Башнин Н.В.

Жития святых – это памятники своего времени с присущими им литературными особенностями. Долг историка требует от нас показать действительно реальные черты выдающихся личностей того времени. Прислушавшись к мнению В. О. Ключевского, мы выбрали житие Дионисия Глушицкого, ибо учёный отмечал, что «Благодаря слиянию различных источников, развитие и значение Покровского Глушицкого монастыря при жизни основателя изображены с такой полнотой в редакции Иринарха, что последняя в смысле исторического источника принадлежит к числу немногих превосходных житий, какие можно найти в древнерусской литературе».[1] Историк отмечал, что ряд известий встречается здесь «в той несвойственной житиям форме, какую имели они в погодной монастырской записи», таким образом «трудно найти другие более ясные указания на монастырские летописи, которые могли служить источником для житий».[2]

Долгое время житие Дионисия Глушицкого не было издано и только в последние годы появились его публикации.[3] Это произведение было создано Иринархом в 1495 г., в Глушицком монастыре,[4] т.е. через 58 лет после кончины преподобного. Следовательно, в нем отразились воспоминания современников и учеников Дионисия, что дает нам возможность почувствовать атмосферу начала XV в., узнать, как относились к святому местные жители. С. А. Семячко расшифровала анаграмму и согласилась с П. М. Строевым,[5] что автором был инок Иринарх, предположив, что он являлся дьяконом.[6]

К написанию жития Иринарха побудили следующие ощущения и обстоятельства. Монах, видимо, чувствовал влекущую жажду творческого поиска. К тому же век его клонился к концу, и он «смерти боахся» благословлен был старцами, а до этого «научен бых от отец моих» Амфилохия, Макария и Михаила, которые были учениками Дионисия. К моменту написания жития Амфилохий и Макарий уже умерли, о Михаиле мы ничего не знаем, а игуменом обители был Иоаким.[7]

Для нас важно то, что Иринарх основывал свое сочинение на целом «комплексе» источников. Во-первых, он беседовал и выслушивал рассказы Амфилохия, Макария и Михаила, которые «многа лета живших с святым» и могли свидетельствовать о его трудах. Во-вторых, ученики Дионисия не только красочно повествовали о богоугодной жизни преподобного, но и сами делали записи. Иринарх получил эти бумаги и нашел им место в своем произведении, указав авторство Макария, это главы: «Поучение архиепископа Ефрема братьи» и «О архимандрите Тарасии Пермьстем».[8] Кроме того, структура жития говорит о том, что мог быть использован монастырский летописец, в частности, намечена своеобразная хронологическая канва, на это и обращал внимание В. О. Ключевский. Иринарх, во время создания жития, задавался вопросами: откуда родом Дионисий? Где сыскать хоть крупицу сведений о его домонашеской жизни? Может, есть хоть какие рукописи и свидетельства? Увы, инок вздыхал и выводил пером на пергамене, что о рождении Дионисия Глушицкого и «възраста детьска не можах обрести, в забыть приидохом» и «родителя сего блаженнаго и отечество нами незнаемо, в долзе времени в забытье приидохом».

В-третьих, Иринарх, вспоминая свое общение с учениками Дионисия Глушицкого, не мог не акцентировать внимание читателя на том, что он и сам был свидетелем чудес от гроба святого, а не только слышал о них – «своима очима видех бывающая чюдеса и удивихся». Все это свидетельствует о любопытстве и творческом поиске Иринарха. Перед нами целая система убеждения в достоверности того, что будет написано далее.

«Преосвященный съборе и христоменитое и богоизбранное съвокупление» (соборные старцы) ясно осознавая значимость создания жития святого, основавшего монастырь, где они живут, как с точки зрения горнего (показать богоподобную жизнь святого), так и с точки зрения дольнего (житие – своеобразный документ, подтверждающий, что был такой человек) и «понудисте мене», как написал Иринарх. Однако, мы видим из предыдущего изложения, что это не было основополагающим мотивом создания данного памятника. Старцы чувствовали, что в душе монаха тлеет творческий уголёк, поэтому и подтолкнули его к этой работе, «понудисте». Таким образом, в работе-послушании Иринарха сочеталась как его личная воля и осознание им своих творческих способностей, так и официальное пожелание соборных старцев увековечить деяния и жизненный путь устроителя Глушицкого монастыря – Дионисия.

Исходя из вышеизложенного, мы видим подтверждение того, что Иринарх, по его собственному признанию, «зело же взыскахове и трудихомся» т.е. ответственно подошел к поставленной перед ним задаче. Он искал письменные источники о жизни Дионисия и, когда оных не обнаруживалось, честно и с горечью указывал на это, потом дополнил письменные свидетельства устными, и, наконец, своими наблюдениями о чудесах от раки святого и вещах, связанных с жизнью преподобного.

Сфокусируем наше внимание на личности Дионисия Глушицкого и, в первую очередь, на его детстве и юных летах. Как мы уже знаем, Иринарх ничего не смог найти об этом периоде жизни будущего святого, но немного удачнее оказался Паисий Ярославов. Этот книжник в «Сказании о Спасо-Каменном монастыре» делает несколько важных замечаний о Дионисии Глушицком.[9] Мы узнаем, что юноша Дмитрий 19 лет от роду (1382 г.) «пришел от града … Вологды» и молил «со слезами и сокрушенным сердцем» Дионисия Святогорца (игумена Спасо-Каменного монастыря) о пострижении. Юношу нарекли Дионисием и следующие 9 лет он подвизается в обители. О причине ухода молодого юноши в монастырь Паисий не написал но, как понятно из его дальнейшей жизни, духовный импульс был одним из первых.

Обратим внимание на то, что возглавлял в это время Спасо-Каменный монастырь грек, пришедший с Афона – Дионисий (Святогорец). Этот старец-грек являлся духовным родоначальником отдельной ветви в Северо-Восточном монашестве.[10] Несомненно, что именно Святогорец оказал влияние на будущего святого в плане личностного совершенствования (умной молитвы) и упражнения в искусствах (иконопись и кузнечное ремесло). Это осталось с Дионисием Глушицким на всю жизнь – «еже николиже празну духовнаго деланиа обестися».

Далее как в «Сказании» Паисия Ярославова, так и в житии святого мы находим схожие факты. В 28 лет (1391 г.) Дионисий просит благословения у Святогорца и уходит «Богу работати» вместе с братом Пахомием. Они вскоре восстанавливают монастырь на Святой Луке близ реки Сухоны.[11] Эти факты говорят о том, что Дионисий повзрослел, духовно укрепился и почувствовал жажду к активным духовным действиям, направленным как на самосовершенствование, так и на проповедь среди крестьянства. Заметим, что в тех глухих местах местное население могло еще придерживаться языческих верований. Однако молодой монах ещё опасался за крепость своего духа и поэтому уходит в леса не один.

Дионисий начинает «подвизатися, постом тело свое изнуряа», духовно поучает приходящих к нему и «взят чинъ священническый, и чисте жрътву принося Богу». Приблизительно через 4 года (ему 32 года; 1396 г.) он получает благословение от ростовского епископа Григория на освящение алтаря построенной церкви.[12]

Пахомий, видя духовные подвиги Дионисия начал его «срамити и удалятися». Преподобный, говорит с ним по душам и рассказывает о пустыне на реке Глушице, говорит, что хочет туда уйти. Вскоре он прощается с Пахомием и другими братьями и «от них и устремися в пустыню». Душевные порывы, приведшие Дмитрия на о. Каменный окрепли, и он осознал свое призвание быть монахом-миссионером.

Некое «место» Дионисий «разчини е по лаврьскому строению», и начал там жить в построенной им келье в трудах и бдениях. Здесь важно то, что он «многыи напасти от бесов претерпе», но выстоял. Все, что было необходимо Дионисий «делаше же своима рукама». К тому времени, как преподобный ушел на Глушицу, он монашествовал уже около 14 лет, побывал в Ростове и среди служителей Церкви, вероятно, был достаточно известен. Поэтому к нему на Глушицу «малу же времени мимошедшу» пришел сначала некий старец, а потом стали приходить по два и по три человека и оставаться жить. Дионисий задумал создать общий монастырь, а для этого надо было сначала обратиться к местной светской власти, ведь в то время в этой округе существовало Кубено-Заозерское и Бохтюжское княжества.[13] Только потом, через 2-3 года он опять отправился за благословением к ростовскому епископу Григорию.

Попытаемся разрешить загадку отношений Дионисия Глушицкого с князьями. Суть в следующем: к князю Дмитрию Заозерскому Дионисий Глушицкий обратился за помощью, прося прислать «древоделей» для очистки места от леса под монастырь, в то время как князь Юрий Бохтюжский, прослышав, что в окрестностях его княжества строится монастырь, призвал Дионисия Глушицкого к себе и сам предложил помощь. Здесь стоит заметить, что Бохтюжские князья вели свой род от Ростовских князей, а Дионисий Глушицкий уже ходил в Ростов за благословением к епископу Григорию и будет потом неоднократно бывать там. Многое говорит в пользу того, что обитель Дионисий основал на пограничных глухих землях между Кубено-Заозерским и Бохтюжским княжествами. Причем основанный в начале Покровский монастырь располагался в верховьях реки Глушицы, что близко или на южной границе Кубено-Заозерского княжества, поэтому просьба о помощи к князю Дмитрию, весьма естественна. Бохтюжское княжество располагалось южнее Заозерского, значительно левее, если смотреть по течению, от реки Кубены, на левом берегу которой была резиденция Заозерских князей – сейчас д. Чирково, в среднем и нижнем течениях рек Бохтюги и Глушицы, на левобережье р. Сухоны, вытекающей из Кубенского озера с центром в с. Архангельском. В свете этих историко-географических наблюдений нам становится более ясно, почему Дионисий потом уходит вниз по течению р. Глушицы и основывает там пустыню в местечке Сосновец во имя Рождества Иоанна Предтечи. Кроме личных духовно-религиозных исканий, здесь усматривается следующее: князь Юрий Бохтюжский выбрал Дионисия Глушицкого себе духовным отцом и часто к нему приходил, сделал поземельные вклады в монастырь и завещал сыновьям так же заботиться о монастыре.[14] Семен Юрьевич впоследствии так и сделал, составив вкладную грамоту по душе отца и матери. Поэтому предположим, что Бохтюжский князь предложил Дионисию основать ещё один монастырь уже ближе к своим владениям, куда ему было ближе ездить для духовной беседы, и это было одной из причин возникновения обители. Эти наблюдения говорят о дипломатических качествах преподобного, который поддерживал связь и с епархиальным центром, и с местной светской властью. Можно предположить, что расстояние в 4 версты между двумя монастырями и является порубежьем Бохтюжского и Кубено-Заозерского княжеств.

Дионисий Глушицкий несколько раз ходил в Ростов, а это по дорогам того времени порядка 300 – 350 километров (сейчас по трассе от Вологды до Ростова 250 км., автомобилисты добираются около 4 – 5 часов), для преодоления этого расстояния ему требовалось, видимо, около 10 «дней пути».[15] Не в одно ли из этих путешествий Дионисий Глушицкий, задержавшись в Романове-Борисоглебске (теперь – г. Тутаев), написал икону Всемилостивого Нерукотворного Спаса? Этот образ почти 3 метра высотой, до сих пор считается чудотворным, ныне находится в Воскресенском соборе.[16] Несомненно, что эти путешествия говорят о существенной черте характера – крепости и вере, вере в Бога, об умении объединять людей, связывать их усилия общей целью. Ведь Покровский и Сосновецкий монастыри были основан в глуши-на-Глушице и требовалось много усилий, прежде всего духовных, чтобы привнести туда частичку святости. С другой стороны, именно в уединении укреплялась Вера и к сильной личности тянулись и следовали за ней. Авторитет Дионисия Глушицкого был очень высок среди братии, а со временем укрепился и среди местного населения.

Окрестные крестьяне, приобщаясь к духовному свету православия, начинают ощущать необходимость церквей в своих селениях и просят преподобного «о съставлении церькве». Как следует из жития, Дионисий сам плотничал и «млатобица бяше» (работал в кузнице – Н. Б.), т.е. принимал активное участие в непосредственном строительстве церквей, как в монастыре, так и в округе. Выслушав просьбы крестьян, он «създа им церковь и украси ю иконами чюдне». Можно говорить, по крайней мере, о 3-х церквях, созданных преподобным. Рядом с церковью во имя Леонтия Ростовского он «устрои тамо инокыням пребывание», этот женский монастырь существовал до начала XVI века; постепенно на этом месте образуется селение, а церковь известна на протяжении всего XVIIв.[17] Об устроительстве церквей Дионисием, крестьяне местных деревень помнили даже в XIX в. и рассказывали об этом местным священникам.[18] Это говорит о бытовании в историческом сознании местных жителей памяти о святом, как важной формы культуры.

Дионисий испытал многие трудности и искушения. Уже в зрелые годы, думаем между 40 и 50-ю годами, Дионисий несколько раз «напасти от бесов претерпе», но как пишет Иринарх дьявол «сам от святаго посрамися». Дело в том, что именно к этому времени Глушицкий монастырь стал на ноги, получил помощь от местных князей и признание от епархиальных властей, а кто-то этим был не доволен. Некоторые историки под житийными «бесами» понимали местных свободных крестьян, которые сопротивлялись будущей возможной зависимости от монастыря.[19] Выскажем некоторые возражения: во-первых, по закону житийного жанра святой должен испытать искушения и страдания; во-вторых, крестьяне, те кто не «бесы», а их, думается, было большинство, наоборот, просили ставить церкви, и обращались они с этой просьбой когда «нача умножатися близ монастыря фимиклевнии (деревни – Н. Б.)». В-третьих, и это положение мы хотели бы развить, в житии Глушицкого святого можно обратить внимание на то, что Дионисий уходит в конкретную пустынь, о которой слышал от какого-то старца, т.е. заранее знает о том, где будет ставить монастырь. Потом, уходя для основания Иоанно-Педтеченской пустыни, он забирается в «блата и дебри непроходнии» и останавливается на месте которое «зело красно» и на котором высится вековая сосна – отсюда Сосновец. Предположим, что это были какие-то языческие святилища. Учитывая это предположение, более понятна фраза жития о том, что «некое воинство, множество полкъ бесовскых, зубы скрежещущее, и нападоша на святаго, и биша, и въздняша помостъ, подложиша его тамо и глаголаху святому: «Изыди от места сего, яко да не зле умреши!»». Через некоторое время это воинство без боя, что подозрительно, бежит и братия освобождает Дионисия из-под помоста. Видимо, это были несколько человек, приверженцев старых языческих верований, они не простили святому устройство монастыря на их капище и решили исподтишка отмстить ему.[20]

Был и ещё один похожий случай, когда «дьявол» «нападоша на святого и биша его», так что «от ран лежати ему». Здесь обратим внимание на то, что это было сделано ночью, т.е. украдкой. Иринарх прямо пишет о причине этого события – «дьявол» опасался, «не теръпя, но бояся», что «наполнится пустыня въздержащих», т.е. монастырь станет таким многолюдным, что до лидера монашествующих будет не добраться. К святому в ту ночь, видимо слыша шум драки, «Божиим же промыслом прииде ученик его Макариа», он оказал ему помощь. В дальнейшем, по словам Иринарха, Бог даровал Дионисию власть над «духы нечистыа» и те не «смеаху приближатися» к нему, думаем, что преподобного больше не оставляли в одиночестве, а так как «бесов» было не много то они не нападали на нескольких монахов сразу. Здесь обращает на себя внимание то, что нападали именно на Дионисия, на того кто был духовным столпом этого монашеского сообщества, т.е. «бесы» признали лидерские качества этого человека и его значение для организации монастыря.

Конечно же, материал для размышления о характерных чертах личности Глушицкого святого дают жизненные ситуации, описанные в его житии. А. П. Кадлубовский в своей книге сконцентрировался на изучении: во-первых, легендарных сюжетов житий, во-вторых, на отражении ими «религиозно-нравственнаго мировоззрения». Разбирая житие Дионисия Глушицкого, ученый преимущественно рассмотрел описания отношений святого с братией, с миром. А. П. Кадлубовский приходит к выводам, что в житии присутствует: «высокое превознесение любви и милосердия, кротости и снисходительности, внушение начал внутреннего подвига, самонаблюдения и внутреннего усовершенствования; сочувствие идее иноческой нестяжательности, хотя принцип ея и не был проведен Дионисием в жизни».[21] Соглашаясь с этими, добавим, что святой был исключительно гармоничным человеком, умевшим находить общий язык с разными категориями населения. Его несколько раз произнесенная фраза: «Послушания Бог хочет, а не жертвы» выражает смысл монашеского подвига в общежительном монастыре.

В начале 1420-х гг. Дионисий (ему было около 58 лет) ходил «благословение приятии» к ростовскому архиепископу Дионисию, своему учителю.[22] Последний не только благословил и побеседовал, но и «дасть ему икону» Богородицы со Христом «на длани», как замечал в конце XV в. Иринарх, она «яже и ныне есть нами видима», кроме образа Святогорец дал и потребную церкви утварь. Этот факт говорит об уважении и теплых отношениях между учеником и учителем.

Григорий Лопотов, бывший архимандритом в Ростовском Спасском монастыре ушел на Глушицу и «моли преподобного дати ему келию» в Сосновецкой пустыни, после «пребываше в послушании святаго». Через некоторое время Григорий уходит «на восточную страну» и на реке Пельшме основывает монастырь. Дионисий приходит к нему в гости, с иконами (надо думать своего письма) и книгами, для Иринарха они были «иже ныне суть видимы», т.е. он бывал в Лопотовом монастыре и кто-то из братии этой обители указал ему на это. Эти факты говорят о близких отношениях и взаимоуважении, взаимопонимании между монахами. Подобное произошло с Тарасием, игуменом пришедшим «от Великыа Перьми» в 1426/7 г. Дионисий его принял и дал келью; в Глушицком монастыре Тарасий в трудах и посте жил до конца своей жизни.

Во время династической войны, возможно, что Кубено-Заозерские монастыри подверглись нападениям. Будущий архиепископ Ефрем[23] в это время ехал «ради дръжавства своего на близ Поморие в град Юстюгъ», остановился он переночевать именно в Глушицком монастыре. Братия и Дионисий получили «милостыню доволну», а наутро Ефрем произнес проповедь (записки о которой и оставил Макарий), а потом беседовал с преподобным. Здесь интересно то, что около 1436 г. Дионисий составляет духовную грамоту, которая, как предположил Г. В. Семенченко, есть вместе с тем и первая опись монастырского имущества, оформленная впоследствии как завещание.[24] Ученый считал, что причиной этой поездки и посещения данного монастыря могли быть моровые и голодные годы, а также разорение Вологодских обителей галицкой ратью кн. В. Ю. Косого в 1435 г.

Грамота была «явлена» ростовскому епископу Ефрему при посещении им обители во время объезда подвластных Ростовской архиерейской кафедре северных монастырей. Заметим, что Ростовская кафедра и подчинявшиеся ей монастыри прочно держали в феодальной войне сторону Василия Тёмного.[25] Среди послухов духовной Дионисия находился старец Григорий Лопот, пострадавший от действий кн. В. Ю. Косого и возможно искавший убежища и понимания у своего духовного учителя.[26] Таким образом, мы получаем ясное представление о социальной среде, к которой принадлежал завещатель, о его важной духовной и политической роли в то неспокойное время.

Для нас вполне естественно, что в престарелые годы люди пишут завещание, но вот что интересно – Дионисий «ископа себе гробъ прежде своего преставлениа за 7 лет» в Сосновецкой пустыни и завещал свое тело положить именно там. Это говорит о высокой силе духа и осознании бренности своего существования святым и, возможно, об успешной попытке замещения языческой символики места на православную. Обстоятельства смерти святого в житии зафиксированы с поразительной точностью: сначала Дионисий «месяца маиа 29, в четверток, в недуг телесны впаде», а «в лето 6945 (1437), в день неделны, в 6 час дне, месяца июня 1 день» преставился.

Несколько буквальных черт к портрету святого дает нам Иринарх: «бысть же видением мал телом и сух излише плотию, главу име немалу, брови окружене, лице долго, влущене скрани (впалые щеки – Н. Б.), тихе име очи, браду име до перси, негуста и скранеи тонка, власы светлыи русы, вполы сед». Мы, читая и анализируя житие, тоже пытались дать некоторые наброски, больше, видимо, к душевно-психологическому портрету Дионисия Глушицкого, однако, позволим себе дополнить зарисовку Иринарха ещё одним штрихом: ладони у святого были загорелые и широкие, пальцы натружены и узловаты, но изящны, на них белело несколько шрамов.

Приведенные наблюдения говорят о том, что Дионисий Глушицкий был незаурядной личностью, целеустремленным, сильным человеком, терпеливым и трудолюбивым, его действия были вымучены-выстраданы и шли от души, кристально чистой. Может быть, в этом кроется, то, что личность этого человека осталась в истории чистой, незамараной, а черты его лица на историческом полотне просты и выражают строгую доброту.

Список использованных источников и литературы

Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV-начала XVI в. Т. 3. М., 1964.

Беркович А. Город волжский, город древний… // Вокруг света. 1999. № 2.

Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV – XVI вв. (по «житиям святых»). М., 1966.

Жизнеописания достопамятных людей земли русской (X – XX вв.). М., 1992.

Жития Дмитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицкого и Григория Пельшемского / Под ред. А.С. Герда. СПб, 2003.

Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М., 1991.

Кадлубовский А. П. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. Варшава, 1902.

Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1989 (первое издание – М., 1871).

Концевич И. М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993.

Кучкин В. А. Бохтюжское княжество – реальность средневековой Руси // Вопросы истории. 1983. №8. С. 164 – 169.

Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X – XIV вв. М., 1984.

Новикова О. Л. Летописные заметки в Кирилло-Белозерской рукописи 60-х гг. XVI в. и сказание о Спасо-Каменном монастыре // Очерки Феодальной России. Вып. 12. М.; СПб., 2008.

Святые подвижники и обители Русского Севера / Изд. подг. Г. М. Прохоров и С. А. Семячко. СПб., 2005.

Семенченко Г. В. Завещания церковных иерархов XV в. как исторический источник // Источниковедение отечественной истории. Сб. ст. 1984. М., 1986. С. 157 – 159.

Специальные исторические дисциплины / Сост. М. М. Кром. СПб., 2003.

Строев П. М. Библиотека Императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1845.

Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877 (переиздание – М., 2007).

Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV – XV вв. М., 1960.

Черкасова М. С. Кубено – Заозерский край в XIV – XVI веках. // Харовск: Краеведческий альманах. Вологда, 2004. С. 46 – 105.

Черкасова М. С. Кубено-Заозерский край на политической карте Руси в XIV – XVI вв. // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. I / Отв. ред. А. Ю. Дворниченко. СПб., 2006. С. 434 – 454.

[1] Ключевский В.О. Древнерусские жития святых как исторический источник. М., 1989 (первое издание – М., 1871). С. 195. Здесь и далее, кроме особо указанных случаев курсив мой – Н. Б.

[2]Там же. С. 415, 416. В XIX и начале XX в., вероятно, ещё была в сохранности летопись Глушицкого монастыря. На это есть указания в описи Глушицкого монастыря 1915 г. Государственный архив Вологодской области (далее – ГАВО). Ф. 523 (Глушицкий монастырь). Оп. 1. Ед. хр. 200. Л. 123.

[3]Житие Дионисия Глушицкого // Жизнеописания достопамятных людей земли русской (X – XX вв.). М., 1992. С. 166 – 177 (научно-популярный перевод, сделанный Г. М. Прохоровым, без указания источника текста); Житие Дионисия Глушицкого // Жития Дмитрия Прилуцкого, Дионисия Глушицкого и Григория Пельшемского / Под ред. А.С. Герда. СПб, 2003. С. 97 – 145; Житие Дионисия Глушицкого. Основная редакция // Святые подвижники и обители Русского Севера / Изд. подг. Г. М. Прохоров и С. А. Семячко. СПб., 2005. С. 104 — 137. В этой книге есть и другие редакции жития Дионисия Глушицкого. Мы будем пользоваться этим изданием.

[4]Семячко С. А. Житие Дионисия Глушицкого // Святые подвижники и обители Русского Севера. С. 87.

[5] Строев П. М. Библиотека Императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1845. С. 144.

[6]Семячко С. А. Житие Дионисия... С. 87 – 90.

[7]Строев П. М. Списки иерархов и настоятелей монастырей Российской Церкви. СПб., 1877 (переиздание – М., 2007). Стл. 748.

[8]Семячко С. А. Житие Дионисия... С. 86 – 87.

[9] Сказание Паисия Ярославова о Спасо-Каменном монастыре // Святые подвижники и обители Русского Севера… С. 33 – 44. См. новейшее исследование: Новикова О. Л. Летописные заметки в Кирилло-Белозерской рукописи 60-х гг. XVIв. и сказание о Спасо-Каменном монастыре // Очерки Феодальной России. Вып. 12. М.; СПб., 2008.

[10]Концевич И. М. Стяжание Духа Святого в путях Древней Руси. М., 1993. С. 102 – 103.

[11]Таким образом, это сообщение жития отсылает нас к первичному, ещё домонгольскому пласту христианизации Кубено-Заозерского края. Более подробно об истории этого края см.: Черкасова М. С. Кубено – Заозерский край в XIV– XVI веках. // Харовск: Краеведческий альманах. Вологда, 2004. С. 46 – 105; Она же. Кубено-Заозерский край на политической карте Руси в XIV – XVI вв. // Труды кафедры истории России с древнейших времен до XX века. Т. I / Отв. ред. А. Ю. Дворниченко. СПб., 2006. С. 434 – 454.

[12]Строев П. М. Списки иерархов… Стл. 331. Григорий был епископом с 29 марта 1396 г. по 3 мая 1416 г.

[13]Кучкин В. А. Бохтюжское княжество – реальность средневековой Руси // Вопросы истории. 1983. №8. С. 164 – 169. См.: Он же. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X – XIV вв. М., 1984.

[14] Акты социально-экономической истории Северо-Восточной Руси конца XIV-начала XVI в. Т. 3. М., 1964. № 259 – 261 (далее – АСЭИ).

[15]«Для «дня пути» условно применяется расстояние 25 (или 35 – 40) км., а для «конного пути» – 50 – 70 км.» (Специальные исторические дисциплины / Сост. М. М. Кром. СПб., 2003. С. 480).

[16] Беркович А. Город волжский, город древний… // Вокруг света. 1999. № 2.

[17]По окладным книгам: ГАВО. Ф. 883 (Н. И. и И. Н. Суворовых). Оп. 1. Ед. хр. 14. Л. 37 об., Л. 37; Ед. хр. 16. Л. 66 об.; Ед. хр. 42. Л. 108 об., Л. 109; Ед. хр. 45. Л. 115, Л. 114 об.; Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки (ОР РНБ). Ф. 550 (Основное собрание рукописной книги). Q. II. № 105 Л. 63; № 105. Л. 103 – 103 об; № 107. Л. 130 – 130 об.

[18] ГАВО. Ф. 883. Ед. хр. № 217 (Историко-статистическое описание церквей Кубено-Заозерья).

[19]Будовниц И. У. Монастыри на Руси и борьба с ними крестьян в XIV – XVI вв. (по «житиям святых»). М., 1966.

[20]Как мы знаем, один из храмов в округе монастыря Дионисий строит во имя св. Леонтия Ростовского, который почитался как борец с язычниками. С одной стороны это указывает на действительную связь с Ростовом, а с другой отображает внутренний душевный настрой Глушицкого святого.

[21]Кадлубовский А. П. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых. Варшава, 1902. С. 199.

[22]Строев П. М. Списки иерархов… Стл. 331. Дионисий Грек был епископом с 12 июля 1418 г. по 18 октября 1425 г.

[23]Там же. Ефрем на ростовском престоле с 13 апреля 1427 г. до 29 марта 1454 г. Архиепископом стал с декабря 1448 г.

[24] АСЭИ. Т. 3. № 252; Семенченко Г. В. Завещания церковных иерархов XV в. как исторический источник // Источниковедение отечественной истории. Сб. ст. 1984. М., 1986. С. 157 – 159.

[25]Черепнин Л. В. Образование Русского централизованного государства в XIV – XV вв. М., 1960. С. 764.

[26]Семенченко Г. В. Указ. соч. С. 159. Прим. 38; А. А. Зимин считает, что в житие Григория Пельшемского отразилась позднейшая промосковская тенденция изображать Дмитрия Шемяку извергом, тогда как речь идет, скорее всего, о походе Василия Косого под Вологду в 1435 г. Более подр. см.: Зимин А. А. Витязь на распутье. Феодальная война в России XV в. М., 1991. С. 156 – 157.

• Русское краеведение