Демирова Н.И.

Читая классиков, мы нередко попадаем в особый и несколько сказочный мир, в мир бала. Казалось бы, чего тут сложного: мужчины и женщины в прекрасных нарядах танцуют разные танцы, неважно какие – ведь они давно уже вышли из моды. Все просто, ясно и понятно: так отдыхали раньше. Но стоит присмотреться внимательнее, как сразу же сталкиваешься с множеством невидимых при первом приближении течений, правил, законов, традиций, своих маленьких хитростей и особенностей. Не зная их и не поняв, мы не сможем в полной мере воссоздать образ ушедшей эпохи. В результате нам будет сложнее понять людей и культуру ушедшего времени.

19 февраля 1699г в Лефортовском дворце состоялась прощальная аудиенция брандебургского посла, она завершилась пиром с участием женщин. Это был первый случай, когда женщины были допущены «в свет». Официально балы были введены Петром Великим в 1717г., после полуторалетнего пребывания за границей. Указ 1719г установил правила поведения на них, в то время подобные собрания назывались ассамблеи. Первоначально они организовывались исключительно императором, затем эстафету приняли и вельможи. В эпоху женских правлений в светской жизни появился ореол роскоши – русский двор по своему блеску превосходил многие европейские дворы. С 1828 года стали проводиться так называемые «балы с мужиками», куда помимо дворян допускались богатые мещане. В 1830 году был проведен первый публичный бал, в дальнейшем они проводились, например, в доме В.В. Энгельгардта. Это были костюмированные действа, попасть на них мог любой обладатель маскарадного костюма, предварительно купивший билет.[1]

Во второй половине века предпочтение начинает отдаваться небольшим «танцевальным вечерам». Последний придворный бал состоялся в Санкт Петербурге в 1903 году. После него они еще продолжали устраиваться в частном порядке, но не долго, так как дальнейший ход русской истории перестал располагать к подобным увеселениям.

***

Действо, длящееся всего несколько часов, требовало от хозяина долгой и тщательной подготовки, а также немалых материальных затрат. О.Ю. Захарова, сравнивая его с «танцевальным вечером», отмечает, что, первый не мог проводиться в частной квартире. Для него требовалось большое пространство – просторная зала, а также ряд вспомогательных помещений: гостиные, комнаты для курения, буфет и прочее. Также, в отличие от простого вечера, обязательным условием был большой оркестр.[2] Возможность организовать такое масштабное действо, как нам кажется, является очень важным социальным маркером: далеко не каждый дворянин обладал достаточными возможностями для организации праздника подобного масштаба – это было под силу только самым обеспеченным, а, следовательно, и влиятельным вельможам. Желание примкнуть к этому блистательному и весьма узкому кругу, а, примкнув к нему, превзойти всех роскошью своих празднеств подчас толкало дворян на весьма интересные и изобретательные шаги.

Так в воспоминаниях о своем путешествии в Россию Кюстин* описывает оригинальное решение принцессы Ольденбургской: «Не имея возможности соперничать роскошью с придворными балами, она решила организовать импровизированный бал на открытом воздухе на своей загородной вилле… До одиннадцати часов вечера танцовали на открытом воздухе, …все перешли в маленький дворец, служащий обычно летней резиденцией принцессы Ольденбургской. В центре виллы находилась сверкающая золотом и огнями ротонда. В этой зале продолжался бал, между тем как не танцующие рассеялись по остальным залам дворца. Здесь, в саду, полном цветов, растущих в горшках, искусно скрытых английским газоном, был устроен большой зал – салонный паркет на газоне, окруженный изящной балюстрадой, сплошь покрытой роскошными цветами. Этот оригинальный зал, крышей которому служил небесный свод, походил на палубу корабля, разукрашенного по случаю праздника всевозможными флагами»[3].

В приведенном выше отрывке из воспоминаний Кюстина декорацией к празднику служит сама природа, но важно отметить, что ради него она была тонко и умело преобразована руками человека. Ничто не происходит мгновенно, и уже задолго до самого события шла напряженная работа: садовники в оранжереях растили цветы, подбирались узоры, в соответствии с которыми эти цветы потом украсят сад, а чего стоит паркет, выложенный прямо на газоне, который должен быть гладок как зеркало. Тщательно продумывалось и освещение, которое должно заключить все это в рамки единой, гармоничной картины.

Кюстин нередко отмечал, что бал в России во многом походил на театрализованное представление: огромное внимание уделялось его скрытому сценарию, который ни при каких обстоятельствах не мог быть нарушен, а так же декорациям, на фоне которых происходит само действо.

Изысканным украшением была иллюминация. Современному человеку, пожалуй, трудно представить себе то впечатление, которое она должна была производить на гостей. Иллюминация в XIX веке это не нынешние потешные огоньки фейерверков и салютов, а целые картины, красками которым служит свет, а холстом – ночное небо. Имперские орлы, повергающие шведских львов, вензеля членов императорской фамилии, звезды, корабли, фантастические цветы – и это были не бессмысленные рисунки, а текст, обладающий широким диапазоном значений: от поздравительной открытки, до злободневной политической аллегории.

Хозяева, стремясь создать соответствующую обстановку для своего праздника, часто не ограничивались всего лишь описанным декорированием. Специально для бала могли возводиться и полноценные здания. В воспоминаниях баронессы де Сталь* о ее пребывании в Москве накануне сдачи города французам находим такой эпизод: «Некоторые дворы в Москве, для ускорения постройки воздвигнуты из дерева: народ от природы непостоянен во всем, кроме веры и любви к родине, склонен и любит перестраивать свое жилище. Многие из этих прекрасных зданий воздвигались для какого-нибудь празднества, предназначались для блеска лишь одного дня; при сооружении их затрачивались огромные богатства, и они сохранились до рокового дня всеобщего разрушения. Многие дома выкрашены разноцветными красками…и резьба на них тщательна, как украшение десерта»[4]. Конечно, вряд ли мы можем утверждать, что это были здания-однодневки в полном смысле этого слова: тот факт, что они сохранялись на протяжении достаточно продолжительного времени, позволяет предположить, что их использовали неоднократно. Возможно, что хозяева не жили в них, а использовали только для проведения празднеств. К тому же, как нам кажется, после пожара 1812 года подобные постройки вряд ли могли возникать, так как при новой застройке предпочтение отдавалось каменным зданиям, так что, скорее всего, со временем подобное явление должно было сойти на нет.

Но не только место проведения вечера требует тщательной подготовки, хозяину так же необходимо наполнить его гостями, поэтому пока садовники составляют букеты, оркестр репетирует, а строители и прочие декораторы наводят последний лоск на просторные залы, уже порядком утомленный хозяин занимается приглашениями.

Несмотря на масштабность события, в список гостей могла быть включена далеко не любая фамилия. Так на придворные торжества допускалась только аристократическая верхушка общества, придворные и высшие офицерские чины. «Послы всего мира…, вся русская знать и сановные иностранцы собрались здесь»[5]. Конечно это не относится к, так называемым, «балам с мужиками». Впервые подобный праздник состоялся 1 января 1828 года в Зимнем дворце, больше половины гостей составляли петербургские мещане[6]. Описание еще одного подобного действа находим у Кюстина в 1839 г[7]. Можно предположить, что эти события во второй четверти XIX века стали в некотором роде традицией и проводились неоднократно.

Своя особенная публика была на балах у Иогеля – известного учителя танцев начала XIX века. Вообще их можно назвать детскими, так как давались они для учеников танцмейстера, но там также танцевали и молодые люди постарше. Так, в «Войне и мире» Николай Ростов, приехав из действующей армии и будучи офицером, не смог отказать себе в удовольствии посетить этот праздник: «у Иогеля были самые веселые балы в Москве… это говорили взрослые девицы и молодые люди, приезжавшие на эти балы с мыслию снизойти до них и находя в них самое лучшее веселье»[8].

Список лиц, получающих приглашения на какой-либо частный праздник, определялся, положением его устроителя, хотя, учитывая масштаб подобного действа, там должны были оказываться не только приглашенные, но и прибывшие с ними лица, которых представляли хозяевам и таким образом завязывались новые знакомства. А с 1830 года в доме В.В. Энгельгардта стали проводиться публичные балы, присутствовать на которых мог любой обладатель маскарадного костюма, купивший билет[9], что еще сильнее расширило круг лиц, включенных в светскую жизнь.

Для придворных балов обязательно печатались пригласительные билеты. Они рассылались по почте или отправлялись со слугой. Приглашенных заранее оповещали, в чем следует явиться[10]. В случае частных вечеров приглашение гостей осуществлялось так же: «Вот бедный лакей погоняет измученную клячу, спеша развезти сотни три визитных билетцев из края в край города»[11].

Кюстин в своем описании русского двора язвительно заметил: «Он [император] ездит верхом, совершает прогулки, делает смотры, производит маневры, катается по реке, устраивает празднества, производит ученье флоту – и все это в один и тот же день. Во дворце больше всего боятся досуга, и отсюда легко заключить, какая царит здесь скука»[12]. В данном фрагменте для нас интересен перечень тех мероприятий, на которых должен присутствовать придворный. Если к этому списку добавить посещение театра, клуба, а так же частных праздников, то мы сталкиваемся с картиной очень метко описанной А.С. Пушкиным:

Бывало, он еще в постеле:

К нему записочки несут.

Что? Приглашенья? В самом деле,

Три дома на вечер зовут:

Там будет бал, там детский праздник.

Куда ж поскачет мой проказник?[13]

Обилие празднеств и динамику жизни при петербургском дворе отмечал и Фридрих Гагерн: «При русском дворе праздники следуют один за другим, но редко узнаете заранее, что происходит, где, как, в какой форме быть. Все это делается известным обыкновенно часа за два, и тогда постоянно поднимается тревога и торопливость, чтобы знать все это в точности. В особенности на дачах места увеселений меняются постоянно, и в большинстве случаев сам государь назначает их в последний момент»[14].

Как у Пушкина, так и у Гагерна* обращает на себя внимание тот факт, что приглашения, очевидно, никогда не рассылались заранее. Видимо, среднее время между получением приглашения и самим событием не превышало одного дня. Для современной жизни подобный интервал был бы явно недостаточен. Да и вообще подобное положение вещей видится весьма противоречивым: при огромном количестве различных торжеств у человека практически не остается времени на то, чтобы задуматься над тем, как везде успеть.

При этом просто исключить «лишние» мероприятия крайне сложно. Отказ от приглашения на придворное торжество был равносилен оскорблению самого императора, а, следовательно, был практически невозможен. Затруднительно было отказываться и от частных приглашений. Конечно, тут все было несколько проще, чем с придворными балами, но, тем не менее, отказ должен быть крайне вежлив и обоснован. Кюстин верно отмечает, что: «твердости потребовалось бы много для того, чтобы отказываться от приглашений на всякого рода торжества и обеды, эти сущие бичи русского светского общества»[15]. Но настоящий русский вельможа не тратил время на пустые размышления, о том, сколько времени и сил отнимают у него всевозможные празднества, а просто успевал везде и всюду, подобно Евгению Онегину, поэтому:

Мы лучше поспешим на бал,

Куда стремглав в ямской карете

Уж мой Онегин поскакал…

…Вот наш герой подъехал к сеням;

Швейцара мимо он стрелой

Взлетел по мраморным ступеням,

Расправил волоса рукой,

Вошел. Полна народу зала,

Музыка уж греметь устала;

Толпа мазуркой занята,

Кругом и шум и теснота;[16]

Такими словами переносит А.С. Пушкин своего читателя в яркую и шумную атмосферу праздника, но не стоит забывать, что, прежде чем туда попасть, герой Пушкина успел посетить еще целый ряд мест, поэтому не удивительно, что он весьма сильно опоздал. Но, как говориться, лучше поздно, чем никогда, и «наш Евгений» все же успел к кульминационной части праздника – к мазурке. Но до мазурки есть еще не мало важных и интересных моментов, рассмотрим их по порядку.

Прибыв на место и отдав верхнюю одежду лакеям, гости проходят внутрь и здороваются с хозяевами, встречающими их при входе в залу. Приветствие гостей - не легкое дело: хозяева могут быть вынуждены стоять и говорить одни и те же слова привета очень продолжительное время.

Если приглашены члены императорской фамилии, то вечер не начнется до их прибытия, которое вполне может произойти на пару часов позже начала праздника: «При входе в первую залу равномерный гул голосов, шагов, приветствий оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже пол часа стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: “Charme’ devousvoir”, - так же встретили и Ростовых с Перонской… Вдруг все зашевелилось, толпа заговорила, подвинулась, и между расступившихся рядов, при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка…»[17]. Учитывая, что Ростовы опоздали не менее, чем на час, а государь прибыл несколько позже, мы можем говорить о полутора-двух часовой разнице между заявленным и реальным временем начала. В это время гости полностью предоставлены сами себе. Скорее всего, оно тратилось на всевозможные приветствия и общение гостей между собой, а так же на заполнение бальных книжек: «Заботливый дядюшка, душистый Блестов уже промчался по зале, собрал обещания друзей-танцоров и сам поспешил воспользоваться первым бальным подвигом Наташи»[18].

Сам же праздник, как правило, открывался польским или полонезом: «…при звуках заигравшей музыки, вошел государь. За ним шли хозяин и хозяйка… Музыканты играли польский… Мужчины стали подходить к дамам и строиться в пары польского. Все расступились, и государь, улыбаясь и не в такт ведя за руку хозяйку дома, вышел из дверей гостиной. За ним шли хозяин с М.А. Нарышкиной, потом посланники, министры, разные генералы…»[19].

Полонез – танец, допускавший наименьшее количество вольностей. Характер и направление движения задавала первая пара, все остальные пары, вступая в танец, присоединялись к общему его рисунку. Если присутствовал император, то он стоял в первой паре с хозяйкой дома, за ними следовал хозяин с самой знатной гостьей, далее все остальные, также, соблюдая иерархию. Полонез мог продолжаться весьма длительное время, во время танца кавалеры могли несколько раз поменять дам. Кюстин так описывает этот танец: «Танец, который чаще всего встречается в этой стране на великосветских балах, не нарушает обычного течения мыслей танцующих. Это размеренная, согласованная с ритмом музыки прогулка кавалера об руку со своей дамой. Сотни пар следуют одна за другой в торжественной процессии через необозримые залы всего дворца. Бесконечная лента вьется из одной залы в другую, через галереи и коридоры, куда влечет ее возглавляющий шествие властелин. Это называется «танцевать полонез». Раз посмотреть этот танец, быть может, и занятно, но для людей, обязанных всю жизнь так танцовать, бал должен превращаться в наказание»[20].

Как правило, за полонезом следовала кадриль, в которой уже могли допускаться некоторые вольности и комбинации всевозможных фигур. Иногда кадриль могла заменять первый торжественный полонез. Танцевалась она по тому же принципу – все фигуры задавал танцор, идущий в первой паре. В XIX веке существовало множество кадрилей, в разных местах их танцевали по-разному, известны русские, немецкие, французские, польские кадрили[21].

За кадрилью обычно следовал вальс. Это был достаточно новый танец, вошедший в моду в самом конце XVIII – начале XIX века. Только войдя в русские залы, он сразу же завоевал там прочное положение:

Однообразный и безумный,

Как вихорь жизни молодой,

Кружится вальса вихорь шумный;

Чета мелькает за четой.[22]

Этот танец принципиально отличался от полонеза и кадрили, здесь мы видим не процессию, а отдельные пары, кружащиеся по зале. Пара в данном случае представляет собой более интимное, замкнутое пространство. Именно танцуя вальс, было так удобно вложить в руку избранника небольшую, но очень трогательную записочку. Старшее поколение видело в вальсе танец непристойный или, как минимум, излишне вольный[23]. Вероятно, взгляды старшего поколения и передал А.С. Пушкин своим несколько игривым советом:

Во дни веселий и желаний

Я был от балов без ума:

Верней нет места для признаний

И для вручения письма.

О вы, почтенные супруги!

Вам предложу свои услуги;

Прошу мою заметить речь:

Я вас хочу предостеречь.

Вы также, маменьки, построже

За дочерьми смотрите вслед:

Держите прямо свой лорнет.[24]

Вальс длился достаточно долго. Пары сменяли друг друга. Уставшие танцоры могли остановиться на некоторое время и, отдохнув, вновь вступить в танец:

Потом на стул ее сажает,

Заводит речь о том о сем;

Спустя минуты две потом

Вновь с нею вальс он продолжает…[25]

Так, кружась в ритме вальса, гости приближались к кульминации праздника – к мазурке. Именно в мазурке танцор мог проявить все свое мастерство. Н.Л. Марченко называет мазурку «танец-балет»[26]. Многочисленные фигуры, сложные антраша (прыжок, во время которого танцующий должен успеть трижды ударить ногой об ногу) и мужское соло как апофеоз танца. Но при этом у каждой мазурки существовал свой общий рисунок, нарушать который запрещалось. Именно на желание с одной стороны показать свое мастерство, а с другой стороны сохранить целостность картины были направлены усилия и танцора, и распорядителя танца. Существовали разные манеры исполнения мазурки. Сначала в моде была лихая, бравурная манера этого танца, позже она сменилась на французскую, «любезную» мазурку, а в 1820 годах в моду входит английский стиль исполнения, связанный с распространением дендизма, такая манера требовала от кавалера движений, показывающих, что ему скучно танцевать, что он делает это против воли.[27] Лихая мазурка в это время отдается на откуп провинции. Эту эволюцию танца можно увидеть в строках Пушкина:

Мазурка раздалась. Бывало,

Когда гремел мазурки гром,

В огромной зале все дрожало,

Паркет трещал под каблуком,

Тряслися, дребезжали рамы;

Теперь не то: и мы, как дамы,

Скользим по лаковым доскам.

Но в городах, по деревням

Еще мазурка сохранила

Первоначальные красы…[28]

Завершающим танцем был котильон. Это был самый непринужденный и свободный танец. Он представлял собой «танец-игру», совмещая фигуры из мазурки, вальса, польки, кадрили. Принцип танца был стандартен – все пары повторяют действия первой. К сожалению, в нашей «энциклопедии русского дворянства» о котильоне осталось лишь краткое и несколько досадное упоминание:

И бесконечный котильон

Ее томил, как тяжкий сон.

Но кончен он. Идут за ужин.[29]

Таков был обычный порядок танцев. Но бал это не только танцы, далеко не последнюю роль здесь занимает общение людей друг с другом. Танцы в данном случае являются тем обрамлением, в котором происходит общение, они же в определенной степени являются и ограничителем этого общения. Каждому танцу свойственны свои темы и своя манера разговора. Лотман очень верно отметил: «Они [танцы] служили организующим стержнем вечера, задавали тип и стиль беседы»[30].

Во время танца не могли обсуждаться излишне серьезные и проблемные темы, не принято было долго останавливаться на одном предмете. Беседа должна идти в ритме танца, быстро, легко, непринужденно. Успешный светский человек должен был быть способен вести занимательный и острый разговор, особенно ценилась возможность давать оригинальные эпиграмматические ответы[31]. Иностранцам, как правило, была непонятна подобная манера поведения, столь рознящаяся с принятой у них на родине. Не понимая ее, они приписывали это малой образованности общества, поверхностности русского народа: «…их потребность взаимного общения удовлетворяется чисто деловыми сношениями, а не обществом. Кроме того, будучи вообще очень малообразованны, они не находят удовольствия в дельных разговорах; блистать умом у них не льстит самолюбию»[32].

В данном случае достаточно сложно согласиться с иностранными наблюдателями. Мы говорим об обществе, создавшем (именно в описываемый период) блистательную, на сегодняшний день всемирно признанную культуру. Безусловно, что знакомство российского читателя первой половины XIX, например, с новинками современной европейской литературы было достаточно сильно ограничено цензурой[33], не можем мы и забывать о том, что, например, профессиональное занятие наукой пока еще считалось недостойным дворянина. В то же время мы не можем отрицать, что, занимаясь наукой и литературой для души и развлечения, дворянство достигло в ней весьма высоких результатов. Это признавали и сами иностранные наблюдатели: «в московском дворце, в саду Разумовского, вы найдете превосходную коллекцию растений и подбор минералов; граф Бутурлин тринадцать лет жизни потратил собиранию прекрасной библиотеки»[34]. Век недорослей, которых заставляли учиться из-под палки, остался в прошлом. В данном случае речь идет скорее о разнице культурных традиций: то, что для француза считается нормой, в русском обществе видится неприемлемой манерой поведения в свете – серьезный разговор для службы, узкого круга близких друзей; для праздника и салона приличествует легкий и изящный разговор.

С мнением о поверхностности характера так же тяжело согласиться. Сравнивая поведение дворянина на службе и его же поведения вне ее, мы сталкиваемся со стремлением к целостности, к единству личности и окружающей ее обстановки. На службе все проникнуто иерархией чинов, поведение строго регламентировано: манера разговора, обращение, возможность стоять или сидеть – все очень строго и не допускает никаких вольностей. Бал, напротив, является освобождением от многих канонов, его совершенно нельзя назвать хаотичным, у него так же есть свои строгие правила, но в то же время он во многом освобождает человека от привычных жестких рамок имперской службы. Салонная или мазурочная болтовня в этом контексте видится стремлением к максимальному освобождению от вышеописанных рамок и ограничений, стремлением к созданию целостного образа освобождения. Не практичная, а развлекательная, несколько декоративная роль светской беседы подчеркнута и в отрывке одного из пособий по правилам поведения в свете, процитированном в книге Е.В. Лаврентьевой: «В салоне не требуется ораторов, там требуются люди, умеющие поддержать легкий разговор. Умение вести оживленную, приятную беседу есть искусство, которое высоко ценится во всех общественных слоях… Да, но о чем же следует разговаривать в светском обществе? О всем и о всех, ни о чем слишком долго и пространно, не исчерпывая до конца никакого предмета, не развивая широко ни одной подвернувшейся темы, не доводя никакого вопроса до последнего заключения…У салонной болтовни нет другой цели, кроме невинного развлечения»[35]

Прежде, чем покинуть бальную залу, необходимо остановиться на еще одном вопросе, как выглядел участник действа. Тут мы сталкиваемся с определенной проблемой: мода – капризная, изменчивая и непостоянная красавица, уследить за которой подчас очень нелегко. Изменения в костюме на протяжении первой половины XIX века – вопрос, достойный не одной отдельной работы. Ограничимся лишь несколькими замечаниями на этот счет.

Внешний вид гостя, как правило, был строго регламентирован. Особенно это относится к придворным балам. Так, мужчина на подобный праздник обязан был являться в парадном мундире. Но это не значит, что все мужчины были «стрижены под одну линейку». Начиная с Павла, все императоры уделяли огромное внимание мундиру, у некоторых членов императорской фамилии интерес и тяга к созданию и изменению внешнего вида мундира были поистине удивительны. В результате, военный мундир весьма успешно соперничал в красоте и роскоши с дамскими туалетами.

Для мужчин в отставке, по всей видимости, допустимо было явиться не при мундире. Так в «Войне и мире» граф Ростов отправляется на бал во фраке[36]. Подобное свидетельство встречаем и в воспоминаниях у Кюстина[37]. Мужчина, желающий танцевать, обязан был прийти без шпор и шпаги[38]. Но данное замечание вызывает некоторые сомнения. Два отрывка из произведений классиков в один голос опровергают подобное предположение:

Толпа мазуркой занята,

Кругом и шум и теснота;

Бренчат кавалергарда шпоры…[39]

Второй раз мы сталкиваемся с той же ситуацией у Л.Н. Толстого: «Адъютант-распорядитель, мастер своего дела…крепко обняв свою даму, пустился с ней сначала глиссадом… и из-за все убыстряющихся звуков музыки слышны были только мерные щелчки шпор быстрых и ловких ног адъютанта»[40]. Причем во втором случае речь идет о вечере, на котором присутствовал сам император, являющийся в каком-то смысле главным цензором и законодателем этикета. Вряд ли мы можем говорить о том, что оба классика, славящиеся вниманием к деталям и их реалистичной передачей, могли в этом вопросе случайно ошибиться. В то же время Н.Л. Марченко весьма убедительно подтверждает свою позицию фактами. Таким образом, остается открытым вопрос, как объяснить подобный выход за рамки принятых правил.

Так же хочется отметить, что в бальных залах могли уживаться образы нескольких поколений. Пожилые люди, танцевавшие в XVIII веке, а в XIX уже сидящие за ломберными столами остались верны накладным буклям и напудренным парикам. Девушки в первой четверти века одевались в платья из легких тканей и с сильно завышенной талией – дань античным образам и стремлению к «натуре», а их матушки отдавали предпочтение более тяжелым тканям, например, бархату. Читаем у Л.Н. Толстого: «На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух [Наташа и Соня] белые дымковые платья на розовых шелковых чехлах с розанами на корсаже. Волоса должны быть причесаны alagreсque»[41].

Этими краткими замечаниями закончи разговор о той картине, которую можно было наблюдать в бальной зале начала – середины XIX века, и заглянем за ее пределы.

***

Как уже упоминалось, для бала требовалось множество вспомогательных помещений: комнаты для курения, буфет, гостиные и прочее. Во время бала в этих местах шла своя особенная жизнь. Так гостиная была прибежищем старшего поколения: «Я вышел из залы и вдруг погрузился в XVIII век. В огромной гостиной по разным направлениям стояли столы… С первого взгляда трудно было различить лица, потому что головы были несколько склонены и глаза впились в карты. Но седые головы были перемешаны с чепцами, покрытыми пионами, колосьями и блестящею канителью»[42]. «Старички» или не танцевали вовсе, или слегка вспомнив молодость, как Марья Дмитриевна и граф Ростов в «Войне и мире», восхитив всех гостей мастерским исполнением уже вышедшего из обращения танца – Данила Купор[43], шли в гостиную где проводили вечер за неспешной беседой или игрой в карты.

Карточные игры так же заслуживают отдельного разговора. Очень подробно данный вопрос рассмотрен в соответствующей главе «Бесед о русской культуре» Ю.М. Лотмана. Вкратце можно сказать о том, что в XIX веке среди карточных игр различали коммерческие и азартные. Первые сурово осуждались и всячески порицались, что, впрочем, не мешало некоторым дворянам проигрывать целые имения. Вторые же считались вполне достойным видом интеллектуального досуга, которому и предавались во многих гостиных солидные тузы, пока молодежь кружилась в танце[44]. Среди презентабельных и допустимых в хорошем обществе игр можно назвать вист, рокамболь или игру в ерошки. Последняя, впрочем, очень быстро осталась на долю провинции вместе с многочисленными вариантами дурачков.

Так же после танцев могли следовать различные увеселения. Если обратиться к более раннему периоду истории бала, то стоит упомянуть прогулки на лодках по Неве, которые Петр I любил настолько, что даже не прекращал их в зимнее время – ботики ставились на железные полозья и вслед за судном, управляемым самим Петром, все остальные суда должны были повторить его маневры[45].

Но, как бы подобное развлечение ни было полезно для возникающего в России флота, вернемся к веку XIX: нужда приучать дворян к флоту даже на общественных праздниках, к счастью, отпала, и в моду вошли другие развлечения. Летом это могли быть прогулки всем обществом по иллюминированному парку: «Описываемый мною бал закончился ужином, после чего все общество, обливаясь потом…разместилось по придворным повозкам своеобразного вида, называемым линейками, и отправилось в прогулку по иллюминированному парку… прогулка эта продолжалась с час»[46] и другие, более активные увеселения: «Дело было в конце августа, когда небо бледнело и зелень лужаек поддерживалась искусственно уходом садовника… устроили нечто подобное зимнему катанию на санях, быстрота которого так забавляет русских; катались на лодках с высокой деревянной горы со скоростью молнии»[47]

Но как бы ни развлекались после основного торжества, прежде чем продолжить праздник, нужно было отдохнуть от долгих танцев и хорошенько подкрепиться. Ужин после, или легкая закуска во время самих танцев были непременным атрибутом праздника. Во времена ассамблей Петра I гостей угощали (видимо прямо во время танцев в отдельном помещении) чаем, кофе, миндальным молоком, медом и вареньем. Мужчинам так же подавали пиво и вино. Лимонад и шоколад в те времена были еще редкостью[48]. Со временем эти простые угощения сменили разнообразнейшие изысканные закуски, а так же появился обычай приглашать гостей после танцев на общий ужин.

Многие из русских вельмож были прославленными гурманами и «гастрономами»: В.П. Бутурлин, С.М. Голицын (в обучение на его кухню отдавали своих поваров многие вельможи), Д.А. Гурьев, К.В. Нессельроде – этот список можно было бы продолжать еще долго. Об обедах, даваемых этими людьми, ходили буквально легенды, некоторые блюда могли называться их именами, культура застолья в дворянском обществе – это отдельный разговор. Сейчас хотелось бы сделать всего несколько общих замечаний по этому поводу.

Приведем пару отрывков из воспоминаний иностранных гостей о русском застолье. Фридрих Гагерн: «У русских считается роскошью иметь за столом во всякое время изобилие в редчайших фруктах: ананасы, виноград, вишни, персики, земляника, дыни не должны переводиться во весь год. Плоды эти частью получаются из теплиц, частью доставляются из южных провинций с огромными издержками за провоз»[49]. Жермена де Сталь: «Стол был уставлен плодами всех стран, сообразно восточному обычаю выставлять на вид лишь плоды, в то время как толпа служителей обносит каждого из гостей мясом и зеленью»[50].

Главное, что хочется отметить – это подчиненность даже приема пищи строгой иерархии. К столу кавалеры вели дам. Порядок пар определялся чином и положением кавалера. За столом рассаживались согласно тому же принципу. Блюдом начинали обносить с самых важных гостей, в результате, если хозяин не рассчитал количества угощения, сидящие на дальнем конце стола гости могли и вовсе уйти голодными – с этой ситуацией было связано немало анекдотов.

Как уже видно из приведенных выше воспоминаний на столах было очень много разнообразнейших фруктов. Сложностью и изысканностью своих угощений хозяева стремились перещеголять друг друга, хотя присутствовали на столах и некоторые национальные русские блюда. Видимо, существовала традиция взять немного угощения домой: несколько фруктов или конфет, в качестве привета от хозяина домашним гостя. Правда, некоторые излишне рачительные хозяйки сохраняли эти угощения и впоследствии предлагали их гостям на своих праздниках. Их иногда подлавливали на этом деле, что не могло не отражаться на репутации.

Таким образом, мы видим, что бал вовсе не ограничивался одними танцами, помимо них происходило еще множество различных действий. Все это грандиозное празднество занимало достаточно продолжительное время. В XIX веке они, как правило, начинались в 9 или 10 часов вечера[51] и могли продолжаться всю ночь до рассвета:

Что ж мой Онегин? Полусонный

В постелю с бала едет он:

А Петербург неугомонный

Уж барабаном пробужден.[52]

При этом не всегда у придворного была возможность после бурного веселья проснуться за полдень. Ведь «барабан» отмечал начало второй половины жизни дворянина – службы. Многочисленные парады, смотры и прочее были обязательными событиями в жизни человека близкого ко двору, но естественно, что, планируя их, император не сверялся с тем, во сколько вчера закончился такой-то праздник, поэтому часто можно было попасть в ситуацию, до глубины души ужаснувшую не привыкшего к подобному образу жизни Кюстина: «Едва я успел раздеться и броситься в постель, как пришлось снова встать и почти бегом поспешить во дворец, чтобы присутствовать на смотре, который должен был делать государь кадетам. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что весь двор уже в сборе и ожидает императора. Дамы были в свежих утренних туалетах, мужчины – в парадных мундирах. Все казались бодрыми и оживленными, как будто великолепие и тяготы вчерашнего вечера утомили только меня одного»[53]. В результате нам остается только удивляться выдержке и энергии русских дворян, часть которых делила свою жизнь между службой императору, попытками службы обществу и обязанностями света, едва ли оставляя время и силы на себя самих.

***

Подводя итог, стоит отметить, что мы действительно можем говорить об особенной культуре. Культуре, которая дала большому периоду нашей истории XVIII и XIX веков отдельное наименование бальной или «паркетной» эпохи.

К самому торжеству и его подготовке были причастны все слои русского общества. В нем соединялись самые разные виды деятельности: декорирование, создание одежды, музыкальное и танцевальное искусство, кулинария, нельзя было обойтись и без достижений инженерной мысли. Мало того, в развитии многих из этих видов деятельности не последнюю роль сыграло желание дворян создать самый блистательный праздник.

Бал был почвой для возникновения многочисленных традиций, была создана особенная манера поведения. Эта манера не была статичной, она менялась вместе с модой, проходя вместе с ней все стадии от роскоши и блеска барокко через пылкий романтизм и холодный английский дендизм к рациональному и, к сожалению, временами несколько циничному реализму. Эта особая манера поведения, особый образ мысли человека, участника светской жизни, дали нам целый ряд произведений: колких эпиграмм и пылких любовных посланий.

Бал оставил свой след во многих литературных произведениях, множество картин отразили его блеск, даже архитектура иногда была подчинена его требованиям. Но главное, он был неотъемлемым элементом отдельной эпохи, продуктом этой эпохи. С одной стороны, он был обязательной частью повседневной жизни дворянина XIX века, а с другой он был мощным противовесом в системе этой повседневности. Диссонанс между свободой праздника и службой, замкнутой в суровые рамки наложил свой отпечаток на характер и мышление человека. Ограничивая бал мазуркой, не зная и не понимая его, мы не сможем понять и человека эпохи, духа эпохи, а, следовательно, причин многих событий и поступков, а также основ в соответствии с которыми строилась жизнь XIX века.

Этот особый тип мышления может быть понят только с помощью специального изучения повседневной жизни того времени, одно из явлений которой мы попытались воссоздать в данной статье.

Список литературы:

1. Захарова О.Ю. История русских балов. М., 1998.
2. Лаврентьева Е.В. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет, М., 2005.
3. Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 2006.
4. Марченко Н.Л. Приметы милой старины: нравы и быт пушкинской эпохи. М., 2001.
5. Муханов П.А. Сочинения, письма. Иркутск, 1991.
6. Пушкин А.С. Романы, повести. М., 2002. Т.2.
7. Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991.
8. Толстой Л.Н. Война и мир. М., 1968. Т.1,2.

[1] О.Ю.Захарова. История русских балов. М., 1998. С. 10-12.

[2] Там же. С.65.

* Астольф де Кюстин (1790-1857гг.) – французский литератор. Внук генерала Адама Кюстина, казнённого во время французской революции; отец Астольфа также погиб в годы террора. В 1821 году женился, а уже в 1823 г. умерли и жена и сын. В октябре 1824 г. стал жертвой избиения и ограбления, что спровоцировало скандал, касающийся его частной жизни. После этого он стал фактически изгоем в Парижском обществе. В 1839 г. прибыл в Петербург и находился в России примерно полтора месяца. По легенде был настоящим монархистом, желающим изучить Российскую Империю, как прекрасный образец абсолютной монархии. На деле, оказалось, что реальной целью его поездки было создание политического памфлета на Российскую Империю. Несмотря на явную политическую направленность, в его произведении можно найти достаточно много интересных фактических сведений.

[3] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.490-491.

* Анна-Луиза-Жермена де Сталь (1766-1817гг.) - баронесса, известная просто как мадам де Сталь. Знаменитая французская писательница, дочь видного государственного деятеля Жака Неккера. Посетила Россию летом 1812 года, во время похода Наполеона. Она была изгнана последним за пределы Франции и считала его личным врагом, возможно с этим была связана та идеализация, которая временами встречается в ее воспоминаниях о России и, особенно, об Александре I.

[4] Там же. С.32-33.

[5] Там же. С.490.

[6] О.Ю.Захарова. История русских балов. М., 1998. С.64.

[7] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991.. С.519.

[8] Л.Н.Толстой. Война и мир. М., 1968. Т.2. С.52-53.

[9] Марченко Н.Л. Приметы милой старины: нравы и быт пушкинской эпохи. М., 2001. С.31.

[10] Е.В. Лаврентьева. Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет, М., 2005. С.331.

[11] П.А. Муханов. Сочинения, письма. Иркутск, 1991. С.117.

[12] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991.. С.467.

[13] Евгений Онегин. 1, XV.

[14] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.678.

* Гагерн Фридрих Балдуин (1794-1848) - полковник из свиты принца А. Оранского во время его поездки ко двору Николая I в 1839 году.

[15] Там же. С.505.

[16] Евгений Онегин. 1, XXVII; 1. XXVIII

[17] Л.Н. Толстой. Война и мир. М.,1968. Т.2. С.205-208.

[18] П.А. Муханов. Сочинения, письма. Иркутск, 1991. С.107.

[19] Л.Н. Толстой. Война и мир. М.,1968. Т.2. С.207-208.

[20] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.469.

[21] Марченко Н.Л. Приметы милой старины: нравы и быт пушкинской эпохи. М., 2001. С.23-24.

[22] Евгений Онегин. 5, XLI.

[23] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 2006.С.94-95.

[24] Евгений Онегин. 1, XXIX.

[25] Там же. 5, XLI.

[26] Марченко Н.Л. Приметы милой старины: нравы и быт пушкинской эпохи. М., 2001.С.25.

[27] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 2006. С.96-97.

[28] Евгений Онегин. 5, XLII.

[29] Там же. 6. I.

[30] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 2006. С.92.

[31] Там же. С.92.

[32] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.30.

[33] Там же. С.559.

[34] Там же. С.35.

[35] Цит. по: Е.В. Лавретьева Повседневная жизнь дворянства пушкинской поры. Этикет, М., 2005. С.220-222.

[36] Л.Н.Толстой. Война и мир. М., 1968. Т.2. С.204.

[37] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.507.

[38] Марченко Н.Л. Приметы милой старины: нравы и быт пушкинской эпохи. М., 2001. С.20.

[39] Евгений Онегин. 1, XXVIII

[40] Л.Н. Толстой. Война и мир. М., 1968. Т.2. С.209.

[41] Там же. С.202.

[42] П.А. Муханов. Сочинения, письма. Иркутск, 1991. С.125.

[43] Л.Н. Толстой. М., 1968. Т.1. С.123-125.

[44] Лотман Ю.М. Беседы о русской культуре. СПб., 2006.136-164.

[45] О.Ю.Захарова. История русских балов. М., 1998. С.12.

[46] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.521-522.

[47] Там же. С.48-49.

[48] О.Ю.Захарова. История русских балов. М., 1998. С.8

[49] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С.694

[50] Там же. С.49.

[51] О.Ю.Захарова. История русских балов. М., 1998. С.62.

[52] Евгений Онегин. 1, XXXV.

[53] Россия в западноевропейских сочинениях первой половины XIXв. М., 1991. С. 523.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом