Никольский Е.В.

В советской науке в течение нескольких десятилетий считалось, что Петр и Феврония Муромские- персонажи мифологические, сугубо и всецело вымышленные. Тем не менее, всегда вставал закономерный вопрос о том, что известно о прототипах житийных героев из летописных первоисточников. Ведь, все версии жития святых Петра и Февронии, созданные разными авторами, как церковными, так и светскими в ХУ 11 - XXI веках, так или иначе, восходят к одному источнику - творению священника Ермолая- Еразма. В них по-разному интерпретируются и освещаются исторические, богословские и этические проблемы, волновавшие древнерусского книжника.

В нашей статье мы кратко рассмотрим историю вопроса, не обращаясь непосредственно, к древнерусским хроникам и фундаментальным трудам медиевистов (что потребовало бы исследования более высокого уровня) с целью реконструировать историю жизни муромских князей, чьи подвиги вдохновили московского автора на создание нетленного шедевра древнерусской словесности.

В XIX веке В.О. Ключевский в известной работе «Древнерусские жития как исторический источник» отмечал значимость для восстановления фактов прошлого агиографической литературы '. О самой «Повести...» ученый писал, что она «не может быть названа житием ни по литературной форме, ни по источникам, из которых подчерпнуто её содержание; в истории древнерусской агиобиографии она имеет значение только как памятник, ярко освещающий неразборчивость, с какою древнерусские книжники вводили в круг церковно-исторических преданий образы народного поэтического творчества» ^[1].

Аналогичную позицию занимал и Георгий Федотов, который в своей книге эмигрантского периода «Святые Древней Руси», размышляя о еразмовском повествовании, писал, что «есть единственное русское житие, включившее в себя не только легенду, но и народную сказку. Для истории <...>сказки сохранившейся текст ХУ1 века представляет исключительную ценность, но для <...>агиологии он не дает ничего»^[2]. По мнению автора, в «Повесть...» были включены элементы сказок о Кощее Бессмертном, Василисе Премудрой, переосмысленнные писателем в духе политической сатиры: « антибоярская его тенденция отражает годы боярского правления в малолетство Грозного»^{[3] [4]}. В заключении исследователь упоминает о том, что «легенда о граде Китеже, неизвестная в древнерусской не имеет ничего общего с муромской легендой о Петре и Февронии: связь между ними создана лишь Римским - Корсаковым»³.

Советские ученые также неоднократно отмечали, что «Повесть...» не укладывается в рамки традиционного агиологического канона, который включает в себя следующие композиционные (тематические) части:

1)    рождение от благочестивых родителей; проявление святости в детстве;

2)    проявление святости в детстве;

3)    благочестивая юность;

4)    искушения, труды, подвиги, чудеса;

5)    добрая смерть;

6)    посмертные чудеса.

Часто, не вникая детально в суть проблемы, как мы могли убедиться процитировав труды В. О Ключевского, Г.П. Федотова, авторы сообщали, что творение Ермолая- Еразма практически не соответствует канону. По нашему мнению, это не совсем так. Как писал Н.К. Гудзий: «Трудно допустить, что в связи с канонизацией <...> непосредственно на основе местной легенды написано такое произведение, как наша «Повесть». В ней отсутствует рассказ о подвигах святых (?- авт.), кстати сказать, людей светских и, если судить по повести, до пострижения не имевших связи с церковью.<...>Повесть, собственно говоря, не дает никакого указания на те специальные заслуги Петра и Февронии перед церковью, за которые они были причислены к лику святых»^[5].

К сказанному хотелось бы добавить, что «четвертая часть» (тематический пласт) агиологического канона более всего разработана в «Повести». Святой Петр - не преподобный, а благоверный князь, т.е. праведник мирного времени: он выполняет долг перед Богом и народом, боярством и княжеством; женой и самим собой. Описывается так же его преданность к браку и снохе; а сам подвиг змееборства является аспектом христианской святости. В сознании людей того времени он ассоциировался с известным чудом св. великомученика Георгия, убившего змия и освободившего девушку. Феврония так же совершает дела благочестия и творит чудеса (чудо о деревьях и т.п., вразумления человека в лодке и т.д.). Вместе с мужем она проходит и строгий путь монастырской аскезы. Добрая кончина и посмертные чудеса обоих героев отражены у Ермолая-Еразма. Все это и есть подвиги святости. Подробных описаний неагиологических аспектов в «Повести» нет. Однако близость к канону присутствует и прослеживается. Но книжник опускает две первые его части. В других тематических пластах канона не дает больше сведений, чем обладает сам; хотя элемент домысливания наличествует. Но все-таки такая тенденция не охватывает произведение целиком. Да и задачи московского священника иные: «Да помяните и меня грешнаго, списавшего сие, елико слыхах неведый, аще мене суть написали ведущих выше моем»^[6]. Отсюда напрашивается вывод, что автор, в виду недостатка сведений, не дерзает писать «классическое» житие, но создает «Повесть от жития», в которой все же старается следовать традиционному канону.

Современный богослов Андрей Кураев, размышляя об истории и современной практике почитания благоверных князей Муромских, противопоставляет Еразмовской «Повести от жития...» их официальное (но более позднее) церковное житие: «<...>Да, какая там влюбленность? Они вместе спасаются, акафист читают. Есть еще фольклорная повесть о Петре и Февронии ^[7],- там побольше влюбленности, но все равно мало.<...> Об их супружеской любви друг к другу в < «каноническом»> житии нет НИ СЛОВА! Они «любили чистоту и целомудрие», но не друг друга. Подчеркнуто житийное напоминание о том, что в браке они жили целомудренно, отсутствие каких-либо упоминаний об их детях^{[8] [9] [10]} склоняет к мысли, что их брак был «белым» <...>»'°. Однако, как известно из других источников «результатом их любви стали сын Святослав и дочь Евдокия»" и еще один сын, нареченный во крещении популярным в княжеской среде именем Юрий (Георгий).

Ведь, «если читать их официальное церковное житие, то за общими словами («будучи оба святыми и праведными людьми, они любили чистоту и целомудрие, и всегда были милостивыми, справедливыми и кроткими.<...> Оба приняли монашество и скончались в один день») никак не проступает история их любви. Но есть дивный памятник «Повесть о Петре и Февронии» (начало ХУ1 века^{[11] [12]}). Вот она как раз наделяет своих персонажей прекрасными и понятными человеческими чертами.<...> Но эта повесть осталась в разряде апокрифов и в круг церковного чтения не была включена» ¹³. Отец Андрей, по-видимому, имеет в виду то, что творение Ермолая- Еразма не было включено святителем Макарием, митрополитом Московии, в его многотомные «Четьи - Минеи» и распространялось в рукописях.

Как известно, «Повесть о Петре и Февронии Муромских» автора Ермолая- Еразма - одно из наиболее популярных произведений древнерусской литературы. Об этом свидетельствует множество сохранившихся вариантов текста. В настоящее время известно 8 редакций и более 300 списков, что красноречиво свидетельствует о популярности именно книги в религиозных слоях русского общества. Более того, исследователи неоднократно отмечали вторичное появление в фольклоре этого сюжета, его новое тематическое, идейное и художественное переосмысление.

Но каков же все-таки первоисточник этой «жемчужины древнерусской литературы»? Георгий Федотов отмечал, что « о князе Петре и его супруге ничего неизвестно из летописей», что не говорит против их действительного существования^[13].

По мнению других исследователей, в основе сюжета произведения лежат более древние сказания, отражавшие некоторые реалии XII-XI11 веков. Как пишет современный историк Л.Е. Морозова: «Прообразом Петра был Муромский князь Давыд Юрьевич, умерший в 1228 году, а прообразом Февронии - какая-то простая девушка, ставшая княгиней и перед смертью постригшаяся под именем Ефросиния»^[14]. В летописях можно найти сведения о князе Давиде Юрьевиче, которого со времен Ключевского отождествляют с князем Петром из «Повести...». Он был сыном князя Юрия Владимировича Муромского, ведущего свой род от второго сына Ярослава Мудрого Святослава. Старшая ветвь этой фамилии правила в Чернигове, младшая - в подвластном ему Муроме.

Год рождения Давыда Юрьевича неизвестен, и каких-либо косвенных данных для его определения нет. В летописях лишь отмечено, что отец князя Юрий Владимирович умер в 1176 году, о самом же Давыде впервые упоминается под 1186 годом. Он - участник междоусобия между рязанскими князьями и владимирским правителем Всеволодом Большое Гнездо. Хотя рязанские правители были сородичами муромских князей, Давыд Юрьевич оказался на стороне Всеволода. Не зная, чем это объяснить, историк С.М. Соловьев решил, что Давыд был сыном Юрия Долгорукого и приходился братом Всеволоду Большое Гнездо. «Но это мнение неверно, поскольку Муром был вотчиной черниговских князей и потомки Владимира Мономаха, то есть Юрий Долгорукий и его сыновья, претендовать на него не могли»^[15].

Объяснить дружбу Муромского и Владимирского князей можно тем, что они стали родственниками после того, как сын второго Святослав Всеволодович женился на муромской княжне Евдокии, дочери Давыда Юрьевича и Февронии. В летописях нет данных об этой свадьбе, но под 1228 годом записано, что Святослав отпустил свою княгиню, захотевшую постричься в монастырь. Получив богатый надел, она поехала в Муром к своим братьям. Выходит, сыновья Давыда были братьями жены Святослава Всеволодовича Владимирского, а сама она - его дочерью. Решение княгини стать монахиней, возможно, было связано с тем, что именно в 1228 году умерли ее отец и старший брат. Могла умереть и мать, ведь в «Повести...» сообщалось, что муромский князь умер в один день со своей супругой.

Из всех рассмотренных выше летописных данных можно сделать выеод о том, что в 1186 году Евдокия Давыдовна уже была женой князя Святослава, которому в то время исполнилось десять лет. Столько же должно было быть и его невесте. Значит, сам Давыд мог жениться приблизительно в начале 70-х годов XII века. Ведь, кроме дочери, у него было два сына, предположительно старших. Получается, что все описанные в «Повести о Петре и Февронии» события относятся ко второй половиной XII — первой четверти XI11 века.

Теперь обратимся непосредственно к ее тексту, поскольку в нем могли быть отражены реальные факты из жизни прототипов наших героев. У Ермолая- Еразма повествование начинается с того, что в семье Муромского князя Павла произошло неприятное событие - к его жене стал приходить змий-искуситель, принимавший облик самого князя. В летописях нет сведений о Павле, но отмечается, что у Давыда был старший брат Владимир. Он также был союзником великого князя в борьбе с мятежными и неверными рязанскими князьями. В 1203 году он умер, не оставив после себя сыновей ^|7. Следовательно, легендарного Павла вполне можно отождествить с реальным князем Владимиром Юрьевичем. К тому же его христианское имя могло быть Павел, но в летописи оно не зафиксировано .

Согласно сюжету, у князя Павла был брат князь Петр, который после поединка со змеем тяжело захворал. Несомненно, весь сюжет «Повести...» носит сказочный характер и нужен автор только для того, чтобы придать своему сочинению занимательный характер. Реально только место действия - Муром, который действительно стоит на реке Ока. Вполне вероятно и болезнь князя Петра, ведь в то время были часты всевозможные эпидемии. Сохранилось даже название одного очень тяжелого кожного недуга - камчуга, считавшегося неизлечимым. Он проник на Русь из Крыма и южных степей, где обитали половцы. Поэтому, несмотря на явный сказочный характер «Повести...», в ней можно обнаружить некоторые исторические реалии.

Князь Павел очень опечалился из-за болезни любимого брата и отправил своих слуг в разные места искать врачей. И нашлась только одна премудрая девица Феврония, которая бралась вылечить Петра, но с условием, что он ее после излечения возьмет в жены. Пока на престоле Муромского княжества был Павел, никто не обращал особого внимания на то, что женой Петра стала крестьянка, ведь он сам находился в подчинении у старшего брата.

В «Повести...» ничего не сообщалось о дружбе Муромских князей с великим князем Владимирским, не были описаны совместные походы против Рязанских князей, постоянно затевавших междоусобия на своих землях. Из летописей известно, что в 1186 году Владимир и Давыд¹⁴ вместе со Всеволодом Большое Гнездо выступили на защиту двух самых младших по возрасту Рязанских князей, которых старшие братья хотели убить^{[16] [17] [18] [19]}. Победу отпраздновали во Владимире, где вскоре состоялась свадьба владимирской княжны Всеславы и юного Черниговского княжича Ростислава Ярославовича. Это произошло 11 июля 1187 года. На почетном месте среди

гостей сидел Давыд Юрьевич с женой. Известен и такой факт: на этом же пиру присутствовала также княгиня Ефросиния Ярославна²', супруга князя Игоря Новгород- Северского, хорошо известная нам по «Слову о Полку Игореве». Весьма примечательно, что обе княгини, вдохновившие книжников на создание наиболее ярких образов древнерусской литературы, не только жили в одно время, но и были неплохо между собой знакомы. В этом нет ничего удивительного:    представители разросшегося рода

Рюриковичей не жили замкнуто и встречались не только на поли брани; а семьи муромских и Новгород- северских князей могли быть связаны также и общими политическими интересами.

Тогда же, видимо, состоялась очередная встреча Февронии с женой Всеволода Большое Гнездо святой Марией - Ясыней^{[20] [21]}, основательницей известного во Владимире Княгинина монастыря.

Возможно, уже после брака Святослава и Евдокии женщины подружились и часто вместе отмечали семейные торжества. Долгое время жизнь муромской княжеской четы была вполне безоблачной и счастливой, т.к. супруги любили и уважали друг друга. Однако все изменилось, когда умер старший брат. Давыду пришлось занять престол в Муроме. Около него сформировался двор из старших бояр: знатные женщины не захотели подчиняться бывшей крестьянке и стали настраивать своих мужей против нее.

Из летописей известно, что старший брат Давыда Владимир умер в 1203 году. Значит, самостоятельное княжение мужа нашей героини началось именно с этого года. В это время и появились у Февронии, по-видимому, сложности во взаимоотношениях с боярынями, которые с помощью своих мужей вовлекают в конфликт всех жителей Мурома. В городе началось восстание, закончившееся тем, что с большим поруганием Давыд и Феврония были выведены из дворца на берег Оки. Вернувшись в город, жители захотели избрать себе нового правителя.

Через некоторое время муромцы осознали, что их ждет наказание свыше, и они стали искать изгнанников. А когда нашли, стали униженно просить - забыть все обиды. Князь и княгиня сжалились над ними и дали свое согласие вернуться в Муром. Потом, согласно тексту «Повести...», в течение длительного времени никаких происшествий не было.

Изыскания в исторической области позволяет нам, не разрушая возвышенного образа благоверных муромских князей в нашем сознании, понять те условия, в которых они провели свои жизнь и достигли святости. Что применительно к образу князя Давыда- Петра, то отметим, что в «Повести...» он разработан не столько досконально, как образ св. Февронии. Поэтому обратимся к летописным материалам, которые позволят нам выявить некоторые дополнительные характеристики его духовного склада. Ведь, обычно при пересказе событий, связанных с жизнью святого (будь-то научный анализ или церковная проповедь), упоминается о его внутренней духовной борьбе с сознательными предрассудками (здесь князь не восхотел «пояти си древолазца дщи») и т.д.

В летописи мы читаем, что в 1207 году Давыд Юрьевич поддержал Большое Гнездо в борьбе против Черниговского князя Всеволода Черемного, претендовавшего на град Киев. Рязанские князья также объединились с владимирским правителем, но сделали это для того, чтобы при удачном случае его предать.

Планировалось, что все союзники Всеволода Большое Гнездо соберутся в шатрах около Москвы. Туда же должен был прибыть из Новгорода сын великого князя Константин. Первым прибыл сам Всеволод и начал готовиться к пиру с остальными князьями. В одном шатре накрыли столы для шести Рязанских князей, в другом - для двух, к которым собирался присоединиться великий князь. Во время застолья выяснилось, что шесть Рязанских князей задумали уже в Черниговском княжестве нанести Всеволоду удар в спину ^{[22] [23] [24]}. Для совета великий князь позвал Давыда Юрьевича, и тот решил публично обличить изменников.

Муромский правитель вошел в шатер к рязанцам и стал обвинять их в неверности клятве великому князю. Те пытались было все отрицать, но их братья - Глеб и Олег - раскрыли коварные замыслы. Тогда Всеволод приказал арестовать изменников и отправить их во Владимир. Сам он отправился к граду Пронск, где следовало искоренить последнюю крамолу. Но жители стали биться очень отважно и не желали сдаваться. Началась длительная осада, в которой принял участие и Давыд Юрьевич. Поэтому, когда град Пронск был взят, Всеволод посадил Муромского князя княжить в нем.

Февронии, по-видимому, не понравилось, что муж оставил собственное княжество и стал править в чужом. Однако на следующий год Рязанские князья Олег, Глеб и Изяслав подошли к граду Пронску и потребовали, чтобы Муромский князь вернул им вотчину. Давыд спорить не стал и сказал им так: «Братья! Я и сам бы не претендовал на Пронск, но меня посадил на княжение Всеволод. Теперь же город ваш, я иду в свою волость». Так конфликт был разрешен миром.

Из данных истории следует, что тщеславие как порок не определяло деяний князя Давыда- Петра. Ведь он спокойно вернул град Пронск его законным правителям, в то время как другие представители рода Рюриковичей не избежали кровопролития.

То, что Христос и Его заповеди были для князя Давыда Муромского на первом месте, явствует, таким образом, не только из «Повести...», но и из летописей. Его постоянная верность другу и сюзерену, князю Всеволоду Большое Гнездо, не только с точки зрения этики феодализма, но и общехристианских понятий о послушании (в данном случае - осознания своего места в иерархии, смиренное служение и т.д.) также достойно всякой похвалы. Отметим, что князь выполнил одно из евангельских заповедей о блаженствах: «Блаженны миротворцы, яко тыи сынами Божьими нарекутся».

Можно предположить, что св. Петр Муромский был хорошо знаком и со сводным братом Всеволода Большое Гнездо, святым Андреем Боголюбским (+ 1175), одним из наиболее почитаемых святых русского народа. Их сближала глубокая вера в Милосердие Божие и любовь к христианскому народу.

Известно также, что в 1212 году муромский князь Давыд воевал со строптивыми камскими болгарами^[25]. Однако за всеми этими, особо не примечательными событиями разворачивалась совершенно иная история, не попавшая на страницы летописей, но бережно сохранённая народными преданиями и записанная в ХУ1 веке московским книжником Ермолаем- Еразмом.

После смерти Всеволода Большое Гнездо между его сыновьями Константином и Юрием (будущим святым мучеником времён Батыева нашествия) началась борьба за великокняжеский престол. По закону он должен был перейти к старшему Константину, но тот еще при жизни отца прочно обосновался в Ростове, который претендовал на первенство во всем Владимиро-Суздальском княжестве. Всеволод, опасаясь, что старший сын перенесет столицу из града Владимир в свой город, завещал престол Юрию, жившему в соседнем граде Суздаль. Но Константин не захотел смириться с несправедливым решением отца и начал борьбу за Владимирский престол. Муромский князь, имевший тесные семейные связи с Владимирскими правителями, не мог оставаться в стороне от разгоревшегося междоусобия. По неизвестным нам причинам он принял сторону князя Юрия, который уже с 1212 года стал считать себя великим князем. Вместе с ним Давыд в 1213 году выступил в поход против Константина. Около Ростова произошло вооруженное столкновение, которое не принесло победы ни одной из сторон, поскольку местность была болотистая и непроходимая. Но в 1216 году в битве на Липецком поле около града Юрьев- Польский Юрии вместе Давыдом потерпели поражение, и великое княжение досталось Константину^[26].

Вполне достоверным будет предположение о том, что пока муж сражался, святая Феврония занималась строительством церквей в Муромском княжестве. Она украшала их иконами, нанимала иконописцев для росписи внутреннего убранства. Для всех сирых и изобиженных она стала главной заступницей и покровительницей. При церквях на ее пожертвования их кормили и привечали. За эту подвижническую деятельность муромцы сначала просто зауважали свою княгиню, а потом и полюбили. И уже никто не вспоминал, что она из крестьянского рода.

Вернувшись после поражения, Давыд решил принять постриг, к которому помимо сугубо духовных причин подвигли и политические обстоятельства. Муромский правитель опасался, что новый великий князь не простит ему помощи его соперникам. К тому времени старший сын Святослав был совсем взрослым и с успехом мог заменить отца на престоле. В одном из вариантов «Повести...» отмечено, что Петр отдал престол Михаилу. Возможно, что у Святослава христианское имя как раз и было Михаил^{[27] [28]}.

О своем решении Давыд сообщил Февронии. В один день супруги постриглись, но при этом им пришлось расстаться. Давыд принял постриг в Спасском монастыре, при этом его имя, как пишется в «Повести...», стало Давид. На самом деле после пострижения он, видимо, стал Петром. Феврония отправилась в девичий монастырь Успения Богоматери, где ее нарекли Ефросинией.

В монастыре бывшие князь и княгиня с еще большим рвением продолжали служить Богу: занимались украшением церквей, делали большие вклады в монастыри, позволявшие постричься в них всем желающим. Вскоре и Спасский, и Успенский монастыри стали богатыми и процветающими обителями. Супругам не полагалось видеться. Но они могли писать друг другу письма, в которых рассказывали о своих подвигах во имя Бога.

В 1228 года Петр тяжело заболел. Три раза он просил Ефросинию навестить его, чтобы попрощаться. Но княгиня- монахиня каждый раз отвечала, что очень занята, поскольку готовит облачения для храмовой утвари. Но князь уже отходил к Господу. Феврония воткнула в покров иголку и закрепила нитку. После этого она трижды перекрестилась, закрылась покровом и умерла. По словам Г. Федотова: «люди не хотели исполнить их последней воли и похоронили супругов в разных церквах. Но на утро увидели тела их в приготовленной ими общей гробнице. Эта легенда повествует о многих святых древней церкви. Её знает и Восток и Запад. Она естественно развивается вокруг общей гробницы супругов» .

Почитание Давыда- Петра и Февронии- Ефросинии сложилось в Муроме сразу же после их смерти. В 1547 году они были провозглашены общерусскими святыми. По указанию св. митрополита Макария талантливый книжник Ермолай- Еразм написал их житие, в основу которого положил созданную муромские предания. Для русских людей ХУ 1 -ХУ 11 веков это произведение стало излюбленным чтением, поскольку в нем прославлялась простая крестьянская девушка, отличавшаяся необычной мудростью и способностями к целительству. Став княгиней, она превратилась в одну из наиболее благочестивых женщин и активно занималась церковным строительством, благотворительностью и помощью всем сирым и обездоленным. Для своего мужа она всегда была умной советчицей, верной подругой и помощницей во всех его делах. За это Бог наделил ее даром творить чудеса и прославил как святую. Рядом с ней возвысился и Муромский князь Давыд- Петр.

Развивая мысли В.С). Ключевского, можно предположить, что в «Повести о Петре и Февронии» образ Февронии- Ефросинии «идеализирован», но, несомненно, в нем нашли отражение реальные Муромской княгини, чьи мощи несколько веков хранятся в главном соборе ipa;iaМурома. В связи с этим встаёт не совсем риторический вопрос о документальной точности агиологических памятников и, соответственно, правдивости вымысла.

Литературоведы и философы неоднократно отмечали, что четкое определение границ вымысла - сложная задача, так как она восходит к проблеме соотношения искусства и объективного мира. Способен ли человек в принципе создать то, чего не было бы в действительности. На данный вопрос со времен Возрождения в эстетике существует однозначный ответ: не способен. И если границы вымысла определить практически невозможно, потому что в идеале они равны самой действительности, то место вымысла в творческом процессе следует понимать как звено между действительностью и ее выражением, причем звено и неизбежное, и единственное.

Особую специфику вымысел обретает в произведениях исторического характера. По мнению исследователя В.И. Гюны: «<...> запечатление в произведении литературы или живописи исторического лица является не простым воспроизведением, а сотворением его аналога, наделенного сем ноги ческой значимостью и копнет сальным смыслом. Если мы имеем дело с эстетической деятельностью, а не с ремесленной имитацией облика или фактов биографии, то под именем реального исторического деятеля <...> обнаруживается вымышленная автором человеческая личность - ценностная кажимость (образ) его исторического прообраза. Личность героя оказывается субституцией (замещением) первичной реальности исторического человека - реальностью вторичной, мысленно сотворенной и эмоционального отрефлексированной» . (подчеркнуто мною авт.)

Возвращаясь к непосредственной теме нашего исследования, отметим, что. по мнению современного богослова о. Андрея Кураева, в основе фабулы рассматриваемого произведения «лежит память о реальных людях, почитаемых Церковью. <...>Эта память была расцвечена в фольклорные тона; народные предания подчеркнули в этих святых их человеческую влюбленность. Но эта фольклорная преувеличенность не помешала, собственно, церковной памяти о Петре и Февронии как о святых, любивших друг друга»⁴ и угодивших Отцу Небесному.

" Гамарченко Н.Д.. Типа В.И.. Бройтман С.Н. Теория литературы. Т.1. М„ 2004. С. 50.

'* Кураев Андрей, диакон. Женщина в церкви. М 2004. С. 153. В настоящее время получила широкое распространение практика паломничества в юрод Муром к мошам святых благоверных Негра и Февронии. К ним обращаются не только женихи и невесты, но и люди, испытавшие разные проблемы в своей семейной или общественной жизни.

[1] Об этом же писал в предисловии к первой книги «История государства Российского» Н.М. Карамзин. ^: Ключевский В.О Древнерусские жития как исторический источник. М..2003.С 237.

[2] Федотов Г. П. Святые Древней Руси. М., 1990. С. 230.

[3] Федотов Г. П. Указ. Соч. 230-231.

[4] Федотов Г. П. Указ. Соч. 231

[5] Гудзий Н.К. История древнерусской литературы. М., 1956. С. 269.

[6] Повесть о Петре и Февронии // Подготовка текстов и исследование Дмитриевой Р.П., Л., 1979. С. 222

[7] Имеется ввиду Ермолай-Еразм.

[8] Это есть и у Еразма.

[9] Кураев Андрей, диакон. Женщина в церкви. М„ 2004. С. 128.

[10] Серяков Михаил. Любовь и власть в древней Руси. М., 2005. С.298.

[11] У о. Андрея Кураева явная неточность: «Повесть...» была создана во второй половине ХУ 1 века во время правления Иоанна 1У Грозного.

[12] Кураев Андрей, диакон. Женщина в церкви. М., 2004. С. 153.

[13] Федотов Г. П. Указ. Соч. 230

[14] Морозова Л.Е Русские княгини. M., 2004. С. 185.

[15] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 186.

[16] Серяков Михаил. Любовь и власть в древней Руси. М., 2005. С. 287.

[17] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 187.

[18] Серяков Михаил. Любовь и власть в древней Руси. М., 2005. С. 287.

[19] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 193.

[20] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 174-175.

[21] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 185.

[22] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 196.

[23] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 197.

[24] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 197.

[25] Серяков Михаил. Любовь и власть в древней Руси. М., 2005. С. 287.

[26] Морозова Л.Б Русские княгини. М., 2004. С. 198.

[27] Морозова Л.Е Русские княгини. М., 2004. С. 199.

[28] Федотов Г. П. Указ. Соч. 231.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом