Фролова Я.А.

Методологическую базу любой науки образуют общенаучные принципы и широкий арсенал методов исследования. Общие методы (системный, сравнительно-исторический, описательный, хронологического среза, политический и структурно-функциональный анализ, моделирование и прогнозирование, метод логической реконструкции), являясь универсальными для многих областей знания, основаны на междисциплинарном подходе исследования. Специальные методы базируются на отдельных направлениях и призваны расширить сферу теоретического и практического знания. При рассмотрении специфических исторических процессов предпочтение следует отдавать методам специальным, так как именно с их помощью возможно выявление ключевых особенностей изучаемого феномена. Одним из основных методологических приемов для подобного рода исследований предлагаем использовать политико-территориальный анализ, применение которого позволяет анализировать подобные явления не только в мирное, но и в военное время.

Мир вступил в XXI век отягощенным многочисленными территориально-политическими противоречиями, которые уходят своими корнями в прошлое. Рассмотрение связанной с ними проблематики без теоретической основы представляет собой почву для развития опасных инсинуаций. Так, крайне слабая историческая политико-географическая изученность России служит ныне основой выдвижения к ней территориальных претензий со стороны ряда государств и проявления внутри нее разномотивированного сепаратизма. Полноценный анализ современных процессов невозможно объективно оценить без анализа уже имеющегося исторического опыта.

Современное состояние российского Дальнего Востока есть результат тех процессов, которые проходили здесь в конце XIX – начале XX века. Это касается всех без исключения аспектов его развития (социального, экономического, политического). Последний из них, политический, при анализе различных источников представляется наименее изученным.

Политическая история человечества это в значительной мере история войн, которые представляют собой сложный социально-политический процесс, затрагивающий все сферы жизнедеятельности общества, как отдельного государства, так и группы стран. Согласно известному высказыванию Карла фон Клаузевица война есть “…продолжение политики другими средствами” [6, с.47].

Интерес к приобретению территорий по-прежнему остается актуальным для целого ряда стран. Одним из способов реализации комплекса подобных интересов по-прежнему выступает война. В настоящее время, доминирующее значение приобрели информационные, политические и экономические формы захвата, которые хотя и не дают полного контроля над пространством, но обеспечивают присутствие или даже преобладание на территории.

Исследования политических процессов, в том числе и войн, находятся в предметной области изучения целого ряда дисциплин: истории, политологии, политической и военной географии, теории международных отношений, политической регионалистики. Внутри их познавательного поля, военный компонент имеет непосредственное отношение ко всем слагающим их смысловым блокам, а именно:

-  к анализу целостного и системного представления о причинно-следственных связях происходивших исторических процессов в государствах и регионах;

-  к изучению общей пространственно-временной динамики политической карты мира, формирование которой протекает под влиянием фиксации итогов различных войн;

-  к ретроспективному исследованию комплекса международных отношений и проблем мирового сообщества;

- к оценке политико-географического положения государства (необходим учет специфики военной обстановки у государственной границы);

-  к определению внутригосударственной территориально-политической проблематики (целостность страны часто зависит от проявляющихся политических противоречий, каждое из которых потенциально способно либо “взорвать” государство изнутри, что ведет к появлению в бывших его пределах территориально-политических новообразований, либо ослабить его, сделав объектом раздела со стороны соседей);

- к анализу динамики политических процессов и изменений политической структуры общества;

- к процессам освоения новых территорий, что зачастую обуславливается военным императивом (их ход достаточно точно указывает либо на стремление государства укрепить своё присутствие в пределах того или иного сектора земной поверхности, либо подготовить плацдарм для пространственного роста в определённом геостратегическом направлении).

Военные действия ведутся на территории и за право обладания территорией, по причине того, что из всех сфер геотории, лишь поверхность суши является естественной средой проживания человека. Безусловно, технический прогресс позволил пространственно расширить военные столкновения, распространив их на аква – и аэроторию. Однако попытка установить полный контроль над этими сферами по-прежнему опирается на элементы суши (острова, порты, бухты). Кроме того, не только капитальное базирование войск, но и само размещение субъектов военного конфликта, например, государств, по-прежнему ограничено земной поверхностью. При этом не стоит забывать, что далеко не все страны имеют выход к морю по причине своего континентального положения и сверхточного оружия для ведения крупномасштабных воздушных операций. Главными объектами огневого поражения при этом выступают центры политического руководства и командования, пункты управления и связи [5, с.77].

Любая война территориальна, так как обладает собственными, вполне конкретными координатными и конфигуративными характеристиками. Координатный ряд определяется по классической сетке географических координат, используя уже известные пределы распространения войны (пример, боевые действия велись в пределах 50-55⁰с.ш. и 130-170⁰в.д.). С помощью уже определенных параметров и координат военные действия схематично вписываются в какую-либо геометрическую фигуру (квадрат, треугольник, прямоугольник), которая является данностью конфигуративной характеристики.

Территориальную проекцию войны следует изучать, применяя метод районирования, который широко используется в географической науке. Результат – милитарный район, выделение которого, впрочем, как и других районов, по определению, нежелательно строить на основе одной признаковой идентичности, ввиду проявления пренебрежительности значимостью остальных системообразующих составляющих. Потеря достоверности и комплексности ставит под сомнение саму целесообразность подобных исследований. Однако согласно П. Хаггету, районы могут быть как однопризнаковыми, так и многопризнаковыми. Кроме того, по определению, основная задача данного метода заключается в поиске отличий выделенной территории от своего пространственного окружения при одновременном выявлении собственного внутреннего единства по тем или иным признакам [10, с.45].

Предлагаем использовать следующие признаки при выделении милитарных районов:

- территория, вовлеченная в военный конфликт, выступающая в качестве пространственной данности;

-  факт и специфика ведения боевых действий;

-  локализация военных конфликтов, то есть конечность проявления милитарного фактора, что ясно выражается в четких границах его распространения;

- наличие территориально-политических субъектов конфликта;

- внутрирайонный общегеографический фон, то есть природная и общественная составляющая во всём многообразии их проявления.

Результатом взаимодействия обозначенных признаков на территории является милитарный район, который выступает как временное политико-географическое образование, возникающее в пределах конкретных пространственно-временных координат на основе действенного проявления военного конфликта, и является причиной скоротечных и разновыраженных перемен в состоянии большинства компонентов социосреды в местах своего проявления [8,с.127-128].

Отличительными чертами милитарных районов являются:

1. Относительная кратковременность существования. Начало военных действий является причиной возникновения подобного типа района, а окончание знаменует собой прекращение его существования. Однако, несмотря на скоротечность своего проявления, происходящие процессы в милитарном районе, могут внести существенные изменения в функционирование той территории, на которой имели место быть.
2. Дисперсное, не сплошное распространение. Подобная пространственная фрагментарность обусловлена тем, что район может и не обязан граничить с данностями аналогичного порядка. Но необходимо учитывать тот факт, что районы не являются изолированной системой, а взаимодействуют с данностями другого порядка.
3. Способность вмещения в свой состав территорий, для которых ведение боевых действий не является обязательным (например, резервные территории, используемые в качестве плацдарма для наступления; места дислоцирования войск; продовольственные базы; склады с оружием; штабы военного руководства, промышленные зоны и т.д.).
4. Сочетание в себе различных типов ведения боевых действий. В этой связи необходимо отметить, что в зависимости от конфигурации пространственного охвата все боевые действия, при первом приближении, можно разделить на 3 типа, а именно:

- фронтальные (покрывают за весь промежуток времени значительную площадь, которая конфигуративно оказывается сопоставима с какой-либо геометрической фигурой; характеризуются обязательным наличием переменной внутренней линии фронта, разделяющей враждующие стороны по всей площади протяженности боевых действий; примером могут служить Европейский и Тихоокеанский театры военных действий II мировой войны в период с 1941-1945 гг.);

- осевые (являют собой пример ведения войны вдоль определённого отрезка пути, представляющего собой своеобразный пространственный коридор; к таковым можно отнести наступление Наполеона на Россию по Старой Смоленской дороге, Гражданскую войну в США 1861-1865 гг. и на Дальнем Востоке России в период с 1918-1922 гг.);

- ареальные (конфигуративно схожи с фронтальными, но отличаются отсутствием постоянной линии фронта; к ним можно отнести партизанские войны XX века в Афганистане, Анголе, Эфиопии) [12, с.82-83].

Милитарный район обладает внутренним наполнением. В качестве такового выступает милитарная структура, которую мы определяем как вмещенную в конкретные границы, относительно устойчивую совокупность взаимосвязанных функциональных элементов, которая складывается в результате ведения военных действий на определенной территории. Исторические структурные построения не подменяют собой реальных образований, а являются их схематизированной проекцией. В нашем случае мы используем модель линейно-узлового каркаса, которая объединяет в себе территориальное сочетание функциональных элементов. Они в основе своей формируют любой вид структуры, хотя в каждом отдельном случае их назначению придается свой смысл. В результате общая схема функционирования структуры милитарного района выглядит следующим образом:

- ядра, несущие организующую и управленческую роль. Они являются наиболее развитыми в промышленном отношении территории, с высокой концентрацией населения. Именно они становятся первыми очагами военной агрессии;

- структурные оси, соединяющие ядра различного порядка между собой. Как правило, это судоходные реки с притоками, линии железных и автомобильных дорог, линии связи. Разрыв оси, представляется крайне нежелательным и ведет к срыву оперативной переброски ресурсов, сбоям в передаче информации, к размежеванию внутриполитического единства района, утрате инициативы и потери контроля над внеосевыми территориями;

- периферия района, которая, выступая зачастую в качестве аморфного образования, служит резервным сектором пространственного развития каркаса, хотя это ее качество оказывается реализованным не всегда [11, с.62-64, 69-70, 83].

Наиболее значимым политическим процессом в истории российского Дальнего Востока стала Гражданская война (1918-1922 гг.), которая явилась не только катастрофическим социальным событием, но и мощным катализатором внутрирегиональной политической жизни по причине решения двух принципиальных вопросов, таких как форма правления и государственная принадлежность региона. Ни до этого события, ни после острота и активность политических процессов не достигала такого разнообразия и накала. Именно этот период структурировал данную территорию в социально-политическом отношении, выявив наиболее значимые элементы политико-территориального устройства – “нервные узлы” политической активности, значение которых за последующие годы принципиально не изменилось.

На первый взгляд события этой войны на Дальнем Востоке России освещены довольно полно. При более детальном анализе имеющегося материала, прослеживается тенденция о подавляющем большинстве тем посвященных либо описанию военно-процессуальной событийности (Аварин В., Авдеева Н.А, Бойко-Павлов Д.И., Гиршфельд А., Голионко В.П., Григорцевич С.С., Губельман М.И., Ильюхов Н.К., Мухачев Б.И., Нарочницкий А.Л., Огородников Ф., Постышев П.П., Рябов Н.И., Фудзимото В., Хрулев В.В., Шерешевский Б.М., Шишкин С.Н, Шурыгин А.П. и др.), либо расстановке идеологических маркеров (Бахов А.С., Беликова Л.И., Беляев Б.Л., Берхин В.И., Боярский В.А., Гулыга А.В., Иванов С.А., Карр Э.Х., Крушанов А.И., Кутаков Л.Н., Липицкий С.В., Майоров С.М., Малышев В.П., Мухачев Б.И., Попова Е.И., Рейхберг Г.А., Соловьёв О.Ф., Ступников В.М., Фомин В.Н. и др.). К сожалению, научный подход, позволяющий рассмотреть это явление непредвзято, реализовывался редко.

В этой связи представляется возможным применение политико-территориального подхода к изучению вопросов, связанных с пространственной реализацией политического процесса на примере гражданской войны на российском Дальнем Востоке. Следуя этой логике, предлагаем рассмотреть Дальневосточный милитарный район (ДВМР), выделенный нами на востоке России в связи с событиями 1918-1922 гг.

Первоочередной задачей подобного рода исследований является определение границ рассматриваемой территории. При этом границы могут быть разнородными, то есть их проведение на местах может быть обусловлено различными факторами (природными, демографическими, экономическими, социально-политическими) или их совокупностью. Кроме того, они могут иметь вид, как линий, так и полос различной ширины.

Так, северной границей района выступил Становой хребет к северу, от которого, ввиду экстремальности природно-климатических условий, ставших причиной слабой заселенности и низкого уровня хозяйственного освоения территории, ведение масштабных боевых действий было объективно невозможно.

На востоке ДВМР ограничивался береговой линией Японского и Охотского морей и Татарским проливом. Военные операции на островах носили очаговый характер и характеризовались установлением территориального контроля над отдельным населённым пунктом или экономической экспансией со стороны враждующего государства. Следовательно, в основу проведения северной и восточной границ был положен естественно-природный фактор.

Что касается южной границы района, то здесь логичным было бы её проведение по государственной границе России с Китаем. Однако за пределами российской территории, в Манчжурии, происходило формирование и дислоцирование белогвардейских и японских частей, располагалась их управленческая и материальная базы. Отсюда же на территорию России совершались набеги китайских бандформирований (хунхузов). К тому же здесь проходит Китайская Восточная железная дорога (КВЖД), которая, в силу своего географического положения (кратчайший сухопутный путь из Забайкалья в Приморье), играла стратегически важную роль в обеспечении боевой активности участников конфликта. Таким образом, при определении южной границы за основу был взят принцип логической реконструкции взаимосвязанных событий – отсюда проведение её целесообразно именно по линии КВЖД.

Западный рубеж района имел комбинированный характер. Он представлял собой своеобразное “горло”, включающее в себя такой труднопреодолимый природный объект, как Байкал и узкий участок суши между его южной оконечностью и государственной границей России с Внешней Монголией, пересечение которой могло привести к возникновению нового военного конфликта. Таким образом, на данном направлении совместились как физико-географический, так и политико-административный факторы.

Следовательно, в очерченных рубежах Дальневосточный милитарный район представлял собой достаточно большой по площади треугольник, опиравшийся своим основанием на тихоокеанскую акваторию, а вершиной был обращённый к Байкалу; по центру его рассекала Амуро-Уссурийская речная дуга и параллельная ей линия Транссиба [9, с.300-301].

Исторические процессы обладают не только пространственными, но и временными параметрами. Так, выделенная территория была вовлечена в военный конфликт в период с 1918 по 1922 гг. (от высадки первого иностранного контингента войск в январе 1918 г. до освобождения Приморья частями Народно-Революционной Армии Дальневосточной республики в ноябре 1922 г.). Их интенсивность следует оценивать как очень высокую, а последствия тотально разрушительными. Специфика определилась наличием ряда условий, учёт которых всегда обнажает политический процесс формирования района и определяет его особенность: затяжной характер войны, удалённость края от европейской России, слабость его социально-экономического развития и концентрация здесь многочисленного контингента иностранных войск [13, с.5-6].

События, которые легли в основу первичного формирования Дальневосточного милитарного района, произошли в 1918 году, а именно: прибытие военного контингента иностранных войск в порты Дальнего Востока (январь – август 1918 г.); выступления атамана Семенова (декабрь 1917 г. – январь 1918 г.); “Гамовский мятеж” в Благовещенске (март 1918 г.); мятеж чехословацкого корпуса (с марта 1918 г.); “Николаевский инцидент” (апрель 1918 г.); белогвардейский мятеж атамана Калмыкова в Приморье (май 1918 г.) [7, с.325].

Общая схема функционирования структуры района во время войны выглядела так: ядра (Южно-Приморское, Среднеамурское, Верхнеамурское и Восточно-Забайкальское), наиболее развитые в промышленном отношении, территориями с высокой концентрацией населения, стали первыми очагами военной агрессии. Их центры располагались однолинейно и имели контакт между собой, благодаря наличию таких структурных осей как: Амур с притоками, Транссиб, КВЖД, по которым осуществлялся оперативный межъядерный обмен информацией, переброска воинских отрядов, а территория северо-восточного Китая выступила в качестве резервной территории.

Территориальная специфика боевых действий заключалась в ярко выраженном осевом характере их ведения, главной полосой распространения которых стала линия Транссиба. В этот период времени широко применялась “железнодорожная стратегия”, при которой удержание одной из конфликтующих сторон конкретного участка дороги соответствовало обладанию ключевой геостратегической позицией в районе. Так, например, командование США и Японии располагало свои гарнизоны в городах и населённых пунктах связанных Транссибом. Дислокация японских войск осуществлялась по линии Владивосток – Сучан – Спасск – Иман – Хабаровск – Благовещенск – Чита – Верхнеудинск (ныне Улан-Удэ) – ст. Манчжурия. Подобный коммуникационный контроль заставил американское командование во многом продублировать выбор Японии, и разместить свои гарнизоны на Хабаровском (ст. Бира – Хабаровск), Уссурийском (Уссури – Никольск-Уссурийск) и Сучанском (Сучан – Владивосток) отрезках дороги, перекрыв тем самым прямое сообщение японских коммуникаций. Подобной тактики придерживались и российские участники военных действий [3, с.4].

Военные действия выявили стратегическую ценность большинства объектов региона, расставив по места их значимость. Сложное сочетание геополитических интересов, среди которых выделялись такие как возможность, сохранение края в составе России, образования сепаратистского государства на территории российского Дальнего Востока или аннексия данной территории, еще раз продемонстрировали значение этого региона для стран-лидеров Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР). Кроме того, данная война стала ярким примером решения определенными государствами собственных территориальных интересов за счет бывшего союзника, то есть России. Так, например, в проектах создания “Великой континентальной Японии” ведущим геополитическим пространством, выступала территория Северо-Восточная Азия, включающая в себя по определению токийского правительства Японо-морское кольцо, Корейский полуостров, Манчжурию, и российский Дальний Восток. Этот регион и должен был стать источником сырья для островной промышленности, резервом размещения японского этноса и плацдармом дальнейшего расширения на Запад. Выдвигались и более агрессивные идеи с призывом объявить войну нациям, владеющим чрезмерными территориями [2, с. 309].

Токийскому правительству необходимы были союзники. При всех громогласных заявлениях и имперских амбициях она не могла осуществить план “большой войны” в одиночку, в результате интервенция приняла союзническую форму, на которой, кстати, настояли США. Их опасения основывались и на том, что при возникновении возможности раздела дальневосточной территории Япония могла сослаться на свои “исторические связи”, “экономические и другие специальные интересы”, на необходимость вознаграждения в соответствии с понесёнными “жертвами”, потребовать право на монопольное владение и захватить юго-восточные территории Дальнего Востока, учредив зависимые “вассальные царства”, а США предоставить при этом не пригодные для жизни северные земли [1, с.187].

Значение японо-американских противоречий проявилось в целях проводимых военных действий. Политика США была направлена на установления экономического контроля над областями, которые должны образоваться в период послевоенного распада России, в то время как японские правительственные круги ставили своей конечной целью аннексию края. Однако было бы неверным утверждать, что американский государственный департамент не рассматривал вопрос о территориальном размежевании России. По этому поводу высказывались мнения, что страну неплохо было бы разделить на большие естественные области (мандатные области, протектораты, сферы влияния, “свободные” города-порты), каждая со своей экономической “жизнью”, при этом ни одна из них не должна была быть достаточно самостоятельной. В этой связи они всячески демонстрировали свои симпатии к Дальневосточной Республике.

С 1920 года, когда гражданская война в России близилась к завершению, США отдали предпочтение заявлениям о необходимости сохранения территориальной целостности России и вывели, свои войска с Дальнего Востока. В Японии, в свою очередь, милитаризм по-прежнему являлся основой внешнеполитической линией. Однако с 1921 года значительное влияние на внешнюю политику официального Токио оказала внутренняя обстановка в самой стране, где разразился социально-экономический кризис, повлекший за собой массовую безработицу, саботаж, забастовки и резкое снижение экспорта. Данное обстоятельство вынуждало правительственные круги свернуть военные действия. Однако вплоть до декабря 1922 года японские войска продолжали участвовать в них [4, с.158].

Отметим, что столкновение японских и американских геополитических интересов в Северо-Восточной Азии явилось частным случаем борьбы двух государств. Не подлежит сомнению и то, что политика США могла преследовать лишь одну цель – ослабить Японию, как своего единственного на тот момент конкурента в АТР. Однако на этом борьба США и Японии за доминирование в регионе не закончилась и достигла своего апогея в период второй мировой войны (1943-1945 гг.).

Примерами подобных милитарных районов являются: Амурский (борьба Российской Империи с Империей Цинн, 1682-1687 гг.), Маньчжурский (захват Японией Северо-восточного Китая, 1931-1932 гг.), Тихоокеанский (освобождение Северо-восточного Китая, 1943-1945 гг.).

Для российского Дальнего Востока подобного рода исследования с применением политико-территориального анализа представляются актуальными по ряду причин.

Во-первых, уровень изученности специфики прошедших политических процессов региона является крайне низким.

Во-вторых, данная территория не раз становилась узлом острых социально-политических противоречий, что особенно значимо на фоне роста территориальных притязаний к России.

В-третьих, регион особо уязвим ввиду усиливающегося пристального внимания к нему со стороны иностранных государств, следовательно, укрепление в динамично развивающемся Азиатско-Тихоокеанском регионе своего политико-территориального присутствия является для России одной из ведущих геополитических задач.

В-четвертых, результаты исследования позволяют выявить стратегическую ценность объектов региона, наиболее значимые, уязвимые элементы политико-территориальной структуры района, роль которых со временем не ослабла.

В-пятых, опыт анализа ведшихся военных действий может быть использован в возможных военных конфликтах в будущем, а именно возможность оценки правильной картины геополитического потенциала территорий, получение пространственной модели ведения боевых действий в случае глубокого проникновения внешнего врага.

Кроме того, региональные исследования рассматриваются в качестве наиболее актуальных и перспективных в современной научной среде.

В заключении отметим, что милитарная тематика является неотъемлемой частью познавательного “поля” целого комплекса современных наук, в том числе и исторических. При этом существует возможность использования военного фактора в качестве самостоятельной основы при разработке подходов милитарного районирования и как следствие выделение милитарных районов. Они в свою очередь выступают в качестве объективной, самостоятельно и кратковременно существующей территориальной данности специфического исторического типа. Кроме того, обострение милитарной обстановки как на планетарном, так и на региональном уровнях со всей остротой ставит вопрос о необходимости изучения ведшихся военных действий, для использования полученного опыта в возможных военных конфликтах. Это наглядно проявилось в период с 1918 по 1922 гг. в бассейне Амура и Забайкалье, где сложился Дальневосточный милитарный район, существование которого напрямую было связано с событиями Гражданской войны в России.

Список используемой литературы

1. Аварин В. Империализм в Манчжурии. В 2-х т. Т.1. – М.: ГСЭИ, 1934. – 415с.
2. Верисоцкая Е.В. Идеология японского экспансионизма в Азии в конце XIX-начале XX вв. – М.: Наука, 1990. – 337с.
3. Гиршфельд А. О роли США в организации антисоветской интервенции в Сибири и на Дальнем Востоке // Вопросы истории. – 1948. – №8. – С.3-22.
4. Григорцевич С.С. Американская и японская интервенция на советском Дальнем Востоке и ее разгром (1918-1922 гг.). – М.: ГИПЛ, 1957. – 200с.
5. Капто А., Серебрянников В. Война: эволюция содержания и форм // Диалог. – 2001 – №6. – С. 76-88.
6. Клаузевиц К. О войне. В 2-х т. Т.1. – М.: АСТ, 2001. – 558с.
7. Международные отношения на Дальнем Востоке (1870-1945 гг.) / Под ред. Е.М. Жукова. – М.: Политиздат, 1951. – 790с.
8. Фролова Я.А. Выделение Дальневосточного милитарного района: предварительный политико-территориальный анализ / Международники и регионоведы об актуальных проблемах мировой политики. – Владивосток: изд. ВГУЭС, 2007. – С. 124-132.
9. Фролова Я.А. К вопросу о разработке теоретических основ милитарного районирования / Современные проблемы регионального развития: материалы I межрегиональной научной конференции 17-20 октября 2007 г. – Хабаровск: изд. ДВО РАН, 2006. – С. 299-302.
10. Хаггет П. География: синтез современных знаний. – М.: Прогресс, 1979. – 689с.
11. Шведов В.Г. Теоретические основы исторической политической географии / Диссертация на соиск. уч. степ. доктора географических наук. – Иркутск: изд. ИГ СО РАН, 2004. – 327с.
12. Шведов В.Г., Фролова Я.А. Роль Транссиба в годы Гражданской войны на Дальнем Востоке России – исторический политико-территориальный анализ / Актуальные проблемы политической географии и геополитики: материалы всероссийской научной конференции 5-8 декабря 2005 г. – Биробиджан: изд. ТИГ ДВО РАН, 2005. – С.82-85.
13. Шишкин С.Н. Гражданская война на Дальнем Востоке (1918-1922 гг.). – М.: Воениздат, 1957. – 268с.

• Переломные точки русской истории