Боровиков С.В.

В барельефах памятника «Тысячелетие России» в Великом Новгороде рядом с князьями Холмским и Даниилом Щеней изобра­жен князь Михаил Воротынский. Он был одним из последних русских удельных князей (потомок князя Рюрика в XVIII колене) и умелым организатором защиты Российского государства от набегов крымских татар и других внешних врагов. По-разному оценивают личные заслуги князя Воротынского в сражении, известном в истории как битва при Молодях 1572 года. Однако для современников он был ее главным героем, и Иван IV, несомненно, знал ему цену. Победа эта надолго отбила у крымцев охоту вторгаться в русские земли. Россия была спасена. Год спустя царь заявил об отмене ненавистной опричнины. К сожалению, эта славная страница российской истории известна лишь очень немногим специалистам.

Ослабление обороноспособности России, вызванное Ливонской войной и опричниной, неурожайными годами и эпидемией чумы, воодушевляло крымских татар на новые набеги. Возрастание угрозы на южных границах заставило Российское государство заняться укреплением и совершенствованием сторожевой пограничной службы. В самое мрачное и жестокое время правления Ивана Грозного, в 70-е гг. XVI столетия, московское правительство поставило себе большую и сложную задачу – устроить заново охрану от татар южной границы государства, носившей название «берега», потому что эта граница на самом деле долго совпадала с берегом средней Оки. Крепости Алексин, Одоев, Тула, Зарайск и Михайлов не могли задерживать шайки татар в их быстром и скрытом движении[1].

Здесь не было ни перемирий, ни войн в обычном понимании этого слова, а присутствовало постоянное обоюдостороннее противостояние. Крымское ханство представляло собой огромную воинскую шайку, хорошо приспособленную для набегов на Польшу, Литву и Московию. Эти набеги были ее главным жизненным промыслом. Татары высматривали удобные дороги, сакмы или шляхи; избегая речных переправ, они выбирали пути по водоразделам. Главным по дороге к Москве был Муравский шлях, шедший от Перекопа до Тулы между верховьями рек двух бассейнов, Днепра и Северного Донца. Здесь крымцы, скрывая свое движение от московских степных разъездов, крались по лощинам и оврагам, ночью не разводили огней и во все стороны рассылали своих разведчиков. Так им удавалось незаметно подкрадываться к русским границам и опустошать даже центральные районы страны.

Взаимные счеты и противоречия, разделявшие Речь Посполитую (в 1569 г. Польша и Литва объединились в одно государство) и Московию, недальновидность их правительств мешали обоим государствам начать совместную борьбу со степными разбойниками. Московское государство со своей стороны напрягало все силы и изобретало разнообразные способы для обороны. Первым из них была береговая служба: ежегодно весной мобилизовались значительные силы на берег Оки. Пересмотрев их на сборных пунктах, присланные из Москвы воеводы в случае тревожных вестей из степи соединяли ратников в 5 корпусов-полков. Большой полк становился у Серпухова, полк Правой руки – у Калуги, полк Левой руки – у Каширы, Передовой полк – у Коломны, Сторожевой полк – у Алексина. Кроме того, выдвигался вперед шестой полк, «летучий ертоул», для разведочных разъездов. При тревожных вестях эти полки трогались из района р. Оки и вытягивались к степной границе.

Другим средством обороны было построение на опасных границах укрепленных линий, которые не давали бы татарам врываться внутрь страны до сбора полков. Такие линии, черты, состояли из цепи городов, острогов и острожков, обнесенных рублеными стенами либо тыном, стоячими, остроганными сверху бревнами, со рвами, валами, лесными засеками, завалами из подсеченных деревьев в заповедных лесах – все это делалось с целью затруднить движение степных конных полчищ.

Одновременно создавалась сторожевая и станичная служба, бывшая третьим и очень важным оборонительным средством Российского государства. Из передовых городов второй и частью третьей оборонительной линии выдвигались в разных направлениях на известные наблюдательные пункты сторожи и станицы из 2 – 4 и более конных ратников, детей боярских и казаков. Их задачей было наблюдать за движениями в степи ногайских и крымских татар. Наблюдательные пункты удалялись от городов на 4 или на 5 дней пути. Перед 1571 г. таких сторож было 73, и они образовали 12 цепей, сетью тянувшихся от р. Суры до Сейма и отсюда поворачивавших на Ворсклу и Северный Донец.

Сторожевые пункты отстояли один от другого на день, чаще на полдня пути, чтобы возможно было постоянное сообщение между ними. Сторожи были ближние и дальние, называвшиеся по городам, из которых они выходили. Ближе к Оке, в заднем ряду, становились сторожи дедиловские, одна епифанская, мценские и новосильские, налево от них – мещерские, шацкие и ряжские, направо – орловские и карачевские, южнее, далее в степь, – сосенские (по р. Быстрой Сосне), от Ельца и Ливен – донские, рыльские, путивльские и, наконец, донецкие, самые дальние.

Сторожа должны были стоять на своих местах неподвижно, «с коней не седая», преимущественно оберегая речные броды, перелазы, где татары лазили через реки в своих набегах. В то же время станичники по 2 человека объезжали свои урочища, пространства, порученные их бережению, верст по 6, по 10 и по 15 направо и налево от наблюдательного пункта. Заметив движение татар, станичники тотчас сообщали об этом в ближние города, а сами, пропустив татар, разъезжали, рекогносцировали сакмы, которыми прошел неприятель, чтобы сметить его численность по глубине конских следов. Как справедливо отмечал В.О. Ключевский, «была выработана целая система передачи степных вестей сторожами и станичниками»[2].

Вся эта сеть укреплений и наблюдательных пунктов спускалась с севера на юг, следуя по тем же полевым дорогам, которые служили и отрядам татар. Преграждая эти дороги засеками и валами, затрудняли доступы к бродам через реки и ручьи и замыкали ту или иную дорогу крепостью, место для которой выбиралось с большой осмотрительностью, иногда даже в стороне от татарской дороги, но так, чтобы крепость командовала над этой дорогой. Каждый шаг на юг, конечно, опирался на уже существовавшую цепь укреплений, каждый город, возникавший на «поле», строился трудами людей, взятых из других «украинских» и «польских» (полевых) городов, населялся ими же и становился по службе в тесную связь со всей сетью прочих городов. Связь эта поддерживалась не одними военно-административными распоряжениями, но и всем складом боевой порубежной жизни. Весь юг Московского государства представлял собой один хорошо организованный военный округ.

В этом округе все правительственные действия и склад общественной жизни определялись военными потребностями и имели одну цель – оборону границ государства. Соответствующий указ был обнародован 1 января 1571 г. Необычная планомерность и согласованность мероприятий в этом отношении являлась результатом «общего совета» – съезда знатоков южной границы, созванных в Москву в 1571 г. и работавших под руководством бояр, князя Воротынского и Н.Р. Юрьева. Из всех пограничных городов были вызваны ветераны сторожевой службы; на места для сбора необходимых сведений отправились воеводы и дьяки Разрядного приказа.

Собранный опыт лег в основу приня­того 36 февраля 1571 г. «Боярского приговора о станичной и сторожевой службе». Это был своего рода устав пограничных войск. Он точно определял задачи постоянных застав и разъездов, устанавливал строгие наказания за халатное исполнение дозорными своих обязанностей. Нормы, при­нятые в этом документе, действовали до конца XVII века.

В результате был выработан план защиты границ, приноровленный к местным условиям и систематически затем исполненный на деле. Свойства врага, которого надлежало здесь остерегаться и с которым приходилось бороться, были своеобразны: степной хищник, подвижный и дерзкий, но в то же время нестойкий и неуловимый. Он «искрадывал» русскую украйну, а не воевал ее открытой войной; он полонил, грабил и пустошил страну, но не завоевывал ее; он держал московских людей в постоянном страхе своего набега, но в то же время не пытался отнять навсегда или даже временно присвоить земли, на которые налетал внезапно, но короткой грозой. Поэтому столь же своеобразны были и формы украинной организации, предназначенной на борьбу с таким врагом. Ряд крепостей стоял на границе; в них жил постоянный гарнизон и было приготовлено место для окрестного населения, на тот случай, если ему при нашествии врага будет необходимо и возможно, по времени, укрыться за стенами крепости. Из крепостей рассылаются разведочные отряды для наблюдения за появлением татар, а в определенное время года в главнейших крепостях собираются большие массы войск в ожидании крупного набега крымского «царя»[3].

Еще в апреле 1571 г., пытаясь предотвратить обострение обстановки на юге, Иван IV отправил в Стамбул своего посланца Андрея Кузьминского. В грамоте говорилось, что царь, желая поддерживать дружбу и любовь с султаном, «показал братской любви знамя», разрешил турецким людям свободно посещать Астрахань и приказал снести поставленную в 1567 г. по просьбе князя Темрюка Сунженскую крепость на Тереке, постройка которой вызвала недовольство в Бахчисарае и Стамбуле. Со своей стороны царь просил, чтобы султан приказал крымскому хану жить в мире с Россией. Сведения, собранные Кузьминским, оказались очень тревожными. В Астрахань и Казань были посланы с грамотами султана лазутчики, которые должны были призывать местных мурз и население восстать против русской власти. Ногайской орде из Стамбула обещали большое жалованье, если она захватит Астрахань и предаст ее султану[4].

Будто бы в насмешку над усилиями московского правительства, крымский хан Девлет-Гирей весной 1571 г. предпринял большой поход в русские земли. Основные силы царской армии были в этот момент заняты в Ливонии. В городах по Оке стояло не бо­лее 6 тыс. воинов[5]. Сам Иван IV со своей опричной гвардией находился в Серпухове. С ним был и князь Воротынский.

В мае 1571 г., обойдя стороной хорошо укрепленный район, татары прорвались возле Калуги. Они дошли до самой Москвы, оставленной Иваном IV на произвол судьбы. Царь уехал в Ростов, предоставив земским воеводам са­мим управляться с крымцами. Опричное войско в первых стычках с татарами показало свою ненадежность. Намереваясь затвориться в крепости, воеводы оттянули силы от «берега» к Москве. Однако страш­ный пожар, зажженный стоявшими у стен татарами и распространив­шийся повсюду из-за сильного ветра, испепелил почти весь город. Такого бедствия Москва не знала со времен нашествия Тохтамыша в 1382 г. Татары быстро покинули пепелище и стали отходить к Оке. Не имея сил для сражения со всей ордой, Воротынский со своим полком шел следом за ней, нападая на арьергарды и отбивая пленных.

Принимая крымских послов 15 июня 1571 г. в селе Братошине, царь готов был согласиться на создание в Астрахани полузависимого от России татарского княжества ради того, чтобы добиться мира с Девлет-Гиреем. Был ли это сложный дипломатический ход, с тем, чтобы выиграть время или Иван IV действительно хотел ценой временной потери Астрахани обеспечить безопасность южных границ страны, сказать трудно. В начале февраля 1572 г. в Братошине он принял крымских гонцов, причем в переговорах царя звучали уже новые нотки. Уклоняясь от прямого вопроса татарского гонца о судьбах Казани и Астрахани, Иван Грозный высказывал пожелание о присылке из Крыма посольства, которое имело бы полномочия для заключения мира с Россией. Только с этим посольством он согласен был вести переговоры об окончательных условиях мирного договора.

Такая перемена в настроении царя Ивана объяснялась тем, что правительство провело уже значительные оборонные мероприятия и рассчитывало встретить новый набег войск татарского хана решительным отпором. Осенью 1571 г. сторожевые станицы выжгли степь на громадном пространстве между Донковом, Новосилью, Орлом и Путивлем, чтобы лишить татарскую конницу подножного корма на зиму и весну 1572 г. В предвидении нападения Девлет-Гирея Иван IV отправил свою царскую казну на сохранение в Новгород. 9 – 10 февраля туда прибыло из Москвы 450 возов[6].

В 1572 г. страна жила в ожидании нового вражеского нашествия. Вызывающее поведение хана после пожара Москвы не оставляло сомнений в его намерениях. В грамоте, отправленной в Крым русскому послу Афанасию Нагому в начале весны 1572 г., царь сообщал как можно скорее «поуправиться... со свейским и рати к лету прибавить» и всю ее направить на Оку. На берегу реки на большом протяжении устанавливали бревенчатый частокол, засыпанный землей: он должен был помешать татарской коннице прорваться во внутренние районы страны.

В апреле при участии царя в Коломне был проведен смотр. Московское командование сосредоточило около 12 тыс. детей боярских, 2035 стрельцов, 3800 казаков. Всего против татар вместе с ополчениями северных городов должно быть выставлено 20034 человека, не считая казаков Михаила Черкашенина. Если предположить, что дворяне вывели в поход до 10 – 20 тыс. боевых холопов, то численность русского войска может быть увеличена до 30 – 40 тыс. человек[7]. В разряде обращает на себя внимание полное отсутствие чисто опричных полков. Впервые опричные и земские войска были объединены в одну армию: воеводы должны были служить вместе в одних полках[8].

В Крыму взяла верх военная партия, под влиянием которой уступки Москвы были сочтены недостаточными, и просьбы царя о мире и союзе отклонены. После сожжения Москвы крымцы, поощряемые турками, выдвинули план полного военного разгрома Русского государства. Грозный увидел в московской катастрофе подтверждение своих всегдашних подозрений относительно боярской «измены». Беседуя с крымским послом 2 года спустя, Грозный вполне серьезно заявил: «Брат наш (Девлет-Гирей) сослався с нашими изменниками с боярами, да пошел на нашу землю; а бояре наши еще на поле прислали к нему с вестью встречно разбойника Кудеяра Тишенкова»[9].

На сторону крымского хана перешел кабардинский князь Темрюк, тесть царя, отец умершей в 1569 г. царицы Марьи Темрюковны. Понятным становится возникновение в Москве новой паники, новый прилив розысков по делам измены, усиление опал и казней: разъясняется и загадочная гибель Михаила Темрюковича Черкасского, брата царицы Марьи, одно время находившегося в большой милости у Ивана IV. Убит князь Темкин-Ростовский (Басмановы подверглись казни, а Вяземский опале – еще раньше).

Русская столица оказалась беззащитна перед лицом вражеского вторжения. Ее старые укрепления уничтожил пожар, а новые, наспех возведенные, не могли полностью заменить их. Военные неудачи поколебали господство России в Среднем и Нижнем Поволжье и в Прикаспии. Большая Ногайская орда – самое крупное после Крыма татарское ханство – окончательно порвала вассальные отношения с Москвой и приняла участие в войне против России. Покоренные народы Поволжья пришли в движенье, пытаясь сбросить власть царя. Во время набега хана на Москву они подняли восстание, напали на русские гарнизоны, сожгли несколько незащищенных посадов и увели многих пленных. Будучи вассалом Османской империи, Крымское ханство опиралось в войне с Россией на поддержку крупнейшей военной державы. Союзниками Крыма выступили многие адыгейские князья.

Девлет-Гирей не удовлетворился разорением московских областей и унижением гордого царя Ивана. В надежде вторично обогатиться пленниками без сражения, убивать только безоружных, достигнуть нашей столицы без препятствия, Девлет-Гирей отдыхал, не расседлывая коней. Вдруг он сказал уланам, князьям, вельможам, что лучше не тратить времени в переписке, а решить дело об Астрахани и Казани с государем московским лицом к лицу. После этого Девлет-Гирей устремился старым, знакомым ему путем к Дону, Угре, сквозь безопасные для него степи, мимо сожженных городов и сел, с таким войском, какого уже не собирали ханы после Мамая, Тохтамыша, Ахмета[10]. Крымцы намеревались захватить Москву и восстановить давнюю зависимость Руси от татар. Накануне вторжения Девлет-Гирей заявил, что «едет в Москву на царство»[11]. Хан повторил нашествие в ещё больших масштабах и со 120 тыс. войска двинулся опять к р. Оке. Хорошо вооруженные и многочисленные отряды были приведены им якобы для подкрепления гарантии обязательств московского царя как можно быстрее подписать договор.

Слухи, ходившие в русском обществе накануне и во время вторжения орды, получили свое выражение и в народной песне «Набег крымского хана», записанной в 1619 – 1620 гг. англичанином Ричардом Джемсом. В ней рассказывается, как на походе, в шатрах, поставленных на берегу Оки, крымские мурзы обсуждают, «а кому у нас сидеть в каменной Москве, а кому у нас в Володимере, а кому у нас сидеть в Суздале». Опасность была столь значительной, что заставила русских людей вспомнить о временах нашествия Батыя, но вряд ли правители Крыма могли ставить перед собой подобные цели: сил и средств в их руках было для этого явно недостаточно. Если принять во внимание, что одновременно с походом Девлет-Гирея на Москву в Поволжье началось восстание против русской власти, то положение было очень серьезным. Поражение русской армии в войне с татарами могло привести к потере Поволжья, и русское государство снова оказалось под угрозой нападения и с юга, и с востока, как в годы малолетства Ивана IV[12].

Султан направил в Крым специальную миссию для участия в завоевательном походе на Русь. «Немало от Турецкого войска на той-то предреченной битве тогда было, от Мехмеда-паши великого двора много было на помощь послано Перекопскому царю, и все исчезло, и не возвратился ни один в Константинополь»[13].

Силы, участвовавшие в походе, были весьма значительны. Помимо Крымской орды, насчитывавшей до 40 – 60 тыс. всадников, хан привел с собой много из Большой и Малой ногайских орд, а также черкесов. Крымскую артиллерию обслуживали турецкие пушкари. Русское правительство, осведомленное о военных приготовлениях в Крыму, прекрасно осознавало всю опасность положения.

«И прииде царь с великими похвалами и многими силами на Русскую землю, – повествует летописец, – и расписав всю Русскую землю, кому что дать, как при Батые». «Города и уезды русской земли – все уже были расписаны и разделены между мурзами, бывшими при крымском царе; какой кто должен держать. При крымском царе было несколько знатных турок, которые должны были наблюдать за этим: они были посланы турецким султаном. Крымский царь похвалялся, что он возьмет всю Русскую землю в течение года, великого князя пленником уведет в Крым и своими мурзами займет Русскую землю. Ногаи, которые были в войске царя, были недовольны тем, что добыча поделена не поровну, потому что они помогали жечь в прошлом году»[14]. Крымским и ногайским купцам даже было даровано право беспошлинной торговли на Волге, в Астрахани и Казани. Многие из этих «торговых представителей» впоследствии попали в плен к русским.

Хан знал, что основные военные силы России связаны Ливонской войной, а сам Иван Грозный находится в Новгороде. «По сожжению великого славного места Московского, многонародного, год спустя царь Перекопский, хотящий уже до конца опустошить землю оную и самого того князя великого выгнать из царства его, и пошел как лев-кровоядец, рыкая, разинув лютую пасть на пожирание христиан со всеми силами своими басурманскими; услышав же сие, наше чудо забежал перед ним сто и двадесять миль с Москвы, аж в Новгород Великий; а того Михаила Воротынского поставил с войском, и как могучи, земли оные опустошенные и оплаканные бранить повелел. Он же, как муж крепкий и мужественный, в полкоустроениях зело искусный, с тем так сильным зверем басурманским битву великую свел; не дал ему распростереться»[15].

Все обещало успех завоевательного похода. Девлет-Гирей имел, по крайней мере, четырехкратный перевес в численности войска. По преувеличенным данным одного из летописцев в распоряжении крымского хана находилось более 170 тыс. человек, а у князя Воротынского – 73 тыс. воинов. Но на этот раз крымский поход не был неожиданным для русских воевод – станичная и сторожевая служба выполнила свои задачи. В Диком Поле не осталось подножного корма для татарских коней, и хан Девлет-Гирей вынужден был отложить наступление до лета, до «новой травы». Соотношение сил было таково, что надежды победить в «прямом бою», в «поле» почти не оставалось. Разрядный приказ в своих «наказах» даже запрещал воеводам сходиться с ханом «на походе», «на полях без крепостей».

Русские рассчитывали остановить татар на р. Оке, укрепленной на всем пространстве между Коломной, Серпуховом и Калугой. «Ока была укреплена более чем на 50 миль вдоль по берегу; один против другого были набиты 2 частокола в 4 фута высотой, один от другого на расстоянии 2 футов, и это расстояние между ними было заполнено землей, выкопанной за задним частоколом. Частоколы эти сооружались людьми князей и бояр с их поместий. Стрелки могли таким образом укрываться за обоими частоколами или шанцами и стрелять по татарам, когда те переплывали реку. На этой реке и за этими укреплениями русские рассчитывали оказать сопротивление крымскому царю. Однако им это не удалось»[16]. Укрепления оказались малоэффективными без достаточных военных сил, занимавших их[17].

Русская армия была развернута на Оке в следующем порядке (всего немногим более 20 тыс. человек). В том числе в Большом полку бояре и воеводы князь Михаил Иванович Воротынский да Иван Васильевич Шереметев (свыше 8000 чел.). В полку Правой руки боярин и воевода князь Никита Романович Одоевский да воевода Федор Васильевич Шереметев (3590 чел.). В Передовом полку князь Андрей Петрович Хованский да окольничий и воевода князь Дмитрий Иванович Хворостинин (4475 чел.). В Сторожевом полку воевода князь Иван Петрович Шуйский да окольничий Василий Иванович Умного-Колычов (2063 чел.). В полку Левой руки воеводы князь Андрей Васильевич Репнин да князь Петр Иванович Хворостинин (1651 чел.). Согласно «Разрядной книге», «собравшись с людьми, воеводы стояли по берегу: большому полку в Серпухове, правой руке в Тарусе, передовому полку в Калуге, сторожевому полку на Кашире, левой руке на Лопасне.

А как по вестям были воеводы в сходе: в большом полку с Воротынским да с Иваном Шереметевым с Дедилова князю Андрею Дмитриевичу Палецкому, из Донкова князю Юрию Курлетеву. Да в большом же полку быть Юрию Францбеку с немцами. В правой руке с Одоевским да с Федором Шереметевым с Орла воеводе Василию Колычову. В передовом полку с Хованским да с Дмитрием Хворостининым из Новосили воевода князь Михаил Лыков. А к наряду голов велено прибрать князю Воротынскому»[18].

Полки правой и левой руки прикрыли подступы к Москве со стороны Тулы и Серпухова. Воротынский с большим полком и артиллерией перекрыл пути со стороны Рязани. Где-то в районе Коломны был сооружен гуляй-город. Вопреки традиции передовой полк значительно превосходил по численности полк правой и левой руки. Такая большая численность объясняется тем, что Воротынский опасался обходного маневра хана, который в прошлом году прошел на Москву западнее «берега». Хворостинин как раз и прикрывал эту «старую» дорогу. В его распоряжении находилась также подвижная «судовая рать», которая могла быстро маневрировать по Оке или Угре – вятчане в стругах (900 чел.)[19].

О подготовке русских сил к битве писал Дж. Флетчер: «В войне оборонительной, или в случае сильного нападения татар на русскую границу, войско сажают в походную или подвижную крепость (называемую Вежа или Гуляй-город), которая возится при нем под начальством Воеводы Гулевого (или разъездного генерала). Эта крепость так устроена, что (смотря по надобности) может быть растянута в длину на семь миль, именно на сколько ее станет. Она заключается в двойной деревянной стене, защищающей солдат с обеих сторон, как с тылу, так и спереди, с пространством около трех ярдов между той и другой стеной, где они могут не только помещаться, но также имеют довольно места, чтоб заряжать свои огнестрельные орудия и производить из них пальбу, равно как и действовать всяким другим оружием. Стены крепости смыкаются на обоих концах и снабжены с каждой стороны отверстиями, в которые выставляется дуло ружья или какое-либо другое оружие. Ее возят вслед за войском, куда бы оно ни отправлялось, разобрав на составные части и разложив их на телеги, привязанные одна к другой и запряженные лошадьми, коих, однако, не видно, потому что они закрыты поклажей, навесом. Когда привезут ее на место, где она должна быть поставлена (которое заранее избирает и назначает Гулевой воевода), то раскидывают, по мере надобности, иногда на одну, иногда на две, а иногда и на три мили или более. Ставят ее очень скоро, не нуждаясь притом ни в плотнике, ни в каком-либо инструменте, ибо отдельные доски так сделаны, чтобы прилаживать их одну к другой, что не трудно понять тем, коим известно, каким образом производятся все постройки у русских.

Эта крепость представляет стреляющим хорошую защиту против неприятеля, особенно против татар, которые не берут с собой в поле ни пушек, ни других орудий, кроме меча, лука и стрел. Внутри крепости ставят даже несколько полевых пушек, из коих стреляют, смотря по надобности. Таких пушек они берут с собой очень немного, когда воюют с татарами»[20]. Это сообщение дополняет Г. Штаден, который отмечал: «На другой день, когда войско великого князя собралось на Оке, каждый должен был помогать при постройке гуляй-города соответственно размеру своих поместий, равно как и при постройке укреплений по берегу реки – посажено»[21].

Подробный рассказ о войне, сохранившийся в тексте «Разрядных книг», позволяет нарисовать достоверную картину борьбы русского войска с пришедшим с юга противником. Хан Девлет-Гирей вторгся на Русь 23 июля 1572 г., как сообщает разрядная запись. Малочисленные россияне сидели в крепостях неподвижно; в поле изредка являлись всадники не для битвы, а для наблюдений. Подвижная татарская конница устремилась к Туле. Миновав ее, татарские отряды повернули на запад и 26 июля пытались перейти Оку выше Серпухова, на Сенькином броду, но были отбиты от переправ сторожевым полком Шуйского. На другой день хан со всей Ордой вышел к главным Серпуховским переправам, но натолкнулся на прочную оборону. Перед «перелазами» спешно возводился «гуляй-город».

«Хан уже видел Оку пред собою – и тут увидел, наконец, войско московское: оно стояло на левом берегу ее, в трех верстах от Серпухова, в окопах, под защитою многих пушек. Сие место считалось самым удобнейшим для переправы; но хан, заняв россиян жаркою пальбою, сыскал другое, менее оберегаемое»[22]. Турецкие пушкари открыли огонь с другого берега, не причинивший большого вреда. Русские пушки молчали. Воеводы готовились к бою. Но хан опередил, оставя тут двухтысячный отряд травиться с русскими и занимать их. Глубокой ночью с 27 на 28 июля ногайская конница Теребердей-мурзы неожиданно перешла Сенькин брод, который охраняли всего две сотни дворян, и захватила переправу. «Крымский царь держался на другом берегу Оки. Главный же военачальник Дивей-мурза с большим отрядом переправился далеко от нас, так что все укрепления оказались напрасными. Он подошел к нам с тыла от Серпухова. Тут пошла потеха. И продолжалась она 14 дней и ночей. Один воевода за другим непрестанно бились с ханскими людьми. Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил нас, взял в плен и связанными увел всех в Крым, а Русская земля была бы его»[23].

И началась общая переправа орды Девлет-Гирея. Оборона «берега» была прорвана. В окружение попал и едва уцелел один из участников сражения опричник Штаден: «Когда царь подошел к р. Оке, князь Хворостинин послал меня с 300 служилых людей. Я должен был дозирать по реке, где переправится царь. Я прошел вверх несколько миль и увидел, что несколько тысяч всадников крымского царя были уже по сю сторону реки. Я двинулся на них с тремя сотнями и тотчас же послал с поспешеньем к князю, чтобы он поспевал нам на помощь. Князь, однако, отвечал: «Коли им это не по вкусу, так они сами возвратятся». Но это было невозможно. Войско царя окружило нас и гнало к р. Оке. Моя лошадь была убита подо мной, а я перепрыгнул через вал и свалился в реку, ибо здесь берег крутой. Все три сотни были побиты насмерть. Царь со всей своей силой пошел вдоль по берегу. И я один остался в живых. Я сидел на берегу, ко мне подошли 2 рыбака. «Должно быть, татарин, – сказали они, – давай убьем его!» «Я вовсе не татарин, отвечал я, я служу великому князю, и у меня есть поместье в Старицком уезде».

На том берегу реки паслись две хороших лошади, которые убежали от татар. Я упросил рыбаков перевезти меня через реку, чтобы мне опять раздобыть себе лошадь. Когда же за рекой я подошел к лошадям – никто не мог их поймать»[24].

Задержать орду на переправах не удалось. Воеводы узнали о захвате только рано утром 28 июля. Тем временем быстрая ногайская конница продвинулась далеко на север, передовые разъезды «круг Москвы отняли все дороги». Приходилось пересматривать весь план войны. В этой сложной обстановке Воротынский принял единственно верное решение: фланговыми ударами задерживать продвижение хана, а главными силами догнать татар и навязать им сражение еще до подхода к столице. Такой план не имел аналогов в истории военного искусства: русские полки не преграждали дорогу к Москве, а вынуждали татар остановиться угрозой удара с тыла. Первым подоспел к Сенькиному броду Хворостинин. Однако главные силы Девлет-Гирея уже перешли Оку. Передовые отряды полка Хворостинина увидели перед собой такое множество татарских всадников, что после короткой схватки воевода решил не продолжать бессмысленного сражения (он имел около 3 тыс. воинов без пушек и «гуляй-города» против 60 тыс. ханского войска) и отступил. Однако неожиданное появление на фланге русских ратников на какое-то время задержало хана.

Полк правой руки совершил стремительный переход и, заняв позицию, пытался остановить татар на р. Нара, но был отброшен прочь. Выйдя на наезженную серпуховскую дорогу, хан стал быстро двигаться прямо к Москве. В арьергарде татарской армии находились сыновья Девлет-Гирея с многочисленной отборной конницей. По пятам двигался передовой полк. Уклонившись от боя с главными силами, Хворостинин выждал благоприятный момент и атаковал татарские арьергарды. Его полк настиг неприятельскую конницу у Воскресения, на Молодях. Татары не выдержали удара и обратились в бегство. По разрядам, Хворостинин «домчал» сторожевой полк противника до ханской ставки. Передают, будто царевичи настоятельно советовали хану остановить движение к столице. «К Москве идти не по что, – говорили они, – московские люди побили нас здесь, а на Москве у них не без людей же».

В помощь сыновьям хан направил до 12 тыс. крымских и ногайских всадников. Обладая подавляющим перевесом сил, татары опрокинули полк Хворостинина и начали его преследовать. Но общая обстановка уже изменилась. Кинув укрепления бесполезные, к Молодям успел подойти Воротынский и поставил «гуляй-город» к югу. Хворостинин отступил, увлекая за собой неприятеля, прошел под самыми стенами подвижной крепости. Залпы русских пушек и пищалей, стрелявших в упор «изо всего наряду», внесли сильные опустошения в ряды татарской конницы и заставили ее повернуть вспять. Ордынцы понесли огромные потери и отхлынули. Воротынский считал, что Девлет-Гирей не решится продолжать движение на Москву, понеся в бою 28 июля большие потери и чувствуя у себя за плечами русское войско. Дьяки Разрядного приказа писали: «На том бою многих татар побили, и царь крымский от того убоялся, к Москве не пошел, что государевы бояре и воеводы идут за ним». Неудача на Молодях вынудила Девлет-Гирея отказаться от наступления на Москву. Татары остановились «в болоте со всеми людьми» за Пахрой примерно в 30 верстах от русской столицы и простояли там весь следующий день, готовясь к решительному сражению. 30 июля хан перешел Пахру и направился к Молодям, где расположилась вся русская армия. Воеводы добились бесспорного успеха, вынудив хана принять бой на избранной ими позиции.

Русская армия расположилась у Молодей на р. Рожай. В центре оборонительной позиции, на холме стоял гуляй-город, окруженный наспех вырытыми рвами. Особо выделенный отряд стрельцов, численность которого составляла около 3 тыс. человек, был поставлен впереди у подножия холма. За стенами укрылся большой полк и «наряд» со всей артиллерией. Прочие полки «стояли за гуляй-городом, недалече», прикрывая с тыла и флангов. Быстро преодолев расстояние от Пахры до Рожая, татары всей массой обрушились на русские полки. Главные их усилия были обращены против стоявшего в гуляй-городе большого полка. Лавина татарской конницы обрушилась на центр русской позиции, смяла и уничтожила стрельцов, однако, утратив боевой порыв, остановилась у стен «гуляй-города». Засевшие там воины вели меткий огонь из пу­шек и пищалей. По-видимому, татары подверглись фланговым атакам со стороны полков, стоявших за гуляй-городом. Билось с татарами дворянское ополчение. Во время атаки сторожевого полка опричный дворянин суздалец сын боярский Темир Алалыкин пленил главнокомандующего неприятельской армии, «кровопийцу христианского Дивея-мурзу[25]», главу ногайского рода Мансуров. В плен попал и некий «астраханский царевич». Убиты были предводитель ногайской конницы Теребердей и 3 знатных мурзы. Сколько погибло при штурмах «гуляй-города» и в сечах с русской конницей татарских воинов, определить невозможно.

Кровопролитное сражение продолжалось целый день. Татары предпринимали новые атаки, но каждый раз русские прогоняли их от крепости. Обе стороны понесли тяжелые потери, и военные действия на время прервались. Не добившись успеха, хан прекратил атаки и два дня приводил в порядок свою расстроенную армию. Русские одержали победу в сражении, однако она в любой момент грозила обернуться поражением. Сильно поредевшие полки вынуждены были укрыться за стенами гуляй-города. Хранившиеся запасы продовольствия быстро кончились, и в полках «учал быти голод людем и лошадем великой». Причиной было то, что крымцы, пользуясь огромным численным превосходством, отбили у Воротынского обозы и окружили его армию со всех сторон.

«Мы захватили в плен главного военачальника крымского царя Дивей-мурзу и Хаз-булата. Но никто не знал их языка. Мы, что это был какой-нибудь мелкий татарин. На другой день в плен был взят бывший слуга Дивей-мурзы. Его спросили – как долго простоит царь? Татарин отвечал: «Что же вы спрашиваете об этом меня! Спросите моего господина Дивей-мурзу, которого вы вчера захватили». Тогда было приказано всем привести своих пленников. Татарин указал на Дивея-мурзу и сказал: «Вот он!» Когда спросили Дивей-мурзу: «Ты ли Дивей-мурза?», тот отвечал: «Нет! Я мурза невеликий!» И вскоре резко и нахально сказал князю Воротынскому и всем воеводам: «Эх вы, мужичье! Как вы, жалкие, осмелились тягаться с вашим господином, с крымским царем!» Они отвечали: «Ты в плену, а еще грозишься». На это Дивей-мурза возразил: «Если бы крымский царь был взят в полон вместо меня, я освободил бы его, а мужиков всех согнал полоняниками в Крым!» Воеводы спросили: «Как бы ты это сделал?» Дивей-мурза отвечал: «Я выморил бы вас голодом в вашем гуляй-городе в 5-6 дней». Ибо он хорошо знал, что русские били и ели своих лошадей, на которых они должны выезжать против врага. Русские пали тогда духом»[26].

«Иоанн узнал о сем 31 июля в Новгороде, где, скрывая внутреннее беспокойство души, пировал в монастырях с боярами, праздновал свадьбу шурина своего Григория Колтовского и топил в Волхове детей боярских. Еще имел полки, но уже не времени защитить ими столицу, царь праздно ждал дальнейших вестей, а Москва трепетала. Настал час решить, справедливо ли государь гневный всегда обвинял полководцев российских в малодушии, в нерадении, в холодности ко благу и славе отечества»[27].

Гуляй-город стоял на вершине холма. Ратники оказались отрезанными от р. Рожай. Поблизости не было никаких источников воды. В разгар лета люди страдали от жажды еще больше, чем от голода. Некоторые пытались на свой страх и риск – «своими головами» рыть колодцы. Дворяне принуждены были забивать лошадей. Московское командование пыталось прибегнуть к хитрости, чтобы вынудить хана к отходу в степи. «Из Великого Новгорода великий князь отправил нашему воеводе, князю Воротынскому, лживую грамоту; пусть-де он держится крепок, великий князь хочет послать ему в помощь короля Магнуса и 40 тыс. конницы. Грамоту эту перехватил крымский царь, испугался и оробел и пошел назад в Крым»[28]. Русские источники поясняют, что «ложная» грамота была подброшена татарам не самим царем, а московским воеводой князем Ю. Токмаковым, который, «умысля, послал гонца к воеводам с грамотами в обоз (гуляй-город), чтобы сидели бесстрашно: а идет рать новгородская многая, и царь (хан) того гонца взял и пытал, и казнил, а сам пошел тотчас назад». В действительности, ложные известия о подходе царской рати побудили хана не к отступлению, а к более энергичным действиям.

Два дня происходили лишь короткие стычки, но затем сражение возобновилось. После затишья Девлет-Гирей 2 августа возобновил штурм, направив к «гуляй-городу» все свои конные и пешие полки. Атакой руководили «царевичи», ханские сыновья, получившие приказ во что бы то ни стало «выбить Дивея-мурзу» у русских. «Россияне стояли за все, что еще могли любить в жизни: за Веру, отечество, родителей, жен и детей. Москва без Иоанна тем более умиляла их сердца жалостию, восстав из пепла единственно для нового разрушения. Вступили в бой на смерть с обеих сторон. Берега Лопасни и Рожая облилися кровию. Стреляли, но более секлись мечами в схватке отчаянной; давили друг друга; хотели победить дерзостью, упорством»[29]. Начался штурм деревянной крепости: «и пришли, и изымались у города за стену руками и тут многих татар побили и руки пообсекли бесчисленно много». Невзирая на потери, противник упорно пытался опрокинуть неустойчивые стены. Ордынцы предпринимали конные атаки, осыпая защитников «гуляй-города» стрелами, набегали толпами в пешем строю, пытаясь руками расшатать и повалить дощатые щиты. Стрельцы били их в упор из пищалей через бойницы, «дети боярские» рубились саблями. На­падавшие лезли на стены крепости, пытались поджечь ее - но все было напрасно.

К концу дня, когда натиск начал ослабевать, русские предприняли смелый маневр, который решил исход сражения. «Князь Воротынский и бился и наблюдал: устроивал, ободрял своих; вымышлял хитрости; заманивал татар в места, где они валились грудами от действия скрытых им пушек – и когда обе рати, двигаясь взад и вперед, утомились, начали слабеть, невольно ждали конца делу, сей потом и кровию орошенный воевода зашел узкою долиною в тыл неприятелю»[30]. Оборона «гуляй-города» была поручена князю Хворостинину, в распоряжение которого поступили вся артиллерия и немногочисленный отряд немецких наемников. По условному сигналу Хворостинин дал залп изо всех пушек, затем «со стрельцами и с немцами вышел» из крепости и напал на врага. В тот же момент с тыла обрушились полки Воротынского. Двойного удара ханское войско не выдержало, к тому же среди татар разнесся слух, что это подошли большие полки самого царя Ивана Грозного. Девлет-Гирей поскакал со своими приближенными и телохранителями к Оке, подавая пример ошеломленному воинству. Татары бросились бежать. Множество их было перебито. Штурм «гуляй-города» не удался, в сражении погибли внук, сыновья Девлет-Гирея и второго лица в ханстве – калги, «а многих мурз и татар живых поймали». Ночью орда снялась с места и двинулась на юг, вслед за ней вернулась на Оку русская рать.

3 августа русские войска продолжали преследование неприятеля, захватывая пленных и добычу, и полностью уничтожили 2 татарских заслона, оставленные ханом на Оке и насчитывавшие до 5 тыс. всадников. До Крыма добралось только 5 тыс. чел. «Битва решилась. Русские победили: хан оставил им в добычу обозы, шатры, собственное знамя свое, ночью бежал в степи. Сей день принадлежит к числу великих дней воинской славы: россияне спасли Москву и честь; утвердили в нашем подданстве Астрахань и Казань; отмстили за пепел столицы и если не навсегда, то, по крайней мере, надолго уняли крымцев, наполнив их трупами недра земли между Лопаснею и Рожаем, где стоят высокие курганы, памятники сей знаменитой победы и славы князя Воротынского»[31]. Все тела, у которых были кресты на шее, погребены у монастыря, что около Серпухова. А остальные брошены на съедение птицам.

Воротынский «и всех тех, как гетмана и сына царева, так и хоругвь царскую и шатры его послал до нашего хороняки и бегуна, храброго и прелютого, на своих единоплеменных и единоязычных, не противящихся ему»[32]. «6 августа привезли радостную весть в Новгород сановник Давыдов и князь Ногтев, свидетели, участники победы с лицом веселым, какого уже давно не видал Иоанн пред собою, вручили ему трофеи: два лука, две сабли Девлет-Гиреевы; смиренно били челом от воевод доблих, которые всю славу приписывали Богу и государю. Чуждый умиления благодарности, он был счастлив концом своего мучительного страха: осыпал вестников и воевод милостями; велел звонить в колокола, петь молебны день и ночь, три дня сряду, и в обличение своего малодушия – в доказательство, что не Ливония, не Швеция, но боязнь ханского нашествия заставила его оставить Москву – спешил возвратиться в столицу с супругой, с царевичами, со всем двором, чтобы принять благодарность народа за спасение отечества»[33].

«После этого хан переменил тон и прислал сказать Иоанну: «Мне ведомо, что у царя и великого князя земля велика и людей много: в длину земли его ход девять месяцев, поперек – шесть, а мне не дает ни Казани, ни Астрахани! Если он эти города отдаст, то у него и кроме них еще много останется. Не даст Казани и Астрахани, то хотя бы дал одну Астрахань, потому что мне срам от турского: с царем и великим князем воюет, а ни Казани, ни Астрахани не возьмет и ничего с ним не сделает! Только царь даст Астрахань, и я до смерти на его земли ходить не стану; а голоден не буду: с левой стороны у меня литовский, а с правой – черкесы, стану их воевать и от них еще сытей буду; ходу в те земли только два месяца взад и вперед». Но Иоанн также переменил тон: он отвечал хану, что не надеется на его обещание довольствоваться только Литовскою да Черкесскою землею. «Теперь, – писал он, – против нас одна сабля – Крым; а тогда Казань будет вторая, Астрахань – третья, ногаи – четвертая». Гонцу, отправленному в Крым, опять настрого было запрещено давать поминки, хотя в грамотах продолжалось писаться челобитье. Иоанн не переставал колоть хана за первую его величавую грамоту о Казани и Астрахани. «Поминки я послал легкие, – писал царь, – добрых поминков не послал: ты писал, что ненадобны деньги, что богатство для тебя с прахом равно»[34].

Образ действий татар в этом походе разительно отличался от их обычного поведения. Во время своих набегов на русские земли они стремились, как правило, как можно скорее захватить добычу и пленных, всячески уклоняясь от встречи с русскими войсками. Ожесточенный характер сражения при Молодях со всей очевидностью свидетельствует о том, что поход Девлет-Гирея не был обычным грабительским набегом, за ним стояли далеко идущие, крайне опасные для Русского государства планы. Участие в походе османских войск показывало, что за спиной Крыма стоит и подталкивает его к враждебным по отношению к России действиям Османская империя. Вскоре после битвы царь получил новые доказательства того, что дело обстояло именно так.

Ответная грамота султана, доставленная Кузьминским в декабре 1572 г., была по своему тону столь же грубой и вызывающей, как и присланная Девлет-Гиреем после сожжения Москвы: султан обещал Ивану IV свою дружбу, если тот передаст Астрахань, хану – Казань, а сам согласится быть подручным у его «высокого порога». После битвы при Молодях о выполнении этих условий не могло быть и речи, но борьба против угрозы с юга становилась теперь одной из главных задач во внешней политике Ивана IV[35].

Победа русской армии при Молодях была результатом умелого использования инженерных сооружений и рельефа местности, эффективного применения артиллерии и другого огнестрельного оружия, точного выбора времени для обходного маневра и решающей контратаки[36]. «Согласно укоренившейся традиции, славу победителя над татарами приписывают обычно главному воеводе Воротынскому. Назначение главнокомандующим в 1572 г. объяснялось не его дарованиями, а «породой», в полном соответствии с местническими порядками. Героем сражения на Молодях был молодой опричный воевода Хворостинин, формально занимавший пост второго воеводы передового полка. За два года до битвы Хворостинин нанес сильное поражение крымцам под Рязанью. Но в полной мере его военный талант раскрылся в войне с татарами в 1572 г. Победа была куплена большой кровью: стрелецкие отряды и дворянское ополчение понесли огромные потери при пожаре Москвы и в битве на Молодях. Царь и его советники должны были, наконец, задаться вопросом об ущербе, нанесенном стране режимом опричнины»[37].

Честь победы приписывали не только храбрости и мужеству русской рати, но и чудесному заступничеству черниговских чудотворцев – казненного татарами в XIII в. князя-мученика Михаила Черниговского и разделившего его участь боярина Феодора. Тогда же царь решил перенести останки святых из Чернигова в Москву. Наиболее опасный враг был разбит, и, вернувшись в Москву к концу августа 1572 г., царь отменил опричнину.

После нового нападения Девлет-Гирея в 1572 г., которое было отбито земскими воеводами, доверие царя к опричнине пошатнулось; начался новый «перебор людишек», по выражению Грозного, т. е. пересмотр военных списков, а в связи с этим отобрание у опальных опричников поместий и возвращение их согнанным со своих мест, при учреждении опричнины, вотчинникам[38]. Сам правитель невысоко ценил доблесть своих верных слуг, говоря в письме В. Г. Грязному-Ильину: «Крымцы так не спят, как вы, да вас, неженок, умеют ловить; они не говорят, дойдя до чужой земли: «Пора домой!» Если бы крымцы были такими бабами, как вы, то им бы и за рекой не бывать, не только что в Москве»[39].

«Когда эта игра была кончена, все вотчины были возвращены земским, так как они выходили против крымского царя. Великий князь долее не мог без них обходиться. Опричникам должны были быть розданы взамен этих другие поместья. Все русские служилые люди получали придачу к их поместьям, если были прострелены, посечены или ранены спереди. А у тех, которые были ранены сзади, убавливали поместий и на долгое время они попадали в опалу. А те, которые становились калеками, назначались чиновниками в города и уезды и вычеркивались из воинских и смотренных списков. Затем были убиты 2 военачальника – князь Воротынский и Одоевский. Хотя всемогущий Бог и наказал Русскую землю так тяжко и жестоко, что никто и описать не сумеет, все же нынешний великий князь достиг того, что по всей державе – одна вера, один вес, одна мера!»[40].

В кампании 1572 г. войско, оборонявшее подходы к Москве, было на волосок от гибели. Победа русского оружия при Молодях в 1572 г. перечеркнула планы турецкого султана и крымского хана установить свое господство в Восточной Европе, вернуть Среднее и Нижнее Поволжье. В этом ее политическое значение. Но эта победа не могла бы ликвидировать крымскую опасность, если бы не произошли большие неожиданные осложнения начала 1570-х годов. В 1571 г. Хуан Австрийский, во главе испанско-венецианского флота, уничтожил при Лепанто турецкий флот; туркам пришлось оберегать свои западно-африканские владения и защищать свое положение на Средиземном море; им было не до того, чтобы заниматься еще Востоком и поддерживать предприятия крымского хана, а без их помощи и руководства восточно-мусульманский мир не был способен к организованному натиску на Москву[41].

Среди длинной череды неудач, пресле­довавших Россию в 70-е гг. XVI в., победа при Молодях была единственным отрадным явлением. Битва была одним из самых значительных событий военной истории XVI столетия, и имя Воротынского стало символом воинской славы, по праву заняв почетное место в ряду выдающихся русских полководцев.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ И ЛИТЕРАТУРЫ

Источники

1. Курбский А.М. История о Великом князе Московском. – СПб.: Издание Имп. Археографич. комиссии, 1913. – 194 с.

2. Послания Ивана Грозного. – М.-Л.: Изд-во АН СССР, 1951. – 715 с.

3. Разрядная книга 1475 – 1598 гг. – М.: Наука, 1966. – 614 с.

4. Штаден Г. Записки немца-опричника. – М.: РОССПЭН, 2002. – 238 с.    

5. Флетчер Дж. О государстве Русском.- М.: Захаров, 2002. – 168 с.              

Литература

6. Виппер Р.Ю. Иван Грозный. – М.-Л.: Из-во АН СССР, 1944. – 158 с.                  

7. Зимин А.А. Опричнина. – М.: Территория, 2001. – 448 с.

8. Карамзин Н. М. История государства Российского: в 12 т. в 4-х кн. Кн. 3. Т. 9. – М.: РИПОЛ КЛАССИК, 1998. - 592 с.

9. Каргалов В.В. Полководцы X-XVI вв. – М.: Изд-во ДОСААФ СССР, 1989. – 333 с.

10. Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. Т. 2. Курс русской истории. Ч. 2. – М.: Мысль, 1987. – 447 с.

11. Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. - СПб.: Кристалл, 2000. - 838 с.

12. Скрынников Р.Г. Великий государь Иоанн Васильевич Грозный. В 2 т. Т. 2. – Смоленск: Русич, 1996. – 448 с.

13. Советская военная энциклопедия: в 8 т. – Т. 5. – М.: Воениздат, 1978. – 688 с.

14. Соловьев С. М. Сочинения. В 18 кн. – Кн. 3. – Т. 6. Ист. России с древнейших времен. – М.: Мысль, 1989. – 783 с.

15. Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М.: Мол. гвардия, 1999. – 403 с.

[1] Платонов С.Ф. Полный курс лекций по русской истории. – СПб., 2000. – С. 209.

[2] Ключевский В.О. Сочинения: в 9 т. Т. 2. Курс русской истории. – Ч. 2. – М., 1987. – С. 196-201.

[3] Платонов С.Ф. Указ. соч. – С. 210-211.

[4] Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М., 1999. – С. 282.

[5] Каргалов В.В. Полководцы X – XVI вв. – М., 1989. – С. 248.

[6] Зимин А.А. Опричнина. – М., 2001. – С. 278-281.

[7] Скрынников Р.Г. Великий государь Иоанн Васильевич Грозный. В 2 т. Т. 2. – Смоленск, 1996. – С. 170.

[8] Флоря Б.Н. Иван Грозный. – М., 1999. – С. 274.

[9] Цит. по: Виппер Р.Ю. Иван Грозный. – М.-Л., 1944. – С. 98.

[10] Карамзин Н.М. История государства Российского: в 12 т., в 4-х кн. – Кн. 3. – Т. 9. – М., 1998. – С. 393.

[11] Скрынников Р.Г. Указ. соч. – С. 169.

[12] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 281.

[13] Курбский А.М. История о Великом князе Московском. – СПб.., 1913. – С. 128.

[14] Штаден Г. Записки немца-опричника. – М., 2002. – С. 71-72.

[15] Курбский А.М. Указ. соч. С. 126-127.

[16] Штаден Г. Указ. соч. – С. 70.

[17] Каргалов В.В. Указ. соч. – С. 249-250.

[18] Разрядная книга 1475 – 1598 гг. – М., 1966. – С. 247.

[19] Скрынников Р.Г. Указ. соч. – С. 170; Каргалов В.В. Указ. соч. – С. 251.

[20] Флетчер Дж. О государстве Русском. – М., 2002. – С. 93-94.

[21] Штаден Г. Указ. соч. – С. 115.

[22] Карамзин Н.М. Указ. соч. С. 393.

[23] Штаден Г. Указ. соч. – С. 70, 71.

[24]Там же. – С. 115-116.

[25] Курбский А.М. Указ. соч. – С. 127.

[26] Штаден Г. Указ. соч. – С. 71.

[27] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 393.

[28] Штаден Г. Указ. соч. – С. 72.

[29] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 394.

[30] Там же.

[31] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 394.

[32] Курбский А.М. Указ. соч. – С. 127.

[33] Карамзин Н.М. Указ. соч. – С. 394-395.

[34] Соловьев С.М. Сочинения. В 18 кн. Кн. 3. Т. 6. Ист. России с древнейших времен. – М., 1989. – С. 590.

[35] Флоря Б.Н. Указ. соч. – С. 283.

[36] Советская военная энциклопедия: в 8 т. – Т. 5. – М., 1978. – С. 364.

[37] Скрынников Р.Г. Указ. соч. – С. 172, 176.

[38] Виппер Р.Ю. Указ. соч. – С. 90.

[39] Послания Ивана Грозного. – М.-Л., 1951. – С. 370.

[40] Штаден Г. Указ. соч. – С. 116, 72.

[41] Виппер Р.Ю. Указ. соч. – С. 97.

• История Руси (допетровская эпоха)