Беглова Е.В.

«Академии наук на местах», - так называли краеведов и их кружки в первые годы советской власти. Сегодня, воздвигнув повсюду промышленные предприятия и торговые центры, перенасытив мир модными технологиями, пустив под снос целые кварталы старинных домов, человек начал осознавать, что таким образом наносится ущерб не только экологии среды, но и экологии культуры. Исчезают в забвении родовые корни, стираются в памяти знания об истории и традициях наших предков.

Краеведение – наука о «малой родине» - учит людей не только любить родные места, уважать обычаи своих предков, но и знать их историю, литературу, искусство. Оно оценивает значимость происшедших на той или иной территории событий, связанных с этой местностью людей, ценность архитектурных и археологических памятников, красоту пейзажей…

Краеведение придает местности историзм, открывает в ее прошлом, хотя бы и очень недавнем, что-то совершенно новое, ценное. Так, когда мы узнаем историю того или иного дома, он наполняется для нас духовным содержанием, «оживает».

Главная и исключительно редкая особенность краеведения в том, что у него нет «двух уровней»: для специалистов и для широкой публики. По словам академика Д.С. Лихачева, «это самый массовый вид науки: в сборе материалов могут участвовать и большие ученые, и школьники».^[1]

К нашим дням краеведение накопило свою историю развития в той или иной местности, крае. Без узнавания того, каким был путь краеведческого движения, нельзя иметь четкие ориентиры в культуре и истории региона. Познанию рязанского краеведческого прошлого и посвящена настоящая статья.

В 1920-е годы краеведческое движение развивалось всюду, даже в самых удаленных уголках России, там, где его организация казалась невозможной. Становление нового общества в первые годы советской власти требовало широкого общественного подъема. Инициатива, энтузиазм, стремление к творческому преобразованию действительности стало «визитной карточкой» этого времени. За короткий срок в стране появляется множество добровольных объединений, среди которых особое место занимали краеведческие общества.

Период с 1917-го по 1929 год по праву может быть назван «золотым десятилетием» отечественного краеведения. За довольно короткий срок число краеведческих организаций увеличилось примерно в 8 раз: с 246 до 2270.^[2] У 240 из них были свои периодические и непериодические издания.^[3] Количество «организованных» краеведов составляло около 100 тыс. человек.^[4] Краеведение воспринималось как «одно из характернейших явлений Советской России». Его признавали «массовым историко-культурным движением». Краеведение стало официальной сферой культурно-просветительской политики государства.

В 1927 году академик С.Ф. Ольденбург, секретарь Академии наук, сформулировал лозунгового звучания мысль: «Надо, чтобы каждый гражданин нашего Союза сознавал, что без краеведения мы бессильны». Известный писатель М. Горький, утверждая, что краеведная работа «стала работой государственного, исторического значения», писал: «Краеведение – дело, значение которого не может быть преувеличено».^[5] В стране повсеместно возникали краеведческие общества, музеи, кружки, другие объединения краеведов. Разные по формам и масштабам (от губернских и областных до сельских и школьных), краеведческие организации ставили перед собой единые задачи: всестороннее изучение родного края, сохранение памятников культуры, широкое распространение знаний об Отечестве, памятникоохранительных представлений. Деятельность этих организация, протекавшая зачастую при отсутствии других научных учреждений, была всероссийской. Этот, как и последующий за ним трудный период 30-х годов – определяющие вехи самого явления, которое мы называем «краеведением».

Одним из центров, где краеведческая работа получила большое развитие, был старинный русский город Рязань.

2 января 1920 года в Рязанской губернии по инициативе преподавателей Института народного образования было создано Общество исследователей Рязанского края (ОИРК), положившее начало детальному, всестороннему изучению губернии. Зародившись в недрах института, общество первоначально состояло главным образом из институтских преподавателей и слушателей, «но очень скоро вышло за его стены и стало пополняться всеми лицами, желающими знать жизнь родного края».^[6] Среди них были и школьные работники, и врачи, и агрономы, и кооператоры, крестьяне и другие.

Большое влияние на деятельность местных краеведческих организаций в то время оказывали всероссийские конференции. Так, в соответствие с решениями I конференции (1921), постановившей необходимость изучения в первую очередь вопросов, связанных с народным хозяйством, ОИРК занимался исследованием сырьевых богатств края, описанием волостей. По поручению губернского статистического отдела «Общество» ежегодно осуществляло выборочное обследование более двух тысяч крестьянских хозяйств.

ОИРК активно сотрудничало со всеми учреждениями Рязани, имевшими отношение к краеведению. Известный рязанский краевед, председатель ОИРК в 1924-1927гг., Д.Д. Солодовников отмечал, что «Общество» стремится «привлечь к своей работе и сблизиться и с медицинским обществом, и с союзом охотников, и с Государственным музеем, и с губернским архивом, и с губернским земельным отделом,…оно напоминает о Рязани столичным ученым-рязанцам, стараясь получить необходимые для работы советы и указания».^[7] Большую роль в работе местных краеведов играло сотрудничество с центральными научно-исследовательскими центрами. Рязанское общество исследователей Рязанское края было связано с Академией материальной культуры, Этнографическим отделом Русского музея, Государственным Историческим музеем, Музеем Центрально-промышленной области, Географическим обществом, Обществом любителей естествознания, антропологии, этнографии.

Огромную работу ОИРК провело в области охраны исторических памятников, спасения культурных ценностей и архивов. На проходившем в Москве весной 1925 года 1-м съезде архивных деятелей РСФСР работа рязанцев была отмечена как «выдающаяся»: под руководством видного рязанского историка, археографа, музееведа, активного члена ОИРК С.Д. Яхонтова удалось сохранить около 10 млн. дел.^[8]

Активное участие принимало «Общество» в просветительской работе, организовывало празднование юбилеев А.С. Пушкина, Л.Н. Толстого, М. Горького, ученых – Ч.Дарвина, П.Н. Лебедева, А.А. Шахматова, уроженцев Рязанского края – поэта Я.П. Полонского, художника и гравера И.П. Пожалостина. Нередко заседания «Общества» для удобства населения проводились в воскресные дни, отдельные его мероприятия посещало до 500 человек.^[9] Выступления на промышленных предприятиях и перед крестьянами, организация экскурсий и диспутов, выступления в печати стали неотъемлемой частью деятельности ОИРК. Таким образом, большая просветительская и популяризаторская работа среди населения по распространению краеведческих знаний, привлечению его к краеведческим изысканиям, была важной особенностью рязанцев и стала воплощением в жизнь идеи «целокупного», то есть всестороннего изучения местного края. Позиция рязанских краеведов по данному вопросу позволяет нам сделать вывод как о росте провинциального самопознания, так и об уровне местной культурной среды.^[10]

Одним из важных направлений в работе Общества исследователей Рязанского края стала издательская деятельность. В деле объединения краеведов и пропаганды их идей большое значение играли журналы. В 1920-е годы наряду с центральными историческими начинают выходить и местные краеведческие журналы. В Рязани с 1923 по 1925 год выходил «Вестник рязанских краеведов», где публиковались небольшие исследовательские статьи, сообщения, доклады, прочитанные на заседаниях Общества; имелся библиографический отдел; печатались хроника изучения края, отчеты о деятельности «Общества». На страницах журнала выступали такие видные ученые, как историк и источниковед Н.Г. Бережков, археолог В. А. Городцов, этнограф Б.А. Куфтин, А.А. Мансуров и другие.

Хроника деятельности «Общества» и информационный материал публиковались в ежегодных отчетах ОИРК, которые после прекращения издания «Вестника рязанских краеведов» (с 1926 года) выходили отдельными брошюрами.

В целом, издательство «Общества» шло, главным образом, по трем сериям: «Труды», «Методическая серия» и «Популярные издания».^[11] Первая серия содержала в себе материалы и исследования научного характера. Так, всего было выпущено 49 сборников «Трудов Общества исследователей Рязанского края», 27 из которых посвящены вопросам социальной и экономической истории, этнографии, археологии, библиографии, культурной жизни края. Вторая серия включала в себя организационно-методический и методологический материал, а третья – массовую краеведческую литературу.

Главной формой участия «Общества» в изучении края было планирование и организация исследований отдельных проблем. Результаты исследований заслушивались на общих собраниях ОИРК и его секциях. За период с 1920 по 1930 год было заслушано 460 докладов и сообщений.^[12]

Изучение отчетов о деятельности ОИРК позволяет нам выявить широкий спектр его исследований, в частности, физико-химических, метеорологических, геологических и других. Однако наиболее значительное место занимали этнографическое и археологическое исследование Рязанской губернии.

В 1920-е годы «Общество» совместно с центральными музеями страны начало планомерное этнографическое изучение Рязанского края. В 1927 году в его рамках была создана специальная этнологическая комиссия. Октябрьская революция, разрушив старые устои, способствовала отмиранию и исчезновению прежних форм жизни и быта народностей России. В связи с этим главной задачей этнографических исследований в 1920-е годы стало изучение уходящего прошлого и появляющихся новых элементов в жизни людей.

Этнографические исследования, проведенные в 1920-е годы, характеризовали как удивительные, полные энтузиазма, бескорыстия исследователей, которые «…не получая командировочных, «бродят» пешком по области, экономя каждую копейку на приобретение экспонатов».^[13] Исследователи ОИРК интересовались народными традициями, фольклором, народными промыслами, стремясь сберечь все проявления подлинно народного творчества. К этой работе привлекалось и население губернии. «Общество» выпускало обращения, анкеты для сбора этнографических сведений о жилищах, крестьянской одежде, обычаях.^[14]

В результате этнографических работ, проведенных в годы «золотого десятилетия», в Рязани отложился этнографический фонд, насчитывающий более двух тысяч предметов, зарисовок, фотографий, появился богатый научный архив музея.^[15] Была заложена основа коллекции женской одежды, художественной вышивки и рязанских кружев.

В 1920-е годы на Рязанской земле активно проводились и археологические исследования. В рядах «Общества» активно работали крупнейший советский археолог В.А. Городцов, ученый, краевед, педагог, профессор Н.П. Милонов и многие другие. Одной из важных работ «Общества» было обследование и описание выдающегося памятника эпохи возникновения централизованного государства – Вожской засечной черты. Это наиболее древняя часть шестисотверстных оборонительных сооружений, протянувшихся от Переяславля на Оке до Брянских лесов.

Археологические и этнографические работы, проведенные в 1920-е годы в Рязанской области, дали богатый материал по истории Русской земли, помогли проследить процессы, которые привели к образованию единого Русского государства, развитию национальной культуры.

Общество исследователей Рязанского края в ходе своей работы обращалось и к историческим исследованиям. В частности, собирался материал о декабристах - рязанцах, о рязанцах – народниках, о развитии рабочего и крестьянского движений. Активную исследовательскую работу по истории Рязанского края вели местные краеведы И.И. Проходцов, А.З. Селиванов, М.С. Кармин и другие.

ОИРК было инициатором и составления научной библиографии края. Замечательным организатором этой работы был А.А. Мансуров. Под его руководством «Обществом» были собраны и изучены материалы для составления библиографических хроник известных русских и советских деятелей Рязанского края. Значение этой работы А.А. Мансуров выразил в одной из своих статей: «Надо знать не только то, что когда-то и кем-то сказано о крае, но надо знать и тех, кто сказал и кто, собственно, строил этот край. Что делалось в крае, делалось его людьми. Изучение местной культуры без изучения людей мертво и неполно»^[16].

В план библиографической комиссии ОИРК, занимавшейся этой работой, входило изучение всех известных имен рязанцев до XVIII века, что было необходимо для датировки и характеристики периодов рязанской истории в качестве дополнительных документальных материалов. В 1928 году в картотеке уроженцев и деятелей Рязанского края было уже более 600 имен.^[17]

Нельзя не отметить, что с деятельностью ОИРК связаны и первые шаги советского литературного краеведения. В изданиях «Общества» публиковались библиографические сборники, документы о жизни и творчестве С.А. Есенина, драматурга, прозаика, поэта, публициста П.А. Оленина-Волгаря, Я.П. Полонского, Н.И. Надеждина, Н.Д. Хвощинской.^[18]

Благодаря таланту, стремлению и титаническому труду многих местных подвижников в деле спасения и сохранения культурных ценностей удалось достичь действительно многого. Однако в те годы никто и не подозревал, что уже через несколько лет (на рубеже 1920-1930-х годов) за периодом расцвета наступит период беспощадного разгрома краеведческого движения по всей стране, репрессий многих видных краеведов и прекращения деятельности краеведческих организаций. Вслед за Сигурдом Оттовичем Шмидтом, мы с полным правом можем утверждать: то, что принято называть «1937-м годом» началось для краеведов в 1929-1930-х годах.^[19]

В чем же причина того, что некогда поощряемая деятельность краеведов вдруг стала неугодной и даже «вредной» для советского государства? Попробуем разобраться в этом повороте истории.

В конце 1920-х годов все больше набирает силу складывающаяся командно-административная система в нашей стране. Это время утверждения культа личности Сталина, бюрократизации и унификации всей общественной жизни.^[20] Все, что выходило за рамки данной системы подвергалось «разоблачению» и уничтожению.

1929-1930 годы - начало многих «разоблачительных» кампаний, затронувших отечественную культуру, науку, общественную жизнь. Одним из самых громких процессов стало сфабрикованное агентами ОГПУ «дело Академии наук» («дело академика С.Ф. Платонова», «дело четырех академиков», «дело историков» - по-разному называли его современники). Согласно разработанному чекистами «сценарию», видным историком, специалистом по социальной истории России, академиком Сергеем Федоровичем Платоновым в 1927 году в недрах Академии наук якобы была создана контрреволюционная организация «Всенародный союз борьбы за возрождение свободной России», целью которого являлось свержение Советской власти и установление конституционного монархического строя во главе с бывшим учеником С.Ф. Платонова по Военно-юридической академии, великим князем Андреем Владимировичем.^[21]В ноябре 1929 – январе 1930 годов последовал ряд арестов видных ленинградских ученых-историков, таких как С.Ф. Платонов, Е.В. Тарле, Н.П. Лихачев, С.В. Рождественский, Б.А. Романов и многие другие.

Для большего размаха «дела», придания ему всесоюзного характера через восемь месяцев к ленинградской группе историков были присоединены московские во главе с академиком М. М. Богословским (ко времени возникновения «дела» уже покойным).^[22] В августе-сентябре 1930 года были арестованы профессора Московского университета М.К. Любавский, Ю.В. Готье, Д.Н. Егоров, А.И. Яковлев, В.И. Пичета, С.В. Бахрушин.

Но «дело Академии наук» не ограничилось событиями в Москве и Ленинграде, его отзвуки докатились и до провинции, был нанесен ущерб не только изучению русской истории, но и развитию краеведения. Летом 1930 года агентами ОГПУ был разработан краеведческий сюжет «сценария» «академического дела». Сегодня трудно сказать, кто главный автор этой безумной идеи – вплести в «дело» Всероссийскую организацию краеведов и тем придать ему «художественную завершенность и размах».^[23] Но факт остается фактом.

Замысел был таков: представить Центральное бюро краеведения как информационно-организационный центр «Всенародного союза борьбы», периферийные краеведческие общества – как филиалы «контрреволюционной организации» на местах, а поездки краеведов – как связующие «цепочки».^[24] Сегодня подобные фальсификации нам кажутся абсолютно нелепыми, тогда же это была расчетливая «политика».

Комиссия Наркомата рабоче-крестьянской инспекции, проверяющая ЦБК, нашла, что у краеведов «нет плановости», много «узких уклонов».

В 1930 году упраздняется отдел охраны памятников при Наркомпросе. Краеведение, как и историческая наука в целом, превращается в арену идеологической борьбы, и «старым ученым быстро наклеивают антисоветские ярлыки».^[25]

«Разоблачению» старых краеведов были посвящены сборник «Против вредительства в краеведческой литературе» (Иваново-Вознесенск, 1931), ряд статей, опубликованных в журнале «Советское краеведение», а также книга С.П. Толстого «Введение в советское краеведение» (М.-Л., 1932). Чего только краеведам тогда не ставилось в вину! Так, в аннотации к брошюре «Против вредительства в краеведческой литературе» читаем: «…эти буржуазные контрреволюционные историки-краеведы умышленно отошли от революционных, близких нам тем, ушли из истории классовой борьбы, чтобы на узких темах истории уездов, районов и областей продолжить путь для замаскированных, антипартийных выступлений».^[26] Дополняя своих предшественников, уличавших краеведов в многочисленных «грехах» (а именно: в дворянстве, буржуазности, монархизме, идеализме, поповщине, контрреволюционности, реакционности, национализме, великодержавном шовинизме, мракобесии), С.П. Толстов писал: «Наконец, краеведные организации не брезговали и прямой шпионской работой. Они изучают и опубликовывают подробные описания пограничных с Польшей районов, собирают в анкетах детальные сведения о состоянии и деятельности партийных и советских организаций, отношения к ним масс и т.д. Изучение велось именно там, где оно нужнее всего было интервентам, в районах крупных ж.д. узлов. Брались на учет все бывшие помещичьи имения и т.д., словом, вовсю старались встретить мать Белую Русь с зажженным светильником. Но расчеты апостолов нацдеповского евангелия испортило ОГПУ».^[27]

В 1930 году при Коммунистической Академии было создано Общество краеведов – марксистов (ОКРАМ), куда в основном вошли люди, считавшие своим долгом критиковать все, что было сделано до этого момента в краеведении. Председателем ОКРАМ был избран известный государственный деятель, нарком юстиции Н.В. Крыленко, заместителем – И.Г. Клабуновский, чиновник из Наркомпроса, а секретарем – некто В.Ф. Карпыч. Общество краеведов – марксистов, замкнувшись на обсуждении вопросов борьбы с врагами в краеведении, превратилось в узкую, почти сектантскую организацию, так и не выросшую за 200 членов.^[28]

Вооружившись теорией Сталина об «усилении классовой борьбы», они активно занялись поиском врагов в отечественном краеведении. И.Г. Клабуновский писал: «Долгие годы краеведение в СССР было на откупе у «старых» специалистов-краеведов. Вытесненные историей из русла общественно-политической жизни, эти «специалисты» нашли себе убежище в краеведении. Здесь они «отсиживались» вплоть до 1929 года. … Отсюда – засилье гробокопательства в краеведении, засилье народнических теорий в истории края, в его этнографии. Отсюда же и вредительские гнезда по ряду краеведческих организаций…».^[29]

В 1931 году собирается печально известный X пленум ЦБК, который «заострил свое внимание на необходимости пересмотра и переоценки всей выпущенной до сего времени краеведной литературы».^[30] Все написанное до 1931 года было пересмотрено, «политически вредные издания» изъяты. Но дело на этом не кончилось. Начался поиск причин контрреволюционности. Вот одна из них: «…По мере того, как идеологическое вредительство изгонялось из отдельных теоретических фронтов, оно постепенно перекочевывало в наиболее отсталые отрасли нашей работы. И в этом отношении одним из наиболее отсталых участков, сильно засоренных всякого рода поповскими, архивно-дворянскими и земскими элементами, являлось именно краеведение».^[31] Перемешивалось все: и поповство и земство, и нечто непонятное – «архивно-дворянские» элементы. Невразумительные, но страшные слова появлялись в печати.

Но и этого властям оказалось недостаточно. Нужны были «покаяния» - признания самих краеведов в совершенных ими преступлениях против советского государства. По всей стране прокатилась волна арестов, многие краеведы в Воронеже^[32], Костроме, Тамбове, Рязани, Курске^[33], Орле, Липецке и других городах оказались в тюрьме, были отправлены в концлагеря или ссылки, были случаи и расстрелов. Сегодня нам известно по опубликованным воспоминаниям Н.П. Анциферова, по архивным материалам (тюремным записям и письмам костромского краеведа В.И. Смирнова, воспоминаниям С.Д. Яхонтова, документам следствия по «делам» костромских и воронежских краеведов) чего и каким образом от них добивались. Так, А.Н. Акиньшин, изучавший «дело краеведов» в Воронеже, отмечал, что арестованных на допросе подвергали истязаниям бессонницей, угрозами пыток, расстрела, репрессий против семьи.^[34] Многие, не выдержавшие моральных пыток, подписывали «признания».

Здесь возникает справедливый вопрос: почему именно краеведы, сравнительно небольшая группа местной и столичной интеллигенции, объявлены были «вредителями», стали разом и повсеместно жертвами режима?

Работа сотен и тысяч энтузиастов, разбросанных по всем уголкам огромной страны, не поддавалась контролю тоталитарной системы. Краеведческие общества были выражением демократической самодеятельности, восходящей иногда к традициям дореволюционным, даже земским. Приобщение к знаниям происходило, зачастую минуя официальные каналы и обходясь без унифицированных методик и обязательных «руководящих указаний». Поэтому и приговор для краеведческого движения был вынесен жестокий и однозначный: разгром краеведческих организаций и физическое устранение причастных к нему лиц.

За короткий срок, 1929-1930 годы, историко-культурное краеведение, как «гробокопательско - архивное», было ликвидировано. Развернулась работа по «созданию новых классово преданных кадров краеведов». На четвертой, и последней, Всероссийской краеведческой конференции было принято решение о ликвидации всех местных краеведческих обществ и создании вместо них бюрократических бюро краеведения. Добровольные общественные организации заменялись теперь органами, выполняющими лишь административные функции. Живая работа подменялась цитатничеством, догматизмом, насаждением штампов.

Конференция провозгласила новый лозунг – «Краеведение – на службу социалистическому строительству».^[35] Теперь общественная инициатива заменялась обязательным участием краеведов в поисках полезных ископаемых, сборе сведений о колхозах и заводах. Краеведение становилось производственным. Недаром уже тогда, в 1930 году, многие краеведы заявили, что краеведение как общественное движение ликвидировано.

Повсюду закрывались музеи, упразднялись оставшиеся краеведческие организации, и Рязанская губерния не стала счастливым исключением. С ростом негативных явлений, в частности, политизации и идеологизации общественной жизни в Рязани, развертыванием антицерковной пропаганды, мы наблюдаем и волну репрессий. В эти страшные для краеведения дни пострадали многие видные рязанские общественные деятели, для которых были далеко небезразличны судьба родного края, его история и культурное наследие.

В начале 1929 года в Рязани начались обыски, допросы и первые аресты. Агенты ГПУ изымали рукописи, различные ценности, даже личные дневники и записки, опечатывали библиотеки. Во время допросов задавался типичный круг вопросов: об отношении к советской власти, колхозам, принадлежности к партии, религиозности.

11 декабря 1929 года по доносу был арестован видный рязанский краевед, последний председатель Рязанской ученой архивной комиссии Степан Дмитриевич Яхонтов (1853-1942). Он пробыл в тюрьме 4 месяца. Там ему исполнилось 76 лет. Перу С.Д. Яхонтова принадлежит уникальный исторический памятник – это дневники и воспоминания, отражающие события, свидетелем и непосредственным участником которых он стал. В них Степан Дмитриевич подробно и правдиво описал все то, что пришлось пережить многим краеведам в тяжелые для всей страны годы – конец 1920-х-1930-е: «На мне лежит обязанность и долг, не увлекаясь прикрасами и разнородными чувствами… сказать все, что смогу. …В поучение потомкам и всем добрым людям пусть вскроется правда в неприкрашенном виде, чтобы со временем не было извращено деяние ни в ту, ни в другую сторону».^[36] Записки до настоящего времени не опубликованы полностью.

Со страниц мемуаров С.Д. Яхонтова предстает реальная картина тех лет: волна арестов, нечеловеческие условия тюремной жизни, страх за судьбу своих близких, полное попрание человеческих прав. По словам рязанского исследователя, он ощутил, что наступило время, когда «уже нет личности человека, нет человеческого достоинства. Все низвергнуто! Это было началом издевательства в новом обществе…время, когда личность человека - ничто».^[37]

Из воспоминаний С.Д. Яхонтова вырисовывается угрюмая картина жизни в рязанской тюрьме («Замке» или ДомЗаке, как ее тогда называли): покрытые плесенью стены камеры, по которым стекала вода, невообразимая теснота – по полу между нарами мог прохаживаться только один человек, остальные ждали своей очереди. Это и не удивительно, если учесть, что при вступлении Яхонтова в тюрьму было 500 , а в конце февраля уже 1000 с небольшим человек, тогда как тюрьма была рассчитана на 250 человек. «Это результаты «уклонов», «перегибов»… Камеры не отапливались, несмотря на наличие печей. Спать приходилось на мешках, набитых соломой, очень редко свежей. Сама атмосфера тюрьмы действовала на ее обитателей угнетающе. С.Д. Яхонтов писал: «…Описывать жизнь тюрьмы изо дня в день, из часа в час – невозможно… Жизнь однообразная, убивающая и тело и душу, кошмарная по царящей злобе и злоупотреблениям «свободных».^[38]

Тягость заключения усиливали поведение и отношение к арестованным служащих «учреждения». О них Яхонтов отзывался так: «Несомненно, подбирали особые характеры. Прежде всего, … это грубые, специфически грубые люди. Убеждений никаких. Святого ничего. Заключенный вещь №…(мой №555), с которой ему предоставлено обращаться как ему угодно».^[39]

Яхонтов отмечал, что большинство, которое окружало его, - «были взяты «по подозрению», «догадкам», «доносам», прошедшие через ГПУ: священники, купцы, - бывшие и настоящие, жертвы НЭПа; так называемые кулаки, ремесленники, арендаторы, хозяйственники… Нужно правду говорить: все это народ неприступный, в большинстве не отдававший себе отчета, «в чем же их вина?» Большинство не понимало, что творится».^[40]

В то время, когда Степан Дмитриевич находился в тюрьме, его дело спешно готовили для передачи в суд. Но официальный гласный суд так и не состоялся. По приговору он был отстранен от работы в органах Центроархива на три года. Сам Яхонтов писал: «Неотвязно стоял вопрос: «За что?!» Мне и до сих пор непонятно, какое преступление я совершил, а тогда и вовсе был в недоумении. …Никаких, фактически, обвинений мне предъявлено не было, а в обвинительном акте сплошная путаница».^[41]Вместе с С.Д. Яхонтовым судили рязанского историка И.И. Проходцова, а в стенах краеведческого музея неизвестным был застрелен заведующий художественным отделом А. Фесенко. Была репрессирована известный этнограф Наталия Ивановна Лебедева. Для работников культуры начиналась «новая жизнь».

В 1930 году, как уже упоминалось выше, все местные краеведческие организации распускались и заменялись на бюро краеведения. Если раньше краеведческие общества действовали самостоятельно, то теперь всем вменялась строгая отчетность: к такому-то сроку районные бюро краеведения отчитываются перед окружными, окружные – перед Центральным. Началась порочная практика навязывания формальных соцсоревнований. Например, Рязанское бюро краеведения вызвало на соцсоревнование Касимовское бюро. Был расформирован научно-методический центр в Ленинграде, и центр ЦБК остался лишь в Москве.

Вопрос «чем теперь заниматься краеведам?» был решен однозначно: «Советское краеведение должно являться частью социалистического строительства и на данном отрезке времени составлять часть мероприятий по осуществлению пятилетнего плана», - объявил журнал «Советское краеведение».^[42] Был начат и всесоюзный «поход» краеведов «За сырьем для станков пятилетки».

Естественно, навязывание каких-либо заданий сверху не лучшим образом сказывалось на краеведческом движении. Люди вынуждены были приспосабливаться, и, судя по изданиям того времени, краеведение на 80% уходит в изучение местных флоры, фауны, климата; изучение деревни и городов трансформируется в изучение колхозов, фабрик и заводов. Страницы краеведческих журналов, выходивших в тот период (например, журнал Московского областного бюро краеведения и Московского областного музея «Краевед-массовик») пестрят статьями типа «О посадке картофеля ростками», «Изучайте полезные ископаемые», «Планирование сельского хозяйства и краеведческая исследовательская работа», рубриками «Музей в рабочем районе и на фабрике», «Из опыта работы на предприятиях» и другие.^[43]

В 1930 году Рязанская губерния была ликвидирована, а Рязанский край вошел в состав Московской области тридцатью самостоятельными районами. Этот же год явился последним годом существования Общества исследователей Рязанского края, которое 5 ноября было реорганизовано в Рязанское бюро краеведения.

Согласно постановлению СНК РСФСР от 30 марта 1931 года о мероприятиях по развитию краеведческого дела в стране, главной задачей всех местных бюро краеведения становится изучение производительных сил и природных богатств края, а также изыскание дополнительных местных ресурсов, которые могли бы способствовать делу социалистического строительства в советском государстве.^[44]

Анализ архивных данных позволяет нам выделить основные принципы организации и направления деятельности Рязанского бюро краеведения в период его существования.

Главная работа по изучению прошлого и настоящего Рязанского края проводилась Секциями и Комиссиями Бюро краеведения, а также краеведческими ячейками, организованными на различных предприятиях и в учреждениях.^[45] Всего действующих секций было шесть. Остановимся подробнее на деятельности некоторых из них.

Так, в рамках первой Секции проходили исследования по изучению естественно-производительных сил края. Основное внимание уделялось вопросам об использовании местного ископаемого топлива и систематизации материалов по полезным ископаемым Рязанского района. В данном направлении работали такие исследователи, как П.Э.Штейнхлер, Е.И. Яблоков, Н.И. Кригер. Последним была составлена карта полезных ископаемых Рязанского края и сделано их описание. В 1932-1933 годах Секция участвовала в геологических исследованиях, организованных Базовым Средне-Окским музеем. В 1932 году из Секции по изучению естественно-производительных сил края выделилась самостоятельная Секция по изучению энергетических и сырьевых ресурсов.

Секция по изучению сельского хозяйства производила опытные посевы риса, сои и других новых культур в природной обстановке Рязанского края.^[46] Сбор и учет материалов по изучению производства ведущих предприятий Рязанского района производила Секция по изучению промышленности. Совместно с Райпланом она принимала участие в составлении Экономического описания Рязанского края и участвовала в Комиссии по проработке плана второй пятилетки.

В рамках деятельности Секции культуры и быта продолжали свои исследования по изучению прошлого родной земли некоторые деятели – бывшие члены Общества исследователей Рязанского края. Так, Д.Д. Солодовников занимался изучением социальной топографии Рязани, А.А. Мансуров и Н.В. Говоров проводили археологические исследования. Активно разрабатывались и темы, соответствующие «духу времени». Например, С.М. Титов – Заокский исследовал историю революционного движения в Рязанском крае, В.Н. Остапченко вел сбор, систематизацию и обработку материалов по истории гражданской войны и о классовой борьбе в 1931 и 1932 годах. В декабре 1934 и январе 1935 года рязанские краеведы принимали участие в работе особой бригады Фольклорной Секции Института Антропологии и Этнографии АН СССР по сбору фольклора в Рязанском районе. В результате было собрано более 2000 частушек, песен, сказаний.^[47]

Помимо Секций, активно действовали и Комиссии Рязанского бюро краеведения. Особо широко развернула свою деятельность библиографическая комиссия. Она осуществляла работы по составлению библиографии рязанской печати^[48], библиографии Рязанского края, местных деятелей и уроженцев, а также археографии края. В результате Н.И. Кригером был составлен археографический указатель по геологии, а И.Д. Стерлиговым – по зоологии, изданные в рамках серии «Труды Рязанского бюро краеведения».^[49]

Членами библиографической комиссии было произведено описание Научного Архива Рязанского Базового Средне-Окского Музея. По её инициативе было организовано Научно-Краеведческое Книгохранилище, состоящее из краеведческой литературы Бюро краеведения, Рязанского Музея и Архивного бюро.^[50]

С 1932 года начала свою работу и редакционная комиссия Бюро.

Общее руководство деятельностью Рязанского бюро краеведения осуществлял Президиум Секций и Комиссий, составлявший планы работы и сметы. 8-12 раз в год проводились заседания Бюро, где заслушивались доклады Секций, краеведческих ячеек и отдельных краеведов.

Особо следует отметить издательскую деятельность Рязанского бюро краеведения. Всего за период его существования было издано девять выпусков серии «Труды Рязанского бюро краеведения». В основном, они носят библиографический характер и посвящены достаточно разнообразным отраслям знаний: климатологии, этнографии и археологии, зоологии, геологии и палеонтологии.^[51] Бюро был издан и последний, пятый, выпуск описаний рукописей этнологического архива ОИРК А.А. Мансурова.^[52] В рамках организационно-методической серии в 1931 году вышло «Обращение» к жителям Рязанского района, оповещавшее о создании в Рязани Краеведческого справочного бюро. Его главной целью было предоставление разного рода справок по вопросам местного хозяйства, природы и культуры различным организациям, учреждениям и отдельным лицам.

Положение в краеведческом движении несколько улучшилось после роспуска Общества краеведов-марксистов в 1933 году. На страницах «Советского краеведения» разоблачительные публикации сменились научными статьями, касающимися географических, этнографических, исторических, природоохранных вопросов. Однако краеведческому движению оставалось существовать совсем недолго.

В 1937 году СНК РСФСР принял постановление «О реорганизации краеведческой работы в центре и на местах», поставившее последнюю точку на краеведческом движении. В нем было признано нецелесообразным «дальнейшее существование центрального и местных бюро краеведения» и предписано Наркомпросу их ликвидировать, так как для краеведческой работы «нет никакой необходимости создавать специальные особые организации». Всю краеведческую деятельность предлагалось вести в вузах, школах, музеях, домах культуры. Значительно уменьшалось и количество музеев, оставшихся «на голодном пайке».

1 января 1937 года прекратило свое существование и Рязанское бюро краеведения.

Так было окончательно разгромлено в СССР одно из наиболее массовых движений – краеведческое. В конце 40-х годов Институт краеведения и музейной работы, изучив краеведческие организации страны, сделал безрадостный вывод: «… при данном состоянии краеведения не может быть и речи о краеведческом движении, тем более о массовости советского краеведческого движения».^[53]

Подводя итог, мы можем отметить, что краеведческие организации, в том или ином виде, продолжали существовать в Рязани и в 1930-е годы, однако от прежнего разнообразия, демократизма, творчества, всегда присущих рязанскому краеведению, не осталось и следа. Таким образом, за короткий срок вся деятельность местных краеведов была «загнана» в строго определенные рамки и подчинена единственной задаче, провозглашенной правительством: повсеместное изучение производительных сил с целью успешного социалистического строительства в советском государстве. Окончательный разгром наступил в 1937 году, когда краеведение фактически перестало существовать, а в истории нашей страны началась новая «кровавая» страница.

[1] Лихачев Д.С. Любить родной край // Отечество: Краеведческий альманах. 1990. №1. С. 8.

[2] Очерки истории исторической науки в СССР. М.,1966. Т.4.С.255.

[3] Шмидт С.О. «Золотое десятилетие» советского краеведения // Отечество: Краеведческий альманах. 1990. №1. С.16.

[4] Большаков А.М. Введение в краеведение. Л., 1929. С.130.

[5] Шмидт С.О. «Золотое десятилетие» советского краеведения. // Отечество: Краеведческий альманах, 1990, №1. С.11.

[6] Солодовников Д. Д. Общество исследователей Рязанского края // Наше хозяйство.1923. №11.С. 4.

[7] Солодовников Д. Д. Общество исследователей Рязанского края // Наше хозяйство, 1923, №11. С.5.

[8] Попов И.П. Очерки истории культуры Рязанского края (XV– XX вв.). Рязань, 1994. С.170.

[9]Чекурин Л.В. Первые советские краеведческие организации. Общество исследователей Рязанского края.// В кн.: Чекурин Л.В. Историческое краеведение. Историография и источниковедение. – М., 1991. С.169.

[10] Тян О.С. «Пробуждение» провинции: к вопросу о краеведческих изысканиях 1920-х годов (по материалам Рязанской губернии)// Вторые яхонтовские чтения: Материалы научно-практической конференции. Рязань,

23-25 октября, 2002. –Рязань, 2003. С. 218.

[11] Мансуров А.А. Библиография рязанской печати. Вып. 1. Издания музеев и краеведческих организаций (1917-1930). – Тр. Рязанского бюро краеведения. Вып. 2 (43). – Рязань, 1931. С.2.

[12] Государственный архив Рязанской области (далее ГАРО). Ф.Р. – 903. Оп.1 Д. 96а.

[13] Тян О.С. Этнографические исследования русской провинции в 1920-1930 годах (по материалам Рязанской губернии).//Дискуссионные проблемы Российской истории: Материалы межвузовской научно-практической конференции. – Арзамас, 1998. С. 402.

[14] Например: Анкета по собиранию сведений о знахарстве в Рязанской губернии// Научный архив Рязанского историко-архитектурного музея-заповедника (далее НА РИАМЗ). 611. Этнологический архив ОИРК. Кн. 17. №402.; Анкета по собиранию сведений о народных метах // НА РИАМЗ. 612. Этнологический архив ОИРК. Кн.18. № 439; Анкета по вопросу санитарного просвещения на селе, о работе и быте участкового врача// НА РИАМЗ. 908. Этнологический архив ОИРК. Кн.21. №83.

[15] Мансуров А.А. Описание рукописей этнологического архива Общества исследователей Рязанского края. Рязань, 1928-1933. Вып. 1-5.

[16] //Краеведение, 1928, №1. С.17-26.

[17] Чекурин Л.В. Первые советские краеведческие организации. Общество исследователей Рязанского края.// В кн.: Чекурин Л.В. Историческое краеведение. Историография и источниковедение. – М., 1991. С.180.

[18] Мордовченко Н. К библиографии С.А. Есенина. – Тр. О-ва исследователей Рязанского края, 1927, вып.8; Солодовников Д.Д. Из школьных лет Я.П. Полонского. – Вестник рязанских краеведов, 1924, №4.

[19] Шмидт С.О. «Краеведение – дело, значение которого не может быть преувеличено» // Памятники Отечества. 1989. №1(19). С. 16.

[20] Алаторцева А.И. Историческая наука в 20-30 гг. //История и историки. – М., 1990. С.88.

[21] Брачев В.С. «Дело историков» (1929-1931 гг.). – СПб, 1998. С.86.

[22] Брачев В.С. «Дело» академика С.Ф.Платонова. // Вопросы истории, 1989, №5. С.125.

[23] Перченок Ф.Ф. «Дело Академии наук» и «великий перелом» в советской науке. //В кн.: Трагические судьбы: репрессированные ученые Академии наук СССР: Сб. статей. – М., 1995. С.222.

[24] Там же. С.223.

[25] Акиньшин А.Н. Судьба краеведов (конец 20-х – начало 30-х годов). // Вопросы истории, 1992, №6-7. С. 174.

[26] Против вредительства в краеведческой литературе. – М. - Иваново – Вознесенск, 1931. С.2.

[27] Филимонов С.Б. Краеведческие организации Европейской России и документальные памятники (1917-1929). – М., 1991. С.23.

[28] Борейко В.Е. Краеведческое движение и охрана природы (20-30 годы). //Известия Всесоюзного географического общества. Январь – февраль. Т.123. Вып.3. 1991. С. 229.

[29] Там же. С. 229.

[30] Лексин Ю. Первый перелом [Беседа с С.О. Шмидтом, В.Ф. Козловым, С.Б. Филимоновым]. // Знание – сила, 1988, №11. С. 73.

[31] Там же. С.73.

[32] См.: Акиньшин А.Н. Судьба краеведов (конец 20-х – начало 30-х годов). // Вопросы истории, 1992, №6-7. С. 173-179. Он же. Дело краеведов //Уральский следопыт, 1991, №11. С.14-15. Он же. Подозрительные краеведы (Воронежские библиографы В.Я. Закс и В.В. Литвинов) // Библиография, 1993, №2. С. 83-88. Акиньшин А.Н., Ласунский О. «Дело краеведов» Центрального Черноземья // Отечество: Краеведческий альманах, 1990. Вып. 1. С. 56-66.

[33] См.: Щавелёв С.П. Первооткрыватели курских древностей. Очерки истории археологического изучения южнорусского края. // В кн.: Советское краеведение в провинции: взлет и разгром (1920-е – 1950-е гг.). – Курск, 2002. Вып.3.

[34] Акиньшин А.Н. Судьба краеведов (конец 20-х – начало 30-х годов). // Вопросы истории, 1992, №6-7. С. 176.

[35] Борейко В.Е. Краеведческое движение и охрана природы (20-30 годы). //Известия Всесоюзного географического общества. Январь – февраль. Т.123. Вып.3. 1991. С. 228.

[36] Государственный архив Рязанской области (далее ГАРО). Ф.Р. – 2798. Оп.1. Д. 96. Л.1.

[37] Там же. Д. 96. Л. 29.

[38] Там же. Д. 97. Л.23.

[39] Там же. Д.97. Л. 28.

[40] Там же. Д.97. Л.41.

[41] Там же. Д. 94. Л.6, 9.

[42]Борейко В.Е. Краеведческое движение и охрана природы (20-30 годы). //Известия Всесоюзного географического общества. Январь – февраль. Т.123. Вып.3. 1991. С. 231.

[43] //Краевед-массовик. 1931. №№1-3.

[44] ГАРО. Ф.Р. – 4041. Оп.1. Св.2. Д.2. Л.26.

[45] ГАРО. Ф.Р. – 3611. Оп.7. Св.2. Д. 25. Л.1.

[46] Там же. Д.25. Л.2.

[47] Там же. Д.25. Л.3.

[48] Библиография рязанской печати. Вып.1. Издания музеев и краеведческих организаций (1917-1930). – Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 2 (43). - Рязань, 1931.

[49] Археография Рязанского края. Геология и палеонтология. Вып.I.– Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 6 (47). - Рязань, 1933; Библиография Рязанского края. Зоология. Ч.1. Вып. II. –Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 3 (44). - Рязань, 1932.

[50] ГАРО. Ф.Р. – 3611. Оп.7. Св.2. Д.25. Л. 3.

[51] Библиография Рязанского края. Климатология. Ч.1. Вып.I. – Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 4 (45). Рязань, 1932; Библиография Рязанского края. Этнография и археология. Ч. II. Вып. I. – Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 5 (46). - Рязань, 1932.

[52] А.А. Мансуров. Описание рукописей этнологического архива. Вып.5. №№401-500. – Труды Рязанского бюро краеведения. Вып. 7 (48). - Рязань, 1933.

[53] Борейко В.Е. Краеведческое движение и охрана природы (20-30 годы). //Известия Всесоюзного географического общества. Январь – февраль. Т.123. Вып.3. 1991. С. 231.

• Русское краеведение