Бабенко А.Ю.

В основе Повести о Темир-Аксаке лежат грозные события августа 1395 года. Речь идет о нашествии войск Тамерлана на русские земли и их внезапное возвращение в Центральную Азию после принесения в Москву Владимирской иконы Богоматери. При этом надо отметить, что на протяжении XV-XVI веков данный литературный памятник неоднократно подвергался существенному редактированию, что говорит о его важности для Московских князей. Целью данного исследования является изучение Повести о Темир-Аксаке (по основным ее редакциям) как памятника промосковской литературы.

До сих пор поднятая нами проблема почти не рассматривалась в отечественной и тем более в зарубежной историографии. Приятное исключение составляют работы Бориса Михайловича Клосса, в которых содержится информация обзорного характера об идейном аспекте Повести о Темир-Аксаке, но основной упор им делается на датировку и систематизацию редакций и списков летописного и нелетописного происхождения. Другие же исследователи занимавшиеся Повестью о Темир-Аксаке уделяли в основном внимание вопросу датировки редакций и почти не касались проблемы возвеличивания Москвы на страницах Повести.

Повесть о Темир-Аксаке сохранилась во множестве списков, выявление и классификация которых еще не завершена. Но основные редакции определены уже давно, это: 1) Повесть в составе Московского свода 1479 года; 2) Повесть, читающаяся в Софийской II летописи; 3) Рассказ о Темир-Аксаке Типографской летописи.[1]

О происхождении редакций высказывались различные мнения. А. А. Шахматов предполагал, что Повесть создавалась в рамках Полихрона 1418—1423 гг.[2] Л. В. Черепнин считал ранней версией рассказ Ермолинской летописи и относил его к концу XIV в., но в современной литературе признается, что Ермолинская летопись передает в сокращении Свод 1477 г., версию же Софийской II и Типографской летописей исследователь датировал второй половиной XV в.[3] Впервые к изучению Повести о Темир-Аксаке широко привлек рукописный материал В. П. Гребенюк. По его мнению, старшей является редакция Софийской II летописи, созданная между 1402—1408 гг.; редакция, отразившаяся в Московском своде 1479 г., возникла до 1408 г.; вариант Типографской летописи является соединением текстов первых двух редакций. Но как отмечает Б. М. Клосс, отсутствие прочной базы для текстологических сопоставлений и игнорирование исторических реалий привели исследователя к неверным выводам. В итоге редакция Софийской II летописи, занесенная в летописи церковного происхождения, оказалась «княжеской», а редакция, содержавшаяся в великокняжеском своде 1479 г.,— «митрополичьей»; версия, осложненная вставками из дополнительных источников (из Повести о Хоздрое), почему-то признана «старшей» по сравнению с теми видами Повести, которые этих вставок не содержали (Типографская и Свод 1479 г.).[4]

Указанные недостатки в работе В. П. Гребенюка подметила И. Л. Жучкова. По ее заключению, основные редакции памятника создаются в 70—80-х годах XV в.: сначала в рамках Свода 1479 г., на самом деле — Свода 1477 г., на его основе — Типографская редакция, которая, в свою очередь, перерабатывается составителями редакции, отразившейся в Софийской II летописи. Но получить правильный результат, по мнению Б. М. Клосса, исследовательнице помешали крайняя субъективность в трактовке текстологических связейи несовсем верное понимание этапов истории летописания в XV веке. [5]

В зарубежной историографии Повесть о Темир-Аксаке привлекла внимание немецкого исследователя А. Эббингхауса и американского ученого Д. Миллера. А. Эббингхаус считает, что Повесть составлена после 1480 г. Д. Миллер выдвинул гипотезу, что Повесть создана в Кирилло-Белозерском монастыре в 1470-е годы; старшая версия текста содержится в Погодинской летописи и списке Царского Софийской II летописи, однако, по современным представлениям, эта версия является производной от Свода 1479 г.[6]

Б. М. Клосс приводит убедительную систему доказательств, которая не дает нам повода сомневаться в правильности его выводов, относительно определения авторства интересующих нас редакции и их датировки.

В данной работе мы ограничиваемся рассмотрением редакции Повести, составленной Епифанием Премудрым под 1412 – 1414 годы, [7] а также Второй редакции Пахомия Логофета, созданной им между 1477 и началом 1480 года[8] и еще одной, более поздней, редакцией Повести о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи, созданной в конце 20-х – начале 30-х годов XVI века. [9]

В ходе исследований списков Повести о Темир-Аксаке Б.М. Клосс пришел к выводу, что наиболее полно Епифаниевскую редакцию Повести о Темир-Аксаке в составе Троицкой летописи, характеризуют списки двух основных изводов: древнейший нелетописный Лихачевский список Повести о Темир-Аксаке[10] (Санкт-Петербургский филиал Института российской истории РАН, ф. 238 (Коллекция Н. П. Лихачева), оп. 1, № 161 (л. 450 – 457 об.), торжественник 70-х годов XV века) и летописный вариант Повести в составе Типографской летописи Мазуринской редакции[11] (РГАДА, ф. 196 (Собр. Ф. Ф. Мазурина), оп. 1, № 533).[12]

В качестве списка наиболее полно отражающего Вторую Пахомиевскую редакцию, Б. М. Клоссом был выбран список Повести о Темир-Аксаке из сборника конца 80-х - начала 90-х годов XV века из Софийского собрания хранящийся в РНБ (РНБ, Софийское собр., № 1389 (л. 484 - 492)).[13]

Повесть о Темир-Аксаке редакции Никоновской летописи рассматривается в данном исследовании по тексту опубликованного оригинала: РГАДА, ф. 201 (Собр. М. А. Оболенского), оп. 1. № 163 (л. 620 - 624).[14]

Поскольку Епифаниевская редакция была признана Б. М. Клоссом старейшей, то представляется логичным начать рассматривать промосковские тенденции именно с этой редакции, а затем, оттолкнувшись от нее проследить усиление московской идеологии в более поздних редакциях Повести.

За отсутствием текста самой Троицкой летописи Епифаниевскую редакцию повести о Темир-Аксаке изучаем по спискам основных изводов, ее характеризующих, по древнейшему нелетописному Лихачевскому списку и по Типографской летописи Мазуринской редакции.

Первым моментом в Епифаниевской редакции Повести, где подчеркивается значение Москвы, является краткое описание планов Тимура по завоеванию Руси после победы над Тахтомышем. При этом стоит отметить один нюанс – в Лихачевском списке читаем: «И оттолѣ въсхотѣ ити на Русскую землю и к Москвѣ христианъ воевати»[15], а в составе Типографской летописи Мазуринской редакции этот же фрагмент видим в несколько ином свете: «И оттолѣ восхотѣ ити на Рускую землю, к Москвѣ христианъ воевати»[16]. И хотя летописный список не восходит ни к одному из списков Повести того же Типографского варианта, но нелетописного происхождения, куда относится и Лихачевский список, для нас очень важно отметить наличие союза «и» во втором и его отсутствие в первом из рассматриваемых нами списков. Если в нелетописном списке Лихачева союз «и» показывает нам, что «Русская земля» и Москва это не совсем одно и то же, то в летописном списке Типографско-Мазуринской редакции вместо союза «и» стоит запятая, в результате чего смысл фразы меняется на противоположный - Москва показывается в качестве «сердца Русской земли», за счет намеренной конкретизации: «… ити на Рускую землю, к Москвѣ христианъ воевати». Таким образом, Москва становится главным оплотом в борьбе против полчищ великого азиатского завоевателя Тамерлана во главе с самим великим князем Василием Дмитриевичем: «И се слышавъ князь великыи Василии Дмитреевичь, собравъ воа многы, поиде с Москвы х Коломнѣ, хотя ити противу его въ срѣтенье ему».[17]

Развивая идею о том, что Москва – сердце Руси проводится и другая мысль: Москва – центр православной веры: Тимур «… похваляется ити к Москвѣ, хотя взяти ю, како хощеть люди русскыя пленити и святыя церкви жещи, вѣру христианьскую искоренити, а христианъ бити и гонити, томити и мучити, огнем печи и жещи, и мечем сѣщи».[18] Таким образом, выступивший против Тимура московский князь становится автоматически защитником православной веры от посягательств «поганых».

Ключевым же моментом Повести о Темир-Аксаке является перенесение Владимирской иконы Богородицы в Москву: «В то же время клирикы святыя и великыя съборныя церкве Святыя Богородица, иже въ Володмерѣ протопопъ съвѣт сътвори съ прочими попы и съ диаконы и съ клирошаны, пречистую и чюдную икону Пресвятыя Богородица взяша и понесша от града Володимеря на Москву страха ради татарьска, паче же страха ради Темиръ Аксакова…».[19]

Так Москва обрела одну из самых почитаемых святынь на Руси, что, несомненно, подчеркивает роль Москвы в качестве одного из главных центров православия наряду с Киевом, Владимиром и даже Константинополем. Более ярко эта мысль будет выделена в последующих редакциях. Значение переноса святыни из старого Владимира в новый центр православия – Москву подчеркивает случившееся чудо: «И тако Божиею благодатию и неизреченною Его милостию и молитвами Святыя Богородица Москва град нашь цѣлъ съхраненъ бысть, а Темирь Аксакъ царь възратися въспять и поиде въ свою землю. О пресланое чюдо! О превеликое удивление! О многое милосердие Божие к роду христианьскому! В который день принесена бысть икона Святыя Богородица из Владимеря на Москву, в тои день и Темирь Аксакъ поиде въ свою землю».[20] Когда Владимирскую икону Богородицы перенесли в Москву, Тимур неожиданно направил свои войска обратно в Азию. По всей видимости, в империи Тамерлана вспыхнули восстания, и Тимуру пришлось возвращаться в Азию для наведения порядка в своих обширных владениях. Впрочем, внятного ответа у историков нет до сих пор на вопрос, чем был вызван неожиданный уход Тамерлана с Руси. Но это непонятное с точки зрения здравого смысла событие было истолковано летописцем в религиозном ключе, то есть уход Темир-Аксака был приписан чуду проявленному Богородицей и Богом, в знак благоволения православной Руси вообще и Москве в частности. Не вдаваясь в вопросы веры, стоит отметить тот факт, что по мере дальнейшего укрепления позиций Москвы не только среди других русских городов, но и среди политических центров Восточной Европы и особенно после падения Константинополя, подобные умонастроения оформляются в идеологию, выраженную тезисом: «Москва – третий Рим». Но истоки такого рода воззрений уже прослеживаются в Повести о Темир-Аксаке, то есть уже с первой половины XV века.

В более поздних редакциях Повести встречается упоминание о том, что Владимирская икона Богородицы, пользовавшаяся на Руси и без того большим почитанием, оказывается, была создана самим евангелистом Лукой. Во всяком случае, так пишет летописец. Так, в начале Повести о Темир-Аксаке Первой редакции Пахомия Логофета уже содержится краткое упоминание о том, что икона написана апостолом Лукой.[21] Во Второй Пахомиевской редакции это упоминание было убрано из начала Повести, но появляется в ее конце: « Сиа же чюдная икона Святыа Богородица списана бывши от руки святого Христова апостола и еуангелиста Лукы»[22]. Таким образом, согласно Пахомиевской редакции, получается, что Москва становится хранительницей святыни, имеющей огромное значение для всего христианского мира, как западной, католической его части, так и восточной, православной. Естественно, этот факт должен был еще сильнее упрочить позиции Москвы не только на региональном уровне, но и в масштабах всего христианского мира.

Большое значение имеет и тот факт, что еще до переноса иконы из Владимира в Москву, она была перенесена Андреем Боголюбским во Владимир из Киева, старого православного центра, что символизирует приемственность власти.[23] Владимир, отдав икону Богородицы Москве, признал тем самым ее верховенство. Так, молодое Московское государство стало наследником старой Киевской Руси.

Вторая Пахомиевская редакция получила широкое распространение. И идея о том, что Владимирская икона Богородицы написана самим Лукой, апостолом Иисуса Христа, прекрасно прижилась в условиях продолжающейся централизации нового Русского государства. В качестве подтверждения данных слов можно привести в пример тот факт, что тезис об авторстве Луки можно увидеть и в Повести о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи, написанной в конце 20-х – начале 30-х годов XVI века: «Повесть преславного чюдеси о иконѣ Пречистыа Богородици, еже нарицается Володимерскиа, юже, глаголють, написа Лука еуагелистъ, ея же принесоша от града Владимеря въ боголюбивый град Москву в нахожение нечестиваго царя Темир Аксака».[24]

В данном фрагменте из Никоновской летописи стоит обратить внимание на формулировку «боголюбивый град Москва». Подобных фраз в Епифаниевской редакции замечено не было. Даже в самые волнующие момементы повести Епифаний не удостаивает Москвы таких эпитетов. Подобные описания впервые встречаются в Пахомиевской редакции Повести, откуда они перешли в другие летописи, как, например, в Никоновскую. Так Повесть о Темир-Аксаке была преобразована Пахомием Логофетом в жанр Слова, и его сочинение оказалось посвященным «славному граду Москве» и прославлению Владимирской иконы Богоматери в качестве новой патрональной святыни, «заступающей и сохраняющей град сей», являющей «Покров граду нашему». Так зарождалась идея о претензии Москвы на роль центра православия и хранительницы мировых святынь.

Что касается Никоновской летописи, то в ней представлена коренная переработка Повести. Главной особенностью этой редакции явилось введение в повествование сюжета с явлением Темир-Аксаку в страшном сне Богородицы: «Темирю же Аксаку тогда стоащу в Рязанскои земли обапол Дона реки, и возлеже на одрѣ своем и усну, и видѣ сон страшен зѣло, яко гору высоку велми и з горы идяху к нему святители, имущи жезлы златы в руках и претяще ему зѣло; и се паки внезапу видѣ над святители на воздусе жену в багряных ризах со множеством воинства, претяще ему лютѣ».[25] После такого видения Темир-Аксак, «трепеща и трясыйся», устремился «на бег», гоним гневом Божиим. До этого Богородица являлась лишь Сергию Радонежскому и обещала покровительство Троицкому монастырю. Здесь же Богоматерь предстала заступницей Москвы и всей Русской земли. Культ Владимирской иконы стал приобретать государственное значение. Рассказ Никоновской летописи был использован в последующих летописных сводах.

Теперь же переключим наше внимание с Владимирской иконы Богоматери на образ Темир-Аксака, который рисует Повесть. Одним из средств возвеличивающих роль Москвы является описание врага, против которого Москва и выступила. Таким образом, чем сильнее враг, против которого борется московский князь, тем величественнее выглядит Василий Дмитриевич и Москва. Иначе, в чем была бы заслуга победить немощного врага? Но сила войск Тимура и его личность не вызывают у нас сомнений. Не вызывали они сомнений и у летописцев, дающих описание Тимура как грозного врага для молодого, еще только складывающегося Московского государства. Даже если летописи и преувеличивают силы Тамерлана, то ненамного. Основной же упор в описании Тимура в Повести делается на представлении Темир-Аксака в качестве беспощадного завоевателя и врага христианской веры. Эта тенденция усиливается в каждой более поздней редакцией Повести о Темир-Аксаке. Так в Повести религиозный характер борьбы православной Москвы против войск «поганых» Тимура вытесняет собой политический аспект. Согласно Повести, получается, что основной движущей силой событий августа 1395 года были религиозные убеждения сторон: Тимур стремится искоренить христианскую веру, а Москва выступает защитником православия и всей Русской земли.

Теперь подтвердим все выше сказанное конкретными примерами. Начиная с Епифаниевской редакции виден тот образ Тимура, который будет подхвачен и дополнен в поздних редакциях: «Бѣше бо сеи Темирь Аксакъ велми нежалостив и зѣло немилостивъ, и лютъ мучитель и золъ гонитель, и жестокъ томитель, всегда воздвиже гонение велико на христианы, яко же древни злвѣрнии царие, прежние гонителие и мучители на христианы: яко же Иулианъ законопреступник и Диоклитианъ, и Максимилианъ, и Деки, и Ликинии и прочии мучители. Тако же и сии Темирь Аксак мучительскыи похваляшеся, въздвигнути хотя гонение велико на христианы».[26] И без того нелестная характеристика Тимура была дополнена в Пахомиевской редакции сравнением куда более актуальным, нежели уподобление его древнеримским императорам – гонителям христиан. Речь в Пахомиевской редакции идет о событиях недавнего прошлого, разыгравшихся в 1237 - 1240 гг. Как и тогда будущее русских земель ставится под угрозу, но Москве выпала роль спасти страну от «беспощадного завоевателя»: Темир-Аксак «Помышляше окааный, хотѣ итьти на всю землю Русскую, аки вторый Батый, и разорити християньство».[27] Тоже чтение есть и в Никоновской летописи: «И возхотѣ ити и на Москву и на всю Русскую землю пленити и мечю предати всѣхъ». [28]

Чем грознее представлен Тимур, тем сильнее выглядит эффект чуда явленного Богородицей. В Никоновской летописи он достиг своего апогея: Богородица лично явилась Тамерлану во сне и велела повернуть ему свои войска назад. Не сила русского оружия прогнала врага, а сила Бога, как уверяет нас Повесть о Темир-Аксаке: «Не мы бо их устрашили, но Богъ милосердый человѣколюбецъ молитвами Святыя Богородица невидимою силою Своею устраши врагы наша, посла на ня страх и трепетъ да окаменятся».[29] Так формировалась идея о том, что Москва – город, отмеченный благоволением Бога и Богородицы, а Русь - Богом хранимая страна, которая занимает исключительное место в христианском мире.

Говоря о возвеличивании роли Москвы в Повести о Темир-Аксаке, стоит обратить внимание и на такой аспект, как личность самого великого московского князя. Так как имеется прямая связь между могуществом князя и значением города, который претендует на статус главного политического и религиозного центра русских земель. Чем величественнее представлен московский князь Василий Дмитриевич, тем выше и положение Москвы, его вотчины. В этом плане основными способами возвышения статуса московского князя являются титулы, которыми его наделяют разные редакции Повести, и родословная князя, которая описывается в разных редакциях по-разному.

Что касается титулов князя, то здесь мы можем отметить то, что в редакции Епифания Премудрого о князе говорится достаточно просто «благочьстивыи князь Василеи Дмитреевичь» (л. 451).[30] Зато во второй редакции Повести Пахомия Логофета встречаются существенные изменения в статусе московского князя, в этом варианте Повести о нем говорится так: «… въ дни княжения благовѣрнаго и христолюбиваго великаго князя Василья Дмитреевичя, самодеръжъца Рускои земли…» (л. 484 об.).[31] Видно, что здесь великий московский князь Василий Дмитриевич назван «самодержцем Русской земли». В применении к московским князьям такой титул стал употребляться лишь в конце 70-х годов XV века. Именно в те годы и была составлена Пахомием Логофетом его Вторая редакция Повести о Темир-Аксаке. Главный же пафос его сочинения направлен на возвеличивание Москвы не только среди русских городов, но и в ряду других мировых религиозных и политических центров. Отчасти это достигается им за счет повышения статуса великого московского князя, которого Пахомий называет «самодержцем» наподобие императоров Византии, которая пала не так давно, в мае 1453 года. Поскольку в Повести Пахомий Серб называет Василия Дмитриевича самодержцем, то Москва, вотчина князя, по мысли автора этой редакции, является столицей Руси, что вообще-то не отвечало политическим реалиям конца XIV века, но зато вполне соответствовало государственной идеологии, которая стала активно формироваться именно во вторую половину XV века вместе с продолжавшимся процессом централизации государственной власти Московской Руси.

Вторым способом поднятия авторитета московского князя является «удлинение династического ряда». Каждая более поздняя редакция Повести стремится описать родословную великого московского князя Василия Дмитриевича более полно. Так, в редакции Повести о Темир-Аксаке начала 20-х годов XV века, принадлежащей перу Епифания Премудрого, описание родословной князя отсутствует. Но уже во Второй Пахомиевской редакции начала 80-х годов XV века приводится родословная князя Василия Дмитриевича, доведенная до Ивана Даниловича Калиты: «… въ дни княжения благовѣрнаго и христолюбиваго великаго князя Василья Дмитреевича, самодеръжъца Рускои земли, внука великаго князя Ивана Ивановичя, правнука же благовѣрнаго и христолюбиваго самодеръжъца и собрателя Руськои земли великаго князя Иоанна Даниловича…».[32] В Повести в составе Никоновской летописи, относящейся к концу 20-х – началу 30-х годов XVI века, описание родословной великого московского князя Василия Дмитриевича намеренно доведено вплоть до Ярослава Всеволодовича, то есть до третьего сына князя Всеволода Большое Гнездо, о чем свидетельствует нижеприведенный фрагмент: «Во дни княжениа великого князя Василиа Дмитреевичя, внука Иванова, правнука Иванова же, праправнука Данила Московскаго, преправнука Александрова, пращура Ярослава Всеволодовичя…»[33]. Из всего вышесказанного становится очевидным, что «удлинение» династического ряда московского князя Василия Дмитриевича в поздних редакциях Повести является попыткой авторов редакций подчеркнуть преемственность власти между старой Киевской Русью и нарождающимся Московским государством.

Из всего вышесказанного видим, что тенденция возвеличивания роли Москвы среди других русских городов присутствует уже в Епифаниевской редакции Повести о Темир-Аксаке и с каждой более поздней редакцией она проявляется все отчетливей. Если в редакции Повести Епифания Премудрого была заложена только общая концепция возвеличивания Москвы и намечены некоторые подходы для раскрытия этой темы, то уже в Пахомиевских редакциях и в Повести в составе Никоновской летописи эта концепция была осмыслена глубже, она значительно усложнилась, обросла большим количеством деталей и получили дополнительные оттенки. Речь идет о том, что главной мыслью, которую проводит Епифаний Премудрый в своей редакции Повести, является то, что Москва – сердце России, ее политический и религиозный центр. Именно московский князь и митрополит своими действиями создали все условия для того, чтобы Богородица явила чудо. Именно они приняли судьбоносное решение о переносе Владимирской иконы Богородицы в Москву, повелели установить пост и молитву. Именно Москва возглавила борьбу против Тимура.

Во Второй Пахомиевской редакции и в Никоновской летописи Повесть была сильно переработана в соответствии с новыми задачами, возникшими перед Москвой во второй половине XV - начале XVI века. Теперь Повесть должна была не только еще более упрочить позиции Москвы среди других русских городов, но и в определенной степени представить Москву в качестве одного из политических и религиозных центров международного значения. Именно с этой целью в Повести о Темир-Аксаке появляются вставки о том, что Владимирская икона Богородицы была написана самим евангелистом Лукой, а Богородица является Небесной Покровительницей и Заступницей Москвы, в частности, и Русской земли, вообще. Также в Повести отдельно проводится линия, связывающая молодую Московскую Русь со старой, некогда влиятельной Киевской Русью. Однако, вполне естественно, что редакции Повести о Темир-Аксаке последовавшие после Епифаниевской должны были учитывать текущую политическую ситуацию в стране, в некоторой степени ее отражать и соответствовать складывавшейся государствообразующей идее, еще неокрепшей Московской Руси.

В тоже время надо отметить, что происходившее усложнение Повести в поздних редакциях связано было не только с развитием московской «идеологии», но в значительной степени и с таким явлением как борьба за первенство светской и духовной властей. Именно соперничество высшей церковной и государственной структур за доминирующее положение в стране является второй идейной составляющей Повести о Темир-Аксаке.

Источники

Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры, 2001. – С. 78–84.

Повесть о Темир-Аксаке в составе Типографской летописи Мазуринской редакции по списку РГАДА, ф. 196, № 553 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры, 2001. – С. 84–90.

Повесть о Темир-Аксаке по списку РНБ Соф., № 1389 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры, 2001. – С. 107–114.

Повесть о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи РГАДА, ф. 201, № 163 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры, 2001. – С. 128–132.

Литература

Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.: Языки русской культуры, 2001. – 488 с.

Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV – XV веках. М.: Издательство социально-экономической литературы, 1960. – 899 с.

Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV – XVI вв. М.: Издательство Академии наук СССР, 1938. – 374 с.

[1] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М., 2001. С. 63.

[2] Шахматов А. А. Обозрение русских летописных сводов XIV – XVI вв. М., 1938. C. 136.

[3] Черепнин Л. В. Образование русского централизованного государства в XIV – XV веках. М., 1960. C. 673-682.

[4] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М., 2001. C.63

[5] Там же. С. 64

[6] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 64.

[7] Там же. С. 65.

[8] Там же. С. 96.

[9] Там же. С. 126.

[10] Там же. С. 73.

[11] Там же. С. 66.

[12] Там же. С. 78.

[13] Там же. С. 98.

[14] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 128

[15] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М., 2001. С.80.

[16] Повесть о Темир-Аксаке в составе Типографской летописи Мазуринской редакции по списку РГАДА, ф. 196, № 553 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. Очерки по истории русской агиографии XIV–XVI веков. М.:, 2001. С.86.

[17] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 80.

[18] Там же. С. 80.

[19] Там же. С. 81.

[20] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 82 -83.

[21] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 91.

[22] Повесть о Темир-Аксаке по списку РНБ Соф., № 1389 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 114.

[23] Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 126.

[24] Повесть о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи РГАДА, ф. 201, № 163 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 128.

[25] Повесть о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи РГАДА, ф. 201, № 163 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 131.

[26] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 81.

[27] Повесть о Темир-Аксаке по списку РНБ Соф., № 1389 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 109.

[28] Повесть о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи РГАДА, ф. 201, № 163 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II.С. 130.

[29] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 83.

[30] Повесть о Темир-Аксаке по списку РАН, ф. 238, Лих., № 161 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 79.

[31] Повесть о Темир-Аксаке по списку РНБ Соф., № 1389 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 107.

[32] Повесть о Темир-Аксаке по списку РНБ Соф., № 1389 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II. С. 107.

[33] Повесть о Темир-Аксаке в составе Никоновской летописи РГАДА, ф. 201, № 163 // Клосс Б. М. Избранные труды. Том II.С. 128.

• История Руси (допетровская эпоха)