Павлов В.А.

Введение

Во время, когда Россия в связи с 60-ти летней годовщиной Победы во Второй мировой войне вновь обращается к прошедшим событиям , когда появился такой фактор, как вновь обострившийся национальный экстремизм, особенно в России, которая за последнее десятилетие резко сменила свою идеологию, перейдя от советского центризма к центризму новой России с еще не сложившейся национально-государственной идеей, без которой осуществления централизации затруднительно полезно вспомнить историю борьбы одного национального меньшинства России с фашизмом в годы Великой отечественной войны его ролью в ней.

Для контроля власти над всей системой управления необходима общая цель, которой пока нет, поэтому многие общественные организации видят такой государственной целью идею национальную о приоритете доминирующей нации России над другими народами проживающими в ней.   Поэтому целью данного исследования является сравнение борьбы еврейского народа в едином сплоченном централизованном антифашистском комитете, с антисемитскими настроениями , как в России, так и за рубежом, а именно в фашисткой Германии.

В работе конкретно рассматривается взаимодействие советского правительства с мировым еврейством в годы войны через её фрагменты в виде комитетов, союзов и организаций на территории СССР в условиях относительно ограниченных контактов с другими государствами Европы. Особое внимание уделяется независимости в истории ЕАК и их взаимодействия с мировым еврейством, который, практически, ещё не был предметом специального анализа в исторической литературе. Рассмотрение этого вопроса с привлечением доступных архивных источников обуславливает научную новизну работы.

Темой еврейского антифашистского комитета занимались такие исследователи как Матвей Гейзер (книга Михоэлс серия ЖЗЛ издат. Молодая Гвардия М., 2004 г.) , Феликс Кандель (Книга времен и событий Т.4 История евреев Советского Союза (1939-1945)) Илья Альтман (статья Белые пятна «Черной книги» // Лехаим август 2002 М., 2002) Яков Этингер (статья За помощь к Отечеству -к высшей мере // Лехаим август 2002 М.. 2002) и другие. Однако в их работах остаются мало освещенными такие вопросы, как вопрос о финансировании ЕАК (еврейского антифашистского комитета), вопрос о внешних связях ЕАК . в частности с Лигой V (Палестинская сионистская организация) и с еврейской боевой организацией в Эрец Израиль- Хагана. Огромное воздействие политики полного уничтожения на еврейскую историографию, а также проблематичное состояние источников по изучению советского еврейства на Западе сказались на скудости на монографий по вопросу о евреях при советском режиме в годы войны. Была просмотрена докторская диссертация Ш.Редлиха (ЕВРЕИ ПРИ СОВЕТСКОМ РЕЖИМЕ В ГОДЫ ВТОРОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ ЕВРЕЙСКИЙ АНТИФАШИСТСКИЙ КОМИТЕТ), ставшая первой попыткой вычленить некоторые принципиальные вопросы, связанные с данной темой. С тех пор стали доступны новые материалы, хотя некоторые важные советские архивные материалы остаются неисследованными. Со временем путем различных исторических разработок накопилась огромная информация. Такие исследовали Дж. Гильбоа о 1939—1953 гг. А Б.С.Пинчука, посвященное депортации и эвакуации-, и авторская монография о Еврейском антифашистском комитете в России в годы войны, были опубликованы 80-е годы. Небезынтересно отметить, что в ряде книг глубокой остаются "маргинальные" вопросы, как, например, советские "исконные евреи. Среди них два последних всесторонних исследования — одно Дова Левина о евреях на советских аннексированных территориях в 1939- 1941 г., а другое Йозефа Литвака — о польско-еврейских беженцах в СССР в 1939—1946 гг." На Западе гораздо больше материалов о "западных" евреях (западниках) при Советской власти, чем о советских евреях.

Во-первых, несоветские архивы, такие, как архивы польского правительства в изгнании, содержат релевантную информацию, и, во-вторых многочисленные "западные" евреи, жившие в Советском Союзе в годы войны, эмигрировали на Запад и в Израиль. Прибытие "исконных» советских евреев на Запад, интервьюирование евреев в СССР и над свободный доступ к советским архивам могли бы быть полезными при. дальнейшем исследовании истории советского еврейства во время ВОВ.

К обсуждаемой теме можно подойти как к обзору, т.е. представляя результаты соответствующих исследований или же используя конкретный подход .

Мало освещена проблема о связях ЕАК с вопросом об открытии второго фронта и участием США в ВОВ на первом ее этапе.. Эти и многие другие проблемы в истории ЕАК ставит перед собой это исследование.

Судьба Еврейского антифашистского комитета — один из самых запутанных и драматических эпизодов в исто­рии советского еврейства. Спустя шесть недель после того, как рано утром 22 июня 1941 г. гитлеровские войска вторглись в страну, ряд видных деятелей еврейской куль­туры, включая Михоэлса, Бергельсона, Квитко и Зускина, обратились к правительству (Лозовскому) с письмом, в котором предлагали "организовать еврейский митинг, адресованный евреям США, Великобритании, а также к евреям других стран." Письмо заканчивалось словами: "По нашему мне­нию, митинг с участием евреев — академиков, писателей, артистов и бойцов Красной Армии будет иметь большой резонанс за рубежом."'

Предложенный отправителями письма список лиц, которые должны были выступить на митинге, вскрывает их политическую наивность, сыгравшую впоследствии роковую роль в судьбе ЕАК. Конечно, было вполне ло­гично включить в этот список, наряду с Михоэлсом, Маркишем и другими, такие фигуры, как историк и фи­лософ Абрам Деборин, офтальмолог Михаил Авербах или скрипач Давид Ойстрах. Все они были евреями и пользо­вались широкой известностью — по крайней мере, в Со­ветском Союзе. Но в список попал также генерал авиа­ции Яков Смушкевич — прославленный летчик, который под псевдонимом Генерал Дуглас сражался в Испании на стороне республиканцев, а в 1939 году, участвуя в раз­громе японцев под Халхин-Голом, был назначен главно­командующим Военно-воздушных сил. Смушкевич был ранен в боях и дважды награждался звездой Героя Со­ветского Союза. Но еврейские деятели культуры, рассчи­тывавшие на выступление Смушкевича на митинге, не знали, что в первых числах июня 1941 г. он был вместе со множеством других советских военачальников аресто­ван в ходе проводившейся в армии чистки, а в октябре того же года расстрелян. Лозовский был информирован лучше. Поперек текста письма он сделал запись для сво­его начальника Александра Щербакова, председателя Сов-информбюро, секретаря ЦК партии и заместителя нарко­ма обороны: "Если вопрос будет принципиально решен, то можно будет внести некоторые коррективы в список ораторов."

Митинг был разрешен и состоялся 24 августа 1941 г. в московском Парке культуры; он привлек тысячи участ­ников и транслировался по радио за рубеж. Так началась история Еврейского антифашистского комитета.

Глава 1. Предпосылки возникновениния ЕАК

Советско –еврейский вопрос в довоенное время

История евреев в России начала ХХ в. следует выделить в особый исторический период в жизни этого народа. Ибо с падением монархии и сменной политического курса многие национальные лидеры выходят на лидирующие место в общественно-политической жизни.

На первых порах, в ходе Февральской революции казалось, что вместе с о   феодальной монархией навсегда уходят в прошлое и все связанные с нею несправедливые социально-политические установления, в том числе и в сфере национальных отношений. 22 марта Временное правительство выпусти­ло декрет, отменявший «ограничения в правах российских граждан, обуслов­ленные принадлежностью к тому или иному вероисповеданию, вероучению или национальностью...» Были аннулированы и 140 действовавших до этого «особых о евреях правил», в том числе такое одиозное, как процентная норма при приеме в учебные заведения и такое архаичное, как черта еврейской оседлости. Большевики, спустя несколько месяцев воцарившиеся в бывшей империи, пошли еще дальше. В принятой 2(15) ноября 1917 г. «Декларации прав народов России» они поспешили объявить о себе как о борцах с великодержавным шовинизмом, выступающих за «свободное развитие национальных меньшинств и этнографических групп...» Поскольку в те дни антисемитские лозунги и агитация широко распространились как форма контрреволюционной борьбы с новой властью, та сразу же назвала гонителей еврейства своими врагами.   Впоследствии, когда на просторах России заполыхала гражданская война и бед­ствия евреев, особенно в местечках на юге страны, достигли катастрофическо­го уровня, советская власть объявила, что готова защитить своих естественных союзников в борьбе с контрреволюцией. Более того, она постаралась в полной мере использовать в своих целях так долго сдерживавшийся царизмом потен­циал самоутверждения и самовыражения еврейства, заключавший в себе одно­временно огромную и созидательную, и разрушительную энергию. Наиболее горячий отклик идеи большевизма нашли в сердцах беднейшей части еврейст­ва из местечек и городов в пределах бывшей черты оседлости, пережившей в годы Первой мировой и гражданской войн настоящую трагедию. Получилось так, что вызванные войной голод и разруха заставляли горожан бежать в деревню, тогда как обитатели разоренных местечек, гонимые страхом насиль­ственной смерти, наоборот, устремились в близлежащие, а также в прежде не­доступные для них города Центральной России, восполняя тем самым образо­вавшийся там дефицит населения.

Хотя в связи с разрухой и хаосом получить какую-либо работу в больших го­родах было чрезвычайно трудно, приезжие евреи нашли выход из положения: «социально чуждые» большевикам занялись в основном мелкой торговлей и ча­стным бизнесом, а «классово близкие» «трудящиеся евреи» и «перековавшаяся» интеллигенция легко устраивались в аппаратные структуры новой власти, бой­котируемой тогда старым чиновничеством. Резкое усиление еврейского факто­ра в общественно-политической жизни страны не могло не вызвать ответной реакции со стороны довольно широких слоев населения.

На Западе же особую тревогу вызвало то обстоятельство, что руками «еврей­ских мальчишек» (выражение A.M. Горького), представлявших собой, по мне­нию экономиста — эмигранта Б.Д. Бруцкуса «незрелые и нередко преступные элементы населения», советская власть бесцеремонно расправлялась с русской культурой, национальными святынями и традициями. Там обоснованно опаса­лись, что подобные действия этих функционеров нового типа, решительно по­рвавших с еврейством ради пролетарского интернационализма, могут навлечь новые беды на многострадальный народ, из которого они вышли. К. Каутский, квалифицировавший власть большевиков как «диктатуру парвеню», отмечал в июле 1923 года: «...Успех единичных евреев, занимающих важные правительственные посты в России, еврейскому народу не принес и не прине­сет как нации ничего хорошего. Как необычайное явление это бросается в гла­за и заставляет несознательные массы смешивать большевиков с евреями. До­шло до того, что широкие массы начинают усматривать в большевистском гос­подстве еврейское господство».

Проводником большевистского влияния на еврейскую бедноту стал Комис­сариат по еврейским национальным делам (Еврейский комиссариат, Евком), образованный 19 января (1 февраля) 1918 г. в составе Наркомнаца специаль­ным декретом, подписанным Лениным. Руководителем (комиссаром) этого на­ционально-бюрократического образования назначили старого большевика С.М. Диманштейна. Весной 1918 г. было принято решение о создании территориаль­ных единиц центрального Еврейского комиссариата в составе губернских сове­тов. В качестве таких органов сначала стали формироваться местные евкомы, а с лета — так называемые еврейские секции — общественно-политические структуры, агитировавшие за советскую власть на родном языке и объединяв­шие представителей как коммунистов и левых сионистов, поалейционистов, так и «сочувствующего» беспартийного актива.

С помощью еврейских секций и контролируемых ими национальных орга­низаций велась, во-первых, пропагандистская борьба с находившимися в под­полье правыми сионистами и, во-вторых, власти использовали их в так назы­ваемом социалистическом решении еврейского вопроса. Главную цель и одно­временно основное средство выполнения этой задачи большевики, действовав­шие в жестких рамках коммунистической идеологии, видели в приобщении ев­рейства к производительному, в первую очередь физическому труду, способно­му исцелить от поразившего его в прошлом социального недуга буржуазности (массовое вовлечение в финансово-торговую сферу, мелкий бизнес и т.п.). Иде­алом такого труда для руководства коммунистической партии и евсекций было участие в крупном промышленном производстве, то есть осуществление так на­зываемой пролетаризации массы еврейского мелкого мещанства, состоящей из торговцев, ремесленников, кустарей, бывших служащих. Но из-за того, что крупная индустрия, и так недостаточно развитая в России, оказалась в резуль­тате Гражданской войны почти полностью парализованной, единственно реаль­ным способом «трудового перевоспитания» евреев стала их аграризация, благо в России были земли, пригодных для сельскохозяйст­венного использования. Да и начиная с первой половины XIX века был уже на­работан кое-какой опыт сельскохозяйственной колонизации евреями земель Новороссии. К тому же на Западе в лице «Джойнта» объявился богатый спон­сор, обещавший в октябре 1922 года, что вместе с другими еврейскими благо­творительными организациями выделит на это 1 млн. 240 тыс. долларов. Тогда и возник проект выделения под еврейскую колонизацию малонаселенных тер­риторий на юге Украины и в Северном Крыму. Авторство этой идеи приписы­вается директору русского отдела «Джойнта», известному агроному и общест­венному деятелю, уроженцу Москвы Ж. Розену. Но официально инициирова­ли рассмотрение этого проекта в советских верхах журналист А.Г. Брагин и за­меститель наркома по делам национальностей Г.И. Бройдо, в результате обра­щения которых в политбюро в декабре 1923 года была образована специальная комиссия под председательством заместителя председателя СНК СССР А.Д. Цюрупы. Уже 8 февраля 1924 г. эта комиссия предложила создать государствен­ный Комитет по земельному устройству трудящихся евреев (КомЗЕТ).

Для решения аграрного еврейского вопроса необходимо было предоставить землю для этого эксперимента. Для решения этого вопроса был поставлен вопрос о передачи Крыма под еврейскую автономию.

20 февраля Еврейское телеграфное агентство в Нью-Йорке сообщило, что такие видные советские политики, как Троцкий, Каменев и Бухарин, расцени­ли крымский проект положительно. Той же позиции придерживались нарком иностранных дел Г.В. Чичерин, председатель ЦИК СССР М.И. Калинин и председатель Всеукраинского ЦИК Г.И. Петровский. Очевидно, и Сталин под­держивал на первых порах крымский вариант еврейской колонизации. Но са­мым горячим сторонником и пропагандистом этой идеи стал Ю. Ларин. Видимо, ему и принадлежала идея еврейской автономии в Северном Причерноморье, которая должна была логически увенчать социалистическое решение еврейского вопроса на одной шестой части земной суши.

Однако в советском руководстве существовала сильная оппозиция этому намерению. Решительно выступил как против создания КомЗЕТа, так и еврейской крымской автономии, нарком земледелия РСФСР А.П. Смирнов. Его поддерживали некоторые украинские руководители, прежде всего нарком юстиции УССР Н.А Скрыпник и секретарь ЦК КП(б)У Э.И. Квиринг. Еще более негативным было отношение к еврейскому переселению руководства татарской автономии в Крыму.

Однако Ларин и его единомышленники, заручившись поддержкой в верхах, действовали решительно и оперативно. Не дожидаясь выхода законодательного акта о создании КомЗЕТа, они уже 2 июня провели заседание этого органа и постановили: «В качестве районов поселения еврейских трудящихся наметить в первую очередь свободные площади, находящиеся в районе существующих ев­рейских колоний на юге Украины, а также Северный Крым». Для поддержки этой инициативы уже 21 июля специально для ведения дел, связанных с еврей­ским землеустройством в России, исполком «Джойнта» сформировал Амери­канскую еврейскую агрономическую корпорацию «Агро-Джойнт». Назначен­ный ее руководителем д-р Розен начал переговоры о заключении соответству­ющего договора с председателем КомЗЕТа П.Г. Смидовичем и Ю. Лариным, ставшим в 1925 г. первым председателем вновь созданного массового пропаган­дистского Общества по землеустройству еврейских трудящихся (ОЗЕТ).

Очень скоро крымский проект из преимущественно экономического стал перерастать в политический. Особенно наглядно эта тенденция проявилась по­сле того, как 11 февраля 1926 г. была создана комиссия под председательством Калинина, по представлению которой политбюро приняло 18 марта постанов­ление, ключевое положение которого гласило: Держать курс на возможность организации автономной еврейской единицы при благоприятных результатах переселения». Присутствуя на проходившем в ноябре съезде ОЗЕТа, Калинин приветствовал идею автономии в рамках «большой задачи» сохранения еврей­ской национальности, для решения которой, по его словам, необходимо было «превратить значительную часть еврейского населения в оседлое крестьянское, земледельческое, компактное население, измеряемое, по крайней мере, сотня­ми тысяч». Заявление советского «всесоюзного старосты» в западной прессе окрестили по аналогии с декларацией Бальфура «декларацией Калинина».

Однако события, происходившие в Советском Союзе в конце 1920-х гг. — резкое свертывание НЭПа, переход к директивной и централизованной эконо­мической модели развития, насильственная коллективизация сельского хозяй­ства, перерождение диктатуры партии в диктатуру вождя, происходившее на фоне разгрома партийной оппозиции, закручивания идеологических гаек и ужесточения террора политической полиции — отнюдь не сулили благоприят­ную перспективу крымскому эксперименту. Не способствовало успешному раз­витию проекта и то, что в связи с великой депрессией, поразившей в 1929 г. мировую экономику, объемы его финансирования со стороны «Агро-Джойнта» были урезаны. И это при том, что ранее даже при существенных инвестициях и трудозатратах доходность и производительность еврейских земледельческих хозяйств в условиях Северного Крыма (с его засушливым климатом, малоплодородными солончаковыми почвами) были чрезвычайно низкими.

Существовал и еще один, возможно, наиболее важный, фактор, препятство     вавший созданию еврейской автономии в Северном Причерноморье. На юге Украины, где, как и в Крыму, проводилось землеустройство евреев, насчиты­валось до 5 млн. безземельных крестьян из числа коренного населения. На их глазах еврейские колонисты получали бесплатно земельные угодья, заграничную сельскохозяйственную технику, семена и породистый скот, тогда как им власти предлагали искать лучшую долю на обширных пространствах за Уралом. Отсюда — обостренная антисемитская реакция. Тому же способствовали и низкий в целом уровень жизни населения, и массовая бытовая неустроенность. Но еще более се­рьезными последствиями обернулся начавшийся слом частнопредприниматель­ского сектора в экономике. Бруцкус тогда отмечал, что «борьба советской вла­сти с частным хозяйством и его представителями является в значительной ме­ре борьбой против еврейского населения». В тот период, в отличие от дорево­люционного времени, когда в рабочей среде антисемитизма почти не наблюда­лось, эта разновидность национальной ненависти проникла на очень многие заводы и фабрики. Именно тогда в рабочей среде закрепилось суждение о том, что евреи «хлеб отнимают».

Пришедшиеся на 1927 г. решающие схватки Сталина и его единомышленни­ков с партийной оппозицией тоже не обошлись без антиеврейских проявлений. Повторяя потом многократно, что «антисемитизм поднимал голову одновре­менно с антитроцкизмом», Троцкий отмечал случаи в Москве, когда на заводах рабочие чуть ли не открыто заявляли, имея в виду оппозиционеров: «Бунтуют жиды». За всем этим, по его мнению, стоял Сталин, настраивавший таким об­разом трудящихся против оппозиции. Ловким интриганом, тайно прибегаю­щим ради достижения своих политических целей к антисемитской провокации, предстает Сталин и в документе, вышедшем из-под пера коммуниста-полит­эмигранта А.В. Гроссмана. 13 октября 1927 г. он направил в столичный Замо­скворецкий райком партии заявление, в котором обвинил лидера «контррево­люционной децистской организации» Т.В. Сапронова в том, что на одном из собраний оппозиционеров тот поделился следующим воспоминанием: «Однаж­ды говорил я со Сталиным, и вдруг он мне говорит со свойственным ему гру­зинским акцентом: «Большой антисемитизм!» Я (Сапронов.) спраши­ваю Сталина: «А что же делать?» На это Сталин отвечает коротко: «Слишком много евреев в политбюро. Надо их выбросить. Вот такой русский человек, как ты, должен быть представлен в политбюро», — сделал мне комплимент Ста­лин». Правда, эти и другие свидетельства подобного рода исходили, разумеет­ся, из враждебного Сталину политического лагеря, лидеры которого, и, прежде всего, Троцкий, стремясь дискредитировать Сталина, зачастую выдвигали про­тив него облыжные обвинения, в том числе приписывали ему явно измышлен­ные антисемитские высказывания и действия. Вместе с тем, поскольку некото­рые факты из такого рода компромата носят достаточно конкретный и даже де­тальный характер и исходили от ряда, в том числе и враждовавших между со­бой, оппозиционеров, нет оснований совсем не принимать их в расчет. Яркой и достаточно правдоподобной выглядит сценка, описанная известным перебеж­чиком Б.Г. Бажановым, который в 1920-е гг. был техническим секретарем политбюро ЦК ВКП(б). Он стал свидетелем того, как Сталин, прочитав передан­ное ему Л.З. Мехлисом письмо от Л.Я. Файвиловича (секретарь ЦК ВЛКСМ в 1923 — 1925 гг.), пришел в бешенство от критического тона данного послания и обозвал его автора «паршивым жиденком». Кроме того, существуют и бес­спорные косвенные доказательства циничного обыгрывания Сталиным еврей­ской темы, приобретшей с середины 1920-х скандально-политизированный ха­рактер. Чего стоят только еронические обращения вождя в письмах 1926 — 1929 гг. к своему ближайшему соратнику В.М. Молотову: «Молотович!», «Молот-штейну привет!»". На основании всего этого можно с достаточной степенью уверенности утверждать, что обходившийся в политике, по собственному выра­жению, без белых перчаток и прибегавший буквально ко всем средствам ради удовлетворения властных амбиций, Сталин, как типичный диктатор-популист, конечно же, потаенно эксплуатировал в своих интересах и антисемитские на­строения, широко распространившиеся тогда как в партийных рядах, так и в обществе в целом. Дуализм ситуации состоял в том, что, с одной стороны, Сталин приближал к себе и осыпал различными милос­тями лично преданных ему евреев (Л.М. Каганович, Л.З. Мехлис и др.), а с дру­гой, в борьбе с их соплеменниками, являвшимися его политическими против­никами (Л.Д. Троцкий, Г.Е. Зиновьев, Л.Б. Каменев и др.), не брезговал и антисемитизмом. В этом и состоял отчетливо проявившийся тогда совет­ский партийно-пропагандистский антисемитизм, который стал развиваться и набирать силу пол прикрытием официальной идеологии марксизма-ленинизма и явился предтечей государственного антисемитизма. Эта промежуточная фор­ма проявила себя в основном как дозированная и строго избирательная устная пропаганда, проводившаяся сталинским руководством главным образом против партийных оппозиционеров еврейского происхождения. Но, используя антисе­митизм как некое тайное оружие в верхушечной борьбе за власть, Сталин, как это ни парадоксально звучит, одновременно боролся, или, точнее, вынужден был бороться со стихией массовой бытовой юдофобии. Тут он руководствовал­ся не столько античной абстрактной мудростью о Юпитере и быке, сколько тем злободневным соображением, что, ругая евреев, рядовой обыватель зачастую на самом деле проклинает таким «опосредованным» образом отождествляемую с ними ненавистную ему советскую власть. Причем, в относительно либеральные 1920-е проявлялось это и в открытых призывах, несшихся из темных и невеже­ственных слоев народа, еще далеко не вышедших из-под остаточного влияния дореволюционной черносотенной пропаганды: «Бить коммунистов и жидов, доведших страну до гибели», «Даешь войну, вырежем евреев, а потом очередь за коммунистами». Неслучайно в июне 1927 г. в уголовный кодекс была вклю­чена специальная статья 597, каравшая за пропаганду, возбуждающую нацио­нальную и религиозную вражду или рознь.

Достигнув своего апогея в 1929 — начале 1930 гг., кампания борьбы с анти­семитизмом затем стала ослабевать, пока не сошла на нет в 1932 г., что было обусловлено не только интенсивно начавшейся «патриотизацией» идеологии, но и тем, что значительно укрепившемуся режиму власти удалось к тому времени пресечь в плебсе открытые проявления антиеврейских (то бишь антисоветских) настроений. Сыграли свою роль и экономические рычаги: в рамках перехода от нэповской экономики к командно-плановой была ликвидирована в директив­ном порядке безработица, а значит, устранена чреватая многочисленными кон­фликтами на национальной почве ожесточенная конкуренция в сфере труда. Нейтрализации антисемитизма в рабочей среде способствовало еще и то обсто­ятельство, что в ходе развернувшейся широкомасштабной индустриализации страны в народное хозяйство вовлекалось (главным образом путем вербовки ра­бочей силы в сельской местности) множество представителей таких нацмень­шинств, которые в большинстве своем не владели русским языком и еще боль­ше, чем евреи, выделялись по своему внешнему облику, культуре и традициям на фоне основного славянского населения. Поэтому они, отвлекая внимание от евреев, становятся главными объектами травли обывателей-шовинистов. Не ос­тались в стороне органы госбезопасности, которые в «переломные» 1929-1930 гг. предприняли ряд утолявших антисемитизм плебса репрессивных акций, на­правленных главным образом против нэпманов и спекулянтов из еврейской сре­ды. По указанию ЦК, ОГПУ только в апреле 1929 г. арестовало свыше ста «за­ведомых спекулянтов по Москве, являющихся фактически организаторами па­ники на рынке потребительских товаров, и «хвостов»» и выслало их «в далекие края Сибири». Позднее Москву и другие крупные города страны захватила так называемая «золотуха» — кампания по насильственному изъятию золота, валю­ты и драгоценностей у бывших «эксплуататоров», среди которых было немало прежних нэпманов еврейского происхождения.

Между тем, крымская еврейская автономия так и не была создана, весной 1927 г. в качестве альтернативы ей было избрано переселение евреев на Даль­ний Восток. Этот вариант решения еврейского вопроса в СССР представлялся тогда сталинскому руководству оптимальным, особенно в пропагандистском плане. Во-первых, евреям как бы предоставлялась реальная возможность наци­онально-государственного строительства, что называется, с чистого листа, на необжитой, но собственной территории и превращения в перспективе в соот­ветствии со сталинским учением в полноценную социалистическую нацию. Во-вторых, радикально решалась проблема трудоустройства десятков тысяч разо­рившихся и оказавшихся безработными вследствие свертывания НЭПа еврей­ских торговцев, кустарей и ремесленников, которые теперь могли помочь госу­дарству в решении важных экономических и военно-стратегических задач на отдаленной и неосвоенной территории. В-третьих, в отличие от Крыма, даль­невосточный регион находился на значительном удалении от центров мировой политики, и Сталин мог без особой оглядки на внешний мир ставить там свои национальные эксперименты. Наличие там по соседству, на другой стороне со­ветско-китайской границы, поселений казаков-эмигрантов власти в СССР не смущало. Наоборот, это воспринималось ими как весьма удачное обстоятельст­во: ведь благодаря присутствию евреев, мягко говоря, не симпатизировавших бывшим белогвардейцам, надежность охраны границы могла только усилиться. В-четвертых, поскольку, начиная с 1927 г. вооруженные силы Японии все ак­тивней вмешивались во внутренние дела бурлившего от внутренних распрей Китая и в 1931 г. начали оккупацию его северо-восточной провинции Манчжу­рии, советское правительство должно было укрепить общую обороноспособ­ность Приамурья, в том числе и за счет переселения туда евреев. В-пятых, даль­невосточный проект, в отличие от крымского, не только не стимулировал рост антисемитизма, но, наоборот, благодаря перемещению евреев из густонаселен­ной европейской части СССР, с ее исторически сложившимися очагами юдофобии, в почти безлюдный край достигалось сокращение масштабов этой социальной болезни. И, наконец, захвативший страну пафос индустриализации сделал как бы «немодным» решение еврейского вопроса аграрным способом который, как уже было сказано выше, в условиях Крыма показал свою эконо­мическую несостоятельность, так как был сопряжен с крупными финансовыми издержками. К тому же после разгрома «правых» аграризация как бы ассоции­ровалась с осужденной партией «бухаринщиной».

Учитывая эти и другие моменты и соображения экономической, пропаган­дистской и политической целесообразности, руководство страны постановле­нием СНК СССР от 28 марта 1928 г. удовлетворило подготовленное КомЗЕТом ходатайство о закреплении за ним примерно 4,5 млн. гектаров приамурской по­лосы Дальневосточного края и санкционировало начало массового переселения туда евреев. Однако желающих добровольно отправиться в дикий таежный край с суровым климатом, девственными лесами и топкими болотами нашлось не так уж много. Поток переселенцев несколько возрос после образования 20 ав­густа 1930 г. Еврейского национального Биробиджанского района. Тем самым создавалась предпосылка для практического воплощения сталинской террито­риальной модели формирования социалистической нации, что как бы подводи­ло черту под многолетней дискуссией о путях к еврейскому национальному бу­дущему. Правда, думается, что сам верховный разработчик этой модели не мог не понимать, что вековая еврейская мечта об обретении собственного нацио­нального очага вряд ли осуществима в условиях сурового и отдаленного от цен­тров цивилизации региона. Тем не менее, планы концентрации евреев в При­амурье были впечатляющими: 60 тыс. человек — к концу первой пятилетки и 150 тыс. — по завершении второй, при доведении к 1938 г. общей численнос­ти населения до 300 тыс. Впрочем, проблема реальной достижимости этих цифр вряд ли особо волновала Сталина. Для него еврейский Биробиджан был, ско­рее, лишь демагогическим формальным жестом, который, с одной стороны, должен был убедить советское и мировое общественное мнение в его искрен­нем стремлении обеспечить полноценное национальное будущее для евреев в СССР, а с другой — послужить своеобразным прикрытием его ассимилятор­ской политики, которая определяла реальное, а не лозунговое будущее евреев и других нацменьшинств Советского Союза. Камуфляж этот был действитель­но необходим Сталину, который на публику заявлял, что «политика ассимиля­ции, безусловно, исключается из арсенала марксизма-ленинизма как политика антинародная, контрреволюционная, как политика пагубная».

Но, несмотря на все старания, дела с Биробиджаном у вождя явно не клеи­лись. Из 20 тыс. евреев, направленных туда начиная с 1928 г., к 1934-му оста­лось на постоянное жительство меньше половины. Чтобы не ударить в грязь ли­цом перед своей и международной «прогрессивной» общественностью и вдох­нуть жизнь в чахнувший на корню проект, пришлось пойти на беспрецедентный шаг: 4 мая 1934 г. политбюро преобразовало Биробиджанский национальный район в Автономную еврейскую национальную область (ЕАО), хотя в количест­венном отношении ставшая вдруг «титульной» национальность была представ­лена на этой территории весьма незначительно. Вслед за этим Калинин публич­но заявил, что «образование Еврейской автономной области подвело фундамент под еврейскую национальность в СССР». Власти подчеркивали, что еврейская автономия на советском Дальнем Востоке учреждена как коммунистический от­вет на проект сионистов на Востоке Ближнем. Зазвучали победные реляции о том, что в СССР впервые в мире успешно решен вековой еврейский вопрос.

Развернутая в связи с этим пропаганда, несмотря на всю ее нарочитость и ходульность, была всерьез воспринята леволиберальными еврейскими кругами на Западе, которые после прихода Гитлера к власти в Германии надеялись на советскую поддержку ставшего гонимым немецкого еврейства, тем более что положение его усугублялось с каждым месяцем. В какой-то мере эти упования начали оправдываться после того, как «Джойнту» удалось добиться разрешения у НКИД на переезд в Советский Союз из Германии нескольких групп евреев, состоявших в основном из специалистов — инженеров, врачей, ученых. Чтобы изучить возможности массовой еврейской иммиграции в СССР, представители «Агро-Джойнта» и ОРТа побывали в Биробиджане, а по возвращении оттуда высказались о его пригодности для этих целей. В Нью-Йорке, Париже и Лон­доне заговорили о необхо­димости создания специ­альных фондов поддержки переселения еврейских бе­женцев на советский Дальний Восток, тем бо­лее что советское руковод­ство обнародовало планы обустройства там в 1935 г. 4000 семей советских и 1000 семей иностранных евреев. 21 декабря 1934 г. советский полпред в Анг­лии И.М. Майский сооб­щил в Москву о получении от лорда Марлея меморандума, содержащего просьбу к советскому руко­водству рассмотреть вопрос о размещении еврейских беженцев в ЕАО. В слу­чае положительного решения предлагалось на средства западных благотвори­тельных организаций создать в Париже, Варшаве и других европейских городах советские консульско-проверочные пункты выдачи въездных виз прошедшим отбор беженцам. В тот же день руководитель советской внешнеторговой ком­пании в США «Амторг» П.А. Богданов сообщил М.И. Калинину о состоявшей­ся накануне беседе с председателем правления «Джойнта» Д. Розенбергом, ко­торый предложил в случае согласия СССР начать размещение европейских ев­реев в Биробиджане и использовать для этой цели деньги, которые советское правительство должно было «Агро-Джойнту» за полученный ранее займ, а так­же пообещал организовать дополнительный сбор средств, обратившись к таким богатейшим семействам Америки, как Варбурги, Розенвальды и Леманы". Ре­акция советских властей была неоднозначной. Сталин вроде бы был не прочь на фоне жестокостей, чинимых Гитлером в отношении евреев, проявить к ним гуманизм и тем самым поднять престиж своего режима в глазах международной общественности. Вместе с тем сложившаяся к середине 1930-х гг. внутренняя ситуация в Советском Союзе, характеризовавшаяся всплеском массового тер­рора, ксенофобии и всеобщей подозрительности, отнюдь не способствовала от­крытию границ социалистической державы. Противоречие это наложило свою печать на постановление политбюро от 28 апреля 1935 г., в котором хотя и раз­решался в течение 1935-1936 гг. приезд в ЕАО 1000 семейств из-за рубежа, но это оговаривалось следующими жесткими условиями: «а) все переселяемые из-за границы принимают советское гражданство до въезда в СССР и обязуются не менее трех лет работать в пределах Еврейской автономной области; б) отбор переселяемых производится ОЗЕТом в основном на территории, входившей до империалистической войны в состав Российской империи; в) переселяющиеся в СССР должны иметь при себе 200 долларов». Еще более существенные огра­ничения содержались в секретных «Правилах о порядке въезда из-за границы в СССР трудящихся евреев на постоянное жительство в Еврейскую автономную область», утвержденных политбюро 9 сентября. Ими предусматривалось предо­ставление советского гражданства только «трудящимся» иностранцам (рабочим, служащим, кустарям или земледельцам, не использующим наемный труд), спо­собным к тяжелой физической работе, и только после соответствующей про­верки органами НКВД'.

В дальнейшем позиция советской стороны еще более ужесточилась. В ответ на предложенный «Arpo-Джойнтом» план перемещения на советский Дальний Восток в 1936-1937 гг. нескольких тысяч еврейских беженцев его представителю было разъяснено, что в Биробиджане смогут принять не более 150-200 семей, причем только из Польши, Литвы и Румынии, да и то после тщательной про­верки. В штыки было встречено и намерение «Агро-Джойнта» взять на себя не­посредственную доставку иммигрантов в ЕАО: ему разрешили лишь их транс­портировку до советской границы и передачу там представителям КомЗЕТа. К 1938 г., когда деятельность «Агро-Джойнта» была запрещена на территории СССР, слабый ручеек еврейской иммиграции в Биробиджан пересох оконча­тельно. Последующие попытки как-то возобновить этот поток оказались безре­зультатными, в том числе и более поздняя, предпринятая германскими нацис­тами. Речь идет об инициативе, исходившей от структур Центральной импер­ской службы по делам еврейской эмиграции, которой руководил Р. Гейдрих. Для ее отклонения начальник Переселенческого управления Е.М. Чекменев в записке Молотову от 9 февраля 1940 г. прибег к следующему формальному пред­логу: «Переселенческим управлением при СНК СССР получены два письма от Берлинского и Венского переселенческих бюро по вопросу организации пересе­ления еврейского населения из Германии в СССР — конкретно в Биробиджан и Западную Украину. По соглашению Правительства СССР с Германией об эва­куации населения на территорию СССР эвакуируются лишь украинцы, белору­сы, русины и русские. Считаем, что предложения указанных переселенческих бюро не могут быть приняты»". Такой ответ был дан не только потому, что со­ветское руководство опасалось нацистских шпионов под личиной еврейских им­мигрантов. Сыграло свою роль и то, что, начиная с 1938 г. переселение евреев (советских и иностранных) в ЕАО стало вообще невозможным. Произошло это вследствие агрессивных действий японцев в советском дальневосточном пригра­ничье, а также из-за того, что в том же 1938 г. как «гнезда врагов народа» были ликвидированы ОЗЕТ и КомЗЕТ, занимавшиеся таким переселением.

Полное закрытие советских границ было связано и с набиравшим силу «боль­шим террором». Были репрессированы многие из тех, кто в номенклатурных верхах отвечал за перековку еврейства в социалистическую нацию. Расстреляли старого большевика Диманштейна, которого заклеймили как «главаря бундов­ского подполья» и обвинили в пропаганде «густопсового национализма», казнили редактора центральной газеты на идиш «Дер эмес» (была закрыта) М. Литвакова, а также ряд еврейских литераторов и журналистов. Были арестованы и по­гибли потом в ГУЛАГе практически все, кто возглавлял евсекции, действовав­шие до начала 1930-х гг. Парадокс ситуации состоял в том, что жертвами кро­вавой чистки стали люди, которых власть когда-то (на заре советской власти) использовала в борьбе с сионизмом и еврейским традиционализмом, потом — для «мобилизации еврейских трудящихся на социалистическое строительство», а после того как они отрапортовали об успешном решении еврейского вопроса и надобность в них отпала, цинично обрекла их на смерть. Вместе с тем, тогдаш­нее уничтожение представителей еврейской культуры и общественности, а так­же многочисленных партийно-государственных функционеров еврейского про­исхождения вряд ли будет правомерным квалифицировать как проявление целе­направленной антисемитской политики, ибо террор против них проводился в рамках общей чистки номенклатурной элиты и генерального наступления ста­линского руководства на права советских нацменьшинств.

Впрочем, массовые репрессивные действия властей наряду с избранным Сталиным тайным курсом на целенаправленную ассимиляцию и заложили ос­нову сформировавшегося вскоре государственного антисемитизма.

Евреи и власть в годы воины

Нападение гитлеровской Германии на СССР не стаю для советского руководст­ва стрессом, способным подавить поразившей его политический антисемизм. Даль­нейшее развитие этой «болезни» было лишь на время приторможено. Одним из ос­новных доказательств этого может служить отношение советских властей к Холокосту, историю которого на оккупированной территории СССР нельзя рассматривать в отрыве от тех колоссальных жертв, которые понесли в годы войны русский и дру­гие народы страны, потерявшей в общей сложности свыше 27 млн. человек. Ныне научно доказано, что эти потери, как военнослужащих, так и гражданского населе­ния, были бы меньшими, не будь столь антигуманной социальная природа сталин­ского режима, что проявилось, в частности, в официальном негативном отношении к плененным врагом бойцам и командирам Красной армии и к мирному населе­нию, оставшемуся по тем или иным причинам на захваченных землях. Разумеется, антигуманизм сталинизма сказался и на советских гражданах еврейского происхож­дения. И потому нельзя признать соответствующими действительности утвержде­ния, появившиеся после войны первоначально в заграничных еврейских леволиберальных кругах, а потом и в ряде научных работ иностранных ученых, о том, что советское руководство предпринимало в первые месяцы войны меры, направлен­ные на спасение еврейского населения (селективная эвакуация в глубокий тыл и т.п.). Впрочем, даже если вопреки фактам предположить, что Сталин намеревался спасать своих еврейских подданных, то реальность была такова, что стремитель­ность германского вторжения и как следствие этого — неразбериха и хаос, сопутст­вовавшие в первые месяцы войны отступлению частей Красной армии, не позво­лили бы ему этого осуществить. Так что неотвратимость трагедии советского еврей­ства была в значительной мере как бы предопределена изначально. Именно на ок­купированной территории Советского Союза нацисты стали впервые творить мас­совые убийства евреев, что стало зловещей прелюдией к принятому спустя несколь­ко месяцев «окончательному решению еврейского вопроса». Евреи СССР потому первыми попали под пресс массированного Холокоста, что кампанию на Востоке Гитлер рассматривал как своего рода «крестовый поход» против «жидобольшевизма» и, кроме того, он полагал, что методы вооруженной борьбы и обращения с гражданским населением должны все более ожесточаться, по мере продвижения немцев на «азиатский», «варварский» Восток. В результате наложения этой геопо­литической установки на расово-идеологическую составляющую нацистского антиеврейского террора последний как бы «срезонировал», приняв на захваченных со­ветских землях массовую и крайне бесчеловечную форму.

Реакция советских властей на нацистскую демагогию об «антижидобольшевистской» миссии германских войск выражалась, с одной стороны, в виде довольно робкой и притом постепенно затухавшей контрпропаганды, разоблачавшей анти­семитскую ложь нацистов (статьи И.Г. Эренбурга, Е. Ярославского и др.), а с дру­гой — в виде постоянно расширявшейся практики замалчивания Холокоста. При этом всемерно подчеркивалось, что гитлеровцы поставили себе задачей «истребле­ние советского населения независимо от национальности» (нота наркома ино­странных дел СССР В.М. Молотова от 28 апреля 1942 г.). Советская пропаганда, камуфлируя главную антиеврейскую составляющую нацистского геноцида, пред­почитала сообщать об «акциях» нацистов как об истреблении «мирных жителей». Но если в начальный период войны замалчивание советскими властями Холокос­та можно было как-то объяснить опасением невольно не подыграть геббельсовской пропаганде, утверждавшей, что фюрер пришел освободить русский народ и что Германия воюет только против коммунистов и евреев, то сокрытие еврейских жертв, скажем, в советском официальном сообщении от 7 мая 1945 г. об освобож­дении узников Освенцима уже никак нельзя мотивировать этим резоном. Значит, была и другая причина, обусловливавшая подобную линию поведения советских верхов. И крылась она в том, что начиная со второй половины 1942 г. на совет­ской номенклатурной ниве стали давать обильные всходы семена посеянного пе­ред войной государственного антисемитизма, что, несомненно, коррелировало с резким ростом в советском обществе бытовой юдофобии, провоцируемой тягота­ми военного времени и влиянием нацистской пропаганды, а также тем, что зача­стую на антисемитские эксцессы, все чаще происходившие в советском тылу, вла­сти предпочитали смотреть сквозь пальцы. Более того, начались массовые уволь­нения евреев из сферы управления культурой и пропагандой. В еврейской среде возникли тогда упорные слухи о том, что главные антисемиты засели в ЦК и имен­но оттуда исходят циркуляры со странными дискриминационными новациями в области кадровой политики. И хотя в действительности никаких письменных ан­тиеврейских директив не рассылалось (так как это автоматически подпадало под статью уголовного кодекса), устные указания такого рода, несомненно, были, что подтверждается многочисленными свидетельствами. К тому же известно, что в ап­парате ЦК ВКП(б) составлялись внутренние секретные информационные доклады антисемитского свойства, в том числе и «о подборе и выдвижении кадров в искус­стве». Именно так называлась докладная записка от 17 августа 1942 г. руководства Агитпропа ЦК в секретариат ЦК, в которой констатировалось, что «во главе мно­гих учреждений русского искусства оказались нерусские люди (преимущественно евреи)», а «русские люди оказались в нацменьшинстве».

Но кадровые чистки на основании пятого пункта анкеты, несмотря на их за­вуалированный характер, вызвали бурную ответную реакцию. Пострадавшие, в большинстве своем догадывавшиеся об истинной причине их изгнания из управ­ленческих структур, писали наверх, в том числе и Сталину, прося объяснить, в чем они провинились перед партией и государством и требуя наказать уволивших их чиновников-антисемитов, действовавших, как они думали или, точнее, хотели думать, по собственной инициативе. В защиту жертв чистки выступили многие известные деятели культуры русского происхождения. Благодаря такому общест­венному противодействию, не случилось, к счастью, того, что могло тогда про­изойти, — легализации скрытого аппаратного антисемитизма и слияния его в едином смутном потоке со стихийной юдофобией масс. К тому же, пока шла война, Сталин не решался на публичные антиеврейские действия, хотя его завуалирован­ный личный антисемитизм, чутко угадываемый ретивым в исполнении любой прихоти «хозяина» придворным окружением, скорее всего, и спровоцировал туже кампанию борьбы «за чистоту русского искусства». Когда в воздухе запахло скан­далом, до вождя дошло, что подобная авантюра может обернуться для советских верхов нежелательными последствиями: самодискредитацией в глазах междуна­родного общественного мнения, неизбежными осложнениями во взаимоотноше­ниях с союзниками, усилением межнациональных трений внутри общества, под­рывом его единства и сплоченности, и, наконец, стало очевидным, что дальней­шее нагнетание антиеврейских страстей может быть воспринято в мире как некая солидаризация с человеконенавистнической нацистской идеологией и политикой гитлеровцев. Для Сталина такая перспектива была неприемлемой. В отличие, ска­жем, от Гитлера, он был больше прагматиком, нежели антисемитом. Поэтому в интересах дела (точнее, сохранения собственной власти) он не только сумел за­глушить в годы войны свою личную, все время нараставшую антипатию к еврей­ству, но даже пошел, например, в конце 1941 г. на создание Еврейского антифа­шистского комитета (ЕАК) во главе с С.М. Михоэлсом и, используя эту структу­ру для пропагандистской обработки западного общественного мнения, извлек в итоге немалую политическую и материальную выгоду (несколько десятков милли­онов долларов помощи от международного еврейства). Кроме того евреи как ни одна нация СССР были готовы в качестве «связующей группы на связи с мировой общественностью прежде всего с США, чей экономическо-финансовый потенциал был особо необходим Советской России.

Политбюро и лично Сталин зная, что часть населения СССР относится к советской власти мягко говоря негативно, но желая создать линию сопротивления фашизму среди всего населения СССР решился на создание узких компаративных антифашистких комитетов среди которых был и ЕАК.

Глава 2. Деятельность ЕАК

Антифашистские комитеты и мировая общественность

Начало Великой Отечественной войны, поставив под уг­розу само существование Советского Союза, потребовало внести серьезные коррективы во все сферы жизни общества. Остро встал вопрос о мобилизации народов СССР на защиту Отечества, о координации этой работы. Чрезвычайность сложившейся ситуации вызвала необходимость активизиро­вать пропагандистскую, разъяснительную работу как в своей стране, так и на страны антифашистской ориентации. Была поставлена задача вести поиск средств и возможностей вли­яния на общественность этих государств в целях ведения эффективной работы по ее консолидации, чтобы всемерно способствовать сплочению в мировом масштабе демократи­ческих сил на борьбу с фашистской агрессией. Стало оче­видным, что политическое, пропагандистское обеспечение Великой Отечественной войны могло быть эффективным только при условии участия в этой работе широких слоев общественности.

Одновременно с этим в июле-октябре шла подготовка и проведение антифашистских митингов общественности: сла­вян, евреев, ученых, женщин, молодежи. При этом велась и подготовка для широкой трансляции этих митингов по ра­дио не только на СССР, но и для других государств. Для каждого митинга готовились итоговые обращения в зависи­мости от имени кого был тот или иной митинг организован. Следующим шагом стало создание ряда антифашистских комите­тов — славянского, еврейского, женщин, ученых, молодежи. Общее руководство их работой было возложено на Совинформбюро — ин­формационно-пропагандистское ведомство, образованное при Нарко­мате иностранных дел СССР 24 июня 1941 г. В политико-идеологи­ческом отношении оно было подчинено непосредственно ЦК. Говоря о роли и функциях Совинформбюро, один из его руководящих работ. пропаганды [ЦК], иногда Политбюро и Секретариатом [ЦК]. Совинформбюро устраивало пресс-конференции для зарубежных коррес­пондентов, что было полной противоположностью прежней закрытой информационной политике в СССР. В годы войны оно отвечало за подготовку и распространение советской информации и пропаганды как внутри страны, так и за рубежом, публиковало в печати и по радио официальные сводки о положении на фронте, печатало листовки для распространения во вражеском тылу, Совинформбюро располагало сетью своих представителей во всех союзных странах. В 1944 г. оно снабжало материалами 32 зарубежных газетно-телеграфных агентства и 18 радиостанций. За годы войны им было разослано 135 тыс. статей. Важная специфика в работе Совинформбюро была особо отмечена его руководством: «Наши материалы и статьи рассылаются как объектив­ная информация и открыто распространяются по официальным кана­лам. Поэтому, хотя по существу это пропагандистский материал, его трудно признать таковым». Совинформбюро устраивало встречи с пи­сателями и журналистами для обсуждения актуальных вопросов, при­влекая к сотрудничеству самых известных из них. Наиболее активным и популярным корреспондентом как внутри страны, так. и за рубежом стал Илья Эренбург, которого британские и американские издатели особенно ценили за его журналистский талант и глубокое знание За­пада. Только агентство Юнайтед Пресс рассылало статьи Эренбурга более чем в 1600 газет.

В составе Совинформбюро функционировали международные региональные отделы, среди которых важнейшими были американс­кий и британский. Они комплектовались редакторами, журналиста­ми, переводчиками, работниками с дипломатическим опытом. Воз­главлял Совинформбюро Александр Щербаков — секретарь ЦК ВКП(б) по пропаганде. В отличие от многих работников Совинформ­бюро, он был совершенно не знаком с западной культурой и выде­лялся в окружении Сталина чрезмерно ретивой исполнительностью и жестким стилем руководства. Н.С.Хрущев вспоминал о нем как об «одном из самых гнусных типов вокруг Сталина во время войны». Сталин считал деятельность Совинформбюро чрезвычайно важ­ной для пропагандистской поддержки военных усилий СССР. Пона­чалу высоко оценивалась в связи с этим и роль Еврейского антифа­шистского комитета. По свидетельству Хрущева, «Совинформбюро и Еврейский антифашистский комитет при нем считались незамени­мыми для интересов нашего государства, нашей политики и Комму­нистической партии».

Заместителем Щербакова был назначен Соломон Лозовский, старый большевик, который, в отличие от своего начальника, хоро­шо знал Запад, где находился в качестве политэмигранта (в Женеве и Париже) с 1908 по 1917 г. Будучи заместителем наркома иностран­ных дел и специалистом по международному рабочему движению, он руководил практически всей текущей работой агентства. Встречавшиеся с ним в годы войны западные корреспонденты свидетель­ствовали, что Лозовский, знавший несколько европейских языков и обладавший светским лоском и остроумием, как никто другой соот­ветствовал своей должности.    

В годы войны советская пропаганда активно использовала различные просоветские группы и общественные организации за ру­бежом. Особое внимание уделялось зарубежным культурным и наци­онально-религиозным объединениям, влиятельным общественным деятелям, а также писателям и ученым с мировым именем. Пропаган­дистские кампании заметно усиливались во время и после посеще­ния западных стран советскими делегациями. Число просоветских обществ дружбы, проводивших кампании сбора средств в фонд помо­щи Советскому Союзу и призывавших общественность к моральной поддержке его в борьбе с гитлеризмом, особенно возросло на Западе после 1941 г., когда Россия, одержав первые крупные победы в борь­бе с гитлеризмом, стала особенно популярна в интеллектуальных и художественных кругах.

Признавая, что в активизации борьбы с агрессором реша­ющую роль играет участие широких народных масс, руковод­ство Советского Союза санкционировало создание ряда новых общественных организаций, поручив им поиск путей и в раз­витие связей с зарубежной общественностью. К числу таких организаций относились Всеславянский комитет, Антифашис­тский комитет советских женщин, Антифашистский комитет советской молодежи, Антифашистский комитет советских ученых, Еврейский антифашистский комитет.

Решая практические проблемы сплочения антифашистс­ких сил в мировом масштабе, пропагандистского обеспече­ния Великой Отечественной войны, советские пропагандис­тские службы, и в первую очередь Совинформбюро, вынуж­дены были учитывать то обстоятельство, что советско-германский договор, заключенный в августе 1939 г., нега­тивно воспринимался широкими кругами международной общественности. В западных СМИ распространялись много­численные материалы о том, что СССР якобы находился не только в дружественных, но и в какой-то степени чуть ли не в союзнических отношениях с фашистской Германией.

Данная версия всемерно разрабатывалась и в миллионах экземпляров тиражировалась на Западе. В связи с этим бук­вально с 22 июня 1941 г. перед советскими средствами мас­совой пропаганды встала сложная задача: опровергнуть ут­верждения западных пропагандистских служб. Особенно актуальна это было для пропагандистской и информацион­ной работы на США, которым по выражению президента Рузвельта предстояло стать «арсеналом демократии», сыграть важную роль в разгроме общего врага.

Накануне второй мировой войны широкие круги обще­ственности Соединенных Штатов занимали антифашистские позиции и военно-экономическое и политическое сотрудни­чество между СССР и Германией безусловно осложняло советско-американские отношения. В своей пропагандистской работе на Запад СССР должен был это учитывать.

Агрессия фашистской Германии Советского Союза не из­менила в одночасье настроений американцев в пользу СССР. Антисоветская инерция еще долго продолжала ока­зывать отрицательное воздействие на американские обще­ственно-политические силы, препятствовала установлению взаимопонимания между народами двух стран.

На протяжении шести месяцев после нападения Германии на СССР и до вступления США в войну общественно-политическая жизнь страны во многом определялась изоля­ционистами, которые имели сильное влияние в различных слоях населения. Изоляционизм — политическое течение в США, выступавшее против осуществления Соединенными Штатами активной политики вне пределов американского континента. Зародившись в ходе войны за независимость 1775—1783 гг., изоляционизм прошел через всю историю США, меняя свой политический смысл и социальную сущ­ность. В канун второй мировой войны основная задача изо­ляционистов заключалась в том, чтобы любыми способами удержать страну от вступления во вторую мировую войну.

Эту историческую особенность Соединенных Штатов, так же как и историческую специфику других стран-участниц антигитлеровской коалиции, также необходимо было прини­мать во внимание в советской пропагандистской и информа­ционной работе. Сила позиции изоляционистов заключалась в том, что они спекулировали на трудностях участия в войне. 13 то время как Европа уже дна с лишним года (США вступили в войну в декабре 1941 г.) несла тяжкое бремя войны, изоляци­онисты Соединенных Штатов апеллировали к естественным человеческим чувствам. Понятно, что человеку свойственно стремление избегать ситуаций, когда его жизнь ставится под угрозу, не говоря уже о войнах, которые требуют огромных жертв.

Изоляционисты активно использовали новый курс советс­кого руководства по отношению к Германии в 1939—1941 гг., чтобы настроить американцев против СССР. Суть их анти­советской пропагандистской работы сводилась главным об­разом к одному тезису: надо ли активно помогать Советскому Союзу в борьбе с фашистской Германией, если еще со­всем недавно по их мнению, СССР был военно-поли­тическим союзником этой страны.

Следует также иметь в виду, что в США и в других стра­нах антигитлеровской коалиции негативно воспринимались такие проявления советской действительности, как голод и террор при коллективизации сельского хозяйства, репрессии 30-х гг., негативное отношение советского руководства к религии, вступление советских войск в прибалтийские госу­дарства, в Западную Украину и Западную Белоруссию, Бес­сарабию и особенно — советско-финская война 1939— 1940-х гг.

Война — экстремальная ситуация, тем более это было ха­рактерно для Великой Отечественной войны, в которой ре­шалась судьба государства и народа. А экстремальная ситуа­ция всегда требует пересмотра многих устоявшихся взглядов, коренного изменения политики.

Не был исключением и Советский Союз. После начала войны в общественно-политическом курсе советского руководства произошли определенные измене­ния. В частности, это коснулось церкви, которая на протя­жении всего периода советской истории была объектом оже­сточенных репрессий со стороны карательных органов. К чести служителей культа следует сказать, что, проявив при­сущий ей патриотизм в трудные годы войны, православная церковь и другие конфессии много сделали для сплочения советских людей, для организации отпора захватчикам. Слу­жители культа сыграли свою роль и в развитии связей между общественно-политическими силами СССР, США и других стран антигитлеровской коалиции.

Любую крупную войну нельзя вести без эффективного пропагандистского, политического обеспечения, вне зависи­мости от того, каков общественно-политический строй стра­ны-участницы войны. Но особенно большие требования в этом плане предъявлялись к стране, оказавшейся в столь катастрофическом положении, как Советский Союз в на­чальный период войны.                                                          

В руководстве западных стран утвердилось мнение, что после начата войны СССР лишь несколько недель сможет продержаться под натиском вермахта. С. Н. Ростовский (сотрудник посольства СССР в Англии) сообщал телеграм­мой из Лондона, что журнал «Лайф» от 14 июля 1941 г. опубликовал статью под названием «Те, кто окружают Сталина», в которой была дана нелестная оценка Калинина, Молотова, Андреева, Маленкова, Кагановича, Жданова, Бе­рия, Ворошилова и Микояна. В этом же номере была напе­чатана статья Керенского, в которой предсказывалось, что «Гитлер скоро одержит победу».

Неудачи Красной Армии в первые недели войны были се­рьезными, а в ряде случаев и катастрофическими. Однако с настоящим сопротивлением агрессор впервые столкнулся именно на советско-германском фронте, что оказало опреде­ляющее воздействие и на правящие крути, и на обществен­но-политические силы стран, сражавшихся с блоком фашис­тских государств. Это свидетельствовало о том, что, благода­ря советской системе, страна создала мощный потенциал сопротивления сильнейшей армии мира. Причем речь идет не только о военно-экономическом потенциале, но и о ду­ховной, морально-психологической силе советского обще­ства. Именно это заложило основы веры в возможность эф­фективного военно-политического сотрудничества Советско­го Союза с «западными демократиями», многообразного вза­имодействия между общественно-политическими силами союзных стран, в первую очередь США и СССР.

1 сентября 1939 г. стало очевидно, что цель фашистской Германии — завоевание мирового господства, порабощение народов, полное истребление всех сил, противостоящих вве­дению «нового порядка». Гитлер считал, что «славянская человеческая масса, как расовый отброс, не достойна владеть своими землями, — они должны отойти в руки германских господ, а славяне — собственники земель — превращены в безземельных пролетариев». Не останавливаясь на этом, Гитлер планировал систематически в течение долгих лет делать все, чтобы остановить рождаемость славян, считая, что никто не может оспаривать его право «уничтожить мил­лионы славян, размножающихся, как насекомые...». Реакци­ей на такие планы могла быть только консолидация прогрес­сивных общественно-политических сил на платформе бескомпромиссной борьбы с завоевателем. Этот процесс разви­вался в странах,   воевавших с фашистской   Германией, и в Соединенных Штатах, что создавало благоприятные условиядля установления связей между широкими народными массами СССР и государств, придерживавшихся антифашистской ориентации

Рост антифашистских настроений в странах, сражавшихся с блоком фашистских государств, способствовал эффективному ведению советской внешнеполитической пропаганды.. Задача заключалась в том, чтобы как можно эффективнее использовать эти условия. Внешнеполитическое пропагандистское обеспечение войны Советского Союза было рассчитано на работу среди самых широких слоев общественности в. странах-союзницах СССР. Эти слои были исключительно сложны и многогранны. В частности, это видно на примере Соединенных Штатов Америки.                                                

Общественно-политические силы США — весьма сложное социальное понятие, включающее в себя представителей, самых различных слоев населения. Их социальное положение, политические оценки, религиозные воззрения, идеологическая ориентация, национальные и расовые симпатии и антипатии — все это создавало важнейшие ориентиры для определения их взглядов на войну, которую вел Советский Союз.

Многообразие идеологической ориентации, имущественного положения общественно-политических сил в странах участницах антигитлеровской коалиции учитывалось в пропагандистской и информационной работе СССР на зарубежные страны, в том числе и в деятельности Совинформбюро и Антифашистских комитетов, входивших в структуру Советского информационного бюро.                                                      

В пропагандистской работе на союзные страны СССР принимал во внимание сложные межгосударственные отношения, которые у него установились в предвоенный период с этими государствами.                                                                

Особенно важное значение имели советско-американские отношения с учетом большой роли, которую США играли в антигитлеровской коалиции. В канун нападения гитлеровской Германии на Советский Союз советско-американские отношения носили напряженный характер, что негативно влияло на широкие круги общественности США, которые критически воспринимали СССР.

Отрицательная реакция правительства и простых амери­канцев на советско-германские отношения в 1939—1941 гг. была естественна и оправданна. Германия одну за другой проглатывала европейские страны. Капитулировала Фран­ция. Катастрофа в Дюнкерке заставила Англию бросить ог­ромное количество военной техники и снаряжения в Европе и срочно ретироваться на Британские острова. В этой ситуа­ции и правительственные, и военные круги, и общественно-политические силы США, занимавшие антифашистские по­зиции, не без оснований негативно воспринимали сближе­ние между Германией и СССР.

Без учета в пропагандистской работе на США этих на­строений в американской общественности и правящих кру­гах страны нельзя было добиться никакого прогресса в сложном вопросе позитивного воздействия и на широкие массы народа, и на власть имущие круги Соединенных Шта­тов. Это было характерно и для других стран-участниц анти­гитлеровской коалиции.

В своем подавляющем большинстве американцы, как и широкие народные массы в других странах, вошедших по­зднее в антигитлеровскую коалицию, оценивали начавшиеся бои на советско-германском фронте как величайшее событие второй мировой войны. Антифашисткие настроенные круги увидели в лице Советского Союза нового мощного союзника в борьбе с державами «оси». Такая позиция широких народ­ных масс в странах, придерживавшихся антифашистской ориентации, во многом облегчила решение задач, стоявших перед советской внешнеполитической пропагандой.

Сказанное ни в коей мере не значит, что сразу же после нападения фашистской Германии на Советский Союз и в США, и в других странах будущих членах антигитлеровской коалиции настроение в массах и в правящих кругах повсеме­стно и резко изменилось в пользу СССР.

Это особенно наглядно проявлялось в США. Широко из­вестно антисоветское заявление сенатора Гарри Трумэна, будущего президента США, с которым он выступил сразу же после нападения Германии на Советский Союз. Подобные выступления   были   характерны   для   многих   американских политических и государственных деятелей. Сенатор от штата: Канзас А.Кеппер заявил на следующий день после начала агрессии фашистской Германии против СССР: «Нападение гитлеровской   Германии   на сталинскую   Россию утвердило меня в глубокой уверенности, что войны в Европе — не на­ши войны. Мы не должны в них участвовать. Для меня союз со Сталиным лишь чуть-чуть менее отвратителен, чем союз с Гитлером... Пока эти два диктатора пожирают друг друга, Соединенные Штаты должны укреплять свою национальную оборону с тем, чтобы быть готовыми во всеоружии встретить любые случайности».

Высказывание сенатора Кеппера было проявлением ги­пертрофированного изоляционизма, особенно неприемлемо­го с учетом американских национальных интересов в усло­виях, когда США оставались единственной великой держа­вой, не участвовавшей во второй мировой войне, и когда, уже было ясно, что это не может продолжаться долго.          

В пропагандистской и информационной работе на США и другие западные страны Совинформбюро, Антифашистские, комитеты — все советские пропагандистские службы не могли не учитывать, что наши будущие союзники скептически оценивали   возможность   Красной Армии   эффективно сражаться с мощной немецкой военной машиной.                      

24 июня 1941 г. канзасская газета опубликовала со ссылкой на Вашингтон статью известного обозревателя Х.Джонсона. Автор выражал уверенность, что «Красная Армия покажет себя столь же слабой, как и в Финляндии». В заключение статьи ставился вопрос: «Не повторится ли то же самое, что было в Польше, во Франции и на Балканах? Не пройдет ли Гитлер через Россию, как нож сквозь масло?» Х.Джонсон уверял, что ответ на все эти вопросы будет получен через месяц. А.Керенский безапелляционно заявлял, что «его страна слаба, а Иосиф Сталин — банкрот».

И после 22 июня 1941 г. в СМИ стран, придерживавшихся антигерманской ориентации, резко критиковалась внутрен­няя и внешняя политика Советского Союза, особенно война против Финляндии и советские акции в Польше, Прибалтике Бессарабии. Это была очень неприятная для СССР поли­тическая реальность, которую ни в коей мере нельзя было игнорировать в политической пропаганде на США и другие западные страны.

Советское посольство в США получало многочисленные письма и телеграммы от американских граждан. В подавля­ющем большинстве это были обращения от лиц, активно поддерживавших борьбу советского народа с немецко-фашистскими захватчиками. Но и в этих письмах содержа­лась критика позиции Советского Союза в связи с вступле­нием Красной Армии в Западную Украину и Западную Бе­лоруссию, войной СССР с Финляндией, вступлением воо­руженных сил Советского Союза в прибалтийские государ­ства, Бессарабию. Например, М.Юрковский, президент Сла­вянской лиги штата Пенсильвания, направил в советское посольство текст своей речи, с которой он выступил по ра­дио 15 июля 1941 г. В ней говорилось о том, что «Россия силой оккупировала Эстонию, Латвию, Литву и часть Польши». М.Юрковский несколько смягчил свою критику в адрес СССР за эти действия заявлением о том, что Советс­кий Союз руководствовался «соображениями самозащиты.

Жесткое отношение советского руководства к религии всегда вызывало резко негативную реакцию со стороны и общественности, и правящих кругов Запада. Для того, чтобы добиться поворота к лучшему со стороны демократических сил Европы и Америки, Советскому Союзу необходимо было и менять отношение к религии, и вносить определенные коррективы в ту часть своей пропагандистской работы на зарубежные страны, которая касалась религиозных проблем.

Критика в адрес советского руководства в отношении его политики в вопросах религии звучала и довольно резко со стороны и тех кругов стран-участниц антигитлеровской коа­лиции, которые в целом относились позитивно к СССР в условиях начавшейся войны между Германией и Советским : Союзом. Показательно, что во многих обращениях предста­вителей общественности этих стран, особенно американцев, в советские посольства говорилось о необходимости внести коррективы в политику советского правительства в отноше­нии религии. 10 июля 1941 г. У.Клейн из Лос-Анджелеса писал в советское посольство о том, что «правительство Рос сии должно немедленно предоставить конституционные сво­боды по вопросам религиозных культов в масштабах всего Советского Союза». В качестве образца для подражания он предлагал «религиозные свободы, которые нравятся амери­канцам...». По словам автора письма, соответствующее решение религиозного вопроса в СССР «увеличит материальную помощь русским вооруженным силам [со стороны западных держав]». У.Клейн смотрел далеко вперед. Он считал, что изменение   советской   политики   в   религиозном   вопрос «поможет России, когда все, кто внесет свой вклад в побед над врагом, займут свои места вокруг стола для мирных переговоров». Другой корреспондент А.Хеллберг из Милуоки (штат Висконсин) 7 августа 1941 г. писал советскому послу «Религиозная свобода укрепит Россию в значительно боль шей степени, чем марксистская доктрина». По мнению автора письма, решив религиозные вопросы, «Россия получит духовную   основу,   которая   необходима   для   будущего   нации».

Встречались обращения в советское посольство по вопросам религии в СССР и другого содержания. Например, августа 1941 г. Р.Циллер из Остина (штат Техас) писал, что прессе США появляются «многочисленные лживые факты» положении в СССР. «Один из моментов, который я специ ально выделяю и который, как я считаю, особенно настраивает общественное мнение США против вашей страны, постоянные утверждения о том, что русский народ не имеет свободы (разрядка моя.— Н.П.) в выборе по своему желанию религиозных культов».

Трудности, стоявшие перед Антифашистскими комитетами СССР, другими советскими организациями, занимавшимися   развитием   связей   с   зарубежной   общественностью нельзя представить в полном объеме, не учитывая принципиального различия в общественно-политическом строе Советского Союза и его партнеров по антигитлеровской коалиции. Эти различия создавали большие, а нередко и непреодолимые препятствия на пути решения задач, стоявшими перед Антифашистскими комитетами.

Нападение фашистской Германии на Советский Союз привело к коренному изменению соотношения сил между державами, участвовавшими во второй мировой войне. СССР стал союзником стран, противостоящих блоку фашис­тских государств. Однако это ни в коем случае не означало, что демократические государства, участвовавшие в войне с Германией, сразу же и полностью изменили свой курс в от­ношении Советского Союза и, в частности, списали в исто­рический архив советско-германский договор 1939 г., совет­ско-финскую войну 1939-1940 гг., советские акции в При­балтике, Польше, Бессарабии. В своей внешнеполитической 1пропаганде СССР вынужден был учитывать мощную инер­цию Запада в отношении советской политики в Европе в 1939-1941 гг.

Показательна в этом плане американская политика в свя­зи с новым этапом отношений между Советским Союзом и Германией в 1939—1941 гг. Начало советско-германской войны вновь поставило договор 1939г. между Германией и СССР в центр внимания американской общественности. Канзасская газета писала, что после его заключения «американские красные» всемерно поддержали этот договор, они стали «воспринимать Гитлера, как друга. Этот пакт, — писала газета, — дал возможность нацистам захватить Польшу и развязать вторую мировую войну. Россия получила свою долю добычи, захватив часть Польши, малые близ­лежащие государства — Эстонию, Латвию и Литву. После непродолжительной, но кровопролитной борьбы Сталин 'оккупировал часть Финляндии»

Многочисленные аналогичные оценки   проблем, связан­ных советской политикой в германском вопросе в 1939— 1941 гг., были естественны, более того, может быть, и закономерны:   нападение фашистской   Германии   на   СССР   не могло в одночасье и полностью изменить отношение стран, входивших в блок фашистских государств, к Советскому Союзу. Но было очевидно, что 22 июня 1941 г. подвело важную   в   советской   внешней   политике,   советский договор 1939 г. стал достоянием истории, передний план и в межгосударственных отношениях в советской внешнеполитической пропаганде выходила новая важная проблема — насколько силен советский экономический, военный, морально-психологический потенциал, насколько будет эффективна вооруженная борьбы Советского Союза с блоком фашистских государств. Ответ на этот важнейший вопрос в первую очередь должно было дать время и положение на советско-германском фронте Однако важное значение имели и усилия на пропагандисте ком фронте. Необходимо было убедить общественность и особенно власть имущие круги США и стран, воевавших с Германией, в том, что СССР полон решимости сражаться с захватчиками не на жизнь, а на смерть и у него есть все обходимое для этого и в материальном, и в морально психологическом плане. Роль внешнеполитической пропаганды в этом вопросе трудно было переоценить.

Решать эту проблему надо было срочно и в наступатель­ном плане, так как после первых успехов немецкой армий на восточном фронте в странах, воевавших с Германией, и в США, СМИ стали поднимать вопрос о «слабости» Советского Союза, о невозможности для него успешно вести войн Американская местная пресса неоднократно возвращалась вопросу   о   мировой   революции,   которую   несли «русские коммунисты», и подчеркивала, что это самый сильный аргумент против оказания им военной и экономической помощи.   Канзасская газета заявляла: «Многие высокопоставленные лица, включая секретаря Гарри Гопкинса и Аверелла Гарримана, доверенных лиц президента, в подлинно смысле слова молятся на советский режим». Их позитивное отношение к этому режиму газета считала тем более предосудительным, что «одержимость Сталина мировой революцией ни в коей мере не была поколеблена в результате немецкой   агрессии   [против   Советского   Союза]».   Газета   не скрывала своего отрицательного отношения к войне фашистской Германии с Советским Союзом: «Война, которую Рос­сия ведет против Гитлера, не имеет своей целью укрепление демократии и свободы. Это борьба за выживание Советов: Будем надеяться, что фюрер не одержит победу в этой вой­не». Далее в газете подчеркивалось: из того факта, что США «поставляют необходимое для войны снаряжение противнику Гитлера», не следует делать вывод о «необходимости поддерживать сталинские воззрения на систему подавления», и делался акцент на то, что это мнение «подавляющего боль­шинства американского народа»

Совинформбюро и вся советская система пропаганды не могла не учитывать, что пропагандистские службы стран, воевавших с Германией и США, вели борьбу не только про­тив советской политической и государственной системы. Огонь беспрерывно велся и персонально против советских руководителей, в первую очередь против Сталина. Вести контрпропаганду в этом направлении всем советским СМИ было очень непросто с учетом того, что культ личности Ста­лина уже в то время был на достаточно большой высоте и касаться советским пропагандистам столь щекотливой темы было не только неудобно, но и небезопасно.

А критика Сталина набирала на Западе обороты. Особен­но это было характерно для США. 25 июня 1941 г. «Уол Стрит Джорнл» заявляла: «Американский народ знает, что принципиальная разница между мистером Гитлером и мис­тером Сталиным определяется только величиной их усов. Союз с любым из них будет оплачен престижем страны». Органу американских биржевиков вторила «Кливленд плейн дилер»: «Если Гитлер в своем бездумном стремлении к влас­ти сокрушит коммунистическую диктатуру и одновременно ослабит себя в такой степени, что будет уничтожен совмест­ными усилиями Британии и Америки, мир в конечном счете станет от этого только лучше». Аналогична была точка зре­ния «Питсбург пресс»: «Это будет... морально справедливо, если Шикльгрубер и Джугашвили сгорят в пожаре, который они разожгли».

Однако даже самые консервативные деятели были убежде­ны, что победа Гитлера в войне с Советским Союзом не со­ответствует правильно понятым национальным интересам США. Этой точки зрения придерживался, в частности, и Трумэн. Советские историки на протяжении долгого периода «холодной войны^". Цитировали только начало его печально знаменитого высказывания: «Если мы увидим, что Побеждает Германия, мы должны помогать России, если по­беждать будет Россия, нам следует помогать Германии, и пусть они таким образом   убивают друг друга   как   можно дольше». Фраза обрывалась на полуслове. В действительности далее, через запятую говорилось: «...хотя ни при каких обстоя­тельствах я не хотел бы видеть Гитлера победителем».          

В первые, самые тяжелые для СССР недели войны глав­ная задача советской внешнеполитической пропаганды зак­лючалась в том, чтобы убедить общественность и правящие круги «западных демократий» в том, что неудачи Красной Армии имеют временный характер. От успешности решения этой задачи зависело очень многое, в частности позитивный подход Соединенных Штатов и Англии к вопросу о военных и других поставках в СССР из этих стран.

Убедить Запад в том, что Советский Союз сохраняет спо­собность к сопротивлению агрессору было очень сложной задачей, так как авторитетнейшие СМИ этих государств единодушно заявляли, что агония Красной Армии близка и неизбежна.

Отражая настроения определенной и довольно влиятель­ной части американской общественности, пресса США много писала о том, что нападение Германии на Советский Союз означает полный крах стратегии Сталина, рассчитан­ной на то, чтобы вступить в войну, когда западные страны истощат друг друга и можно будет продиктовать свои усло­вия и Германии, и ее противнику.

Нападение Германии на Советский Союз со всей опреде­ленностью свидетельствовало о том, что в ходе второй миро­вой войны произошло событие, качественно изменившее соотношение сил между воюющими сторонами. СССР пре­вратился в противника Германии. И тем не менее обще­ственное мнение США очень настороженно относилось к перспективе союза с «коммунистической Россией». Сенатор-демократ Вилер обращался к соотечественникам с вопросом: «Американцы, хотели бы вы, чтобы наши деньги или амери­канские ребята сражались совместно со Сталиным, что­бы обеспечить победу коммунизма в Европе и во всем мире? Вас больше устраивает победа международного социализма, лидеров английской лейбористской партии или гитлеровско­го национал-социализма?», И сам давал безапелляционный ответ на поставленные вопросы: «Чтобы остаться демократичными, США должны воздержаться от участия в иност­ранных войнах».

Совинформбюро и другие советские пропагандистские службы в своей практической работе на Запад учитывали то, _Что общественное мнение антифашистских ориентированных стран Европы и Америки было расколото по вопросу об от­ношении к Советскому Союзу, как к союзнику в борьбе с фашистской Германией. В тех же Соединенных Штатах бо_льшинство людей не разделяло резко антисоветских выс­туплений таких политических и государственных деятелей, как сенатор Вилер. Подобная расстановка сил в странах, воевавших с Германией, оставляла для советской пропаган­ды достаточно широкий простор для маневра, для ориента­ции на те силы общества, которые могут быть реальными или потенциальными сторонниками сближения с Советским Союзом и установления с ним в дальнейшем союзнических отношений.

Резкие антисоветские выпады значительной части прессы США были объяснимы, более того, закономерны. История распорядилась таким образом, что первое в мире социалис­тическое государство и самая мощная капиталистическая держава оказались в одном антифашистком блоке. Для опре­деленных кругов американцев это было принципиально не­приемлемо, и они стремились отторгнуть неожиданного и крайне неприятного им союзника. Однако большая часть американского народа, в первую очередь трудящиеся массы США, ни в коей мере не идеализируя политический режим в СССР, обоснованно видели в его лице естественного союзника в борьбе с фашистским агрессором. Советская пропаганда на западные страны, в частности вся работа Антифашистских комитетов, была ориентирована на довольно широкую социальную базу, на те многочислен­ные слои общества, которые, нередко относясь резко нега­тивно к советской политической системе, видели в лице СССР реального и мощного союзника в борьбе с набирав­шей темпы фашистской агрессией.

Даже в консервативных Соединенных Штатах, в значи­тельной мере пораженных метастазами изоляционизма, были достаточно широки и влиятельны те силы, которые с первых же дней Великой Отечественной войны решительно выступили в поддержку Советского Союза. Это, в частности, под­тверждалось многочисленными обращениями американцев в советское посольство в Вашингтоне.                                      

Пропагандистская работа во всех странах, вне зависимости от их общественно-политического устройства свидетельству­ет о том, что она может быть эффективной только при усло­вии внимательного отношения к тем, на кого ведется эта работа.

Надо отдать должное всем советским пропагандистским службам, что с самого начала Великой Отечественной войны они   взяли за правило отвечать на большинство запросов граждан зарубежных стран в советские посольства и в пропагандистские службы.   Посольство   СССР в   США отвечало практически на все обращения американских граждан в свой адрес, что способствовало созданию обратной связи, стиму­лировало деятельность американских общественных организаций в интересах укрепления дружественных связей между народами двух стран. Документы архива внешней политики; РФ убедительно подтверждают такой вывод. Например,   151 июля 1941 г. Русско-американское общество Сан-Франциско информировало   (на   русском   языке)   советского   посла К.А.Уманского, что его письмо от 5 июля получено, и «все члены нашего Общества... после прочтения вашего письма изъявили свое горячее желание помогать всем, чем только мы сможем, до полной победы над врагом дорогой родины Советского Союза...».                                                            Граждане западных стран в своих обращениях в советский посольства и СМИ СССР нередко касались вопросов о том, как лучше строить советскую пропагандистскую работу. Так, С.Драйер из Нью-Йорка писал послу Уманскому, что необходимо «более широко оперировать информацией из СССР, особенно по радио, с тем чтобы детально сообщать американскому народу о ходе войны с Германией». Еще один корреспондент предлагал «бомбардировать Германию листовками, которые призывали бы немецкую армию сложить оружие».

Некоторые предложения в отношении ведения пропаганды   были   довольно   интересными.   Например,   Ч.Рубин   из Сан-Педро (штат Калифорния) писал советскому послу, что из средств массовой информации он узнал, что Советский Союз проводит радиопередачи на Германию и ее сателлитов. «Если советское правительство, — говорилось в письме, — напечатает или каждый день будет объявлять по радио спи­сок немцев, румын, финнов — убитых, раненных, пленных и между чтением этих потерь разъяснять правду о войне и на­цистских зверствах, уверен, что миллионы немецких, ру­мынских, финских, венгерских матерей, жен, сестер, воз­любленных, отцов и братьев солдат будут слушать такие пе­редачи ежедневно, вне зависимости от последствий. Они будут надеяться на то, что им удастся услышать о судьбе своих любимых».

Советская пропаганда на западные страны сыграла свою определенную роль в том, чтобы пробудить у населения этих стран интерес к событиям на советско-германском фронте. Причем, интерес этот был не пассивным, а активным. Во многих обращениях в посольство СССР в США содержались советы правительству, Красной Армии, гражданам СССР, что надо делать для разгрома врага. Эти советы были наи­вными, но всегда искренними и доброжелательными. Э.М.Клейн, юрист из г. Лима (штат Огайо), считал, что при отступлении Красная Армия должна все уничтожать, осо­бенно нефтяные ресурсы А. Цавелл, руководитель книжной компании, писал в посольство СССР, что «вместо уничто­жения годного промышленного оборудования при отступле­нии почему бы не эвакуировать его в отдаленные безопас­ные места, чтобы вновь в возможно кратчайший срок ис­пользовать это оборудование». Корреспондент из Лимы рекомендовал всемерно развивать «партизанское движение на русской земле в немецком тылу».

Выступления американцев и представителей общественно­сти других западных стран в поддержку Советского Союза оказывали определенное воздействие и на правительства, и на другие власть имеющие структуры США, Англии и других ориентированных против Германии государств в направле­нии сближения между СССР и этими странами, усиления с их стороны военно-экономического, политического и дип­ломатического сотрудничества с Советским Союзом. Антифашистские комитеты и вся советская пропагандист: екая служба уже в первые недели войны немало сделали того, чтобы всемерно стимулировать в странах, выступавших против Германии, действия общественности в поддержки СССР в борьбе с фашистской Германией. Советская внешнеполитическая пропаганда во многом способствовала началу процесса, который в будущем привел к созданию антигитлеровской коалиции, заложил ее морально-политические основы.

Однако Советский Союз нуждался не только в моральной' и дипломатической поддержке. Фашистская Германия использовала в войне против СССР фактически ресурсы все Европы. В первые же недели войны были потеряны крупные индустриальные, военные, сельскохозяйственные центры Советского Союза, оккупированные немецкими войсками СССР требовалась срочная военная и экономическая поддержка.                                                                                  

До нападения Германии на Советский Союз Англия практически один на один вела борьбу с германскими вооруженными силами, находясь под постоянной угрозой немецкой вторжения на Британские острова. Великобритания напрягала все свои экономические и военные силы в борьбе с Германией и СССР не мог рассчитывать в этих условиях сколь либо серьезную военную и экономическую поддержки с ее стороны.                                                                          

Надежды сохранялись только на мощный экономический и военный потенциал Соединенных Штатов Америки, тем более, что эта страна все еще не участвовала в войне. И показательно, что во многих обращениях американцев ставил» вопрос о поставках Советскому Союзу на основании закона» о ленд-лизе.                                                                            

Общеизвестно, что американцы всегда отличались деловым, практическим подходом ко всем важным для них воп­росам. Советское посольство констатировало, что после на; чала советско-германской войны «во всех крупных города) США» были созданы добровольные комитеты по оказанию медицинской и другой помощи Красной Армии и населении СССР.

   В работе этих комитетов возникало много трудностей. Об их характере наглядно свидетельствует обращение 3 сентября 1941 г секретаря общества «Медицинская помощь России» Г Мур к советскому послу в США Уманскому. Мур спраши­вала посла, кто будет перевозить в Россию собранное меди­цинское оборудование и медикаменты, какие суда будут ис­пользованы для этого, кто оплатит страховку. Она считала, что направляемую в Советский Союз медицинскую помощь лучше всего было бы распределять Всесоюзному обществу культурной связи с заграницей. Мур полагала, что ВОКС лучше знает, как это сделать. В заключение она писала, что их общество переименовано в «Рашен Уор Релиф» — «Помощь России в войне» (РУР) по аналогии с соответству­ющими организациями, оказывающими помощь Великобри­тании и Греции²⁹. Интересна одна деталь: эмблемой Коми­тета была принята пятиконечная красная звезда с символи­ческой буквой «V», предвещавшей победу в войне.

17 октября 1941 г. Общество латышских рабочих города Бостона направило письмо в посольство СССР, в котором говорилось: «Дорогие товарищи. Общество... собирает фонд (написано по-русски, дается без редактирования — В.П.) для геройских красноармейцев, защищающих нас от фашистских разбойников... мы обращаемся к Вам с просьбой: 1) Воз­можно ли отсылать деньги прямо в посольство СССР^. Если это не желательно по дипломатическим соображениям, то кому и где? 2) Кому и где посылать собранные вещи?» Автор письма «кассир комитета» Э.Маурин подчеркивал, что ла­тышские рабочие хотят, чтобы собранные ими средства по­пали «не для польских или английских войск», а советским людям.

Большую работу по сбору средств в фонд помощи Крас­ной Армии и советскому народу проводил созданный в Нью-Йорке 5 августа 1941 г. «Русско-американский центральный комитет помощи России». 7 сентября 1941 г. в лучшем зале г, Филадельфии этот комитет провел митинг, в котором приняли участие русские, украинцы, поляки, литовцы, пред­ставители других национальностей, «сочувствующие оказа­нию помощи» России. В митинге участвовало около 1,5 тыс. человек. Было собрано 2 тыс. дол. Организаторы встречи писали: «Эта жертва является лишь каплею в море... Но ведь это только начало. По всем большим городам Америки, где только находятся русские люди и глубоко сочувствующие им славяне и другие... уже организованы подобного же рода комитеты».

Информация о митинге в Филадельфии представляет интерес и в связи с тем, что она свидетельствует о серьезной политической борьбе в славянской диаспоре США по вопро­су о советско-германской войне. Участники митинга писали, что большинство «здешних украинцев» начали «уже разочаровываться в том, что Гитлер действительно поможет им создать великую и независимую Украину», что только «ничтожная группа выходцев из России» продолжает «мечтать о том, что Гитлер поможет им избавиться от нена­вистного им режима коммунизма, забывая при этом, что если тот и сделает это, то ценою полного рабства и уничто­жения всей вековой культуры доброй и лучшей половина России».

Резолюция митинга была послана Рузвельту. В ней высказывалась благодарность президенту за поддержку, которую он оказывает Советскому Союзу, и выражалась просьба уве­личить эту поддержку.                                                        

Антифашистские комитеты и пропагандистские службы; СССР с самого начала войны уделяли большое внимание работе среди славянских и других национальных диаспор выходящих из России диаспор США, Канады, стран Латинской Америки. Объяснялось это тем, что эти диаспоры в силу вполне понятных причин наиболее активно выступал» в поддержку Советского Союза. Надо также учитывать, что 8 странах Америки жили миллионы славян, многие из них особенно в США. составляли ядро рабочего класса, занятого в военной, металлургической, горной и других важнейших отраслях промышленности.

Активную роль в кампании по сбору средств для оказание помощи Красной Армии и гражданскому населению СССР играли американцы русского происхождения. Одним и главных центров по оказанию помощи Советскому Союз стал Сан-Франциско, где была большая и влиятельная об шина американцев русского происхождения. Советская дипломатическая служба в США уделяла большое внимание деятельности русских американцев, направленной на оказа­ние помощи СССР в борьбе с фашистским агрессором. В одном из отчетов вице-консула СССР в Сан-Франциско Г М Хейфеца председателю Всесоюзного общества культур­ной связи с заграницей В.С.Кеменову (ВОКС курировал этот участок работы) подробно рассказывалось о соответствую­щей деятельности русских американцев.

Многие участники движения за оказание помощи Советс­кому Союзу не скрывали своих антикоммунистических на­строений. Это относилось и к руководству движения. Один из лидеров РУР в Калифорнии М.Фейл, например, заявил: «Мы, бизнесмены, должны возглавить местные организации РУР. Если этого не сделаем мы, руководство захватят ком­мунисты». Советские дипломаты резко отрицательно реаги­ровали на такие выступления руководителей и участников движения помощи Советскому Союзу. Они не учитывали, что ориентация РУР на коммунистические круги привела бы к значительному сужению социальной базы движения.

И в странах, воевавших с Германией, и в США среди уча­стников сбора средств в помощь Красной Армии и граждан­скому населению СССР было немало людей, стоявших на антикоммунистических позициях. Такую ситуацию также нельзя было не учитывать в пропагандистской и информа­ционной работе соответствующих советских служб.

В советской информационной и пропагандистской работе на зарубежные страны были свои объективные трудности, но нередко советская сторона искусственно создавала дополни­тельные проблемы в этом направлении. В частности, до­вольно часто советские дипломаты вмешивались в деятель­ность благотворительных организаций зарубежных стран, занимавшихся сбором средств в помощь Советскому Союзу. Вице-консул СССР в Сан-Франциско Г.М.Хейфец в одном из своих отчетов подробно доложил Москве о деятельности русских американцев в рамках РУР — «Рашен Уор Релиф», организовывавшей сбор средств в помощь СССР, а также о серьезной борьбе в руководстве РУР. Далее Г.М.Хейфец ин­формировал о том, что делало советское консульство в Сан-Франциско, чтобы сменить руководство этой организации и направить ее деятельность в то русло, которое, по убеждению   консульства,   соответствовало   интересам   советской американских отношений. Трактуя это как свою чуть ли не личную заслугу, Г.М.Хейфец писал: «В правление "Pauiet Уор Релиф", не без нашего влияния удалось включить свощ людей». Кроме этого отмечал он: «Не без нашего влияния! были созданы подсобные организации "Рашен Уор Релиф".. которым была оказана помощь не только деловыми советами, но и людьми...

При значительном противодействии еврейских   реакционных кругов организован был   Еврейский Комитет Помощи "Рашен Уор Релиф".

На основании отчета консульства можно сделать вывод что вмешательство во внутренние дела американской общественной организации работники консульства ни в коей мере не рассматривали как нарушение хотя бы этики дипломатической   работы.   Более того,   советский вице-консул был искренне убежден, что опека, установленная консульстве над РУР, была благим делом, способствовавшим укрепления дружбы   и   сотрудничества   между   общественностью стран.

Сбор средств в фонд помощи Красной Армии и граждане кому населению СССР в странах, придерживавшихся а германской ориентации, имел немаловажное значение с материальной точки зрения, так как речь шла о многих десятках миллионов долларов, которые были крайне необходимы для нашей страны. Важно также отметить и то, что в ходе| кампаний   по   сбору   этих   средств   проводилась   большая разъяснительная   работа,   способствовавшая   тому,   что   в более широкие слои общественности активно выступали поддержку героической борьбы советского народа с фашистскими агрессорами.

Пропагандистскую, информационную и разъяснительную работу на капиталистические страны нельзя было эффективно вести не учитывая настроений, взглядов, чаяний широких народных масс в этих странах. С этой точки зрения важное значение имели регулярно проводившиеся на Западе опросы общественного мнения. Особый интерес представляли опросы, проводившиеся в США под руководством Д. Гэллапа. В начале июля   1941 г. в ходе его опроса на вопрос: «Какуй сторону в войне между Германией и Россией вы бы хотели видеть победителем?» - 72% опрошенных ответили - Рос­сию 4 — Германию, 17 — безразлично, 7% не имели мнения по этому поводу. Подводя итоги опроса, Д.Гэллап сделал вывод: «Россия - не империалистическая держава, а Герма­ния является таковой, Россия, если она одержит победу, не вторгнется в США, а Германия очевидно сделает это». По вопросу о том, кто одержит победу в этой войне, опрошен­ные отвечали вполне определенно: 47% — Германия, 22 — Россия, 8% считали, что создается патовая ситуация, 23% не высказали своего мнения. На вопрос: «Следует ли США вступить в войну?» — положительно ответили от 21 до 24% опрошенных.

Подобные опросы общественного мнения были важными ориентирами для советской пропагандистской работы. Они позволяли расставить правильные акценты в этой работе, менять ее направления по мере изменения настроений среди широкой общественности в союзных нам странах. Другой вопрос, что зачастую это не делалось и советская военно-политическая пропаганда далеко не всегда была достаточно эффективна. Как мы увидим ниже, плохое знание жизненных условий, исторических традиций, национальных, куль­турных, религиозных особенностей зарубежных стран, часто приводило к тому, что советская пропагандистская машина работала на холостом ходу.

Сучетом особенностей советской общественно-полити­ческой системы, внешнеполитическая пропаганда СССР во многом делала ставку на рабочий класс зарубежных стран, пытаясь заручиться его поддержкой героической борьбы 'советского народа с фашистскими агрессорами. К сожале­нию, стратегическая линия советского руководства на то, что международная солидарность будет самым главным политическим и морально-психологическим активом Страны Советов в грядущих международных коллизиях далеко не оправдаться

Нельзя сказать, что в годы войны рабочий класс США, Англии Канады и других западных стран всегда и во всем ориентировался на советскую точку зрения. Однако в целом рабочие, особенно организованные, члены профсоюзов, были наиболее активной частью населения зарубежных стран поддерживавшего СССР.

Советское посольство в США, внимательно следившее общественным мнением, отмечало: «...в целом можно сказать, что рабочий класс США занял политически правильную линию в оценке такого исторического события, предрешающего судьбу развития человечества в будущем…». Процент членов профсоюзе среди американских рабочих традиционно никогда не был особенно велик. Однако несмотря на это, влияние профсоюзов в рабочем движении, в общественной жизни США всегда было значительным. И показательно, что после нападения Германии на Советский Союз многие профсоюзы провел собрания, митинги солидарности с борьбой советского народа против агрессоров.

В советское посольство обращались американцы различного имущественного, общественного положения, различных возрастов — от ветеранов первой мировой войны до школьников. Это была та категория населения страны, которая искренним сочувствием относилась к героической борьбе советского народа с немецко-фашистскими захватчиками.

ЦК компартии Англии в своем манифесте от 23 июня 1941 г., отмечая сложность момента, призывал не­медленно начать оказывать помощь Советскому Союзу, «бороться и мобилизовывать массы, стараясь завоевать каж­дого гражданина в ряды борцов против фашизма».

.Этот манифест, намечая конкретные пути борьбы с агрес­сором, когда на карту была поставлена судьба всего прогрес­сивного человечества, заканчивался призывом: создавать «мощный единый фронт английского, американского и со­ветского народов в союзе с народами всего мира для победы над фашизмом».

Такой же призыв прозвучал в обращении компартии США к американскому народу 4 июля 1941 г. и нашел понима­ние и поддержку, как в США, так и в Англии, о чем свиде­тельствуют сообщения о многочисленных митингах в этих странах. Ассоциация горняков Дергана (одного из основных угольных районов Англии) в середине июля приняла обра­щение к «русским рабочим», в котором говорилось о том, Что английские горняки «готовы оказать Советскому Союзу всяческую экономическую и военную помощь». Они призывали рабочих всей Европы «выступить в защиту Советское Союза».   Не ограничиваясь обращениями и призывами к единству в борьбе с общим врагом, в Англии начался уже 1; июля 1941 г. сбор денег в фонд кампании за установление тесного   военного   сотрудничества   между   правительствами , Британская федерация рабочих   19 августа отчислила 70000 фунтов стерлингов «в подарок русским рабочим, борющимся против фашистской агрессии».

Осенью 1941 г. наметился переход от манифестаций с заявлениями   и   требованиями   от   правительств   поддержи СССР к оказанию конкретной помощи. В США началась все американская кампания по сбору средств для оказана помощи СССР в войне против нацистской Германии. Во время первого митинга в ходе этой кампании 27 октября 23   тыс.   жителей   Нью-Йорка,   пришедшие   в   зал   Мэди­сон-Сквер Гарден, собрали 270 тыс. долл. Этому начинанию   предшествовало   заключение   соглашения   о   созданий Англо-советского   профсоюзного   комитета,   первая   сессия которого прошла в Москве с 13 по 15 октября 1941 г. и на метила конкретные задачи этого комитета. Среди них особо значение   имели   следующие:   укрепление   промышленных усилий   обеих  стран   с   целью   максимального   повышения производства танков, самолетов и другого вооружения; сек действие делу оказания максимальной помощи вооружением Советскому Союзу со стороны Великобритании; использование всех средств агитации и пропаганды «для борьбы против гитлеризма».

Развитие связей   между общественно-политическими си­лами СССР и стран антифашистской ориентации во многом зависело от морально-политического климата в Советском Союзе, от того, какова была реакция советского народа на германскую агрессию.   Органическое переплетение патрио­тизма и жесткого контроля руководящих инстанций за всей жизнью общества наложило свой отпечаток и на внешнепо­литическую пропаганду в годы войны. С одной стороны бы­ли грубейшие проколы служб, занимавшихся внешнеполи­тической пропагандой, которые зачастую в своей практичес­кой деятельности пытались руководствоваться принципами и практикой советского режима. Это делало пропаганду неэф­фективной а нередко вело и к отрицательному результату. С Другой — были яркие, глубоко патриотические выступления на внешнеполитическом фронте таких мастеров слова, как М.Шолохов, Л.Леонов, И.Эренбург и других. Их обращения к международной общественности завоевывали для нашей страны миллионы новых друзей в зарубежных странах.

Анализируя первый опыт пропагандистской работы США, советский посол отметил, что «самый большой отклик встретил там [в США] еврейский митинг [в Москве]. Вся печать опубликовала телеграммы, даже враждебная нам пе­чать и та откликнулась на этот митинг». Уманский подчерк­нул, что в США «создается еврейский комитет под руковод­ством наших друзей».

Внешнеполитическая пропаганда на еврейскую часть на­селения США не случайно с самого начала войны давала значительный положительный результат. Объяснялось это тем, что еврейский фактор играл очень важную роль во вто­рой мировой войне. Фашистская Германия вела политику физического истребления евреев во всех оккупированных странах Европы. И естественно, что еврейское население США было солидарно с евреями захваченных Германией европейских государств, а в лице Красной Армии, Советско­го Союза оно видело реальную силу, способную сокрушить фашистскую Германию, спасти еврейский народ от физичес­кого истребления. Немаловажное значение имело и то, что среди еврейской диаспоры США много состоятельных лиц, поддерживавших сбор средств в фонд помощи Советскому Союзу. Еврейские общественные объединения Соединенных Штатов были хорошо организованы, что так же в немалой степени способствовало развитию их тесных связей с Еврей­ским антифашистским комитетом в СССР (ЕАК).

Если Всеславянский комитет и ЕАК с первых же шагов своей деятельности добились значительных успехов в разви­тей всесторонних связей с соответствующими диаспорами в западных странах, то были примеры и противоположного характера. На совещании в Совинформбюро 2 октября 1941 г. говорилось о том, что не все раздающиеся из Советского Союза призывы к укреплению солидарности с американским народом находят в США положительный отзыв. Уманский, в частности, обратил внимание на то, что «женский митинг [в Москве] не прошел в гущу, были отдельные заметки в газетах».

Пропагандистская работа на любую страну предполагает хорошее знание условий, традиций этого государства, осо­бенностей восприятия его общественностью информации, поступившей из-за рубежа. Работники советского пропаган­дистского фронта, имея большой опыт агитационной работы на население СССР, слабо ориентировались в особенностях зарубежных стран, в том числе и США. На это указывали многие американцы, которые сотрудничали с советскими службами информации. В августе 1941 г. американский жур­налист В.Дюранти обратился в Наркоминдел к заместителю наркома С.А.Лозовскому: «Желаю сделать Вам два предложения большой важности и значения, направленных на по­пуляризацию дела Советского Союза среди широких масс американского народа». Анализируя положение в США, Дюранти отмечал: «...большинство американского народа, за исключением жителей атлантического и тихоокеанского по­бережья, все еще довольно безразлично относятся к евро­пейской войне вообще и советско-германской войне, в част­ности. В отношении последней многие еще не отрешились от своей прежней враждебности к СССР». Суть предложения Дюранти сводилась к тому, что он поставил ряд вопросов, на которые должны были ответить Сталин и Молотов. По его мнению, публикация в США интервью с двумя советскими лидерами имела бы большое значение для правильной ориентации американцев в вопросах отношений между США и СССР. «Трудно, — заявлял Дюранти, — преувеличить значе­ние таких двух заявлений в настоящий момент в США, где среди масс все еще существует значительно больше невежества, непонимания и колебания, чем Вам может казаться; судя по нью-йоркским газетам. Эта неуверенность используется демагогами изоляционистами, стремящимися препятствовать и задержать американские усилия по оказанию помощи странам, ведущим борьбу против Гитлера» (письмо написано по-русски- В.П.).

В предложении Дюранти бесспорно, было рациональное зерно, учитывая широко распространенную в США практику интервью с руководящими государственными деятелями по важнейшим проблемам внутренней и внешней политики. Значение инициативы Дюранти определялось и тем, что он был связан с влиятельными журналистскими силами США, с организациями — "Норт Америкэн Ныоспейпер Аллайэнс", объединяющую 50 газет по всей стране с общим тиражом в 10 млн. или больше, и популярный журнал "Колльерс уикли" с тиражом свыше 3 млн.».

Просьба американского журналиста не была удовлетворе­на, и в октябре 1941 г. он вновь ставит перед С.А.Лозовским те же вопросы. Дюранти писал: «Вы сами, гражданин Лозов­ский, так прекрасно подаете русские новости, что я уверен, что Вы понимаете принципы пропаганды за границей». Американский журналист отметил, что он знает, насколько заняты советские руководители, и предлагал решение, на его взгляд, вполне приемлемое: «Вы знаете, что следует сказать и как это сказать, и Вы, несомненно, могли бы найти время набросать что-нибудь, что было бы охотно одобрено в Кремле и имело бы чрезвычайно большое значение здесь в CША Дюранти явно демонстрировал полное незнание советских традиций и порядков, заявляя, что Лозовский мог по своей инициативе что-то написать для Сталина и Молотова.

Совинформбюро занималось не только развитием контак­тов с общественностью США и других стран Запада, исполь­зуя средства связи, но и решало многочисленные проблемы, связанные с поездками советских делегаций за рубеж.                                    

Среди Антифашистских комитетов, созданных в СССР после начала войны, особое значение имел Всеславянский комитет. Важность его деятельности определялась тем, что среди многочисленных народов Советского Союза русские, украинцы и белорусы составляли самые крупные нации, объединенные общностью славянской культуры, истории, религии и игравшие особенно большую роль в жизни СССР. Важное значение имело и то, что в славянских государствах Европы — Польше, Югославии, Чехословакии, оккупированных Германией, разворачивалось движение сопротивления, а в Югославии шла настоящая народная война с фашистскими оккупантами. Эти славянские народы были естественными союзниками нашей страны и Всеславянском] комитету предстояло вести на них большую работу.            

И наконец, важную роль играло то, что в США, Канаде, латиноамериканских странах было много выходцев из Польши, России, Украины, Белоруссии, Югославии, Чехословакии. Славянская диаспора в США, например, насчитывала 15 млн. человек. В оборонных отраслях американской промышленности были заняты миллионы славян, от труда которых во многом зависел военный потенциал Соединен­ных Штатов. Американцы славянского происхождения особенно активно выступали в поддержку борьбы советского народа с фашистскими захватчиками. Эта часть американского населения являлась важным объектом международной деятельности Всеславянского комитета, советских пропагандистских служб в целом.

Естественно, что с учетом всего изложенного славянский фактор играл особенно важную роль в советской внешнеполитической пропаганде, в информационной работе на те западные страны, в которых был значительный процент славянского населения. Во главе движения славянской соли­дарности 1941 — 1945 гг. стоял Всеславянский комитет в Мос­кве — международная демократическая организация, образованная на платформе антифашистского единства советских и зарубежных трудящихся.

История его создания такова. По инициативе группы сла­вянских общественных деятелей, проживавших в СССР, и при поддержке этой инициативы у советского правительства и широких кругов международной антифашистки настроенной общественности было решено подготовить и провеет» Всеславянский митинг. Его подготовка заняла почти месяц! Вел ее непосредственно член Совинформбюро А.Фадеев; Еще в записке от 18 июля 1941 г. на имя Щербаков; А.Фадеев внес свои предложения: «в интересах использования... литературных сил более целесообразно... вызвать в Москву наиболее крупных и политически проверенных писателей, которые могут принести нам большую пользу, выступая по радио и работая в центральной газете». Далее шел список, среди них Андрей Упит, Петрас Цвирка, Леон Пастернак, Ванда Василевская, А.Довженко (кинорежиссер)... «эти люди... были бы полезны в Москве». А.Фадеев оказался прав: часть этих людей была задействована как в проведении Всеславянского митинга, так и в дальнейшей работе Совинформбюро в каче­стве авторов.

7 августа 1941 г. в ЦК ВКП(б) на имя Щербакова от А Фадеева поступил согласованный с С.А.Лозовским список 20 писателей и деятелей славянских стран, намеченных ора­торами на славянском радиомитинге. За каждой фамилией, кроме рекомендации представителен советской обществен­ности, была краткая характеристика. Записка заканчивалась словами: «Прошу, если можно утвердить этот список сегод­ня, чтобы мы могли готовить их к выступлению»⁸³. Из этого списка осталось 13 человек и дополнительно был рекомен­дован сербский профессор Божидар Масларич. Затем каждый выступавший был проинструктирован в ЦК, каждая речь чи­талась С.А Лозовским и Г.Ф. Александровым, а затем А.С.Щер­баковым. При подготовке этого митинга речи читал и правил также А.Фадеев, как отвечавший за его подготовку.

Митинг открыл писатель А.Н.Толстой. Он подчеркнул не­обходимость объединения славянских народов для борьбы с гитлеризмом, говорил, что свободу не приносят на золотом блюде, ее берут с оружием в руках. «И те, кто думают как-нибудь пережить это время, стать смирными и незаметны­ми, — жестоко ошибаются. Смиренных, как жучков, под­жавших лапки, раздавит фашистский сапог... Славяне! Мы объединимся для борьбы и победы».

Затем выступили представители народов: украинского (А.Корнейчук и И.Л окота), белорусского (Я. Купала), польского (В.Василевская), сербского (Б.Масларич), чехос­ловацкого (З.Неедлы и О.Лысогорский), словацкого (М.Чулен), хорватского (Д.Салай), словенского (И.Регент), болгарского (А.Стоянов), македонского (Д.Влахов), черно горского (Р.Стийенский), немецкие антифашисты Бехер И. и Фр. Вольф. Все они не только поддержали идею единство славян, но и приняли обращение с призывом к славянским народам об объединении для скорейшего разгрома «гитлеровских армий и уничтожения гитлеризма».

Движение славянской солидарности провозглашалось от; крытым для всех патриотических настроенных лиц, независимо от социальной принадлежности, философских и поли­тических взглядов, религиозных убеждений. Московское радио передавало это обращение на многих языках и не только на славянских.

Призыв участников Всеславянского митинга нашел широкий отклик и в славянских, и в других странах, в частности США. Центральная печать СССР полностью опубликовала Обращение и текст речей участников митинга. Материалы митинга были изданы отдельной брошюрой на английском языке Издательством литературы на иностранных языках и отпечатаны в США 25 тыс. тиражом на английском и рус­ском языках. Обширные отчеты о митинге появились периодической прессе, выходившей в Москве на славянских языках, а также в антифашистских изданиях в США и Анг­лии на английском и славянских языках. Материалы митин­га всеми доступными путями были отправлены в славянские страны.

5 октября 1941 г. на учредительном собрании инициатив­ной группы славянских деятелей — участников Всеславянс­кого митинга и других представителей общественности заме­ститель начальника Совинформбюро С.А.Лозовский «инфор­мировал о предложении участников митинга... создать из их состава общественную организацию под наименованием Всеславянский комитет, которой со стороны Советского Информбюро будет оказана организационная и техническая помощь...». В его состав вошли все выступавшие на первом митинге за исключением немецких писателей И.Бехера и Фр. Вольфа. Не вошел в состав комитета и генерал польской армии В.Андерс, являвшийся командиром польской армии, созданной на территории СССР по польско-советскому со­глашению от 30 июля 1941 г. Командование этой армии от­казалось от совместной с Красной Армией борьбы против

немецких войск. В марте и августе 1942 г. Андерс вывел 75 своих солдат и офицеров через Иран в Ирак.

Некоторые исследователи началом деятельности Всесла­вянского комитета считают август 1941 г., отмечая, что «формально он конституировался лишь в октябре 1941 г.» Основанием для такого утверждения служат, — как они пишут - организация и проведении митинга. Другая, более осторожная точка зрения, сводится к тому, что «его органи­зационное оформление произошло в октябре 1941 г. на уч­редительном собрании представителей общественности сла­вянских народов, когда председателем комитета был избран А.С.Гундоров».

Нам кажется, что вторая точка зрения более близка к ис­тине. Выше дано подробное изложение кто и как готовил митинг, во всяком случае не его участники. Что касается организационного оформления комитета, то нет оснований не доверять С.А.Лозовскому (ведь эта информация от него шла в ЦК ВКП(б) и он, естественно, соблюдал точность в изложении фактов). К тому же из «Отчета о работе отдела международной жизни Совинформбюро с 25 июня 1941 г. по 25 января 1942 г.», подписанного его начальником Г.Ф.Саксиным, констатируется, что «в результате митинга уже в Куйбышеве была оформлена организация Всеславянского комитета». Напомним, что переезд туда прошел 16 октября. Это, во-первых. И во-вторых, А.С.Гундоров не участвовал в работе Всеславянского комитета, а узнал о нем из публика­ции в газете «Правда» от 12 августа. Об этом он сам написал в рукописи своих воспоминаний.

Думаю, что будет интересно узнать и то, как проходило «избрание» председателя Всеславянского комитета.

В середине августа 1941 г. А.С.Гундоров был вызван в ЦК к А.С.Щербакову. В приемной секретаря ЦК уже был один посетитель, который вместе с ним вошел в кабинет к Щер­бакову. А.С.Щербаков обратился к Гундорову с вопросом: «Вы знаете о состоявшемся на днях Всеславянском митин­ге?». Получив утвердительный ответ, Щербаков сообщил: «Так вот, поступило предложение создать Всеславянский комитет, а вам стать его председателем». Как вспоминает А.С.Гундоров, он «был ошеломлен таким предложением и растерян», но все его возражения не имели успеха. Здесь стало известно, что ответственным секретарем Всеславянско­го комитета будет предложен А.Лаврентьев, бывший посол в Болгарии. Им обоим вручили списки предполагаемого комитета (4 русских и 14 иностранцев-славян). На этом разговор окончился.

Полагая, что может быть подберут другую кандидатуру А.С.Гундоров, член партии с 1915 г., начальник Военно-инженерной академии, генерал-лейтенант, вернулся в свою Академию и никому не сообщил о состоявшемся разговоре. В конце сентября 1941 г. Гундорову было официально сооб­щено, что решение о его включении в состав Всеславянского комитета согласовано. Однако, отозван официально на эту работу он не был: провел эвакуацию Академии в тыл, затем руководил одним из секторов обороны Москвы, командовал частями 8-й саперной армии, возглавлял инженерную служ­бу Московского фронта ПВО.

Отказываясь   от   работы   во   Всеславянском   комитете, А.С.Гундоров считал, что туда лучше подойдет кто-нибудь из писателей, хорошо бы из известных, но решение партийной инстанции было однозначно: «для работы среди иностран­ных общественных деятелей вы в данный момент больше подходите, чем писатель!». Мнение секретаря ЦК и заведу­ющего отделом Г.Ф.Саксина, курирующего работу Антифа­шистских комитетов в СССР по этому вопросу, были проти­воположны. В отчете о работе отдела международной жизни по январь   1942 г.   отмечается,   что   «неудачны   кандидатуры председателя и секретаря комитета [Всеславянского,— Н.П.], их имена мало известны за границей,   по характеру своей работы они не могут уделять большое количество времени в работе славянского комитета. Кроме того, они не знакомы со славянскими организациями в США и с движением сла­вян   в оккупированных странах.   Между тем,   чрезвычайно важно всемерно развернуть работу этого Комитета, значение которого с каждым днем возрастает».                                

Всеславянскому комитету, как и другим Антифашистским комитетам, не сразу удалось развернуть свою деятельность, так как обстановка на фронте осенью 1941 г. заставила иностранных членов комитета эвакуироваться из Москвы, а советских - уйти в действующую армию. После разгрома нем­ев под Москвой начала активизироваться его работа при поддержке не только официальных кругов, но и обществен­ности СССР, особенно интеллигенции. Часть работы по Всеславянскому комитету вел международный отдел Совинформбюро.

В связи со Всеславянским конгрессом в Питсбурге, США, намеченном на весну 1942 г., было написано обращение от Всеславянского комитета к славянам Западного полушария и подготовлены выступления членов комитета З.Неедлы, Б Масларича, И.Регента и Р.Стийенского, которые должны были транслироваться по радио. От комитета была также направлена в газету «Дженник Людовый» статья Бронеславского «О польской армии в СССР».

В общественно-политической истории Великой Отече­ственной войны, в развитии связей между народами СССР и союзных нам стран, особенно США создание и деятельность Еврейского антифашистского комитета в СССР было собы­тием значительного масштаба.

Вторая мировая война имела характерную особенность — никогда ранее расизм не находил столь резкого, циничного, всеобъемлющего проявления, как в годы этой войны. В ос­нову идеологии и практики гитлеровского фашизма был положен открытый расизм. Особенно звериную ненависть, как указывалось выше, гитлеровцы проявляли к евреям как в Германии, так и в оккупированных странах, в государствах-сателлитах — Венгрии, Румынии и др. Недолгая история гитлеровского рейха еще раз убедительно доказала, что расо­вый, национальный фактор — сильнейшее оружие в полити­ческой борьбе. Соображения расового и национального ха­рактера нередко берут верх над идеологическими, полити­ческими, партийными, классовыми принципами.

Резко антиеврейская политика германского фашизма при­дала особое значение позиции еврейских общин в странах-участницах антигитлеровской коалиции. В ответ на зверства фашистов еврейские диаспоры во всех странах мира подни­мались на борьбу с фашизмом. Это движение было харак­терно в первую очередь для США. Массовый характер ев­рейского антифашистского движения в США объяснялся тем. что еврейская диаспора там всегда была очень многочисленна и влиятельна, ибо играла и играет важную роль сфере бизнеса, особенно в финансах, в средствах массовой информации, имеет мощное лобби в законодательных и исполнительных органах власти.

Советская пропаганда на еврейскую диаспору в США вынуждена была считаться с этой американской реальностью которая создавала Советскому Союзу серьезные проблемы. Эти проблемы в целом успешно разрешались о чем свидетель­ствует широкое развитие связей в годы войны между ЕАК и еврейскими организациями США. Учитывая важность еврейс­кого вопроса во второй мировой войне, необходимо было мобилизовать еврейское общественное мнение на борьбу с германским фашизмом, противодействовать фашистской про­паганде, всемерно расширять и укреплять связи между еврей­скими диаспорами СССР и других стран-участниц антигитле­ровской коалиции, в первую очередь США.

Большая заслуга в решении этих задач принадлежала Еврейскому антифашистскому комитету. Задача эта была не­легкой с учетом советской политической системы, в условиях которой связи с зарубежными, особенно национальными организациями были очень затруднены. И это ни в коей мере не было секретом для общественности стран-участниц антигитлеровской коалиции. Устанавливать контакты с ев­рейским населением США было трудно и потому, что в силу вполне понятных причин это были в первую очередь связи с еврейской интеллигенцией, с деловыми еврейскими кругами Соединенных Штатов. А эта часть еврейской диаспоры в Америке всегда отличалась консерватизмом, антикоммуниз­мом и антисоветизмом.

В середине августа на имя С.А.Лозовского поступило письмо от грунт,! еврейской интеллигенции с предложением «организовать еврейский митинг, адресованный евреям США, Великобритании, а также евреям других стран. Цельэтого митинга — мобилизация общественного мнения евреев; всего мира на борьбу с фашизмом и на активную помощь-, Советскому Союзу в его великой отечественной, освободи­тельной войне». Письмо это подписали С.Михоэлс, Д.Бергельсон. Л.Квитко, П.Маркиш, В.Зускпн. С.Галкин, Ш Эпштейн и И.Нусинов. Организаторы намечали и программу митинга. Решение со стороны партии было положительным. но предполагалось «внести некоторые коррективы в список ораторов». Механизм подготовки был тот же, что

ходе подготовки Всеславянского митинга. Список ораторов подкорректировали: выступление академиков Деборина Штерн заменили выступлением русского ученого, действи­тельного члена АН СССР, члена Английского королевского общества, лауреата Сталинской премии профессора п Л Капицы. Из предполагавшихся двух еврейских поэтов Квитко и Маркиша, выступил один Перец Маркиш. Добав­лены были в список ораторов и получили слово: заслужен­ный деятель искусств, кинорежиссер С.М.Эйзенштейн; ака­демик архитектуры Б.М.Иофан; немецкий писатель Пливье, писатели С.Я.Маршак и И.Эренбург.

24 августа 1941 г. в Москве состоялся первый антифашис­тский радиомитинг представителей еврейского народа. Выс­тупая на нем, народный артист СССР, профессор С.М.Михоэлс яркими и образными словами охарактеризовал сущность фашизма, стремление его к полному уничтожению еврейского народа. Он призывал всех, кто его слышит, по­мнить, что в Советском Союзе «на полях сражения, решает­ся и ваша судьба, и ваших стран». Призывал не убаюкивать себя тем, что Гитлер «собирается вас пощадить». И при этом высказывал убеждение, что братья-евреи Англии, США и всей Америки будут «находиться в числе первых, которые способствуют быстрейшей реализации... помощи» странам, воюющим с германским фашизмом. Документы свиде­тельствуют о том, что этот митинг получил широкий отклик во всех странах Америки, в Англии. Информация о нем была опубликована во многих зарубежных газетах самой различ­ной политической ориентации. Стенограмма митинга была издана в США тиражом в 100 тыс. экземпляров (50 тыс. на английском языке и 50 тыс. на еврейском языке). Начало деятельности ЕАК относится к февралю-апрелю 1942 г. Первые четыре месяца работы ушли на организацию связей как внутри страны, так и за рубежом. Шло собирание сил, привлечение кадров еврейских работников культуры, в первую очередь еврейских писателей. После митинга оформление ЕАК как организации состоялось не сразу. Участии митинга оказались разбросаны по разным городам СССР. Небольшой актив в лице Добрушина, Бергельсона и Квитко: продолжал вести работу. Были посланы приветствия от име4 ни комитета и индивидуально от председателя комитета Михоэлса еврейским   писателям   и   художникам   в   Нью-Йорк^. Они были   там   оглашены   на   многотысячном   митинге. В крупные еврейские организации США отосланы новогодний поздравления. Естественно, что связи с зарубежной общественностью были еще очень слабые. Параллельно с этим готовились статьи для зарубежной еврейской прессы, а также брошюра о зверствах немцев и об участии евреев в Отечественной воине.

В состав комитета вошли 63 известных деятеля науки и искусства страны, такие, как Д.Ойстрах, А.Крейн, С.Маршак, А.Таиров, Ф.Эрмлер и др. Председателем ЕАК стал широко известный в нашей стране и за рубежом народ­ный артист СССР С.Михоэлс. Комитет имел свой печатный орган — газету «Эйникайт», которая начала издаваться 7 июня 1942 г.

Задачи ЕАК были четко сформулированы заместителем наркома иностранных дел и заместителем начальника Совинформбюро С.А.Лозовским. На одной из пресс-конференций, состоявшейся в Куйбышеве, отвечая на воп­рос иностранного журналиста, Лозовский сказал: «Гитлер поставил своей задачей уничтожить еврейский народ и про­водит это в жизнь в оккупированных странах и районах ис­требляя поголовно еврейское население. Неудивительно, что евреи создали Антифашистский комитет для того, чтобы помочь Советскому Союзу, Англии и США положить конец кровавому безумию Гитлера и других фашистских обезьян, возомнивших себя высшей расой».

Уже на первый призыв советских евреев к евреям всего мира в августе 1941 г. в США развернулась кампания сбора средств в помощь Красной Армии и гражданскому населе­нию СССР, а в Нью-Йорке был создан Американский коми­тет еврейских писателей, артистов и ученых. Его возглавил; известный еврейский публицист и общественный деятель доктор Х.Житловский. Почетным председателем был избран Эйнштейн. Комитет развернул активную деятель­ность по сбору средств в помощь Красной Армии и граждан­скому населению СССР, боролся с антисоветскими выступ­лениями в США. Ряд митингов, проведенных комитетом, получил в Соединенных Штатах большой резонанс.

Совинформбюро и другие советские пропагандистские службы осуществляли исключительно важную работу в связи с тем, что вторая мировая война, в отличие от первой миро­вой, была не только противоборством вооруженных сил, борьбой экономических систем, на которых базировались эти вооруженные силы.

Вторая мировая война была и борьбой не на жизнь, а на смерть между человеконенавистной идеологией и политикой фашизма и противостоящей ему антигитлеровской коалицией, построенной на демократических принципах взаимоотноше­ний между народами и государствами. В такой войне победа над врагом была немыслима без опоры на науку, культуру и искусство. Необходимо было использовать весь научный, культурный потенциал страны, активность деятелей науки, искусства и культуры в интересах решения проблем, постав­ленных войной. Важнейшее значение имело и установление всесторонних связей между творческой интеллигенцией СССР и союзных стран.

Естественно, что в реализации этих задач важная роль принадлежала советским службам, занимавшимся внешне­политической пропагандой. При решении проблемы моби­лизации интеллектуального потенциала страны на нужды фронта тесно переплетались деятельность пропагандистских служб и ученых-обществоведов. В тревожное время 1941 г. на антифашистских митингах и собраниях советских ученых, которые проходили в Москве и в столицах союзных респуб­лик, звучали горячие призывы к единству действий ученых в борьбе с фашизмом. Эти призывы нашли отклик среди уче­ных США, Англии, Канады. Уже в начале войны установи­лись первые связи ученых Советского Союза и Соединенных Штатов, направленные на создание единого антифашистско­го фронта ученых.

Первый антифашистский митинг советских ученых был последним антифашистским митингом в Москве. Широко выступили академики   Н.С.Державин,   П.Л.Капица.   Л.Е.Ферсман,   А.Н.Б. А.Н.Фрумкин, Б.А.Келлер, Ю.В.Готье. профессор Берлин кого университета Кронвельд и др. В обращении «К ученым всего мира», принятом на этом митинге, звучала hiтолько уверенность в окончательной победе над фашизме: но и призыв ко всем деятелям науки и культуры «активу включиться в борьбу и помочь окончательно сорвать план Гитлера - порабощать народы поодиночке». В своем обращении ученые СССР подчеркивали, что в ходе сражений, и полях войны решается не только вопрос о свободе и жизни народов, но и о том «победит ли наука варварство, победит? ли мировой прогресс гитлеровскую реакцию».                  

Этот призыв получил широкую поддержку среди деятеле] науки   и   культуры   всего   мира.  

Первый антифашистский митинг советских женщин был подготовлен инициативной группой и проведен под лозунгом создания единого фронта борьбы женщин всего мире против фашистской угрозы. В своих отчетах руководство этого комитета считало, что АКСЖ начал свою деятельность уже со времени проведения этого первого митинга.        

Проведение   митингов было   «на   плечах»   членом Совинформбюро, о чем шла речь выше. После митингов шла ответная   волна откликов из-за рубежа, определялись при этом заинтересованные организации, появлялись адреса передачи новых материалов. А внутри страны после митингов шел подбор составов комитетов, вырабатывались программы действий, подбирался актив и т.д.

Был также проведен и митинг советской молодежи .

Первый антифашистский митинг советской молодежи был созван по инициативе ЦК ВЛКСМ в Москве 28 сентября в 1941 г. Митинг стал важной частью организационных и политических мероприятий, проводившихся партией и правительством по мобилизации всех сил народа   В Колонном зале Дома Союзов, где проходил митинг, собрались молодые бойцы и командиры вооруженных сил, парти­заны, рабочие, студенты, комсомольские работники, пред­ставители ряда зарубежных союзов молодежи. Митинг от­крыл Герой Советского Союза Е.К.Федоров, широкоизвестный в СССР и за рубежом ученый и общественный деятель,участник легендарной полярной экспедиции И.Д.Папанина.

На   митинге   также   выступили:   первый   секретарь   ЦК ВЛКСМ Н.Михайлов, летчик-истребитель Герой Советского Союза В.Талалихин, командир подводной лодки Краснознаменного     Балтийского     флота     Ф.Кульбакин,     сталевар стахановец московского завода «Серп и молот» К.Чирков, медицинская сестра Е.Новикова, студент Московского государственного университета О.Шевцов, испанец Р.Ибаррури, член ЦК комсомола Германии Г.Малле, представитель Югославии В.Влахович и другие. Ораторы   говорили   о   необходимости   сплочения   международного юношеского движения для разгрома фашизма.   Композитор В.Мурадели зачитал «Обращение к молодежи   всего мира» которое было единогласно принято. В Обращении была изложена широкая программа борьбы молодежи планеты про­тив фашистской Германии и ее сателлитов. «Только разгром^: фашизма, — подчеркивалось в нем, — даст возможность всем народам дышать полной грудью, строить свою государствен­ность и культуру. ...Победа зависит от нас. Мы должны ко­вать ее собственными руками. Нужно объединить свои силы, проникнуться   единством   воли   и   мыслей,   отрешиться   от мирных   настроений,   от   всего   личного,   второстепенного смело и неустрашимо идти в бой на врага».

ЦК ВЛКСМ многое сделал для того, чтобы документы и материалы митинга стали широко известны в нашей стране и за ее пределами Обращение к молодежи мира было на­печатано в миллионах экземпляров и в виде листовок раз­брасывалось с самолетов над советской территорией, вре­менно оккупированной фашистскими захватчиками. Этот документ был направлен за границу. Стенограмма митинга была отпечатана в США тиражом 25 тыс. и распространена в молодежных организациях. Уже через несколько дней этот документ тайно распространялся в городах и селах Болгарии, Венгрии, Румынии, Чехословакии, Югославии. И всюду призыв советской молодежи находил горячий отклик и под­держку. Так, молодые венгры в ответ на обращение москов­ского митинга нелегально выпустили и распространили сре­ди населения листовку, в которой говорилось, что «вся про­грессивная Венгрия стоит непоколебимо на стороне борцов с коричневой гитлеровской опасностью. Мы пока присоеди­няем к этой борьбе свой голос, но настанет день, когда мы присоединим к ней и наши ружья». Центральный Коми­тет Рабочего молодежного союза Болгарии, распространяя Обращение митинга советской молодежи, призывал юношей и девушек страны приобщить «свои силы к общей борьбе свободолюбивой молодежи против фашизма».

Антифашистский митинг молодежи СССР вызвал за рубе­жом мощную волну солидарности с нашей страной. В адрес митинга из различных уголков земного шара поступило бо­лее 500 писем и телеграмм. «Тысячи молодых кубинских трудящихся, организованных в конфедерацию рабочих Ку­бы, - говорилось в одном из этих документов, — привет­ствуют антифашистский митинг молодежи в Москве. Отваж­ная советская молодежь дает нам блестящие уроки борьбы против нацизма. Мы должны идти на любые жертвы, чтобы оказать как можно большую материальную помощь герои­ческим бойцам Красной Армии, защищающим не только Советскую Родину, но и свободу и независимость всех наро­дов. Мы неустанно работаем над полным объединением всей кубинской молодежи в великий фронт антинацистской борьбы. Это наш вклад в международное братство народов, объединенных против Гитлера, в борьбе за свободу» Под влиянием митинга советской молодежи во многих странах, в том числе и в оккупированных Германией, были проведены   подобные же акции   молодежи.   Их участник единодушно заявляли о своей твердой решимости сражаться против врага в едином строю с советской молодежью. Так, митинге в горах Явор, проведенном югославскими партизана ми, один из его участников сказал, что молодежь Югослави услышала голос молодежи СССР. «Мы не сложим оружия, подчеркнул он, — пока хотя бы один немецкий или итальянский солдат будет находиться на нашей земле».

В Лондоне 11 октября 1941 года был проведен международный антифашистский митинг молодежи, в котором участвовал посол СССР в Англии И.М.Майский и военный летчик майор Швецов.

Митинги, демонстрации,   конференции и другие встречи молодежи   прошли   в   США,   Мексике, Аргентине,   Уругвае, Колумбии, на Кубе, в Индии и других странах.

С сентября 1941 г. по апрель 1942 г. инициативная группа вела переписку с организациями, приславшими приветствия в адрес первого антифашистского митинга советской молодежи, устанавливала по переписке контакты с молодежными зарубежными   организациями,   тем   самым   расширяя   свое международные связи с молодежными организациями.

Особенно было важно, что в результате митинга установились связи с организациями Англии и США. В эти страны были отправлены новогодние приветствия, что имело в первую очередь целью установление новых контактов с молодежными организациями и закрепление уже существущих. А этих связей было еще далеко недостаточно. В этот

период удалось наладить контакты с Канадой через журнал «Нью-Адванс». В Оксфорд (Англия) в журнал «Червель» была послана статья профессора Звавича об англо-советском сотрудничестве. В Куйбышев пришла теле­грамма с благодарностью за статью.

Большая нагрузка в этот период выпала на секретаря Антифашистского комитета советской молодежи Ольгу Лепещинскую. Она провела интервью с иностранными коррес­пондентами и отдельно интервью с Е.Кюри. По радио было организовано выступление   О.Лепешинской на английском языке на Англию и США, а так же выступление двух студентов   с   обращением   к   студенческим   организациям   этих стран. Эту работу проводил так называемый «рабочий аппарат»,   состоявший   всего   из   3-х человек:   ответственного секретаря, литературного сотрудника и технического секре­таря Далеко не всегда работали все трое. Основную работу "Приходилось выполнять ответственному секретарю: отвечать на приветствия антифашистскому митингу молодежи и изучать адреса организаций, приславших приветствия.

В общественно-политической жизни западных стран рели­гия всегда играла важную роль. И естественно, что повыше­ние с началом войны роли церкви в жизни народов Советс­кого, Союза создавало благоприятные условия для расшире­ния связей между народами СССР и стран антифашистской Ориентации.

Вступление США в войну имело важное военное и большое   политическое   значение   —   начался быстрый   процесс формирования антигитлеровской коалиции. В рамках этой коалиции объединились страны-антиподы. С одной стороны социалистическое государство — Советский Союз, с другой -капиталистические   страны.   Такой   необычный   конгломерат; создавал свои серьезные проблемы в отношениях между со­юзниками, это в свою очередь порождало большие трудности в советской пропагандистской работе на эти страны.

Первые успехи Красной Армии в 1941 году продемонстрировали не только силу и волю к победе советского народа. Они сопровождались и мощным движением солидарности с СССР демократических сил стран антифашистской ориентации. Однако, было бы настоящим примитивизмом считать, что в этот период как по мановению волшебной палочки этих государствах произошло качественное изменение политики   в отношении   Советского   Союза,   а враждебность СССР сменилась дружбой,   солидарностью   и   сотрудничеством по всем направлениям.

подобного не произошло и не могло произойти, антисоветизма и антикоммунизма продолжала действовать в демократических странах и после того, как Совет Союз вступил в смертельную схватку с фашизмом. Союзные СССР государства были загипнотизированы своей советской,   антикоммунистической   пропагандой.   Следствием этого явилось то, что не только Гитлер, но и многие среди союзников СССР считали, что Советский Союз колосс на глиняных ногах и он вскоре рухнет под страшным натиском огромной военной машины Германии.

Все эти реалии необходимо было учитывать в работе Ан­тифашистских комитетов в СССР, для того чтобы они не работали на холостом ходу, чтобы их деятельность давала максимальный эффект. В странах антигитлеровской коалиции не было единства мнений по вопросу о том, как отно­сится к СССР. Разброс во мнениях был огромен — от полного непризнания Советского Союза до требования установить с ним честные союзнические отношения. Все это осложняло работу Антифашистских комитетов в СССР.

На всех антифашистских митингах особый акцент был сделан на то, что впервые в истории фашистская Германия открыто выступила с самых крайних расистских позиций, и стало очевидно, что «новый порядок» на практике означал физическое уничтожение целых народов.

Этой расистской теории и практике фашизма Антифашис­тские комитеты в СССР противопоставили интернациональ­ную политику, направленную на сплочение широких кругов общественности, антифашистских, демократических госу­дарств во имя общей цели — военно-политического разгрома блока фашистских государств.

Каждое ключевое событие на военных и дипломатических .фронтах второй мировой войны создавало многочисленные проблемы для советской   внешнеполитической   пропаганды, ставило перед ней новые сложные задачи.   Представляется .целесообразным проследить эти новые аспекты в пропагандистском обеспечении Великой Отечественной войны, которые                                                                                                                                                                  

возникали на каждом крутом повороте военного лихолетья.

ЕАК и мировое еврейство

Советская зарубежная пропаганда, уделявшая в годы войны боль­шое внимание евреям, особенно американским, представляла Рос­сию как главного противника Гитлера и спасительницу евреев. Для привлечения симпатий и налаживания материальной поддержки СССР использовались левые, прежде всего прокоммунистические, еврейские организации и просоветски настроенные общественные деятели на Западе. Кроме того, применялись тактика и лозунги анти­фашистского единства. Самыми влиятельными еврейскими просовет­скими организациями были: в США — Еврейский совет военной помощи России (ЕСВПР) и Американский комитет еврейских писа­телей, артистов и ученых (АКЕПАУ), известный также как Комитет писателей; в Англии — Еврейский фонд для Советской России; в Палестине — Лига «V» (Лига за победу советской России). Вполне естественно, что советские власти нацеливали ЕАК на налаживание контактов в первую очередь с этими и подобными им организациями.

За годы войны ЕСВПР собрал свыше 10 млн. долларов, что со­ставляло значительную часть от общей суммы, пожертвованной в США на военную помощь России. Комитет писателей успешно мо­билизовал еврейское общественное мнение и видных еврейских де­ятелей на поддержку советских усилий в войне. В состав АКЕПАУ входили евреи-коммунисты Поль Новик, редактор газеты «Морнинг фрайхайт», и Реувен Зальцман из левого профсоюза «Международ­ный рабочий орден». Движущей силой Комитета писателей был по­пулярный еврейский журналист Бен-Цион (Б.-Ц.) Гольдберг. В 1917 году он женился на младшей дочери Шолом-Алейхема, и, возможно, что в первых контактах с Советским Союзом ему помогли особые отношения между семьей Шолом-Алейхема и советским руководст­вом. Автор популярной рубрики в газете «Дер Тог», сочувствовавший большевистской России, но формально не связанный с комму­низмом, Гольдберг как никто другой подходил на роль общественно­го деятеля, ненавязчиво рекламирующего советский политический курс. Он не только возглавлял Комитет писателей, но и играл веду­щую роль в ряде других просоветских организаций, а также поддер­живал тесные контакты с советскими дипломатами. Самым блиста­тельным в списке членов АКЕПАУ было имя его почетного председателя Альберта Эйнштейна. На его отношение к Советскому Союзу повлияли как ненависть, которую он испытывал к фашизму и нацизму, так и сочувствие к страданиям России, а также желание помочь ее военным усилиям. Эйнштейн поддержал попытки устано­вить контакты с советскими евреями, что и было сделано через Ев­рейский антифашистский комитет.

Апогеем новых отношений между советским и мировым еврейст­вом явилась зарубежная поездка Михоэлса и Фефера. Она состоя­лась во второй половине 1943 г., длилась несколько месяцев и про­ходила в основном по городам США. Эта первая за многие годы встреча представителей советских евреев с общинами соплеменни­ков на Западе произвела глубокое впечатление на обе стороны. Целью поездки было укрепить просоветские настроения на Западе и побудить американских евреев к оказанию СССР материальной по­мощи. Время для этого было выбрано и с учетом необходимости ослабить нараставшую критику в связи с делом Эрлиха — Альтера. Тем более, что, когда в феврале 1943 г. факт казни Эрлиха и Альтера был официально признан СССР, это еще больше усилило антисовет­ский настрой в кругах еврейских и нееврейских социалистов в США и Англии.

Вопрос о возможности приезда делегации ЕАК в США впервые поставил Альберт Эйнштейн перед послом М.М Литвиновым, кото­рый в связи с этим посоветовался с Москвой. Первоначально ЕАК предложил включить в состав делегации шесть своих членов. В ЦК утвердили только Михоэлса и Фефера. Перед отъездом Берия, по-видимому, приглашал Михоэлса для обсуждения целей поездки.

Официальное приглашение было получено ЕАК от ЕСВПР и Комитета писателей, которые образовали совместный комитет по приему советской делегации. Много усилий к подготовке поездки и обеспечению ее успеха приложил один из руководителей Всемирно­го еврейского конгресса (ВЕК) д-р Нахум Гольдман^. Он рассматри­вал поездку Михоэлса и Фефера как многообещающее начало новой эры в международных связях еврейства и сионистском движении в СССР. Гольдман настоятельно рекомендовал госдепартаменту США «снять с повестки дня» обсуждение убийства Эрлиха и Альтера, поскольку Наркоминдел и советские дипломаты в США также вклю­чились в подготовку поездки. Заведующий отделом американских стран в Наркоминделе Г.Н.Зарубин в мае 1943 г. сообщил в Совинформбюро о желательности участия американских сионистских организаций в приеме Михоэлса и Фефера, мотивируя это тем, что просоветские еврейские организации в США рекомендуют сотруд­ничество с сионистами для изоляции местных антисоветских эле­ментов^. По-видимому, наряду с официальными организациями и отдельными лицами к подготовке поездки Михоэлса и Фефера в США был также привлечен Г.М.Хейфец, советский дипломат и разведчик в Сан-Франциско.

Можно предположить, что, будь на то воля Михоэлса, он для такой необычной и сложной миссии наверняка выбрал бы себе в спутники не Фефера, с которым он вряд ли дружил, хотя обстоятель­ства военного времени и свели их вместе в руководстве ЕАК. Михоэлс так и не вступил в партию, тогда как Фефер был фанатично преданным партии культуртрегером, всегда готовым осудить еврейс­ких деятелей культуры за «националистическую истерию». Некото­рые из встречавшихся с ними за границей в 1943 г. догадывались, что Фефер является соглядатаем. Вновь опубликованные свидетельства подтверждают это. В ходе процесса по «делу ЕАК» Фе­фер показал, что сразу же по приезде в США его вызвал к себе генерал В. М.Зарубин, которому он потом стал представлять свои доклады. До 1944 г. Зарубин под прикрытием своего дипломатичес­кого поста (секретарь советского посольства в Вашингтоне) выпол­нял функции резидента советской разведки в США.

Перед отъездом из Москвы Михоэлс и Фефер встретились с Лозовским и Щербаковым и получили подробные инструкции отно­сительно своей поездки. Их предостерегли против участия в каких-либо незапланированных встречах и дискуссиях без санкции советских дипломатов.

Михоэлс и Фефер прибыли в США в середине июня 1943 г. и сразу же начались их публичные выступления. Самой внушительной пропагандистской акцией во время поездки Михоэлса и Фефера по США был массовый митинг в Нью-Йорке на стадионе «ПолоГрунд», где собралось около 50 тыс. человек. Наряду с посланцами советских евреев о необходимости безотлагательно поддержать Со­ветский Союз говорили Вайз, Гольдман, Аш, Гольдберг и другие американские еврейские деятели. Поль Робсон пел по-русски и на идиш. И местные организаторы, и советские представители расцени­ли митинг как крупный успех. В «Правде» появилась весьма благоп­риятная публикация о нем. В американских городах по пути следо­вания Михоэлса и Фефера их приветствовали толпы евреев, они встречались со многими общественными деятелями, писателями и артистами, в том числе с физиком Альбертом Эйнштейном и прези­дентом Всемирной сионистской организации Хаимом Вейцманом.

В записях, которые Михоэлс вел в зарубежной поездке, он отме­тил, что встрече с «В» предшествовали «доводы за и против» нее. Михоэлс и Фефер обратились за санкцией к А.А.Громыко, который был тогда послом в США, и тот, связавшись с Молотовым, получил согласие Кремля. Во время беседы Вейцман задал вопросы о числен­ности еврейского населения в СССР и находившихся в СССР еврей­ских беженцев из Польши. Его интересовали состояние еврейской культуры и религии в России, отношение советских евреев к сиониз­му, понимание Россией послевоенных проблем евреев.

Михоэлс и Фефер несколько раз встречались с руководителями Всемирного еврейского конгресса Гольдманом и Вайзом, которые подняли ряд вопросов, в том числе о возможности посредничества ЕАК в отношениях между ВЕК и советскими властями, о помощи еврейским беженцам в СССР и об эмиграции еврейских беженцев из России. Состоялись также встречи с представителями «Джойнта» во главе с Джеймсом Н.Розенбергом, имевшим репутацию твердого сто­ронника СССР. Предварительно Михоэлс и Фефер заручились согла­сием Москвы на все эти встречи-.

Уже в первых беседах с Михоэлсом и Фефером Розенберг пред­ложил помощь «Джойнта» евреям, проживавшим в СССР. По-види­мому, после консультаций с Молотовым и с советскими дипломата­ми в США был достигнут компромисс: помощь от «Джойнта» будет поступать не только для евреев, а должна распределяться среди всего проживающего рядом с ними населения. Все контакты и встречи Михоэлса и Фефера в ходе их зарубежной поездки согласовывались с Молотовым, Лозовским и советскими дипломатами. Несмотря на популярность Михоэлса и Фефера среди американских евреев, в их адрес раздавались и критические замечания, и протесты (в том числе и в связи с делом Эрлиха — Альтера), особенно со стороны еврей­ских социалистов, представленных главным образом ежедневной га­зетой на идиш «Форвард» и ее редактором Авраамом (Эйбом) Каханом

Михоэлс и Фефер побывали также в Мексике и Канаде, где встретили теплый прием. На обратном пути в Россию они провели несколько недель в Англии, где встречались с представителями про­советских организаций, а также членами британской секции Все­мирного еврейского конгресса.

Встречи Михоэлса и Фефера с зарубежным еврейством увенча­лись огромным успехом. Они установили связи с различными, подчас полярными слоями мировой еврейской общественности. Беспреце­дентная миссия во время войны породила глубокое чувство междуна­родной еврейской солидарности. Фефер писал своей семье из Лондона, что «игра стоила свеч».

В Москву Михоэлс и Фефер вернулись в начале декабря 1943 г. Газета «Эйникайт» в редакционной статье высоко оценила их ус­пех. Оба они представили в Совинформбюро отчеты о поездке, в которых уделили главное внимание возможностям получения прак­тической пользы от их визита за океан. И это не случайно. Тогда СССР был действительно заинтересован в привлечении средств аме­риканских евреев для фронта и восстановления экономики. В недавно опубликованных мемуарах один из бывших руководителей совет­ской разведки П.А.Судоплатов вспоминает, что этот вопрос обсуж­дался с послом США в Москве Авереллом Гарриманом. О скором получении помощи от зарубежных еврейских организаций Михоэлс и Фефер открыто говорили, выступая на митинге ЕАК в Москве весной 1944 г. Последний в своем отчете Совинформбюро отметил возросшую популярность ЕАК среди евреев Америки, Канады, Мек­сики и Англии. Помимо официального отчета в Совинформбюро и ЦК Фефер представил в органы госбезопасности секретный доклад о поездке.

Что касается личных впечатлений, то Михоэлс и Фефер были пе­реполнены тем, что они увидели и узнали за океаном, а также пораже­ны размахом проявлений еврейской солидарности. Почти год спустя после поездки Фефер писал Гольдбергу: «Мы постоянно говорим об Америке». По свидетельству еврейского журналиста, встретившего­ся с Фефером в Киеве летом 1944 г., тот положительно отзывался об уровне жизни американских евреев, а влиятельность сионистского движения в США произвела на него сильное впечатление. Михоэлс и Фефер и потом выступали в печати, однако еврейский аспект амери­канского путешествия упоминался ими лишь вскользь.

Из-за советской неприязни к сионизму отношения между ЕАК и евреями Палестины были более сложными, чем его связи с евреями Америки и Великобритании. Сравнительно небольшое еврейское население Палестины всегда рассматривалось Сталиным лишь как инструмент в борьбе с английским империализмом на Ближнем Вос­токе. Нашествие Гитлера в Россию, казалось, открывало новую эру в отношениях между евреями Палестины и СССР. Благодаря огромно­му вкладу Красной Армии в антигитлеровскую борьбу сионистское руководство Палестины считало советскую Россию важным факто­ром в формировании послевоенного мира. Контакты руководителей еврейской Палестины с советскими дипломатами продолжались всю войну и в послевоенные годы.

Первые попытки сближения между евреями СССР и Палестины начались еще до создания ЕАК. Обращение советских евреев в ав­густе 1941 г. нашло горячий отклик в Палестине, где был образован просоветский общественный комитет, который постоянно расширял базу поддержки Советского Союза. Он получил название Лига «V» и включал представителей всех политических партий, входивших в Гистадрут (социалистический профсоюз). Лига устраивала различ­ные просоветские общественные мероприятия и собирала деньги на помощь СССР в войне. Ее представители в Тегеране передали Крас­ной Армии санитарные автомашины и медицинское оборудование. Но, в отличие от американского Комитета писателей, который был явно просоветской организацией, Лига «V» проводила сдержанную политику по отношению к СССР, защищая прежде всего сионистс­кие интересы, что осложняло ее отношения с ЕАК.

Во многом вследствие этого так и не состоялась поездка Михоэлса и Фефера в Палестину. Во время встречи в Нью-Йорке с пред­ставителем Гистадрута Михоэлс намекнул, что ни он лично, ни ЕАК как организация не могут принимать столь важные решения. По-видимому, советские власти опасались встречи руководителей ЕАК с евреями Палестины, стоявшими в большинстве своем на сионистс­ких позициях. Возможно также, что их насторожила дошедшая до Москвы информация о слишком восторженном приеме, оказанном Михоэлсу и Феферу американскими евреями. В 1944 г. отношения между ЕАК и Лигой «V» заметно ухудшились. В конце сентября ЕАК в телеграмме лиге заявил, что президиум комитета ставит под вопрос продолжение контактов с ней.

Растущая напряженность между Советским Союзом и Западом в послевоенные годы и начало холодной войны отразились на характере контактов ЕАК с зарубежными еврейскими организациями и их дея­телями. Однако, поскольку считалось, что еврейское общественное мнение в других странах все еще восприимчиво к советской пропаган­де, ЕАК продолжал действовать как информационно-пропагандистс­кое агентство. Отправлявшиеся комитетом за рубеж материалы касались как общих, так и специфически еврейских тем, в том числе спасения во время войны Советским Союзом большого числа евреев и советской борьбы с антисемитизмом. В августе 1947 г. ЕАК опублико­вал протест против антисемитских инцидентов в Англии, вопрос о которых долго обсуждался на одном из заседаний его президиума.

Главным объектом зарубежной пропаганды ЕАК оставались США, при этом как американская внешняя политика, так и амери­канский образ жизни постоянно критиковались в «Эйникайт». Со временем контакты ЕАК с зарубежными еврейскими организациями были ограничены наиболее лояльными и просоветскими из них. Ру­ководитель Комитета писателей Б.Ц.Гольдберг и редактор комму­нистической газеты «Морнинг фрайхайт» Поль Новик в 1946—1947 гг. посетили Россию по официальному приглашению ЕАК. Оба визита были тщательно спланированы властями, проходили под их присмот­ром и имели целью укрепить просоветские настроения среди амери­канских евреев. В то же время ЕАК со своей стороны пытался ис­пользовать Гольдберга и Новика, чтобы через них внушить советским руководителям, насколько важен еврейский фактор в советской внешней политике и пропаганде. Гольдберг же стремился убедить ЕАК и советское руководство, что в интересах последнего — преоб­разовать комитет из пропагандистского в национальный орган совет­ских евреев. Накануне своего отъезда из СССР Гольдберг писал Лозовскому: «Я не уверен, что вы понимаете всю ценность занима­емых евреями стратегических позиций в сфере общественного мне­ния во всем мире... Вот где может очень пригодиться Еврейский антифашистский комитет». Михоэлс, по-видимому, также считал визит Гольдберга чрезвычайно важным для будущего комитета. В то же время некоторые члены руководства комитета настороженно вос­принимали попытки расширить его контакты с внешним миром. Фефер, например, с недоверием относился к некоторым иностран­ным еврейским организациям, приглашавшим представителей ЕАК, подозревая, не является ли это маневром с их стороны.

Из вновь открытых документов стало известно, что в первые послевоенные годы ЕАК неоднократно, но тщетно обращался в ЦК за разрешением направить своих представителей за границу.

Ведущей зарубежной еврейской организацией, с которой ЕАК поддерживал связи во время войны и после нее, был Всемирный еврейский конгресс (ВЕК). Президент ВЕК Стивен Вайз и предсе­датель его исполнительного правления Нахум Гольдман стремились заручиться советской поддержкой сионистских интересов, а также установить прямые связи между советским и мировым еврейством. Оба они, особенно Гольдман, часто встречались с советскими дипло­матами, например с К.М.Уманским, советским послом в США, а потом в Мексике. Тот однажды достаточно ясно указал, что Россия готова вознаградить евреев за их поддержку СССР во время войны.

Если общеполитические вопросы ВЕК обсуждал с советскими дипломатами, то установить контакты с советскими евреями он пы­тался через ЕАК. Михозлс и Фефер неоднократно встречались с сотрудниками ВЕК в Нью-Йорке. Однако они всегда избегали брать на себя какие-либо обязательства. Когда Михоэлса спросили в Лон­доне в ноябре 1943 г. о возможности присоединения ЕАК к ВЕК, он ответил, что решить это можно только в Москве.

Тем не менее ВЕК еще долго не прекращал попыток наладить постоянные связи с Еврейским антифашистским комитетом, неод­нократно посылая ему приглашения на конференции ВЕК. И если прежде история отношений между ВЕК и ЕАК изучалась преиму­щественно по архивам ВЕК, то теперь появилась возможность ис­пользовать и советские документы. Показательна, например, отра­женная в них реакция на приглашение ЕАК прибыть 11 ноября 1944 г. на чрезвычайную конференцию ВЕК, которая должна была обсудить проблемы послевоенной помощи еврейскому населению Европы. ЕАК предложил послать делегацию в составе 10 человек, в том числе секретаря ЕАК Эпштейна, генералов Крейзера и Каца и писателя Бергельсона. Щербаков сначала одобрил эту идею, но, правда, со­кратил состав делегации во главе с Михоэлсом до четырех человек. Однако после дальнейших обсуждений в ЦК «вопрос о посылке де­легации отпал». На заседании президиума ЕАК в конце октября 1944 г. Эпштейн так объяснил происшедшее: «Выяснилось, что кон­ференция будет чисто сионистская. Мы поэтому дипломатически ответили, что не можем послать делегацию... ибо все видные пред­ставители нашего комитета заняты в освобожденных районах».

Новая попытка была предпринята ВЕК перед проведением его европейской конференции в Лондоне в 1945 г. Теперь ЕАК обусловил свое участие в ней принятием принципа приоритета, согласно которому число участников конференции от СССР и их представи­телей в различных комитетах ВЕК должно было равняться количес­тву представителей от всех остальных еврейских организаций, вместе взятых. Переговоры закончились безрезультатно. Не поехали пред­ставители ЕАК и на общеевропейскую конференцию ВЕК в Праге, в которой в апреле 1947 г. приняли участие посланцы еврейских общин восточноевропейских стран.

В середине июля президиум ЕАК обсудил принципиальные момен­ты отношений с ВЕК. По мнению Фефера, участие в мероприятиях ВЕК было бы оправданно лишь при условии «демократизации» кон­гресса, а именно создания в нем сильной просоветской группировки с опорой на делегации восточноевропейских стран. Фефер критиковал Вайза за поддержку греческого правительства, боровшегося с просовет­скими повстанцами, и выступил за осторожный подход к отношениям ЕАК с конгрессом. Фефер также предложил «посоветоваться» с властя­ми, то есть, очевидно, с ЦК. Критика по адресу ВЕК вскоре появилась и на страницах «Эйникайт». Конгресс обвинялся в том, что он занял «нейтральную» позицию по отношению к растущему расколу между Востоком и Западом и находится под влиянием сионистов.

В декабре 1947 г. в Москву приехал представитель Швеции в ВЕК Ф.Холландер. Во время этой деловой поездки он встретился с исполнявшим обязанности секретаря ЕАК Хейфецом. По словам Холландера, Хейфец хотя и критиковал конгресс, однако заметил, что «можно предвидеть возможность сотрудничества с конгрессом или даже присоединения к нему». Правда, об этом нет ни слова в отчете Хейфеца начальству о встрече.

Вопрос об отношениях с ВЕК обсуждался и на заседаниях пре­зидиума ЕАК весной 1948 г. В атмосфере дискуссии ощущались растущая напряженность и подозрительность. На мартовском заседа­нии Хейфец уже без обиняков обвинил ВЕК в сборе антисоветской разведывательной информации и охарактеризовал его интерес к службе евреев в советских вооруженных силах как замаскированный шпионаж. Следует отметить, что такие же обвинения были выдви­нуты Абакумовым в пространной записке о ЕАК, направленной Сталину в конце марта 1948 г.

В апреле на закрытом заседании президиума в присутствии ис­ключительно членов партии обсуждался вопрос об участии ЕАК в конференции ВЕК в Монтрё. Тогда Фефер обрушился на ВЕК с яростной критикой, обвинив его в полном отождествлении себя с сионизмом. Задним числом он «разоблачил» нейтралитет, провозгла­шенный конгрессом, упрекнув его в том, что тот даже во время во­йны не встал на сторону советской России. Фефер заявил, что об участии ЕАК в работе конгресса не может быть и речи, и даже на­мекнул на возможность организации международного прогрессивно­го еврейского движения как альтернативы ВЕК. Потом Фефер и Хейфец доложили Суслову, что «наше участие может лишь привести... к укреплению престижа Конгресса и к сня­тию с повестки дня... вопроса о создании Международной ассоциа­ции еврейских прогрессивных сил». Тем не менее они рекомендовали послать корреспондента «Эйникайт» на заседание ВЕК в Швейцарию. Суслов одобрил рекомендацию ЕАК о неучас­тии в заседании, но заодно счел «нецелесообразным» и направление на него советского корреспондента.

Еще на одном закрытом заседании президиума, созванном 27 ап­реля, главный редактор ЕАК С.Н.Хайкин, докладывая о направля­емых за рубеж статьях, отметил активность советской пропаганды, развернутой против ВЕК. Следует, заявил он, продолжать критику . конгресса. Его коллега, редактор «Эйникайт» Жиц, предложил бро­сить конгрессу обвинение в том, что он не приложил существенных усилий для спасения евреев во время Катастрофы

Конференция ВЕК в Монтрё, состоявшаяся летом 1948 г. без участия советских делегатов, еще более обострила возникшую на­пряженность. Между представленными на конференции просовет­скими и антисоветскими делегациями произошел бурный обмен обвинениями.

Вопрос о ВЕК снова обсуждался на заседании президиума ЕАК 20 сентября. Хейфец доложил о последней конференции ВЕК, а Хайкин процитировал подготовленные к отправке за рубеж новые статьи с критикой конгресса. Помещенная в «Эйникайт» 1 октября 1948 г. резкая статья Фефера нанесла окончательный удар по тем хрупким и без того уже сильно подорванным отношениям, которые в то время еще сохранялись между ЕАК и Всемирным еврейским конгрессом.

Другой влиятельной еврейской организацией, установившей в годы войны контакты с ЕАК, был «Джойнт», еще в 20-е годы актив­но помогавший советским евреям. Сотрудники «Джойнта», встречав­шиеся с Михоэлсом и Фефером в Нью-Йорке летом 1943 г., об­суждали с ними возможность помощи пострадавшему от войны еврейскому населению СССР. Тогда к обсуждению этих планов были также привлечены ЕСВПР и советский консул Е.Д.Киселев. Пос­кольку советская позиция по этому вопросу не допускала националь­ной исключительности в распределении иностранных пожертво­ваний, был достигнут компромисс: помощь от «Джойнта» должна распределяться без учета национального момента, но в местностях со сравнительно многочисленным еврейским населением. На митинге ЕАК в апреле 1944 г. Михоэлс и Фефер сообщили, что их перегово­ры с «Джойнтом» были весьма успешными и приведут к дальнейше­му сотрудничеству с ним в послевоенные годы. В качестве первого шага «Джойнт» ассигновал полмиллиона долларов в рамках так на­зываемой региональной помощи советским евреям. В сообщении, в котором руководители ЕСВПР извещали ЕАК о своих переговорах с Полем Бервальдом и другими руководителями «Джойнта» в начале марта 1945 г., говорилось о планах «Джойнта» помочь послевоенно­му расселению евреев в Крыму. По-видимому, такая возможность затрагивалась и в беседах Михоэлса и Фефера с представителями «Джойнта» в 1943 г., после которых сотрудники «Джойнта» обсужда­ли этот вопрос с советскими дипломатами. Однако проходили ме­сяцы, а советское отношение к планам «Джойнта» оставалось неоп­ределенным, пока, наконец, в 1946 г. не стало ясно, что ему никогда не позволят вести надзор за распределением поставок на советской территории. Таким образом, план помощи «Джойнта» советским евреям рухнул, почти не начав осуществляться.

В годы войны и после нее ЕАК установил довольно прочные связи с евреями Восточной Европы. Отметим, что контакты советс­ких и восточноевропейских евреев начались еще в 1939—1940 гг., когда Советский Союз присоединил обширные западные территории с многочисленным еврейским населением, сохранившим традицион­ный уклад жизни. В города со значительным еврейским населением на этих территориях были командированы советские еврейские пи­сатели. Они встречались там в первую очередь со своими восточно­европейскими коллегами, ставшими под давлением обстоятельств в годы войны, так сказать, временными гражданами СССР. Многие из них внесли заметный вклад в еврейскую культурную жизнь в СССР, пользуясь, конечно, поддержкой ЕАК

Летом 1944 г. под эгидой прокоммунистического Союза польских патриотов в Москве был образован Организационный комитет поль­ских евреев в СССР (ОКПЕ). Как и ЕАК, ОКПЕ объединял преиму­щественно писателей, журналистов, артистов и художников. Контак­ты между обоими комитетами были установлены в начале 1945 г. и продолжались до репатриации большинства польских евреев из СССР. На совместных заседаниях в феврале 1945 г. обсуждались стоявшие перед ними общие задачи и дальнейшее сотрудничество. Относительно непродолжительные отношения между двумя комите­тами носили как официальный, так и личный характер. ЕАК был особо заинтересован в поддержании связей с польскими евреями и после их возвращения в Польшу, что помогло бы избежать возврата к довоенной изоляции еврейской культуры в СССР и позволило бы советским евреям принять участие в восстановлении еврейской куль­туры в Польше. Представители ЕАК и советские еврейские писате­ли присутствовали на различных мероприятиях, проведенных ОКПЕ в течение 1945 г. Среди них были Михоэлс, Фефер, Эпштейн и Бер­гельсон. Маркиш, в 20-е годы живший в Варшаве, был особенно близок с еврейскими писателями — беженцами из Польши и прояв­лял глубокий интерес к будущему польского еврейства. Открыто выступая за единство евреев, он заявил: «Нельзя еврейский народ делить на польское еврейство, советское еврейство, американское еврейство. Сердце нельзя разделить, его можно только разбить»^. По инициативе Михоэлса член ОКПЕ Давид Сфард выступил в апреле 1946 г. на заседании президиума ЕАК с большим докладом о польских евреях. Он передал приглашение Михоэлсу и другим чле­нам ЕАК посетить Польшу. Тогда же член президиума ЕАК И.С.Юзефович (кстати, уроженец Варшавы) предложил организовать обмен делегациями между ЕАК и польскими евреями. В то же время на сложившихся за годы войны отношениях дружбы и творческого со­трудничества между советскими еврейскими писателями и их поль­ско-еврейскими коллегами начало сказываться предстоящее возвра­щение   последних   на   родину.   Их   уход   из   советско-еврейской культурной среды порождал растущее чувство отчуждения. Тем не менее и после прекращения деятельности ОКПЕ и образования Цен­трального комитета польских евреев (ЦКПЕ) как официального представительства евреев в послевоенной Польше их контакты с ЕАК какое-то время частично сохранялись. Герш Смоляр, заехав­ший в Москву перед возращением в Польшу, где он стал членом президиума .ЦКПЕ и руководителем его отдела культуры и пропаган­ды, предложил ряд совместных мероприятий, в том числе приглаше­ние в Польшу группы советских еврейских писателей и артистов Московского государственного еврейского театра. Эти предложения были обсуждены президиумом ЕАК в середине ноября 1946 г., после чего Фефер направил Суслову копию письма Смоляра. Ответ, как и следовало ожидать, был отрицательным. Отклонена была и просьба разрешить Михоэлсу и Феферу принять участие в конференции по еврейской культуре в Польше в начале декабря 1946 г. Суслов назвал ее «мероприятием исключительно сионистского характера».

В начале 1948 г. ЦКПЕ направил ЕАК приглашение на открытие памятника борцам варшавского гетто, намеченное на 19 апреля — пятую годовщину восстания в варшавских евреев. Личные приглаше­ния получили Маркиш, Бергельсон, Эренбург, Гроссман, генерал Кац, полковник Драгунский и доктор Шимелиович. Переписка меж­ду ЕАК и ЦК относительно этого приглашения длилась до конца марта⁷⁹. Поездка так и не состоялась. Советский посол в Варшаве сообщил Смоляру, что против нее высказался Молотов. 20 апреля, на заседании президиума ЕАК прошла бурная дискуссия по этому поводу. Шимелиович обвинил руководство комитета — Фефера и Хейфеца — в том, что они проигнорировали президиум, поставив его перед свершившимся фактом. Свою рекомендацию не посылать делегацию в Варшаву Фефер обосновал тем, что перед открытием памятника было намечено провести заседание ВЕК в Варшаве. Шимелиович же утверждал, что и ЦК, и Министерство иностранных дел рекомендовали послать делегацию. Он обвинил ЕАК в отрыве от еврейских общин за рубежом, особенно в странах народной демокра­тии.

ЕАК пытался установить контакты и с румынскими евреями. После освобождения Румынии в 1944 г. Эпштейн заявил о заинтересованности комитета в таких контактах. В конце 1945 г. или в начале 1946 г. ЕАК обратился в ЦК с просьбой разрешить ему при­нять приглашение от еврейских организаций в Румынии. Эта прось­ба обсуждалась в Секретариате ЦК и в Политбюро. Решением Полит­бюро в конце января 1946 г. Михоэлсу было разрешено поехать в Румынию. После 1943 г. это была бы вторая поездка представителя ЕАК за границу. Однако в ЦК, вероятно, передумали, и намеченный визит не состоялся. Весной 1947 г. ЦК под надуманным предлогом запретил ЕАК принять приглашение, поступившее от Еврейского демократического комитета Румынии.

ЕАК поддерживал также контакты с Объединением венгерских евреев. После войны он попросил МВД СССР удовлетворить про­сьбу этой организации об освобождении венгерских евреев из лаге­рей военнопленных. В начале 1948 г. была предпринята попытка установить контакт с евреями еще одной восточноевропейской стра­ны — Болгарии. ЕАК обратился к Жданову за разрешением на учас­тие в конференции евреев-коммунистов стран народной демократии, которая должна была состояться в Софии. Однако и это предложе­ние, как и все предыдущие, было отклонено по причине его «неце­лесообразности» .

Недолгая послевоенная эйфория во взаимоотношениях СССР с другими державами-победительницами породила немало иллюзорных проектов. Так, в 1946 г. предлагалось организовать просоветское международное еврейское движение во главе с Еврейским антифа­шистским комитетом. Эта идея принадлежала Б.-Ц.Гольдбергу. На­кануне своего отъезда из России в июне 1946 г. он попытался убедить Лозовского в стратегической важности еврейского общественного мнения на Западе и той роли, которую в этом контексте мог бы сыграть ЕАК⁸. Дочь Михоэлса вспоминает, как ее отец тогда сугубо конфиденциально беседовал с Гольдбергом. В конце августа 1946 г. тот прибыл в Палестину, где встретился с руководством палестинс­кой Лиги дружбы, пришедшей на смену Лиги «V» военных лет, и поднял перед ним вопрос о возможности сформирования междуна­родного еврейского движения на базе различных антифашистских еврейских организаций. Было решено, что в качестве первого шага следует созвать международную учредительную конференцию. В ноябре 1946 г. Гольдберг прислал телеграмму, в которой объяснил, что Лига дружбы в ответ на поддержку СССР ожидает с его стороны укрепления солидарности с целями евреев образовать собственное государство в Палестине. Как полагал Гольдберг, эту деликатную проблему можно было бы обсудить при встрече с представителями ЕАК «где-нибудь в Европе, конфиденциально». Об идее созыва международной конференции говорилось также на Сионистском конгрессе в Базеле в декабре 1946 г. Сообщая об этом в письме Михоэлсу и Феферу, Гольдберг настаивал на их участии в планиро­вавшемся форуме. Обсуждая с советскими властями возможность организации меж­дународной конференции, Михоэлс и Фефер обратились в январе и феврале 1947 г. с письмом в ЦК. Как и прежние многочисленные просьбы ЕАК, эта также в конце концов оказалась на столе Суслова. В своей обычной манере тот отклонил предложение ЕАК, используя формальный предлог.

Однако ЕАК не сдавался. Вопрос о созыве международной кон­ференции был вновь поставлен Михоэлсом перед президиумом ЕАК в начале августа 1947 г. Он сообщил участникам заседания, что вмес­те с Фефером и Хейфецом консультировался в ЦК «о расширении деятельности ЕАК» и послал Жданову подробный перечень буду­щих направлений деятельности ЕАК, среди прочего включавший содействие «созданию международной ассоциации еврейских анти­фашистских организаций». Выступивший потом Брегман потребо­вал точной информации обо всех организаторах международной конференции, мотивируя это тем, что «во время войны некоторые люди были с нами, а теперь они против нас». Осенью 1947 г. Михо­элс и Фефер в письме Молотову пожаловались на то, что комитет до сих пор не получал никаких указаний относительно его дальнейшей деятельности. При этом они в очередной раз настаивали на созыве международной конференции еврейских антифашистских организа­ций и своем участии в объединении «еврейских прогрессивных сил в борьбе с реакцией».

Довольно скромная просьба пригласить на празднование 30-й годовщины Октябрьской революции ряд дружественно относящихся к Советскому Союзу еврейских деятелей, в том числе Б.Ц.Гольдберга, одного из руководителей Международного рабочего ордена Реувена Зальцмана, руководителя просоветской французской организации «Унион» (Союз сопротивления и взаимопомощи) А.Райского, пред­седателя польского ЦКПЕ Адольфа Бермана, президента Еврейского университета в Иерусалиме профессора Лео Магнеса и редактора палестинской коммунистической газеты «Колгаам» Эстер Виленскую, также была отклонена. Не помогло даже то, что все они, за исключением Гольдберга и Магнеса, были членами коммунистичес­ких партий.

Несмотря на упорные отрицательные ответы ЦК, ЕАК не ос­тавлял идеи формирования международного еврейского прогрессив­ного движения. Она всплыла в последний раз на состоявшихся под­ряд двух заседаниях президиума весной 1948 г. На одном из них, прошедшем 27 апреля, Фефер, сетуя на то, что, в отличие от других советских антифашистских комитетов, ЕАК не входит в состав соот­ветствующей всемирной прогрессивной организации за рубежом, сказал: «В силу некоторых обстоятельств мы занимаемся исключи­тельно пропагандой. К нам не едут, и мы не едем». Он полагал, что комитету следует снова поднять этот вопрос^, что так и не было сделано.

Глава 3. Деятельность ЕАК внутри страны

Попытка создания независимогомеждународного   еврейского антифашистского комитета

Первая попытка создать в СССР еврейскую организацию для под­держки его борьбы против гитлеровской Германии была предпринята Г.Эрлихом и В.Альтером — видными деятелями Бунда в довоен­ной Польше. Хотя советское руководство, включая Сталина, знало, что Эрлих и Альтер в прошлом резко критиковали большевизм, их инициатива представлялась желательной, по крайней мере на началь­ном этапе войны.

Эрлих и Альтер попали в СССР в числе польских беженцев, которые в сентябре 1939 г. спасались от наступавших немецких войск.   Однако, как и многие другие уходившие на восток активисты Бунда они, оказавшись на территории, занятой советскими войсками, веко-     ре были арестованы НКВД. Альтера арестовали в конце сентября, а Эрлиха — в начале октября. Почти два года они находились в разных тюрьмах, хотя предпринимались попытки добиться их освобождения.     В России за них безуспешно пыталась вступиться Ванда Василевская, приближенная    к   высшему   советскому   руководству   польская писательница, а из-за рубежа им так же безрезультатно старались по­мочь Американская федерация труда (АФТ) и госдепартамент США. Эрлих и Альтер были обвинены НКВД в сотрудничестве с международными буржуазными элементами, с польской контрразведкой, а также с якобы действующим в СССР бундовским подпольем. В обвинение против Эрлиха включили и его критику пакта Молото-ва — Риббентропа. Через несколько недель после нацистского на­падения на СССР его приговорили к смертной казни, но 27 августа 1941 г. этот приговор заменили на десять лет лагерей. 11 сентября Эрлиха неожиданно привезли в Москву и   12-го освободили из тюрьмы.

Альтеру сообщили о смертном приговоре 20 июля 1941 г., но через несколько дней заменили его десятью годами лагерей. Освобо­дили Альтера также в Москве 13 сентября

Почему же советские власти выпустили из тюрьмы этих видных руководителей польского Бунда, известных критиков Сталина и большевистского режима, и чего от них ожидали? Резкую перемену в отношении к Эрлиху и Альтеру следует рассматривать, имея виду как радикальные изменения в советской внешней политике — сбли­жение с Англией и восстановление советско-польских отношений, так и планы советского руководства использовать этих деятелей для политических целей, связанных с войной. Нельзя забывать и о нераз­берихе, царившей в СССР в первые месяцы после гитлеровского нападения. Известно, что одних политзаключенных увозили в глубь страны, а других казнили на месте при подходе немцев. НКВД, как и прочие советские структуры, был в немалой степени дезорганизо­ван. Как иначе можно объяснить тот факт, что 22 июля отменили смертный приговор Альтеру, а его «подельнику» Эрлиху 2 августа, наоборот, такой приговор вынесли? Однако потом освободили обоих почти одновременно.

В конце августа и в начале сентября положение на фронтах резко ухудшилось. В середине сентября Сталин даже попросил Черчилля прислать в СССР британские войска, что, учитывая советский образ мышления, было беспрецедентным шагом. И именно в это время двух руководителей Бунда, который советские власти традиционно счита­ли идеологически и политически враждебной организацией, стали рассматривать как возможных союзников в смертельной схватке с гораздо более опасным врагом. НКВД и лично Берияпопытались использовать Эрлиха и Альтера для создания организации, которая могла бы мобилизовать еврейскую общественность на поддержку во­енных усилий СССР. Возникает вопрос: почему такой шаг предпри­нял   именно   Берия,   который   обычно представляется   лишь   как организатор террора сталинской эпохи? Думается, это слишком уп­рощенный взгляд на эту политическую фигуру. Говоря о позиции Берия в начале послесталинского периода, русский социалист-эмиг­рант Б.И.Николаевский утверждал, что «он видел более ясно, чем другие, что диктатура зашла в тупик, из которого ее может вывести только радикальная смена курса». Историк Эйми Найт в новой био­графии Берия показала, каким целеустремленным и прагматичным был на самом деле этот соратник Сталина. Берия, возможно, яснее других советских руководителей видел выигрышность необычной сделки с Эрлихом и Альтером, считая, что она может принести важ­ные политические выгоды.

С 1939 г. НКВД постоянно варьировал свои функции, начиная с проведения массовых арестов, казней и высылок «враждебных эле­ментов» с аннексированных территорий на западных рубежах Рос­сии и кончая последующим освобождением депортированных в глубь страны польских граждан и формированием армии Андерса. Заодно Берия вступал в контакты с теми иностранцами, которые могли быть использованы в борьбе с Гитлером. Поэтому его не могли не заинтересовать Эрлих и Альтер. В записке, которую они в октябре напра­вили в польское посольство, прямо говорилось о сути сделки с НКВД: «В связи с нашим освобождением из тюрьмы, а также впос­ледствии мы имели возможность провести ряд обсуждений с ответ-ственными советскими представителями (НКВД.). В ходе этих обсуждений возникла идея создания Еврейского антигитлеров­ского комитета».

Капитан НКВД В.А.Волковысский, «опекавший» Эрлиха и Альтера, попросил их считать прежнее жестокое обращение с ними советских властей досадной «ошибкой» и указал на необходимость компромисса ради совместной борьбы против гитлеровской Герма­нии.

Нет сомнений в том, что НКВД провел переговоры с Эрлихом и Альтером об образовании Еврейского антигитлеровского комитета еще до их освобождения из тюрьмы в середине сентября. При этом предпринимались попытки организационно объединить идеи и дея­тельность советских и зарубежных евреев в единое целое. По свиде­тельству Эрлиха, его вместе с Альтером привозили однажды на московскую квартиру Маркиша, где они познакомились со многими представителями еврейской общественности СССР, в том числе с Михоэлсом и Фефером, и обсудили с ними идею образования Еврей­ского комитета. Несколько месяцев спустя, вспоминая ту встречу, Эрлих в письме, адресованном Президиуму Верховного Совета СССР, отмечал: «Был намечен и состав президиума Комитета: я — председатель, народный артист СССР Михоэлс — вице-председа­тель, Альтер — секретарь».

Наряду с ведением антинацистской пропаганды в задачи комите­та намечалось включить заботу о еврейских беженцах из Польши и содействие в мобилизации их в состав польской армии под командо­ванием генерала Андерса. Предлагалось, чтобы комитет направил своих представителей в места проживания польских евреев по всему СССР и в зарубежные страны. Эрлих и Альтер выдвинули идею формирования комитетом еврейского легиона в США, который за­тем вошел бы в состав Красной Армии. Предложения Эрлиха и Альтера показывают, что они видели возможность создания тогда подлинно независимой международной еврейской организации, ко­торая пользовалась бы значительным авторитетом как в СССР, так и на Западе. Поскольку этот проект должен был обсуждаться на вы­сшем уровне, Берия посоветовал Эрлиху и Альтеру представить под­робную записку на имя Сталина. Что происходило дальше, Эрлих описал через несколько месяцев, когда вновь оказался под арестом: «Представленный нами проект был полностью одобрен... Решение должно было последовать через несколько дней... Со дня на день ожидалось открытое выступление комитета».

Можно предположить, что НКВД развернул приготовления к началу работы ЕАГК, не дожидаясь одобрения Сталина, в первой половине октября. Для комитета готовилось помещение, и будущие его сотрудники получили вызовы в Москву.

В какой-то момент Эрлих и Альтер уверовали в свою особую ценность для советского правительства. Эрлих писал друзьям в Нью-Йорк: «Представители НКВД вьются вокруг нас необыкновенно. Дело в том, что они надеются использовать наши связи в Соединен­ных Штатах». Оба деятеля Бунда к тому же несколько самонадеян­но полагали, что им удастся реформировать советскую систему. В записке на имя польского посла в Москве они откровенно высказа­лись по этому поводу: «Возникновение ЕАГК было бы первой брешью в советской практике отстранения социалистов от участия в любой общественной деятельности... То, что советские власти сейчас мирятся с этой брешью, указывает на большое значение, которое они придают пропагандистской деятельности комитета в США».   А в своем письме жившему в Лондоне польскому социалисту Адаму Циолкошу Альтер выразил убежденность в том, что сталинский ре­жим должен либерализоваться, отказавшись от преследования своих политических оппонентов: «Недавние события указывают на необхо­димость немедленной амнистии. Только перемена в настроениях здешнего населения (если еще не слишком поздно) может помешать успеху Гитлера. Амнистия — неизбежное условие такого изме­нения».

Несмотря на все пережитое ими в советских тюрьмах, Эрлих и Альтер ради борьбы с общим противником были готовы сотрудни­чать даже со своими вчерашними мучителями. Они сообщили поль­скому послу о своем обещании НКВД включиться в антинацистскую пропагандистскую кампанию при условии, что действовать будут самостоятельно, а не как «марионетки». Они также заявили о своей верности польскому правительству, которое наделило их официаль­ными полномочиями. Эрлих и Альтер встречались с британскими государственными и общественными деятелями, в том числе с руко­водителем британских профсоюзов сэром Уолтером Ситрином и бри­танским послом в СССР сэром Стаффордом Криппсом. Одновремен­но устанавливались связи с еврейскими организациями и газетами за рубежом.

Эрлиха и Альтера эвакуировали в Куйбышев 15 октября, накану­не пика беженской паники в Москве, вместе с советскими партий­ными и государственными работниками, а также иностранными дипломатами. Их пребывание во временной волжской столице (с середины октября до начала декабря) было наполнено ожиданием реакции Сталина на инициативу создать ЕАГК.

Своим важнейшим советским партнером Эрлих и Альтер продол­жали считать НКВД. Они обратились к начальнику управления НКВД в Куйбышеве с просьбой устроить им срочную встречу с теми сотрудниками НКВД, которые вели с ними дела в Москве. Однако вместо разъяснений их задержали в ночь с 3 на 4 декабря типичным

для советских органов госбезопасности способом, тайно вызвав в управление НКВД якобы для продолжения переговоров.

Документы из архива бывшего КГБ СССР пролили новый свет на повторный арест Эрлиха и Альтера и их последующую судьбу. Ордер на арест поступил из Москвы от Берия. Приложенное короткое рас­поряжение предписывало эвакуированному в Куйбышев 1-му спец­отделу НКВД СССР немедленно водворить руководителей Бунда в одиночные камеры внутренней тюрьмы. Имена узников не подлежа­ли разглашению, и их следовало впредь называть только по номерам камер. 13 декабря в жалобе на имя Берия Альтер выразил удивле­ние и протест в связи с действиями спецслужб: "Сам я не смог дога­даться ни о какой разумной причине столь неожиданного финала наших переговоров, основаных на «взаимном доверии»". Эрлих так­же апеллировал к властям, обратившись 27 декабря в Президиум Вер­ховного Совета СССР.

Кто и почему приказал вновь арестовать Эрлиха и Альтера? Рас­секреченные документы из архива КГБ четкого ответа на это не со­держат. Но в них имеются некоторые намеки. В докладной записке НКВД СССР об Эрлихе и Альтере, написанной в феврале 1943 г., го­ворится: «Эрлих и Альтер были арестованы в декабре 1941 г. во время пребывания В.Сикорского в СССР, на основании распоряжения из Москвы»³⁷. Действительно, премьер-министр польского правительст­ва в эмиграции Сикорский прибыл в Россию 30 ноября и 3 декабря встретился со Сталиным. Ходили слухи, что Эрлих покинет Советс­кий Союз на самолете Сикорского. Можно предположить, что Сталин и Берия хотели предотвратить возможную встречу Сикорского с обои­ми руководителями Бунда, которые, как отмечалось в докладной НКВД, «занялись поисками польских бундовцев, находящихся на тер­ритории СССР». Согласно той же докладной, они также «вели перего­воры с американским и английским посольствами о своем выезде в Америку» и «известили польское посольство, что эти переговоры (об организации Еврейского комитета..) ведутся с НКВД».

За контактами Эрлиха и Альтера с иностранными деятелями тщательно следили. Можно также допустить, что они участвовали в розыске пропавших польских офицеров, расстрелянных НКВД весной 1940 г. Их повторный арест мог быть мотивирован и тем, что в начале декабря положение на советско-германском фронте стало улучшаться и Сталин, должно быть, почувствовал себя увереннее. Улавливая перемену в настроении вождя, Берия теперь, после пер­вых крупных побед Красной Армии, решил, видимо, отказаться от риска, связанного с использованием Эрлиха и Альтера в интересах советской политики и пропаганды. Тем более, что последствия тако­го сотрудничества были чреваты неприятными сюрпризами для ста­линского режима.

Относительно смерти Эрлиха и Альтера долгое время преоблада­ло мнение, что обоих казнили вскоре после второго ареста. Однако новые документы свидетельствуют, что Эрлих покончил с собой в Куйбышевской тюрьме НКВД 14 мая 1942 г., повесившись на решет­ке окна камеры, о чем сразу же известили Берия и заместителя наркома иностранных дел А.Я.Вышинского. Тем временем Альтер продолжал требовать объяснения своего ареста, в том числе и в пись­мах к Сталину. Еще до самоубийства Эрлиха, которое потом держа­лось в секрете, Альтер угрожал «отчаянными мерами». 10 июля он попросил у тюремного фельдшера цианистый калий. Донесение об

этом было направлено Берия, который приказал тюремной админис­трации вести тщательное наблюдение за узником и улучшить его содержание. Альтер пережил Эрлиха на девять месяцев. Его рас­стреляли в той же Куйбышевской тюрьме 17 февраля 1943 г. Майор НКВД С.И.Огольцов после казни Альтера доложил заместителю Берия В.Н.Меркулову: «Все документы и записи, относящиеся к арестованному № 41, ...изъяты. Вещи сожжены».

Как же был представлен миру трагический финал в судьбе Эрли­ха и Альтера? 5 декабря 1941 г., то есть на следующий день после их ареста, НКИД в лице Вышинского направил официальную ноту поль­скому послу С.Коту. В ней руководители Бунда обвинялись в том, что действовали как «германские агенты». Накануне отъезда Кота из России в середине 1942 г. Вышинский многозначительно заметил ему, что «Варшава обойдется без Эрлиха и Альтера». Критика и протесты против жестокого обращения с Эрлихом и Альтером нане­сли серьезный ущерб советской пропаганде на Загшде, особенно в Америке. Советский генеральный консул в Нью-Йорке В.А.Федюшин писал Лозовскому, что «местные реакционные еврейские орга­низации... ведут... разнузданную кампанию, направленную против Советского Союза»⁵¹. В начале 1943 г. президент Американской фе­дерации труда Уильям Грин и Альберт Эйнштейн направили Моло-тову просьбу об освобождении Эрлиха и Альтера.

Из ставших недавно доступными документов следует, что 14 февраля 1943 г. Молотов, обсуждая намеченное к официальной публикации сообщение о приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР от 23 декабря 1941 г. о казни Эрлиха и Альтера, сообщил Берия: «Товарищ Сталин одобрил этот текст». Вскоре последовала нота МИД СССР об исполнении этого приговора, в которой заявля­лось: «В октябре и ноябре 1941 г. Эрлих и Альтер систематически вели предательскую деятельность, призывая войска прекратить кро­вопролитие и немедленно заключить мир с фашистской Германией».

Когда же появился этот явно надуманный и демагогический вер­дикт? Возможны, по-видимому, две версии: либо приговор от 23 де­кабря 1941 г. подлинный, либо это фальшивка, изготовленная неза­долго до официального советского объявления о казни в начале 1943 г. Какая бы версия ни оказалась правильной, очевидно одно: решение расстрелять Альтера и объявить о якобы одновременной казни его и Эрлиха еще в декабре 1941 г. было принято в весьма выгодный для Сталина момент — после Сталинградской победы, в зените его попу­лярности в России и на Западе.

В феврале 1943 г. советский посол в США М.М Литвинов сооб­щил о казни бундовцев председателю АФТ У.Грину. Тогда же адми­нистрация Ф Рузвельта, старавшаяся не обидеть Сталина и загасить вспыхнувшее было возмущение американской общественности, поп­росила руководителя профсоюза швейников Давида Дубинского не проводить митинг протеста. Испытавший такое же давление Грин, который ранее ходатайствовал за Эрлиха и Альтера, теперь посове­товал Бунду не публиковать письма Литвинова.

Судьба как Эрлиха и Альтера, так и задуманной ими организации становится более объяснимой в свете публикуемого нами документа о назначении Соломона Михоэлса председателем Еврейского антифа­шистского комитета. Это произошло 15 декабря 1941 г., когда замес­титель начальника Совинформбюро Лозовский послал Михоэлсу соответствующую телеграмму. Таким образов, очевидно, что в на­пряженные, критические дни сентября, и-октабря 1941 г. Берия был вынужден заигрывать с Эрлихом и Альтером, однако потом, в первой половине декабря 1941 г., решено было отказаться от идеи междуна­родной еврейской организации. Такой еврейский комитет, который самостоятельно поддерживал бы тесные связи с зарубежными еврей­скими общинами и с правительствами союзников, был сочтен полити­чески опасным. Не могли понравиться Сталину и контакты, которые Эрлих и Альтер установили с польским правительством. Поэтому он решил учредить сугубо внутреннюю еврейскую пропагандистскую ор­ганизацию, полностью подконтрольную советским властям.

Создание государственного еврейского антифашистского комитета

Нападение Германии на Советский Союз 22 июня 1941, изменившее весь ход Второй мировой войны, ознаменовало собой начало планомерного и последовательного истребления еврейского народа. Народное бедствие побудило евреев Советского Союза к активной национальной деятельности. Нацистские зверства, волны спасшихся от них беженцев и кошмар нависшей угрозы от продвижения гитлеровцев привели к огромным переменам в жизни евреев СССР. В беспримерном масштабе началось рассеяние евреев по всей стране. Многие тысячи спасавшихся от нацистского нашествия и те, кто был эвакуирован вместе с разными советскими учреждениями, оказались в самых отдаленных районах Сибири, Казахстана и Средней Азии.

Во время войны возникло новое представительство советских евреев. 24 августа 1941 в Советском Союзе была созвана Первая публичная Конференция представителей еврейского народа, на которой была обрисована жестокая война нацистов против него и был опубликован призыв к евреям всего мира принять деятельнейшее участие в борьбе с Гитлером.

Идея создания еврейского представительства принадлежала, очевидно, двум лидерам польского «Бунда» Альтеру и Эрлиху, бежавшим в СССР после вторжения Гитлера в Польшу и сейчас же арестованным советскими властями. После нападения Германии на СССР они предложили в октябре 1941 сформировать еврейский комитет, в котором бы участвовали представители евреев СССР, США и Англии. Переговоры с некоторыми правительственными органами закончились тем, что Альтер и Эрлих были вновь арестованы, обвинены в шпионаже и расстреляны в конце того же года. Все же мысль о еврейском представительстве не была оставлена. 7 апреля 1942 в советской печати было опубликовано сообщение об учреждении Еврейского антифашистского комитета, организации, в состав которой входили только представители еврейской интеллигенции в Советском Союзе. Этот комитет обратился с воззванием к евреям всех стран мира. Во главе его стоял известный режиссер и актер С. Михоэлс, руководитель еврейского Государственного Театра. Главной задачей Еврейского антифашистского комитета была организация помощи со стороны зарубежных евреев СССР в его борьбе с нацистами; однако в силу самого факта его существования он стал также органом еврейской общественной деятельности внутри страны. Комитет издавал газету на идише «Эйникайт», выходившую три раза в неделю. Вокруг неё сплотились еврейские писатели СССР, и на столбцах её отмечалось активное участие евреев в борьбе с Гитлером и достижения многих из них на фронте и в тылу. К Еврейскому антифашистскому комитету обращались все, кто был заинтересован в жизненных вопросах еврейского народа.

Кроме того, Еврейский антифашистский комитет занялся сбором свидетельств об уничтожении евреев нацистами, а также о «ненормальном отношении к евреям», или, проще говоря, о проявлениях антисемитизма со стороны населения. Они были достаточно многочисленными. Традиционный антисемитизм был по-прежнему силен на Украине и в некоторых западных районах СССР, в частности, в бывшей «черте оседлости» Российской империи, где евреи, по разрешению царской власти, имели право на проживание. Первые поражения Красной Армии во Второй мировой войне продемонстрировали размах антисемитизма в народной среде. Как указывалось в некоторых отчетах НКВД «О состоянии умов в тылу», широкие слои населения легко поддались нацистской пропаганде, согласно которой немцы вели войну не с русскими, я с евреями и коммунистами. В районах, занятых немцами, особенно на Украине, уничтожение евреев с ведома и на глазах населения не вызывало, кажется, большого возмущения. Немцы сумели завербовать себе в помощь 80 000 украинцев, некоторые из которых принимали участие в уничтожении евреев. Чтобы противостоять нацистской пропаганде и мобилизовать «единый советский народ» на борьбу с врагом, большевистские идеологи с самого начала отказывались признать, что Холокост имел весьма специфический характер. На этой почве развился антисионизм, затем перешедший в официальный антисемитизм. В августе 1942 Отдел агитации и пропаганды ЦК распространил для внутреннего пользования записку «О преобладании евреев в артистических, литературных и журналистских кругах».

К неудовольствию Сталина, ЕАК под напором разбуженного кровавой войной и Холокостом еврейского самосознания стал из «ручной» пропагандист­ской организации спонтанно превращаться в орган еврейской культурно-наци­ональной автономии. Кульминацией такого развития явилась попытка лидеров ЕАК возродить проект со­здания еврейской республи­ки на территории Крыма. В начале 1944 г. они направи­ли соответствующее письмо Сталину. Но эта инициатива была отвергнута, причем на это и другие проявления «буржуазного национализ­ма» власти реагировали на первых порах сдержанно, используя для «вразумле­ния» Михоэлса и других ру­ководителей ЕАК преиму­щественно административ­но-бюрократические меры, словесные угрозы и уговоры.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом