Чеботарева Е.М.

Давно уже в Европе существуют только две действительные силы – революция и Россия…
От исхода борьбы, возникшей между ними,величайшей борьбы, какой когда-либо мир
был свидетелем, зависит на многие века вся политическая и религиозная будущность человечества.

Ф.Тютчев

Работа посвящена оценке деятельности одной из самых, а может быть, и самой противоречивой по целям и средствам их достижения организации, собравшей в свои ряды людей, восхищавших современников и потомков силой духа, самоотверженностью, творческими способностями, теми личными качествами, которые делают честь стране, взрастившей таких людей, и – с другой стороны – ужасающих жестокостью тех акций, жертвами которых становились невинные дети, простолюдины, скромные обыватели. Именно о них было сказано: «Поколение людей необыкновенных появилось в России в 70-х годах XIX века. Они прошли, сгорев в ее грозовой, напряженной атмосфере. Восстанавливая их судьбы, не знаешь, чему удивляться более: самоотверженности их, наивности или сочетанию кристальной душевной чистоты с яростной одержимостью».[1] Прекрасно отражают истину слова американского писателя Марка Твена: «Какое величие души! Я думаю, только жестокий русский деспотизм мог породить таких людей! По доброй воле пойти на жизнь, полную мучений, и в конце концов на смерть, только ради блага других – такого мученичества не знала ни одна страна, кроме России…я говорю об этом поразительном сверхчеловеческом героизме, что прямо смотрит вперед, через годы, в ту даль, где на горизонте ждет виселица, - и упрямо идет к ней сквозь адское пламя, не трепеща, не бледнея, не малодушествуя и твердо зная, что на его долю достанется одна только виселица».[2]

Изучение этого явления представляется одной из важнейших задач исторической науки, так как отношение к деятельности «Народной воли» крайне противоречиво не только у современников «блестящей плеяды» (как называл народовольцев В.И. Ленин), но и в наши дни. Так, с одной стороны, народовольцы воспринимаются как герои, отрекшиеся от «старого мира» с целью создания государства всеобщей гармонии и справедливости, с другой – как преступники, уничтожавшие традиционные устои русского общества. Одним из наиболее ярких современных сторонников последней точки зрения является С.В. Переверзенцев. По его словам «в XIX веке Россия как былинный богатырь вступила в бой с многоглавым чудищем змеем Горынычем – либеральной и революционной гидрой, покорившей Европу и ставшей просовывать свое ядовитое жало в русские земли, стремясь поразить русские души и сердца».[3]

Актуальность обращения к деятельности «Народной воли» обусловлена несколькими факторами, которые позволяют говорить не только о непроходящем интересе к великим и трагичным событиям данного поистине переломного периода русской истории, но и о злободневности ее уроков. К этим факторам относятся:

- схожесть общественно-политической ситуации, в которой рождались революционные организации и нашей сегодняшней действительности, когда экономические и политические преобразования привели к духовной катастрофе в России и Европе, что отражают блестящие художественные образы эпохи:

Век буржуазного богатства
(Растущего незримо зла!).
Под знаком равенства и братства
Здесь зрели темные дела…

(Блок А.А. Возмездие);

- необходимость исследования идейных течений в той активной части молодого русского общества, которое не ограничивается скромными потребностями среднего обывателя, а стремится форсировать события истории, которое входит в противоречие с существующими идейными устоями;

- в условиях ослабевшей пассионарности русского общества, времени, которое определяют временем «стремительной сатанизации» духовной жизни необходимо привлечение внимания к без всякого сомнения поистине героическим личностям, которыми являлись народовольцы.

Безусловно, в рамках данного исследования невозможно охватить всю великую и трагичную судьбу «Народной воли». Одним из интереснейших и противоречивых аспектов деятельности партии представляются отношения ее с Европой, неоднозначность которых блестяще сформулировал удивительной тонкости мыслитель Ф.И. Тютчев: «Между революцией в Европе и Россией никакие переговоры, никакие трактаты невозможны; существование одной из них равносильно смерти другой!...Запад исчезает, все рушится, все гибнет в общем воспламенении:… вера, уже давно утраченная, разум, доведенный до бессмыслия, порядок, отныне немыслимый, свобода, отныне невозможная, и над всеми этими развалинами, ею же созданными, цивилизация, убивающая себя собственными руками…».[4]

Целью данной работы является анализ оценки международной деятельности «Народной воли» в период ее расцвета (1879 – 1881), выявление мнения прогрессивной общественности Европы относительно деятельности русских революционеров.

Мы, русские, посвятившие свои жизни борьбе за
свободу нашей родины, не отделяем
наше дело от дела всеобщей свободы и демократии.
Мы горячо приветствуем их победу во всех странах,
ибо каждая такая победа открывает светлые
надежды и для нас

С.М. Степняк-Кравчинский

До 1860-х годов Европа практически ничего не знала о русском революционном движении. А.И. Герцен писал: «Цезарь знал галлов лучше, чем Европа знает русских».[5] Именно Герцен одним из первых начал знакомить Европу с революционной Россией. В 1851 году одновременно на французском и немецком языках вышла его работа «О развитии революционных идей в России». В какой-то мере доходила до западного читателя информация о России со страниц «Полярной звезды» и «Колокола».[6]

Сложный вопрос представляет собой роль политической эмиграции в революционном движении донародовольческого периода, подготовившего почву для распространения идей партии в Европе. В.И. Ленин писал: «Давно подмечено, что русская революционная эмиграция почти ровесница русского революционного движения, и еще первый политический эмигрант Н. Тургенев видел перед ней единую задачу – говорить России о Западе и                               Западу о России».[7] Политической эмиграции принадлежала большая роль в изучении реальной ситуации, которая складывалась за границей, и использовании ее передового опыта. Также с одной стороны, она была призвана спасти от разгрома значительные революционные силы, прежде всего лидеров и идеологов. С другой – она позволяла осуществлять новые натиски на самодержавие, обеспечивая их идеологически, а нередко и при непосредственном участии бывших эмигрантов.[8]

Герцен ограничивал задачу эмиграции чисто литературно-издательскими делами, отнеся всю практическую и организационную работу к компетенции кружков, действовавших в России.[9]

Одним из начинаний молодых эмигрантов было основание русской типографии в Берне, во главе которой стоял В. Бакст.

Особенно возросла роль революционной эмиграции в 70-х годах XIX века, так как в это время за рубежом оказались наиболее выдающиеся теоретики и идеологи народнического движения М. Бакунин, П. Лавров, П. Ткачев, а также целая плеяда талантливых публицистов: П. Аксельрод, М. Драгоманов, В. Зайцев, В. Засулич, Д. Клеменц, С. Степняк-Кравчинский, П. Кропоткин, Н. Морозов, Г. Плеханов, С. Подолинский, В. Смирнов, Н. Соколов и многие другие.

В начале 70-х особой привлекательностью для радикально настроенной молодежи обладал Цюрих. Его русское население не теряло постоянной оживленной связи с родиной, сюда приезжали представители революционного подполья С. Ковалик, А. Кропоткин, М. Куприянов, Д. Лизогуб, И. Мышкин и другие выдающиеся личности.  

Особое место в истории связей русских и европейских революционеров занимает Русская секция I Интернационала, созданная в Швейцарии в начале 1870 года группой русских революционеров – эмигрантов. Главные роли в ней играли Н. Утин, А. Трусов, В. и Е. Бартеневы, Е. Томановская (Дмитриева). В I Интернационал с гордостью вступили П. Лавров, Г. Лопатин, Н. Морозов. Создание секции отражало общее стремление русских революционеров к единению с освободительной борьбой пролетариата в Европе и во всем мире.[10] Деятели русской секции приняли активно участие в Парижской коммуне 1871 года. Однако если в европейском революционном движении роль секции была весьма заметной, то на развитие демократической борьбы в самой России большого влияния она не оказала.[11]

Особое внимание следует уделить делу «нечаевцев», вызвавшего яркую реакцию не только в революционных кругах, но и широких общественных слоях. Впервые Нечаев появился за границей еще весной 1869 года, сумел произвести впечатление на М. Бакунина и даже ввести в заблуждение Н. Огарева, передавшего ему крупную сумму денег. Деятельность Нечаева вызывала негодование не только русских революционеров (М. Натансон, Ф. Волоковский, М. Негрескул и других), но и лидеров европейской передовой мысли Карла Маркса и Фридриха Энгельса, использовавших на Гаагском конгрессе I Интернационала «Катехизис революционера» для идейного разгрома раскольников – бакунистов.[12] Процесс по делу «нечаевцев» вызвал за границей живые отклики. Он привлек к себе внимание гласностью, впервые в России допущенной для большого политического дела. Европейская реакция энергично поддержала затею царизма скомпрометировать на примере «нечаевцев» не только русское, но и международное революционное движение, в особенности Интернационал, именем которого прикрывался Нечаев. Власти и буржуазная пресса Европы подхватили идею о том, что идеи «нечаевцев» были те же, что и у «покойной Парижской Коммуны». Лондонский «Taims» утверждал даже, что «русская программа есть стандартный образчик программы всякого заговора».[13] Предвзятое и настороженное отношение к русским «нигилистам» в разных кругах европейской общественности сохранялось практически до конца 70-х годов, пока не прогремели на всю Европу процессы «50-ти», «193-х», Веры Засулич. О героях процесса «50-ти» восторженно отзывались австрийские и сербские социалисты, в Венгрии («ArbeiterWochen-Chronik»), Италии («Plebe»), Франции («Revuesocialiste»), Швейцарии («Travailleur») публиковались отрывки речей П. Алексеева, С. Бардиной. Сочувственно освещала процесс не только социалистическая, но и буржуазно-либеральная пресса: «Graphic», «PallMallBudget», «PallMallGazette» в Англии опубликовали речь П. Алексеева.[14]

Еще больший резонанс вызвал в Европе процесс «193-х». Во многом этому поспособствовала русская политическая эмиграция. С.Степняк-Кравчинский считал, что этот процесс «впервые привлек внимание европейской общественности к русскому революционному движению, прежде замечавшемуся только самыми внимательными наблюдателями».[15]

Главной политической сенсацией для России и Европы стал процесс Веры Засулич. Французский ежемесячник «RevuedesdeuxMondes» писал, что «Европа забыла о войне и мире, о Бисмарке, Биконсфильде и Горчакове, чтобы заняться только Верой Засулич и ее удивительным процессом».[16]

После этих крупных процессов взор Европы был прикован к революционной ситуации в России. Крупнейшие газеты отряжали в Петербург специальных корреспондентов для наблюдения за развитием событий. Внимательно следили за политическими событиями в России Карл Маркс и Фридрих Энгельс, которые считали судебный террор царского правительства верхом беззакония.

Материалы политических процессов в России конца 70-х годов существенно повлияли на международное общественное мнение, причем симпатии прогрессивной общественности, как социалистической, так и буржуазно-демократической, были явно не на стороне царского правительства. Но все же в этот период времени интерес Европы к революционной России хотя и сильно возрос, оставался недостаточно широким. В целом зарубежное общество было достаточно пассивным и выступало в роли стороннего наблюдателя. Однако это отношение резко меняется, когда на исторической сцене появляется «Народная воля».

Ни одна из революционных организация домарксистской эпохи не пользовалась такой известностью в России и за границей, таким влиянием на мировое общественное мнение, как «Народная воля». По словам Г. Плеханова, ее дела и люди остановили на себе «зрачок мира».[17] Действительно, таких удивительных людей не знала еще Европа: «Кто-то назвал Исполнительный комитет «Народной воли» цветом русской интеллигенции конца 70-х годов, и это определенно верно не только в моральном, но и в физическом смысле…Движущей силой их направления была глубокая и неисчерпаемая любовь к ближним. Прежде чем стать революционерами, они были альтруистами по своей природе».[18]

Действия «Народной воли» с восторгом встречались в социалистической среде западных стран, их подвигами вдохновлялись вождь партии венгерских социалистов Лео Франкель, основатель чешской социал-демократии Ладислав Запотоцкий, лидер итальянских социалистов Филиппо Турати.[19]

Особое внимание необходимо уделить отношениям «Народной воли» и горячо приветствовавших ее как «революционную партию, обладавшую неслыханной способностью к самопожертвованию и энергией» [20]Карла Маркса и Фридриха Энгельса. В личной встрече с выдающимся представителем «Народной воли» Н. Морозовым Карл Маркс подчеркнул, что борьба русских революционеров с царизмом «представляется ему, как и всем европейцам, чем-то совершенно сказочным, похожим на фантастические романы».[21] Между великими идеологами и народовольцами установились дружеские связи. В письме Марксу от 25 октября 1880 года Исполнительный комитет «Народной воли» сообщал, что «Капитал» стал «настольной книгой образованных людей».[22] Марксистская экономическая литература внимательнейшим образом изучалась. Переводом «Капитала» в свое время занималась Софья Перовская, хорошо владевшая немецким языком.[23] Народовольцы также стремились ознакомить с некоторыми экономическими идеями Маркса наиболее развитых рабочих. Для них «Капитал» был не столько научным трудом, сколько гневным обвинением западноевропейского капитализма. Изучением идей Маркса с интересом занимался выдающийся революционер Н. Кибальчич. Он отмечал, что «Народная воля» признает тесную связь и взаимодействие политического и экономического факторов, полагает, что на экономический переворот не может осуществиться без известных политических изменений, ни, наоборот, свободные политические учреждения не могут установиться без известной исторической подготовки в экономической сфере».[24] Однако в целом отношение народовольцев к марксизму было очень противоречивым, они отказывались принимать это учение как единственно верное. «С одной стороны, социалисты не понимали теории Маркса, считали ее неприменимой к России; с другой стороны, русское рабочее движение оставалось еще в совершенно зачаточной форме».[25]

Что же касается Маркса и Энгельса, то они глубоко верили в близость русской революции, ждали, что она приведет к победе марксизма в Европе. Характерно, что они включали деятельность народовольцев в общий фронт пролетарской борьбы на Западе. В письме от 5 ноября 1880 года к Зорге Маркс писал, что в России «наш успех еще значительнее. Мы имеем там… центральный комитет террористов».[26] Маркс и Энгельс подчеркивали несостоятельность индивидуального террора как революционной тактики, однако, в силу склонности к переоценке готовности России к революции, рассматривали его как своего рода фитиль, вызывающий общий взрыв.[27] Маркс и Энгельс обращали внимание на утопический и чрезмерно наивный характер устремлений народовольцев, но в то же время высоко оценивали революционную отвагу русских борцов за справедливость. «Великих немцев» и русских революционеров связывали не только деловые отношения, но и дружеские узы. Особенно близки они были с П.Л. Лавровым и Г.А. Лопатиным.[28] Непосредственная помощь была оказана Карлом Марксом Льву Гартману. Народовольцы не раз обращались к Марксу и Энгельсу с различного рода просьбами и вопросами, старались по мере возможности информировать их о событиях в России, о деятельности партии. Сам Маркс считал своим непременным долгом помогать русским революционерам. Н.А. Морозов отмечал, что он чрезвычайно интересовался народовольческими делами.[29] Карл Маркс познакомил Гартмана с П. Лафаргом и В. Либкнехтом и помог устроить его агитационную поездку в Америку.

Великие основоположники научного социализма, с напряженным вниманием следившие за развитием русских общественных отношений, первыми увидели, что на востоке Европы, там, где этого никто не ожидал, начинает вздыматься величайший вал народного движения. В их глазах русское революционное движение являлось восточным флангом европейского рабочего движения. Интерес «Народной воли» к Марксу и Энгельсу был взаимным: лучшие из народовольцев стремились к изучению и пониманию их трудов, активно устанавливали с ними дружеские связи, приложили немало усилий для распространения марксистской литературы в интеллигентской и рабочей среде, подготовив таким образом почву для утверждения марксизма в России.

Итак, деятельность «Народной воли» с восторгом была встречена социалистически настроенной общественностью Европы. Что касается буржуазных кругов, то поначалу в их откликах на деятельность народовольцев преобладали явно враждебные ноты. Иначе как «нигилистами» русских революционеров буржуа Франции, Англии и других стран, шокированные их непримиримостью в отношении частной собственности, не называли. В прессе часто использовалось уподобление народовольцев «маньякам эпохи французского террора».[30] Периодические издания распространяли карикатуры на «нигилистов», вроде той, которую видел С. Степняк-Кравчинский вскоре после взрыва 5 февраля 1880 года в одном из английских сатирических журналов: «Два нигилиста встречаются среди груды развалин. «Уже все взлетело на воздух?» - спрашивает один. – «Нет, - отвечает другой. – Земной шар еще стоит на месте». «Ну что ж, тогда давай взорвем и земной шар!».[31]

Такой взгляд на русских «нигилистов» во многом определялся низкой степенью осведомленности европейского общества. М.П. Драгоманов писал по этому поводу: «Можно умереть со смеху, читая девять десятых того, что печатается в европейских газетах…о русских революционерах».[32]

Изначально «Народная воля» не придавала особого значения необходимости завоевания симпатий европейского общества. К этому времени «правильные сношения революционных организаций с русскими выходцами прерываются, - они становятся отрезанным ломтем для партии действия».[33] Отношение к эмигрантам среди народовольцев так же было достаточно сложным, в разгар героической схватки с царизмом они подчеркнуто пренебрежительно относились к тем, кто покидал родину. А. Михайлов приравнивал эмигрантов к дезертирам: «Кто хочет с нами работать, тот должен быть в России!».[34] Великая революционерка Софья Перовская отвечала на предложения эмигрировать: «Предпочитаю погибнуть здесь с борющимися товарищами, чем жить в эмиграции». Николай Кибальчич был убежден, что эмигрантская атмосфера действует растлевающее, приучая к празднословию и расслабляя волю.[35]

Однако так дело обстояло до событий 19 ноября 1879 года и 5 февраля 1880 года, когда два взрыва Исполнительного комитета потрясли всю Европу и пробудили взаимный интерес революционной партии России и международного сообщества.

Завоевать мир для русской революции,
общественного мнения передовых стран,
принести тем, кто так жестоко борется такую
неожиданную помощь… - эта мечта ярким пламенем сверкала предо мной!

С.М. Степняк-Кравчинский

Агент Исполнительного комитета «Народной воли» Лев Гартман участвовал в покушении на императора Александра II под Москвой 19 ноября 1879 года, он эмигрировал в декабре в Париж Л. Дейч писал о нем: «Совершенно посредственный человек, он являлся из тех, которых разочаровался в народе, потому что другие в ней разочаровались, и которых увлек террор по аналогичной же причине; короче – он следовал за большинством… он не представлял собою решительно ничего оригинального или достопримечательного, только случайность сделал его очень важным политическим преступником, приобретшем всемирную известность.»[36]

15 февраля 1880 года Л. Гартман был арестован парижскими агентами по ходатайству русских властей. По словам свидетеля ареста Л. Дейча, он обратился к французам со словами, что это «шпионы, которые здесь, в Париже, хотят схватить политического эмигранта; помогите освободить его». Но они остались совершенно безучастны.[37] Русское правительство требовало немедленной выдачи революционера, и французские власти уже были готовы уступить. Князь Орлов, долголетний русский посол в Париже, сумевший организовать во Франции солидную агентуру, получил от премьер-министра Ш.-Л. Фрейсине заверение, что Гартман будет выдан царской полиции.[38] Этим фактически нарушалось право политического убежища эмигрантам. Особо скандально это было бы для республиканского правительства, коим являлось французское.

Как только Исполнительный комитет «Народной воли» узнал об аресте Гартмана, он разослал в редакции французских газет и в другие страны воззвание «Французскому народу от Исполнительного комитета русской революционной партии», в котором обращается к французским гражданам от имени всего русского народа по поводу «факта совершенно невероятного»: может ли быть выдан русский политический эмигрант «свободной Французской республикой на произвол и мщение азиатски-деспотическому правительству, невежественному, узурпаторскому, кровожадному, насильственно держащему в цепях враждебный ему русский народ?».[39] Народовольцы аппелировали к справедливости французского народа, призывали его вспомнить, что именно Франция провозгласила три великих принципа: свобода, равенство, братство, как долго и самоотверженно страна боролась за них: «Неужели в настоящее счастливое для себя время это доблестная, свободолюбивая Франция…станет теперь пособницей нашего притеснителя?! Мы не можем этому верить…Единственная политика, достойная великого народа требует, чтобы вы другим желали того же, чего сами себе. Держитесь этой же политики, и свободная Россия, разорвав цепи рабства, низвергнув своего деспота, явится для Франции более надежным союзником, чем грая Орлов и князь Горчаков».[40]Как мы видим, обращение было написано с величайшим мастерством: народовольцы апеллировали к национальной гордости и уважению к правам человека, чувствам, столь характерным для гордого французского народа. Одновременно Исполнительный комитет поднял на «борьбу за Гартмана» революционную эмиграцию, уполномочил С.М. Кравчинского, О.С. Любатович и В.И. Засулич «ходатайствовать по этому делу от имени Исполнительного комитета официально».[41] Также особо активны были П.Л. Лавров, которого Л. Дейч, свидетель ареста Гартмана, первым оповестил о произошедшем, он обращался к представителю палаты депутатов Л. Гамбетта, которого современники сравнивали с Наполеоном Бонапартом, подстерегшим «Францию как грабитель на большой дороге»,[42] и Г. Плеханов, который по данным французской охранки, приехал в Париж из Цюриха и обратился за помощью к А. Рошфору, Ф. Пиа, Ж. Клемансо.[43] Французская общественность горой встала за Гартмана, многие периодические издания опубликовали воззвание Исполнительного комитета, социалистические издания требовали его немедленного освобождения. Парижане устраивали многочисленные митинги солидарности в поддержку русского революционера, один из них даже возглавил Огюст Бланки.[44] В поддержку русского освободительного движения в лице Гартмана выступил величайший человек Франции того времени Виктор Гюго 27 февраля 1880 года писатель обратился к правительству Франции с открытым письмом, облетевшим весь мир: «…Vousnepouvezpaslivrercethome. La loi entre vous et lui… Les lois d’extradition s’arretent devant les faits politique. Ces lois toutes les nation les observent. La France les observera. Vousnelivrerezpascethomme!» («Вы не можете выдать этого человека. Закон между вами и ним…Законы о выдаче преступников не затрагивают политическую сферу. Все нации соблюдают эти законы. Франция также будет их соблюдать. Вы не выдадите этого человека!»).[45] Великий демократ Виктор Гюго хорошо понимал значение и могущество яркого и правдивого слова, замечательным мастером которого был он сам. В поддержку Гартмана выступил еще один популярнейший человек того времени – Джузеппе Гарибальди. Его письмо от 6 марта 1880 года прогремело на всю Европу: «Гартман – смелый молодой человек, к которому все честные люди должны питать уважение и признательность. Министр Фрейсине и президент Греви не сохранят за собой имени честных республиканцев, если выдадут политического изгнанника. Это было бы достойно версальских гиен».[46]

Агитация в пользу освобождения Гартмана приняла неимоверные размеры. Имя его непрерывно выкрикивали разносчики. И на время он сделался самым популярным человеком не только в Париже, но и во всем цивилизованном мире.[47]

В такой ситуации лидеры Третьей республики оказалось в чрезвычайно сложной ситуации: с одной стороны, они не желало портить отношения с Россией, которая всегда внушала европейским государствам опасения, с другой – дискредитировать республиканское правительство в глазах не только французского народа, который в свое время мужественно сражался за свободу на баррикадах, но и всей прогрессивной мировой общественности. В такой ситуации правительство Франции отказалось выдать Гартмана, сославшись на то, что нельзя установить тождество арестованного с тем Гартманом, который покушался на царя. Таким образом, царизм получил «звонкую всеевропейскую пощечину»[48]. Разгневанный Александр IIнемедленно отозвал из Парижа русского посла. Более того, встретившись на военном параде 24 марта генерала Шанзи, император не подал ему руки и сказал: «Я весьма поражен, господин посол, решением вашего правительства, по поводу этого негодяя. Это все, что я имею высказать».[49]

Дело Гартмана имело огромное значение для революционной партии. По словам Веры Фигнер, «на этом факте «Народная воля» увидела значение, которое может иметь для партии общественное мнение Европы».[50]

Народовольцами было подготовлена инструкция «Подготовительная работа партии» относительно действий в Европе, согласно которой политика партии должна была стремиться к тому, чтобы «обеспечить русской революции сочувствие народов…знакомить Европу со всем пагубным значением русского абсолютизма для самой европейской цивилизации, и истинными целями партии, со значением нашего революционного движения, как выражения всенародного протеста…Факты революционной борьбы, деятельность и цели партии, мероприятия русского правительства, его отношение к народу – если Европа будет все это знать без искажения, то ее сочувствие нам обеспечено».[51] 25 октября 1880 года Исполнительный комитет назначил первым уполномоченным партии за границей Л. Гартмана. Были разосланы письма А. Рошфору, К. Марксу с просьбой оказать содействие Льву Гартману в деле правильного ознакомления общественного мнения с текущими событиями.[52] Карл Маркс и Фридрих Энгельс охотно вводили русского революционера в курс дел международной социал-демократии. Благодаря помощи отцов научного коммунизма Гартман смог добиться определенных успехов в Англии и Америке. Во Франции быть уполномоченным партии выпала честь П.Л. Лаврову. По словам В.Н. Фигнер, которая была избрана секретарем для заграничных сношений, средствами для завоевания сочувствия европейского общества могли быть лекции, собрания, брошюры, листки и журнальные статьи, которые изображали экономическое и политическое положение дел в России.

Достаточно спорным является вопрос, насколько искренними были симпатии европейской общественности к русским революционерам, понимала ли она до конца, на какие жертвы идут эти удивительные люди. К тому же не следует забывать, что Россия всегда воспринималась европейцами как опасный сосед на Востоке, а западные буржуа не могли ни в коей мере принять идеологические представления революционеров. Лишь искренние и кристально чистые душой сторонники социалистических учений по всему миру всей душой сочувствовали русским героям освободительного движения и старались оказывать максимальную помощь. Большинство же европейских обывателей с интересом следило за делами, жертвами партии, судебными процессами, несомненно, самым ярким из которых является дело 1 марта 1881 года.

…Грянул взрыв
С Екатерининского канала,
Россию облаком покрыв.
Все издалека предвещало,
Что час вершится роковой,
Что выпадет такая карта…
И этот века час дневной –
Последний – назван 1 марта.

А. Блок

Трагедия, начавшаяся в Петербурге 1 марта 1881 года на набережной Екатерининского канала и закончившаяся 3 апреля на Семеновском плацу, стала ярчайшей вехой отечественной истории. Истоки решения, выведшего молодых талантливых людей с бомбами в руках на улицы Петербурга и заставившего их встать на пути царской кареты, восходят к сложному, тернистому развитию русской социальной, политической и экономической жизни. Взрывы на Екатерининском стали заключительным аккордом целой эпохи русского революционного движения. В нем звучали идеи декабристов, Герцена, Чернышевского, Бакунина, Лаврова, Ткачева и других великих умов России.

По мнению самих народовольцев, кончился тяжелый кошмар, давивший в течение многих лет молодую Россию, ужасы тюрьмы и ссылки, насилия и жестокости над сотнями и тысячами единомышленников революционеров, кровь мучеников были искуплены этой минутой, пролитой царской кровью, тяжелое бремя упало с плеч Исполнительного комитета, должна была прийти эпоха обновления России. Поучительный характер 1 марта они видели в том, что это был финал двадцатилетней борьбы между правительством и обществом. Так же эти самоотверженные люди верили, что партия приобрела самую выгодную позицию и новые шансы к расширению своей организации, хотя на самом деле это было началом конца «Народной воли».

Цареубийство всколыхнуло не только многострадальную Россию, в правящих кругах которой царил разброд (некоторые считали, что «одна конституция может спасти ныне Россию»[53]), но и весь мир. После 1 марта на «Народную волю», в действительности уже надломленную, стали смотреть как на могущественную силу. Это событие вызвало далеко не однозначную реакцию в среде зарубежных политических и общественных деятелей, выявило оно и истинных сторонников и благожелателей народовольцев, но и одновременно показало наличие враждебных сил.

В социалистической среде дело 1 марта встретило одобрение, повсюду прославлялись русские революционеры, особенный размах эти действия получили в Париже, где в эти дни проводились многочисленные митинги в честь десятилетия Парижской коммуны. В Англии был арестован ряд журналистов за прославление цареубийства. Одобрительно встретили это событие Карл Маркс и Фридрих Энгельс.    

Естественно, что правительственные круги Европы крайне негативно отнеслись к событиям 1 марта, и с этого времени стали помогать действиям царской охранки, хотя и раньше во многом закрывали глаза на ее деятельность.

Буржуазные издания писали о «Народной воле» враждебно и клеветнически. Умеренный «Taims» поражался самим обстоятельствам убийства: «Властелин 80 миллионов людей, с миллионом солдат, убит в своей столице, в день воскресного отдыха и вопреки беспримерным предосторожностям». Однако впоследствии там же были опубликованы Письмо Исполнительного комитета Александру III, которое газета назвала «самой смелой и страшной петицией о правах», и речь Желябова на суде.[54] Во Франции только один из самых буржуазно-либеральных органов прессы «RevuepolitiqueetliterairedeFrance» находил исторические основания для покушений, являющихся следствием кризиса страны. Нигилисты, по мнению журнала, - тип политиков, которых неизбежно порождает русский строй.[55]

Необходимо отметить тот факт, что в целом реакция Европы была достаточно нелогичной, эмоционально противоречивой: факт цареубийства вызвал в буржуазных и правительственных кругах ужас и возмущение (можно с полным основанием предположить, что это было вызвано страхом за собственное благополучие), но и жестокое наказание, соответствующее правовым нормам России, в свою очередь было встречено как проявление варварского деспотизма. Как гласит русская пословица, «Куда ни кинь – везде клин».

Процесс по делу 1 марта 1881 года был последним в России XIX века, на котором присутствовала пресса, в том числе и зарубежная («Times», «Figaro», «Standart», «Graphic» и др.). Оценив силу духа и благородство подсудимых, журналисты из «политических изуверов» и «головорезов» переименовала их в «пытливого химика» (Кибальчич), «утонченную леди» (Перовская), «гордого и непреклонного демагога» (Желябов).[56]

Казнь героев 1 марта вызвала волну возмущения по всему миру. Акции протеста прокатились по Парижу, Лондону, Женеве и другим городам. Женщины Парижа вотировали текст призыва «К женщинам всего мира», протестовали против казни Софьи Перовской, к которой проявляли глубокую симпатию даже умеренные круги. Многие страны охватила кампания за помилование Геси Гельфман. По всей Европе проходили митинги, Кропоткин и Лавров обратились за поддержкой к Виктору Гюго. Царизм не мог не посчитаться с таким протестом. В результате казнь Гельфман заменили пожизненным заключением.

Нужно отметить тот факт, что благодаря европейской общественности в марте 1882 года были спасены жизни девяти героев «Народной воли», приговоренных к смертной казни. Социалистические, буржуазные и даже консервативные круги осудили «людоедский» приговор по процессу «20-ти». Важная роль здесь снова принадлежала Виктору Гюго и его мощному «Призыву»: «Цивилизация должна вмешаться! Сейчас перед нами беспредельная тьма, среди этого мрака десять человеческих существ, из них две женщины (две женщины!), обреченные на смерть… Пусть русское правительство поостережется… Оно должно опасаться первого встречного, каждого прохожего, любого голоса, требующего милосердия!».[57] В России «Призыв» ходил под названием «CrydeVictorHugo». В результате были помилованы девять приговоренных, Суханову повешение заменили расстрелом.

Несмотря на то, что мировая общественность внимательно следила за политической жизнью в России и продолжала выступать против жесточайшей реакции, ей не удалось еще как-либо существенно повлиять на решения царского правительства. Бесспорным остается тот факт, что социалистически настроенная часть европейского общества возможно искренне сочувствовала героям – народовольцам, в то время как консервативные круги опасались русской революции, ибо она могла впоследствии «огнем и мечом» пройти и по остальным государствам. К тому же усиление России в силу смены ее политической ориентации не входила в интересы европейских держав.

Героические подвиги народовольцев были вдохновляющим примером для освободительных движений народов Восточной Европы, под впечатлением от их деятельности укреплялось движение в Румынии, Венгрии, Болгарии. В период наибольшего могущества в 1880 – 1881 годах слава «Народной воли» гремела по всему миру. Однако замыслы революционеров «повести серьезную агитацию в Европе в пользу русского движения», «приобрести постоянные органы в Германии, Франции, Англии, Швейцарии для систематического ознакомления с Россией» осуществились в слабой мере. Возможно, если бы практически весь цвет Исполнительного комитета не был уничтожен царским правительством, эти замыслы могли бы быть воплощены в жизнь. Однако история не имеет сослагательного наклонения.

Деятельность «Народной воли» всколыхнула Европу, открыла ей Россию с новой стороны, показала неисчерпаемый потенциал революционной мысли, высочайшую степень героизма и самоотверженности русской интеллигенции, борющейся за правое дело.

«Залитое кровью бойцов знамя «Народной воли» - наше знамя», - писал Вере Фигнер Николай Островский. Действительно, для молодежи, вступившей на путь революционной борьбы в конце XIX века, народовольцы служили примером высоких идеалов, непоколебимой преданности народу, душевной чистоты. Однако в исторической науке отношение к самоотверженным бойцам на протяжение всего периода изучения остается достаточно противоречивым. На протяжении многих десятилетий традиции революционного народничества, рассматривавшиеся с марксистской точки зрения, осуждались как патриархальные, так как ориентированны были на крестьянство. В наши дни народовольцев нередко называют преступниками, террористами. По мнению историка С.В. Переверзенцева, народовольцы своими идейными корнями и целями восходили к чуждой для России гуманистической философии, не понимали значимости духовных вопросов для жизни России, в чем и заключалась великая трагедия и русской интеллигенции, и России в целом. «Битва за Истину была трудна, а в ней не обходилось и без тяжелых потерь. На поле сражения смертью храбрых пал император Александр II…однако в России все более разрасталась раковая опухоль «прогрессизма» и «образованщины», поразившая русские образованные круги и особенно русскую интеллигенцию». На мой взгляд, невозможно согласиться с такой точкой зрения, отрицающей великую жертву, принесенную народовольцами своему народу.

Исследование причин, породивших «Народную волю», анализ ее деятельности, историко-психологический подход к оценке личности народовольцев, характеристика последствий тех событий, которые получили широчайший общественный резонанс во всем мире, - все это настоятельно требует извлечения уроков для сегодняшнего дня. Общественно - политическая и социо – культурная обстановка конца XIX и начала XXI века поразительно схожи. Экономическая пропасть между огромным большинством людей на грани выживания и горстью богачей, пренебрежительное отношение «хозяев жизни» к тем, кто обеспечивает им комфорт и роскошь, отсутствие идеологии и идеалов у правящей верхушки общества, нежелание и неумение осмыслить исторический опыт при том, что в отличие от крестьянской России XIX века в современном обществе на всех уровнях утрачены высокие принципы христианской морали и понятие греха, - все это способно породить не новую революционную ситуацию, а страшный разгул и хаос, по сравнению с которыми любая революция будет представляться верхом организованности и порядка. И ответственность за то, что может случиться, должен нести тем или иным образом каждый человек, претендующий на звание образованного и разумного, как об этом говорил выдающийся философ, историк и публицист А. Панарин: «Тебе нет оправдания. Это с твоего молчаливого согласия воцарился в мире убийственный Хаос».

Энергия таких людей, какими были народовольцы (многие из них, кто сумел пережить тюрьму, каторгу, ссылку, 28 лет Шлиссербургской крепости как Николай Морозов, стали писателями, учеными, общественными деятелями), их интеллект, их обостренное чувство справедливости – редкий человеческий дар. Направленный на созидание, этот дар мог бы принести Родине величайшую пользу, потому что изначально цели и задачи русских революционеров были высоки и благородны: «Мы стремились поднять умственный уровень народа, провести в его жизнь сознание и науку. Наше орудие было пропаганда идей общечеловеческого прогресса» - сказано в обращении Исполнительного комитета «Народной воли» «Французскому народу». Для того чтобы заметить, направить таких людей, прислушаться к их голосу, их разуму, их сердцу, нужно стать сильнее, умнее, выше, благороднее и прозорливее их. К сожалению, в России часто происходило и происходит то, о чем гениально сказал А.А. Блок:

Но, право, может только хам
Она всегда – меж двух огней.
Не всякий может стать героем,
И люди лучшие – не скроем –
Бессильны часто перед ней…

 [38] Манфред А.З. Внешняя политика Франции 1871 – 1891 гг. М., 1952, с. 252

[39] Революционное народничество 70-х годов XIX века, т.2, с. 224

[40] Там же, с. 227

[41] Таратута Е. С.М. Степняк-Кравчинский – революционер и писатель. М., 1973, с. 207

[42] Мерей Ю.К.Г. Люди третьей республики, С-Пб, 1873, с. 35

[43] Кантор Р.М. Французская охранка о русских эмигрантах, Каторга и ссылка, 1927, №2, с. 86

[44] Троицкий Н.А., «Народная воля» перед царским судом. Саратов, 1983, с. 320

[45] Гюго В. Собр. Соч. в 15-ти т. М., 1956, т 15, с. 681

[46] Цит. по Троицкий Н.А., «Народная воля» перед царским судом. Саратов, 1983, с. 321

[47] Дейч Л.Г. Русская революционная эмиграция 70-х годов, с. 57

[48] Фигнер В.Н. Запечатленный труд, т.1, с. 245

[49] Манфред А.З. Внешняя политика Франции 1871 – 1891, с. 266

[50] Фигнер В.Н. Запечатленный труд, т.1, с. 245

[51] Революционное народничество 70-х годов XIX века, т. 2, с. 183

[52] Там же, с. 229

[53] Бобринский А.А. Воспоминания. Каторга и ссылка, 1931, №3, с. 105

[54] Волк С.С., Народная воля 1879 – 1882, М. – Л., 1966, с. 130

[55] Там же, с. 131

[56] Ракитников Н.И. Отклики за границей, М., 1933, с. 246 - 247

[57] Гюго В. Собр. соч. в 15 т., М., с. 684 - 685

• Переломные точки русской истории