Тишин В.В.

Исторические судьбы всего множества народов, проживающих на необъятных пространствах бывшего СССР, тесно и неразрывно связаны между собой. События по-разному определили место и роль каждого из них в общем всемирном историческом процессе, однако, все они заслуживают должного внимания со стороны исследователя.

Издревле история оседло-земледельческих славянских народов, которым история определило место ядра российского государства, неразрывно связана с кочевыми народами южных степей. На протяжении всего исторического периода становления российской государственности и в течение всего процесса создания единства государственного пространства на территории России отношения оседлых земледельцев и кочевых скотоводов всегда были динамичными и разнообразными – от жестокой вражды и войн на физическое истребление до создания симбиотических форм военных и политических объединений. Историческая картина российской истории не будет выглядеть полной без четкого понимания роли кочевых скотоводческих народов, населявших южные зоны умеренного климатического пояса.

Кочевничество (номадизм) как историческое явление до сих пор остается предметом множества научных исследований. Научная литература по различным вопросам кочевничества огромна[1]. Однако, ряд вопросов на протяжении всей истории кочевниковедения остаются дискуссионными.

Так, например, на наш взгляд, до сих пор не получила должного внимания проблема места исторической географии в кочевниковедческих исследованиях. Недостаточно разработан вопрос о степени влияния естественно-географических условий на генезис кочевничества[2].

Кочевничество постоянно рассматривалось практически без взаимосвязи с окружающей естественной средой, и, соответственно, исключительно как примитивная по сравнению с оседлым земледелием форма хозяйства. Это - либо распространенная в кон. XIX в. теория о трехступенчатом развитии форм хозяйства охота - скотоводство - земледелие, либо концепция о стадиальной смене кочевого хозяйственного уклада полуоседлым или оседлым[3].

Высказывание К. Маркса о том, что «из определенной формы материального производства вытекает, во-первых, определенная структура общества, во-вторых, определенное отношение людей к природе» и «их государственный строй и его духовный уклад определяется как тем, так и другим»[4] определяло и во многом продолжает определять второстепенное место исторической географии в отечественной исторической науке[5].

Для возникновения кочевого скотоводства как формы ведения хозяйства необходимы соответствующие природные условия, своеобразный физико-географический полигон, в рамках которого происходит становление экономического уклада. Кочевое скотоводство как тип хозяйственной деятельности характеризуется экстенсивностью в силу невозможности модификации орудий производства, ограниченность сфер разделения труда, постоянной необходимости расширения пастбищных и охотничьих угодий, что делает его потенциальную динамику полностью зависимой от экологической обстановки.

Таким образом, мы полагаем невозможным при исследованиях особенностей кочевничества как исторического явления обхождение без привлечения понятийного аппарата специальных научных дисциплин, которые могут быть использованы в качестве прикладных в ходе историко-географических исследований. Прежде всего, это касается таких понятий как экосистема, ландшафт, популяция, биоценоз, биогеоценоз, а также хозяйственно-культурный тип и антропогеоценоз. Если первая группа целиком заимствована нами непосредственно из области естественно-научных дисциплин, то два последних требуют особого внимания, поскольку без них представляется затруднительным любое исследование, так или иначе касающееся экономического уклада докапиталистических обществ.

Понятие хозяйственно-культурных типов как исторически сложившихся комплексов хозяйства и культуры, типичных для различных по происхождению народов, но обитающих в сходных географических условиях и находящихся примерно на одинаковом уровне исторического развития, было сформулировано в работах советских этнографов и археологов[6].

Теория антропогеоценозов как элементарных составляющих хозяйственно-культурных типов была выдвинута выдающимся отечественным исследователем антропологом В.П. Алексеевым. Антропогеоценоз – это «симбиоз между хозяйственным коллективом и освоенной им территорией (или, говоря иначе, коллектив в сочетании с эксплуатируемой им территорией) на ранних этапах человеческой истории можно назвать антропогеоценозом»[7]

В.П. Алексеев подразделяет антропогеоценозы в зависимости от их внутренней структуры на два класса (или типа). Классификация носит стадиальный характер. Первый тип характеризуется преобладанием природной среды, в значительной степени влияющей на интенсивность хозяйственной деятельности, численность хозяйственных коллективов, направление динамики и устойчивости данного антропогеоценоза. Так разрушение естественных биоценозов приводит к разрушению целостности антропогеоценоза. Такими антропогеоценозами являются присваивающие хозяйства собирателей и охотников, охотников и рыболовов, а также производящие хозяйства экстенсивного характера как у племен, занимающихся подсечно-огневым земледелием и кочевников. У последних численность коллектива ограничена, что способствует налаженности функциональных связей, вследствие ограничения численности стада, вызванного ограничением свободных пастбищ[8]. Таким образом, если исключить экстремальные исторические ситуации, такие как грабежи оседлого населения и прочие способы добычи прибавочного продукта, кочевники практически полностью зависят от условий географической среды, связанных с возможностью естественного расширения территории пастбищ[9]. Второй тип включает в себя производящие хозяйства, менее зависимые от природы[10].

Поскольку антропогеоценозы складываются в естественно очерченных географических регионах, необходимо также отметить, что и каждая группа, составляющая хозяйственный коллектив, в данном антропогеоценозе, не только зачастую эндогамна, но и отличается формирующимся в данных ландшафтных условиях, а также, как следствие, на основе возникших в рамках данного антропогеоценоза общественных взаимодействий оригинальным стереотипом поведения.

Одновременно с природными процессами на их фоне протекает развитие процессов общественного уровня, таких как складывание общих этических и нравственных норм на основе общего языка, и мы, таким образом, можем говорить о понятии этноса относительно данных коллективов[11]. Изменение стереотипов поведения может быть связано как с влиянием естественных факторов, так и с культурным влиянием со стороны. В данном случае речь идет о т.н. «динамике антропогеоценозов во времени»[12]. Разрушение одного лишь компонента антропогеоценоза в силу тех или иных причин ведет к разрушению всей его структуры. Переселение хозяйственного коллектива на новый ландшафт влечет изменение антропогеоценоза равно, как и совершенствование способов производства. Изменение антропогеоценоза влечет и изменение функциональных связей внутри него. Как справедливо отмечал Г.Е. Марков: «Окончательное закрепление определенных пастбищ за скотоводами – признак начала разложения кочевничества, перехода к полуоседлому (отгонному) или интенсивному оседлому хозяйству»[13].

Таким образом, теоретически существует возможность перехода от антропогеоценозов первой ступени к антропогеоценозам второй ступени вследствие стремления хозяйственного коллектива к более полному и широкому удовлетворению своих потребностей и, как следствие, интенсификации производства, что осуществляется, однако, при благоприятных исторических и географических условиях[14].

Наиболее близко к решению вопроса о влиянии природно-географических условий на форму общественно-экономического уклада кочевников подошли в 60-е гг. XX в. С.И. Руденко и Л.Н. Гумилев. Если концепция С.И. Руденко, выработанная на основе выводов С.Е. Толыбекова, о трех формах кочевания[15] стала обще признанной и получила дальнейшее развитие в историографии последующих лет, прочно утвердившись в науке, то с Л.Н. Гумилевым сложнее.

В настоящей работе мы хотим привлечь внимание к теории ученого, отчетливее всего отраженной подготовленном им в 1968 г. докладе «Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период»[16]. В многочисленных трудах Л.Н. Гумилева получила дальнейшую разработку концепция С.И. Руденко о региональных особенностях кочевания. Л.Н. Гумилев доказывал, что не только форма кочевания, но еще и общественно-политический уклад кочевников Евразийских степей зависит от природно-географических условий территории их обитания. Ученый рассматривал те же ландшафтные зоны, что выделил С.И. Руденко. Предложенная концепция не вызвала никаких ответных откликов от коллег-ученых, оставшись незамеченной в широких научных кругах.

Вместе с тем, вопрос об исторической преемственности социально-политического устройства и соответствующих государственных институтов у кочевых обществ Евразийских степей был поднят в 90-х гг. XX в. в работах В.В. Трепавлова, обратившего внимание на неразработанность темы[17]. По мнению ученого определенная «государственная традиция» складывается в непосредственной связи со способом определенной деятельности и, хотя не обязательно отражается в материальной культуре, но существует как неотъемлемая часть культуры духовной. Данная концепция, таким образом, признает у различных, но населяющих одну и ту же территорию обществ наличие формирующихся на основе практики и исторической памяти в виде традиций стереотипных представлений о государственном строительстве[18].

Цель настоящей работы – оценка степени влияния природно-географических условий на общественно-политический строй кочевников Евразийских степей, а также подтверждение необходимости дальнейшей научной разработки поднятого ученым вопроса. Мы считаем одной из задач данной работы пересмотр научных тезисов указанной статьи Л.Н. Гумилева на основе привлечения более широких данных исторических источников.

Исходя из условия экстенсивности характера кочевого скотоводства, нам представляется обоснованным рассматривать формы общественно-экономических отношений у кочевых обществ в относительной статике и даже некоторой законсервированности, полагая их уровень постоянным при прочих равных условиях, а именно: природно-климатических и внешнеполитических. Следуя такому подходу, мы получаем возможность применять при исследовании отдельных внутренних аспектов, касающихся кочевых обществ, сравнительно-сопоставительный метод согласно принципу диахронии, т.е. условно пренебрегая хронологическим принципом, но не пространственным.

Иными словами, мы можем с некоторой долей условностей и оговорок в рамках одного ландшафтного региона механически переносить данные об общественно-экономическом устройстве кочевников одного периода, наиболее ярко освещенного источниками, на кочевников наиболее «темных» исторических периодов, отчасти реконструируя некоторые аспекты их жизни, не считая это ошибкой. Данные археологии, несомненно, ценны для восстановления социальной структуры исследуемых кочевых обществ, однако, они мало могут помочь при реконструкции общественной организации. Поэтому ретроспективный характер большинства сделанных нами заключений выглядит оправданным.

Вместе с тем, говоря о влиянии природно-географических условий на общественную организацию, представляется важным привлечь к рассмотрению следующий установленный наукой факт. «Наблюдения показали, что структура стада обезьян в большей мере обусловлена экологически, чем генетически. Обезьяны одного вида, живущие в разных условиях, оказываются дальше друг от друга по организации стада, чем обезьяны разных видов, живущие в сходных условиях. Установлено, что у обезьян, живущих в лесу, организация стада более аморфна и лабильна, чем у обитателей саванны, а в пределах саванны организация более жестка в экстремальных условиях, а именно в засушливой саванне»[19]. Поскольку африканские саванны и евразийские степи сходны по характеру флоры, а также, соответственно, обнаруживают сходства со степными и полупустынными районами субтропической зоны Евразии, мы полагаем теоретически возможным и исторически оправданным перенести некоторые сведения о единых, на наш взгляд, моментах жизни первобытных человеческих стад, тождество которых установлено с жизнедеятельностью некоторых подвергавшихся наблюдению приматов, на схему развития кочевых общностей.

Мы исходим также из выводов Г.Е. Маркова, рассматривавшего кочевнические общества в качестве доклассовых и доказавшего, что кочевничество, преобразуясь в особый хозяйственно-культурный тип из оседлого пастушества, проходило стадию первобытнообщинных отношений, и уровень общественной организации кочевников замкнулся после разложения первобытных институтов[20].

Перейдем к непосредственному рассмотрению ландшафтных зон. Л.Н. Гумилев выделял Центральномонгольский, Алтае-тяньшаньский и Арало-каспийский. Волго-терская долина выделялась в отдельный земледельческий район. Однако, на основе исследований П.Н. Савицкого[21] представляется возможным выделить Причерноморские степи вместе с венгерской пуштой в отдельный ландшафтно-культурный район.

Монголия и Забайкалье при наибольшем теоретическом уровне увлажнения именно в летний период отличаются нестабильностью погодных условий, выражающихся в сильных снежных бурях зимой или засушливых летних периодах[22], что описано, например, Дж. Плано Карпини[23] или Сюй Тином[24]. Местные народы по данным источников «кочуют с места на место в зависимости от [наличия] воды и травы [для скота] без постоянных [маршрутов]»[25]. Это обуславливает необходимость создания зимних и стойбищ. Факт их наличия зафиксирован в истории[26]. Летние стоянки располагались у речных долин[27]. Чередование же степей с немногочисленными, зато густыми лесными полосами, раскинувшимися вдоль речных долин, ограниченных на севере таежными лесами и на востоке Хинганскими горами, что так же особо привлекало внимание средневековых авторов[28], позволяло использовать дополнительные способы добычи пропитания, такие как охота, как облавная, групповая, так и более сложная, лесная одиночная, и рыболовство, примеры которых мы наблюдаем в «Сокровенном сказании»[29]. Осторожного отношения требуют упоминания между делом китайских источников о возможности выращивании хлеба у хун-ну[30]. В то же время только Терхинская стела, датируемая кон. 50-х гг. VIII вв., говорит о «пашнях» (taryγlaγym) в долине рр. Селенга, Орхон и Туула[31], но никакой источник более не упоминает о возможности занятия земледелием. Китайская хроника «Цянь Хань шу» ошибочно сравнивает местные, насыщенные мелким гравием, территории к северу от Гоби с пустыней[32], а Дж. Плано Карпини отмечает, что земля здесь «смешана с хрящом, редко глиниста, по большей части песчана»[33]. Хроника «Тан шу» характеризует почву верховий р. Селенги как «дресвяная и солонковатая»[34]. Автор сочинения «Хэй да ши люе» Сюй Тин описывает мелкий песок и мелкие камешки[35]. Из скота здесь больше всего разводили овец[36].

В открытой степи между ее обитателями неизбежны были контакты самого разного характера. Кочевали здесь семьями (аилами), входящими в большой патриархальный род, за каждой из которых была закреплена определенная территория для выпаса скота[37]. Племенная (родовая) территория, как определил ее Г.Е. Марков, - это «совокупность пастбищ, на которых племя пасло свои стада в данное время», т.е. юрт - у тюрок, нутуг - у монголов[38]. В хозяйстве широко использовалось домашнее рабство («прислужники»)[39]. Сущность этого института у кочевников наиболее подробно и обстоятельно изучена С.Г. Кляшторным[40].

Как известно, Б.Я. Владимирцов связывал образование классового общества у монголов непосредственно с переходом от куренного способа кочевания, т.е. общинного хозяйства[41], к аильному способу кочевания - индивидуальному хозяйству[42]. Вместе с тем, хотя и утверждая, что курень как форма общественной организации, присущая первобытно-общинному строю, изжила себя к кон. XII в., ученый не отрицал, что курень сохранялся в качестве пережитка в военной организации общества. Л.Н. Гумилев же, говоря о сосуществовании куреней и аилов, полагал, что смена способа кочевания диктовалась лишь внутренней ситуацией в степи: куренная система, вызванная соображениями безопасности, господствовала в степи в неспокойное время, сменяясь аильной, когда твердая и сильная верховная власть прекращала усобицы и взаимные грабежи[43]. Такого же мнения придерживается Г.Е. Марков[44]. Кроме того, нам курень представляется видом социально-экономического взаимодействия, носивший изначально больше организационный характер, нежели кровно-родственный[45].

Образование отдельных родов, отпочковывавшихся от материнского, происходило, судя по всему, с потрясающей динамикой[46]. Со временем кровное родство стало уступать «генеалогическому», фиктивному[47], что можно рассматривать как непосредственный показатель распада родового строя. Курень, таким образом, изначально был естественной формой организации и, похоже, совпадал с родовой общиной как основной хозяйственной единицей. Впоследствии с распадом родов курень оставался формой совместного существования, но уже на уровне своеобразных соседских общин, не предусматривающих близкой кровнородственной связи между ее членами или не предусматривающих ее вообще[48].

Организация в крупные объединения с сильной ханской властью была необходима для создания возможности совместной обороны кочевий, а также для регулирования отношений между владельцами скота и кочевий в тех сферах, где они уже не могли регулироваться родовыми обычаями. Примеры подобных контактов особенно ярко демонстрируют сцены детства Темучжина из «Сокровенного сказания»[49]. Рядовые кочевники, больше всего страдавшие от взаимных набегов и угона скота (баранты), в первую очередь были заинтересованы в установлении порядка. Сформировавшаяся кочевая аристократия, как обосновал Б.Я. Владимирцов, также стремилась к порядку внутри кочевий и была заинтересована в объединении под руководством сильного военного вождя, который бы смог организовывать масштабные грабительские походы на внешних врагов[50].

Сначала предводитель (хан) выбирался на сходках глав родов или куреней - хурултаях, что является явным типичным признаком распада родового строя и периода военной демократии[51]. Затем со временем родовые старейшины превращались в обыкновенную родовую аристократию. Выборная ханская власть постепенно усиливалась, находя опору уже не в знатных родовичах, а в верной лично ему дружине, состав которой, как удалось показать Б.Я. Владимирцову, в результате активно пополняется выходцами из кочевой аристократии[52]. Таким образом, формировалось типичное раннефеодальное общество.

Так возникает военизированное политическое объединение, названное Л.Н. Гумилевым «ордой». Орду Л.Н. Гумилев определял не как этническое[53], а военно-организационное понятие[54], «некоторое количество совместно живущих людей, определенным образом организованных», характеризующееся как высшая форма военной демократии, при этом полагая обязательной является именно организация, а не общность происхождения, языка, религии или нравов[55]. Ученый полагает, что подобные объединения являлись носителями демократических принципов[56].

У нас нет поводов сомневаться в том, что орды – это модификация куреней[57].

В источниках под термином «орда» перед нами предстают примеры обыкновенных стойбищ, расположенных, однако, в определенном строгом порядке - юрты подчиненных группируются вокруг юрты предводителя[58]. Соответствующая организация была свойственна и политическим объединениям кочевников Монголии (центр - крылья).

Б.Я. Владимирцов, разработавший теорию «кочевого феодализма» на примере общественного строя монголов, утверждал, что суть феодальных отношений у кочевников состоит в том, что феодальный сеньор руководил кочеванием зависимых от него людей, распоряжаясь пастбищами путем указывания маршрутов кочевания и мест стоянок. Вместе с тем, зависимость выражалась в обязанностях являться на военную службу по призыву сеньора, а также служить загонщиками при облавных охотах[59]. Это была коллективная форма зависимости, в результате которой целые роды превращались в «крепостных вассалов» других родов, названная ученым unaġan boġol (правильно – ötegü boġol[60]), складывавшаяся в результате постоянных войн, бушевавших в степи. Аналогичная форма вассальной зависимости существовала и у древних тюрков в форме социального института qul[61], и также у хуннов[62]. Таким образом, сущность феодальных отношений у кочевников Монголии состояла не в земельной зависимости, а в личной[63].

Возможность существования феодальных отношений в Монгольских степях оправдывает сам факт сезонной формы кочевания как основной формы производственной деятельности, по сути являющейся полукочевым скотоводством и не представлявшей чистого кочевничества[64]. Территория, условно закрепленная за одним родом, юрт или нутуг, состоит из пастбищных угодий, часть из которых в зависимости от численности табунов и стад может находиться в простое, когда необходимые земли задействованы для выпасов[65].

Примерами централизованных кочевых держав в Монголии, по мнению Л.Н. Гумилева, были: империя Хун-ну (209 г. до н.э. – 48 г. н.э.), держава Сянь-би (155 - 235 гг.), каганат Жуань-жуань (350-е – 555 гг.), каганат восточных тюркютов (545 - 747 гг.), Уйгурский каганат (747 - 840 гг.), государство киданей Ляо (907 - 1124 гг.), Кераитское ханство (XII в. – 1203 г.), Монгольская империя (1206 - 1368 гг.). Представляется возможным добавить сюда также сеяньтоский каганат (629 - 646 гг.) и возникший на его осколках первый уйгурский каганат (647 - 688 гг.).

Централизованный характер державы Хун-ну вытекает из зафиксированных историей фактов, сопутствующих ее основанию. Изложенная китайскими хронистами легенда о воцарении Мо-дэ дает очень интересный материал для возможных заключений. Однако, ее содержание требует очень осторожного и критичного отношения[66]. Тем не менее, суть описания сводится к тому, что княжич Мо-дэ изначально опирался на собранных вокруг себя преданных лично ему людей, готовых исполнять любую его волю. Всех, отказывавшихся исполнять приказы, сомневающихся или медливших с исполнением, казнили[67].

О централизации сяньбийцев, занявших Центральную Монголию во время упадка хун-ну, косвенно говорят косвенные данные из «Хоу Хань шу», согласно которым молодой вождь Тан-ши-хуай, завоевавший авторитет в народе личными заслугами («все поколения боялись его и повиновались ему» в передаче И.В. Кюнера[68]), «установил закон и запреты; правый и виновный не смел бы нарушать их»[69]. Позже он разделил народ на три части (крылья?), во главе которых стояли назначенные им люди, полностью ему подчиненные[70].

У жуань-жуаней «государь и вельможи при жизни получали почетные наименования по делам»[71], т.е. у них не было господства патриархальных отношений. Один из предводителей «бесчеловечно поступал с своими людьми; почему они убили его», поставив вместо него его брата[72]. О скотоводстве подробных данных нет, но только об охоте[73]. Жуань-жуани, судя по всему, являли собой военизированную демократическую орду, существовавшую засчет грабежей и внешней эксплуатации, для которых коллективная охота была тренировкой[74], и основная сила которой состояла из «беглых и изменников»[75].

О демократическом устройстве древних тюрков говорил еще В.В. Бартольд[76]. Демократический характер военизированной тюркской орды подтверждается анализом рунических памятников VII – VIII вв. Тюркское понятие иль/эль (il/el) может употребляться как в значении «племя, племенной союз», имея, таким образом, политический оттенок, так и в значении «народ», имея обобщенный смысл[77]. Древнетюркский вечный эль представлял собой систему взаимодействия военной (орда) и родоплеменной организации, составлявший крылья[78]. Крылья носили названия толис (восточное) и тардуш (западное), управляясь назначаемыми каганом людьми из его рода (шад)[79]. Ордой являлась сама военизированная организация собственно тюрок, где беги (begler) представляли служилую аристократию, а рядовые общинники эры (erler) - эксплуатируемого непосредственного производителя. Вместе с тем, покоренные племена составляли крылья эля, сохраняя свою внутреннюю социальную структуру. Вся масса, соответственно, тюркских рядовых общинников и скотоводов, а также зависимые племена представляли собой народ – bodun[80]. Все это в совокупности выражалось формулой «türk begler bodun» - «тюркские беги и народ» [КТб, стк. 22]. Это не противоречит установленной форме феодальных отношений у кочевников. Таким образом, тюркский эль – раннефеодальное государственное образование[81], выросшее из орды периода военной демократии. Уйгурский каганат был преемником тюркского[82]. В уйгурских рунических памятниках встречаются социальные категории «именитых» (atlyγ) и «простого народа» (igil qara bodun)[83].

Каганат Се-янь-то по сообщениям китайских хроник также был основан авторитетным предводителем, равно как и сменивший его первый Уйгурский[84].

Государство Чингисхана также было основано при помощи лично верной вождю военизированной структуры. Кроме степных аристократов, выступавших с подвластными им людьми, существовала социальная категория «людей свободного состояния» (düri-yingü’ün), представлявшая некоторого рода маргинальные слои общества, исключенные из господствующей системы родовых отношений[85]. Появление подобных свободных от родовых отношений элементов уже является признаком начала разложения родовых институтов. Держава Чингисхана находилась в состоянии войны с соседями постоянно с момента своего образования. Это во многом определило ее централизованный милитаристический характер[86].

Указание киданей и подразумевание империи Юань к такому типу держав Л.Н. Гумилевым мнится здесь ошибочным[87]. Е-лю Амбагай действительно объединил восемь киданьских племен[88], которые ранее составляли союз с поочередным председательством вождей каждого племени через три года. Завоевав же Китай, они отказались от кочевой жизни[89]. Юань – пожалуй, типичная китаизированная «варварская» империя[90].

Кераитское же ханство имело структуру орды – ханская ставка и два крыла[91], Кераитский хан в кон. XIIв. имел огромный золотой шатер[92] и гвардию из тысячи человек[93]. Семь племен, составлявших кераитское объединение, состояли в кровном агнатном родстве друг с другом[94], территория кераитов, таким образом, представляла собственность рода[95]. Этот факт моментально пресекает попытки рассматривать кераитов в качестве племенной конфедерации.

Таким образом, все указанные кочевнические объединения имели свои особенности, однако, в целом характеризовались сильной центральной властью, возникшей непосредственно изнутри.

Второй отмеченный Л.Н. Гумилевым регион - это т.н. Алтае-тяньшаньский, включающий в себя Джунгарию, Восточный Казахстан, Семиречье и предгорья Тарбагатая, Тянь-шаня и Алтая. Он отделен от первого сухой (экстрааридной) песчаной полосой, меридионально проходящей в Восточной Джунгарии на юг до Монгольского Алтая, где как раз и проходит граница соприкосновения континентального таежно-бореального воздуха Сибири с центральноазиатским субтропическим воздухом. Этот регион под названием «земля Найманов» обособил от Монголии даже Дж. Плано Карпини[96]. Здесь в летнее время, когда солнце выжигало траву на равнинах, скот выгонялся на альпийские луга, горные пастбища - джайлау, поскольку леса на горных склонах задерживали скопления выпадавшего зимой снега, которые, тая, питали стекавшие с гор реки. Талые воды дают здесь рекам 30 - 50% стока, летние дожди почти столько же – 35 - 45%, остальное (15 - 25%) - грунтовые воды[97]. Именно возле горных рек в летнее время растет больше всего травы. Так эти места в летний период и описывает Г. Рубрук[98]. Зимой же, поскольку в горах выпадает много снега, скот пасся на равнинах[99], так как там снеговой покров был тонок и позволял животным самостоятельно добывать сухую траву из-под снега (тебеневка).

Долины и горные пастбища, являлись собственностью отдельных родов, изолированных друг от друга горными хребтами, и представители которых могли встречаться только на водопоях. Ввиду такой естественной разобщенности местных кочевых групп, а также недостатка пастбищных и охотничьих угодий каждой из них принадлежала определенная горная долина. Вместе с тем, пользование летними пастбищами (джайлау) всегда носило спорный характер и регулировалось правилом «первозахвата», но только на один сезон[100]. Кроме того, правильность предложенной реконструкции подтверждают последние данные археологических работ на Алтае, относящиеся, правда, к раннескифскому времени (кон. IX – 2-я – 3-я четв. VI вв. до н.э.), зафиксировавшие преобладание аильного кочевания в рамках крупных территориально-родовых коллективов[101]. Таким образом, здесь были условия для создания племенных конфедераций с выборной ханской властью, практически исключавшие всякую возможность контроля над ее подчиненными. Н.Н. Крадин, пожалуй, дал наиболее четкую характеристику политическим объединениям конфедеративного типа[102].

Оба региона, Центральномонгольский и Алтае-тяньшаньский, входящие в аридную (сухую) зону, объединяет сезонное кочевание, а также сочетание горного и степного ландшафта с той лишь разницей, что Монголию горы лишь окаймляют с северо-востока, оставляя место для чередующихся со степью лесными полосами в долинах рек, а на западе лесные массивы прорастают по склонам гор. Дефицит леса не позволял строить здесь домов[103]. Однако условия диктуют необходимость создания летовок на водоразделах, что уже отмечалось выше.

Здесь историей представлены следующие примеры: четыре совместно живущих народа в лице саков, юэ-чжи, у-суней и жителей княжества Канг-юй с пятью вассальными владениями (II в. до н.э. – III в. н.э.); затем распавшаяся в 460 г. на четыре племени держава Юэ-бань бежавших сюда хуннов: чу-юе, чу-ми, чу-му-гунь и чу-бань; конфедерация двенадцати племен Гао-гюй в Джунгарии (487 - 516 гг.), затем в Семиречье (521 - 546 гг.); пятнадцать племен теле в Джунгарии (VII – VIII вв.); Западный Тюркский каганат (604 - 657 гг.), а также как один из его осколков каганат тюргешей, делившихся на желтые и черные роды (699 - 711, 714 - 756 гг.); Кимакский каганат и его 11 наследственных уделов (X - XII вв.), карлуксий племенной союз, затем каганат (с 840 г.) до принятия ислама (740 - 960 гг.), после чего – государство Караханидов, разделенное на восточный и западный каганаты (до 1212 г.); затем конфедеративное Кара-киданьское государство гур-ханов (1128 - 1211 гг.) и его осколок (?), распавшееся на две части Найманское ханство (1143 – 1204 гг.); Чагатайское ханство, распавшееся в 1347 г. на мусульманский оседлый Мавераннахр и кочевой Могулистан; племенной союз дурбен-ойратов (1418 – 1757 гг.).

В приведенном перечислении ни в коем случае не подразумевается тождество этих политических объединений. Большинство из них не сравнимо, поскольку являются различными по характеру экономики и политической организации образованиями. Однако, их объединяет разобщенный характер внутренних территориальных, экономических и политических связей.

Принцип взаимодействия алтайских конфедераций на примере теле наиболее основательно изложен хроникой «Вэй шу»: «У них не было единоначальствующего верховного главы; каждый род имел своего государя или старейшину... Родственники живут в согласии. Когда в набеге встретятся опасности, то единодушно помогают друг другу». Единых рядов в боях они не составляли, а воевали, судя по всему, строясь по родовым подразделениям[104]. Конфедерация не смогла остаться единым целым, даже когда освободилась от даннической зависимости от жуань-жуаням. Теле были разделены двумя братьями и вскоре разгромлены.

Западно-тюркский каганат – «десятистрельный народ» (onoqbodun) – являлся двукрылой конфедерацией, каждое из крыл которой (правое, дулу, и левое, нушиби) состояло из пяти родов. Согласно китайской хронике, «хан разделил свои владения на десять поколений или аймаков. В каждом поколении поставил по одному начальнику для управления. Каждому начальнику дал по одной стреле, от чего они именовались десять Ше, и также десять стрел. Они разделились на восточную и западную сторону» (барунгар и джунгар)[105]. Впоследствии каганы стали зависимы от этих управленцев[106].

При рассмотрении этого региона нельзя упускать из виду факт соприкосновения кочевых и оседло-земледельческих культур, что создавало предпосылки не только для организации комплексного хозяйства и культурного обмена, но и столкновения двух хозяйственно-культурных типов. Г.А. Федоров-Давыдов показал на примере Восточноевропейских степей золотоордынского времени, что в кочевнических политических образованиях с комплексной системой хозяйства управление оседло-земледельческим и кочевым населением было различным[107]. Однако, такие формы взаимодействия не были присущи для рассматриваемого ландшафтного региона, поэтому даже в системе межкультурных взаимодействий здесь всегда существовал взаимовыгодный симбиоз. Б.И. Маршак и В.И. Распопова проследили различные варианты подобных контактов[108].

Кара-киданьское государство наиболее ярко демонстрирует политическую организацию, основанную на межэтническом разделении труда. Е-лю Да-Ши принял титул «гур-хан», что в буквальном смысле хан кофедерации племен[109]. Кара-кидане сохранили местное самоуправление и все привилегии знати, ограничившись подворным налоговым обложением и номинальным признанием покорности[110].

В третий регион Л.Н. Гумилевым выделена Арало-каспийская низменность с прилегающими полупустынями и пустынями, территории которых покрыта, в основном, полынью, колючками и отчасти песчаными злаками. Ровный рельеф, пониженное увлажнение и тонкий снежный покров зимой, дающий возможность держать скот на подножном корму (тебеневка), а весной, тая, сменяющийся густой травой, способствуют круглогодичному кочеванию[111].

Еще в кон. IV в. Аммиан Марцеллин соответствующим образом описывал образ жизни пришельцев гуннов и кочевавших здесь вплоть до р. Дона алан. Гунны описываются как абсолютные кочевники и представляются в образе некоего военно-демократическое объединение с выборным предводительством[112]. В аналогичном образе предстают аланы. Рассеянные на ряд разрозненных племен, они кочуют по Прикаспийским и Волго-донским степям. Они также управляются выборными начальниками, отличавшимися личными качествами (меритократия), а также, по утверждению автора, они не имели представлений о рабстве[113],

«Худуд ал ‘Алам», анонимное произведение 982 - 983 гг., так же описывает тюрок-огузов, которые вынуждены добывать прибавочный продукт путем торговли с идущими транзитом через их владения мусульманскими купцами или набегов на владения мусульман[114]. Ни о каких оседлых поселениях в степях и полупустынях северного Казахстана исторических данных нет. Так ал Бекри, писавший в первой половине XI в., однако, используя материалы более ранних авторов, описывает печенегов как «народ кочующий, который следит за местами, где выпал дождь игде имеется корм», а занимаемые земли, как «страны... все ровные», где «нет... гор и нет укрепленного места, куда они могли бы спасаться»[115]. В сер. XIII в. монах Г. Рубрук и его спутники без перерывов ехали от Каракорума до р. Волги «два месяца и 10 дней, не видя за это время ни разу города или следа какого-нибудь здания, кроме гробниц, за исключением одной деревеньки, в которой не вкушали хлеба»[116]. Источник конца XVI в. говорит о казахах даже в семиреченском регионе, что «они кочевники, у них нет ни городов, ни селений»[117]. Разводили здесь, в основном, овец, которых так расхваливал Ибн Хаукаль (писал в 976 - 977 гг.)[118], а также коз, верблюдов, лошадей. Как верно отметил С.Е. Толыбеков, «только в такой зоне могло развиваться и существовать кочевое скотоводство в его самой высокоразвитой форме»[119].

Устроение зимовок и летовок здесь было возможно только по плодородным берегам р. Сыр-Дарьи[120]. Именно в низовьях Сыр-Дарьи наравне с исконно земледельческими народами обитало значительное число полуоседлых и оседлых родов огузов и туркмен[121]. Тем не менее, даже когда огузский джабгу перенес свою зимнюю ставку в г. Янгикенд[122], в образе жизни огузов, в целом, не изменилось ничего[123].

Судя описанию быта тюрок-огузов, сделанного Ибн Фадланом, чьи сведения относятся к 921 – 922 гг.[124], можно заключить, что огузы жили военно-демократическим строем, их общественная организация была родоплеменной, а социальная структура характеризовалась как патриархально-родовая. Вместе с тем, важно отметить, что только при комплексном хозяйстве в XI в. началось сложение раннефеодальных отношений[125].

Таким образом, основной структурной социальной единицей здесь был патриархальный род – огуз[126], каждый из которых управлялся старейшиной. Группа родов возглавлялась одним из выбранных родовых старейшин. Председательство переходило от старейшин родов друг к другу поочередно. Только на время военных походов избирался общий предводитель, критерием кандидатуры которого был не только возраст, но и личные способности.

Заключения Л.Н. Гумилева об общественно-политическом укладе местных кочевников носили ретроспективный характер. Однако, такой подход к проблеме в данном случае представляется устаревшим и несостоятельным в связи с очень важными открытиями, сделанными в период времени, минувший с публикации статьи Л.Н. Гумилева, лежащей в основе рассматриваемой концепции[127].

«Огуз-намэ» был единственным источником, сообщающим о делении приаральских огузов на бузуков и учуков[128]. Обнаруженная на Тэсинской стеле уйгурского кагана, относящейся к примерно 761- 762 гг.[129], надпись с упоминанием бузуков [стк. 9][130], дает повод говорить о глубоких корнях существования подобного деления и подталкивает искать его истоки в Алтае-тяньшаньском регионе[131].

Происхождение огуза как самостоятельной общественно-экономической единицы видится, таким образом, именно там, где роды были разобщены естественными географическими преградами. Представляется также обоснованным предположить, что система дуумвирата бузуков и учуков перекочевала в Приаралье вместе с огузскими племенами из Семиречья и Алмалыка[132]. Вопрос требует подробнейшего рассмотрения, чего невозможно сделать в рамках данной работы.

Представителями такого разобщенного общественного уклада здесь на протяжении всей истории были: сарматские племена (IV в. до н.э. – II в. н.э.), из которых позже выделились аланы (II в. – 370 г.), затем проникшие в Причерноморье гунны (370 – 463 гг.), акациры (V в.), затем болгары в Прикаспии (463 – 630-е гг.), хиониты в Приаралье (IV в. – 558 г.); угры (IX в.), огузы (X – XII вв.), потом туркмены (972 г. – XIII в.), и печенеги (X в. – XII в.); кыпчаки (сер. XI – 1241 г.); потом – осколки Золотой Орды: ногаи (1287 - 1300, 1419 – 1640-е гг.), ханство кочевых узбеков до вторжения в Среднюю Азию (1417 - 1468 гг.) и Казахские жузы (1469 г. – нач. XIX в.); Калмыцкое ханство (1627 – 1771 гг.).

Восточная Монголия характеризуется такими же условиями[133]. Однако непосредственная близость Центральномонгольского региона и его влияние не может дать оснований говорить о Восточной Монголии как отдельном культурном районе. Представителями соответствующего общественного устройства здесь были образовавшиеся после разгрома дун-ху в 208 г. сяньбийцы и у-хуани до своего возвышения во II в. н.э., кидане в доимперский период (IV в. – 907 г.), и татары, составлявшие 6 родов (VIII в. – 1202 г.).

Основным фактором, влияющим на развитие общественно-политического уклада кочевников в Восточное Европе, является непосредственная близость степей к лесной зоне с преобладающей оседло-земледельческой системой экономики. Особое место здесь занимают причерноморские степи, к которым можно причислить венгерскую пушту. Земледельческий фактор в совокупности с географической ролью Причерноморья как проводника торговли сыграл не последнюю роль в генезисе государственности и хозяйственного уклада у изначально кочевых народов. Оседлое население здесь селилось исключительно по берегам судоходных рек, по которым шли торговые пути[134].

Лесостепную территорию от рр. Дуная до Дона, которую считали «границей Азии и Европы», европейцы также отличали от азиатских степей, отмечая, видимо, между перелесками «большую степь, которая в некоторых местах продолжается на 30 дневных переходов и в которой нет никакого леса, никакой горы и ни одного камня, а трава отличная»[135]. Хозяйственный уклад кочевников, обитавших в Причерноморских степях, причисляется Л.Н. Гумилевым к Арало-каспийскому типу. Однако, Причерноморье отделено от Каспия т.н. Урало-донским коридором, причисляемым к Волго-терскому региону. Г. Рубрук также оставил краткое, но емкое описание принципа кочевания в этих местах[136]. Местным кочевникам было присуще меридиональное сезонное кочевание[137], что зафиксировано и Константином IX Порфирогенитом у печенегов[138], а тебеневка была здесь возможна, однако, только в южных районах. Путешественник Иосафат Барабаро пишет, что Приазовских степях первым по значимости видом разводимых животных после лошадей был крупно-рогатый скот, затем шли верблюды, двугорбые и одногорбые, которые ценились меньше, затем овцы[139]. Охота здесь была больше развлечением, чем видом добычи пропитания[140]. Ему же принадлежит одно из наиболее сдержанных описаний процесса передвижения при смене места кочевания, которое поразило его своими масштабами[141]

Характерно, что все местные кочевые общности были пришлыми и, принося с собой привычный общественно-экономический уклад, не успевали полностью адаптировать его под новые условия. Политические объединения, создаваемые в Причерноморье кочевниками, всегда носили характер симбиоза оседлых и кочевых культур, однако, основой существования кочевников оставалось сезонное скотоводство.

Среди примеров здесь можно привести Скифские царства (VII – III вв. до н.э.), державу Аттилы (430-е - 454 гг.), Аварский каганат (553 – 820-е гг.), каганат Великая Болгария (632 – 660 гг.), Хазарский каганат (650 – 965 гг.) и Золотую Орду (1243 – 1502 гг.). Все эти государственные образования в той или иной мере значительно опирались на оседлое или торговое население подвластных территорий. Вместе с тем, в данную систему не может быть включена Волжско-камская Булгария, поскольку кочевая культура вовсе не нашла здесь заметного распространения[142].

Перекочевавшие сюда с востока печенеги, торки и половцы принесли с собой привычный военно-демократический уклад и родо-племенную организацию[143]. Печенеги вскоре двинулись на Балканы, теснимые торками[144], которые, в свою очередь, вынуждены были переселиться на киевские земли на правах федератов. Там из-за нехватки пастбищных угодий они были вынуждены сменить кочевой образ жизни на оседлый[145]. Половцы продолжали кочевать в степях Северного Причерноморья вплоть до монгольского вторжения. На их земле располагались города, населенные преимущественно православным аланским населением[146].

Резко отличается от ландшафта окружающих степей область дельты рр. Волги, засчет которой, в основном, и питается Каспийское море (81 %), и долина Терека. Волго-терский регион выделяется плодородной пригодной для земледелия почвой и густыми зарослями ивняка. Монах Г. Рубрук рассказывает о неком городе Суммеркет, «не имеющем стен» в дельте Волги, где жили «Аланы и Сарацины [т.е. мусульмане – Авт.]»[147]. Считается, что его остатки сегодня смыты рекой[148]. Отсутствие стен говорит, о том, что город, видимо, полагался на естественную защиту[149]. Этот факт, а также указанный состав населения говорят об оседлых корнях неизвестного поселения в дельте р. Волги. Для кочевников проникновение сюда было весьма затруднено[150]. Скотоводство в регионе носило отгонный характер, оставляя отрасль комплексного хозяйства[151].

Бассейн р. Дона по своим природным условиям подразделялся на две зоны: северная, - территория, в основном, верхнего течения реки, носила лесостепной характер, где открытыми пространства степей чередовались со значительными по площади лесными массивами, и южная зона, степная, охватывающая соответственно, долины нижнего и частично среднего течения Дона. Археологические данные говорят о большем распространении оседлых поселений в северной, лесостепной, зоне[152]. Степные долины на всем протяжении Дона чередуются лесами и густыми ивняковыми зарослями в поймах, что в совокупности с комплексным хозяйством[153] способствовало, равно как и в Волжско-терской долине, созданию общинной военно-демократической системы, где функции вождя сводились опять же к роли предводителя на время войны, в мирное же время его власть ограничивалась каким-либо совещательным органом.

Л.Н. Гумилев выделяет в общую категорию политические системы т.н. оседлых оазисов субтропической зоны: города в долине р. Тарим, а также в долинах рр. Дона, Терека и устья Волги. Разделенные степями, либо пустынями жители оазисов обосабливались в отдельные независимые друг от друга коллективы. Поскольку оазисы располагались вдоль, как в Синь-цзяне, или на пересечении торговых путей как узловые пункты, как, например, в долинах рр. Дона и Волги, власть сосредотачивалась в руках местных купеческих верхушек. Лишь чисто внешнеполитические факторы, наподобие прекращения действия пути или уменьшения торгового оборота, или вторжения врагов, могло подорвать их власть[154]. Как пример здесь можно указать княжества оседлых уйгуров в оазисах на Великом шелковом пути: в Куче (847 – 866 гг.), затем в Турфане (866 – 1284 гг.), Ган-чжоу (866 – 1028 гг.).

Особое внимание также привлекают зоны лесостепного ландшафта Южной Сибири, население которых было больше охотничьими племенами, нежели земледельческими или скотоводческими. Их основным промыслом была одиночная охота и рыболовство, бортничество, добыча березового сока, что не исключало занятия земледелием и отгонным скотоводством[155]. Так «Сокровенное сказание» упоминает у считающихся кочевыми меркитов, которые занимались, кроме того, «рыбной ловлей…, …ловлей соболей или звериной охотой»[156] в Прибайкалье ступы для того, чтобы «толочь просо»[157] и «хлебные запасы»[158], на основе чего можно справедливо относить эти народы к полуоседлым.

Что касается енисейских кыргызов (хагясов), то необходимо отметить, что попытки многих авторов рассматривать их государственное объединение как кочевое[159] не выдерживают критики. Это было полуоседлое объединение с комплексным хозяйством[160]. У них была хорошо развита металлургия[161], что, как известно, трудно совместить с кочевничеством, и может быть свойственно лишь оседлым или полуоседлым хозяйствам[162]. Кыргызы, разгромив Уйгурский каганат, судя по всему, достаточно быстро покинули степную Центральную Монголию[163].

Имя города кыргызского кагана Кемиджкет, о котором сообщает «Худуд ал-‘Алам»[164], состоит из разноязычных слов: «Кем» - местное тюркоязычное название р. Енисей, встречающееся в рунических надписях, и «кет», что по-персидски и согдийски означает «город»[165]. Исследования, проведенные в районе Тувы, также показали, что все местные оборонительные сооружения были построены именно согдийцами[166]. Раскопанные древние города Семиречья, относящиеся учеными к кыргызам, как например город Суяб V – X вв., где уже к VII в. был значительный земледельческий и торговый центр[167] также были построены согдийскими колонистами[168]. Но крупных поселений, напоминающих города, по крайней мере в XIII в., они не имели[169].

Раннее уровень общественных отношений этих народов занижался, поскольку их комплексное хозяйство считалось переходной формой к кочевому скотоводству[170]. Каждое племя этих «лесных народов» управлялось своим родовыми вождями[171] и, видимо, они долго сохраняли пережитки матриархата, поскольку известны случаи наследования власти вдовой вождя[172]. Народы лесостепной зоны наравне с исповеданием собственных культов повсеместно практиковали шаманизм, находивший распространение на соседних территориях[173].

Самым известным образованием в лесостепной зоне является кыргызский (хагяский) каганат (с 840 г.). В аналогичных условиях развивались лесные племена Манчжурии: мо-хэ (государство Бохай, 698 – 926 гг.), затем чжурчжэни (X в. – 1114 г.) до своего возвышения и др.

Подводя итоги проделанной работы, остается отметить, что мы предостерегаемся от поспешных заключений, поскольку помним о слабой степени разработанности данной темы. По этой причине не представляется возможным дать более глубокую характеристику каждому историческому примеру, и мы ограничились общими очертаниями проблемы, актуальный характер которой не должен вызвать сомнений. Однако, приведенные выше примеры даже при самом общем и достаточно поверхностном рассмотрении дают возможность уловить весьма строгий ряд сходств в устройстве политической организации различных сменявших друг друга в рамках одной ландшафтной зоны кочевых общностей, которые порой н2е имели даже этнической или культурной связи. Мы полагаем, что установленные сходства с большой долей уверенности можно именовать закономерностями. Проанализировав обобщенный материал, мы вполне справедливо можем позволить себе говорить о присущих каждому рассмотренному ландшафтному региону особенностях общественно-политического устройства формировавшихся в его рамках кочевых общностей.

[1] См., напр.: Крадин Н.Н. Кочевники Евразии. Алматы: Дайк-Пресс, 2007. С. 11 - 58.

[2] Отношение к исторической географии в современной науке отражено в следующем осторожном высказывании Н.Н. Крадина: «…гипотетически можно предполагать, что многие важнейшие черты хозяйства, социальной организации, быта и, возможно, даже менталитета кочевников монгольских степей были детерминированы специфической экологией обитания подвижных скотоводов аридных зон и в своей основе мало изменились со времен глубокой древности вплоть до рубежа нового времени» (Крадин Н.Н. Империя Хунну. Изд. 2-е, перераб. и доп. М.: Логос, 2001. С. 161).

[3] В нашем исследовании необходимо уточнить, что конкретно мы подразумеваем под «кочевничеством» в качестве предмета исследования. Существует ряд определений, указывающих на ту или иную сторону кочевничества как исторического явления, но не отражающих всю его сущность. Кочевничество определяется как: (1) тип экономики, при котором основным производящим хозяйством является экстенсивное скотоводство с круглогодичным выпасом скота и кочевании вместе со стадами большей (или даже подавляющей) части населения; (2) особая форма хозяйственной деятельности и связанного с ней образа жизни; (3) образ жизни скотоводов, основанный на миграциях по мере смены пастбищ. За понятием образа жизни стоят различные его составляющие, в т.ч. общественно-экономическая и политическая.

[4] Маркс К. Теории прибавочной стоимости (IV том «Капитала»). Ч. I. М., 1954. С. 261.

[5] См., напр.: Грач А.Д. Центральная Азия — общее и особенное в сочетании социальных и географических факторов. // Роль географического фактора в истории докапиталистических обществ (по этнографическим данным). Л., 1984. С. 113 - 125. - Как нам кажется, необходимо понимать, что актуальным приведенное высказывание К. Маркса является исключительно для капиталистического периода истории. Производительные силы в эту эпоху достигли достаточного уровня, чтобы свести к минимуму влияние природно-географических условий на способ производства, при господстве товарного хозяйства природная среда превратилась исключительно в источник рыночного сырья. При господстве натурального и, тем более, присваивающего хозяйства низкий уровень развития производительных сил практически исключает взаимное влияние на окружающую среду, тогда как сама производственная деятельность находится в зависимости от нее. Повышение роли антропогенного фактора в преобразовании природной среды при низком уровне развития производительных сил возможно исключительно при условии высокой плотности приложенных сил, что может быть обусловлено только большой численностью хозяйственного коллектива на малую площадь эксплуатируемой территории.

[6] Толстов С.П. Очерки первоначального ислама. // Советская Этнография.1932. № 2; Левин М.Г., Чебоксаров Н.Н. Хозяйственно-культурные типы и историко-этнографические об­ласти (К постановке вопроса). // Советская Этнография.1955. № 4.

[7] Антропогеоценоз, таким образом, включает три основных сложных структурных компонента: хозяйственный коллектив, его производственную деятельность и эксплуатируемую территорию. Хозяйственный коллектив имеет два основных фактора: свою общую численность (людей, потребляющих продукты труда) и численность работоспособных членов коллектива, непосредственно задействованных в процессе производства. При этом к непроизводящему, но потребляющему населению, кроме детей и увечных, относятся также представители старшего поколения, являющиеся носителями трудового опыта, но, как правило, значительного участия в трудовых процессах не принимающие. Производственная деятельность также определяется двумя компонентами: совокупностью закрепленных в данном коллективе трудовых навыков и традиций как опыта предшествующих поколений, и производительностью труда, зависящей как от традиции коллектива, так и от индивидуальных морфофизиологических особенностей членов, составляющих данный коллектив. Эксплуатируемая территория же определяется естественными физико-географическими условиями: микрорельефом, характером почвы, сочетанием тепла и влаги, флорой, т.е. естественной растительностью и возможностью ее использования в пищу, а также фауной (Алексеев В.П. Антропогеоценозы - сущность, типология, динамика. // Алексеев В.П. Очерки экологии человека. М., 1993. С. 28 - 29).

[8] При экстенсивном характере кочевого скотоводства не возникает потребности в значительном увеличении численности членов занятого коллектива. Также, следует заметить, что данное обстоятельство способствует выработке определенных традиций быта и не требует от членов занятого коллектива инициативности и новаторства, тем самым, замыкая систему функциональных связей антропогеоценоза и, соответственно, внутригрупповых взаимодействий. Однако, с другой стороны, такой дополнительный способ добычи питания как охота, напротив, требует не только высокого уровня знаний и навыков мастерства, но и проявления определенной доли личных качеств, таких активность и интуитивность, что, несомненно, нарушает статичность системы сложившихся отношений в коллективе и подрывает его устои (Алексеев В.П. Человек: биология и социологические проблемы. // Там же. С. 21).

[9] Алексеев В.П. Генетическая адаптивность... С. 78; Крадин Н.Н. Империя Хунну. С. 35.

[10] Второй тип включает в себя такие виды хозяйства как развитое земледелие и стойловое и полукочевое скотоводство. При этом скотоводство, в особенности полукочевое, хотя и представляет собой самостоятельную хозяйственную отрасль, тем не менее, чаще практикуется в сочетании с земледелием. Такое сочетание и развитые формы земледелия предоставляются для хозяйственных коллективов наиболее эффективными вследствие повышения производительности и интенсивности труда, а также направленного изменения географической среды и создания пищевых запасов, что предполагает освобождение данного коллектива от непосредственной и повседневной зависимости от эксплуатируемой им территории. Таким образом, в антропогеоценозах данного типа сам хозяйственный коллектив и его производственная деятельность в значительно меньшей степени подчинены природной среде и сами способны содействовать ее изменению (Алексеев В.П. Генетическая адаптивность... С. 78).

[11] Под «этносом» здесь стоит понимать именно естественно сложившийся «коллектив особей, противопоставляющий себя всем прочим коллективам», проживающий на одной территории, характеризующийся общим стереотипом поведения, т.е. мотивацией поступков, и общностью исторической судьбы (См.: Гумилев Л.Н. О термине «этнос». // Доклады отделений и комиссий ВГО (Этнография). Л., 1967, вып. 3. С. 3-17; он же. Этнос как явление. // Там же. С. 90 - 107; он же. Этнос и ландшафт. // Известия ВГО, Т. 100, 1968, № 3. С. 193 – 202). О народе как таковом говорить еще рано, однако, следует отметить, что такое явление как «психотип народа» не отрицается современными антропологами (Алексеев В.П. Человек... С. 14 - 18).

[12] Алексеев В.П. Антропогеоценозы... С. 32 и след.

[13] Марков Г.Е. Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации. М.: Изд. Моск. Унив., 1976. С. 298.

[14] Алексеев В.П. Антропогеоценозы... С. 32.

[15] См.: Руденко С.И. К вопросу о формах скотоводческого хозяйства и о кочевниках. // Материалы по этнографии Всесоюзного Географического общества. Вып. 1, 1961. С. 2 - 15. - Три формы степного скотоводства в зависимости от природно-географических условий: (1) сезонное меридиональное, когда на зиму скот перегоняют с северных районов на юг, в более теплые, как, например, в Монголии из степей на окраину пустыни Гоби или в Калмыкии на Черные земли; (2) сезонное высотное, или же яйлажное, когда летом скот пасут на горных пастбищах - альпийских лугах - джайлау, а зимой выгоняют на равнины для тебеневки, что характерно для предгорных районовТарбагатая и Тянь-шаня; (3) стационарное круглогодичное, таборное, характерное для засушливых (экстрааридных) зон Приаралья и Восточной Монголии.

[16] Гумилев Л.Н. Этно-ландшафтные регионы Евразии за исторический период. // Доклады на ежегодных чтениях памяти Л.С. Берга, XIII - XIV. Л., 1968. С. 118 - 134.

[17] Трепавлов В.В. Традиции государственности в кочевых империях (очерк историографии). // Mongolica: К 750-летию «Сокровенного сказания». М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993. С. 169 – 189; он же. Государственный строй Монгольской империи XIII в.: Проблема исторической преемственности. М.: Наука. Издательская фирма «Восточная литература», 1993.

[18] Справедливости ради, необходимо заметить, что мы не имеем доказательной базы для оснований говорить о преемственности традиций кочевых народов, в частности в Центральной Монголии.

[19] Файнбер Л.А. Возникновение и развитие родового строя. // Первобытное общество.Основные проблемы развития. М.: Наука, 1975. С. 32.

[20] Марков Г.Е. Кочевники Азии... - Спорность характера заключений Г.Е. Маркова состоит лишь в правомерности употребления понятийного и терминологического аппарата относительно различных сторон общественных отношений кочевников. Изначально ученый попытался обосновать наличие особого способа производства в рамках кочевнического хозяйственно-культурного типа, но так и не сумел раскрыть его сущности (См.: Крадин Н.Н. Кочевники Евразии… С. 18 - 21.).

[21] Савицкий П.Н. О задачах кочевниковедения (Почему скифы и гунны должны быть интересны для русского?). // Татарская археология. Кочевой мир средневековой Европы. / Институт истории Академии наук Татарстана. Вып. 2 (3). Казань, 1998. С. 3 - 24.

[22] Дающие дожди циклоны летом проникают сюда вплоть до Хингана, благодаря пониженному давлению, что делает данное время года наиболее богатым осадками относительно других. Несущие осадки фронты образуются в восточной части Монгольского Алтая вследствие соприкосновения здесь континентального таежно-бореального воздуха Сибири с субтропическим воздухом Центральной Азии. Движение сибирского бореального воздуха на юг связывают со слабой солнечной активностью и высоким барометрическим давлением в околополярной зоне. Высокая же температура в летнее время года и размытое барометрическое давление способствуют движению бореального воздуха уже на запад, в Центральную Азию (Абросов В.Н. Гетерохронность периодов повышенного увлажнения гумидной и аридной зон. // Известия ВГО, 1962, № 4).

[23] Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов. // Джиованни дель Плано Карпини. История Монгалов. Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. Перевод А.И.Малеина. Ред., вступит. ст. и примеч. Н.П. Шастиной. М.: Государственное издательство географической литературы, 1957. С. 25 - 26.

[24] Линь Кюн-и, Мункуев Н.Ц. «Краткие сведения о черных татарах» Пэн Да-я и Сюй Тина. // Проблемы востоковедения. № 5, 1960. С. 137.

[25] Там же; ср.: Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. Издательство Академии Наук СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, Москва – Ленинград, 1950. Т. I. С. 40, 229.

[26] Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов… С. 25; Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т.1 Кн.1. / Пер. с перс. Л.А. Хетагурова. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1952. С. 126 - 127; он же. Сборник летописей. Т.1 Кн.2. / Пер. с перс. О.И. Смирновой. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1952. С. 259 - 260.

[27] Тер, стк. 1 - 3, 5, 8, 9 (Кляшторный С.Г. Терхинская надпись (Предварительная публикация).// Советская тюркология. 1980, № 3. С. 91); Тэс, стк. 19 (Кляшторный С.Г. Тэсинская стела (Предварительная публикация) // Советская тюркология. 1983, № 6. С. 89.).

[28] Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов… С. 25; Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 123 - 124; Книга Марко Поло. // Джованни дель Плано Карпини. История монгалов. – 3-е изд.; Гильом де Рубрук. Путешествия в восточные страны. – 3-е изд.; Книга Марко Поло. – 4-е изд. // Вступ. ст., коммент. М.Б. Горнунга. М.: Мысль, 1997. С. 232.

[29] Козин С.А. Сокровенное сказание. Монгольская хроника 1240 г. под названием Mongrol-unNirucatobciyan. Юань Чао Би Ши. Монгольский обыденный изборник. М.-Л.: Издательство АН СССР, 1941. §§ 75 - 76, 109. - Ряд ученых полагает, что звероловная охота была главным занятием местных кочевых племен (например, древних монголов) (Хара-Даван Э. Чингисхан. Великий завоеватель. М.: Вече, 2008. С. 47; Груссе Р. Чингисхан: Покоритель Вселенной. / Пер. с фр., вст. сл. Е.А. Соколова; послесл. А.С. Железнякова; прил. М.: Молодая гвардия, 2002. С. 11). Однако, суровые условия диктовали необходимость использования, в первую очередь, высококалорийной молочной пищи (Цыбенова М.Д. Пища средневековых монголов. // Средневековая культура монгольских народов: Сборник научных трудов. / Рос. АН. Сибирское отделение. Бурятский институт общественных наук. Отв. Ред. Ш.Б. Чимитдоржиев, Ш. Нацагдорж. Новосибирск: Наука, 1992. С. 125 – 135).

[30] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 76, 78.

[31] Тер, стк. 4 (Кляшторный С.Г. Терхинская надпись… С. 91). - Поскольку в южных районах Монголии проходит ветвь восточноазиатского полярного фронта, над данным регионом в зимнее время располагается центр монгольского антициклона, препятствующего прохождению циклонов и, следовательно, выпадению осадков в зимний период. Поэтому реки долин между хребтами Хангай и Хэнтэй питаются преимущественно засчет летних осадков (50 - 60% стока) при подчиненном значении талых (20 - 30% стока) и грунтовых вод (Абросов В.Н. Гетерохронность…).

[32]  См.: Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 94 прим. 224.

[33]  Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов… С. 25.

[34]  Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 302.

[35]  Линь Кюн-и, Мункуев Н.Ц. «Краткие сведения о черных татарах»… С. 137.

[36]  Там же. С. 139; Далай Ч. Монголия в XIII - XIV веках. М.: Наука. Главная редакция восточной литературы, 1983. С. 88.

[37] Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов. Монгольский кочевой феодализм. // Владимирцов Б.Я. Работы по истории и этнографии монгольских народов. М.: Вост. лит., 2002. С. 352 - 353.

[38] Марков Г.Е. Кочевники Азии... С. 59 – 60.

[39]  Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов... С. 364 – 365.

[40]  См.: Кляшторный C.Г. Рабы и рабыни в древнетюркской общине (по памятникам рунической письменности Монголии). // Древние культуры Монголии. Новосибирск, 1985. С. 159 – 168.

[41]  Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов... С. 332 – 333.

[42]  Там же. С. 349 – 350, 409 - 410.

[43]  Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 70.

[44]  Марков Г.Е. Кочевники Азии… С. 56.

[45]   Как пишет Рашид ад-Дин, «значение [термина] курень следующее: когда множество кибиток располагаются по кругу и образуют кольцо в степи, то их называют курень» (Рашид-ад-Дин. Т.1 Кн.2. С. 18), и в другом месте: «значение [термина] курень - кольцо» (Там же. С. 86, 120). Происхождение куренного построения мы можем увидеть там же: «В давние времена, когда какое-нибудь племя останавливалось в какой-либо местности, оно [располагалось] наподобие кольца, а его старейшина находился в середине [этого] круга, подобно центральной точке; это и назвали курень. И в настоящее время, когда вблизи находится вражеское войско, они [монголы] тоже располагаются в таком же виде для того, чтобы враги и чужие не проникли внутрь [стана]» (Там же. С. 86 – 87). Получается, с одной стороны, курень – это лишь оборонительное построение повозок. Однако, из следующего дополнения иранского автора: «В ту эпоху тысячу кибиток, располагавшихся таким образом, считали за один курень. Согласно этому [счету], то племя [составляло бы] семьдесят тысяч кибиток [ханэ]» (Там же. С. 18) видно, что курень – это еще и коллектив, т.е. община, каждую из которых мы можем назвать популяцией.

Подобное построение телег не оригинально и весьма распространено. Оно известно еще у германцев времен Цезаря (Цезарь. Записки о Галльской войне, IV, 14 (Гай Юлий Цезарь. Галльская война. - http://www.xlegio.ru/sources/caesar/bello_gallico4.htm.)), а также у южных славян (Феофилакт Симокатта. История. // Иванов С.А. Свод древнейших письменных известий о славянах. Том 2. М.: Восточная литература РАН, 1995. С. 31), кроме того, его активно использовали кочевники в различных регионах степной Евразии: аланы в Предкавказье (Аммиан Марцеллин, XXXI, 2, 17 (Аммиан Марцеллин. Римская история. / Пер. с лат. Ю. Кулаковского. Киев, 1908. Т. III. С. 492)), телесцы на Алтае (Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 215), печенеги в Причерноморье (Алексиада, VIII, 5 (Анна Комнина. Алексиада. / Пер. Я.Н. Любарского. СПб., 1996. С. 235)). Э. Хара-Даван писал, что калмыки и в нач. XX в. ставили кибитки в круг – «хотон», внутри которого ночевал скот для защиты от воров (Хара-Даван Э. Чингисхан… С. 69). Последние прошли путь в Прикаспие из Джунгарии и, думается, что данный аспект кочевого быта не имеет зависимости от региона. Поэтому мы считаем себя вправе говорить о существовании общекочевнической традиции сохранения в общественной организации элементов куренной общины вдальнейшем, а также формирования поселений на основе куреней. Даже киданьские императоры по традиции объезжали свои китайские владения в подобных походных лагерях (Таскин В.С. Походные лагеря киданьских императоров // Китай: общество и государство. М.: Наука, 1973. С. 101 – 115).

Г. Боплан в нач. XVII в. в своем «Описании Украйны», повествуя о ситуации в Причерноморских степях описывал функционирование куренной организации: «... Вследствие опасности, какой подвергаются при передвижении через эти степи, казаки, имея необходимость их перейти, путешествуют табором, т. е. идут окруженные возами. Они устраивают из своих возов два ряда, по 8 или же 10 возов на фронте, и столько же сзади; в средине помещаются вооруженные ружьями и короткими пиками и косами, приделанными вдоль древка, между тем как лучшие наездники окружают табор извне. Впереди и назади, на расстоянии четверти мили, а также с обоих флангов, едет стража на расстоянии 1/4 мили, чтобы выслеживать татар. Если они заметят татар, то дают сигнал и табор останавливается...» (Ляскоронский В.Г. Гийом Левассер-де-Боплан и его историко-географические труды относительно Южной России. Киев, 1901. С. 24). Эффективность использования куренного построения в оборонительном бою, пожалуй, весьма красочно описал Г. Лэм (Лэмб Г. Чингисхан. Властелин мира. / Пер. с англ. Л.А. Игоревского. М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. С. 43 – 46; см. также: Хара-Даван Э. Чингисхан… С. 71 - 73.).

[46] См., напр.: Сокровенное сказание. §§ 40 – 46; Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т.1 Кн.1. / Пер. с перс. Л.А. Хетагурова. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1952. С. 74, 153 - 154; см. также: Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов… С. 366 – 367; Плетнева С.А. Кочевники Средневековья. Поиски исторических закономерностей. М.: Наука, 1982. С. 66.

[47] Марков Г.Е. Кочевники Азии… С. 55.

[48] Ср.: там же. С. 56.

[49] Сокровенное сказание. §§ 72 - 89, 116.

[50] Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов… С. 381

[51] Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. // Маркс К., Энгельс Ф. Сочинения. Изд. 2-е. Т. 21. С. 164.

[52]  Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов… С. 399 и след.

[53]  См.: Плетнева С.А. Кочевники Средневековья… С. 38 – 39.

[54]  Гумилев Л.Н. Орды и племена у древних тюрок и уйгуров. // Материалы по этнографии ВГО. Л., 1961. № 1. С. 20 – 21; он же. Древние тюрки… С. 60

[55]  Гумилев Л.Н. Хунну. // Степная трилогия. СПб.: ТАЙМ-АУТ – КОМПАСС, 1993. С. 74 - 75.

[56] Подполковник Рэнк, хотя и весьма субъективно и довольно трафаретно, но, в целом, верно охарактеризовал подобные объединения: «Отдельные люди или образованные из нескольких людей группы живут только для войны; семейные связи уступают первенство военному братству. У них… составляются воинственные, вечно кочующие дружины; несколько таких дружин, случайно собравшихся около какого-нибудь прославившегося знамени, кладут основание временному государственному образованию. У этих людей нет ни семейств, ни оседлости но у них есть вождь и знамя. К этому можно еще прибавить коня – истинного боевого товарища; на нем они живут и с ним умирают...» (Цит. по: Хара-Даван Э. Чингисхан… С. 47 – 48).

[57]  Так путешественник Иосафат Барбаро, посетивший в 1438 г. Причерноморские степи, отождествлял орду с народом, населением (lordò zoè populo) (Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану. // Каспийский транзит. Т. 2 / Арабески истории. Вып. 6. Мир Льва Гумилева. М.: ДИ-ДИК, 1997. С. 130 прим. 40), в другом месте называя таким образом ставку (Там же. С. 136). О «золотой орде» уйгурского кагана, который «обыкновенно сидел в золотой палатке», упоминают китайские источники (Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах.... Т. I. С. 355 – 356). Золотой шатер кагана уйгуров, возвышавшийся над территорией, упоминает Ибн Хордадбег (Ибн Хордадбех. Книга путей и стран. / Пер. Н.М. Велихановой. М., 1986. С. 65). В золотом шатре каган Западных тюрок принимал византийского посла Зимарха (Менандр Византиец. // Византийские историки: Дексипп, Эвнапий, Олимпиодор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Ноннос и Феофан Византиец, переведенные с греческого Спиридоном Дестунисом. Примечания Гавриила Дестуниса. СПб.: Типография Леонида Демиса, 1860. С. 375 - 378). В золотом шатре пировал кераитский хан и оставил его монголам в качестве трофея (Сокровенное сказание. §§ 184, 185, 187). О золотом шатре у монголов повествует «Хэй да ши люе», китайский источник 20-х гг. XIII в. (Линь Кюн-и, Мункуев Н.Ц. «Краткие сведения о черных татарах»… С. 138), где также место расположения шатра правителя называется «волито», что являет собой китайскую транскрипцию слова «орда» (Там же. С. 138 прим. 54), а место становища всей совокупности шатров родственников и подданных правителя вокруг его шатра именуется «большой ордой» (Там же. С. 138 прим. 56). Европейский миссионер Дж. Плано Карпини, посетивший Монголию во время путешествия 1246 – 1247 гг., также пишет, что «ордами» у монголов называются «становища императора и вельмож» (Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов… С. 25; см. также: там же. С. 69, 73), расшитый же золотом ханский шатер именовался Золотой Ордой (Там же. С. 76). Побывавший в Монгольской империи спустя шесть лет монах Г. Рубрук описывает становище Бату как скопление палаток и домов на колесах вокруг его шатра. «Отсюда двор на их языке называется ордой, что значит середина» (Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны. // Джиованни дель Плано Карпини. История Монгалов... С. 119.).

[58] См. также: Султанов Т.И. Чингиз-хан и Чингизиды. Судьба и власть. М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2007. С. 80 – 83; Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей. Древность и средневековье. СПб.: Петербургское Востоковедение, 2000. С. 194 – 195, 199.

[59] Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов… С. 408 - 409.

[60]  См.: Мункуев Н.Ц.Заметки о древних монголах. // Татаро-монголы в Азии и Европе: Сб. ст. М.: Наука, 1977. С. 387 - 389.

[61] См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 54 – 55; см. также: Бернштам А.Н. Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VI - VIII вв. Восточно-тюркский каганат и кыргызы. М. - Л.: Изд-во АН СССР, 1946. С. 121 – 122, 124 – 126.

[62] Гумилев Л.Н.Хунну в Китае. // Гумилев Л.Н.История народа хунну. М.: ООО «Издательство АСТ»: ОАО «Люкс», 2004. С. 359.

[63] См.: Гуревич А.Я. Начало феодализма в Европе. // Гуревич А.Я. Избранные труды в 2 т. Т.1. М. – СПб.: ЦГНИИ ИНИОН РАН, 1999. С. 215 – 216.

[64]  См.: Марков Г.Е. Кочевники Азии… С. 9.

[65] Об особом отношении монгольских кочевников к земле говорят некоторые эпизоды из источников. Повествуя о тюрках, китайские хроники указывают, что у них «постоянного местопребывания нет, но каждый имеет свой участок земли» (Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 230). Монгольская традиция, например, упоминает о том, как род потомков Бодончара вступил в противоборство с соседним племенем из-за того, что те, ввиду нужды переселившись на их угодья, стали выкапывать из земли коренья и портить тем самым пастбища (Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.2. С. 19; Бичурин Н.Я. (о. Иакинф).История первых четырех ханов из Дома Чингисова. // История монголов. М.: АСТ: Транзиткнига, 2005. С. 16 – 17). Китайский историк Сыма Цянь упоминает, во-первых, о разграничении владений хун-ну и дун-ху, во-вторых, о том, что на территории хун-ну была пустующая полоса земли и, поскольку она была приграничной, соседний правитель попросил отдать эту полосу его народу под эксплуатацию. Хуннский шаньюй Мо-дэ казнил всех, кто на совете выступил за решение отдать ее, гневно сказав при этом, что «земля есть основание государства; как можно отдавать ее?» (Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 47 – 48).

[66] См.: Крадин Н.Н. Империя Хунну… С. 50 - 55.

[67]  Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 46 - 47.

[68] Кюнер И.В. Китайские известия о народах южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М.: Издательство восточной литературы, 1961. C. 144.

[69] Там же; Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 154.

[70] Кюнер И.В. Китайские известия о народах… C. 145; Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 155.

[71] Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах... Т. I. С. 155.

[72] Там же. С. 209.

[73] Там же.

[74] Ср.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 12 - 13.

[75] Бичурин Н.Я. [Иакинф].Собрание сведений о народах… Т. I. С. 210.

[76] Бартольд В.В. Двенадцать лекций по истории турецких народов Центральной Азии. // Бартольд В.В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. Сочинения. Т. V. М.: Издательство Восточной литературы, 1968. С. 23 – 24; Бартольд В.В. Н.Н. Аристов, Заметки об этническом составе тюркских племен и народностей и сведения об их численности. // Там же. С. 278.

[77] Кононов А.Н. Родословная туркмен. Сочинение Абу-л-гази, хана хивинского. Изд. АН СССР, М.-Л., 1958. С. 37 прим. 16.

[78] Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 100 – 102; ср.: Кляшторный С.Г. Каган, беги и народ в памятниках тюркской рунической письменности. // Востоковедение. 9. Филологические исследования. / УЗ ЛГУ № 412. Серия востоковедческих наук. Вып. 25. Л., 1984. С. 143 - 153.

[79] Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 60.

[80] См.: Бернштам А.Н. Социально-экономический строй… С. 129. - При этом вся эта совокупность без политического оттенка составляла türk qara qamaγ bodun – «весь целиком тюркский народ», а рядовой состав - türk qara bodun, т.е. «тюркский черный народ», т.е. масса без уничижительного оттенка (Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 60).

[81] Ср.: Бернштам А.Н. Социально-экономический строй… С. 144 - 145.

[82] Гумилев Л.Н. Древние тюрки... С. 403 – 404, 421 – 422; Плетнева С.А. Кочевники Средневековья… С. 89 – 90.

[83] Кляшторный С.Г. Каган, беги и народ… С. 145.

[84] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах…Т. I. С. 302.

[85] «Бай шень» по китайскому чтению, т.е. «белотелые», под чем П. Кафаров полагает людей неблагородных, не имеющих никаких должностей (Палладий [Кафаров]. Старинное монгольское сказание о Чингисхане. // Труды членов Российской духовной миссии в Пекине. Т. IV. СПб, 1866. С. 102 прим. 368, с. 125; Сокровенное сказание. §§ 191, 224). Б.Я. Владимирцов относил их к своеобразному «среднему классу»: родовичам, не входившим в состав аристократии, свободным и unaġan boġol’ам, добровольно примкнувшим к Чингисхану (Владимирцов Б.Я. Общественный строй монголов… С. 414). Л.Н. Гумилев следовал переводу их названия как «люди длинной воли» и считал их отделившимися от родовых куреней удальцами, добывавшими себе пропитание одиночной охотой, рыбалкой и разбоем. Они объединялись в группы с демократическим управлением. По мнению ученого, они являлись наиболее заинтересованным слоем в объединении степи и основной движущей силой этого процесса (Гумилев Л.Н. Поиски вымышленного царства (Легенда о «государстве пресвитера Иоанна»). М.: Айрис Пресс, 2006. С. 146 – 147).

[86] См.: Храпачевский Р.П. Военная держава Чингисхана. М.: АСТ: ЛЮКС, 2005.

[87] Кидане VIII – X вв. по территории расселения и способу ведения хозяйства относятся к другому типу, который мы рассмотрим ниже. Кидане «и в морозы и в тепло они бродили со скотом с места на место, смотря по достатку в траве и воде» (Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. II. C. 76), т.е. круглогодично. Занимались они, в основном, звероловной охотой (Там же. Т. I. С. 362; Т. II. C. 75).

[88] Е Лун-ли. История государства киданей. М.: Наука, 1979. Гл. I.

[89] См.: Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия и Урянхайский край. Т. II: Исторический очерк этих стран в связи с историей Средней Азии. Л., 1926. С. 371 и след.

[90] См.: Далай Ч. Монголия в XIII - XIV веках.

[91] Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 123 – 124.

[92] Сокровенное сказание. §§ 184, 185, 187.

[93] Там же. §§ 170 – 171.

[94] Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 128 – 129, 132.

[95] Там же. С. 129.

[96] Джиовани дель Плано Карпини. История Монгалов... С. 25.

[97] Абросов В.Н. Гетерохронность…

[98] См.: Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 183.

[99] См.: Книга Марко Поло… С. 235; Бартольд В.В. Отчет о поездке в Среднюю Азию с научной целью 1893 - 1894 гг. // В. В. Бартольд. Работы по археологии, нумизматике, эпиграфике и этнографии. Сочинения. Т. IV. М., 1966. С. 45.

[100] См.: Марков Г.Е. Кочевники Азии… С. 292 – 295.

[101] Тишкин А.А., Дашковский П.К. Социальная структура и система мировоззрений населения Алтая скифской эпохи. Барнаул: Изд-во Алт. ун-та, 2003. С. 205 – 206.

[102] Ученый справедливо отмечает автократический и централизованный вид этих объединений снаружи и коллективистский и племенной внутри, полагая их изначально созданными для захвата прибавочного продукта. Н.Н. Крадин утверждает, что основным механизмом управления этими политическими образованиями, соединяющим верховную власть и местную аристократию, являлась система манипуляции продуктами дани, военной или охотничьей добычей как подарками и устроение щедрых коллективных мероприятий. Это способствовало повышению авторитета предводителя среди своих соратников и престижа среди подчиненных, стимулируя их на лояльное поведение. Местные же вожди, получая награды и подарки, в свою очередь, с одной стороны, удовлетворяли личные интересы, с другой - аналогичным распределением усиливают свое влияние среди подчиненных непосредственно им людей (Крадин Н.Н. Кочевники, мир-империи и социальная эволюция. // Альтернативные пути к цивилизации: Кол. монография / Под ред. Н.Н. Крадина, А.В. Коротаева, Д.М. Бондаренко, В.А. Лынши. М.: Логос, 2000. С. 321; он же. Империя Хунну… С. 164, 184).

[103] Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 71.

[104] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах…Т. I. С. 215.

[105] Там же. Т. I. С. 286 прим. 843; Кюнер И.В. Китайские известия о народах… С. 191 – 192.

[106] См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 150 и след.

[107]  Управление оседло-земледельческим населением осуществлялось опосредованно через местную главенствующую верхушку при сохранении местной социальной структуры и общественной организации и ограничивалось сбором дани и посылкой войск для поддержания порядка. Кочевое же население превращалось в объект непосредственной эксплуатации согласно устоявшимся в кочевнической среде социальным и политическим институтам. При этом местная аристократия, как правило, уничтожалась или лишалась всех былых привилегий (Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. Издательство Московского университета, 1966. С. 235 – 239; он же. Общественный строй Золотой Орды. Издательство Московского университета, 1973. С. 36 – 39).

[108] Ученые выделили здесь следующие формы межкультурных контактов: хозяйственная кооперация, основанная на межэтническом разделении труда; военное сотрудничество, при котором кочевники получали статус политических покровителей в силу военизированного образа жизни; и последняя – это несущее отрицательные последствия массовое переселение кочевников, вынужденных в силу каких-либо вынужденных причин искать новые земли для расширения пастбищ, будь-то внешний нажим, природные условия или демографический взрыв (Маршак Б.И., Распопова В.И. Кочевники и Согд. // Взаимодействие кочевых культур и древних цивилизаций. Алма-Ата, 1989. С. 416 – 426).

[109]  См.: Гумилев Л.Н. Древние тюрки… С. 101. - Рашид ад-Дин истолковывает значение этого слова как «могущественный» (Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.2. С. 109).

[110]  Бартольд В.В. Очерк истории Семиречья. Фрунзе: Киргизгосиздат, 1943. С. 34 - 35.

[111] В целом, Средняя Азия и Казахстан получают основные осадки в холодное время года, вследствие вторжения арктического воздуха с юга. Над территорией Казахстана в течение нескольких дней после вторжения формируется антициклональное поле. Изначально его центр находится над центральными районами Казахстана, в последующие дни он смещается в Алтай. В периоды арктических вторжений туранского воздуха на период зимы и ранней весны устанавливается облачная морозная погода с осадками, при этом ясная погода наблюдается только на крайнем юге. В периоды арктических вторжений вся территория Казахстана равномерно покрывается неглубоким снежным покровом (Абросов В.Н. Гетерохронность…).

[112] Аммиан Марцеллин, XXXI, 2, 1 - 12 (Аммиан Марцеллин. Римская история. Т. III. С. 490 - 491). - Римский историк описывает у них наличие совещаний. Они «не знают они над собой строгой царской власти, но, довольствуясь случайным предводительством кого‑нибудь из своих старейшин»(Аммиан Марцеллин, XXXI, 2, 7 (Там же. С. 490)).

[113] Аммиан Марцеллин, XXXI, 2, 17 - 25 (Там же. С. 492 - 493).

[114] Hududal-Alam. The Regions of the World. A Persian Geography 372 A.H. - 982 A.D. Translated and explained by V. Minorsky. London, 1937. P. 100 - 101.

[115] Куник А. Известия ал-Бекри и других авторов о Руси и славянах. Часть 1. // Записки императорской Академии Наук. Том 32. Приложение № 2. СПб., 1879. С. 58 – 59.

[116] Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 183.

[117] Султанов Т.И. Известия османского историка XVI в. Сейфи Челеби о народах Центральной Азии // Тюркологический сборник, 2003 - 2004. М.: Восточная литература, 2005. С. 257.

[118] Волин С.Л. Материалы по истории туркмен и Туркмении. Т. 1. М.: Институт Востоковедения, 1939. С. 181.

[119] Толыбеков С.Е. Общественно-экономический строй казахов в XVII - XIX веках. Алма-Ата: Казахское государственное издательство, 1959. С. 53.

[120] Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 57.

[121] Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов и Средняя Азия в XI – XII вв. М.: Наука, Главная редакция восточной литературы, 1991. С. 20 - 23. - По словам Махмуда Кашгари, оседлых огузы называли «ятук», т.е. «оставленные, ленивцы» (Там же. С. 22). У казахов аналогичное «джатак» означает «бедняк, не имеющий скота для кочевания» (Толыбеков С.Е. Общественно-экономический строй… С. 336). Так называли разорившихся от джута (массовый падеж скота при неблагоприятно сложившихся погодных условиях), индента (болезней) или войны скотоводов, вынужденных оседать, как правило, возле рек и озер. Эти явления носили временный и эпизодический характер. Важно не отождествлять «джатачество» с «отрыкшылык» – сознательным оседанием (Там же. С. 335 – 336; Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей… С. 256).

[122] Волин С.Л. Материалы… Т. 1. С. 184; Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 57 прим. 131.

[123] Сообщение в эпическом произведении туркменского фольклора «Огуз-намэ» об основании огузами г. Янгикенд (Фазлаллах Рашид ад-Дин. Огуз-намэ. / Пер. с перс. Р.М. Шукюровой. Баку, 1987. С. 63 прим. 98) не соответствует фактам, поскольку известно, что это была колония мусульманских купцов, возникшая в X в., называвшаяся по-арабски ал-Карьят ал-Хадиса, по-персидски Дих-и нау, по-тюркски же именвался Йанги-кент, что на всех языках одинаково означало «Новое селение» (Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 56 прим. 125; Бартольд В.В. Географический очерк Мавераннахра. // Бартольд В.В. Туркестан в эпоху монгольского нашествия. Сочинения. Т. I. М.: Издательство Восточной литературы, 1963. С. 235; он же. Двенадцать лекций по истории турецких народов Средней Азии. // Бартольд В.В. Работы по истории и филологии тюркских и монгольских народов. Сочинения. Т. V. М.: Издательство Восточной литературы, 1968. С. 61).

[124] См.: Ковалевсий А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956. С. 125 – 129.

[125] См.: Агаджанов С.Г. Государство Сельджукидов… С. 25.

[126] Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 40 прим. 31.

[127] Гумилев Л.Н. Этно-ландшафтные регионы…

[128] Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 86 - 87; Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 49. – Бузуки и учуки , составляли, соответственно, правое, т.е. восточное, и левое, западное, крылья огузского политического объединения, в каждое из которых входило 12 родов-племен (огузов). Этимология этих слов до сих пор не ясна, хотя Рашид ад-Дин истолковывает эти названия следующим образом: боз-ук означает «ломать на части», уч-ок – три стрелы (Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 86; см.: Кононов А.Н. Родословная туркмен… С. 49 прим. 85).

[129] Кляшторный С.Г. Тэсинская стела…

[130] Там же. С. 88.

[131] Как известно, в раннесредневековый период для племенных объединений, возникших в этой, уже рассмотренной нами, местности, были характерны названия вроде «токуз-огуз» -«девять [разных] племен», или уч-огуз«три [разных] племени». Наиболее архаичной вариацией слова «огуз» является форма «огур», что проявляется также в названиях древнеболгарских племен: «оногуры» – «он огур» – «десять [разных] племен», «кутригуры» – «хутур огур» – «тридцать [разных] племен», «сарагуры» – «сар огур» – «белые огуры» (См.: Кляшторный С.Г., Султанов Т.И. Государства и народы Евразийских степей… С. 137; Кляшторный С.Г., Савинов Д.Г. Степные империи древней Евразии. СПб.: Филологический ф-т СПбГУ, 2005. С. 63).

[132] Вместе с тем, однако, мнится, что образование племенного союза самостоятельных огузов в Приаралье является следствием адаптации принесенных с собой тюркскими родами с востока представлений о конфедеративном устройстве. В степях и полупустынях Приаралья, где природно-географическая обстановка не просто создавала естественные условия для разобщения кочевых групп, но в то же время вынуждала сменить способ кочевания, привычное конфедеративное устройство преобразовалось. Таким образом, огузский племенной союз можно рассматривать как высшую форму политической централизации кочевников в Приаралье в условиях круглогодичного кочевания.

[133] Примером того может послужить рассказ Рашид ад-Дина о шести родах народа татар, кочевавших в районе оз. Буир-Нур, воевавших между собой, но впоследствии объединившихся против общего врага (Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 101 – 104) имея при этом единого предводителя (Там же. С. 129), а также свидетельство сер. XIII в. об отсутствии здесь поселений (Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны... С. 154). Или же можно вспомнить китайское описание общественного устройства и быта проживавших на той территории у-хуаней (Кюнер И.В. Китайские известия о народах… С. 134 - 135; Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 142 – 144), а также переселившихся сюда некоторых родов киданей (Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. II. С. 76).

[134] Савицкий П.Н. О задачах кочевниковедения… С. 3 - 24.

[135]  Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 107 - 108.

[136] «Именно зимою они спускаются к югу в более теплые страны, летом поднимаются на север, в более холодные. В местах, удобных для пастбища, но лишенных воды, они пасут стада зимою, когда там бывает снег, так как снег служит им вместо воды. Дом, в котором они спят, они ставят на колесах из плетеных прутьев», запрягая в них быков при перекочевках (Там же. С. 91 – 92).

[137] Там же. С. 110 – 111.

[138] Константин Багрянородный. Об управлении государством, 8 (Константин Багрянородный. Об управлении империей. Текст, перевод, комментарий. / Г.Г. Литаврин, А.П. Новосельцев. Сер.: Древнейшие источники по истории народов СССР. М., 1989; 1991. - http://oldru.narod.ru/biblio/kb_imp1.htm).

[139] Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану… С. 139 – 140.

[140] Там же. С. 138.

[141] Там же. С. 130 – 131.

[142] Плетнева С.А. Кочевники Средневековья… С. 110 - 111.

[143] См.: Плетнева С.А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. // Материалы и исследования по археологии СССР, 1958. № 2. С. 193; Федоров-Давыдов Г.А. Кочевники Восточной Европы под властью золотоордынских ханов. Археологические памятники. Издательство Московского университета, 1966. С. 219.

[144] Васильевский В.Г. Византия и печенеги (1048—1094). // Труды В.Г. Васильевского. Том I. СПб., 1908.

[145] Плетнева С.А. Древности чёрных клобуков // Свод археологических источников. Москва, 1973. С. 5 – 48.

[146] Плетнева С.А. Кочевники Средневековья… С. 58 - 59; она же. Половцы. М.: Наука, 1990. С. 60 – 62.

[147] Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 185.

[148] Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды в XIII—XIV вв. М.: Наука, 1985. С. 117 – 118.

[149] Так у Джувейни и Рашид ад-Дина есть рассказ о событиях 1236 г., когда монголы не могли поймать половецкого вождя Бачмана, поскольку тот расположился на отмели в дельте Волги, которую прилив превращал в остров, и, лишь дождавшись отлива, когда открылся перешеек, монголы сумели переправиться к лагерю Бачмана и пленить его (Тизенгаузен В.Г. Сборник материалов, относящихся к истории Золотой Орды. Т. II: Извлечения из персидских сочинений, собранные В.Г. Тизенгаузеном и обработанные А.А. Ромаскевичем и С.Л. Волиным. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1941. С. 16; Рашид-ад-дин. Сборник летописей. Т.2. / Пер. с перс. Ю.П. Верховского. Издательство Академии Наук СССР, Москва – Ленинград, 1960. С. 38).

[150] Ср.: Гумилев Л.Н. Древняя Русь и Великая степь. М.: Эксмо, 2006. С. 32.

[151] См., напр.: Хвольсон Д.А.Известия о Хозарах, Буртасах, Болгарах, Мадьярах, Славянах и Руссах Абу-Али Ахмеда бен Омар Ибн-Даста, неизвестного доселе арабского писателя начала X века, по рукописи Британского музея. СПб., 1869. С. 17 прим. 8, прим. 9; Коковцов П.К. Еврейско-хазарская переписка в X веке. Л.: АН СССР, 1932. С. 86 – 87, 102 – 103; Ковалевсий А.П. Книга Ахмеда Ибн-Фадлана о его путешествии на Волгу в 921—922 гг. Харьков, 1956. С. 139.

[152] Егоров В.Л. Историческая география Золотой Орды… С. 90.

[153] Так в донских степях Г. Рубрук нашел поселок на левом берегу Дона, где жили русские, занимавшиеся перевозом на лодках на другой берег «купцов и послов», собирая за это «большую дань». Судя по описанию пищи, где упоминается «большая свежая рыба», «ржаной хлеб и немного мяса», а также «сушеная рыба, имевшаяся у них там в большом количестве» (Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 109), позволяет говорить о занятии местного населения преимущественно рыболовством, а также выращиванием ржи и, в незначительной степени, скотоводством, видимо, стойлового характера. Подобные рыбачьи поселения были широко распространены на Дону и в XV в. (См.: Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану… С. 133 – 134).

[154] Именно население оазисов было наиболее склонно к впитыванию чуждых данному этносу культурных ценностей, что впоследствии делало оазисы своеобразным плацдармом для дальнейшего распространения их влияния в различные сферы жизни кочевников. Так в Турфанских оазисах мирно уживались манихейство, буддизм и ислам. Оттуда же манихейство проникло в монгольскую Уйгурию, а заморские купцы через Донские оазисы привезли в Хазарию иудаизм. В то же самое время, даже имея постоянные контакты с южными оседлыми соседями, кочевники степей от Монголии и Алтая до Причерноморья не стремились принимать чужие верования, долгое время продолжая исповедовать собственные культы, в т.ч. поклонение духам предков. При этом верховный руководитель исполнял у них роль главного жреца, даже если не имел фактической власти.

[155] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 351 - 352; Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 122 - 124.

[156] Сокровенное сказание. § 109.

[157] Там же. § 152.

[158] Там же. § 177.

[159] Бернштам A.Н. К вопросу происхождения киргизского народа. // Советская Этнография, 1955, № 2. C. 16 - 26; Плетнева С.А. Кочевники Средневековья… С. 91 – 94.

[160] Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия… Т. II. С. 364; Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. М.-Л. 1949. С. 319 и след.

[161] Бичурин Н.Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах… Т. I. С. 352; Киселев С.В. Древняя история Южной Сибири. С. 323 и след.

[162] Марков Г.Е. Кочевники Азии… С. 42.

[163] См.: Грумм-Гржимайло Г.Е. Западная Монголия… Т. II. С. 371 и след.

[164] Hududal-Alam. Р. 97.

[165] Кызласов Л.Р. Тюрко-иранские связи в эпоху Средневековья (язык, письменность, религия) - http://e-lib.gasu.ru/da/archive/2004/12/15.html.

[166] Кызласов Л.Р. Средневековые города Тувы. // Советская археология, 1959, №3. С. 68 - 75; он же. История Тувы в средние века. М., 1969. С. 69 – 73.

[167] Бартольд В.В. Очерк истории Семиречья. С. 17.

[168]  Кызласов Л.Р. Тюрко-иранские связи в эпоху Средневековья…

[169] См.: Гильом де Рубрук. Путешествие в Восточные страны… С. 154.

[170] Бартольд В.В.Связь общественного быта с хозяйственным укладом у турок и монголов. // Бартольд В.В.Сочинения. Т. V. С. 468 – 472.

[171] Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 150.

[172] Сокровенное сказание. § 240.

[173]  Рашид-ад-дин. Т.1 Кн.1. С. 157.

• История Руси (допетровская эпоха)