Колотушкин А.А.

Отношение к истории, сознание необходимости определить свое место в бытии человечества – один из важнейших показателей нравственной культуры общества. В переломные моменты жизни народа и государства содержание исторической памяти оказывает особенно заметное влияние на события, на поведение масс и личностей, оно сказывается в выборе путей развития страны. Неразрывной составной частью истории страны является биографии ее руководителей. Не является здесь исключением и история нашей прославленной родины – России. Правители Российского государства были разными людьми: умными и глупыми, деятельными и пассивными, автократами и реформаторами (иногда эти качества соединялись в одном лице), носителями как тоталитарных, так и демократических идей.[1] Все они по-своему служили Отечеству, имели собственные, очень разные представления о его величии, свои взгляды на общественные отношения, на место нашего государства в мировом сообществе. И все они оставили свой след в истории, злую или добрую о себе память в народе. Среди них – правители династии Рюриковичей, создатели древнерусской государственности и единого Русского государства XV-XVIвв. Более чем семисотлетнее пребывание первой русской княжеской династии на российском престоле является важнейшей вехой отечественной истории. Как известно, историю России принято начинать с уже всеми заученной даты – 862 г. И связана эта дата с правлением на Руси первого русского князя – основателя княжеской династии Рюриковичей – легендарного Рюрика. Фигура этого князя всегда была окружена ореолом загадок, так как известно о нем ничтожно мало.[2] Споры о том, кем был по своему происхождению князь Рюрик и какова же его действительная роль в появлении государственности у восточных славян и образовании Древнерусского государства, длятся уже не одну сотню лет. И ожесточенная полемика по этому вопросу продолжается и по сей день. Место и значение первого русского князя в русской истории следует рассматривать в контексте рассмотрения роли варягов на первоначальном периоде развития Древнерусского государства, к числу которых и принадлежал Рюрик. Но это не так уж и просто…

И объективную трудность здесь составляет состояние источников, которые хотя и многочисленны, и разнообразны, но не являются полностью достоверными, ни точными, ни согласующимися друг с другом. Они свидетельствуют о присутствии варягов в Восточной Европе, но не говорят о формах и масштабах их деятельности на этой территории. В чисто теоретическом плане наибольшее значение принадлежит прямым источникам, то есть написанным в среде народов, непосредственно принимавших участие в исследуемом процессе, в данном случае славян и скандинавов. При этом следует отметить, что данные скандинавских источников крайне ограничены. Известия скандинавских саг, записанных в XIII-XIV вв., не могут быть достоверными для характеристики хода скандинавской экспансии на востоке в VIII-IX вв., хотя и содержат ценные – при применении ретроспективного метода – данные для понимания организации этой экспансии, как и вообще скандинавских общественных отношений.[3] Относительно многочисленные, хотя и фрагментарные, известия саг об истории Руси, которые опираются на песни скальдов, заслуживают наибольшего доверия лишь в описаниях событий времен Владимира Святого, Ярослава Мудрого и до последней четверти XI в.; напрасной была бы попытка искать в них непосредственные данные о более раннем этапе формирования Древнерусского государства. Аналогичной представляется и другая категория скандинавских источников весьма лаконичного содержания – рунические надписи.[4] Основная масса надписей относится к XI в. Таким образом, они также не содержат непосредственных данных о генезисе Древнерусского государства и возможном участии в нем норманнов. Следовательно, из источников, по своему происхождению наиболее близких к описываемым событиям, исследователям для рассмотрения остаются лишь русские, имеющие то достоинство, что они были созданы на месте непосредственных событий, и потому лучше других отражающие среду русские летописи – единственный источник, который дает по-своему систематический, хотя и не лишенный ощутимых пропусков обзор главных политических событий IX в. на Руси. Для Древней Руси VIII-XIII вв. наиболее комплексными и информативными являются Лаврентьевская и Ипатьевская летописи, а также Новгородская первая летопись старшего и младшего изводов.[5] Но все же главным источником по истории нашего древнего прошлого, в том числе и памятником, наиболее вобравшим в себя идеи и представления эпохи образования Древнерусского государства, является «Повесть временных лет».[6] В литературе равнозначным этому названию является также условное наименование – Начальная летопись. Но сразу же можно сообщить, что о деятельности первого русского князя и его роли летопись сообщает ничтожно мало, к тому же разные ее списки противоречат друг другу в весьма существенных деталях. Все эти строки, варьирующиеся в различных летописных сводах, послужили поводом к созданию бесчисленных норманистских и антинорманистских теорий о варягах, их приглашении или завоевании ими, о происхождении термина «Русь» и т.д. и т.п., то есть всех тех проблем, которые волновали исследователей начиная с XVIII в. и до наших дней.[7]

Историография выявления места и значения летописного князя Рюрика в образовании Древнерусского государства, рассмотрения сведений письменных и археологических источников, касающихся деятельности основателя первой княжеской династии на Руси, довольно обширна, вследствие того, что, как уже было указано, данные вопросы уже не одно столетие будоражили и до сих пор будоражат умы многих отечественных исследователей, занимающихся данной проблемой. И первыми из этих исследователей являются «последние русские летописцы» и первые отечественные историки В.Н.Татищев и Н.М.Карамзин. В свое время они упорно работали над анализом сведений русских летописей и увековечили свои исследования в исторических трудах. Их начинания продолжили следующие поколения отечественных историков, среди которых, прежде всего, следует отметить В.О.Ключевского, С.М.Соловьева, А.А.Шахматова, В.В.Мавродина, Б.А.Рыбакова, А.Г.Кузьмина, Б.Д.Грекова, Х.Ловмяньского, Д.С.Лихачева, В.Л.Янина. Их исследования русских летописей и выявление ими роли князя Рюрика в образовании Древнерусского государства явились важнейшими составляющими оживленной полемики по «варяжскому вопросу». Постсоветское исследование места и значения первого русского князя в отечественной истории также обогатило российскую норманистику и антинорманистику новыми теориями и утверждениями, опирающимися на целый ряд доказательств. В этой связи следует выделить следующих современных «знатоков» нашего древнего прошлого: И.Н.Данилевского, И.Я.Фроянова, Е.В.Пчелова, В.В.Фомина. Особый интерес также представляют выводы, к которым пришли такие современные исследователи русского летописания, как В.Н.Демин и В.К.Зиборов. Не следует обходить вниманием и рассмотрение процесса образования Древнерусского государства в контексте археологических изысканий, также проливающих свет на некоторые вопросы, связанные с деятельностью Рюрика на Руси. На протяжении нескольких десятилетий этой проблемой занимались многие видные отечественные археологи. Среди них особо следует выделить такие имена, как А.В.Арциховский, Г.С.Лебедев, В.В.Седов, А.Н.Кирпичников, И.В.Дубов, Е.В.Носов. Все это многообразие имен вышеперечисленных исследователей, занимающихся рассмотрением как письменного, так и археологического материала, несомненно, свидетельствует об актуальности этого аспекта «варяжского вопроса» на протяжении уже не одного столетия.

Теперь необходимо непосредственно перейти к изображению основателя княжеской династии Рюриковичей в отечественных письменных источниках. И следует сразу же заметить, что в «Повести временных лет» имеется достаточно фактов, свидетельствующих о развитой и цветущей русской истории задолго до Рюрика.[8] Прежде всего, это относится к сказанию об апостоле Андрее. Он посетил территорию современной России в I в. н.э. Он благословил Русскую землю и предрек ей великое будущее. Но эта легенда, которую вслед за Нестором – предполагаемым автором «Повести временных лет», приводят и другие русские летописи, считается соответствующей реальным событиям и фактам только в рамках истории церкви.

Весьма любопытные сведения по древней истории Новгородской земли сообщают некоторые русские летописи. Касаются они также и происхождения первого русского князя. Происхождение Рюрика в отечественном летописании связывается, прежде всего, с его родством с неким новгородским старейшиной Гостомыслом. В древних списках летописей имя Гостомысла не встречается. Предание о нем впервые появляется в XVв. в Софийской Iлетописи (хотя его смерть датируется серединой IXв.), где говорится, что ильменские словене поставили город Новгород и посадили в нем старейшину Гостомысла.[9] В Новгородской I летописи в списках новгородских посадников Гостомысл значится первым – «первый Гостомысл», а затем идут имена известных исторических деятелей, например, Константина и Остромира. Более подробно об этом сообщают летописи позднего происхождения. В Новгородской IV, Софийских, Ермолинской, Львовской летописях в части посвященной предыстории, также рассказывается о том, что ильменские словене основали Новгород и посадили там старейшину Гостомысла. Традиция новгородского летописания сохранила это имя, взятое, возможно, из каких-то местных преданий, бытовавших исстари в Новгороде. Такое предположение в какой-то степени объясняет и дальнейшее развитие сюжета легенды в Иоакимовской летописи. Здесь рассказывается о древней истории славян и генеалогии их князей: о Славене, его потомке Вандале, жене Вандала «от варяг» - Адвинде и трех их сыновьях – Изборе, Владимире «Древнем» и Столпосвяте.[10] В девятом поколении от Владимира указывается некий Буривой, воевавший с соседями, но побежденный ими при реке Кумени. После поражения Буривого от варягов народ, терпящий гнет и насилие, обратился к нему с просьбой передать власть своему сыну – Гостомыслу. И едва Гостомысл принял власть, варяги тотчас же были разбиты в бою и изгнаны. Но после этого Гостомысл смекнул, что необходимо заключить мир с варягами. «И бысть тишина по всей земли» - сообщает летопись. Все вокруг стали почитать и уважать Гостомысла, присылая ему дары и приезжая посмотреть на него и оценить его мудрость. Иоакимовская летопись указывает, что новгородский старейшина имел четыре сына и три дочери. Но сыновья поумирали – кто своей смертью, кто пал в бою. Согласно же известиям Ипатьевской летописи, средняя дочь, Умила, была замужем за одним из западнославянских князей острова Руген, или Руян (современный Рюген в Германии). Князя этого звали Годослав. Та же летопись утверждает, что у Гостомысла, кроме Умилы, было еще две дочери (старшая Прекраса была выдана за Избора, от брака с которым оставила сына Словена Молодого – отца княгини Ольги, и младшая, не известная по имени, - мать Вадима Храброго). Сыном средней дочери Умилы, согласно известиям, был Рюрик.[11]

Гостомысл, оставшись без наследников, пал в отчаяние. Но далее в Иоакимовской летописи рассказывается о чудесном сне Гостомысла. Новгородскому старейшине снится, что из чрева его средней дочери вырастает огромное дерево, покрывающее своими плодами и ветвями весь «Великий Град», то есть всю страну. Тогда Гостомысл обратился к волхвам, вещунам и кудесникам, чтобы они объяснили его сон. Волхвами, вещунами и кудесниками славяне называли мудрецов, старцев-предсказателей. Один из волхвов выслушал его и сказал, что сын Умилы должен стать славянским князем, а его потомки прославят всю славянскую землю.[12] Когда же Гостомысл пришел в глубокую старость и не мог уже здраво рассуждать, а тем более владеть такими многочисленными народами и усмирять многомятежные междоусобные кровопролития в роде своем, тогда призвал к себе всех властителей русских и обратился к ним со следующими словами: «О мужие и братие, сынове единокровницы, се аз уже состарехся вельми, крепость моя исчезает и ум отступает, но токмо смерть. А се вижду, яко земля наша добра и всеми благими изобильна, но не имать себе властодержца государя от роду царскаго. Сего ради в вас мятеж велик и неутишим и межъусобица зла. Молю убо вы, послушайте совета моего, иже реку вам. По смерти моей идите за море в Прусскую землю и молите тамо живущих самодержцев, иже роди кесаря Августа, кровницы суще, да идут к вам княжити и владети вами, несть бо вам срама таковым покоритися и в подданстве у сих быти».[13] Таким представляет последнюю волю первого новгородского старейшины один из важнейших источников по истории Древней Руси – «Сказание о Словене и Русе». Подобную же картину рисует нам Воскресенская летопись. И понравилась всем речь старейшины, и когда он умер, тогда всем градом «проводиша честно до гроба, до места, нарицаемого Волотово, иде ж и погребоша его. По смерти же сего Гостомысла послаша всею Русскою землею послы своя в Прусскую землю. Они же шедша и обретоша тамо курфирста или князя великого, именем Рюрика, рода суща Августова, и молиша сего, да будет к ним княжити. И умолен быв князь Рюрик, и поиде на Русь з двема братома своима, с Трувором и з Синеусом».[14] Так, согласно этим сообщениям, и появляется на Руси Рюрик, будущая династия которого становится по женской линии своеобразным продолжением рода древних славянских правителей.

Необходимо здесь также уделить внимание одной легенде позднего происхождения, которую вызвали к жизни причины скорее политического характера, нежели установление исторической истины. Речь идет о происхождении Рюрика в четырнадцатом поколении от некоего Пруса, родственника римского императора Октавиана Августа. Легенда о Прусе отразилась в «Сказании о князьях Владимирских», сложившемся в начале XVI в. Появление теории о происхождении Рюриковичей от династии императора Августа на рубеже XV-XVI вв. способствовало дальнейшей легитимации уже московского княжеского рода, поскольку Рюрик оказывался не безвестным варягом неясного происхождения, а законным потомком, то есть преемником Августа.[15]

Но если верить другой легенде, то, несмотря на наставление Гостомысла, старейшины и князья не послушались его совета. Каждый из них хотел сам править своим небольшим племенем. Без единого правителя, естественно, начались споры. Судя по летописным известиям, в 850-х гг. княжеская власть северорусских земель контролировала следующие территории: Ладогу и Новгород, Изборск, Полоцк, Белоозеро и Ростов.[16] И теперь между этими городами началась настоящая война. Пользуясь этим, враги со всех сторон стали нападать на них, убивать и грабить. Тогда, вспомнив наказ умершего Гостомысла, отравили к Рюрику, сыну Умилы, послов. Теперь необходимо посмотреть, что сообщают по этому поводу различные списки русских летописей. Можно было бы обойтись каким-либо одним сообщением, но, увы, не все так просто…

Лаврентьевская летопись: «Въ лето 6370 (862). Изъгнаша варяги за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и быша в них усобице, и воевати почаша сами на ся. И реша сами в себе: «Поищемъ собе князя, иже бы володелъ нами и судилъ по праву». И идаша за море къ варягомъ, к руси. Сице бо ся зваху тьи варязи русь, яко се друзии зовутся Свие, друзии же Урмане, Анъгляне, друзии Гъте, тако и си. Реша Русь, Чюдь, Словени и Кривичи и вся: «Земля наша велика и обильна, а наряда в ней нетъ. Да поидете княжить и володти нами». И изъбрашася 3 братья с роды своими, пояша по собе всю русь, и придоша; старейший, Рюрикъ, седе Новегороде, а другий, Синеусъ, на Беле-озере, а третий Изборьсте, Труворъ. И от тех варягъ прозвася Руская земля, новугородьци, ти суть людье ноугородьци от рода варяжьска, преже бо беша словени».[17]

Ипатьевская летопись: «В лето 6370 (862). И изгнаша Варягы за море, и не даша имъ дани, и почаша сами в собе володети, и не бе в нихъ правды, и въста родъ на родъ, и быша усобице в них, и воевати сами на ся почаша, и ркоша поищемъ сами в собе князя, иже бы володел нами и рядилъ, по ряду, по праву. Идоша за море к Варягом, к Руси, сице бо звахуть ты Варягы Русь. Яко се друзии зовутся Свее, друзии же Урмани, Анъгляне, инеи и Готе, тако и си. Ркоша Русь, Чюдь, Словене, Кривичи и вся: «Земля наша велика и обилна, а наряда въ ней нетъ, да и поидете княжить и володеть нами. И изъбрашася трие брата с роды своими, и пояша по собе всю Русь, и придоша къ Словеномъ первее, и срубиша город Ладогу, и седее старейший в Ладозе Рюрикъ, а другий, Синеуосъ на Беле озере, а третей, Труворъ въ Изборъсце. И о техъ Варягъ прозвася Руская земля».[18]

Троицкий список Новгородской первой летописи: «И въсташа Словене и Кривичи и Меря и Чюдь на Варяги, изгнаша за море, и начаша владети сами собе и городы ставити. И въсташа сами ся воевать, и бысть межю има рать велика и усобица, и всташа город га город, и беше в них неправды. И реша себе: «Князя поищемъ, иже бы владел нами и рядил ны по праву». Идоша за море к Варягомъ и ркоша: «Земля наша велика и обилна»; и реша Варягомъ «а наряда у насъ нет; да поидите к нам княжити и владети нами». И събрашеся ихъ три брата с роды своими, и пояша с собою дружину многу и прииде к Новугороду. И седе стареишей в Новегороде, бе имя ему Рюрикъ; а другои седее на Белеозере, Сенеусъ; а третий в Изборске, имя ему Труворъ. И от техъ Варяг, находникъ тех, прозвашася Русь, и от техъ словеть Руская Земля. И суть новгородстии людие до дняшнего дни от рода Варяжска».[19]

Типографская летопись: «В лето 6370 въсташа Кривичи и Словене и Чюдь и Меря на Варягы и изгнаша за море и не даша имъ дани и нача сами себе владети и грады ставити. И не бе в нихъ правды, и вста родъ на родъ, и бысть межю ими рать велика и усобица, и воеваети почаша сами на ся. И реша сами к собе: «Поищемъ себе князя, иже бе владелъ нами и рядил ны и судилъ в правду». При сего Михаила царстве послаша за море к Варягомъ к Роуси, сице бо звахоу Варягы Русью, яко и сеи друзии зовутся Армене, Англяне, инии и Гте, такъ и си реша, Чюдь, Словене, Кривичи, Варягомъ: «Вся земля наша добра есть и велика и изобилна всем, а нарядника в ней ньсть, пойдете к намъ княжати и владети нами». И избрашася отъ Немецъ три браты с роды своими и пояша съ собою дроужиноу многоу, и пришедъ старейший Рюрикъ седе в Новегородъ, а Синеоусъ, брат Рюриковъ, на Беле озере, а Троуворъ к Ысборьсце, и начата воевати всюдоу. И отъ техъ Варягъ находницехъ прозвашася Русь, и отъ техъ словеть Роускаа земля, и соуть Новогородстии людие и до днешнего дне отъ рода Варяжска, преже быша Словене».[20]

Волынская краткая летопись: «В лето 6370 (862). Избраша от Немецъ 3 брата с роды своими. Рюрик седее в Новегороде, а Синеус, брат его, на Белеозере, а Труворъ в Изборьске. И от тых варягъ прозвашася Рус, потому жь зовется Руская земля».[21]

Никифоровская летопись: «В лето 6370 (862). Въсташа кривичи и словене, и меря, и чюдь на варягы, и изгнаша их за море, и не даша им дани, и начяша сами владети, и грады ставити, и не бе у них правды, въста род на род, и бысть межь ими рать велика. И решя сами в собе: «Поищем собе князя, оже бы владел нами и судил бы в правду». И послаша за море к варягом, к руси сице бо зовяхуся Русью. И реша им вся: «Земля наша добра и велика есть, изобилна всем, а нарядника в неи нет, то ныне поидити к нам княжити и владети нами». И избрашяся из Немец три браты с роды своими, и пояшя с собою дружину свою. И пришед стареишии Рюрик седе в Новегороде, а Синеус, брат его, на Белеозере, а Триур, брат их в Зборце, и начаша воевати всюде. И от тех варяг прозвася Русь и земля Руская».[22]

Пискаревский летописец: «В лета 6370 восташа кривичи и словяне, и чюдь, и меря на варяги, изгнаша за море и не даша им дани, и начата сами себе владети и грады ставити. И не бе в них правды, и вста род на род, и бысть меж ими рать велика и усобица, и воевати почаша сами на ся. И реша сами к себе: «Поищем себе князя, иже бы владел нами и рядил ны и судил вправду. При сего Михаила царьствии послаша за море к варягом к руси. Сице бо зваху варяги русию, яко се друзии зовутца армене, англяне, инии и готе, тако и си. Реша чюдь, словяне, кривичи варягом: «Вся земля наша добра есть и велика и изобильна всем, а рядника в ней нет, пойдите к нам и княжите и владейте нами». Избрашася от немец три браты с роды своими и пояша с собою дружину многу. И пришед старейший, Рюрик, и седе в Новегороде, а Синеус, брат Рюриков, на Белеезере, а Траур в Ызборце. И начаша воевати всюду. И от тех варяг находницы прозвашася Русь, и тех словет Руская земля от рода варяжска, преже быша словяне».[23]

Супрасльская летопись: «В лето 6370 (862). Восташа кривича и словяне, и мера, и чюдь на воряги, изгнаша их за море и не даша им дани, и начаша сами владети, и грады ставити, и не бе в них правды, и въста род на род, и бысть межи их рать велика. И реша сами в собе: «Поищемь князя собе, што владел нами и судил бы во правду». И послаша за море ко варягомь, к руси, сице бо зовяхуся к Русью. И реша им вся: «Земля наша добра и велика есть, изобилна всимь, а нарядника в неи неть, то ныне поидете к намь княжити и владети нами». Изобрашася из Немець три браты и с роды своими, и поняли изь собою дружину свою. И пришед стареши Рюрикь сел в Новегороде, а Синеусь, братъ его, на Белеозере, а Триур, брать их, во Зборце, и начаша воевати всуде. И от тех варягь прозвася Русь и земля Руская».[24]

Проанализировав все эти вышеприведенные отрывки из различных списков русских летописей, можно сделать ряд выводов, касающихся, прежде всего, таких вопросов, как цель, ради которой Рюрик был приглашен на княжение, а также вопрос, касающийся места расположения первого русского князя, первоначальной его столицы.

Так, нетрудно заметить, что в Лаврентьевской, Ипатьевской летописях, Троицком списке Новгородской первой летописи Рюрик был призван на княжение вместе с братьями для организации наряда, то есть, как полагает большинство исследователей, для налаживания внутреннего и внешнего порядка, пресечения междоусобиц и вражды между славянскими и финскими племенами. В Никифоровской и Супрасльской летописях, Пискаревском летописце говорится, что Рюрик был призван на княжение в качестве нарядника, то есть правителя, для организации управления над призвавшими его племенами. Слово «нарядник» фигурирует также и в некоторых других русских летописях, среди которых можно назвать Тверскую, Львовскую, Никифоровскую, Холмогорскую и Густинскую летописи. Так, к примеру, в Густинской летописи вместо спорного «наряда» прописана развернутая фраза «…но строения доброго несть в ней».[25]

Следующее важнейшее событие русской истории, последовавшее за летописным рассказом о «призвании князей», связано с созданием Рюриком первого очага российской государственности. Здесь, как уже было отмечено, присутствует полная разноголосица летописцев и нестыковка сообщаемых ими фактов. В первую очередь это касается вопроса о первой Рюриковой столице. Во всех современных переводах «Повести временных лет» говорится, что после пребывания на Русь Рюрик стал княжить в Новгороде, Синеус – на Белоозере, а Трувор – в Изборске. В действительности же в наиболее древних и авторитетных летописях про Рюрика сказано нечто совсем другое. Так, в Ипатьевской и Радзивиловской летописях говорится, что, придя в Новгородскую землю, братья-варяги первым делом «срубили» город Ладогу. В нем-то и «сел» и стал править Рюрик. «…Седе в Ладозе старей Рюрикъ, а другий сиде у нас на Белеозере, а третий Труворъ въ Изборъске» - сообщает Радзивиловская летопись под 862 г.[26] Между прочим, в одном из списков «Сказания о Словене и Русе» есть одно любопытное уточнение: Рюрик «срубил» первую столицу державы Рюриковичей не на том месте, где долгое время находилась всем хорошо известная Старая Ладога – на левом берегу Волхова в 12 километрах от Ладожского озера: «А столицу свою Рюрик на острове озера Ладоги заложил».[27] Про то, что Новгород Великий был избран Рюриком в качестве стольного града, в данном фрагменте летописей вообще не говорится ничего. Зато в Новгородской первой летописи младшего извода и Новгородско-софийских сводах XV в. Рюрик, конечно сразу же садится в Новгороде.

Так же привлекает внимание и тот факт, что как только Рюрик вместе с братьями уселись на своих местах, начали «города рубить и воевать всюду». Вполне возможно предположить, что призванные принялись прежде всего за стройку пограничных укреплений и всестороннюю войну, тем самым они призваны были оборонять туземцев от каких-то внешних врагов, как защитники населения и охранители границ.[28] В одном из летописных сводов имеется сообщение, что князья-братья не совсем охотно, не тотчас, а с раздумьем приняли предложение славяно-финских послов, «едва избрашась, боясь звериного их обычая и нрава».

Далее согласно летописям, водворившись в Новгороде, Рюрик скоро возбудил против себя недовольство в туземцах. В Начальном летописном своде говорится, что через два года после призвания новгородцы «оскорбились, говоря: быть нам рабами и много зла потерпеть от Рюрика и земляков его».[29] Никоновская летопись под 864 г. сообщает о мятеже в Новгороде под руководством некоего Вадима Храброго, который впоследствии был казнен. «Уби Рюрик Вадима Храброго, и иных многих изби новгородцев, съветников его», - говорится в летописи.[30] Вадим упомянут и в Степенной книге. Борьба с Рюриком длилась довольно долго – около трех лет. Под 867 г. эта же летопись сообщает о бегстве неких новгородских «мужей» от Рюрика в Киев. Рюрик успешно подавил сопротивление части племенных старейшин, а чтобы закрепить свое положение, вступил в брак с представительницей одного из знатных семейств, от брака с которой (около 876 г.) родился сын Игорь.[31] Но этому свидетельству противоречит утверждение Иоакимовской летописи, сообщающей, что Рюрик имел несколько жен, «но паче всех любляше Ефанду, дочерь князя урманского».[32] Когда любимая жена Рюрика «роди сына Ингоря, даде ей обещанный при море град с Ижорой в вело» - также сообщает нам летопись.

Согласно Ипатьевскому списку «Повести временных лет», через два года после приглашения умерли Синеус и брат его Трувор. И принял власть один Рюрик, и пришел он к Ильменю, и поставил город над Волховом, и назвал его Новгород, и сел тут княжить, и стал раздавать мужам своим волости и города ставить – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. «И по тем городам варяги – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, Белоозере – весь, в Муроме – мурома. И над теми всеми властвовал Рюрик».[33]

Записи Никоновской летописи XVI в. также представляют интерес для выявления места и значения первого русского князя в древнерусской истории, так как они противоречат своим антиваряжским тоном как соседним статьям летописи, почерпнутым из «Повести временных лет», так и общей династической тенденции XVI в., считавшей Рюрика прямым предком московского царя. Сведения Никоновской летописи представляют в своей совокупности несомненный интерес. Те события, которые в «Повести временных лет» сгруппированы под одним 862 г., здесь даны с разбивкой по годам, заполняя тот пустой интервал, который существует в «Повести» между 866 и 879 гг.[34] Можно также заметить, что абсолютная датировка событий в этих двух источниках не совпадает. Так под 867 г. в Никоновской летописи упоминается о восстании словен, кривичи и мери против варягов и их изгнании за море. Прибытие же Рюрика в Новгород относится к 870 г. Мятеж Вадима Храброго и раздача городов Рюриком датированы 872 и 873 гг. соответственно. Но все же относительная датировка этих двух летописных источников несколько соблюдается.

В «Повести временных лет» также содержится упоминание о двух князьях, действовавших во времена Рюрика. В начале повествования о них говорится следующее: «И бяста у него два мужа, не племени его, но боярина, и та испросистася ко Царю-городу с родом своим».[35] Составитель «Повести временных лет» назвал Аскольда и Дира мужами, боярами Рюрика, испросившимися в Царьград и без разрешения своего князя засевшими в Киеве. В других летописях Аскольд и Дир даже и не «бояре» Рюрика: в Львовской («ни княжеска ни же боярска роду»), Воскресенской («не племени его, ни боярина»), Устюжском летописном своде («и не даст им Рюрик ни града ни села»).[36] Особняком в этом деле стоят сведения Иоакимовской летописи, согласно которой славяне, жившие по Днепру и притесняемые хазарами, прислали к Рюрику послов с просьбой направить кого-либо из его приближенных к ним на княжение. Рюрик же в свою очередь направил к ним Аскольда (Оскольда) с дружиной, который прибыл в Киев и стал там княжить.[37]

В некоторых древнерусских произведениях второй половины XI в. родоначальником русской княжеской династии назван не Рюрик, а Олег, иногда Игорь. Князь Рюрик не известен ни митрополиту Иллариону, ни монаху Иакову. Следует также обратить внимание на то, что митрополит Илларион, имевший целью прославить династию русских князей, в своем повествовании («Слове о законе и благодати») Рюрика даже и не вспомнил: перечисляя предков Владимира Святого, он называет только Святослава и Игоря. «Похвалим же и мы <…> великага кагана нашея земли Володимера, внука стараго Игоря, сына же славнаго Святослава».[38] Этого не могло бы быть, если в представлении Иллариона, образованнейшего человека своего времени, Рюрик играл значительную роль в истории Руси.[39] Нет имени Рюрика и в росписи русских князей, помещенной под 6360 (852) г., где летописец, говоря о начале русской земли, упоминает и первого русского князя, которым был, по его мнению, князь Олег. В свою очередь, Олега знают и византийские, и хазарские источники.

Теперь необходимо сделать ряд выводов, касающихся оценки изображения Рюрика в летописях, и в частности в «Повести временных лет». Так, если в ней о Рюрике говорится как о первом князе, пришедшим из чужой земли и будто бы положившем начало династии, то, стало быть, и летописец должен был видеть в его фигуре нечто значительное и особенное. Однако обращает на себя внимание тот факт, что, рассказывая о Рюрике, летописец ни разу не   пророчествует о том, что с него начнется некий новый этап в жизни Русской земли.[40] А «пророчествовать» летописцы, как известно, умели и делали это довольно охотно. Поэтому здесь вправе ожидать, что, имея в виду особую роль Рюрика, летописец бы не преминул как-то оговорить, обозначить это. Но этого нет. О Рюрике рассказывается ровно столько, сколько донесла молва или какие-нибудь иные источники. Поэтому, можно сказать, что Рюрик выглядит в «Повести временных лет» фигурой местного, областного значения. Все события в летописи разворачиваются как бы вокруг Рюрика. Как говорится: «Короля играет его свита». Что касается новгородских преданий о Рюрике, они также отличаются крайней бедностью. Новгородцы не могли припомнить ни одного похода своего первого князя. Они ничего не знали об обстоятельствах его смерти, местонахождения могилы и прочее. Семнадцать лет он утверждался на севере Руси, но что он делал, прославился чем-нибудь – об этом ничего не говорится. Киевским князем он не стал. Под 879 г. летописец сообщает о кончине Рюрика и о том, что тот передал перед смертью свое княжение Олегу, «от рода ему суща», и отдал ему на руки своего сына Игоря, так как тот был еще слишком мал – «бе бо детескъ вельми».[41] В истории Руси Рюрик не делает никакой грани. Гранью, и весьма существенной, является объединение Новгорода и Киева в одно большое государство.[42] Но это произошло уже в период правления князя Олега. Так же примечателен тот факт, что после 879 г. в русских летописях среди княжеских фамилий имя Рюрика не встречается. Так, если имена Олега и Игоря становятся традиционными у русских князей уже в конце X в., то имя Рюрик после долгого перерыва мы впервые находим лишь во второй половине XIв., причем и далее оно не пользуется популярностью.[43] Впрочем, говоря о Рюрике и его правлении, мы не можем заменить Несторово летосчисление другим вернейшим; не можем ни решительно опровергнуть, ни исправить его, и поэтому, следуя ему во всех случаях, начинаем историю государства Российского с 862 года.[44]

В завершение повествования об изображении Рюрика в отечественных письменных источниках необходимо остановиться на двух совершенно противоположных точках зрения, высказанных такими российскими историками, как Н.М.Карамзин и В.О.Ключевский. Касаются эти точки зрения оценки сведений источников о первом русском князе и его значении для русской истории. Так, Н.М.Карамзин безоговорочно принял версию об основании государственной власти в Древней Руси Рюриком. Но он видел в этом не ущемление, а, наоборот, возвышение национального достоинства своего народа, добровольно признавшего необходимость монархической власти.[45] По его мнению, прогнав варягов за море и не дав им дани, «славяне, утомленные внутренними раздорами, в 862 г. снова призвали к себе трех братьев варяжских, от племени русского, которые сделались первыми властителями в нашем древнем отечестве. «Сие происшествие важное, служащее основанием истории и величия России, требует от нас особенного внимания и рассмотрения всех обстоятельств», - говорил он. Рассуждая о территории Руси, подвластной Рюрику в начале его правления, Н.М.Карамзин считал, что держава Рюрика «простиралась только до Эстонии и Ключей Славянских», где сохранились остатки Изборска. То есть речь идет о бывшей Санкт-Петербургской, Эстляндской, Новгородской и Псковской губерниях. В дальнейшем, по Карамзину, «уже ее пределы достигли на востоке до нынешней Ярославской и Нижегородской губерний, а на юге – до западной Двины; уже меря, мурома и полочане зависели от Рюрика».[46] По мнению исследователя, память Рюрика, как первого самодержца российского, осталась бессмертною в нашей истории, и главным действием его княжения было твердое присоединение некоторых финских племен к народу славянскому в России, так что весь, меря, мурома наконец обратились в славян, приняв их обычаи, язык и веру.[47] Следует отметить, что Н.М.Карамзин являлся придворным историком Рюриковичей-Романовых, ведущих свою родословную от князей Рюрика и Игоря.[48] Поэтому ожидать от него иной оценки правления Рюрика не было бы никакого смысла.

По мнению же В.О.Ключевского, если снять несколько идиллический покров, которым подернуто «Сказание о призвании князей», то пред нами откроется очень простое, даже грубоватое явление, не раз повторяющееся у нас в те века. Так, оказывается, что князья были призваны не для одного внутреннего наряда, то есть устройства управления. Как уже отмечалось выше, согласно преданиям Начального летописного свода, князья, как только уселись на своих местах, начали «города рубить и воевать всюду». Ключевский по этому поводу пишет: «Если призванные принялись прежде всего за стройку пограничных укреплений и всестороннюю войну, значит, они призваны были оборонять туземцев от каких-то внешних врагов, как защитники населения и охранители границ».[49] Он считал, что Рюрик не совсем охотно, не тотчас, а с раздумьем принял предложение славяно-финских послов, «едва избрашась, - как записано в одном из летописных сводов, - боясь звериного их обычая и нрава». С этим, по его мнению, согласно и уцелевшее известие, что Рюрик не прямо уселся в Новгороде, а сперва предпочел остановиться вдали от него, при самом входе в страну, в городе Ладоге, как будто с расчетом быть поближе к родине, куда можно было скрыться в случае нужды.[50] В Ладоге же Рюрик поспешил «срубить город», построить крепость тоже на всякий случай, для защиты туземцев от земляков-пиратов или же для своей защиты от самих туземцев, если бы не удалось с ними поладить. Восстание под руководством Вадима Храброго, направленное против власти Рюрика и его людей и бегство множества новгородских мужей в Киев, как считал исследователь, говорят не о благодушном приглашении чужаков властвовать над безнарядными туземцами, а скорее о военном найме с целью защиты от внешних врагов, переросшем в военный переворот, способствовавший приходу Рюрика к власти. Почувствовав свою силу, наемники превратились во властителей, а свое наемное жалованье превратили в обязательную дань с возвышением оклада.[51] Вот так и объяснял Ключевский тот прозаический факт, скрывающийся в поэтической легенде о призвании князей, согласно которому область вольного Новгорода стала варяжским княжеством.

Наряду с письменными известиями, основным видом источников, постоянно возрастающих количественно и ставящих все новые вопросы в изучении русско-скандинавских отношений, стали данные археологии. Известный исследователь А.В.Арциховский утверждал даже, что «варяжский вопрос чем дальше, тем больше становится предметом ведения археологии».[52] Во всяком случае, археологические данные стали важнейшим коррелятом при комплексном изучении проблемы, прежде всего при сопоставлении с письменными памятниками. Данные археологии, касающиеся рассмотрения «варяжского вопроса», можно использовать также для выявления следов пребывания основателя княжеской династии Рюриковичей на Руси и подтверждения или опровержения сведений отечественных письменных источников об этом пребывании. Так, как уже отмечалось раннее, многие русские письменные источники сообщают о прибытии князя Рюрика в Новгород сразу же после приглашения славяно-финскими послами или же по истечению определенного срока. В качестве места пребывания Рюрика в источниках фигурирует и город Ладога. Привлечение археологических материалов позволяет проверить эти сообщения на достоверность и определить уровень развития Новгорода и Ладоги в те далекие времена.

Как уже известно, Ладога в качестве городского центра упоминается в летописи одним из первых русских городов под 862 г. Однако, археологические данные позволяют утверждать, что городом она становится, по крайней мере, с середины IX столетия.[53] Картину возникновения и становления города Ладоги рисует в общих чертах А. Н. Кирпичников. Уже в середине VIII в. славянские поселенцы осваивают финскую территорию. Одним из их поселений был и будущий город Ладога, с самого начала имевший торгово-ремесленный характер. Расположенная «на острие» славянского расселения в северных землях, в авангарде длительного массового движения, вклинившегося в автохтонные массивы, окруженная различными по происхождению финно-угорскими группировками и при этом выдвинутая к морским просторам Балтики, Ладога стала естественным местом наиболее ранних и глубоких славяно-скандинавских контактов.[54] Поселение первой половины IX в. (сводная усадебная застройка, окруженная разнородными могильниками) сохраняло характер многоэтнического межплеменного центра, который вполне соответствовал складывающейся конфедерации северных племен – словен, кривичей, чуди, мери, веси, находившейся в контакте с варягами и внутренне еще не слишком прочной. Строительный горизонт поселения середины IX в. был уничтожен пожаром. Вполне правомерно связать эту катастрофу с событиями 859-862 гг., обострением отношений с норманнами, «изгнанием варягов», племенной междоусобицей.[55] Появление в Ладоге первого норманнского владетеля с его окружением оставило, по мнению А.Н.Кирпичникова, определенный археологический след. Речь здесь идет о скандинавском по своим признакам могильнике в урочище Плакун, расположенном на правом берегу Волхова напротив Ладожской каменной крепости. Он вошел в литературу как скандинавский погребальный комплекс, и до сих пор это определение не вызывало решительных возражений. Время насыпки плакунских курганов (с учетом дендро-даты одного из комплексов – 890 – 900 гг.) – вторая половина IX и X столетий.[56] Исследованиями могильника занимались такие видные исследователи Ладоги, как Н.И.Репников, В.И.Равдоникас, Г.П.Гроздилов, Г.Ф.Корзухина. В.И.Равдоникас датировал могильник X в. и отметил, что «это первая в Приладожье группа могильных памятников, которые определенно и надежно можно связать с норманнами».[57] В работе Г.Ф.Корзухиной дана иная хронология некрополя – IX в. и подробно обоснована его этническая интерпретация. Автор пишет, что «курганы на Плакуне – это могилы не случайных заезжих купцов и, безусловно, не воинов, совершавших грабительские набеги на Ладогу. Это кладбище выходцев из Скандинавии, живших здесь постоянно и даже с семьями».[58] Данное заключение подтверждает и обряд погребения, и сопровождающий захороненных инвентарь. Таким образом, второй этнический компонент Ладоги – скандинавы – оставил свои следы в погребальных древностях этого интернационального центра. А.Н.Кирпичников заявляет: «Погребения в Плакуне могут быть соотнесены с окружением какого-либо конунга, например Рюрика, прибывшего в Ладогу, по летописному замечанию, «с родом своим». Эти северные пришельцы, похоже не отличались особым богатством и знатностью. По сообщению Никоновской летописи, использовавшей какие-то не дошедшие до нас источники, варяги неохотно откликнулись на приглашение славян и финнов, «едва избрашася». Весьма скромные по составу материалы Плакуна, если их отождествить с представителями двора норманнского вождя, не противоречат приведенному летописному замечанию».

В последствии Ладога стала столицей формирующейся империи Рюриковичей – Верхней Руси – одного из первых древнерусских государственных образований. Статус столицы не мог не повлиять на развитие Ладоги и формирование местной военно-дружинной и купеческой прослойки. По предположению известного исследователя советских времен Х.Ловмяньского, Рюрик и его преемник Олег, деятельность которых одно время локализовались в городе в низовьях Волхова, сами принимали участие в русско-скандинавской торговле.[59] Сооружение в Ладоге деревянных укреплений, перепланировка, по меньшей мере, части поселения, подразделение его на детинец и посад, возведение в прежде межплеменном центре княжеской резиденции с помещениями для стражи, дворских и родичей, вычленение на почетном месте придворного родового кладбища – все эти черты, судя по письменным источникам, присущи Ладоге второй половины IX в.[60] Однако главным строительным достижением той поры является сооружение на мысу, образованном рекой Ладожкой и Волховом, обводной крепостной каменной стены с башней (или башнями). Это укрепление для своего времени необычно, так как явилось первой каменной фортификацией средневековой Руси. Новая твердыня обеспечила безопасность судоходству, торговле, всему «посадскому строению», она явно была направлена против варяжских находников, на случай их подступа к городу с разбойничьими и пиратскими целями. Эта новопостроенная твердыня на века закрепила за Ладогой значение мощного форпоста и своеобразных укрепленных северных ворот страны.[61]

Как полагает другой не менее известный археолог и исследователь И.В.Дубов, динамика событий в Ладоге непосредственно влияла на ход торговых контактов в северо-восточной части Балтики. По наблюдениям В.М.Потина, колебания в поступлении восточного серебра в Скандинавию точно соответствуют хронологии летописных известий: приток монет из Восточной Европы начинается в 840-х гг. (сообщение о варяжской дани), в 850-х гг. происходит спад (подтверждающий известия 859 г.), и лишь с 860-870-х гг. («призвание князей» и стабилизация положения) вывоз серебра на север возобновляется и приобретает устойчивый характер.[62]

Следует непосредственно отметить, что Ладога демонстрирует редкое совпадение данных письменных, нумизматических и археологических источников, раскрывающих реальное содержание варяжской легенды: историю контактов и конфликтов славян, чуди и норманнов в межплеменном открытом торгово-ремесленном центре на Волхове; в итоге этих отношений Ладога была включена в орбиту древнерусской государственности.[63] Подъем Ладоги IX в. обусловлен такими специфическими для распадающегося варварского общества явлениями, как дальняя торговля, грабительские походы, динамичное перераспределение ценностей.

Следующим не менее важным вопросом археологического изучения Древней Руси, является вопрос о существовании Новгорода во времена пришествия князя Рюрика на наши северные территории. Мнения исследователей по этому поводу зачастую расходятся. «Одно ясно: города в IX в. еще не было. На нераскопанных участках ему негде поместиться. Могло быть небольшое поселение». Так, А.В.Арциховский подвел итоги и обозначил рубеж в исследовании проблемы происхождения Новгорода.[64] Констатация, вполне обоснованная раннее, выдержала испытание временем. Сейчас не вызывает сомнений тот факт, что интенсивный рост и бурный расцвет столицы словен ильменских происходили с середины X столетия. Самые ранние городские слои датируются временем до 953 г. (по дендрохронологии).

Известно, что культурный слой Новгорода достигает 9 метров. Его особенностью является то, что глинистые новгородские почвы не пропускают воздух и не впитывают влагу, воды сочатся по прослойкам, препятствуют доступу воздуха, тем самым исключается процесс гниения органических остатков. Поэтому хорошо сохраняются изделия из дерева, металла, кости, кожи. Это обстоятельство, кстати, объясняет большое количество найденных берестяных грамот при раскопках.[65] Полная сохранность прослоек дает возможность выяснить древнюю планировку раскапываемого участка. Поскольку прослойки соответствуют узким промежуткам времени, то датирование найденных предметов значительно облегчается. Обнаруженные предметы позволяют раскрыть характер и назначение построек, выяснить уровень жизни обитателей жилых помещений и род их занятий. На сегодняшний момент археологами разработана погодная дендрохронологическая шкала, найденные предметы датируются с точностью до 10 лет. По сообщению БЭКМ, древнейшая мостовая относится к 953 г.[66] Конечно, можно предположить, что до 953 г. в Новгороде могли и не мостить улиц. Но как только бы жители города попробовали бы передвигаться по колено в грязи после дождей, на следующий год мостовые бы соорудили непременно. То есть, мостовые могли отсутствовать в период начального строительства, но затем необходимо было обязательно их возводить.[67] Привлекает внимание и датировка многих археологических находок, найденных в Новгороде. Прежде всего, необходимо отметить, что, к примеру, клады восточных монет, найденные здесь попали в землю во второй половине X столетия. Дата младшей монеты – 953 г.[68] Один из показателей прочных связей Новгорода с Европой – находки франкских мечей – по своей датировке также относится к Xв. Поэтому, можно в праве утверждать, что Новгорода как такового во времена Рюрика еще не существовало.

Но на этот счет среди некоторых исследователей есть и опровержение данного утверждения. Как считала в свое время Е.А.Рыбина, «долгое время летописная дата, впервые упоминающая Новгород в середине IX в., не находила подтверждение в археологических материалах, и при раскопках Неревского конца в Ногороде, где были обнаружены 28 ярусов мостовых, последовательно сменявших друг друга, было установлено, что первая мостовая в этом районе была проложена в 953 г.[69] Эта дата была принята за основу при датировании древнейших слоев Новгорода. Однако исследователи, вновь обратившись к материалам Неревского раскопа, заметили, что первая мостовая середины Xв. была положена не на материк, а на культурный слой, в некоторых местах значительный. Следовательно, городские усадьбы на этом участке существовали задолго до того, как были сооружены первые уличные мостовые». Изучение новгородской керамики, предпринятое Г.П.Смирновой, позволило выделить группу сосудов IXв.[70] Приведенные примеры, как полагала Рыбина, несомненно, свидетельствуют о наличии в Новгороде древнейших прослоек IXв.

Особое значение также имеет входящее в систему поселений IX в. по Волхову широко известное поселение Городище близ Новгорода, получившее название «Рюриково». Его полевые исследования в последние годы получили существенное развитие и дали новый важный материал, значительно дополняющий знания исследователей. Городище и его материалы постоянно привлекаются специалистами в связи с проблемой происхождения Новгорода, но не менее важным является исследование его места в системе водных путей Руси – Балтийско-Волжского и Балтийско-Днепровского. Находки подтверждают, что это поселение было одним из ключевых пунктов на пути из Ильменя по Волхову на Балтику. И если Ладога была «окном» в Балтийские страны, то Городище являлось таковым для Верхнего Поволховья. По мнению И.В.Дубова, Рюриково городище играло несравненно большую роль и было не только важным пунктом на водной магистрали, но и первоначальным центром целой округи и в этом плане, несомненно, предшествовало Новгороду.[71] Так, исследователь Е.В.Носов утверждал, что «Рюрик по своему приходу на Русь сел в Ладоге, но вскоре уже перешел на уже существовавшее Городище в истоке Волхова (т.н. Рюриково городище, в 2 км. к югу от Новгорода), построив там княжеский замок».[72] Именно этот центр Приильменья, а не Ладога, считает Носов, взял на себя роль «в административной организации земель Северной Руси…». Уже в древности данный район оказался самым населенным и экономически развитым по сравнению с другими территориями Новгородской земли. Этому во многом способствовали легкие плодородные почвы, удобные для начального земледелия, широкие заливные поймы, позволяющие развить скотоводство, и само чрезвычайно выгодное географическое расположение региона – на перекрестке важнейших торговых путей Восточной Европы. Как отмечал исследователь: «Первый от Ильменя холм при плаванье по Волхову, расположенный на естественно защищенном месте – на острове при раздвоении Волхова на рукава, - был очень удобен для первоначального возникновения торгово-ремесленного поселения, выполнявшего одновременно военно-административные функции контроля за движением по оживленной водной магистрали».[73] Следует отметить, что Городище стратиграфически и по характеру материальной культуры отчетливо выделяются два хронологических периода: вторая половина IX – X вв. и XI - XII вв.[74] Большее внимание привлекает более ранний этап развития Городища. В материальной культуре Рюрикова городища ярко проявился размах международных связей поселения. Здесь найдены восточные и византийские монеты, бусы из горного хрусталя, сердолика и янтаря, грецкие орехи, предметы из Скандинавии и Хазарии.[75] К числу славянских элементов относится лепная и раннегончарная керамика, втульчатые двушипные наконечники стрел, хлебные печи, техника срубных построек и другие. Очень ярко выступает комплекс скандинавской культуры, выраженной в многочисленных находках бронзовых украшений (различные типы фибул, подвесок, ладьевидные браслеты, шилья, увенчанные головками мужчин, детали конской сбруи и прочее) и предметов культа (молоточки Тора, железные гривны, кресаловидные подвески, плоские кольца с надетыми маленькими колечками, амулеты и прочее), оружия (ланцетовидные наконечники стрел, наконечники ножен мечей, а судя по старым данным, вероятно, и сам меч). Очень выражен комплекс находок, относящихся к мужскому костюму. В целом материальная культура городища, судя по ее яркому северному компоненту, носит выраженный воинский – «дружинный» - характер.[76] Как отмечает И.В.Дубов, скандинавские вещи, найденные на Городище, либо могли принадлежать княжеским дружинникам – варягам, которые привезли их с собой, либо были выполнены по заказу местными ремесленниками, и при этом учитывались вкусы заказчиков – выходцев со Скандинавского полуострова.[77] Нельзя не отметить и определенную изысканность находок. К примеру, более половины всех обнаруженных кольцевидных булавок украшены звериным или плетеным орнаментом, в то время как даже в самой Скандинавии на поселениях господствуют простые типы. В целом, можно сказать, что раскопки Городища подтвердили обоснованность его названия, так как, судя по находкам, во второй половине IX в. на городище стояла княжеская дружина варяжского происхождения, предположительно возглавляемая летописным князем Рюриком.[78]

Материалы западных районов Верхней Руси и прилегающих областей в целом не противоречат известиям летописи о русско-скандинавских отношениях IX-X вв.; однако они и не дают столь ярких и детальных свидетельств о развитии этих отношений, как данные археологии и письменных источников для Ладоги и Новгорода.[79] Это не случайно – активность норманнов была направлена прежде всего на магистральные водные пути, а в IX в. – преимущественно к непосредственным источникам арабского серебра, на Волжский путь; лишь взаимодействие со славянами во всех основных восточноевропейских центрах балтийско-волжской торговли привело их к переориентации не только на Новгород, но и на другие, более южные русские центры. Это обстоятельство отмечено и «Повестью временных лет», сообщившей о расширении первоначального «княжения» Рюрика именно в восточном и юго-восточном направлениях от Белоозера – к Ростову и Мурому. В материалах памятников этого региона имеются подтверждения ранней активности скандинавов на землях формировавшейся Северо-Восточной Руси, в IX в. тесно связанной с Верхней Русью.[80] По мнению исследователя этого региона И.В.Дубова, основной поток славянской колонизации Волго-Окского междуречья шел в это время с северо-запада, и в потоке славянского (а также ассимилируемого финно-угорского населения) сюда проникали и отдельные группы варягов. Скандинавские находки известны у деревни Городище в окрестностях летописного Белоозера, на Сарском городище под Ростовом, в погребениях владимирских курганов. Вклад варягов в культуру торгово-ремесленных поселений проявился не только в погребальном обряде, распространении некоторых типов вещей, но и в какой-то мере в керамической и домостроительных традициях. По археологическим данным, в течение IX в. скандинавское присутствие не прослеживается южнее Смоленска; оно концентрируется в южном Приладожье (Ладога, Рюриково городище под Новгородом), верхнем Поднепровье (Гнездово близ Смоленска), а также в Поволжье в районе будущего Ярославля (Тимерево и др.) и Ростова (Сарское городище).[81] Нетрудно заметить, что этот ареал практически совпадает с областью тех племен, которые, согласно летописи, первоначально платили дань варягам до призвания Рюрика (чудь, словене, меря, кривичи, и, может быть, весь), и с территорией, подвластной самому Рюрику и его братьям (словенское Поволховье, кривичский Изборск, Белоозеро веси). Киевское Поднепровье остается за пределами этого ареала.[82] Такие вот интересные сведения о различных территориях Древней Руси и об их уровне развития сообщают нам данные археологии.

В завершении своего повествования хотелось бы отметить, что точное определение места и значения первого русского князя в истории Древней Руси на основе письменных источников и археологического материала является довольно-таки сложным процессом. Для более полного рассмотрения данной проблемы необходимо привлечение многих других данных, среди которых данные сравнительно-исторического языкознания, исторической географии, нумизматики и ряда других дисциплин. Но, несмотря на то, что массив источников чрезвычайно разросся, квалифицированно ориентироваться в нем стало порой не под силу даже иному специалисту. И главная трудность состоит в том, что этот массив пока не поддается непротиворечивой интерпретации. Иными словами, беда не в том, что существующие гипотезы происхождения и древнейшей истории Руси исключают друг друга, а в том, что каждая из них вынуждена «закрывать глаза» на те или иные «неподходящие» для нее данные.[83] Поэтому в истории Древней Руси остается так много загадочного. И происхождение первого русского князя и его деятельность здесь не являются исключением.

Список литературы

1. Богуславский В.В., Бурминов В.В. Русь. Рюриковичи. Иллюстрированный исторический словарь. – М.: Познавательная книга плюс, 2000. – 672 с.
2. Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX-XIвв. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1978. – 152 с.
3. Вернадский Г.В. Древняя Русь. – Тверь: ЛЕАН, 1999. – 448 с.
4. Гостомысл // Богуславский В.В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь – Московия. В 2-х тт. Т. 1. А-М. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. – С.309.
5. Греков Б.Д. Киевская Русь. – М.: Главное политическое издательство литературы, 1952. – 568 с.
6. Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). – М.: Аспект Пресс, 1998. – 399 с.
7. Демин В.Н. Загадки русских летописей. – М.: Вече, 2001. – 480 с.
8. Демин В.Н. Русь летописная. – М.: Вече, 2002. – 448 с.
9. Дубов И.В. Великий Волжский путь. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1989. – 256 с.
10. Журавлев А.И. Кто мы, русские? – Ростов н/Д: Феникс, 2007. – 189 с.
11. Зиборов В.К. История русского летописания XI – XVIIIвв. – СПб.: Филологический факультет СПбГУ, 2002. – 512 с.
12. История России: IX – XXI вв. От Рюрика до Путина: Учебное пособие/ Отв. ред. Я.А.Перехов. – М.: ИКЦ «Март», Ростов н/Д: ИЦ «Март», 2007. – 688 с.
13. Карамзин Н.М. История государства Российского. – Ростов н/Д: Феникс, 1995. – 512 с.
14. Карамзин Н.М. Предания веков. Сказания, легенды, рассказы из «Истории государства Российского». – М.: Правда, 1988. – 768 с.
15. Кирпичников А.Н. Ладога и Ладожская земля VII-XIIIвв.//Славяно-русские древности. Выпуск 1. Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы./Под. ред. Дубова И. В. – Л.: Изд-во ЛГУ, 1988. – С. 38 – 79.
16. Ключевский В.О. Сочинения в 9-ти тт.: Т. 1. – М.: Мысль, 1987. – 430 с.
17. Кузьмин А.Г. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X. Кн. 1. – М.: Молодая гвардия, 1986. – 701 с.
18. Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. – Л.: Издательство ЛГУ, 1985. – 287 с.
19. Ловмяньский Х. Русь и норманны. – М.: Прогресс, 1985. – 304 с.
20. Мавродин В.В. Древняя Русь: происхождение русского народа и образование Киевского государства. – Л.: Госполитиздат, 1946. – 311 с.
21. Назаренко А. Две Руси IXвека// Родина, 2002. № 11/12. – С.16 – 22.
22. Никитин А. Первый Рюрик – миф или реальность?// Наука и религия, 1991. № 4. С.34 – 39.
23. Носов Е. Славяне на Ильмене // Родина, 2002. № 11/12. – С.46 – 52.
24. Пашков Б.Г. Русь – Россия – Российская империя. Хроника правлений и событий 862 – 1917 гг. – М.: ЦентрКом, 1997. – 640 с.
25. Пензев К.А. Хан Рюрик: начальная история Руси. – М.: Алгоритм, 2007. – 304 с.
26. Петрухин В.Я. Путь из варяг в греки // Родина, 2002. № 11/12. – С.52 – 58.
27. Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX- н. XI века. – М.: Российский государственный гуманитарный университет, 2001. – 262 с.
28. Рыбаков Б.А. Мир истории. Начальные века русской истории. – М.: Молодая гвардия, 1987. – 351 с.
29. Рыбина Е.А. Археологические очерки истории новгородской торговли X-XIVвв. – М.: Изд-во Московского университета, 1978. – 167 с.
30. Рюрик // Богуславский В.В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь – Московия. В 2-х тт. Т. 2. Н-Я. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2005. – С.287 – 288.
31. Рюрик //Бутромеев В.П. Всемирная история в лицах: Раннее Средневековье. – М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2000. – С.43 – 46.
32. Сахаров А.М. Историография истории СССР. Досоветский период. – М.: Высшая школа, 1978. – 256 с.
33. Сахаров А.Н. «Мы от рода русского…»: Рождение русской дипломатии. – Л.: Лениздат, 1986. – 344 с.
34. Семенцов С.В. Значение территорий Приневья и Приладожья в общественном сознании Древней Руси и Скандинавии// Скандинавские чтения 2000 года. Этнографические и культурно-исторические аспекты. – СПб.: Наука, 2002. – С.91 – 145.
35. Фомин В.В. Варяги и варяжская Русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. – М.: Русская панорама, 2005. – 488 с.
36. Хвощинская Н.В. Бронзолитейное производство Рюрикова городища в IX-X вв. // Труды института истории материальной культуры. Т. XXIV. Северная Русь и народы Балтики. – СПБ: ИИМК РАН, 2007. – С.123 – 142.
37. Шахматов А.А. История российского летописания. – СПб.: Наука, 2003 – 1024 с.
38. Шайкин А.А. Се повести времьянных лет. От Кия до Мономаха. – М.: Современник, 1989. – 253 с.

[1] История России: IX – XXI вв. От Рюрика до Путина: Учебное пособие/ Отв. ред. Я.А.Перехов. – М - Ростов н/Д. 2007. – С.3.

[2] Никитин А. Первый Рюрик – миф или реальность? // Наука и религия, 1991. № 4. С.34

[3] Ловмяньский Х. Русь и норманны. – М. 1985. – С.69.

[4] Там же. – С.70.

[5] Семенцов С.В. Значение территорий Приневья и Приладожья в общественном сознании Древней Руси и Скандинавии // Скандинавские чтения 2000 года. Этнографические и культурно-исторические аспекты. – СПб., 2002. – С.100.

[6] Кузьмин А.Г. Откуда есть пошла Русская земля. Века VI-X. Кн. 1. – М., 1986. – С.649.

[7] Мавродин В.В. Древняя Русь: происхождение русского народа и образование Киевского государства. – Л. 1946. – С.166.

[8] Демин В.Н. Русь летописная. – М. 2002. – С.102.

[9] Гостомысл //Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь – Московия. Т. 1. А-М. – М. 2005. – С.309.

[10] Пчелов Е.В. Генеалогия древнерусских князей IX - н. XI века. – М. 2001. – С.61.

[11] Там же. – С.61.

[12] Рюрик // Бутромеев В. П. Всемирная история в лицах. Раннее Средневековье. – М. 2000. – С.44.

[13] Демин В.Н. Указ. соч. – С.422.

[14] Там же. – С.422.

[15] Пчелов Е.В. Указ. соч. – С.68.

[16] Рюрик // Богуславский В. В. Славянская энциклопедия. Киевская Русь – Московия. Т. 2. Н-Я. – М., 2005. – С. 288.

[17] Пензев К.А. Хан Рюрик: начальная история Руси. – М. 2007. – С.200.

[18] Там же. – С.201.

[19] Пензев К.А. Указ. соч. – С.201.

[20] Там же. – С.202.

[21] Там же. – С.202.

[22] Пензев К.А. Указ. соч. – С.203.

[23] Там же. – С.204.

[24] Пензев К.А. Указ. соч. – С.204.

[25] Демин В.Н. Указ. соч. – С.238.

[26] Зиборов В.К. Русское летописание XI – XVIII вв. – СПб., 2002. – С.58.

[27] Демин В.Н. Загадки русских летописей. – М., 2001. – С.111.

[28] Ключевский В.О. Сочинения в 9-ти тт.: Т. 1. – М., 1987. – С.152.

[29] Ключевский В.О. Указ. соч. – С.153.

[30] Мавродин В.В. Указ. соч. – С.167.

[31] Богуславский В.В., Бурминов В.В. Русь. Рюриковичи. Исторический иллюстрированный словарь. – М., 2000. – С.483.

[32] Демин В.Н. Указ. соч. – С.426.

[33] Зиборов В.К. Указ. соч. – С.188.

[34] Рыбаков Б.А. Мир истории. Начальные века русской истории. – М., 1987. – С.58.

[35] Вернадский Г.В. Древняя Русь. – Тверь, 1999. – С.344.

[36] Пчелов Е.В. Указ. соч. – С.103.

[37] Демин В.Н. Указ. соч. – С.426.

[38] Зиборов В.К. Указ. соч. – С.50.

[39] Греков Б.Д. Киевская Русь. – М., 1953. – С.152.

[40] Шайкин А.А. Се повести времьянных лет. От Кия до Мономаха. – М., 1989. – С.27.

[41] Сахаров А.Н. «Мы от рода русского…»: Рождение русской дипломатии. – Л., 1986. – С.85.

[42] Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX-XII вв.). – М., 1998. – С.76.

[43] Никитин А. Указ. соч. – С.35.

[44] Карамзин Н.М. История государства Российского. – Ростов н/Д., 1995. – С.72.

[45] Сахаров А.М. Историография истории СССР. Досоветский период. – М., 1978. – С.94.

[46] Пашков Б.Г. Русь-Россия-Российская империя.Хроника правлений и событий 862-1917 гг. - М., 1997. - С.25.

[47] Карамзин Н.М. Предания веков. Сказания, легенды, рассказы из «Истории государства Российского». – М., 1988. – С.69.

[48] Журавлев А.И. Кто мы, русские? – Ростов н/Д., 2007. – С.40.

[49] Ключевский В.О. Указ. соч. – С.152.

[50] Там же. – С.153.

[51] Ключевский В.О. Указ. соч. – С.153.

[52] Ловмяньский Х. Указ. соч. – С.235.

[53] Дубов И.В. Великий Волжский путь. – Л., 1989. – С.65.

[54] Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе. Историко-археологические очерки. – Л., 1985. – С.212.

[55] Там же. – С.212.

[56] Кирпичников А.Н. Ладога и Ладожская земля VII-XIII вв. // Славяно-русские древности. Выпуск 1. Историко-археологическое изучение Древней Руси: Итоги и основные проблемы./Под. ред. Дубова И.В. – Л., 1988. – С.53.

[57] Дубов И.В. Указ. соч. – С.69.

[58] Там же. – С.69.

[59] Кирпичников А.Н. Указ. соч. – С.54.

[60] Там же. – С.54.

[61] Там же. – С.54.

[62] Булкин В.А., Дубов И.В., Лебедев Г.С. Археологические памятники Древней Руси IX-XI веков. – Л., 1978. – С.90.

[63] Там же. – С.90.

[64] Там же. – С.91.

[65] Пензев К.А. Указ. соч. – С.212.

[66] Там же. – С.213.

[67] Там же. – С.213.

[68] Дубов И.В. Указ. соч. – С. 87.

[69] Рыбина Е.А. Археологические очерки истории новгородской торговли X-XIV вв. – М., 1978. – С.158.

[70] Там же. – С. 158.

[71] Дубов И.В. Указ. соч. – С. 84.

[72] Фомин В.В. Варяги и варяжская Русь: К итогам дискуссии по варяжскому вопросу. – М., 2005. – С. 305.

[73] Хвощинская Н.В. Бронзолитейное производство Рюрикова городища в IX-X вв.// Труды института истории материальной культуры. Т. XXIV. Северная Русь и народы Балтики. – СПб., 2007. – С.123.

[74] Там же. – С.124.

[75] Носов Е.В. Славяне на Ильмене // Родина, 2002. № 11/12. – С.50.

[76] Носов Е.В. Указ. соч. – С.50.

[77] Дубов И.В. Указ. соч. – С.85.

[78] Петрухин В.Я. Путь из варяг в греки // Родина, 2002. № 11/12. – С.58.

[79] Лебедев Г.С. Указ. соч. – С.223.

[80] Лебедев Г.С. Указ. соч. – С.223.

[81] Назаренко А. Две Руси IX века // Родина, 2002. № 11/12. – С. 17.

[82] Там же. – С.17.

[83] Назаренко А. Указ. соч. – С. 16

• История Руси (допетровская эпоха)