Полехов С.В.
К концу первой трети XV века Великое княжество Литовское (ВКЛ) являлось одним из крупнейших государств Восточной Европы: его территория простиралась от Балтийского до Чёрного моря и охватывала около 1 миллиона кв. км, из которых 9/10 приходилось на русские земли[1]. Великий князь Литовский Витовт (1392–1430) был одним из самых могущественных правителей этого региона. Об этом красноречиво свидетельствуют слова из «Похвалы Витовту» – литературного произведения, созданного в Смоленске около 1428 года: «…тогда бяхоу крепко слоужахоу емоу велиции князи: великии князь Московьски, великии князь Тферьски, велики князь Рязаньски, великии Новгородъ, великии Пьсковъ, и спроста рещи весь Роусьскии язык… и тако же слоужахоу емоу и въсточные великии цари Татарьскии, тако же и Немецькии великии князи слоужахоу емоу… еще же и инии велиции князи слоужать емоу, господарь Молдавьскои земли, тако же и Басарабьскои земли… тако же и Чеськое корольство слоужаше емоу»[2]. Однако под конец жизни Витовт потерпел существенное поражение, причиной которого стало международное положение ВКЛ, находившегося в состоянии унии с Польским королевством с конца XIV в. Дело в том, что Витовту, несмотря на его замыслы, так и не удалось получить королевскую корону. Причиной тому стало противодействие поляков, которые считали, что это положит конец польско-литовской унии (хотя современные исследователи полагают, что речь шла лишь о попытке пересмотра её условий[3]). Преемником Витовта на литовском великокняжеском престоле стал его двоюродный брат Свидригайло Ольгердович. Однако менее чем через два года он был свергнут с этого престола частью литовско-русской знати, которая провозгласила великим князем Сигизмунда Кейстутовича – брата покойного Витовта. Это ввергло Великое княжество Литовское в длительную гражданскую войну, осложнявшуюся вмешательством внешних сил (в конфликте оказались задействованными практически все государства Центральной и Восточной Европы: русские земли, Польша, Тевтонский орден и его ливонская ветвь, Молдавское воеводство, гуситы, Священная Римская империя и т.д.). Неурядицы в Великом княжестве Литовском не прекратились и с окончанием гражданской войны: вскоре после её окончания заговорщиками был убит победитель Сигизмунд Кейстутович, а начало правления нового великого князя Казимира Ягеллончика было отмечено целым рядом социально-политических выступлений в отдельных землях государства. События 30–40-х гг. XV в., по сути дела, стали тем поворотным пунктом, после которого идея объединения русских земель вокруг Вильно потеряла шансы на успех.
В исторической литературе распространено мнение, согласно которому великий князь Свидригайло при проведении своей политики опирался на население русских земель ВКЛ, стремился ликвидировать неравноправное положение православной знати по сравнению с литовскими боярами-католиками, которые по условиям Городельского привилея 1413 г. получили исключительное право занимать «постоянные» (т.е., по сути, высшие) должности в государстве и участвовать в совещаниях у великого князя (а также ряд других прав и привилегий). Порой даже утверждается, что «успех Свидригайло в попытке создания большого православного русско-литовского государства… кардинально изменил бы ситуацию на Руси»[4]. Попробуем оценить справедливость этих утверждений, опираясь на источники, по большей части современные бурным событиям 30-х годов XV столетия.
Князь Свидригайло, младший сын великого князя Ольгерда, родился примерно в середине 70-х гг. XIV в.[5] Практически вся его деятельность с момента выхода на общелитовскую политическую арену в начале 90-х гг. XIV в. проходила под знаком борьбы за великокняжеский престол. Однако достичь этой цели мятежному князю удалось лишь в конце 1430 г., после смерти Витовта. Согласно действовавшим на тот момент условиям Городельской унии, после смерти Витовта ВКЛ переходило в распоряжение польского короля, который мог распорядиться им по своему усмотрению, в том числе – при желании – мог назначить нового великого князя[6]. По некоторым свидетельствам современников, на смертном одре Витовт действительно передал власть над ВКЛ в руки польского короля Владислава II Ягайла[7]. Тем не менее тот не успел воспользоваться своими прерогативами: пока он занимался вопросами, связанными с погребением Витовта, сторонники Свидригайла провозгласили своего претендента великим князем[8]. Таким образом, уже само начало его правления говорило о его намерениях (разделявшихся и его окружением) сделать Великое княжество более самостоятельным государством.
Конфликт Свидригайла с Польшей с самого начала его княжения развивался не только в правовой, но и в территориальной плоскости. Объектом спора стало Западное Подолье с центром в Каменце, которое после смерти Витовта должно было перейти к Польше. Несколько подольских шляхтичей, а также католический каменецкий епископ, узнав о смерти Витовта, обманом арестовали Довгирда – старосту Подолья, присланного из Вильно, затем захватили подольские замки и передали их Польше. Когда об этом стало известно Свидригайлу, он арестовал Ягайла, находившегося тогда в Литве, вместе с его свитой. Польский король, видя безвыходность ситуации, отправил на Подолье предписание вернуть замки Литве. Но в действительности – то ли по настоянию вельмож Ягайла, то ли по его собственному секретному распоряжению – это предписание выполнено не было, и Свидригайло вновь задержал у себя короля, которого собрался было отпустить. Такая ситуация могла длиться неопределённое время, и лишь энергичные приготовления поляков к войне с ВКЛ заставили нового великого князя в самом начале 1431 г. отпустить короля в Польшу[9].
Обе стороны, вовлечённые в конфликт, – Польша и ВКЛ – по-видимому, с самого начала понимали, что в дальнейшем их отношения при таком раскладе не сулят ничего хорошего, и не замедлили обратиться в Тевтонский орден с предложением союза. В ордене сочли, что лучше будет заключить союз с великим князем Литовским[10], тем более что его с этой духовно-рыцарской корпорацией связывали давние отношения, восходящие ещё к рубежу XIV–XV вв., а сближение Ордена с ВКЛ наметилось ещё в конце правления Витовта, не в последнюю очередь – благодаря действиям римского короля (т.е. главы Священной Римской империи, не коронованного императорской короной) Сигизмунда Люксембургского, который был заинтересован в ослаблении унии ВКЛ и Польши. Литовско-орденские переговоры, начавшиеся в конце 1430 г., к лету следующего года вылились в договорённость об оборонительно-наступательном союзе (направленном прежде всего против Польши), которая была утверждена в ходе личной встречи Свидригайла с великим магистром Тевтонского ордена Паулем фон Руссдорфом 19 июля 1431 г.[11] Однако этим действия Свидригайла не ограничились: он энергично принялся собирать вокруг себя союзников, в число которых попали молдавский воевода Александр Добрый и татарский хан Улу-Мухаммед[12]. Весной 1431 г. к Свидригайлу с предложением военной помощи обращались чешские гуситы во главе с Сигизмундом Корибутовичем, однако это предложение так и не воплотилось в жизнь (по-видимому, из-за опасений самого Свидригайла, который боялся потерять расположение Сигизмунда Люксембургского)[13].
Между тем польские правящие круги продолжали требовать от Свидригайла подчиниться верховной власти короля и передать Польше спорные земли, в число которых теперь попала и Волынь. Литовская сторона выдвигала ответные требования. В конце июня 1431 г. дело дошло до крупномасштабного вооружённого конфликта между ВКЛ и Польшей, который в историографии получил название Луцкой войны (поскольку основным объектом борьбы стал Луцкий замок на Волыни). Предлогом для неё послужила пощёчина, которую Свидригайло нанёс королевскому послу, приехавшему с очередными требованиями. Польским войскам удалось достаточно быстро дойти до Луцка, у стен которого литовское войско – судя по косвенным данным, весьма значительное – потерпело сокрушительное поражение, причём в польский плен попали несколько знатных литовцев и русинов. Однако взять Луцкого замка полякам так и не удалось: его успешно оборонял гарнизон во главе с волынским боярином Юршей, польские и мазовецкие войска вынуждены были отвлекаться на враждебные действия русского населения, которое явно не хотело переходить под власть Польши. Однако осада продолжалась[14]. Ситуация рисковала затянуться, и в самом начале сентября 1431 г. стороны заключили Чарторыйское перемирие, по которому Свидригайло фактически признавал своё поражение[15]. К моменту его ратификации великий князь ещё не знал о том, что орденские войска во исполнение союзнических договорённостей вторглись на территорию Польши и подвергли её страшному разорению. Если бы Чарторыйское перемирие не было заключено, Польше пришлось бы воевать на два фронта и история, быть может, сложилась бы иначе. Однако этого не произошло. В действительности 13 сентября 1431 г. отряд ливонских рыцарей потерпел поражение от польских сил, в плен были захвачены высокопоставленные сановники ливонского ордена, а трофейные знамёна их отрядов присоединились к тем, что были захвачены ранее – во время Грюнвальдской битвы[16].
После окончания Луцкой войны оживлённые контакты Свидригайла с Тевтонским орденом продолжились. В декабре 1431 г. был наконец ратифицирован литовско-орденский союзный договор, однако этого орденским властям показалось мало. Дело в том, что в это время в управлении Тевтонским орденом начинали участвовать прусские сословия. Великому магистру Паулю фон Руссдорфу необходимо было заручиться их поддержкой, чтобы продолжать войну с Польшей, поэтому он включил их представителей в число гарантов союзного договора с ВКЛ. То же самое он попросил сделать Свидригайла. Тот дорожил расположением своего основного союзника, поэтому выполнил его пожелание. 15 мая 1432 г. на встрече двух правителей был согласован список гарантов соглашения, куда с литовской стороны попал целый ряд русских бояр и городов. Ратификация же этого документа состоялась лишь в августе 1432 г. Практические последствия нового союзного договора (точнее, договорённости) не заставили себя ждать: ВКЛ и Тевтонский орден обменялись постоянными представителями, и отныне Свидригайло по важнейшим вопросам советовался не только со своими князьями и боярами, но и с братьями Ордена (так, уже в мае 1432 г. он согласился принять польское посольство лишь в их присутствии). Для Ордена это нововведение было, по сути, беспрецедентным шагом, поскольку к 1432 г. орденское государство располагало единственным постоянным представителем (генеральным прокуратором), защищавшим его интересы при папской курии[17].
В сфере взаимоотношений ВКЛ с Польшей конец 1431 г. и почти весь 1432 г. прошли под знаком неудачных попыток польских правящих кругов склонить на свою сторону Свидригайла, ликвидировать литовско-орденский союз. Так, в самом конце 1431 г. великому князю Литовскому была предложена польская корона или должность регента при пожилом короле Ягайле[18]. Сохранилось свидетельство о том, что польские политики пытались повлиять на Свидригайла через посредство его жены – тверской княжны, на которой он женился в 1431 г. Наконец, не исключено, что в Кракове рассматривался и силовой вариант решения проблемы: известно, что Свидригайло опасался пить вино, присланное польским королём, боясь отравления[19].
Однако самые существенные надежды польская сторона связывала с польско-литовским съездом, намеченным на 2 февраля 1432 г. согласно условиям Чарторыйского перемирия. Предполагалось, что на съезде в деревне Полюбичи (между польским Парчовом и литовским Брестом – в соответствии с традицией, сложившейся в годы правления Ягайла) стороны подпишут «вечный мир» и окончательно решат судьбу Подолья. В действительности же, судя по всему, эти надежды не имели под собой серьёзных оснований. В своих письмах Руссдорфу Свидригайло многократно подчёркивал верность союзу с Орденом и тщетность усилий поляков. На практике это выражалось в том, что он вопреки условиям Чарторыйского перемирия начал настаивать на участии в предстоящем съезде его союзников, от имени которых он заключил перемирие, – немцев и молдаван[20]. Пауль фон Руссдорф прекрасно понимал, что это закрывает всякие пути польско-литовского примирения, и не скрывал этого ни от ливонского магистра, ни от прокуратора в Риме[21]. Тем не менее он отправил своих представителей на съезд[22].
2 февраля 1432 г. Ягайло вместе со своей свитой прибыл в Люблин, откуда бóльшая часть его советников отправилась в Парчов (сам король с некоторыми прелатами и сановниками остался в Люблине, опасаясь покушения с литовской стороны[23]()Dod. . .ключить "ляли представители его окружения, ). Вообще съезд начинался в атмосфере взаимного недоверия: так, поляки и литовцы упрекали друг друга в том, что они готовятся прибыть на съезд с войском, а гнезненский архиепископ Войцех Ястшембец подготовил заверенные копии документов, которыми польская сторона намеревалась аргументировать свою позицию – очевидно, это было сделано из-за опасений за судьбу их подлинников[24]. В свою очередь, Свидригайло укрепил замки ВКЛ на случай возможного нападения поляков[25]. В Парчове поляки ожидали прибытия Свидригайла в Полюбичи. Однако тот, по словам Длугоша (которые подтверждаются данными дипломатической переписки), всячески затягивал отправку своих послов, находя всё новые отговорки[26]. Несмотря на многочисленные приготовления, съезд так и не состоялся.
Камнем преткновения для Свидригайла и орденских послов стали требования польской стороны относительно проезжей грамоты. В конце января 1432 г. Ягайло выдал её на имя великого князя Литовского, его прелатов и бояр (они были перечислены поимённо). Несмотря на просьбы Свидригайла, в ней отсутствовало упоминание крестоносцев. Получив проезжую грамоту, Свидригайло отказался отправить своих послов на съезд, на этот раз обосновывая это не только отказом поляков пропустить немцев и молдаван, но и тем, что в грамоте он был назван просто князем (а не великим князем). В итоге в ответ на настойчивые просьбы литовцев Ягайло заявил, что готов пропустить крестоносцев, однако никогда не допустит их участия в съезде. После этого Свидригайло отказался от дальнейших попыток провести съезд с Ягайлом[27]. И орденские послы, и Свидригайло признали, что из польско-литовского съезда «ничего не вышло»[28].
События, связанные с несостоявшимся съездом, показывают, что Свидригайло не собирался искать примирения с поляками. Он хорошо знал о враждебном отношении польских правящих кругов к Ордену, поэтому мог не сомневаться в том, что Ягайло не допустит участия крестоносцев в съезде. В этой обстановке настаивать на их включении в проезжую грамоту означало добровольно отказаться от назначенного съезда. О том, что великий князь Литовский не намеревался вести какие бы то ни было переговоры с королём, свидетельствуют и его многочисленные, разнообразные отговорки. В этой связи можно заметить, что и в проезжей грамоте от 20 августа 1431 г. Свидригайло был назван просто князем (“dux”), а не великим князем (хотя его владения и назывались великим княжеством)[29]. Однако это не помешало Свидригайлу вести тогда переговоры о завершении Луцкой войны. Наконец, срыв съезда с поляками вписывается в картину предшествующих заявлений Свидригайла о том, что он не допустит разрыва с Орденом под давлением Польши. Здесь важно подчеркнуть, что эту непримиримую позицию Свидригайла не разделяли представители его окружения, «русские и литовские паны» (“RuwsschenundLittauwsschenherrn”), желавшие заключить «вечный мир» с Польшей[30].
Последняя попытка склонить Свидригайла на свою сторону была предпринята поляками в апреле 1432 г., когда состоялся сейм польской шляхты в Серадзе. Участники этого сейма решили предложить Свидригайлу вступить во владение Великим княжеством Литовским на тех же условиях, на которых им владел Витовт, т.е. пожизненно и в качестве наместника Ягайла (при этом должен был произойти возврат и к границам ВКЛ эпохи Витовта, т.е. Подолье целиком оставалось бы за Литвой). С этим согласились один или два посла великого князя Литовского, но сам Свидригайло отверг это предложение. На том же сейме было решено продолжить вооружённую борьбу с Тевтонским орденом[31]. Реакция литовских представителей показала, что правящие круги ВКЛ хотя бы отчасти готовы к соглашению с Польшей. Её политикам оставалось выяснить, насколько далеко идёт эта готовность.
По-видимому, с этой целью в Литву в мае 1432 г. был отправлен серадзский каштелян Лаврентий Заремба. Помимо официального поручения (призывать великого князя к примирению с королём), Заремба располагал секретной инструкцией, которую пересказывает Длугош. По его словам, в Кракове уже знали о том, что литовские князья и бояре недовольны Свидригайлом, и королевский посол должен был сообщить им, чтобы те не терпели правления Свидригайла, а осуществили задуманное ими, т.е. посадили бы на великокняжеский престол брата Витовта, стародубского князя Сигизмунда Кейстутовича, совершив переворот. Зарембе было поручено сообщить, что Ягайло не будет преследовать заговорщиков, а, напротив, снабдит их всяческой помощью[32]. Эти сведения о посольствах Зарембы подтверждаются упоминаниями в тогдашней переписке, сохранившейся в архиве Тевтонского ордена. Исследователям А. Левицкому и Б. Барвинскому удалось установить, что Заремба в 1432 г. побывал в Литве два раза: первый раз в мае – июне, второй раз – незадолго до переворота. Во время первой из этих поездок он, по-видимому, вошёл в контакт с вельможами Свидригайла и узнал о готовящемся заговоре; во второй раз он уже вернулся с королевской санкцией, и всего через несколько дней, пока Заремба ещё был в Литве, произошёл переворот[33]. Когда Свидригайло находился в своём дворе в Ошмянах (на пути в Брест, где у него была назначена встреча с королём), в ночь с 31 августа на 1 сентября 1432 г. на него было совершено нападение. Свидригайло бежал в Полоцк вместе с виленским воеводой Гедигольдом и его племянником Ивашкой Монивидовичем, оставив в руках Сигизмунда свою беременную жену. Заговорщики провозгласили великим князем Сигизмунда Кейстутовича[34]. Тем не менее Свидригайлу удалось сохранить за собой поддержку значительной части феодалов ВКЛ и русские земли государства.
Сразу же после переворота заговорщики и Сигизмунд Кейстутович обнародовали официальную версию его причин. По их словам, они пошли на переворот из-за того, что Свидригайло причинил им много несправедливостей, а католическая вера в ВКЛ в период его правления пришла в упадок. Заговорщики утверждали, что жена Свидригайла, тверская княжна, живёт «не по-христиански», ибо не перешла из православия в католицизм; Длугош добавляет к этому, что Свидригайло по её совету отдавал предпочтение православию[35]. Сигизмунд Кейстутович последовательно придерживался этой версии событий на всём протяжении своего правления (он был убит в 1440 г.). Так, даже в конце 1430-х гг. он писал римскому королю Альбрехту II об упадке католической веры в ВКЛ при Свидригайле[36].
Нам действительно неизвестны какие-либо пожалования Свидригайла католической церкви, относящиеся к 1430 – 1432 гг. Это способно объяснить позицию католической церкви, но этого явно недостаточно для того, чтобы понять причины действий литовских и русских князей и бояр. К тому же среди наиболее активных заговорщиков источники называют не только литовцев-католиков Яна Гаштольда и Петраша Монтигирдовича, но и православных, обрусевших (пусть и литовского происхождения) князей Олелько (Александра) Владимировича и Семёна Ивановича Гольшанского (кстати, последнего сам Свидригайло считал главным организатором переворота). Не соответствует истине и традиционная схема, утвердившаяся в исторической науке благодаря классическому труду польского исследователя А. Левицкого о «восстании Свидригайла». Согласно этой схеме, Свидригайло, традиционно связанный со знатью русских земель, придя к власти, окружил себя русинами-«схизматиками греческого обряда», которые заняли ведущие позиции в великокняжеском совете (раде) и получили в управление основные замки ВКЛ. Об этом прямо говорится в письме краковского епископа Збигнева Олесницкого председателю Базельского собора Юлиану Цезарини (а впоследствии эти утверждения повторил Ян Длугош – секретарь Збигнева Олесницкого, знакомый с его письмом). Однако никакими конкретными фактами эти данные не подтверждаются: состав политической элиты ВКЛ при Свидригайле существенным изменениям не подвергся, высшие должности за редким исключением остались в руках тех же людей, что занимали их при Витовте[37]. Утверждения же Олесницкого следует рассматривать в контексте активной пропаганды, развёрнутой в Европе польскими правящими кругами и направленной против Свидригайла и Тевтонского ордена.
Что же касается жены Свидригайла, то ещё О. Халецкий усомнился в том, что она после брака осталась в православии (исследователь основывал свои сомнения на папских документах 1434 г., в которых тверская княжна упоминается наряду со своим мужем-католиком)[38]. Сам Сигизмунд Кейстутович, который с такой настойчивостью обвинял Свидригайла в потворстве «схизматикам», первоначально узнал об этом от организаторов переворота (следовательно, не играл активной роли в заговоре)[39]. Другое дело, что его уверенность подкреплялась тем, что русские земли ВКЛ заняли сторону свергнутого великого князя. Тот же Сигизмунд Кейстутович инспирировал ряд уступок православному населению ВКЛ (расширил права виленских мещан[40] и предложил уравнять в правах русскую и литовскую знать Великого княжества, пытаясь привлечь на свою сторону тех, кто поддержал Свидригайла). Эти мероприятия очень хорошо показывают образ мыслей Сигизмунда Кейстутовича, который, по-видимому, действительно думал, что Свидригайло потворствует православным, и шёл на соответствующие уступки этой части населения ВКЛ.
Наконец, сведения о несправедливом правлении Свидригайла также исходили от организаторов переворота или из польских правящих кругов[41]. Правда, известно, что в 1434 г. литовские вельможи Андрей Сакович и Андрей Немирович, принявшие сторону нового великого князя, жаловались орденскому послу на Свидригайла. Он, по их словам, не выдавал подтверждений на земельные владения вельмож и магдебургское право городов, зато это делал Сигизмунд Кейстутович[42]. Но это высказывание, конечно, неправомерно экстраполировать на первые дни правления Сигизмунда Кейстутовича, когда он ещё никому ничего не подтвердил, а у его приближённых не могло быть полной уверенности в том, что он будет действовать в соответствии с их пожеланиями. С другой стороны, имеются сведения (пусть и очень скупые) о каких-то пожалованиях Свидригайла в Жемайтии; следовательно, они могли быть совершены только в период 1430 – 1432 гг. О них говорится в привилее великого князя Александра Казимировича жителям Жемайтии от 15 августа 1492 г.[43] Определённое недовольство политикой Свидригайла демонстрирует запись о его княжении в первой белорусско-литовской летописи: «И княжи великыи князь Шьвитригаило два года без дву месяцеи… И не управляше земли. И Литва же посадиша великого князя Жидимонта Кестутьевича на великом княжении на Вилне и на Троцех месяца сентября 1 день» (курсив мой. – С.П.)[44]. Эта фраза попала в летописный свод в составе так называемой смоленской хроники, которая представляет собой цельный (без хронологической сетки) рассказ о событиях в ВКЛ в 1430 – 1435 гг. Установлено, что его автором был русин из окружения митрополита Герасима, сторонник Кейстутовичей, живший в Смоленске. Поэтому данная фраза, вероятнее всего, не что иное, как попытка летописца по-своему объяснить переворот 1432 г. в ВКЛ (подобно тому, как поражение Свидригайла под Вилькомиром он объясняет Божьей карой за сожжение митрополита Герасима). Так или иначе, и здесь нет оснований видеть объяснение причин переворота.
Пытаясь пролить свет на причины переворота 1432 г., историки прибегали к самым разным объяснениям, находя их то в правовом, то в социальном, то в экономическом неравенстве отдельных частей знати ВКЛ, то в сфере территориально-правового устройства этого государства, а то и вовсе объявляя это событие делом рук поляков. Однако все эти соображения не могут быть признаны убедительными – уже в силу того, что не объясняют всей совокупности фактов. Думается, что объяснение причин переворота следует искать совсем в ином направлении. Такой отчаянный шаг, как государственный переворот, свержение правителя, сам по себе свидетельствует о том, что у заговорщиков уже не оставалось надежды на то, что они смогут воздействовать на великого князя менее радикальными средствами. Иначе говоря, к таким мерам литовско-русских князей и бояр подтолкнуло недовольство принципиальными моментами политики великого князя, на которые нельзя было повлиять мирным путём. А основным направлением его политики, как было показано выше, являлся фактический разрыв унии с Польшей и создание антипольской коалиции. Недовольство этой политикой проявилось среди окружения Свидригайла уже в ходе подготовки несостоявшихся переговоров о «вечном мире» с поляками, а менее чем через три месяца оно приобрело форму стремления договориться с ними. Кстати, уже в мае 1432 г. Пауль фон Руссдорф предупреждал Свидригайла об опасности переворота[45]. Очевидно, заговорщиков не устраивала перспектива дальнейшей конфронтации с Польшей: ни она, ни ВКЛ не собирались сдавать своих позиций и идти на какие-либо уступки. В будущем это могло привести к эскалации конфликта или его переходу в «тлеющую» фазу, чреватую новыми вспышками (наподобие Луцкой войны). При этом знатные подданные Свидригайла, не связанные происхождением или владениями со спорными русскими землями, рисковали жизнью и безопасностью, но взамен ничего не получали.
Ещё один аргумент в пользу данной гипотезы мы получим, если обратим внимание на меры Сигизмунда Кейстутовича, принятые вскоре после того, как он стал великим князем Литовским. Если он поначалу пытался сохранить добрососедские отношения с Тевтонским орденом (в чём его, по свидетельствам источников, поддерживали литовские вельможи[46]), то в отношении Польши он проводил совершенно иную политику, нежели Свидригайло: уже в октябре 1432 г. была возобновлена польско-литовская уния. Платой за стремление наладить отношения с Польшей в этом случае стали очень значительные территориальные и правовые уступки[47].
Таким образом, как показывает проведённое исследование, у нас нет серьёзных оснований считать, что Свидригайло олицетворял собой «упущенный шанс» изменить положение русских земель в ВКЛ или даже объединить русские земли вокруг Вильно. Собирая вокруг себя союзников, он руководствовался прежде всего практическими, а не идеологическими, соображениями, и обращал внимание в первую очередь на Тевтонский орден и римского короля Сигизмунда Люксембургского, а не на русские земли. Политическая деятельность великого князя Свидригайла была одной из попыток повысить самостоятельность Великого княжества Литовского. Надо признать, попытка эта была не самой удачной – Свидригайло оказался настроенным куда более радикально, чем князья и бояре из его окружения, что и привело к государственному перевороту. Но каковы были перспективы такого политического курса? И были ли они вообще? Ведь за иллюзорным суверенитетом, независимостью от Польши стояла опасность попасть в иную зависимость, на этот раз от Тевтонского ордена. Однако история не терпит сослагательного наклонения…
Источники и литература
[1]Гудавичюс Э. История Литвы с древнейших времён до 1569 года. Т. 1. М., 2005. С. 393; Батура Р.К., Пашуто В.Т. Культура Великого княжества Литовского // Вопросы истории. 1977. № 4. С. 95.
[2] Полное собрание русских летописей. Т. 17: Западнорусские летописи. М., 2008. Стб. 417–418. (Пунктуация расставлена мною по смыслу. – С.П.)
[3] См., наприимер, соответствующий раздел в кн.: BłaszczykG. Dziejestosunkówpolsko-litewskich. T. II: Od Krewa do Lublina. Cz. I. Poznań, 2007.
[4]Широкорад А.Б. Русь и Литва: Рюриковичи против Гедеминовичей. М., 2004. С. 98.
[5]Tęgowski J. Pierwsze pokolenia Giedyminowiczów. Poznań; Wrocław, 1999. S. 155–160.
[6] Akta unji Polski z Litwą. 1385–1791 / Wyd. St. Kutrzeba i Wł. Semkowicz. Kraków, 1932. (Далее – AUPL.) № 51. S. 67 – 68.
[7]Joannis Dlugossii seu Longini canonici Cracoviensis Historiae Polonicae libri XII. T. IV. Cracoviae, 1877. (Далее – Dlugossii J. Historia Polonica. T. 4.) P. 415 – 416; Codex epistolaris saeculi XV. T. 2 / Ed. A. Lewicki. (Monumenta medii aevi historica res gestas Poloniae illustrantia. T. XII.) Cracoviae, 1891. (Далее – CESXV.) № 191, 208. P. 258, 300; Scriptores rerum Prussicarum. Die Geschichtsquellen der preussischen Vorzeit bis zum Untergange der Deutschordensherrschaft / Hrsg. von T. Hirsch, M. Töppen und E. Strehlke. Bd. 3. Leipzig, 1866. (Далее – SRP.) S. 494 (Anm.); GeheimesStaatsarchivPreussischerKulturbesitz, Ordensbriefarchiv 7237.
[8]NikodemJ.Wyniesienie ŚwidrygiełłynaWielkieKsięstwoLitewskie // Białoruskie Zeszyty Historyczne. T. 19. Białystok, 2003.
[9]Полехов С.В. Польский король под арестом в литве: Эпизод из истории XV века. [Электронныйресурс.] Mode of access: http://lomonosov.econ.msu.ru/2008/Polekhov.pdf (14.02.2009)
[10] Liv-, est- und curländisches Urkundenbuch. Bd. 8 / Hrsg. von H. Hildebrand. Riga; Moskau, 1884. (Далее – LECUB.) № 366, 395, 398.
[11] Ibid. № 462.
[12]Czamańska I. Mołdawia i Wołoszczyzna wobec Polski, Węgier i Turcji w XIV i XV w. Poznań, 1996. S. 82–88; Флоря Б.Н. Орда и государства Восточной Европы в середине XVвека (1430 - 1460) // Славяне и их соседи. Вып. 10. Славяне и кочевой мир. М., 2001. С. 175–176, 181.
[13]NikodemJ. PolskaiLitwawobecCzechhusyckichwlatach 1420 – 1433. Poznań, 2004. S. 378–379/
[14]Dlugossii J. Historia Polonica. T. 4. P. 443–456; Lewicki A. Powstanie Świdrygiełły. Ustęp z dziejów unii Litwy z Koroną. Kraków, 1892. S. 91–106.
[15]Бучинський Б. Кiлька причинкiв до часiв вел. князя Свитригайла (1430 - 1433) // Записки наукового товариства iм. Шевченка. Т. 76. Львiв, 1907. № 2.
[16]LewickiA. Op. cit. S. 106–115.
[17]Neitmann K. Die Staatsverträge des Deutschen Ordens in Preussen 1230 – 1449. Studien zur Diplomatie eines spätmittelalterlichen Territorialstaates. Köln; Wien, 1986. (Neue Forschungen zur Brandenburg-Preussischen Geschichte. Bd. 6.) S. 16–17, 193–201.
[18] Die Berichte der Generalprokuratoren des Deutschen Ordens an der Kurie. Bd. 4 (1429 – 1436). Hbd. 1 (1429 – 1432) / Bearb. von K. Forstreuter. Göttingen, 1973. (Veröffentlichungen der Niedersächsischen Archivverwaltung. H. 32.) (Далее – BGDO.) № 313, 365, 367; CESXV. T. 2. № 203; Maleczyńska E. Rola polityczna królowej Zofii Holszańskiej na tle walki stronnictw w Polsce w latach 1422-1434. Lwów, 1936.Dod. 2. S. 111; Коцебу А. Свитригайло, Великий Князь Литовский, или Дополнение к историям Литовской, Российской, Польской и Прусской. / Пер. с нем. СПб., 1835. [№ 42.] С. 118 – 119.
[19]Voigt J. Geschichte Preussens. Bd. 7. Königsberg, 1836. S. 576, 583.
[20]КоцебуА.Указ. соч. [№ 30/2.] С. 101 – 102.
[21] LECUB. Bd. 8. № 533. S. 317 – 318; BGDO. Bd. 4. Hbd. 1. № 373).
[22] LECUB. Bd. 8. № 533, 541; CESXV. Т. 3. Dod. № 10.
[23]Sochacka A. Zjazdy polsko-litewskie w Lublinie i Parczewie w czasach Władysława Jagiełły // Annales Universitatis Mariae Curie-Skłodowska. Sectio F. 1986/1987. Vol. XLI/XLII. S. 76 – 77.
[24] Ibid. S. 76–77.
[25] CESXV. Т. 3. Dod. № 10. Р. 516.
[26]Dlugossii J. Historia Polonica. T. 4. P. 470.
[27] SpóroFedkaNieświzkiego. 1. ListwójtazBratjanudoWielkiegoMistrzaZakonuzdnia 8. lutego 1432 r. // MiesięcznikHeraldyczny. 1913. S. 191.
[28] BGDO. Bd. 4. Hbd. 1. № 396. S. 434.
[29] Российский государственный архив древних актов. Ф. 79 (Сношения России с Польшей). Оп. 3. Д. 1. Л. 1.
[30] CESXV. T. 3. Dod. № 10. Р. 516.
[31] Ibid.Dod. № 13.
[32]DlugossiiJ. Historia Polonica. T. 4. P. 479.
[33]Lewicki A. Powstanie… S. 144, 327 – 328 (przyp. 29); Барвiньский Б. Жиґимонт Кейстутович Великий князь Литовско-руский. (1432 – 1440). Iсторична монографiя. Жовква, 1905.С. 24 – 25.
[34] LECUB. Bd. 8. № 624; Коцебу А. Указ. соч. [№ 64.] С. 141 – 143; PetrauskasR. Lietuvosdiduomenė XIVa. pabaigoje – XVa.: Sudėtis – struktūra – valdžia. Vilnius, 2003. P. 178 – 180; SRP. Bd. 3. S. 498 (Anm.).
[35]Коцебу А. Указ. соч. [№ 64.] С. 141 - 143; DlugossiiJ. HistoriaPolonica. T. 4. P. 479; SRP. Bd. 3. S. 498 (Anm.).
[36] CESXV. T. 2. № 261. P. 403. Ср.: БарвiньскийБ.Указ. соч. С. 44 – 45.
[37]Полехов С.В. К вопросу о причинах государственного переворота в Великом княжестве Литовском в 1432 году // Исследования по истории Восточной Европы. Studia historica Europae Orientalis. Минск, 2008.
[38]Halecki O. Anna (A.-Zofja?) Iwanówna // Polski słownik biograficzny. T. I/2. Zesz. 2. Kraków, 1935. S. 124. Ср. также: TęgowskiJ. Op. cit. S. 158 – 160.
[39]Коцебу А. Указ. соч. [№ 64.] С. 142; Грушевський М.С. Iсторiя України-Руси. Т. 4. Київ, 1993. С. 203; Барвiньский Б. Указ. соч. С. 26.
[40] Собрание древних грамот и актов городов: Вильны, Ковна, Трок, православных монастырей, церквей, и по разным предметам. Ч. 1. Вильна, 1843. № 2 – 4. С. 2 – 6.
[41]Dlugossii J. Historia Polonica. T. 4. P. 479; SRP. Bd. 3. S. 498 (Anm.).
[42] LECUB. Bd. 8. № 855. S. 502.
[43] Акты, относящиеся к истории Западной России, собранные и изданные Археографическою комиссиею. Т. 1. 1340 - 1506. СПб., 1846. № 103. С. 120.
[44] Эта запись читается в Никифоровском, Супрасльском и Слуцком (Уваровском) списках первой белорусско-литовской летописи (цитата приведена по Никифоровскому списку). См.: Полное собрание русских летописей. Т. 35. Летописи белорусско-литовские. М., 1980. С. 34, 57, 76.
[45]Полехов С.В. К вопросу о причинах государственного переворота… С. 50.
[46]Voigt J. Geschichte Preussens. Bd. 7. S. 599; Dlugossii J. Historia Polonica. T. 4. P. 482.
[47] AUPL. № 55.
При реализации проекта использованы средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии c распоряжением Президента Российской Федерации № 11-рп от 17.01.2014 г. и на основании конкурса, проведенного Общероссийской общественной организацией «Российский Союз Молодежи»