Зеткин С.Н.

Социальная история подчас вскрывает самые гнилые и неприятные пласты, существовавшие когда-либо в общественной жизни. Болезненныони ещё и оттого, что зачастую имеют успешное продолжение и поныне, что делаетактуальным обращение к их изучению. Одним из таких пластов стала проблема проституции в Российской империи, история которой относительно хорошо изучена на всех её этапах, но при этом практически не поднималась тема изучения проституции в отдельном уездном городе, с последующим анализом и сравнением этого явления с масштабом всей империи.

В России проституция была легализована в 1843 г. по инициативе министра внутренних дел Л.А. Перовского, после чего в Петербурге был создан особый врачебно-полицейский комитет.

О размерах проституции в стране в конце XIX века можно судить по результатам нескольких обследований. Наиболее полное из них было проведено Министерством внутренних дел 1 августа 1889 г. во всех губерниях и областях Российской империи за исключением Великого княжества Финляндского. Согласно полученным данным, в стране числилось 1216 официально разрешенных публичных домов и домов свиданий с 7840 проститутками. Всего же вместе с уличными проститутками под врачебно-полицейским надзором находились 17 603 женщины¹.

После этого обследования по всей стране контроль над этим набирающем силу промыслом ужесточается, но, тем не менее, рынок сексуальных услуг расцветает пышным цветом во всех крупных городах империи. Прежде всего, это были обе столицы, приграничные и портовые города, такие, как Одесса и Либава, которые служили перевалочными пунктами для сотен тысяч эмигрантов². Петербург во многом задал тон всем российским городам в вопросе организации индустрии продажной любви.

На всей протяженности XIX века, в России развитие проституции шло по почти классическим, античным канонам: работали публичные дома, с их «билетными» обитательницами; бурно разрастался контингент свободных, так называемых «бланковых» проституток; существовали и свои гетеры (их называли «камелиями» по ассоциации с вышедшим в свет в 1848 г. романом А. Дюма-сына «Дама с камелиями»). Большинство из последних составляли иностранки, находившиеся на содержании у весьма обеспеченных господ, как правило принадлежавших к высшим кругам общества³. Представительницы данного слоя проституток не состояли на учете во Врачебно-полицейских комитетах вообще, и поэтому официальных данных о них, тем более относящихся к концу XIX в., очень мало.

По образцу столицы врачебно-полицейские комитеты стали создаваться повсеместно, а при отсутствии их в каком-либо городе, функции комитетов выполняла местная полиция.

В Пензенской губернии проституция никогда не была насущной проблемой. Только с января 1894 года в Саранске начинают вести систематический учёт женщин, занимающихся этой профессией⁴. Промежуток с 1894 по 1900 годов, по сути, и является временем зарождения, расцвета, а затем и полного исчезновения легальной, ещё «бланковой» проституции в нашем городе⁵. В это время в Саранске ещё не открыты публичные дома с их «желтобилетными» обитательницами, а существование «гетер» в уездном городе вообще можно смело исключить.

«Бланковые» проститутки, так же, как и их «билетные» коллеги, находились под строгим контролем городской полиции. Самым «породнившимся» с ними должностным лицом в Саранске стал городской пристав Николай Васильевич Петропавловский⁶.

Каждые четыре месяца (годовую треть) он, вместе с одним из земских врачей устраивал врачебно – полицейское освидетельствование проституток, после чего на них составлялись ведомости и именные списки, которые передавались на ознакомление уездному исправнику, коим в это время являлся Павел Кириллович Кантов⁷, и уже последним отправлялись в Пензенское губернское правление. Документы свидетельствуют, что за шесть лет проституцией в Саранске занималась тридцать одна женщина. Они не находились в городе постоянно: часто уезжали к себе «в родные края»на несколько месяцев или лет, и почти всегда возвращались обратно заниматься тем же промыслом⁸. Поэтому в Саранске постоянно работали от 4 до 12 официально зарегистрированных проституток, притом, что общая численность населения города к концу века достигала 13743 человек⁹.

По сословной принадлежности во всей стране подавляющее большинство проституток относилось к крестьянкам (47,5%) и мещанкам (36,3%)¹⁰. В Саранске же, среди всех «работавших» женщин было 29 крестьянок и всего 2 мещанки. 10 проституток были родом из Саранского уезда (не считая Саранска), шесть – из самого города (в том числе обе мещанки – Наталья Ивановна Ковалёва и Александра Васильевна Муромцева) ¹¹.

По данным нескольких обследований проституции в России, среди наиболее частых причин, толкающих женщину на этот путь, назывались социальные мотивы: нужда, скудость средств, усталость от тяжелой физической работы. Но если углубиться в историю каждой из саранских жриц любви, можно столкнуться с настоящими личными трагедиями.

Так, Екатерина Ивановна Метальникова, родом из деревни Аргамаково Инсарского уезда приехала в Саранск и занялась проституцией осенью 1895 года¹², когда ей было всего 16 лет, через десять дней после смерти своей матери, Матрёны Матвеевны, от порока сердца¹³. Уже зимой 1896 года, не выдержав своего положения, она уезжает домой¹⁴, но уже к следующей годовой трети была вынуждена возвратится в Саранск к той же работе¹⁵. Марья Ивановна Аношина, двадцатичетырёхлетняя крестьянка из села Печаур Ардатовского уезда приехала в Саранск и занялась этим промыслом в мае 1897 года¹⁶, сразу после того, как сгорел дом её семьи¹⁷.

Жизнь публичной женщины, с её постоянными бессонными ночами, отсутствием пребывания на свежем воздухе, каждодневным приемом алкоголя в огромных количествах, тоской и скукой вели к постепенной, но верной деградации личности. И это притом, что возраст барышень колебался от 16 (в столицах некоторые проститутки вставали на учёт вообще в 14) до 33 лет. Интересно то, что по ряду юридических актов запрещалось ставить на учет Врачебно-полицейского комитета особ моложе 18 лет, в результате чего росту детской проституции в Российской империи с конца XIX в. не уделялось должного внимания. И несомненно в заслугу пристава Н.В. Петропавловскому можно поставить то, что он, пренебрегая официальными губернскими показателями, указывал истинный возраст жриц любви Саранска.

Но, говоря о возрасте проституток, нужно отметить, что истинным его можно назвать с большим сомнением. Дело в том, что почти все девушки рано или поздно начинали его занижать и здесь полагаться на бумаги пристава до конца нельзя. Так, самая старшая из всех проституток, саранская мещанка Александра Муромцева в январскую треть 1896 года в графе своего возраста указала 33 года, а уже в майскую и сентябрьскую трети «помолодела» до 32 лет. В регистрацию за ту же треть Евдокия Ивановна Борисова из Инсарского уезда дала себе 25 лет, а Евгения Павловна Борисоглебская из Напольной Тавлы – 24 года. В сентябрьскую треть обе дружно уменьшили возраст до 23 лет¹⁸. Саранская крестьянка Екатерина Андреевна Валоглазова, зарегистрировавшись в мае 1894 года, к окончанию 1899 «постарела» лишь на год¹⁹.

Возможно, причиной этой лжи являлось то, что проститутка почти всегда выглядела старше своих лет (за 5 – 7 лет подобной жизни хорошенькая девушка превращалась в измученную старуху), и быть уличенной полицией в неправде ей не грозило. Ведомостей за предыдущие трети у пристава на руках не было, поэтому он не мог обнаружить несовпадения в возрасте. Разумеется, он мог затребовать сведения из губернского управления, или вести параллельный журнал учёта проституток для себя. Исходя из того, что пристав этого не делал, мы можем предположить, что некоторые графы (такие, как например возраст) в ведомостях могли носить чисто формальный характер.

Со временем, женщины, занимающиеся проституцией, менялись не только внешне, в физическом плане – они теряли свой моральный облик. Оставляя принципы, они переставали чураться любых средств быстрой наживы. «Законный» заработок торговли своим телом по всей России обычно всегда соседствовал с воровством и вовлечением молодых девушек в тайную проституцию (в бумагах пристава – «тайный разврат»). И если о преступлениях первой категории в документах саранской полиции нет никаких данных, то о склонении посторонних женщин к тайной проституции указания имеются.

Зачастую, состарившиеся и потерявшие цену проститутки могли прокормиться только за счёт молодых, недавно вовлеченных в промысел девушек, которых их опытные подруги сами же и втягивали. При этом роль потерявших привлекательность и, как следствие, возможность заработка собственным телом женщин немногим отличалась от роли содержательницы дома терпимости, которого в Саранске в этот период не было²⁰.

О вовлечении в проституцию молодых приезжих девушек их состарившимися землячками позволяет говорить интересная закономерность в бумагах пристава. Так, 26-летняя Авдотья Ивановна Синицына, уроженка села Починок Инсарского уезда выбыла из списков проституток в сентябрьскую треть 1894 года, тогда же в эти списки была занесена 23-летняя крестьянка того же села Евдокия Ивановна Борисова. Семнадцатилетняя Дарья Васильевна Дунаева из села Напольной Тавлы Саранского уезда приехала в город по проторенной дороге односельчанкой Евгении Борисоглебской. Последняя закончила «работать» в 25 лет, и до последнего скрывала свой возраст (обычно после 25 – 26 лет проститутка становилась старухой, непригодной для дальнейшего заработка) ²¹.

Существовало и некое подобие тайной проституции, которая могла развиваться исключительно в среде «бланковых» путан, так как в официально зарегистрированных публичных домах сама хозяйка ставила на учёт новую «работницу», получая на неё «жёлтый» билет. Скрыть в уездном городе род любых занятий вообще, а уж тем более такого привлекающего к себе внимание, как проституция, было просто невозможно. Поэтому пристав выходил на незарегистрированных проституток очень быстро. Сведения о них заносились в графу «Задержаны по подозрению в тайном разврате» полицейской ведомости два раза, в 1895 году: в январскую треть – одна, в сентябрьскую треть – три женщины²². Интересно то, что в первом случае, задержанная саранская крестьянка Федосья Васильевна Рыкова, как сказано в отчёте, «на свидетельство явиться отказалась, за что привлечена к законной ответственности». А уже в сентябре три новых девушек, подозреваемых в «тайном разврате», вместе с той же Рыковой добровольно подчинились надзору и избежали наказания, которое, по статье 44 Устава о наказаниях, заключалось в аресте до одного месяца или денежном взыскании до 100 руб²³.

Хотя официально женщина могла быть зарегистрирована только по своей воле, в реальности по всей империи на них оказывалось давление со стороны полицейских чиновников, заставлявших проституток вставать на учёт²⁴. Можно предположить, что так произошло и в нашем случае, ведь осенью 1895 года, Петропавловский был серьёзно напуган первым (и единственным среди «бланковых») случаем обнаружения у проститутки сифилиса²⁵. Вероятно, поэтому с осенней трети 1895 пристав старался подвергнуть надзору всех публичных женщин.

При всем моральном разложении, происходившем с проститутками, каждая из них обычно хотела изменить своё положение, найти настоящую работу и создать семью. Для «бланковых» проституток, чьё статусное закрепление не было столь явным, как у «билетных», это было вполне реально. Например, Анна Михайловна Баклашкина из села Булгакова, в январскую треть 1896 года «выбыла на родину к мужу» ²⁶, о чём она гордо сообщила приставу. Если сравнивать «билетных» и «бланковых» по их положению, то становиться понятно, почему последних называли «свободными». Они имели одно огромное преимущество перед обитательницами публичных домов – добровольность. У каждой «желтобилетной» девицы была хозяйка, содержащая проститутку на полном пансионе и регистрирующая её в полиции. Именно в публичных домах наблюдалась большая эксплуатация физических сил проститутки. Противники подобных заведений высказывались за их уничтожение, аргументируя тем, что всякая одиночка, живущая проституцией, в особенности неизвестная еще врачебно-полицейскому комитету, всегда имела ограниченный круг лиц, постоянно посещающих ее²⁷. Желтый билет, выдаваемой проститутке взамен вида на жительство, являлся последним и главным атрибутом её профессии, фактически перекрывавшим женщине путь к полноценной гражданской жизни. «Бланковые» же напротив имели полную свободу и могли в любой момент прекратить свой промысел.

Автор ряда исследований развития проституции, как в Пензенской губернии, так и по всей России в целом, Н. А. Зоткина выделяет Саранск, отмечая то, что после организации дома терпимости в городе, все стоявшие на учете в полиции проститутки-одиночки были немедленно помещены в него и «бланковая» проституция в городе исчезла²⁸.

Хотя проституция в Саранске и имеет свои отличительные черты, и развитие её хронологически не совпадает с развитием рынка любви в столицах и во многих провинциальных городах, она всё-таки является одним из многочисленных примеров социальной болезни и нестабильности жизни в уездных городах всей Российской империи конца XIX века.  

Примечания

1. Жукова Л.А. Социально-гигиенические аспекты женской проституции в России и СССР (конец XIX — первая четверть XX века) // Вестник дерматологии и венерологии. —1998 — N 1.. — С. 66 – 68.

2. Бойко Ю. Девочки по 30 рублей. Эмиграция в России и борьба с проституцией // Родина. – 2003. – № 3. – С. 58 – 61.

3. Лебина Н.Б., Шкаровский М.В. Проституция в Петербурге (40-е гг. Х!Х – 40-е гг. ХХ в. ). – М., 1994. – С. 40.

4. ЦГА РМ. Ф. 21. Оп. 3. Д. 3. Л. 1.

5. Там же. Л. 1 – 37.

6. ЦГА РМ. Ф. 57. Оп. 4. Д. 291. Л. 30 об.

7. Там же. Д. 332. Л. 331.

8. Там же. Ф. 21. Оп. 3. Д. 3. Л. 1 – 37.

9. Энциклопедический словарь [изд. Брокгауз Ф.А.и Ефрон И.А.] / Ред. К.К.Арсеньев и др. – СПб: Брокгауз-Ефрон, 1900. – Т. 56 (XXVIIIа). – С.401.

10. Жукова Л.А. Социально-гигиенические аспекты женской проституции в России и СССР.

11. ЦГА РМ. Ф. 21. Оп. 3. Д. 3. Л. 2, 4, 6, 8 , 11, 13, 15, 17, 21, 28, 30, 32, 36.

12. Там же. Л. 11.

13 . Там же. Ф. 57. Оп. 4. Д. 281. Л. 34.

14. Там же. Ф. 21. Оп. 3. Д. 3. Л. 13.

15. Там же. Л. 15.

16. Там же. Л. 21.

17. Там же. Ф. 49. Оп.1. Д. 1. Л. 32 об.

18. Там же. Ф.21. оп. 3. Д. 3. Л. 13, 15, 17.

19. Там же. Л. 4 – 36.

20. Там же. Л. 1 – 37.

21. Там же. Л. 6, 19, 30.

22. Там же. Л. 7, 12.

23. Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. Изд. 1885г. – СПб., 1908.

24. Быкова А.Г. Женский вопрос и социальная политика в России (конец ХIХ – начало ХХ вв.) // Исторический ежегодник Омского госуниверситета. – Омск: ОГУ, 1996. – С. 30 – 35.

25. ЦГА РМ. Ф. 21. Оп. 3. Д. 3. Л. 12.

26. Там же. Л. 13.

27. Быкова А.Г. Женский вопрос и социальная политика в России (конец Х!Х – начало ХХ вв.).

28. Зоткина Н. А. Провинциальный рынок любви: очерк о развитии проституции в Пензенской губернии на рубеже ХIХ – ХХ вв. // ХХI Век: итоги прошлого и проблемы настоящего: Вып. 3. – Пенза, 2002. – С. 67. 

• Русское краеведение