священник Сергий Звонарев

Всероссийский церковный собор 1917-1918 гг. стал важнейшим историческим событием в жизни Русской Православной Церкви XX века. Осмысление событий девяностолетней давности позволяет понять глубинное содержание процессов, волновавших в то время Церковь и все российское общество, дать оценку церковным преобразованиям Собора 1917-1918 гг. и их значению для последующего времени.

Для созыва и проведения Всероссийского церковного собора, который осуществил важные изменения в сфере высшего и епархиального управления Российской Церкви, ее внутренней жизни, были приложены колоссальные усилия как со стороны Церкви, так и общества в целом. За время предшествующего синодального периода в жизни Церкви накопилось многое из того, что требовало изменений. Реформирование и обновление различных сфер церковного бытия предстало как повелительное требование времени. Иерархи и священнослужители, государственные и общественные деятели, творческая интеллигенция, ученые, публицисты стремились найти такие формы организации церковной жизни, при которых Церковь могла бы самостоятельно решать вопросы своего внутреннего и внешнего устройства и управления, опираясь на церковное учение, каноны и традицию, свободно осуществлять миссию в обществе. Значительный вклад в дело подготовки Собора внесли «Отзывы епархиальных архиереев» 1905 г., работа Предсоборного Присутствия 1906 г., Предсоборного Совещания 1912-1917 гг. и Предсоборного Совета 1917 г.

Впервые в истории нашей Церкви Поместный собор явил столь широкое представительство, помимо епископов, клириков и мирян, что свидетельствовало о популяризации идеи Собора как всецерковного собрания. Итогом кропотливой работы Собора стала разработка определений, касающихся епархиального управления и суда, проповедничества, духовного просвещения и других важных направлений внутрицерковной жизни.

Наиболее важным деянием Собора стало восстановление патриаршества, упраздненного чуть менее двухсот лет назад Петром I, и избрание святителя Тихона на Патриарший престол. Институт патриаршества лег в основу целой системы высшего церковного управления, характеризующейся принадлежностью высшей церковной власти Поместному собору и возглавлением Патриархом органов высшего церковного управления - Священного Синода и Высшего Церковного Совета. Патриарх, будучи первым по чести между равными ему епископами, должен был возглавлять высшее управление Российской Церкви и вместе с Синодом и Советом был подотчетен Поместному собору. Таким образом, Всероссийский церковный собор разработал модель высшего управления Российской Церкви, опирающуюся на соборно-патриаршую форму высшего церковного устройства и управления, которая по мысли профессора Московской духовной академии конца XIX – начала XX вв. Н.А. Заозерского представляет собой наиболее совершенную форму, выработанную на чисто церковной почве путем долгого жизненного опыта и мудростью канонического законодательства[1]. Современный церковный историк священник Георгий Ореханов так пишет о соборно-патриаршей форме управления: «Собор – Первоиерарх (Патриарх). Именно эта схема в наибольшей степени обеспечивает для Церкви возможность осуществления ее сотериологической задачи во временных исторических условиях. Другими словами, именно эта модель высшего церковного управления в наибольшей степени соответствует тому онтологическому свойству Церкви, которое в православном Символе веры именуется соборностью»[2].

11 октября 1917 года, в ходе первой сессии Поместного собора, на пленарном заседании выступил председатель Отдела о высшем церковном управлении епископ Астраханский сщмч. Митрофан (Краснопольский) с докладом о патриаршестве, которым открывалась соборная дискуссия по вопросу о восстановлении в Русской Церкви древнейшего института патриаршей власти[3] и связанного с ним переустройства всей церковно-административной системы[4].

Дискуссия о восстановлении патриаршества имела продолжительную историю в дособорный период, отразилась в работе предсоборных органов, а также в работе соборного Отдела о высшем церковном управлении.

Вопрос о восстановлении патриаршества возник на заседании Отдела о высшем церковном управлении 11 сентября 1917 г. в связи с докладом проф. И.И. Соколова о работе Предсоборного Присутствия и Совещания в направлении преобразования высшего церковного управления и в связи с дискуссией о предполагаемых изменениях в составе Синода. Прозвучало два мнения: 1. Председатель Синода – Первоиерарх, который постоянен и несменяем (34-е Апостольское правило и 9-е правило Антиохийского собора[5]); 2. Председатель Синода – только Председатель, без указания на патриарший статус[6]. Таким образом, в Отделе встал вопрос о том, быть ли Патриарху в Русской Церкви. Большинством голосов членов Отдела было принято решение о внесении в проект о преобразовании высшего церковного управления положения о восстановлении института патриаршей власти.

Первоначально Отделом была выработана «Формула перехода к очередным делам». Три пункта «формулы» из четырех касаются статуса Патриарха: «…2. Восстанавливается патриаршество, и управление церковное возглавляется Патриархом.

3. Патриарх является первым между равными ему епископами. (Данным пунктом закреплялся давно известный Церкви принцип primusinterpares – С.З.). 4. Патриарх вместе с органами церковного управления подотчетен Собору»[7].

«Формулы перехода» предлагались и другими членами Отдела о высшем церковном управлении (в частности проф., прот. А.П. Рождественским), однако, в основу «формулы» Отдела была положена «формула» князя Г.Н. Трубецкого, как наиболее соответствующая характеру преобразований высшего церковного управления и сочетающая в себе соборное начало и патриаршее возглавление церковного управления.

Нужно отметить, что с «формулой» Отдела о высшем церковном управлении были несогласны некоторые члены Отдела, а также другие члены Поместного Собора. Еще на заседании Отдела 25 сентября 1917 г., рассматривавшего «формулу перехода», против предлагаемого проекта выступили проф. П.А. Прокошев, проф. В.П. Рыбинский, проф. В.Д. Попов, князь Е.Н. Трубецкой. Другие члены Отдела, напротив, поддержали проект (напр. архиепископ Харьковский Антоний). Большинством голосов (56 против 32) Отдел вынес проект «формулы» на пленарное заседание.

Несогласие с «формулой» указанных выше членов Отдела о высшем церковном управлении было связано с утверждением о недостаточной проработке «формулы» в Отделе о ВЦУ, а также с формальной, процедурной стороной дела и с самим содержанием «формулы». Интересно, что недовольными оказались как противники, так и некоторые сторонники восстановления института патриаршей власти. Несогласные с «формулой» члены Отдела о высшем церковном управлении подписали отдельное мнение[8], которое было представлено для рассмотрения на соборном заседании. В отдельном мнении, в частности, указывалось: «без сомнения, ни один Член Собора не может ни принять, ни отвергнуть предлагаемой формулы о патриархе и Соборе, прежде чем не будет точно установлено, о каком именно патриархе и о каком именно Соборе в формуле говорится, т.е. прежде чем не будут ясно определены как права и обязанности патриарха, так и организация проектируемого Собора»[9].

На пленарных заседаниях Всероссийского церковного собора, в ходе которых происходило рассмотрение «формулы», также звучали голоса ее противников. Проф. П.П. Кудрявцев в своем выступлении изложил ряд критических замечаний относительно содержания «формулы» Отдела: «… «восстанавливается патриаршество, которым возглавляется управление церковными делами Российской Православной Церкви». Между тем, понятия патриарха и патриаршества в докладе не выяснены. … Говорят, применяясь к 34 Апостольскому правилу, что патриарх будет первым епископом между равными. Но в каком смысле: в смысле благодатных полномочий? … Сам Преосвященный докладчик указывал, что патриарх может сноситься с восточными патриархами, посещать разные епархии и т.д. Какой же это будет первый между равными епископами? По 4 ст. заключения Отдела, «патриарх вместе с органами Церковного Управления подотчетен Собору». Но какому Собору? Ведь, доселе, после нескольких заседаний, в Отделе не решено, из кого должен состоять Собор: из одних ли епископов, или вместе с епископами и из клира и мирян. Далее, о каких органах церковного управления говорится в той же статье? Если речь идет о разного рода канцеляриях в роде теперешней Канцелярии Синода, то это будет одно, а если о постоянном Соборе, то будет другое. Ведь, в зависимости от решения вопроса об органах церковного управления будет строиться и власть патриарха»[10].

Н.Д. Кузнецов, в своем выступлении вторя проф. П.П. Кудрявцеву относительно второго пункта формулы о восстановлении патриаршества и возглавления им управления церковными делами, отмечает, что данное положение не ясно и ничего не дает для построения церковной реформы. Кроме того, замечает Кузнецов, возглавлять можно лишь то, что уже существует или вполне ясно для сознания[11]. Что касается третьего пункта формулы, то Н.Д. Кузнецов задается вопросом, о каком Патриархе идет речь? О Патриархе в истории Византии или Руси, а может, о современном Константинопольском Патриархе? «Если же здесь имеется ввиду патриарх, не существовавший в действительности, а лишь рисующийся в воображении многих нынешних сторонниках этой идеи, то нужно говорить о первом епископе, а не о патриархе»[12]. По поводу четвертого пункта формулы о подотчетности Собору Патриарха вместе с органами церковного управления Н.Д. Кузнецов акцентирует внимание членов Собора на том, что «если патриарх только возглавляет органы церковного управления, а не стоит над ними или отдельно от них, то нужно говорить об отчетности перед Собором не патриарха, а именно этих органов управления. Во всяком случае, до определения устройства этих органов и отношения к ним патриарха нельзя говорить об отчетности патриарха перед Собором, да еще вместе с органами управления»[13].

Целый ряд членов Собора, в числе которых было немало крупных ученых и церковных деятелей[14], считало необходимым выработку соборных документов, фиксирующих права и обязанности Патриарха и полномочия Собора прежде восстановления института патриаршей власти и избрания Патриарха, тем более, что, как отмечал член Отдела о высшем церковном управлении проф. В.П. Рыбинский, «…вопрос о патриаршестве не был у нас предметом специального обсуждения, равно как не было установлено никаких определенных положений относительно конструкции Собора»[15].

Епископ Астраханский Митрофан возражал на критические замечания, высказанные со стороны сторонников несвоевременности рассмотрения формулы восстановления патриаршества: «Вы говорите: сконструируйте Собор. Но этого сделать без первоиерарха нельзя; равным образом нельзя образовать и Синод без первоиерарха. Нам говорят: внесите полное положение об управлении, а не в виде отдельной формулы. Что же нам делать? Бросить всю работу? Вопрос о патриаршестве – вопрос весьма сложный. … Нам нужен патриарх, как церковно-молитвенный предстоятель Русской Церкви, - представитель подвига и дерзновения, и как стоятель за Русскую Церковь. Все остальное не имеет важного значения. … Чтобы восстановление патриаршества не пугало, мы вносим корректив; патриарх является только первым между равными ему епископами. Это ставит границы единоличной власти патриарха. Это положение совершенно определенное. Патриарх не поглотит церковной власти»[16].

Церковный историк диакон Илия Соловьев так характеризует защиту епископом Митрофаном идеи восстановления патриаршества, выразившуюся в «формуле» Отдела о высшем церковном управлении: «Возражая составителям отдельного мнения, преосвященный епископ Митрофан перешел на прямую (и, как видно из текста, весьма эмоционально окрашенную) агитацию в пользу восстановления патриаршества, на что он имел, конечно, право как член Собора. Однако может быть, именно с этого момента, как заметил впоследствии один из участников дискуссии профессор Н.Фиолетов, «вопрос о патриаршестве получил ненормальную остроту и страстность»»[17].

Рассмотрение «формулы» в контексте восстановления института патриаршей власти оказалось сложным, часто острым эмоциональным процессом. Как считает диакон Илья Соловьев, «эта эмоциональность возрастала по мере развития политической неустойчивости в стране, ухудшения экономического и военного положения России»[18].

На соборных заседаниях противники «формулы» по ее форме и содержанию сменяли на трибуне ее сторонников. Из зала то и дело доносились реплики и замечания. Епископ Митрофан указывал на то, что патриаршество известно на Руси с самого принятия христианства, поскольку в первые столетия своей истории Русская Церковь была в юрисдикции Константинопольского Патриархата. При митрополите Ионе Русская Церковь стала автокефальной, но принцип первоиераршей власти в ней остался непоколебимым. Когда Русская Церковь выросла и окрепла, появился и первый Патриарх Московский и всея Руси. «Учреждением патриаршества, - сказал преосвященный Митрофан, - достигалась и полнота церковного устройства и полнота государственного устроения»[19]. Упразднение патриаршества Петром I стало антиканоническим деянием. Русская Церковь была обезглавлена. «Синод оставался чуждым русскому сердцу, он не затрагивал внутренних, глубинных струн души, которые затрагивались при живом представителе. Посему мысль о патриаршестве оставалась в сознании русского народа. Она жила как золотая мечта»[20]. «Нам нужен Патриарх как духовный вождь и руководитель, который вдохновлял бы сердце русского народа, призывал бы к исправлению жизни и к подвигу и сам первый шел бы впереди»[21].

Предсоборный Совет в своем проекте устройства высшего церковного управления не предусматривал первосвятительского возглавления Церкви. Большинство членов Совета, в том числе и будущий Патриарх Сергий (Страгородский), были за сохранение коллегиальной системы управления (но без Обер-прокурора). Церковный историк и современный исследователь в области канонического права профессор Московской духовной академии протоиерей В. Цыпин пишет: «При открытии Собора лишь немногие из его членов, главным образом монашествующие, были убежденными поборниками восстановления патриаршества»[22]. Профессор Университета Западного Онтарио (США) Д.В. Поспеловский, напротив, ссылаясь на свидетельство противника восстановления патриаршества Б.В. Титлинова, указывает, что большинство делегатов Собора поддерживало идею восстановления патриаршества с самого начала[23]. В подтверждение справедливости высказывания прот. В. Цыпина можно привести то обстоятельство, что дискуссия по вопросу о восстановлении патриаршества продолжалась вплоть до 25 октября 1917 г., и закончилась после получения известий из Петербурга о революции. Т.е. только в связи с революционными событиями члены Собора в своем большинстве определились с позицией, относительно восстановления патриаршества. Приведем также мнение историка А.Н. Кашеварова. «Следует подчеркнуть, - пишет А.Н. Кашеваров в своем труде «Православная Российская Церковь и Советское государство (1917-1922)», - что сторонники восстановления патриаршества стали преобладать лишь с угрозой большевистского переворота. Члены Собора все больше сознавали, что в случае прихода к власти воинственно антирелигиозной партии ее конкретным вождям должна противостоять не безликая коллегиальность, а Церковь, возглавляемая духовным вождем – патриархом»[24].

Для выступлений с целью обсуждения «формулы перехода», предложенной в докладе епископа Митрофана, записалось 95 человек. С трибуны Собора звучали самые разнообразные мнения от крайних до умеренных, но решительное большинство выступавших отстаивало «формулу», в которой патриаршество ставилось в центр образуемого Собором высшего церковного управления.

Недовольные, однако, были очень активны и в качестве своего главного аргумента против восстановления патриаршества выдвигали опасение, как бы патриаршество не ущемило соборного начала в жизни Церкви. Так, профессор Б.В. Титлинов настаивал на том, что единовластие не совместимо с соборностью, хотя бесспорным является тот факт, что с введением синодальной системы соборы в Русской Церкви перестали созываться[25]. Протоиерей А.П. Рождественский, прот. Н.Г. Попов, прот. Н.П. Добронравов, князь А.Г. Чагадаев, Н.Д. Кузнецов, проф. А.И. Покровский и др. приводили различные, часто не обоснованные и спорные доводы в защиту синодальной системы управления Российской Церкви и против восстановления патриаршества. В частности, противники восстановления патриаршества возводили на своих оппонентов обвинения в тайных монархических надеждах. А.Н. Кашеваров пишет: «Левое крыло Собора, состоявшее в основном из академически образованного городского белого духовенства и некоторых профессоров духовных академий – мирян, желало ослабления монашеско-епископской власти, и было против возрождения патриаршества. Представители этого крыла рассматривали патриаршество как монархическую систему, противоречащую принципу соборности и демократическим устремлениям наступившего времени. Вместо патриаршества они предлагали некую демократически-коллегиальную систему управления, в которой голос белого духовенства был бы равен архиерейскому»[26].

Некоторые противники восстановления института патриаршей власти приводили тот довод, что история знает много слабых патриархов, которые были не в силах противостоять государственной власти и покорно шли у нее на поводу. Другие, напротив, полагали, что история дает немало примеров деспотичных предстоятелей Русской Церкви, рядом с которыми не уживается идея соборности. Так, член Собора Н.Д. Кузнецов в своем докладе «Основания, приводимые для учреждения Патриаршества» следующим образом высказал свои соображения по вопросу о восстановлении института патриаршей власти: «Разве не извращение идеи первого епископа в сознании русского Патриарха слышится, напр. в известных словах Никона, что «первый архиерей в образе Христа, а митрополиты, архиепископы и епископы в образе учеников и апостолов»? Этими словами Патриархи склонны были руководиться в своих отношениях к русским архиереям. … Не следует также забывать, что Никон нашел возможным поставить в одну плоскость власть духовную и государственную и усвоил напоминающий римский католицизм взгляд на преимущество духовной власти над светской, открывающий для Патриарха основание вмешиваться в дела чисто государственные. … Подобной тенденции, хотя уже и не в такой степени, не был чужд и последний русский Патриарх Адриан»[27]. В конечном итоге Н.Д. Кузнецов делает вывод, что русское патриаршество в досинодальный период не должно служить примером для подражания. «Поэтому в деле реформы, - пишет Н.Д. Кузнецов, - можно говорить лишь об учреждении в России института первого епископа, указанного в 34 Апостольском правиле, а не извращенного прежним Патриаршеством»[28].

Противники восстановления института патриаршей власти утверждали, что реставрация этого церковного института не спасет Русскую Церковь от чрезвычайных обстоятельств времени, в которых она оказалась в ходе революции, но, напротив, отбросит Русскую Церковь в XVII век с безнадежным отставанием от Европы[29].

Ученые-канонисты посвящали вопросу восстановления патриаршества свои исследования. Звучали мнения и доводы в защиту синодальной системы управления и патриаршей. Так, Н.А. Заозерский отмечал, что замена патриаршего единоличного управления коллегиальным, так согласовавшимся с воззрениями Петра, находила себе опору и в церковных канонах, и в истории церковного устройства, поскольку по канонической норме только Собору епископов принадлежит высшая власть церковного управления в Поместной Церкви. Что же касается канонического основания власти примаса, митрополита, экзарха, патриарха, замечает Н.А. Заозерский, то они не составляют необходимых церковных учреждений, так как по существу они являются председателями Соборов местной Церкви[30]. Исторически, каждый из патриархов греческой, славянской Церквей и Церкви Русской управлял делами Поместной Церкви не единолично, а с Собором или Синодом епископов, постоянно заседавшим в патриархии или специально созываемым по наиболее важным церковным делам. Этот порядок необходимо вытекает из основного канонического принципа Вселенской Церкви, что единоличный авторитет никогда не признается в ней определителем вопросов веры, или высшим судьей над каждым членом Церкви. Между тем история Вселенской Церкви полна примерами, что Собор при необходимости судил, низвергал с престолов и осуждал на отлучение от Церкви и пап, и патриархов[31]. В заключение Н.А. Заозерский делает вывод о необходимости и целесообразности петровских преобразований: «На замену патриаршей формы церковного устройства – синодальною, как этого желал Петр – следовало бы смотреть положительно как на шаг вперед в деле улучшения дотоле действовавшего порядка управления, улучшения принятого именно в духе церковных канонов»[32].

Главную причину неудач при построении системы высшего церковного управления Н.А. Заозерский видел в исполнителях реформы церковного управления, а именно в личности Феофана Прокоповича, которого он характеризует как человека, не имеющего твердых догматических убеждений, жесткого и мстительного эгоиста.

Вернемся к соборному рассмотрению вопроса о восстановлении патриаршества. Несмотря на сопротивление части соборян, большинство на Всероссийском церковном соборе 1917-1918 гг. выступило в защиту патриаршества. И.Н. Сперанский в своей речи на пленарном заседании Собора изложил глубокую внутреннюю связь между существованием Первосвятительского престола и духовным ликом допетровской Руси. «Какие бы основания не выставляли против восстановления у нас на Св. Руси патриаршества, - эмоционально заявлял И.Н. Сперанский, - в каком бы мрачном виде не представляли то время, когда наша Великороссийская Православная Церковь была возглавляема Святейшим Патриархом, но, не приводя уже многих основательных данных в пользу патриаршества и его времени, укажем только одно обстоятельство, и тогда, кажется, без колебаний должны будем признать в лице Патриарха вековое сокровище, каким живет русская душа, а во времени патриаршем навсегда дорогое и навеки ценное для русского человека»[33]. Главным доводом в пользу восстановления патриаршества И.Н. Сперанский считал то, что Православная Церковь была совестью государства до тех пор, пока на Руси был верховный пастырь – Святейший Патриарх[34].

Одним из самых весомых аргументов в защиту патриаршества стала история Церкви. Опровергая доводы прот. Н. Попова, ссылавшегося на случаи отступничества некоторых восточных патриархов и их порочности, проф. И.И. Соколов напомнил Собору о светлом духовном облике святых предстоятелей Константинопольской Церкви – свв. Фотии, Игнатии, Стефане, Антонии, Николае Мистике, Трифоне, Полиевкте. Во времена турецкого владычества мученически скончались вселенские патриархи Кирилл Лукарис, Парфений, Григорий V, Кирилл VI[35]. На заседаниях Собора также говорилось о высоком первосвятительском подвиге митрополитов Русской Церкви Петра, Алексия, Ионы, Филиппа, священномученика Патриарха Гермогена.

Многие ораторы говорили об упразднении патриаршества как о бедствии для Церкви. Так, широко известно выступление архимандрита Илариона (Троицкого) (впоследствии архиепископа): «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? В окружном суде? Или в солдатских казармах? Нет, в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа должно биться русское православное сердце. Орел петровского, на западный образец устроенного самодержавия выклевал это русское православное сердце, святотатственная рука нечестивого Петра свела первосвятителя Российского с его векового места в Успенском соборе. Поместный собор Церкви российской от Бога данной ему властью поставит снова Московского Патриарха на его законное неотъемлемое место»[36].

Выступавшие старались доказать, что патриаршество не только предполагает, но и гарантирует соборность. Делегат от Петроградской епархии А.В. Васильев подчеркивал в своем выступлении, что «в соборности строго согласуются лично-иерархические и общественные начала. … Патриарх, возглавляющий Поместные Соборы, и постоянно действующий их исполнительный орган – Синод – не противоречат соборности, а восполняют ее. И мы видим, – говорил А.В. Васильев, – что всюду, где патриархи – там и Соборы»[37].

Архиепископ Кишиневский Анастасий, архимандрит Матфей, протоиерей В. Востоков, граф П.Н. Апраксин, П.И. Астров, М.Ф. Марин и многие другие горячо отстаивали позицию восстановления патриаршества, обозначив его каноническую основу, вполне справедливо указывая на 34-ое Апостольское правило и 9-ое правило Антиохийского собора.

Князь Г.Н. Трубецкой, спустя несколько лет вспоминая соборные события, писал о позиции рядовых участников Собора по вопросу о восстановлении патриаршества: «были горячие поборники и противники восстановления патриаршества среди иерархов, священников и мирян, но я не помню, чтобы хоть один противник нашелся среди членов Собора из крестьян. И бесхитростные искренние слова одного из них выразили настроение многих: «У нас нет больше Царя. Нет отца, которого мы могли бы любить. Синод любить невозможно. А потому нам нужен Патриарх. С этим меня и послали»»[38].

В ходе соборного обсуждения мысль о восстановлении сана Первоиерарха Русской Церкви была освещена со всех сторон и предстала перед членами Собора как повелительное требование канонов и исполнение вековых чаяний народа, живая потребность времени.

Епископ Астраханский сщмч. Митрофан в своем докладе на заседании Собора 11 октября 1917 г. отметил, что «мысль о восстановлении патриаршества является одною из основных работ нашего Собора. Целых семь заседаний в течение месяца наш Отдел обсуждал вопрос о церковном устройстве и в связи с этим о патриаршестве. О чем бы мы ни говорили, наша мысль неизменно возвращалась к вопросу о патриаршестве, и пока не будет разрешен этот вопрос, наша дальнейшая работа будет немыслима. Это потому, что Первоиерарх слишком тесно спаян со всею церковною жизнью»[39].

4 ноября 1917 года была восстановлена историческая справедливость вынесением Всероссийским церковным собором определения «Об общих положениях о высшем управлении Православной Российской Церкви», которым восстанавливалось патриаршество и закреплялось возглавление Патриархом высшего управления Российской Церкви.

Следующим шагом Собора стала разработка процедуры избрания Патриарха. Соборный совет предложил процедуру избрания Патриарха, которая была изменена в ходе прений на заседании Собора 30 октября 1917 г. Несогласие ряда членов Собора вызвал, в частности, жребий, которым, в конце концов, и должен быть избран Патриарх. Епископ Черниговский Пахомий отмечал в своем выступлении: «Окончательное избрание из сих лиц Патриарха по примеру Церквей Константинопольской, Антиохийской и Иерусалимской следовало бы предоставить одним епископам, которые и произвели бы это избрание тайной подачей голосов. Что касается предполагаемого избрания Патриарха из трех намеченных Собором лиц посредством жребия, то … этот способ в Церквях Восточных при избрании Патриарха не применяется, только в Церкви Александрийской прибегают к сему способу в случае равенства голосов, полученных кандидатами в Патриархи при вторичном голосовании всего Собора»[40]. Однако Собор решил оставить в силе положение об избрании Патриарха жребием. Этому способствовало и то обстоятельство, что многие архиереи добровольно устранялись от своего права на окончательное избрание Патриарха, предав избрание воле Божьей.

В конечном итоге, членами Всероссийского церковного собора было решено, что в первом избирательном собрании члены Собора подают записки с именем предлагаемого ими кандидата в Патриархи. Получивший абсолютное большинство голосов считался избранным в кандидаты. Туры голосования будут повторяться, пока три кандидата не получат большинства голосов, и, наконец, жребием из них будет избираться Патриарх[41].

В результате голосования членов Собора тремя кандидатами в Патриархи, набравшими большее количество голосов, стали архиепископ Антоний (Храповицкий) – 159 голосов в результате первого голосования; архиепископ Арсений (Стадницкий) – 199 голосов в результате повторного голосования и митрополит Тихон (Белавин) – 162 голоса в третьем туре голосования[42].

Избрание состоялось 5 ноября в храме Христа Спасителя. Патриархом Православной Российской Церкви был избран митрополит Московский Тихон. 21 ноября на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы в необычайно торжественной атмосфере была совершена интронизация Патриарха в Успенском соборе Кремля. Отныне Русская Церковь вновь обрела своего печальника и молитвенника. Историк, профессор СПбГУ С. Фирсов пишет: «Историческое событие произошло – Православная Церковь получила своего канонического главу, голоса которого не слышала целых 217 лет. С этого времени не только фактически, но и формально закрылась последняя страница в истории синодальной эпохи»[43].

Современники того времени прекрасно понимали масштаб совершившегося события. Проф. С.Н. Булгаков напомнил, что помимо церковно-канонических прав Патриарх имеет еще особый иерархический авторитет, поскольку в нем отражается живое единство поместной Церкви. Он – церковная вершина, возвышающаяся над местной оградой, видящая другие вершины и видимая ими[44].

Профессор богословского факультета Мюнстерского университета (Германия) Гюнтер Шульц оценил значение избранного Патриарха для Русской Церкви следующим образом: «в условиях общественного распада в революционной России Патриарх символизировал правду и справедливость, а также историческое единение. На Соборе предвидели и говорили позднее: этот Патриарх буден носить терновый венец Христа и идти путем страданий. … Патриарх должен был быть защитником для Церкви; и он был и оставался им в различных, часто неожиданных формах»[45].

Итак, соборное определение «Об общих положениях о высшем управлении Православной Российской Церкви» от 4 ноября 1917 г. закрепило статус Патриарха. Однако данное определение явилось рамочным документом, не отвечающим на вопрос о конкретном наполнении компетенции Патриарха и порядке его избрания. Для устранения правового вакуума и детализации соборного определения «Об общих положениях о высшем управлении Православной Российской Церкви» от 4 ноября 1917 г. Всероссийским церковным собором были разработаны определения, наполняющие правовым содержанием правомочия Патриарха, регламентирующие порядок созыва избирательного Собора и выборов Патриарха, условия избрания Местоблюстителя Патриаршего престола в период межпатриаршества, призванного стать связующим звеном в цепи первосвятительского преемства. Данными документами, явившимися плодом кропотливой работы членов соборного Отдела о высшем церковном управлении, стали: определение «О правах и обязанностях Святейшего Патриарха Московского и всея России» от 8 декабря 1917 г., определение «О местоблюстителе Патриаршего престола» от 10 августа 1918 г. и определение «О порядке избрания Святейшего Патриарха» от 13 августа 1918 г.

Рассуждая о восстановлении института патриаршей власти необходимо ответить на вопрос – что представляло собой «восстановление»? Было ли это реставрацией патриаршества, каким знала его допетровская Россия, или оно явилось иным церковным институтом, который доселе был неведом Русской Церкви? Исходя из анализа полномочий и детализации компетенции Патриарха, отраженной в целом ряде соборных определений, можно сделать вывод, что восстановление патриаршества, вызвавшее широкую дискуссию уходящую своими корнями к периоду работы предсоборных органов, не было механическим копированием допетровского института патриаршей власти, но явилось результатом напряженной деятельности церковного законодателя, определившего роль и место Патриарха в целой системе высшего церковного управления. Энцо Бьянки замечает: «…такое восстановление (института патриаршей власти – С.З.) – это не археологическая реставрация, но творческая деятельность, результат тяжелой и трудной работы»[46].

Патриарх в конкретных нормах соборных определений 1917 г. не предстает прежним допетровским Патриархом. Принадлежность высшей власти Пометному собору Российской Церкви, созданная Поместным собором 1917-1918 гг. система органов высшего церковного управления, возглавляемая Патриархом, детализация полномочий Патриарха, Священного Синода, Высшего Церковного Совета – обусловили особый статус Первоиерарха Русской Церкви, отличный от статуса Патриарха допетровской эпохи, который напрямую зависел от личности Патриарха и позиции государственной власти. С.А. Котляревский на пленарном заседании Поместного собора 18 октября 1917 г. заявлял: «Патриарха XVII века мы не восстановим. Грядущий патриарх будет нечто другое»[47].

Епископ Астраханский Митрофан в своем докладе на пленарном заседании Собора, рассуждая о значении патриаршества в истории Русской Церкви, отмечал: «за столь короткий период существования патриаршество у нас, несомненно, не успело еще сложиться в определенную систему патриаршего управления. Были лица, были имена, иногда более сильные, иногда менее сильные, но не было системы патриаршего управления»[48].

Иринарх Стратонов на страницах своего исследования пишет: «итак, последний Русский Поместный Собор, восстановивши патриаршество, не восстановил прежнего церковного строя, создал «новый строй». Существенными отличиями «нового строя» от старого были: 1. большая сложность церковного аппарата, 2. некоторое раздробление постоянно действующей церковной власти и 3. восстановление местоблюстительства с функциями более ограниченными, чем патриаршие»[49].

На долгие годы соборные определения, касающиеся статуса, компетенции Патриарха должны были обеспечить устойчивость вновь сформированному институту патриаршей власти. История судила иначе. Вихрь революционных событий, утверждение советской власти с ее атеистическим укладом, гонение на Русскую Церковь в первой половине XX века сделали невозможным нормальное функционирование высшей церковной власти в лице Поместного собора, а также высшего церковного управления, возглавляемого Патриархом. Созданная Всероссийским церковным собором 1917-1918 гг. система высшего церковного управления, которая включала в себя Поместный собор, Священный Синод и Высший Церковный Совет во главе со Святейшим Патриархом, при чрезвычайных исторических условиях оказалась лишенной необходимых для нормальной работы средств (материальных, финансовых, организационных и людских ресурсов). Полноценное функционирование системы органов высшего церковного управления было поставлено в зависимость от созыва поместных Соборов. После 1918 года вплоть до 1945 года ни одного Поместного собора провести не удалось. Между тем, церковные деятели осознавали важность созыва очередного Поместного собора, поскольку Русская Церковь вступила в новые исторические условия своего существования, к которым определения Собора 1917-1918 гг., а также церковная практика оказались неприспособленными.

20 сентября 1918 г. Всероссийский церковный собор принял определение, согласно п.1 которого Патриарх должен был созвать Поместный собор весной 1921 года. Сделать это не удалось, а, следовательно, не удалось выбрать и новый состав Синода и Высшего Церковного Совета. Профессор М.И. Одинцов на страницах своей статьи, опубликованной в «Церковно-историческом вестнике», пишет о том, что в возможность созыва Собора в 1921 г. мало кто верил[50]. Таким образом, начиная с 1921 г. высшее церковное управление в том виде, в котором оно было сформировано Собором 1917-1918 гг., перестало существовать. Вся церковная власть сосредоточилась в руках Патриарха, затем Патриаршего местоблюстителя, а после и Заместителя Патриаршего местоблюстителя. «Если до сих пор, – пишет Иринарх Стратонов, – Патриарх был носителем идеи церковного единства, то теперь при известных обстоятельствах он делался единственным сосредоточием всей полноты церковной власти»[51].

На заседании Всероссийского церковного собора 25 января 1918 г. Святейшему Патриарху было предоставлено исключительное право передачи патриарших полномочий специально избранному им преемнику – Местоблюстителю Патриаршего престола[52]. В постановлении Собора говорилось: «на случай болезни, смерти и других печальных для Патриарха возможностей, предложить ему избрать нескольких блюстителей патриаршего престола, которые в порядке старшинства и будут блюсти власть Патриарха и преемствовать ему»[53]. Соборный совет обратился к святителю Тихону с просьбой осуществить назначение заместителей, оповестив их особыми письмами с указанием последовательности, в какой каждый из них вступает в права Патриаршего заместителя[54]. Сообщить об этом Патриарху Тихону было поручено Собором архиепископу Тамбовскому Кириллу, прот. А.В. Санковскому и князю Е.Н. Трубецкому[55]. На закрытом пленарном заседании Собора без оглашения имен кандидатов Патриарх доложил, что выполнил соборное поручение. «После кончины Патриарха Тихона, – пишет прот. В. Цыпин, – оно послужило спасительным средством для сохранения канонического преемства Первосвятительского служения»[56].

Итак, Собор предоставил Патриарху право не только назначить себе заместителей, но и передать, в порядке старшинства, в случае необходимости, всю полноту патриаршей власти. Местоблюститель Патриаршего престола, в этом случае, становился временным носителем всех патриарших прав и обязанностей до времени избрания Собором нового Предстоятеля.

76-е Апостольское правило запрещает епископам назначать себе преемников: «Не подобает епископу, из угождения брату, или сыну, или иному сроднику, поставляти в достоинство епископа, кого хощет. Ибо несть праведно творити наследников епископства, и собственность Божию даяти в дар человеческому пристрастию. Не должно бо церковь Божию под власть наследников поставляти»[57]. Еще более определенно о недопустимости назначать епископу себе преемников говорит 23 правило Антиохийского собора: «Епископу не позволяется, вместо себя, поставляти другаго, в преемника себе, хотя бы он был и при конце жизни…Но да соблюдается постановление церковное, определяющее, что епископа должно поставляти не инако, разве с собором и по суду епископов, имеющих власть произвести достойнаго, по кончине преставльшагося»[58]. Комментируя настоящие церковные правила епископ Никодим (Милаш) отмечает: «Это правило воспрещает епископу, оставляющему свою епископскую кафедру, поставлять наследником своего достоинства кого-либо из своей родни и из угодливости людям самовластно дарить своим то, что может дать только Сам Бог… епископу воспрещается вообще поставлять кого бы то ни было наследником своей кафедры»[59].

Прот. В. Цыпин указывает, что «этот запрет (о недопустимости епископу назначать себе преемника – С.З.) распространяется и на Первосвятительскую кафедру Поместной Церкви»[60]. Однако он тут же оговаривается: «…но Русская Церковь уже в течение восьми лет жила в небывалых условиях, которые не могли быть вполне предусмотрены в древних церковных законоположениях. Созвать Поместный Собор для избрания нового Патриарха было совершенно невозможно, ибо Православная Церковь едва терпелась властью, по сути, пребывала в полулегальном положении, поскольку государство официально в качестве Православной Церкви России признавало обновленческую группировку с ее синодом»[61].

Итак, восстановление патриаршества на Всероссийском церковном соборе 1917-1918 гг. стало судьбоносным событием для Русской Церкви, поскольку после прекращения работы Собора в сентябре 1918 года и распада системы высшего церковного управления, именно институт патриаршей власти обеспечил каноническое преемство высшего управления Русской Православной Церкви в тяжелых условиях существования в атеистическом государстве, что позволило в будущем заложить прочное основание в здание высшего управления нашей Церкви.

Примечания

[1] Заозерский Н., доц. О церковной власти. Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах устройства Церкви по учению православно-канонического права. Сергиев Посад, 1894. С. 244.

[2] Ореханов Георгий, свящ. На пути к Собору. Церковные реформы и первая русская революция. М.: Православный Свято - Тихоновский Богословский институт, 2002. С. 6.

[3] В вопросе о времени установления в Церкви патриаршей формы устройства и управления канонисты имеют разногласия. Одни видят ее основание уже в 6-ом правиле I Вселенского собора, другие ее происхождение относят не ранее как ко времени IV Вселенского собора. В канонах самые ранние упоминания Патриаршего титула относятся к правилам Трулльского Собора. Прототипом позднейшей патриаршей формы церковного устройства служит соборно-примасское устройство Римской, Александрийской и Антиохийской Церквей, к которому в IV-V веках стремилось устройство Константинопольской и Иерусалимской Церквей, однако оно не было ещё патриаршей формой церковного устройства. Проф. Н.А. Заозёрский отмечает, что «Конституция» императора Зенона 477 г. была едва ли не самым первым официальным документом, в котором слово «патриарх» употреблено в значении официального термина для обозначения органа высшего церковно-правительственного управления. Далее он утверждает, что происхождение патриаршей формы церковного устройства должно быть отнесено не ранее, как к последней четверти V века(Заозерский Н., доц. О церковной власти. Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах устройства Церкви по учению православно-канонического права. Сергиев Посад, 1894. С. 246-247.).

[4] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 225-236.

[5] Каноническое основание власти первого епископа Поместной Церкви, который зависим в решении общецерковных дел от мнения и позиции Собора епископов Поместной Церкви, можно найти в 34-ом Апостольском правиле и 9-ом правиле Антиохийского собора. 34-ое Апостольское правило гласит: «Епископам всякого народа подобает знати перваго из них, и признавати его яки главу, и ничего превышающего их власть не творити без его рассуждения: творити же каждому только то, что касается до его епархии и до мест к ней принадлежащих. Но и первый ничего да не творит без рассуждения всех. Ибо тако будет единомыслие, и прославится Бог о Господе во святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух» (Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима епископа Далматинско-Истрийского: В 2-х т. М.: Отчий дом, 2001. Т.1. С. 98.). «Следовательно все епископы одной поместной церкви, – пишет канонист епископ Никодим (Милаш),– по предписанию нашего правила, должны признавать и считать своим старейшиной первого епископа, имеющего кафедру в главном городе этой поместной церкви… Этот главный епископ был в то же время и епархиальным епископом, т.е. также имел свою собственную епархию» (Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима епископа Далматинско-Истрийского: В 2-х т. М.: Отчий дом, 2001. Т.1. С. 110.). Исследователь в области церковного права С. Сушков писал во второй половине XIX века, что данное правило «… положило краеугольное основание церковного управления – основание единоначалия в каждой поместной части церкви и соборности в общем ея составе. По силе его, все епископы должны управлять в единомысленном согласии, соборно; но тем не менее каждый из них имеет право, в размере данной ему власти, распоряжаться самостоятельно в том уделе, который вверен его личному управлению. С другой стороны, главное заведование общим порядком дел и наблюдение за соблюдением соборных постановлений сосредоточено в одном начальствующем лице» (Сушков С. Каноническое устройство церковного управления. // Русский Вестник. 1870. Т. 88. С. 171.).

9-ое правило Антиохийского собора повторяет с более подробным изложением 34-ое Апостольское правило.

[6] ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Л. 18.

[7] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 231.

[8] Отдельное мнение о несвоевременности внесения «формулы», неприятии ее по форме и по содержанию было подписано двадцатью членами Отдела о высшем церковном управлении.

[9] ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Л. 156.

[10] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1994. Т.2. С. 238.

[11] Там же. С. 264.

[12] Там же. С. 265.

[13] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1994. Т.2. С. 265.

[14] Упоминаемые выше проф. П.П. Кудрявцев и Н.Д. Кузнецов, а также М. Приселков, М. Глаголев, А. Бриллиантов, В. Бенешевич, А.Покровский, В. Завитневич, Ф. Мищенко и некоторые другие.

[15] ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 220. Л. 123.

[16] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1996. Т. 2. С. 234-235.

[17] Соловьев Илия, диак. Собор и Патриарх. Дискуссия о высшем церковном управлении. // Церковь и время. 2004. № 1. С. 170.

[18] Там же. С. 175.

[19] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 227.

[20] Там же. С. 228.

[21] Там же. С. 229.

[22] Цыпин Владислав, прот. История Русской Православной Церкви. 1917-1990. М.: Хроника, 1994. С. 12.

[23] Поспеловский Д.В. Русская Православная Церковь в XX веке. М., 1995. С. 38-39.

[24] Кашеваров А.Н. Православная Российская Церковь и Советское государство (1917-1922). М.: Общество любителей церковной истории, 2005. С. 76.

[25] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 356.

[26] Кашеваров А.Н. Православная Российская Церковь и Советское государство (1917-1922). М.: Общество любителей церковной истории, 2005. С. 76.

[27] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви. Петроград, 1918. Кн. 4. С. 37-38.

[28] Там же. С. 40.

[29] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 268.

[30] Заозерский Н., доц. О церковной власти. Основоположения, характер и способы применения церковной власти в различных формах устройства Церкви по учению православно-канонического права. Сергиев Посад, 1894. С. 331.

[31] Там же.

[32] Там же.

[33] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 282.

[34] Там же. С. 283.

[35] Там же. С. 388-389.

[36] Там же. 383.

[37] Акты Святейшего Тихона, Патриарха Московского и всея России, позднейшие документы и переписка о каноническом преемстве высшей церковной власти. 1917-1943: В 2-х ч. / Сост. М.Е. Губонин. М.: Издательство Православного Свято-Тихоновского Богословского института, 1994. Ч.1. С. 38.

[38] Трубецкой Г.Н. Памяти Св. Патриарха Тихона. // Путь. 1925. № 1. С. 116.

[39] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т.2. С. 230.

[40] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М., 1994. Т. 3. С. 45.

[41] Там же. С. 53.

[42] Там же. С. 56.

[43] Фирсов С. Русская Церковь накануне перемен (конец 1890-х – 1918 гг.). М., 2002. С. 542.

[44] Священный Собор Православной Российской Церкви. Деяния. Петроград, 1918. Кн. III. Приложение I кДеянию 31.

[45] Schulz Günter. Das Landeskonzil der Ortchodoxen Kirche in Russland 1917/18 und seine Folgen für die russische Geschichte und Kirchegeschichte. / Kirche im Osten. Studien zur osteuropäischen Kirchegeschichte und Kirchenkunde. Herausgegeben von Günter Schulz. Göttingen, 1999/2000. Band 42/43. S. 19.

[46] Бьянки Энцо. Значение Поместного собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов. // Церковь и время. 2003. № 4. С. 129.

[47] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1996. Т. 2. С. 300.

[48] Там же. С. 227.

[49] Стратонов Иринарх. Происхождение современного устройства Русской Патриаршей Церкви. Париж, 1933. С. 7.

[50] Одинцов М.И., проф. Всероссийский Поместный Собор 1917-1918 гг.: споры о церковных реформах, основные решения, взаимоотношения с властью. // Церковно-исторический вестник. 2001. № 8. С. 138.

[51] Стратонов Иринарх. Происхождение современного устройства Русской Патриаршей Церкви. Париж, 1933. С. 8.

[52] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1996. Т. 6. С. 74.

[53] Церковные ведомости. 1918. № 3-4. С. 160.

[54] ГАРФ. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 234. Л. 1.

[55] Деяния Священного Собора Православной Российской Церкви 1917-1918 гг: В 11 т. М.: Новоспасский монастырь, 1996. Т. 6. С. 75.

[56] Цыпин Владислав, прот. История Русской Православной Церкви 1917-1990. М.: Хроника, 1994. С. 24.

[57] Книга правил Святых Апостол, Святых Соборов Вселенских и Поместных, и Святых Отец. Бровары, 2002. С. 31.

[58] Там же. С. 166.

[59] Правила Православной Церкви с толкованиями Никодима епископа Далматинско-Истрийского: В 2-х т. М.: Отчий дом, 2001. Т.1. С. 159-160.

[60] Цыпин Владислав, прот. Русская Православная Церковь 1925-1938. М.: Сретенский монастырь, 1999. С. 4.

[61] Там же. С. 5.

• Переломные точки русской истории