Иванов А.А.

В отечественной истории традиционно важная роль отводится времени правления Екатерины Великой. «Золотой век» российского дворянства считается периодом расцвета культуры, грандиозных побед русского оружия и огромного роста престижа страны. В то же время, именно во второй половине XVIII века Российскую Империю потрясло одно из страшнейших крестьянских восстаний – Пугачевский бунт. Кроме того, все большую популярность в обществе стали завоевывать антимонархические идеи, зрело недовольство действующей властью. Поскольку ни один режим – от самодержавного до анархического – не может не заботиться о самосохранении, актуальным становился вопрос о создании в России органов по борьбе с политическими преступлениями.

В XVIII веке к ним относились «восстания и заговоры против правительства, измена и шпионаж, самозванство, выступления с критикой правительственной политики и действий царя, членов царской семьи или представителей царской администрации, а также деяния, наносящие ущерб престижу царской власти».[1]

В предшествующие годы этой работой поочередно занимались Приказ тайных дел, Преображенский приказ и печально знаменитая Тайная канцелярия, закрытая Петром III в феврале 1762 года. Однако этот шаг отнюдь не положил конец развитию отечественной политической полиции, так как на месте прежнего учреждения было образовано новое – Особая экспедиция при правительствующем Сенате.[2] Следует заметить, что идея включить политический сыск в структуру Сената принадлежала еще Петру I, но по стечению обстоятельств оказалась воплощена лишь через 37 лет после его смерти. Тем не менее, этот шаг не спас Петра III – в июне 1762 года он был свергнут с трона своей женой. Так на престол взошла Екатерина II.

Императрица не испытывала особой любви ни к политической полиции, ни к реформам своего мужа в этой области, но, придя к власти, она быстро осознала пользу и необходимость Особой экспедиции. Этот орган не только не был ликвидирован, но и стал главным центром политического сыска Российской Империи на долгие годы вперед. Сотрудники экспедиции (экспедиторы) вели следствие по громким делам Е. Пугачева, А.Н. Радищева, Н.И. Новикова и княжны Е. Таракановой. Ими также расследовалась попытка подпоручика В.Я. Мировича освободить из-под стражи свергнутого Петра III, заговор камер-юнкера Ф. Хитрово с целью убийства графа Г. Орлова, шпионская деятельность надворного советника Вальва и т.д.[3]

Политических преступлений за 34 года правления Екатерины II было предостаточно. Большинство из них успешно обнаруживались экспедиторами. По свидетельству современников они знали «все, что происходит в столице: не только преступные замыслы или действия, но и даже вольные и неосторожные разговоры». Именно благодаря такой бдительности от экспедиторов не ускользнули зверства помещиц Д.Н. Салтыковой и А. Лопухиной, издевавшихся над собственными крепостными, детальность секты квакеров, шпионаж турецких и французских дипломатов.[4]

На содержание этого ведомства официально выделялось всего 2000 рублей в год[5], но эти деньги тратились лишь на выплату жалования немногочисленным сотрудникам. Реальные суммы содержания экспедиции держались в строжайшем секрете, как и все, что было с ней связано. Екатерина всячески старалась вывести службу политического сыска из поля зрения общественности, поэтому основной резиденцией экспедиции даже стала Петропавловская крепость. Помимо этого, Императрица решила внести несколько изменений в организацию сыскного ведомства.

Первым шагом на этом пути стала смена названия – с октября 1762 года Особая экспедиция была переименована в Тайную. Цели обновленного органа сводились к сбору сведений «о всех преступлениях противу правления», аресту злоумышленников и ведению расследований. Официальным главой Тайной экспедиции вначале был генерал-прокурор Сената А.И. Глебов, а затем сменивший его князь А.А. Вяземский. Однако фактическим руководителем политической полиции был Степан Иванович Шешковский, действовавший под непосредственным контролем Екатерины II.[6]

По словам историка А. Корсакова в сопоставлении этих имен слышался «резкий, поражающий диссонанс». Если Императрицу считали горячей сторонницей Просвещения и гуманизма, то Шешковского называли «палачом» и «великим инквизитором России», а его имя вселяло в современников панический ужас. К примеру, когда А.Н. Радищеву сообщили, что его дело поручено вести именно Степану Ивановичу, автор «Путешествия из Петербурга в Москву» упал в обморок.[7]

Чем же глава Тайной экспедиции вызывал такой страх? С виду Шешковский казался добродушным и скромным человеком низкого роста, и мало кто мог бы найти в его облике что-то пугающее. Несмотря на довольно посредственное образование, Степан Иванович отличался невероятным трудолюбием и работоспособностью. Он не засиживался в столице, часто выезжая для расследования преступлений в другие регионы. Отличался честностью, а в его резюме было сказано: «Писать способен и не пьянствует – при делах быть годен». По словам Императрицы, «особливый дар имеет с простыми людьми, и всегда весьма удачно разбирал и до точности доводил труднейшие разбирательства».[8] Однако вопреки этой характеристике именно Шешковского большинство жителей Санкт-Петербурга и Москвы называли самым опасным человеком из окружения Екатерины.

Главная причина такого отношения состояла в якобы применявшихся им методах дознания. Столица была полна слухов о фактах систематического избиения подозреваемых: «Шешковский ни с кем не церемонился. Для него что крестьянин, что дворянин – все едино. Допрос начинал с того, что лупил палкой обвиняемого по зубам». Справедливости ради, стоит сказать, что эти слухи почти не имели под собой реальных оснований.

Экспедиторы, конечно, имели право применять пытки к государственным преступникам, но их начальник считал подобные меры излишними. По словам Екатерины II «двенадцать лет Тайная экспедиция под моими глазами ни одного человека при допросах не секла».[9] Несмотря на то, что по слухам за время пребывания во главе политического сыска Шешковский лично высек более 2000 человек, достоверных сведений об этом до сих пор не найдено. Ни писатель Радищев, ни журналист Новиков, ни даже бунтовщик Пугачев не подвергались никаким пыткам. Более того, секретные инструкции Императрицы напрямую запрещали физическое воздействие на многих подсудимых. Что же до сплетен и пересудов, то они появлялись по нескольким причинам.

Во-первых, еще свежа была в народной памяти Тайная канцелярия, где пытка являлась главным средством получения сведений – обыватели просто не понимали или отказывались понимать разницу между двумя органами политической полиции.

Во-вторых, для многих была неприемлема фигура Шешковского на столь ответственном посту, что объяснялось его незнатным происхождением. Будучи потомком польских мещан, он достиг небывалых даже для русской аристократии высот – за долгие годы руководства экспедицией Степан Иванович дослужился до чина Тайного советника и стал кавалером ордена Святого Владимира 2-й степени.[10] В кругах российского дворянства таких «выскочек» не очень уважали (достаточно вспомнить печальную судьбу А.Д. Меншикова), а необходимость подчиняться приказам Шешковского и его близость к Императрице воспринимались как оскорбление представителей более древних родов.

В-третьих, свою роль сыграла закрытость и секретность экспедиции. Никто до конца не знал, что именно творится в застенках Петропавловской крепости, поэтому воображение людей рисовало чудовищные сцены истязания подозреваемых. К тому же, мировая практика показывает, что людям от природы свойственно приписывать работникам спецслужб вообще, и политического сыска в частности, разнообразные зверства по отношению к арестантам. При этом распространение таких сплетен всячески поощрялось подчиненными Шешковского и им самим.

Причина этого легко объяснима, если принять во внимание истинные принципы работы Тайной экспедиции, заключавшиеся, прежде всего, в психологическом давлении на подозреваемых. Степан Иванович был одним из немногих дознавателей в Российской Империи, кому не требовалось прибегать к «кнуту и дыбе» на допросах. Нужного результата он добивался, запугивая арестованных и лишь угрожая им жестокими пытками. Этому способствовала и мрачная обстановка Петропавловской крепости, и грубая манера общения Шешковского с преступниками, и, безусловно, дурная репутация политического сыска.[11]

Другой характерной чертой работы экспедиторов было привлечение священнослужителей к ведению следствия. Перед допросом обвиняемому предлагали исповедаться священнику Петропавловской крепости, давая шанс раскаяться в содеянном. Арестанты к этому моменту были запуганы до такой степени, что соглашались подписать любое признание, лишь бы не встречаться «великим инквизитором России».[12] Этот метод дознания был особенно популярен в Тайной экспедиции, поскольку ее глава являлся глубоко религиозным человеком и верил в силу убеждения больше, чем в пытки.

К удивлению многих современных исследователей описанные методы были весьма эффективны. Мало кто из российских дворян, не говоря уже о представителях других сословий, мог выдержать такое психологическое давление. Тем не менее, в работе Тайной экспедиции случались и казусы.

К примеру, весьма показательно дело студента Невзорова. Вот как оно описано в докладной записке на имя Екатерины II: «Студент Невзоров тайному советнику Шешковскому ни о чем ответствовать не хотел, говоря, что де по правилам университета, без присутствия университетского члена или командира Ивана Ивановича Шувалова, ни перед каким судом ответствовать не должен, и хотя ему, Невзорову, неоднократно было говорено, что спрашивается по высочайшему соизволению ея императорского величества, но он на это говорил: я де этому не верю. Наконец, сказано ему, Невзорову, было, что если он ответствовать не будет, то он, яко ослушник власти, по повелению ея императорского величества будет сечен, на что он с азартом говорил: я де в ваших руках, делайте, что хотите, выведите меня на эшафот и отрубите голову».[13] В подобных случаях даже Шешковский был бессилен.

В схожую ситуацию попал известный журналист и писатель Н.И. Новиков, обвиненный в запрещенных сношениях с герцогом Брауншвейгским и прусским министром Вельнером. Лидер мартинистов столь умело отражал все обвинения в свой адрес, что следователям не удалось доказать его измену.[14] Так что Новиков был заключен под стражу в Шлиссельбургскую крепость лишь по личному распоряжению Екатерины II.

Как видно их приведенных фактов Тайная экспедиция при правительствующем Сенате мало соответствовала обыденным представлениям о ней. Точно так же и Степан Шешковский не был «домашним палачом кроткой Екатерины», о котором ходило столько слухов, сплетен и анекдотов.

В то же время, абсурдно утверждать, что глава экспедиции был абсолютно безгрешен – он брал огромные по размерам взятки. Правда следует учитывать, что в екатерининское время взяточничеством страдали почти все члены государственного аппарата, и ничего необычного в таких действиях не было. Приносимая Шешковским польза перекрывала любые прегрешения. Как следствие, к концу жизни он владел имениями в 4 губерниях, сотнями крепостных и получал ежегодную пенсию в 2000 рублей.

Будучи семидесятилетним стариком, Степан Иванович стал отходить от дел, доверив руководство политическим сыском ближайшим помощникам: А.М. Чередину и А.С. Макарову.[15] Тем не менее, они не обладали ни талантами Шешковского в области ведения допросов, ни его работоспособностью. Это отчетливо видно хотя бы из протоколов следственного дела монаха Авеля, обвиненного в антигосударственных проповедях – задав почти дюжину вопросов Макаров так и не смог загнать в угол человека, не имевшего даже среднего образования![16]

Дела Тайной экспедиции стали постепенно приходить в упадок. Смерть Шешковского в мае 1794 года еще больше ослабила сыскное ведомство. Экспедиторы, привыкшие во всем доверять и полагаться на своего начальника, несколько растерялись после его ухода из жизни. А уже спустя два года умерла и основательница спецслужбы Екатерина Великая. Тем не менее, закат одной эпохи в истории российской политической полиции стал началом другой – восшествие на престол Павла I вдохнуло в Тайную экспедицию новую жизнь.

Новый Император старался отстраниться от всех реформ своей матери, однако он понимал всю важность работы созданной ей политической полиции и не собирался бросать столь полезный и нужный орган на произвол судьбы. Чины Тайной экспедиции стали получать от Государя огромные земельные пожалования, объемы их работы колоссально возросли, а денежное содержание увеличилось до 1000 рублей в месяц.[17] По имеющимся данным за неполные 5 лет правления Павла I под следствием экспедиторов успели побывать более 700 человек.

Среди них были не только государственные преступники, но и лица, арестованные за неосторожные высказывания в адрес Императора и иные «дерзновенные разговоры». При этом большая часть задержанных (43%) были представителями дворянского сословия – опоры самодержавия в период правления Екатерины II. Со смертью Императрицы власть в лице Павла I утратила доверие к привилегированному сословию – дворяне, по мнению нового правителя, незаслуженно обладали слишком большими правами, не соответствовавшими величине их обязанностей. Как следствие, арестантами Тайной экспедиции стали представители таких родов, как Разумовские, Куракины и т.д.

Впрочем, другие сословия также не избежали репрессий со стороны Павла I – помимо дворян массовым арестам подвергались мещане (13%), духовные лица (9%), крестьяне и горожане (13%), солдаты (9%), а также иностранные подданные (13%). Иными словами, Император проводил политику, в результате которой под подозрением в государственной измене оказались представители практически всех слоев российского общества. Все это вызывало всеобщее неодобрение – ведь «дотоле подвергались аресту только отъявленные негодяи и преступники закона»[18] – и подрывало авторитет царской власти.

По словам сотрудников Сената, «знатных сановников почти ежедневно отставляли от службы и ссылали на житье в деревни. Государь занялся делами церковными, преследовал раскольников, разбирал основание их секты, многих брали в Тайную экспедицию, брили им бороды, били и отправляли на поселение. Словом, ежедневный ужас. Начальник мой стал инквизитором, все шло через него. Сердце болело, слушая шепоты, и рад бы не знать того, что рассказывают».[19]

Росту недовольства действиями Тайной экспедиции способствовало и кардинальное изменение принципов и методов ее работы. Уже ничто не напоминало о тонкой сыскной деятельности Шешковского и его подчиненных – допросы экспедиторов стали гораздо более жестокими. К примеру, вот отрывок из воспоминаний ротмистра Н. Флячко-Карпинского, проведшего некоторое время под следствием экспедиторов: «есть ли бы в Тайной экспедиции чуть-чуть и малейшее обитало человеколюбие, от чего неоднократно просил я ссылки, где чаял с гораздо мягчайшими чувствами найти человеков, нежели все чиновники оной. Не мечта, но самое опытнейшее в душе моей впечатление, что с тем и заперт я в Тайную экспедицию, из коей живой не выйду ногами, но вынесут уже мертвого меня погребсти, постепенно лишало меня здоровья и сближало ко гробу. А поелику говорить со мною часовым было запрещено и делать нечего, то после молитвы, которую денно и нощно продолжать препятствовали страждущая грудь моя и ноги, не имел я упражнения как только сидеть, лежать, раз или два небольше пройти тюрьму, думать, отчаяватъся и знакомиться со смертию, которая не столь страшна на войне, на свободе, сколь в Тайной экспедиции, в сем проклятом заливе самаго живо-предстоящаго вечнаго суда».[20]

Тем не менее, убийство Павла I в марте 1801 года положило конец политическим репрессиям, проводимым руками экспедиторов – новый Император Александр I не был сторонников борьбы с дворянской аристократией, да и его либеральные взгляды противоречили методам работы политической полиции, поэтому уже 2 апреля 1801 года экспедиция при Сенате была ликвидирована. Попытки создать в России новый орган государственной безопасности, избавленный от необходимости применять пытки и репрессии, в конечном счете, окончились неудачей. По свидетельству современников, «разнородные полиции были крайне деятельны, но агенты их вовсе не понимали, что надо разуметь под словами карбонарии и либералы и не могли понимать разговора людей образованных. Они занимались преимущественно только сплетнями, собирали и тащили всякую дрянь, разорванные и замаранные бумажки, и доносы обрабатывали, как приходило в голову».[21]

Между тем, обострение международной обстановки вокруг России, вызванное усилением влияния наполеоновской Франции в Европе грозило перерасти в военный конфликт, что требовало от отечественных спецслужб более активных действий по борьбе с иностранными шпионами.

Следует заметить, что Бонапарт снискал славу великого полководца и сумел завоевать большую часть европейских стран во многом потому, что всегда уделял первостепенное внимание изучению своих противников. Французский Император имел обыкновение говорить: «Всякий генерал, который, действуя не в пустыне, а в населенном крае, и не будет достаточно осведомлен о противнике – не знаток своего дела».[22] Поэтому, задумав нападение на Россию, Наполеон не спешил с осуществлением этих планов. Сперва будущего врага следовало детально изучить.

Начиная с 1810 года под видом торговцев, путешественников, монахов и ученых на территорию нашей страны стали проникать агенты французской разведки. Шпионы собирали данные не только о русской армии, но и государственном устройстве, промышленности и географических особенностях России. Поддержку французам оказывали разведчики других завоеванных Наполеоном стран: Австрии и Пруссии. Небывалую активность демонстрировали и спецслужбы герцогства Варшавского. К примеру, группа из 3 польских агентов посетила в 1811 году Вологду, Архангельск и другие города Европейского Севера. Их интересовали военные укрепления, переправы через реки и мнение местных крестьян о Наполеоне.[23]

Столь бурная деятельность не могла долго оставаться незамеченной отечественными спецслужбами. В период с 1810 по 1812 годы на территории Российской Империи были задержаны 39 иностранных шпионов. Однако по мере приближения даты вторжения активность агентов шла по нарастающей. Вычислять многочисленных разведчиков становилось все труднее. В сложившейся ситуации Военный министр М.Б. Барклай-де-Толли принял решение создать в России специализированный орган военной разведки и контрразведки.

Новое учреждение получило название Высшей военной полиции, а его сотрудники набирались из опытных полицейских, боевых офицеров, работников таможни и других силовых структур. Все они обязаны были принести особую присягу. Вот ее текст: «Я обещаюсь и клянусь пред Всемогущим Богом и Святым Его Евангелием, что все поручения и повеления, которые я получу от своего начальства, буду исполнять верно и честно по лучшему разумению моему и совести, что за всеми явными и тайными врагами государства, кои учинятся виновными в речах или поступках, или окажутся подозрительными, буду тщательно наблюдать, объявлять об оных и доносить, как и где бы я не нашел их; равномерно не буду внимать внушениям личной ненависти, не буду никого обвинять или клеветать по вражде, или по другому какому-либо противозаконному поводу, и все что на меня возложится, или что я узнаю, буду хранить в тайне и не открою и не обнаружу ничего ни перед кем, уже бы это был ближайший мой родственник, благодетель или друг. Все сие выполнить обязуюсь и клянусь столь истинно, как желал я. Да поможет мне Господь Бог, в сей равно и будущей жизни. Если же окажусь преступником против сей клятвы да подвергнусь без суда и добровольно строжайшему наказанию, яко клятвопреступник. Во уверение чего и подписуюсь».[24] Как говорится, комментарии излишни.

Строительство нового учреждения развернулось в марте 1812 года после утверждения Военным министром нескольких актов: «Образования Высшей воинской полиции», «Инструкции начальнику Главного штаба по управлению Высшей воинской полиции» и «Инструкции директору Высшей воинской полиции».[25] Главой этого ведомства в апреле того же года был назначен Я.И. де Санглен, занимавший до этого ответственные посты в Министерстве полиции. Он же возглавил и отделение военной контрразведки в 1-й Западной армии. Лучшую характеристику этому незаурядному человеку дал известный историк М. П. Погодин, по словам которого де Санглен был человеком честным, благородным и бескорыстным, но, несмотря на эти качества, внушал окружающим страх.[26]

Отделы Высшей полиции во 2-й и 3-й армиях заняли соответственно подполковник М.Л. де Лезер и статский советник И.С. Бароцци, хотя оба они не успели до начала военных действий даже сформировать аппарат своих контрразведок. В сущности, вся тяжесть борьбы с французским шпионажем легла на подчиненных Я.И. де Санглена. Своеобразное боевое крещение они получили уже в начале мая 1812 года во время трехдневного визита адъютанта Наполеона графа Л.М.Ж. Нарбонна в ставку Александра I под Вильно. Официальной целью посещения была передача русскому Императору письма от Бонапарта, но в это мало кто верил. Александр лично дал начальнику воинской полиции задание выяснить истинные причины визита французского дипломата. Де Санглен подошел к этому распоряжению со всей возможной изобретательностью – с момента появления Нарбонна в ставке тот был просто окружен контрразведчиками. Предоставленные посланнику камердинер, кучера и лакеи поголовно были сотрудниками полиции. По словам дореволюционного исследователя К. Военского «учрежденное за Нарбонном и его свитой наблюдение действовало неусыпно, и усердные агенты директора военной полиции час за часом следили за времяпровождением именитых французских путешественников, отмечая даже такие подробности, как меню завтрака».[27] Благодаря этим мерам, было установлено, что дипломат прибыл с целью выяснить численность, состав и боевой дух русской армии, однако из-за деятельности контрразведчиков эта миссия провалилась.

Успехи, достигнутые работниками Высшей военной полиции на невидимом фронте, были в первую очередь связаны с качественной работой агентуры. При ее вербовке особое внимание уделялось оплате услуг агентов. Рекомендации Барклая-де-Толли на этот счет были следующими: «В жаловании и плате лазутчикам, должно быть принято правилом, не давать им ни слишком мало, ни слишком много; ибо в первом случае могут они сделаться двусторонними или неприятельскими шпионами; а во втором, обогатясь слишком скоро, отстать неожиданно в самое нужное время». Вдобавок, «за важные сведения должно платить щедро». Именно благодаря такому рационализму к началу Отечественной войны российская контрразведка оказалась готова к выполнению своих обязанностей.

В июне 1812 года «Великая армия» Наполеона начала переправу через Неман, вступив на русскую территорию. Так началась Отечественная война, ставшая одним из самых заметных событий в российской истории. Русские армии под командованием М.Б. Барклая-де-Толли, П.И. Багратиона и А.П. Тормасова первоначально были вынуждены отступить к Смоленску. Отход длился более месяца и контрразведчики не стали терять это время даром.

На отставленных русской армией территориях ими создавались агентурные группы, занимавшиеся добыванием военных сведений, помощью партизанам и следивших за проникновением в Россию иностранных разведчиков (то есть, так называемой внешней контрразведкой). Примечательно, что основную массу подобных агентов составляли торговцы и ремесленники из местных евреев, которые почти не вызывали подозрений у иностранных солдат. Их деятельностью были охвачены районы Могилева, Полоцка, Белостока и Риги, так что армия Бонапарта и ее тылы постоянно находились под наблюдением работников Высшей полиции.

При этом начало войны сказалось на изменении целей и задач контрразведки, которые перестали сводиться к одной только поимке шпионов. Отныне подчиненные де Санглена должны были захватывать «языков», допрашивать пленных и перехватывать французскую корреспонденцию. Последнее в новых условиях оказалось особенно важно. По словам Александра I, «нам очень помогало то, что мы всегда знали о намерениях… императора (Наполеона – Авт.) из его собственных депеш».[28] Важную информацию контрразведчики получали также от французских пленных офицеров. Эти сведения высоко ценились новым Главнокомандующим М.И. Кутузовым, так как данные о потерях и планах армии Бонапарта позволяли ему лучше определять тактику и стратегию ведения войны. В то же время, информация, доставляемая французскими шпионами, была очень неточной и приблизительной. К примеру, из-за неверных данных разведки Наполеон переоценил численность русской армии перед Бородинским сражением почти на 30 тысяч человек.[29]

Это, безусловно, было заслугой работников Высшей полиции, хотя нельзя сбрасывать со счетов и еще один фактор. В 1812 году французской разведке оказалось невероятно сложно вербовать агентов из русских подданных. Даже если те первоначально и соглашались на сотрудничество с иностранными спецслужбами, то, попав на русскую территорию, часто сразу же шли с повинной в контрразведку. Так, например, поступили купец П. Жданов и отставной ротмистр Д. Саван.[30]

Отчасти такое поведение русских подданных объяснялось не только верностью своей стране и присяге. Несмотря на то, что российское законодательство было довольно либеральным по отношению к шпионам, пойманных в 1812 году наполеоновских разведчиков в большинстве своем расстреливали. В Смоленске так случилось с поляком Ружанским, в Риге расстреляли прусского шпиона К. Цебе, а на Дону – графа А. Платтера. Последний был руководителем небольшой шпионской группы, но остальным ее участникам – майору Пикорнелю и топографу Крестовскому ужалось скрыться, избежав участи своего начальника. Помимо перечисленных агентов контрразведчиками в одном только Мозыре, где базировался корпус генерал-лейтенанта Ф.Ф. Эртеля, было поймало сразу 5 человек, принадлежность которых к вражеским спецслужбам не вызывала сомнений. После суда все они также были расстреляны. В свете этих фактов становится понятно, почему де Санглен вызывал страх у окружавших его людей.

Нельзя не признать, что подобная репутация была на руку работникам Высшей военной полиции, ведь помимо борьбы со шпионажем на них возлагалось и выявление должностных преступлений в армии. Особое внимание уделялось поставщикам и интендантам, так как от снабжения войск всем необходимым во многом зависел исход войны. Как следствие, в сентябре 1812 года Я.И. де Санглен, слабо разбиравшийся в хозяйственных вопросах, был снят с должности директора Высшей воинской полиции и заменен своим бывшим помощником П.Ф. Розеном.

В это время русская армия после оставления Москвы стала лагерем в Тарутино – войскам был нужен отдых и восполнение потерь.[31] Большая работа была проделана и для пополнения запасов оружия, продовольствия, боеприпасов, обмундирования и фуража. Контроль за сохранностью этих материалов и стал новой задачей Высшей полиции. С этой службой контрразведчики справились вполне успешно – за все время войны не разразилось ни одного крупного коррупционного скандала, связанного с расхищением материальной части русских войск, хотя обстановка в армии после Бородинской битвы вполне благоприятствовала таким преступлениям.

С началом отступления остатков «Великой армии» по Старой Смоленской дороге роль контрразведки начала ослабевать. Французские спецслужбы были не столь активны, как в начале кампании, а значит, борьба с ними переставала быть первостепенным делом. Тем не менее, заслуги сотрудников Высшей воинской полиции были огромны. Благодаря их деятельности была парализована работа одной из самых опытных разведывательных служб Европы. При этом противниками русских контрразведчиками были не только французские, но и немецкие, австрийские, итальянские и польские шпионы. Высокая эффективность нового для России ведомства была по достоинству оценена Александром I и М.И. Кутузовым, открыв очередную веху в истории отечественных спецслужб.

Литература

1. Агентура в разведке и контрразведке. / Сост. В.М. Землянов. – Минск, 2007.

2. Анисимов Е.В. Екатерина II и политический сыск. // Альманах «Философский век». Вып. 11. Екатерина II и ее время: Современный взгляд. – СПб., 1999.

3. Анисимов Е.В. Русская пытка. Политический сыск в России XVIII века. – СПб., 2004.

4. Безотосный В.М. Наполеоновские разведывательные службы в военной кампании 1812 года. // Новая и новейшая история. 2004. №4.

5. Военский К. Приезд генерал-адъютанта Наполеона I в Вильну в мае 1812 г. (Неизданные документы). // Русская старина. 1907. Т. 131.

6. Воронцов С.А. Спецслужбы России: Учебник. – Ростов-на-Дону, 2006.

7. Гернет М.Н. История царской тюрьмы. Т. 1. – М., 1960.

8. Голикова Н.Б. Органы политического сыска и их развитие в XVII – XVIII вв. // Абсолютизм в России (XVII – XVIII вв.): Сборник статей. – М., 1964.

9. Греч Н.И. Записки о моей жизни. – М. – Л., 1930.

10. Жандармы России: политический розыск в России XV – XX веках: Сборник. / Сост. В.С. Измозик. – СПб., 2002.

11. Записки Якова Ивановича де Санглена. 1776 – 1831 гг. // Русская старина. 1882. Т. 36. №12.

12. Золотарев В. А., Саксонов О. В., Тюшкевич С. А. Военная история России. – М., 2001.

13. История спецслужб России. / Сост. С. Шумов, А. Андреев. – М., 2004.

14. Клембовский В.Н. Военное шпионство. // Антология истории спецслужб. Россия. 1905 – 1924. / Вступит. статья А.А. Здановича. – М., 2007.

15. Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Щитимеч: Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации: Энциклопедический справочник. – М., 2002.

16. Корсаков А. Степан Иванович Шешковский (1727 – 1794): Биографический очерк. // Исторический вестник. 1885. № 12.

17. Кошель А.П. История сыска в России. В 2-х т. Т. 1. – Минск, 1996.

18. Лурье Ф. Политический сыск в России, 1649 – 1917 гг. – М., 2006.

19. Новиков Н.И. Избранные произведения. – М. – Л., 1951.

20. Протоколы допроса Авеля канцелярией Тайной Экспедиции. // Русский архив. 1878 Т. 2. Вып. 23.

21. Радищев П.А. Заметки. // Русская старина. 1870. Т. 2. Изд. 3-е. – СПб., 1875.

22. Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII – XX вв. Вып. II – III. – М., 1992.

23. Рууд Ч.А., Степанов С.А. Фонтанка, 16: Политический сыск при царях. – М., 1993.

24. Самойлов В. Возникновение Тайной экспедиции при Сенате. // Вопросы истории. 1948. № 6.

25. Сивков К.В. Тайная экспедиция, ее деятельность и документы. // Ученые записки Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина. Т. 35. Вып. 2. – М., 1946.

26. Симбирцев И. Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718 – 1825. – М., 2006.

27. Соболева Т.А. История шифровального дела в России. – М., 2002.

28. Телицын В.Л. Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй. – М., 2005.

29. Тихомиров С.А. Европейский Север накануне наполеоновского нашествия: эпизод из истории французской разведки. // Русская культура на рубеже веков: Русское поселение как социокультурный феномен: Сборник статей. – Вологда, 2002.

30. Флячко-Карпинский Н. Автобиографическое всеподданнейшее прошение ротмистра Николая Флячко-Карпинского. // Русский архив. 1878. Т. 1. Вып. 1.

31. Центральный государственный архив древних актов СССР: Путеводитель. В 4-х т. Т. 1. – М., 1991.

32. Энциклопедия секретных служб России. / Сост. А.И. Колпакиди. – М., 2004.

[1]История спецслужб России. / Сост. С. Шумов, А. Андреев. – М., 2004. С. 198.

[2] Самойлов В. Возникновение Тайной экспедиции при Сенате. // Вопросы истории. 1948. № 6. С. 80.

[3]Голикова Н.Б. Органы политического сыска и их развитие в XVII– XVIII вв. // Абсолютизм в России (XVII – XVIII вв.): Сборник статей. – М., 1964. С. 274.

[4] Центральный государственный архив древних актов СССР: Путеводитель. В 4-х т. Т. 1. – М., 1991. С. 330 – 333.

[5] Анисимов Е.В. Екатерина II и политический сыск. // Альманах «Философский век». Вып. 11. Екатерина II и ее время: Современный взгляд. – СПб., 1999. С. 19.

[6]Энциклопедия секретных служб России. / Сост. А.И. Колпакиди. – М., 2004. С. 24 – 25.

[7]Лурье Ф. Политический сыск в России, 1649 – 1917 гг. – М., 2006. С. 35.

[8] Корсаков А. Степан Иванович Шешковский (1727 – 1794): Биографический очерк. // Исторический вестник. 1885. № 12. С. 672.

[9] Сивков К.В. Тайная экспедиция, ее деятельность и документы. // Ученые записки Московского государственного педагогического института им. В.И. Ленина. Т. 35. Вып. 2. – М., 1946. С. 106.

[10] Радищев П.А. Заметки. // Русская старина. 1870. Т. 2. Изд. 3-е. – СПб., 1875. С. 511 – 512.

[11]Телицын В.Л. Российские спецслужбы. От Рюрика до Екатерины Второй. – М., 2005. С. 373.

[12]Симбирцев И. Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718 – 1825. – М., 2006.С. 230.

[13]История спецслужб России. / Сост. С. Шумов, А. Андреев. – М., 2004. С. 334.

[14]Новиков Н.И. Избранные произведения. – М. – Л., 1951. С. 595 – 599.

[15]Рууд Ч.А., Степанов С.А. Фонтанка, 16: Политический сыск при царях. – М., 1993. С. 37 – 38.

[16] Протоколы допроса Авеля канцелярией Тайной Экспедиции. // Русский архив. 1878 Т. 2. Вып. 23. С. 353 – 365.

[17]Жандармы России: политический розыск в России XV – XX веках: Сборник. / Сост. В.С. Измозик. – СПб., 2002. С. 207.

[18]Греч Н.И. Записки о моей жизни. – М. – Л., 1930. С. 137.

[19] Колпакиди А.И., Серяков М.Л. Щитимеч: Руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской империи, Советского Союза и Российской Федерации: Энциклопедический справочник. – М., 2002. С. 32.

[20]Флячко-Карпинский Н. Автобиографическое всеподданнейшее прошение ротмистра Николая Флячко-Карпинского. // Русский архив. 1878. Т. 1. Вып. 1. С. 94.

[21]Кошель А.П. История сыска в России. В 2-х т. Т. 1. – Минск, 1996. С. 165.

[22] Безотосный В.М. Наполеоновские разведывательные службы в военной кампании 1812 года. // Новая и новейшая история. 2004. №4. С. 190.

[23]См.: Тихомиров С.А. Европейский Север накануне наполеоновского нашествия: эпизод из истории французской разведки. // Русская культура на рубеже веков: Русское поселение как социокультурный феномен: Сборник статей. – Вологда, 2002.

[24]Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII– XX вв. Вып. II – III. – М., 1992. С. 54 – 55.

[25] Агентура в разведке и контрразведке. / Сост. В.М. Землянов. – Минск, 2007. С. 64.

[26] Записки Якова Ивановича де Санглена. 1776 – 1831 гг. // Русская старина. 1882. Т. 36. №12. С. 498.

[27] Военский К. Приезд генерал-адъютанта Наполеона Iв Вильну в мае 1812 г. (Неизданные документы). // Русская старина. 1907. Т. 131. С. 219 – 220.

[28]Соболева Т.А. История шифровального дела в России. – М., 2002. С. 190.

[29]Клембовский В.Н. Военное шпионство. // Антология истории спецслужб. Россия. 1905 – 1924. / Вступит. статья А.А. Здановича. – М., 2007. С. 37.

[30]Российский архив. История Отечества в свидетельствах и документах XVIII– XX вв. Вып. II – III. – М., 1992. С. 66.

[31]Золотарев В. А., Саксонов О. В., Тюшкевич С. А. Военная история России. – М., 2001. С. 316.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом