, и даже молодым девушкам – боярышням разрешалось плясать.

Дольше всего установления «Домостроя» сохранялись в купеческой и мещанской среде – вплоть до середины XIX века. Но даже и сейчас заглянуть в эту книжку никому не помешает: много верных советов и замечаний (разумеется, с поправкой на наше время) могли бы почерпнуть оттуда современные родители.

Обращаясь к непосредственным рекомендациям относительно «попечения о чадах необходимо заметить, что они крайне однообразны и основаны на представлениях о жесткой внутрисемейной субординации, а также репрессивных методах воспитания. «Казни сына своего от юности его, — повторяет вслед за книгой притчей Соломоновых (29, 17) составитель «Домостроя», — и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет, ты бо, бия его по телу, а душу его избавляеши».

Подчиненное положение ребенка и подростка в семье, пожалуй, лучше всего подтверждается тем, что в подавляющем большинстве термины, обозначавшие социально неравноправные слои населения, первоначально относились именно к младшим членам семьи, рода. Так, слово “мужик” было образовано от существительного “муж” (“взрослый свободный, независимый человек” и в то же время “супруг”) с прибавлением уменьшительного суффикса -ик (буквально - “маленький муж”). “Отрок” (“дитя, подросток, юноша” и “младший дружинник”, а также, одновременно, “слуга, раб, работник”) буквально значило “не говорящий”, т.е. “не имеющий права речи, права голоса в жизни рода или племени”. “Холоп” (“закабаленный, несвободный человек”) связано со словом “хлопец” - “мальчуган, мальчик, парень” и, возможно, происходило от корня *chol-, из которого возникло и древнерусское прилагательное “холост, холостый”, т.е. “неженатый, безбрачный, неспособный к половой жизни” (кстати, поэтому в “Русской Правде” для обозначения зависимых женщин используется другое слово “роба”). “Челядь” (рабы, невольники, слуги) первоначально, судя по всему относилось к младшим членам рода, семьи (ср. праславянское *cel’adь - “стадо, род”, родственное ирландскому clan - “потомство, род, клан”, и олонецкое “челядь” - “дети, мальчики”, а также болгарское “челяд” - “потомство, род, дети”). Наконец, слово “человек” в значении “человек, находящийся на службе у кого-то, чей-либо слуга” происходило, по мнению большинства современных этимологов, из сочетания двух основ, из которых одна была родственна только что рассмотренному праславянскому корню *cel- (“род, клан, колено”), а вторая - литовскому слову vaikas - “детя, детеныш, потомок, мальчик” и латышскому vaiks -“мальчик, юноша”.

“Казни [наказывай] сына своего от юности его, и покоит тя на старость твою и даст красоту души твоей; и не ослабляй, бия младенца: аще бо жезлом биеши его, не умрет, но здравие будет. Ты бо, бия его по телу, а душу его избавляеши от смерти... Любя же сына своего, учащай ему раны, да последи о нем возвеселишися, казни сына своего измлада и порадуешься о нем в мужестве... Не смейся к нему, игры творя: в мале бо ся ослабиши - велице поболиши [пострадаешь] скорбя... И не дашь ему власти во юности, но сокруши ему ребра, донележе растет, и, ожесточав, не повинет ти ся и будет ти досажени, и болезнь души, и тщета домови, погибель имению, и укоризна от сусед, и посмех пред враги, пред властию платеж [штраф], и досада зла.

Нормы отношения к детям, декларировавшиеся в XVI в., действовали и за полтысячи лет до того, как были написаны только что процитированные строки. Мать Феодосия Печерского, как неоднократно подчеркивал автор его “Жития”, именно такими методами пыталась влиять на сына. Каждый его проступок, будь то попытка заниматься делом, несвойственным человеку его сословия, или тайное ношение цепей для “удручения плоти”, или побег из дома с паломниками в Святую Землю, наказывались с необычайной, на взгляд человека конца XX в., жестокостью. Мать избивала сына (даже ногами) до тех пор, пока буквально не падала от усталости, заковывала его в кандалы.

На основании всего вышеизложенного, мы можем сделать некоторые выводы. Если рассматривать три периода средневековья, такие как Древняя Русь, Удельный период на Руси и XV – XVII века, в каждом из которых дети играли свою роль в культуре, можно выделит больше сходств, чем различий.

Для описания роли детей в культуре 16 – 17 веков как источник наиболее характерен Домострой.

Дети в русской средневековой культуре никогда не занимали главенствующего положения на иерархической лестнице. Им с самого детства внушалось уважение к старшему поколению, и даже преклонение перед ним.

В период Древней Руси, с 9 по 13 века, на Руси сохранялись языческие обряды по отношению к детям, их разнообразное количество.

Хотя в 988 году и произошло крещение Руси, языческие обряды продолжали существовать, они сохранялись и в Удельный период.

Но христианство оказало свое влияние на жизнь детей в средневековой Руси.

В это время очень большую роль стали играть уже не языческие, а христианские обряды, хотя первые ещё продолжали существовать. Таким христианским обрядом было крещение детей при рождении.

Дети в средневековой Руси не занимали главенствующего положения на иерархической лестнице.

От детей требовалось полное послушание своих родителей, их права были ограничены.

Можно сказать, то в то время у детей не было детства как такового, взросление наступало очень быстро. Ребенок воспринимался как маленький взрослый.

Из этого следует, что дети играли свою, особую роль в культуре средневековой Руси. На изменения их положения оказывали влияние как внешние факторы, так и внутренние, существовавшие в семье.

Все это оказало влияние на формирование роли детей в средневековой культуре.

Список литературы

Источники

1. Домострой / редактор В.В. Колесов.- М.: «Сов. Россия».- 1990.- 86с.

2. Древнейший Киевский Свод / редактор Л.Д. Страхова.- М.: «Олимп».- 2001. -78 с.

3. Житие преподобного Варлаама Хутынского / редактор Р.Г. Васенко.   СПб.: «Наука».-1908.- 305с.

4. Изборник 1076 / редактор Р.Г. Скрынников.- Л.: «Наука».- 1973.-               136 с.

5. Ипатьевская летопись / редактор М.Д. Приселков.- Л.: «Наука».-         2002.-208 с.

6. Лаврентовская летопись / редактор А.П. Богданов- М.: «Восточная литература».- 1962.- 180 с.

7. Новгородская летопись / редактор В.Б. Васильев- М.: «Восточная литература».- 1962.- 202 с.

8. Повесть временных лет/ редактор Л.Д. Страхова. М.: «Олимп».-           2002.- 63 с.

9. Поучение Владимира Мономаха / редактор В.П. Анкина. М.:         «Наука».- 1979.- 565 с.

10. Слово о законе и благодати / редактор В.Р Филин.- М.: «Сов. Россия».

- 1981. - 56 с.

11. Стоглав / редактор А.Д. Поляков.- М.: «Лотос».- 2000.- 300 с.

12. Устюжская летопись / редактор Б.Д. Греков.- М.: «Наука».- 1981.- 56 с.

Литература

13. Арьес, Ф. Ребёнок и семейная жизнь при старом порядке / Ф. Арьес           - М.: «Мысль», 1999.- 190 с.

14. Гумилёв. Л.Н. Древняя Русь и великая степь/ Л.Н. Гумилёв- М.:   «Мысль», 1989.- 255 с.

15. Лурье, Я.С. Обобщение летописи 14-15 вв./ Я. С.Лурье - СПб.:         «Наука», 1967.- 185 с.  

16. Петрушевский, А.В. Рассказы про старое время на Руси /А.В.

Петрушевский- СПб.: «Лениздат», 1993.-108 с.

17. Пушкарёва, Н.Л. Россия 15-17 вв. глазами иностранцев / Н.Л.

Пушкарёва- М.: «Мысль», 1986.- 350 с.

18. Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси / Б.А. Романов-М.: «Наука», 1990.-265 с.

19. Рыбаков, В.А.Язычество древней Руси / В.А. Рыбаков- М.:               «Мост», 1986. 350 с.

20. Садовников, Д. Н.Загадки Русского Народа / Д.Н. Садовников- М.: «Астра», 1992.- 350 с.

21. Топорков, А.Л. «Перепекание детей» в ритуалах и сказках восточных славян / А.Л. Топорков- СПб.: «Индриг», 1992.- 205 с.

22. Финнел, Д. Кризис средневековой Руси / Д. Феннел- М.:                   «Прогресс», 1989. -350 с.

23. Шейн П.В. Материалы для изучения быта и языка русского населения Северо- Западного края / П.В. Штейн- СПб.: «Астра», 1987.- 330 с.

• История Руси (допетровская эпоха)