Козлов Д.В.

В истории любой страны есть периоды, которым очень сложно дать характеристику. О них мало сказано и еще меньше написано. Они чаще всего представляют собой столь краткие промежутки времени, что просто теряются на общем фоне ярких и масштабных событий своей эпохи, кажутся случайностью, маленьким камешком на широкой дороге истории. Исследователи-путники не обращают на него свой взор, пока случайно не споткнутся. Но и в этом случае эпоха-камешек, которую из-за малой протяженности и эпохой-то назвать сложно, редко удостаивается большего, чем несколько предложений в толстом историческом труде.

Однако подобное пренебрежение представляется неверным, ведь в данном случае нарушается принцип комплексного подхода к изучению истории и исследователь рискует упустить из виду связующую нить между предыдущим и последующим историческими периодами и, возможно, то, что по той или иной причине пытались от него скрыть. Такие периоды, безусловно, есть и в истории России.

Одним из них является царствование императора Иоанна VI Антоновича, который, несмотря на громкий титул, вряд ли осознавал свое высокое положение и принимал какое-либо участие в управлении государством по той уважительной причине, что к моменту окончания его недолгого правления ему было чуть больше года от роду^[1]. Тем не менее от его имени издавались указы и манифесты, ему присягали на верность, а реальным правителем государства был, конечно, человек, специально назначенный для такого случая - регент. За краткое царствование Иоанна Антоновича таких регентов сменилось два. Первым был герцог Эрнст Иоганн Бирон - фаворит императрицы Анны Иоанновны, назначенный на регентство самой покойной государыней, затем регентшей стала мать императора - принцесса Анна Леопольдовна, которая и была фактическим первым лицом государства на протяжении большей части номинального царствования Иоанна^[2].

Имена Анны Леопольдовны и тем более ее сына-императора достаточно мало известны тем, кто не является специалистом в области исторической науки. Одной из причин этого стало сравнительно небольшое количество литературы, посвященной данному историческому периоду. Такая ситуация стала закономерным следствием несчастной судьбы принцессы Анны, на короткий миг достигшей вершины (почти вершины!) власти и окончившей свои дни в холмогорской ссылке, где она оказалась в результате очередного дворцового переворота, вознесшего на престол дочь императора Петра I Елизавету.

Главной трудностью в изучении правления Анны Леопольдовны является то, что значительная часть документов, точный объем которой нам неизвестен, относящихся к этому периоду, был впоследствии сознательно уничтожен, что создало дополнительные трудности при поиске Источниковой базы. Причина этого в том, что, придя к власти с помощью дворцового переворота, Елизавета Петровна, естественно, постаралась поскорее стереть всякую память о своей предшественнице и тем самым устранить любые сомнения в законности своего правления. Подверглись чистке архивы, оставшиеся от предыдущего царствования, судьба многих документов, находившихся в них, неизвестна, возможно, что при новой императрице они были уничтожены, или тихо обратились в прах в каких-либо секретных хранилищах.

Оставшиеся бумаги, на которых стояла подпись Анны Леопольдовны, были названы «Делами с известным титулом». Были изъяты из обращения монеты с изображением младенца - императора. Указ от 31 декабря 1741 года обязал подданных сдавать такие монеты, обменивая их на равноценные, но отчеканенные уже при новой императрице, далее на протяжении четырех лет несколькими указами курс обмена снижался, и, наконец, по указу 7 июня 1745 года, монеты стали изыматься бесплатно, а тех, кто хранил их, приравняли к преступникам^[3]. Даже книги, на титульном листе которых упоминался свергнутый Иоанн Антонович, было предписано возвращать обратно в типографии для изменения выходных данных^[4]. Такая ситуация сохранялась на протяжении всех последующих царствований XVIII столетия. Хотя обстоятельства свержения Иоанна Антоновича в принципе не скрывались, но и афишировать их было не принято, тем более, что экс-император был жив еще более двадцати лет и находился в застенках Шлиссельбургской крепости, представляя потенциальную, хотя, думается, и несколько преувеличенную опасность для царствовавших тогда особ.

Важную роль в раскрытии предпосылок внутренней политики, проводившейся правительством Анны Леопольдовны играют классических историков С.М. Соловьева и Н. И. Костомарова. После 1917 года в отечественной историографии утвердился марксистский подход, который в качестве основной движущей силы исторических процессов выделял экономику, отодвигая на второй план все остальные факторы, в том числе и личностные качества правителей. К последовавшей далее эпохе дворцовых переворотов подход историков определялся высказыванием В. И. Ленина о том, что «...перевороты были до смешного легки, пока речь шла о том, чтобы от одной кучки дворян или феодалов отнять власть и отдать другой»^[5]. Естественно, что определяющей для исследователей стала не личность правителя, оказавшегося у власти в результате очередного переворота, а экономические отношения, господствовавшие в данный момент. Анне Леопольдовне в этом смысле «не повезло» больше других: период ее правления был практически обойден исследователями не только по причине своей краткости, но и потому, что оказался в тени предшествовавшего царствования императрицы Анны Иоанновны, ассоциировавшимся с мрачной и кровавой бироновщиной, засильем иностранцев во всех сферах управления страной и предательством национальных интересов России. Правление Анны Леопольдовны чаще всего рассматривалось вскользь, как логичное продолжение данного периода, и специальных работ, посвященных ему не создавалось, а сколь-либо подробное его описание не появлялось на страницах общих курсов по истории России XVIII столетия.

Из публикаций последних лет следует отметить также статью архимандрита Августина (Никитина) из серии статей «Иностранки на русском троне», напечатанную в седьмом номере журнала «Наука и религия» за 2001 год. Она называется «Путь лютеранской принцессы»^[6] и посвящена в основном проблемам духовной жизни принцессы Анны Леопольдовны и ее супруга. Автор статьи отмечает, что одной из причин неустойчивого положения правительницы был отказ Антона Ульриха принять православие и, как следствие этого, недовольство протестантским влиянием при дворе и в обществе. «Не имея социальной опоры внутри страны, опасаясь гвардии, - пишет Августин, - Анна Леопольдовна усилила полицейский надзор и пыталась удержать власть преследованием оппозиции. Ответом было усилившееся недовольство дворян. И вот 25 ноября 1741 года в результате дворцового переворота к власти пришла Елизавета Петровна»^[7].

Отношения власти и церкви всегда являлись важной составляющей политической жизни России на протяжении последнего полутысячелетия. Восемнадцатое столетие началось с Петровских реформ, поставивших церковь в подчиненное по отношению к государству положение и фактически сделавших ее одним из государственных институтов. В результате реформ церковь также потеряла и экономическую самостоятельность, однако продолжала сохранять авторитет в обществе. Поэтому отношения с церковью играли важнейшую роль в поддержании стабильности власти и позитивного отношения к ней общества.

Этот аспект был особенно актуален для Брауншвейгской династии, которая по причине своего иностранного происхождения должна была строить свои отношения с Русской Православной церковью тщательно продумывая каждый шаг. Правительница Анна Леопольдовна прекрасно всё осознавала. Подтверждение чего явилось то, что впервые же дни своего ею был издан «Указ о снабжении церквей достойными и искусными священниками, об умножении духовных школ и училищ, содержании святых храмов и нищепитальных домов»^[8].

Через две недели после свержения Бирона 31 ноября на должность оберпрокурора Святейшего Синода был назначен Н. С. Кречетников, который, по словам историка И. К. Смолина «так и не приступил к исполнению своих обязанностей»^{[9] [10] [11]}.

Как известно при императрице Анне Иоанновне страной управляли иноверцы, не имеющие никакого представления об исторических и социально- психологических особенностях русского Православия и считавшие многие обряды полуязыческим суеверием. Виною тому были не столько их религиозно- философские взгляды, но и печально известный «Духовный регламент», в котором архиепископ Феофан Прокопович, с одобрения Петра Великого, позволил себе многочисленные выпады против церковных обрядов. По- видимому, ближайшие соратники и сподвижники Анны Леопольдовны придерживались таких взглядов. В памятной записке, обращенной к правительнице, барон фон Остерман писал «Вы никогда не погрешите, когда в делах веры соблагоизволите всех Ваших определений полагать основанием ......... «Духовный регламент» и пещись об исполнении онаго».

Церковные дела в ту пору находились в ведении особого круга органов, во главе которого стоял Синод. Вскоре, после номинального воцарения Иоанна Антоновича и вслед за вступлением его матери в управление государством, деятельность этих органов была направлена именным указом, изданным 13 ноября 1740 года.

Указ, редактированный в Кабинете правительницы, а затем переданный в Синод для руководства, носил характер инструкции Синоду с подчиненными ему учреждениями в деле «хранения и распространения» православия ".

Согласно этой инструкции, Синод должен был следить за правильностью отправления церковных служб и обрядов, снабжением приходов «достойными и искусными» священниками, «которые б не токмо божественныя заповеди и предания апостольские и соборные знали и ведали, но притом бы были люди добрые, учительные и благочестнаго, трезваго и добродетельного жития, рачительные о спасении душ человеческих». Ему также предписывалось заботиться о содержании училищ, школ, богоугодных заведений, а также иметь «попечение о душах, толь многих в государстве нашем обретающихся, неверных народов и самых идолопоклонников, дабы они к стаду Спасителя нашего приобщены и к познанию истинного Бога в благочестивейший наш христианский закон приведены были...»^[12].

Таким образом, этим указом Синоду поручались все духовные и религиозно-нравственные интересы в государстве. Наличие такой инструкции давало ему возможность редко обращаться по своим делам к верховной власти и, наоборот, последней касаться программы действий духовных учреждений. Вмешательство других правительственных органов, в частности Сената, стоявшего на одной иерархической ступени с Синодом, и Кабинета, в дела церкви требовалось лишь в тех случаях, когда интересы духовного ведомства соприкасались с интересами общегосударственными.

Кроме вопросов законодательных, сюда относились вопросы об отпуске денег на содержание лиц духовного ведомства и на церковные строения и тому подобное.

Данный указ интересен еще и тем, что является реализацией одного из советов Остермана, рекомендовавшего Анне Леопольдовне в самом начале правления издать подобный манифест по образцу опубликованного незадолго до кончины императрицы Анны Иоанновны.

В правление Анны Леопольдовны также всерьез рассматривался проект изменения статуса Синода и назначения на пост его главы не светской, а духовной особы.Такой шаг мог заметно изменить положение Православной церкви и дать ей значительно большую независимость, однако до практической реализации так и не дошло^[13].

Великая княгиня в интересах своего сына- императора старалась найти поддержку среди духовенства. У правительницы сложились доверительные отношения с архиепископом Новгородским Амвросия Юшкевича, председательствовавшим тогда в Синоде.

Во время регентства церковные дела оказались в введении Синода. В его компетенцию входило, прежде всего, назначение духовных лиц на места и должности. Деятельность его в этом отношении касалась только высших должностей духовного правления и лиц высших иерархических степеней. Синод назначал лиц в синодальные члены, посвящал архимандритов в епископы и определял их на вакантные кафедры, назначал и посвящал в архимандриты в ставропигиальные и первостепенные монастыри, перемещал наместников из одного монастыря в другой.

Но право Синода назначать духовных лиц на высшие места и должности было ограничено настолько, что практически отходило к верховной власти. Синоду было предоставлено лишь право выбирать кандидатов на должности и вносить список этих кандидатов на рассмотрение правительства. Так, 17 марта 1741 года из Синода в Кабинет было сообщено о том, что указ его величества, состоявшийся на поданном от Синода всеподданнейшем доношении от 10 марта того же года, «о произведении из представленных от Синода на праздную тобольскую митрополию кандидатов в митрополиты иеромонаха Арсения (Мациевича)'^[14], ... того ж марта 12 числа получен; и по тому высочайшему указу означенный иеромонах Арсений во оную тобольскую епархию в митрополиты сего ж марта 13 дня произведен» ^[15].

Вместе с этим Синод заботился об устранении обнаружившегося в рассматриваемое время значительного недостатка священно и церковно­служителей при православных храмах. Виновником этого явления стало само правительство, издавшее в предыдущее царствование указ о взятии в армейскую службу семи тысяч человек церковнослужителей и их сыновей, годных к службе, а также тех, кто не присягал на подданство императрице Анне Иоанновне. Подобные действия были вызваны тем, что принадлежность к духовному сословию была наследственной и количество кандидатур зачастую значительно превышало число вакантных приходов. Государство решало проблему, периодически переписывая «лишних» сыновей духовенства в податные сословия. Такое положение продолжало действовать и в 1740 году. Но в результате при многих церквях священнические и причетнические места остались не занятыми, а при некоторых не осталось ни одного члена в причте, так что церкви остались без богослужения, а прихожане без удовлетворения духовных потребностей. В 1740 году таких церквей было более шестисот, и заместить вакантные церковные должности было решительно некем^[16]. Синод употреблял все усилия для решения проблемы и предпринял целый ряд ходатайств в Кабинет о возвращении к церквям их служителей, отданных за небытие у присяги, в солдаты. В большинстве случаев эти ходатайства оставались без желаемых последствий.

В 1741 году Синод возобновил свои ходатайства, и на этот раз с большим успехом. Четвертого февраля 1741 года Кабинет затребовал от Синода сведения о том, «сколько ныне из священнослужителей, то есть из попов и дьяконов, також и из монахов разстрижено и в военную службу определено, и за какую вину и когда и буде есть в Синоде известие, в которых полках они определены»^[17]. Уже 12 марта именным указом было повелено указанных в поданном Синодом реестре священнослужителей и монахов из полков выключить и отослать в Синод для решения их дальнейшей судьбы. Этот милостивый указ дал право Синоду самолично, без участия Кабинета, возвращать с воинской службы людей, бывших ранее в духовном сословии. В Синод начали поступать прошения от разных лиц «о выключении» из военной службы их родственников.

Случалось также, что прихожане выбирали в свой приход священнослужителя из числа отданных в солдаты и обращались в Синод с просьбой ходатайствовать об увольнении избранного со службы. Так например, 11 апреля 1741 года, по прошению священнической жены, Синод сообщил Сенату о выключении ее сына, отданного в солдаты за небытие у присяги, из военной службы и о присылке его в Синод для произведения в священники на место больного отца. Тридцатого апреля по просьбе вдовы священника об увольнении ее сына, отданного в солдаты также за небытие у присяги 1730 и 1731 годов, когда ему было менее двенадцати лет, Синод прямо требовал от Сената, что «такого из военной службы выключить надлежит». Четвертого мая, по прошению прихожан об определении в священники для их церкви сына дьячка, отданного в солдаты за небытие у присяги, Синод требовал от Сената уволить указанного дьячкова сына из армии и прислать в Синод для производства в священники согласно желанию просителей .

Из многих случаев освобождения ссыльных и возвращения конфискованного имущества следует отметить те, которые коснулись судьбы наиболее известных персон, пострадавших в предыдущее царствование.

Благодаря ходатайству архиепископа Амвросия (невозможному в предшествующее царствование) в конце 1740 года Анной Леопольдовной Был издан указ, согласно которому всем духовным лицам претерпевшим наказания за содеянные погрешности по служебным делам, их проступки прощались, возвращались их чины, звания и должности. Владыка Амвросий затребовал от Тайной канцелярии список высланных епископов и позаботился об их возвращении.

В самом начале правления Анны Леопольдовны 15 декабря 1740 года^{[18] [19]} был подтвержден указ бывшего регента герцога Бирона от 23 октября 1740 года^[20] «о прощении некоторых вин преступникам и взыскании с подсудимых», согласно которому для поминовения покойной императрицы Анны Иоанновны те, кто совершил проступки или преступления (исключая убийство, воровство, разбой и расхищение государственной казны) и осужден за это на различные виды наказаний от наказания освобождаются, а те, кто из-за этого отстранен от службы, возвращаются к прежним занятиям. Действие этого указа было также распространено и на тех, «которые до оного числа впали в разные преступления».

Большое внимание уделялось судьбе репрессированных в предыдущее царствование. Многих прежних политических преступников освободили из ссылки и заключения, многим возвратили конфискованное у них имущество. 29 декабря 1740 года Анна Леопольдовна подписала указ начальнику Тайной канцелярии Ушакову: «По кончине блаженныя и вечнодостойныя памяти вселюбезнейшаго нашего деда, его императорского величества Петра Великого, кого имены и за какие вины по Тайной канцелярии поныне куда посланы в ссылку с наказанием или без наказания, вечно или временно, учиня обстоятельный экстракт, подать нам для всемилостивейшего рассмотрения немедленно»^[21].

В начале следующего года составленные вследствие этого указа экстракты начали поступать на рассмотрение в Кабинет, а 13 февраля 1741 года еще одним указом генералу Ушакову было предписано «впредь таковые экстракты ... с подписанием собственного мнения что с ними учинить подавать прямо нам а не в кабинет»^{[22] [23]}. Это распоряжение указывает на то, что правительница, вопреки распространенному мнению о ее полном безразличии к государственным делам, все-таки проявляла личную заинтересованность хотя бы в том, что касалось судьбы репрессированных. В качестве подтверждения этого можно привести слова неизвестного автора примечаний к запискам Манштейна, писавшего, что Анна, чье «сострадательное и милосердое сердце устремилось к облегчению участи несчастных, пострадавших под грозным деспотизмом Бирона», ежедневно просматривала дела о важнейших ссыльных, предоставив Сенату решать судьбу прочих" .

В период регентства был издан указ (11 июля 1741 года) , заменявший смертную казнь ссылкой на каторжные работы для преступников неправославной веры, если они заявят о готовности принять крещение^[24]

Изменилась в правление Анны Леопольдовны и правительственная политика в отношении монастырей и монашествующих. Еще в начале XVIII века Петром I было установлено правило допускать к пострижению в монахи только вдовых лиц духовного звания и отставных солдат. Прямым следствием этой правительственной меры стало оскудение и запустение многих обителей. Синод, видя это, в конце 1740 года предпринял ходатайство перед верховной властью о расширении способов поступления в монастыри. В докладе, поданном Кабинету, говорилось о том, что, согласно присланным в Синод ведомостям, во многих обителях «иеромонахов, иеродьяконов и монахов весьма недостаточно, а в некоторых и никого нет, в числе же наличных многие престарелые и увечные и ко употреблению в священнослужение и к прочим монастырским послушаниям совершенно неспособные, и таковое в оном монашеском чине ныне настоит умаление, что в разных монастырях церкви святые, за неимением кого определить к служению стоят без божественного священнослужения», и даже некого определять в настоятели, и учителя в училищах, где «пристойнее и весьма полезнее быть учителям из монашествующих».

Далее Синод просил всемилостивейшего указа о дозволении постригать в монахи «из разночинцев от всех служб уволенных, а паче учительных людей, ... такожь из крестьян, которые в монастырях к экономическим и прочим исправлениям нужно потребны, от помещиков своих уволенных, не обязанных долгами, не бегающим отсюда за воровства и от дел»^[25]. В ответ на этот доклад 22 декабря 1740 года, последовал указ: «...для снабдения монастырей монахами и школ учителями, постригать в монашество из нижеписанных чинов, кои пожелают: 1) из священнаго чина; 2) из церковников служащих; 3) из разночинцов, которые от команд своих вольные паспорты имеют и никакими делами не обязаны; 4) из помещичьих людей и крестьян со свободными отпускными за помещичьею рукою, в которых бы именно написано было, что они отпущены для пострижения;   5) из семинаристов, окончивших свое учение, желающих и к тому дос гойных»^[26].

При этом постригать было разрешено только такое количество желающих, которое было необходимо для монастырских нужд, о чем в Синод следовало подавать ежегодные рапорты.

В дополнение к этому 2 января 1741 года был издан следующий именной указ о пострижении в монахини: «По состоявшейся минувшаго декабря 22-го дня на поданном нам от онаго Синода всеподданнейшем докладе нашей всемилостивейшей резолюции, велено для снабдения монастырей монахами, и школ учительми постригать в монашество из разных чинов с рассмотрением а о пострижении в монахини при том ничего не упомянуто; а понеже некоторыя вдовы и девки просят о пострижении их в монастыри, того ради нашему Синоду всемилостивейше повелеваем и таковых желающих вдов и девок без излишества постригать с довольным при том рассмотрением...»^{[27] [28]}. На основании этих указов в 1741 году было определено в монастыри на пропитание и пострижено в монашество множество лиц, причем определение следовало по особым на каждый раз высочайшим указам или кабинетским распоряжениям. Так, 31 января был дан именной указ Синоду: «Всемилостивейше указали мы, церкви Рождества Пресвятыя Богородицы певчего, малороссиянина Матвея Подольского, по его желанию, определить и постричь в Киево-Печерский монастырь и отвесть ему келью и давать пропитание против прочих монахов» . Двадцать третьего июня именным указом, данным Придворной конторе, повелено уволенных от службы придворных служителей, всего двадцать два человека, отослать в Синод для определения их в монастыри для пропитания «и буде пожелают, для пострижения в монахи»^[29].

В круг обязанностей Синода, как уже было отмечено выше, входило попечение о распространении просвещения в среде духовенства. Оно заключалось главным образом в том, чтобы Синод прилагал усилия к учреждению наибольшего числа духовных школ и изыскивал достаточные средства на их содержание. К работам Синода в этом направлении в правление Анны Леопольдовны относится улучшение положения учителей и школ в Смоленске.

Двадцать седьмого января 1741 года в Сенат поступил отчет из Синода: «сего генваря 7-го дня по именному его императорского величества указу, за собственноручным ея императорского высочества, благоверныя государыни великой княгини Анны, правительницы всея России, на прошении преосвященного Гедеона, епископа смоленского, подписанием велено: объявленные в оном его преосвященства прошении за определенные

Аврамиева монастыря доходы, 133 рубля 13 ³А копеек, для содержания заведенных в том монастыре школ и учителей отдать и пока о всех монастырях штаты будут учинены, тех денег в Коллегию экономии не отсылать. И по тому его императорского величества указу, святейший Синод приказали: для надлежащего по содержанию онаго его императорского величества именного указа исполнения, послан к его преосвященству указ. И правительствующий Сенат да благоволит о том ведать; а с помянутого прошения и полученного на нем его императорского величества указа копия сообщается при сем, какова и в коллегию экономии, при указе из святейшего Синода послана»^[30].

В том же 1741 году, 22 мая, Синод обратился в Сенат с требованием об освобождении от военного постоя тех священно- и церковнослужительских домов в Харькове, в которых помещались ученики тамошних славяно-греко­латинских школ, как о том просил в Синоде белградский архиепископ’^[31].

К этому же времени относится проект Синода о перемещении московской славяно-греко-латинской академии из Заиконоспасского монастыря в Донской. Об этом в июле 1741 года Синод представил в Кабинет сообщение, аргументируя необходимость перевода академии тем, что Заиконоспасский монастырь мало приспособлен для занятий из-за тесноты и ветхости учебных помещений, а также близости шумной и людной улицы. В представлении содержалась просьба выделить средства для строительства на новом месте здания училища с церковью, библиотекой и залом. На это представление последовал ответ из Кабинета, в котором говорилось о необходимости переноса строительства на следующий летний сезон, а до того Синоду совместно с московской Синодального правления канцелярией предлагалось составить смету будущего строительства’^[32].

Вообще, Правительство немало занималось вопросами о постройке и обстановке православных церквей и монастырей. В частности, по поданному в 1741 году прошению игуменьи новгородского Сыркова монастыря о выдаче ей, за неимением вотчины, на «починки» в церквах этого монастыря образов, утвари и «прочих ветхостей» денег из казны, Кабинет распорядился, «чтоб о том Сенат, снесшись с св. Синодом, рассмотрение учинили и представили в Кабинет со мнением»’^[33].

В том же году, 15 сентября, именным указом, правительница пожаловала на милостыню в Александро- Свирский монастырь пятьсот рублей, дав распоряжение посланному туда с деньгами офицеру осмотреть строения монастыря и доложить, нет ли необходимости в ремонте и благоустройстве. Подобная же милость была оказана Тихвинскому монастырю, за что обитель благодарила императора письмом^[34]. Известны и другие факты денежных субсидий Анны Леопольдовны другим обителям. В

этом она, по-видимому, следовала традициям бабушки, благочестивой царицы Прасковьи Федоровны, прославившейся в конце XYII - начале XYIII своей широкой благотворительностью по отношению к храмам и обителям, а также к убогим и обездоленным.

Таким образом, можно констатировать, что в период регентства Анны Леопольдовны правительство относилось к делам церкви с должным вниманием, оказывало ей необходимую поддержку. При этом в ряде случаев правительственная политика значительно смягчилась по сравнению с политикой предшественников. Таким образом, и в церковной сфере в правление Анны Леопольдовны налицо было смягчение государственной политики и отказ от излишних строгостей, характерных для царствования Анны Иоанновны. Правление Анны Леопольдовны можно без преувеличения назвать милостивым. Особенно это бросается в глаза при сравнении с предыдущим царствованием Анны Иоанновны, отмеченным кровавыми казнями и очень суровой государственной репрессивной политикой.

[1]  Император Иоанн Антонович родился 12 августа 1740 г., взошел на престол 17 октября 1740 г., свергнут 25 ноября 1741 г., убит при попытке освобождения из Шлиссельбургской крепости 5 июля 1764 г.

[2]  Э. И. Бирон был регентом с 17 октября 1740 г. по 8 ноября 1740 г. Регентство Анны Леопольдовны продолжалось до окончания царствования Иоанна Антоновича (25 ноября 1741 г.).

[3]  Узденников В. В. Монеты императора Ивана Антоновича //Вопросы истории. 1995. № 7. С. 147.

[4]Полное собрание законов Российской империи (далее ПСЗ). Собрание 1. СПб., 1830. Т. 11. № 8648.

[5]Ленин В. И. Доклад на II Всероссийском съезде профсоюзов //Поли. собр. соч. М., 1963. Т. 37. С. 442-443.

[6]Августин (Никитин). Путь лютеранской принцессы // Наука и религия. 2001. №7.

Там же. С. 33.

[8]Курчатников А.В. 1740 год: хроника. СПб., 1998. С., 147

[9]   Смолич И.К. История Русской Церкви 1700-1917. М., IQ98 С. 152.

[10]Памятники Русской истории, изданные Кашпировым Том №, СПб., 1873. С. 261.

[11]Полное собрание законов Российской империи. Собрание 1.

СПб., 1830. Т. 11. №8291.

[12]Там же.

[13]Карташов А. В. Очерки по истории русской церкви... Т. 2. С. 559.

[14]Будущего святого исповедника.

[15]  Внутренний быт Русского государства с 17 октября 1740 года по 25 ноября 1741 года по документам, хранящимся в Московском архиве Министерства юстиции. М„ 1886. С. 299.

[16]Там же. С 315.

[17]Там же. С. 302.

[18]Там же. С 303.

|9ПСЗ. Т. 11. № 8298.

[20]ПСЗ. Т. N.№8263.

[21]  РГАДА. Ф. 177. Оп. 2. Д. 16 Л. 65.

[22]Там же. Л. 241.

[23]Перевороты и войны. История России и дома Романовых в мемуарах современников XVII - XX вв. М„ 1997. С. 460-461.

[24]  Смолим Указ Сом . Т.» С. 446.

[25]ПСЗ. Т. II. № 8303.

[26] Там же.

[27]ПСЗ. Т. 11. №8303,8309.

[28]РГАДА. Ф. 177. Оп. 2. Д. 16. Л. 206.

[29]Внутренний быт Русского государства... Кн. 2. С. 322.

[30]Там же. С. 314.

[31]Там же. С. 315.

[32]Там же. С. 320.

[33]Там же. С. 66.

[34]Там же. С. 67.

• Переломные точки русской истории