Гущин А.

Русско-японская война 1904-1905 гг. относится к числу достаточно изученных с позиций истории стратегии, тактики и хода боевых действий эпизодов. Но в рамках военно-антропологического подхода считаем необходимым остановиться на проблеме взаимодействия и взаимной оценки сухопутной армии и сил военно-морского флота, принимавших участие в борьбе с Японией. Социокультурные реалии вооруженных сил всегда отражали внутреннюю ситуацию в стране. Так как в армии представлены все социальные группы Российского общества, война (в том числе русско-японская) является удобным исследовательским «полем» для изучения взаимовлияния этих групп. Это можно объяснить тем, что военный конфликт обостряет противоречия, накопившиеся в обществе. Потому как общественно-политические процессы, происходившие в обществе, находили свое продолжение в армии, можно проследить как социальные конфликты проявлялись в вооруженных силах.

На наш взгляд образ-это знак, несущий в себе полновесную информацию, которая выбрана для изложения нарративного материала. Основой для написания работы являются опубликованные источники личного происхождения. Эти материалы можно условно разделить на три группы. 1)Воспоминания младших офицеров, такие как дневник Ф. И. Шикуца[1], начавшего войну в унтер-офицерской должности старшего ординарца и закончившего компанию в звании зауряд-прапорщика, дневник осады Порт-Артура М.И. Лилье[2], автор которого был военным инженером в звании штабс-капитана, мемуары заведующего минной обороной Западного форта крепости Порт-Артур поручика Н.А. Мелик-Парсаданова[3], воспоминания офицера 25 Восточно-Сибирского стрелкового полка И. Щеголева[4], дневник командира 9ой роты 14 Восточно-Сибирского стрелкового полка А. Н. Голицынского[5], воспоминания поручика запаса В.В. Оболенского составленные на основе дневника[6].2)Мемуары старших офицеров: полковника К. И. Дружинина и др.[7]. 3)Воспоминания высших офицеров, таких как генерал-лейтенанта А.М. Стесселя[8], генерал-майора М.И. Костенко[9] и др. В качестве дополнительных источников использовались воспоминания морских офицеров, такие как дневник лейтенанта А.П. Штер, воспоминания лейтенанта И.И. Ренгартена, мичмана Ф.Ф.Рейнгарда и капитана 2го ранга Вл. Семенова[10]. Кроме источников личного происхождения привлекались опубликованные документы о действиях флота[11].

В дореволюционной России существовало традиционное соперничество флота и армии, причем до рубежа XIX-XX вв. отдавалось предпочтение армии. В 1890-1900 гг. внимание правительства к флоту усилилось, что вызывало ревность и даже раздражение у представителей сухопутных сил. При этом ещё жива была память о Севастопольской обороне, где моряки и солдаты сражались бок о бок. Воссоздание образа военного моряка посредством источников личного происхождения поможет объяснить совокупность причин, согласно которым не удалось достичь в полной мере согласованных действий от сухопутного гарнизона Квантунского укрепленного района и 1-й Тихоокеанской эскадры. Оборона Порт-Артура была взаимодействием двух основных родов войск только на бумаге. Достаточно в качестве примера привести эпизод с отказом в высылке судов контр-адмиралом М.Ф. Лощинским в бухту Талиенвань для борьбы с японскими батареями[12]и как следствие захват русских позиций на Цзиньчжоуском перешейке или отказ контр-адмирала В.К. Витгефта дать сведения о наличии запасов продуктов питания на судах 1ой Тихоокеанской эскадры и порта, что означало отказ поделиться с сухопутным гарнизоном в условиях полной блокады Порт-Артура[13]и множество других подобных казусов.

Высшие офицеры обращались к отправлявшимся на фронт с пожеланием «тесного единения армии с флотом, для того чтобы дать дружный отпор вероломному врагу»[14]. Анализ источников личного происхождения, как морских офицеров, так и их сухопутных коллег свидетельствует об отсутствие этого желанного единения. В дневнике штабс-капитана М.И. Лилье от 30 мая 1904 года[15], воспоминаниях генерал-майора М.И. Костенко[16]и др. приводится полный текст так называемой «Повести о Белых зайчиках». Авторы, поместившие в свои дневники и мемуары «повесть» указывают точную дату появления её в гарнизоне-30 мая 1904 года и характеризуют её как «известную всем артурцам»[17]. Сама повесть была подана к печати в местной Порт-Артурской газете, властью военного командования крепости не была пропущена к печати, но активно переписывалась и передавалась из рук в руки сухопутными офицерами и нижними чинами. Об авторе точных сведений не сохранилось[18]. Считаем необходимым привести её полный текст: «Бык наседает, собаки до изнеможения сил грызутся, алая кровь потоками льётся, а в это время в лесу по горам зайцы чистенькие да беленькие, в воротничках да манжетах, со златокудрыми сиренами под ручки стройно разгуливают, и приятные разговоры разговаривают…Пусть- де собаки грызутся, пусть шерсть с них летит, пусть брызжет кровь - нам горе мало. Отгрызутся, а потом мы, как более прыткие, поскачем с вестью, что быка загрызли…А за это нас покормят лавровыми листиками,…а мы их очень любим. Вдруг видят, что бык показался,- тут зайцы врассыпную и попрятались под собачьи хвосты. Когда же дело дошло до смертной схватки, зайцы не выдержали и в кильватерной колонне засверкали пятками, взяв направление на Норд-Ост, с предводителем во главе, старым седым и самым трусливым зайцем. Смрад от этого пошел невозможный…Но так как зайцы дальше своего лесочка никуда не ходили, то скоро сбились и заблудились…Картина меняется. От быка только клочья остались, собаки его разнесли, а тут в железной лодке появляется дедушка Мазай. Видит, зайцы кто где: какой на камне сидит, какой на берег выпрыгнул, у многих одни уши торчат. Стал их Мазай подбирать: как-то вы, говорит, зайцы, тягу дали и нет, чтобы собакам помочь. Э, дедушка - отвечают зайцы,- собачья-то шкурка не ценная, а наши шкурки- то дорого стоят - вот и спасались. Эх вы, зайцы трусы нерассудительные, что толку в том, что шкурку спасали, когда вся, то она у вас загажена. – И давай их Мазай палкой тузить да уму- разуму учить. Многие из них не выжили, а другие прощения запросили. Тут я и проснулся…»[19].

Моряки 1ой Тихоокеанской эскадры предстают на страницах повести в образе «белых зайчиков»[20]. Зайчики, потому что к моменту появления повести прошло 4 месяца осады, но к решительным действиям флот так и не приступил. «Флот наш остается, верен себе и по-прежнему ограничивается ролью пассивного и хладнокровного зрителя»,- писал в дневнике штабс-капитан М.И. Лилье[21]. «Наши моряки умеют только топить свои суда, а в особенности в виду неприятеля, чтобы избежать с ним столкновения»,- вспоминал генерал-майор М.И. Костенко[22]. Белыми же зайчиками названы моряки по виду одной из разновидностей форменной одежды военных моряков.

Далее в тексте повести говорится о златокудрых сиренах и не случайно. В тот момент, когда среди гарнизона Порт-Артура свирепствовали цынга, дизентерия вследствие употребления нижними чинами и офицерами пищевых суррогатов, морские офицеры позволяли себе отдых в кафе-шантанах «Звездочка» и «Variete». «Многие из них (моряков - авт. А.Г.) имели содержанок и мало кто стеснялся, обнявшись кататься с ними по улице, быть в цирке, театре…»,- писал в своих воспоминаниях один из участников обороны[23]. Штабс-капитан М.И. Лилье, всякий раз возвращаясь поздно ночью со службы, замечал в городе яркий свет, хотя в целях светомаскировки окна завешивались, но на ресторан «Звездочка» это правило не распространялось так как именно там согласно его дневнику «кутят наши морские офицеры»[24].

В своих показаниях в следственной комиссии о бое 28 июля 1904 года лейтенант Н. Максимов с броненосца «Пересвет» свидетельствовал о нахождении на броненосцах дам, и лиц считавших поход во Владивосток лишь пассажирским рейсом[25]. А дальнейшие события в его показаниях выглядели таким образом: «Главное надо добраться во Владивосток; если все будут сражаться,- никто не дойдёт туда, поэтому часть должна сражаться, а другая будет уходить. О неприятеле заботы нет»[26]. В показаниях младшего флагмана, принявшего на себя командование в бою 28 июля после гибели контр-адмирал В.К. Витгефта, контр-адмирала князя П.П. Ухтомского дамы превращались в «дам морских офицеров». Ни жены, ни сёстры, а именно «дамы»[27]. Обычно в мемуарах было принято употреблять выражение «дамы полусвета» и всем становилось понятно, о ком шла речь. Поразительно и их присутствие на кораблях и шокирующее признание контр-адмирала в том, что: «присутствие дам на кораблях нигде не произвело отступления от исполнения боевых обязанностей офицерами»[28]. Князь П.П. Ухтомский в своих показаниях по делу о бое в Желтом море сообщал, что находились они на эскадре якобы с разрешения адмирала В.К. Витгефта, и тем самым, на наш взгляд, перекладывал всю степень ответственности за падение дисциплины на погибшего флагмана[29]. Сухопутные офицеры знали о сложившейся ситуации. В дневнике офицера 14 Восточно-Сибирского полка А.Н. Голицынского содержалась ремарка, смысл которой в том, что едва ли женщины на судах могли воодушевлять моряков во время боя[30]. На наш взгляд отрывок повести: «Когда же дело дошло до смертной схватки, зайцы не выдержали и в кильватерной колонне засверкали пятками, взяв направление на Норд-Ост…» относится именно к неудачной попытке прорыва из Порт-Артура 1-й Тихоокеанской эскадры 28 июля 1904 года.

Повесть упоминая «о старом седом и самом трусливом зайце» не оставляла шанса и высшим морским офицерам. К моменту появления повести вице-адмирал С.О. Макаров погиб и контр-адмирал В.К. Витгефт был назначен командиром 1ой Тихоокеанской эскадры. Причем обстоятельства гибели контр-адмирала В.К. Витгефта 28 июля 1904 в ходе боя в Желтом море позволяют предположить, что сами моряки были также знакомы с текстом «Повести о Белых Зайчиках. Во время боя, находясь на головном броненосце, адмирал В.К. Витгефт не захотел занять свое место в боевой бронированной рубке, а остался с чинами своего штаба на мостике. Желание адмирала умереть подчеркнуто бесстрашно, демонстративно объясняется тем, что он хотел, чтобы в памяти современников (и артурцев в том числе), он остался как бесстрашно шедший на смерть. Кроме того, в показаниях в следственной комиссии по делу о бое 28 июля офицеры 1ой Тихоокеанской эскадры признавались в том, что на эскадре после боя на Кинчжоуской позиции имели хождение письма и стихи, в которых морских офицеров называли зайцами[31].

Следующий интересный сюжет в тексте повести отражал степень подготовки флота: «зайцы дальше своего лесочка никуда не ходили». Этот фрагмент повести указывал на отношение сухопутных офицеров к существовавшей в тот период на флоте системе морского ценза. Чем дольше плавал офицер, тем выше он котировался системой морского ценза[32]. Об эффективности такого отбора офицеров красноречиво свидетельствует анекдот, приписываемый адмиралу Лазареву. «Мой сундук сделал со мной семь кругосветных походов, но так сундуком и остался»,- отвечал седой адмирал[33]. Полковник К.И. Дружинин вспоминал о системе ценза следующее: «так обыкновенно вырабатывали свои цензы в Балтийском море, где плавание обращалось в пикники», или «любили еще плавать в Средиземном море, где наслаждались поэтической Ривьерой и гостеприимством французов»[34]. Генерал-майор М.И. Костенко высказывал в своих воспоминаниях аналогичные мысли: «командирами судов состояли люди… мало знакомые не только с боевой обстановкой, но даже вообще с морской службой»[35].

Ближе к концу повести мы узнаем о том, что какой-то заяц, то есть корабль «на камне сидит, какой-то на берег выпрыгнул, у многих одни уши торчат». К моменту появления повести не боевые потери флота были настоящим бедствием. Например, 17 мая 1904 2 морских минных катера, увидев на горизонте японцев, повернули к Дальнему «сами себя подорвали, а команды во главе с офицерами вернулись пешком в Артур»[36]. Крейсер «Боярин» был брошен командой, но « в течение 3х дней носился по воле волн»,- после чего наскочил еще на 2 мины и был выброшен на камни[37]. Достаточно обратиться к «Перечню военных действий флота», составленном на основании флагманских и вахтенных журналов и перед нами откроется поразительная картина: «Гибель минного транспорта «Енисей» в Талиенванской бухте от взрыва мин им поставленного заграждения» или «миноносец «Грозовой» при выходе из гавани стал на мель» и пр.[38].

И собственно последние претензии сухопутных офицеров к военным морякам получили следующие оформление в повести: «наши шкурки-то дорого стоят - вот и спасались». Действительно постройка и содержание флота стоили дорого: для сравнения средний душевой доход от сельского хозяйства равнялся в 1901 г. 30 рублей в год, а одна 12 дюймовая пушка на боевом судне стоила порядка 200 тысяч, а каждый выстрел из неё в 700 рублей[39]. Разрыв в жаловании был достаточно веской предпосылкой для взаимного неприятия. Мичман, только что сошедший со скамьи училища, получал в месяц 300-400 рублей содержания, «которые получает далеко не всякий генерал сухопутной армии», возмущался в своих воспоминаниях генерал - майор М.И. Костенко[40]. Для нас важны оценки генерала М.И. Костенко, как представителя сухопутной армии, но необходимо всё-таки представлять, что моряки получали такое высокое жалование только в условиях боевых действий, да и генералы сухопутной армии, кроме жалованья деньгами по должности получали неплохие столовые деньги практически равные жалованью, а также экипаж, квартиру и пр. Еще большую волну возмущения среди сухопутного гарнизона вызвал приказ командующего эскадрой контр-адмирала В.К. Витгефта от 5 мая №55[41]. В приказе в качестве награды за выловленные при тралении рейда мины назначалось по 25 рублей награды. Разница в денежном довольствии привела к тому, что сухопутные офицеры стали публично обвинять моряков в том, что «они, при своем постоянном безделии в самый горячий момент компании, поощряют исполнение своих прямых обязанностей денежной наградой»[42]. Когда командование решило усилить оборону сухопутного участка крепости морскими орудиями, то «все морские офицеры, принимающие участие в работах по доставке или установке орудий флота на батареях, кроме своего морского большого содержания, почему-то ещё и суточные деньги»,-отмечал в дневнике М.И. Лилье[43].

Дальнейшие события развивались в духе взаимных оскорблений не только между офицерами, но и между рядовыми стрелками и матросами. Показательна следующая сцена: «унтер-офицер разносил матроса за не отдание, ему чести: не видя меня (ген. М.И. Костенко - авт. А.Г.), он вошел в азарт: Вы моряки, не только пр…, ваш флот, но даже воинской дисциплины не знаете»[44]. Порой дело доходило до рукопашных схваток между офицерами эскадры и их сухопутными коллегами[45]. После усиления позиций сухопутной линии обороны Порт-Артура морскими командами, к этим командам прикомандировывались опытные стрелки для исполнения обязанностей инструкторов и унтер-офицеров[46]. Стрелки шли в морские команды крайне неохотно, и искали возможностей для возвращения в свои подразделения. Штабс-капитан М.И. Лилье в дневнике отразил сцену свидетелем которой он стал. Солдат 9ой роты 27 Восточно-Сибирского стрелкового полка жаловался своему ротному командиру капитану Беденко и просился обратно в роту, хотя при моряках исполнял должность унтер-офицера. Основанием для недовольства солдата являлось отношение морских офицеров, которые, по его словам, «дают награды исключительно своим матросам»[47].

Мичман Ф.Ф. Рейнгард в своих воспоминаниях указывал на то, что Артур продержался так долго во многом благодаря огромным усилиям флота[48]. В частности Ф.Ф. Рейнгард указывал на то, что орудия флота усилили батареи сухопутных фортов Порт-Артура. И более того были сформированы отдельные морские батареи, которыми командовали морские офицеры, и обслуживали орудия нижние чины из состава экипажей 1ой Тихоокеанской эскадры. Конечно, специфические знания морских офицеров были востребованы особенно при закладке фугасов, установке прожекторов. Многим сухопутным, из числа участников обороны, например, запомнились умелые действия моряков под руководством лейтенанта Н.Л. Подгурского по спуску метательных мин в японские окопы. «Много штурмов было отбито исключительно морскими командами»,- указывал в своих воспоминаниях один из морских офицеров, непосредственно участвовавших в сухопутной обороне[49]. Существовали в воспоминаниях военных моряков и ссылки на то, что якобы «матросы в большинстве случаев посылались в рукопашный бой»[50]. Лейтенант И.И. Рейнгартен в своих воспоминаниях описывал оборону редута китайской стены матросами с «Паллады» во главе с лейтенантом Зельгеймом, а также участие моряков в обороне такой важной позиции, как гора Высокая[51]. Но вклад моряков в сухопутную оборону крепости не сопоставим по значимости с тем, какое значение для хода боевых действий принесли бы умелые и слаженные действия кораблей 1-й Тихоокеанской эскадры на море.

Лейтенант Андрей Петрович Штер, вахтенный начальник крейсера II ранга «Новик», был более объективен в оценках своих действий и вклада коллег в обороноспособность крепости. Указывая в своих воспоминаниях на то, что деятельность флота сводилась к сторожевой службе миноносцев, да отражению атак японских брандеров[52]. Лейтенант А.П. Штер считал, что виноваты в пассивном характере действий 1ой Тихоокеанской эскадры были не офицеры и нижние чины флота, а командование эскадры. По его мнению, начальство ни разу не решилось на серьезное дело. Согласно воспоминаниям А.П. Штер выступало: «Желание сохранить как можно больше кораблей и людей и свою собственную жизнь в придачу»[53].

Особую роль в закреплении негативного образа за военными моряками сыграли продовольственные трудности в условиях блокады Порт-Артура. Морское начальство в лице контр-адмирала В.К. Витгефта отказалось разгласить сведения о наличии и количестве продовольственных припасов 1ой Тихоокеанской эскадры[54]. Дневник батальонного командира А.Н. Голицынского свидетельствует о том, что в июле для пехоты запасы мяса и солонины вышли…и гарнизон перешел на конину[55]. Основу рациона сухопутных офицеров составлял суп из китайских бобов и уксуса[56]. Но воспоминания морских офицеров по иному рисуют быт защитников Артура. В дневнике лейтенанта А. П. Штер- вахтенного начальника крейсера «Новик» упоминается о стаде коров, которое охраняли матросы - пастухи[57]. Кроме того штук «полтораста кур постоянно неслись, снабжая нас свежими яйцами»,- вспоминал А.П. Штер[58]. Но этим морские офицеры не ограничились и держали свиней, баранов, гусей, уток и 2 огорода, где росли картофель, лук и др.[59].

Основываясь на анализе многочисленных источников личного происхождения можно с уверенностью утверждать, что в глазах представителей сухопутного гарнизона Порт-Артура сформировался достаточно негативный образ офицера флота и военного моряка в том числе. Но на фоне обобщенного образа в тех же офицерских воспоминаниях фигурировали в виде исключений конкретные личности офицеров флота, о которых авторы отзывались достаточно положительно. Для воспоминаний генерала А.М. Стесселя - С.О. Макаров, для генерала М. И. Костенко- командиры кораблей Н.О.Эссен и М.Ф.Шульц, для командовавшего батальоном А.Н. Голицынского - лейтенант Н.Л. Подгурский.

Конфликт имел продолжение в лагерях для военнопленных и по пути в Россию после окончания боевых действий. Зауряд-прапорщик Шикуц Ф.И., находясь в плену в г. Фукуяме, где совместно содержались матросы и сухопутные нижние чины, описывал частые конфликтные ситуации. В качестве причины драк в дневнике Ф.И. Шикуца называлось нетерпимое отношение сухопутных нижних чинов, которые ставили в вину морякам то, что «флот чуть не без бою покорился японцам»[60]. Благодаря необоснованно щедрому материальному обеспечению матросы обладали неплохими личными деньгами, это в свою очередь позволяло сухопутным предполагать, что моряки «набили карманы казенным добром»[61]. Зачастую по вине зачинщиков беспорядков из числа матросов 1-й Тихоокеанской эскадры русским военнопленным ужесточали условия содержания, что только прибавляло негативные краски к образу военного моряка[62]. При этом флотские офицеры упрекали сухопутных в том, что они не могли «драться на суше и отдавали позицию за позицией»[63]. Если верить дневниковым записям зауряд-прапорщика Ф.И. Шикуца, то «баталия с установлением фонарей под глазами и прочими атрибутами» случались раз в несколько суток[64]. И после 2 месяцев плена «мы (сух. офицеры - авт. А.Г.) привыкли к подобным происшествиям»[65].

Совместное возвращение из плена не привело к улучшению взаимоотношений между двумя основными родами войск, а только способствовало укреплению в сознании сухопутных офицеров и нижних чинов негативного образа военного моряка. Поручик запаса князь В.В. Оболенский, не кадровый сухопутный офицер имел возможность составить непосредственное представление, о моряках уже возвращаясь с войны. Вопреки графику движения матросы требовали пропустить их эшелон вне очереди[66]. Начальник сухопутного эшелона посчитал справедливым строго придерживаться графика движения[67]. Матросы попытались убить офицера, за которого заступились солдаты его роты[68]. Так как морские офицеры «ни разу не выглянувшие на творившиеся безобразия» самоустранились и не предприняли мер по удержанию матросов, то дело обернулось побоищем[69]. Матросы «взломали контрольный аппарат и имея на паровозе собственных механиков укатили дальше»[70]. Записки поручика В.В. Оболенского закачивались описанием обратного пути следования по территории Российской империи, где на каждой крупной станции походный дневник поручика пополнялся сведениями о бесчинствах возвращавшихся матросов.

Участник русско-японской войны капитан 2го ранга В. Семенов считал, что в формировании негативного образа военного моряка и даже откровенно враждебных настроений были виноваты высшие начальники, так как «упорно внушали сухопутным мысль, что в промахах флота виноваты не высшие начальники, а негодный материал (команда и офицеры) бывшие в их распоряжении!»[71]. Генерал-майор М.И. Костенко также указывал на высшие начальство, но в ином ракурсе: «моряков он (наместник Е.И. Алексеев - авт. А.Г.) стремился поставить на первом плане и дать им преимущественное положение перед армией…»[72]. Офицеры флота, такие как А.П. Штер и Н. Максимов перекладывали ответственность на командиров 1ой Тихоокеанской эскадры, чьи более чем осторожные действия подавали повод к обвинениям моряков в бездействии[73].

Сопоставление конкретных фактов из истории русско-японской войны с образом военного моряка, отображенном в воспоминаниях представителей сухопутной армии, позволяет утверждать, что в основе возникновения негативного образа лежали конкретные нарушения моряками традиционных для офицерского корпуса русской армии представлений о военно-профессиональной этике.

Конфликт между представителями сухопутной армии и военно-морского флота выходил за рамки личных взаимоотношений высших офицеров, так как источники личного происхождения демонстрируют развитие конфликтных ситуаций, начиная с нижних чинов до уровня высших офицеров включительно. Что позволяет нам сделать вывод о конфликте ведомственном как борьбы сухопутного министерства и военно-морского ведомства. Наличие в мирное время противоречий между представителями двух военных ведомств привело уже во время войны к множеству конфликтных ситуаций мешавших успешному ведению боевых действий сухопутной армией и флотом.

Существовал целый ряд противоречий между представителями офицерского корпуса из дворян и нижними чинами из крестьянства, конфликтные отношения между родами войск, гвардией и др. И во многом такое состояние вооруженных сил отражало внутреннею ситуацию в русском обществе накануне революции 1905 года.

[1] Шикуц Ф.И. Дневник солдата в русско-японскую войну в 2х частях. Спб. 1905.

[2] Лилье М.И. Дневник осады Порт-Артура. М. 2002.

[3] Мелик-Парсаданов Н.А. Артурское сидение: Мемуары заведывающего минной обороной Западного фронта крепости Порт-Артур. Варшава, 1909.

[4] Щеголев И. Воспоминания пот-артурца, 1903-1904 г. Одесса, 1905.

[5] Голицынский А.Н. На позициях Порт-Артура: Из дневника ротного и батальонного командира. Спб. 1907.

[6] Оболенский В.В. Записки о войне офицера запаса. М. 1912.

[7] Дружинин К. И. Воспоминания о русско-японской войне 1904-1905 гг. участника-добровольца. Спб. 1912.

[8] Стессель А.М. Моим врагам: (отповедь генерала А.М. Стесселя). Спб. 1907.

[9] Костенко М.И. Осада и сдача крепости Порт-Артур: Мои впечатления. Киев, 1907.

[10] Штер А.П. Дневник лейтенанта А.П. Штер. Спб. 1908, Ренгартен И. И. Воспоминания порт-артурца. Спб.1910, Рейнгард Ф.Ф. Мало прожито- много пережито: Впечатления молодого офицера о войне и плене. Спб. 1907,Семенов Вл. Расплата. Спб. 1907.

[11] Русско-японская война 1904-1905гг. Хронологический перечень военных действий флота. Сост. Лейт. А. Лебедев. Издание Комиссии для описания действий флота в войну 1904-1905гг. при Морском Генеральном Штабе. Выпуск 1. Перечень военных действий флота у Порт-Артура в 1904. Спб. 1910.

[12] Стессель А.М. Моим врагам: ( отповедь генерала А.М. Стесселя). Спб. 1907. С.34.

[13] Там же С.48.

[14] Рейнгард Ф.Ф. Мало прожито - много пережито: Впечатления молодого офицера о войне и плене. Спб. 1907. С.11.

[15] Лилье М.И. Дневник осады Порт-Артура. М. 2002. С. 104.

[16] Костенко М.И. Осада и сдача крепости Порт-Артур: Мои впечатления. Киев, 1907. С131.

[17] Лилье М.И. Ук. Соч. С.103.

[18] Там же. С.103.

[19] Лилье Ук. Соч. С.104- 105., Костенко М.И. Ук. Соч. С. 131.

[20] Лилье Ук. Соч.С.104.

[21] Там же. С.193.

[22] Костенко М.И. Ук. Соч. С.130.

[23] Там же. С. 127.

[24] Лилье М.И. Ук. Соч. С.110.

[25] Там же. С. 68.

[26] Там же. С. 68.

[27] Там же. С. 26.

[28] Русско-японская война 1904-1905 гг. Действия флота. Документы. Отдел III… Указ. Соч. С. 26.

[29] Там же. С. 26

[30] Голицынский А.Н.На позициях Порт-Артура. Из дневника ротного и батальонного командира. Спб. 1907 С. 41.

[31] Показание в следственной комиссии по делу о бое 28 июля- лейтенанта Н. Максимова. Документ № 20. // Русско-японская война 1904-1905гг. Действия флота. Документы. Отдел III. 1ая Тихоокеанская эскадра. Книга первая. Действия на Южном театре войны. Выпуск 6. Бой 28 июля 1904 года. Издание исторической комиссии по описанию действий флота в войну 1904-1905гг. при МГШ Спб. 1913.

[32] Мельников Р.М. Крейсер «Варяг». Л. 1975 С. 157.

[33] Семанов С.Н. Адмирал Макаров. // Последние адмиралы. М.-Спб. 2002. С. 193.

[34] Дружинин К. Ук. Соч. С.15.

[35] Костенко Ук. Соч. С.127.

[36] Лилье Ук. Соч. 98

[37] Там же. С.20.

[38] Русско-японская война 1904-1905гг. Хронологический перечень военных действий флота. Сост. Лейт. А. Лебедев. Издание Комиссии для описания действий флота в войну 1904-1905гг. при Морском Генеральном Штабе. Выпуск 1. Перечень военных действий флота у Порт-Артура в 1904. Спб. 1910. С.133.

[39] Костенко Ук. Соч. С.124

[40] Там же С.128.

[41] Там же С.128.

[42] Там же С.128.

[43] Лилье Ук. Соч. 100.

[44] Костенко Ук. Соч. С. 167.

[45] Лилье Ук. Соч. С. 99.

[46] Там же С. 190.

[47] Там же С. 190.

[48] Рейнгард Ф.Ф. Мало прожито-много пережито. Впечатления молодого офицера о войне и плене. Спб. 1907 С. 88.

[49] Там же. С. 89.

[50] Там же. С. 89.

[51] Рейнгартен И.И. Лейтенант И.И. Рейнгартен. Воспоминания Порт-Артурца. Спб. 1910. С. 152.

[52] Штер А.П. Дневник лейтенанта А.П. Штер. Спб. 1908 С. 17.

[53] Там же С. 10.

[54] Стессель Ук. Соч. С.48.

[55] Голицынский Ук. Соч. С. 38.

[56] Там же. С. 39.

[57] Штер А.П. Дневник лейтенанта А.П. Штер. Спб. 1908. С.48.

[58] Там же. С. 48.

[59] Там же. С. 48.

[60] Шикуц Ф.И. Дневник солдата в русско-японскую войну в 2х частях. Спб. 1905. Ч.2.С.155.

[61] Там же С.155.

[62] Там же. С.204.

[63] Там же. С.155.

[64] Там же. С. 110.

[65] Там же. С. 167.

[66] Оболенский В.В. Записки о войне офицера запаса. М. 1912. С. 146.

[67] Там же. С. 146.

[68] Там же. С. 146.

[69] Там же. С. 146.

[70] Там же. С. 146.

[71] Семенов Вл. Расплата. Спб. 1907. С.137.

[72] Костенко М.И. Осада и сдача крепости Порт-Артур: Мои впечатления. Киев 1907. С.133.

[73] См Штер А.П. Указ. Соч. Соч., Показание в следственной комиссии по делу о бое 28 июля- лейтенанта Н. Максимова. Указ. Соч.

• История Руси (допетровская эпоха)