Болтунова Е.М.

Никакой иной этап истории России не оценивается в литературе столь однозначно как эпоха Петра Великого. Вне зависимости позитивной или негативной трактовки происходивших изменений и их влияния на последующее развитие страны оценка реформ первой четверти XVIII в. как явления структурного, ставшего своего рода водоразделом между традиционной и новой имперской культурой неизменно. Столь же неизменным остается деление участников этой исторической драмы на «старых» и «новых», приверженцев императора, сторонников всего комплекса вводимых им изменений и традиционных оппонентов новых веяний. При этом переход из одной категории в другую считается актом почти сакральным. Вот, например, трактовка, предложенная В.М.Живовым: «Новый порядок антагонистически противостоял старому. С позиции новой культуры традиционная культура расценивалась как невежество, варварство… С позиций традиционной культуры новый порядок выступал как бесовский, как царство Антихриста, и это восприятие было, несомненно, хорошо известно творцам новой культуры. В этих условиях выбор между традиционной и новой культурой выступал как своего рода религиозное решение, связывающее человека на всю жизнь. Переход в новую культуру оказывался магическим обрядом отречения от традиционных духовных ценностей и принятия прямо противоположных новых». (Живов В.М. Язык и культура в России XVIII в. М., 1996. С. 71).

Не отрицая справедливость подобных утверждений, отметим, что в данном случае речь идет исключительно о выборе конкретного индивидуума. Однако насколько оправдана может быть такая трактовка применительно к коллективной самоидентификации? Отличались ли механизмы рекрутирования отдельных лиц – приверженцев политики Петра от принципов формирования целых лояльных императору структур?

Наиболее значительной группой по качественному уровню рецепции реформ первой четверти XVIII в. в историографии традиционно считается петровская гвардия. Сформированные в начале 1690-х гг. на основе Потешного войска царевича Петра Алексеевича и официально провозглашенные в 1700 г. лейб-гвардией Преображенский и Семеновский полки расцениваются как широкая группа сторонников преобразований.

Прежде чем проанализировать возможные механизмы формирования здесь новых представлений и способы подавления традиционных установок попробуем установить, насколько активным было участие гвардии в процессе реформ и насколько актуальной, следовательно, была здесь проблема выбора.  

На наш взгляд, гвардия первой четверти XVIII в. была совершенно особой структурой в рамках российской системы государственности. Последнее связано с уровнем полномочий, возлагавшихся на Преображенский и Семеновский полки.

Безусловно, военная сфера являлась основной для преображенцев и семеновцев. Обширная научная литература по данной проблематике избавляет от необходимости доказывать ставший общепризнанным факт вовлеченности будущей гвардии в действия русской армии периода Азовских походов Петра I (1695 г., 1696 г.), активное присутствие чинов Преображенского и Семеновского полков на полях Северной войны (1700 – 1721 гг.), а также их участие в Прутской (1711 г.) и Каспийской (1722 – 1723 гг.) компаниях. Столь же доказанным является факт участия гвардии в рекрутировании, обеспечении (сбор провианта и заготовка фуража, подготовка обмундирования, лошадей и седел, а также доставка жалованья) и обучении первых регулярных полков русской армии.

Однако, как ни парадоксально, этим полномочия гвардии отнюдь не ограничивались. Сведения, полученные из источников, позволяют сделать вывод, что с конца 1690-х гг. и вплоть до смерти Петра Великого Преображенский и Семеновский полки исполняли государственно-представительские обязанности.

Военные церемонии, конечно, имели для гвардии первостепенное значение. Это могли быть как небольшие парады, связанные с приветствием прибывших армейских частей, так и торжества государственной важности (въезд русских войск в Москву по случаю Полтавской баталии 1 января 1710 г., празднование годовщины этой победы 8 июля 1710 г., церемония в честь победы над шведами при Гангуте в 1714 г. и многие другие).

При этом любую более или менее значительную церемонию открывал по обычаю полк, называемый Преображенским. Первую роту преображенцев зачастую вел сам император. Церемония заканчивалась парадом семеновцев. Если один из гвардейских полков в силу каких-либо причин участвовать в действе не мог, то личный состав другого делился на две части. Таким образом, церемония выглядела так, словно гвардейский полк или полки «обрамляли» все шествие.

Русские победы в морских сражениях сделали необходимым разработку специального государственного морского церемониала. Отметим, что особых частей, в чьи обязанности входило бы его исполнение, создано не было. Источники не сообщают об использовании в подобных целях организованного еще в конце XVII в. «морского регимента». Эта функция была также передана Преображенскому и Семеновскому полкам. Об этом свидетельствует шествие по случаю первой в Северной войне крупной морской победы над шведами при Гангуте (1714 г.). Оно мало отличалось от церемоний по случаю какой-либо крупной сухопутной победы. Здесь, как, впрочем, и во всех последующих процессиях, мы можем видеть все тот же неизменный порядок: открывают и замыкают парад гвардейцы – преображенцы.

Гвардия начинает активно использоваться и при совершении религиозных обрядов, что, вероятно, связано с активным вмешательством власти в жизнь церкви как таковой, а также со стремлением придать ритуалам такого рода светский характер. Примером тому может служить участие гвардейцев в перенесении мощей Св. Александра Невского в Санкт-Петербург. Праздники же, подобные Водосвятию, превращаются в церемонии, внешне представляющие собой нечто среднее между религиозным обрядом и смотром войск. Кроме того, ряд церковных церемониалов в петровское время завершался устроением фейерверка. Так случилось, например, после освящения церкви Св. Иоанна 18 апреля 1703 г.. Гвардия, особенно бомбардирская рота Преображенского полка, в таких случаях была незаменима.

Погребение кого-либо из членов царской фамилии, прием послов, приезд представителей правящих европейских династий, светские праздники и гулянья также не обходились без участия преображенцев и семеновцев.

При этом необходимость присутствия гвардии при церемониях была практически абсолютной. Так, в 1709 г. гвардейцы сопровождали Петра I в его заграничном путешествии. В сентябре Петр I с небольшой свитой отправился в Москву. Вскоре преображенцам был отдан приказ немедленно следовать в Москву, чтобы успеть к торжественному параду, назначенному на декабрь этого же года. Вероятно, замена лейб-гвардии иными частями представлялась царю столь неравноценной, что он предпочел пойти на возможные издержки, связанные с незапланированным возвращением полков в Россию.

Однако в первой четверти XVIII в. преображенцы и семеновцы занимают значительно более активную позицию в жизни общества, нежели только участие в войнах и церемониях. Гвардия в это время практически участвует в работе государственного аппарата, становится своего рода аппаратом, особой надстройкой над основной гражданской системой.

Преображенцы и семеновцы используются для выполнения полицейских обязанностей, таких как сбор контрибуции, изъятия контрабандных товаров, задержания обвиняемых, караул арестованных и их имущества. На протяжении первой четверти XVIII в. они неизменно доставляют рекрутов для армии, ремесленников для «спешных» строек,дьяков и подьячих для работы в Священном Синоде, плотников для переселения в новую столицу, кузнецов для строительства пристаней. Они «понуждали губернаторов и вице-губернаторов и воевод о высылке в Санктпитербурх всякого чина людей, которым надлежит строитца на Васильевском острову», конвоировали арестованных, надзирали за рубкой леса, выполняли разного рода курьерские обязанности, сопровождали грузы и «казну».

Перечень такого рода акций можно было бы продолжать и далее. Отметим, однако, что исполнение мелких полицейских заданий сочеталось с участием в значительных политических акциях, таких как подавление стрелецкого мятежа 1698 г., восстания Булавина 1707-1708 гг., задержание и последующая доставка в Москву царевича Алексея и его сторонников.

Роль, отводившаяся гвардейцам, не сводилась к простому применению военной силы. В период восстания Булавина для осуществления охраны корабельных верфей Воронежа был выслан один из батальонов Преображенского полка. Этим, однако, участие гвардии в акции не ограничилось. Отдельные офицеры гвардии, являвшиеся доверенными лицами Петра I (В.В. Долгорукий, А.И. Ушаков, М.И. Щепотев), осуществляли контроль за карательными действиями в разных районах, охваченных мятежом.

Со временем чины Преображенского и Семеновского полков стали привлекаться к процедуре следствия и суда.

При этом гвардейцам поручали расследования самого разного порядка, начиная от бытового воровства и заканчивая делами о государственных преступлениях и коррупции.

Предоставление гвардии ряда полицейских, следственных и судебных полномочий было связано с самой системой управления полками. Находясь в ведении Преображенского приказа, основного следственного органа страны на протяжении указанного периода, гвардейцы любого ранга неизбежно привлекались к участию в делах такого рода. Командиры полков постепенно превращались в руководителей органов политической полиции.

Гвардейцы привлекались к следствию на всех его этапах. Они могли непосредственно расследовать дело. Так, начавшийся в 1714 г. розыск по делу Архангелогородского губернатора проводил майор Семеновского полка Михайло Волконской. Дела по обвинению бывшего сибирского губернатора М.П. Гагарина и его сына, датированные 1721 г., также были отданы в руки гвардейцев.

В середине 1710-х гг. участие преображенцев и семеновцев в процедуре следствия и суда стало еще более активным. Этот факт связан прежде всего с указами Петра от 25 января 1715 г. и 23 декабря 1717 г.. Согласно этим документам в России утверждались временные комиссии для рассмотрения дел по государственным преступлениям о «похищении казны», или так называемые майорские розыскные канцелярии. Процедура канцелярий напоминала процедуру военного следствия и суда. Возглавлять их данным указом были уполномочены гвардии офицеры И. Плещеев, Г.Г. Скорняков-Писарев и другие. Населению было предписано оказывать гвардейцам всяческое содействие.

Для довершения картины следует сказать, что использование майорских розыскных канцелярий для следствия и суда по делам о государственных преступлениях было исключительно регулярным. Под следствием в таких канцеляриях находились: князь А.Д. Меншиков, граф Ф.М. Апраксин, Сибирский губернатор князь М.П. Гагарин и многие другие. По выражению историка Ю.Н. Смирнова, это были «военные трибуналы по государственным преступлениям, введенные в качестве чрезвычайной меры из-за неспособности существующих органов суда и сыска решительно пресечь злоупотребления высших должностных лиц».

Процедура майорских розыскных канцелярий была использована во время следствия и суда по делу царевича Алексея. Еще в период пребывания Алексея Петровича за границей за ним вел наблюдение капитан гвардии А.И. Румянцев. Этот факт был зафиксирован даже в самом «Манифесте об отрешении наследства Российского престола царевича Алексея Петровича...». По прибытии же наследника в Россию была создана канцелярия «тайных розыскных дел», в состав которой вошли А.И. Ушаков, Г.Г. Скорняков-Писарев, И.И. Бутурлин, а также П.А. Толстой. Все они за исключением П.А. Толстого являлись гвардейцами. П.А. Толстой же, никакого отношения ни к Преображенскому, ни к Семеновскому полкам прежде не имевший, по окончании дела получил чин капитана гвардии.

Майорские розыскные канцелярии были ликвидированы в 1724 г., однако возникшая вслед за тем Тайная канцелярия по своей форме и существу практически повторяла всю эту систему.

Гвардия принимала также активнейшее участие и в системе административного управления страной.

Это касалось управления прифронтовыми районами или территориями, занятыми русскими войсками в ходе Северной войны. Так, гвардии капитан М.А. Сухотин был комендантом Нарвы с 1715 по 1723 гг., а офицер – семеновец П. Лодыженский в 1714 г. стал вице–губернатором Архангелогородской губернии сменив на этом посту А.А. Курбатова.

Однако часто гвардейцы назначались и на административные должности в областях, удаленных от очагов войны. Так, в 1719 г. Сенат объявил указ о поручении гвардии капитану-поручику Ю.А. Ржевскому управлять Нижегородской губернией. В 1720 г. государь пожаловал лейб-гвардии Семеновского полку капитана Алексея Панина… за его службы указал…определить ево в Смоленск вицегубернатором, а в 1722 г. гвардии капитан-поручик Хрущов был избран на должность прокурора Малороссийской коллегии.

На преображенцев и семеновцев было возложено огромное количество мелких, но чрезвычайно важных для государства, находящегося в состоянии войны, дел. Как правило, на уровне руководителей они участвовали в укреплении городских сооружений (Азов, Киев и др.), строительстве самих городов (Санкт-Петербург и Кронштадт), создании фортификационных сооружений, дорог и мостов, каналов и шлюзов, пристаней и кораблей, литье пушек и доставке провианта, организации работы на верфях и на новых промышленных предприятиях, планировке садов и парков новой столицы, сборе статистической информации.

Использовались гвардейцы и для выполнения дипломатических миссий. Это были как незначительные поручения по исполнению обязанностей дипломатических курьеров, так и серьезные политические миссии. Появление последней традиции, вероятно, может быть датировано еще концом XVII в. В 1697 г. майор Преображенского полка А.А. Вейде был отправлен к Курляндскому герцогу, Бранденбургскому и Саксонскому курфюрстам с миссией, призванной подготовить прибытие в Европу «Великого посольства».

В первой четверти XVIII в. эта практика приобрела широкий размах. Так, в Польше гвардейцы находились практически постоянно. Решением определенных задач там занимались гвардейцы В.В. Долгорукий (до 1706 г.) и И.П. Измайлов (в 1706 г.). Туда же в 1712 г. для помощи чрезвычайному и полномочному послу России в Польше князю Г.Ф. Долгорукому был послан капитан Преображенского полка князь А.Л. Долгорукий. Последнему, в свою очередь, помогали сержант И. Зиновьев и капрал И. Ракитин, служившие в Семеновском полку. Капитан Преображенского полка Л.В. Измайлов в 1719-1721 гг. был русским посланником в Китае. Первый русский мемуарист, также служивший в гвардии, Б.И. Куракин в 1706-1707 гг. был представителем царя при «папешском дворе» в Риме, в 1712 г. – в Голландии, в 1720-е гг. – в Англии и Франции. Майор Преображенского полка А.И. Румянцев 1724 г. защищал русские интересы в Царьграде. С.Г. Нарышкин в 1711 г. стал послом в Тоскане. При этом содержание возложенных на гвардейцев миссий могло быть самым разным – от официального дипломатического представительства до сверхсекретной шпионской разработки.

Поручались гвардейцам и своего рода гуманитарные миссии. Так, в 1722 г. преображенцу Г.Г. Скорнякову-Писареву было поручено составить «Новый летописец». И хотя мы не имеем возможности оценить результаты такой работы, но очевидно, что Г.Г. Скорняков-Писарев отнесся к поручению серьезно. Согласно указу от 16 февраля 1722 г. для этой работы «из всех епархий и монастырей» были взяты «летописцы, степенные, хронографы и прочие», а также «куриозные», т.е. информативные, рукописи для снятия с них копий.

Возможно, гвардейцы принимали участие в создании некоторых законодательных актов. С.М. Соловьев, занимаясь рассмотрением вопроса о написании «Табели о рангах», считал, что указанный документ был фактически написан Я.В. Брюсом, Г.И. Головкиным, Д.И. Дмитриевым-Мамоновым и М.А. Матюшкиным. Двое последних являлись высшими офицерами гвардии. Правда, С.М.Троицкий утверждал, что «…в действительности, эти лица входили в состав комиссии, которой Сенат в январе 1722 г. поручал дорабатывать окончательный вариант проекта «Табели о рангах» после обсуждения его в Адмиралтейской и Военной коллегии и в Сенате». Так или иначе, причастность чинов гвардии к созданию «Табели о рангах» отрицать не приходится.

Следует также указать, количество возложенных на гвардию обязанностей было столь велико, что выполнение последних порой вступало в противоречие с такой функцией гвардии как охраной царской особы. Иными словами, число людей, находящихся, выражаясь принятой в то время терминологией, «в отлучках», было иной раз столь велико, что гвардия фактически была не способна обеспечить безопасность жизни Петра I. Так, 4 мая 1707 г. Петр, находившийся в Дубне, сообщал А.Д. Меншикову: «…Из полку моего солдат взять почитай некого с собою верхами…того для прошу, дабы в сторону Люблина выслано было несколько драгун, для провожания… раде нынешней нужды». Через три дня, 8 мая 1707 г., Петр еще раз указал светлейшему князю на небезопасность такого положения: «…подтверждаю, что не имею при себе больше трех драгун, которые со мной из Жолкевы поехали».

Активное привлечение гвардии к системе управления Российской империей было первоначально связано с необходимостью наладить эффективную систему управления страной в период слома старого аппарата и ведения тяжелейшей войны. Использование же преображенцев и семеновцев во второй половине 1710-х – начале 1720-х гг. объясняется, видимо, пониманием самим преобразователем всех недостатков созданной им гражданской структуры. Вся неотлаженность, неповоротливость, медлительность последней, а также коррумпированность чиновников никак не сочетались со стремлением Петра I провести реформы с максимальной скоростью. Эта дилемма, вероятно, и привела его в итоге к организации системы принципиально иной – простой, слаженной, а главное – контролируемой. Так комплекс экстренных мер превратился в постоянно действующий порядок. Стабильность системы обеспечивалась прямым подчинением гвардии Петру I, а значит, осознанием неизбежности жесточайшего наказания за невыполнение той или иной обязанности или, тем более, за мздоимство, а также наделением преображенцев и семеновцев беспрецедентным для того времени количеством прав и привилегий.

Анализируя тот или иной аспект участия гвардии в системе государственности первой четверти XVIII в., историки, как правило, приходят к достаточно тривиальному выводу о том, что «петровский гвардеец понимал себя созидателем нового и небывалого… Он был предан будущему. Он жил с ощущением постоянного прорыва, движения, совершенствования… Именно это мироощущение, а не бритый подбородок и европейский мундир принципиально отличали его от солдата допетровского».

Никто при этом не оставляет гвардии даже гипотетическую возможность осуществления выбора между ценностями прежними и иной, ориентированной на Европу, культурой. Их рецепция преобразований, по мнению историографии, абсолютна и даже в некотором смысле бравурна. Гвардия априорно - незыблемая опора власти императора, принимающая активнейшее участие в фактическом насаждении новой, принципиально враждебной для русского общества конца XVII - начала XVIII вв. имперской традиции.

Примечательно, что историографические оценки полностью совпадают с мнением современников. Еще в конце XVII в. в момент, когда вопрос о приверженности преображенцев и семеновцев некоему новому образу жизни для них самих, возможно, еще оставался открытым, для их современников это была уже абсолютная истина. Согласно источникам, и, прежде всего, фонду Преображенского приказа, уже в середине 1690-х гг. солдаты и офицеры будущих гвардейских полков представляли собой абсолютно узнаваемую обществом группу. При этом такое «узнавание» принимало вполне однозначную форму.

В это время преображенцы и семеновцы постоянно находились в конфликте с представителями других социальных страт, не являясь при этом инициаторами таких столкновений. Источники указывают на то, что основной формой конфликта, в котором участвовали преображенцы и семеновцы, являлась драка. За один только март 1696 г. в Преображенском приказе были заведены дела в связи со следующими правонарушениями.

Март 1696 г.

8 марта служащие Преображенского полка капрал Григорий Лядовский и солдат Корней Дудимский избиты сторожами Данилой Яковлевым и Сергеем Нетровым.

9 марта служитель Рождественского собора Иван Васильев зарезал каптенармуса Семеновского полка Ивана Рыкунова.

11 марта угличанин Василий Федоров избил Преображенского полку солдата Петра Резанова, а солдат Семеновского полка Забелина был избит церкви великомученника Никиты что в Басманной сторожем Якушкой Антиповым.

12 марта Семеновского полку солдат Иван Рукавишников избит крестьянином боярина князя Юрья Семенова-Урусова Иваном Анофриевым.

14 марта крестьянский сын Антип Бокавнин, крестьне Кондратий и Андрей Худяковы избили Преображенского полку солдата Ивана Кирилова.

16 марта Преображенского полку солдат Володимир Раковский избит [крепостным] человеком боярина Алексея Семеновича Шеина Ведихтою Евреиновым.

18 марта подьячий Судного приказа Алексей Филиов избил солдата Преображенского полка Ивана Рослева и его сына Василья.

28 марта солдат Преображенского полка Федор Несмеянов был избит поленом сторожем столовой палаты Михаткой Ивановым.

В последующие месяцы 1696 г., как, впрочем, и в течение 1697-1700 гг. ситуация оставалась прежней. Форма нападения менялась от случая к случаю. Начиная от курьезов, когда весьма известный впоследствии сторонник Петра I, а в 1697 г. всего лишь прапорщик Преображенского полка Андрей Новокрещенов был избит в бане «шайкою и веником» дьяком Григорием Степановым» и заканчивая куда более серьезными случаями грабежа, оскорбления «неподобными словами», отказом в постое, «уродовании» платья и избиения «до полусмерти».

При этом согласно источникам, в это время нападения на солдат и офицеров приближенных к молодому царю частей совершали представители самых разных социальных слоев, страт и профессиональных групп – дворяне, купцы, крестьяне, церковнослужители, ямщики, стрельцы, подьячие, сторожа, плотники и просто «неведомо какие люди».

На протяжении второй половины 1690-х гг. количество противоправных действий такого рода, совершенных против будущих гвардейцев, неуклонно нарастало. Общее число жалоб преображенцев и семеновцев на нанесенные побои за март 1696 г. равнялось десяти. Всего за первые десять дней апреля того же года царю было подано пять аналогичных челобитий. Пик нападений на будущих гвардейцев пришелся на 1697-1698 гг.

Массовость нападений на преображенцев и семеновцев, пришедшихся на 1697-1698 гг., объясняется, вероятно, именно активным участием последних в подавлении стрелецкого бунта 1698 г. и первых проеобразованиях Петра I. Близость преображенцев и семеновцев к столь неоднозначно оцениваемой фигуре молодого царя, а также приверженность реформам, по крайней мере, на представительском уровне, были очевидны.

Вероятно, сыграли свою роль в таком отношении и места расположения гвардейских полков, в частности с. Преображенское. Взгляды современников конца XVII – первой четверти XVIII вв. относительно этого места достойны отдельного исследования. Рамки данной работы не позволяют рассмотреть его во всей полноте. Отметим лишь, что огромное влияние на образ Преображенского оказал тот факт, что именно здесь находился Преображенский приказ и «всякие розыски бывали». Действительно, после подавления стрелецкого мятежа 1698 г. село становится местом пыток и казней стрельцов и впоследствии ассоциируется с чем-то изначально пугающим. Этот образ поддерживался также сведениями о других событиях, происходивших здесь и носивших, по мнению подданных Петра I, антихристианский и антирусский характер. Ведь именно здесь широко принимали иноземцев, устраивали бесчисленные армейские смотры, «экзерциции» и первые представления театра царевны Натальи Алексеевны, тестировали разные «инвенции».

Таким образом, уже в конце XVII в. современники преображенцев и семеновцев, несомненно, оценивали их как сплоченную группу сторонников молодого царя. Объединяющим принципом здесь, вероятно, считался стиль поведения, расценивавшийся как признак принадлежности к иной системе ценностей. Более того, эта новая система ценностей в глазах самого широкого круга современников вступала в противоречие, унижала и разрушала прежние устои. А значит люди, бывшие проводниками новых идей, были людьми вне традиции, вне памяти, выродками.

В первой четверти XVIII в., прямые выпады против личного состава гвардии прекратились. Наделение преображенцев и семеновцев сверхполномочиями и огромными привилегиями, а также постепенное формирование в гвардии понимания своего превосходства по отношению к армейским чинам и представителям чиновничьего аппарата делало опасным не только конфликты, но и просто контакты с ними. Оценка же гвардии как структуры чуждой каким бы то ни было традиционным нормам осталась.

Однако была ли система ценностей, которой, по мнению самых широких слоев русского общества того времени, гвардия противостояла столь уж чуждой для петровских любимцев?

Ответ на этот вопрос непосредственно связан с социальным и национальным положением этой группы. Ведь гвардия петровского времени отнюдь не представляла собой некую маргинальную группу людей, не воспринявшую опыт и образцы прошлого, принципиально агрессивную и по сути являющуюся своего рода tabularasa, способной к безоговорочному приятию чего бы то ни было. Будучи в подавляющем большинстве русскими дворянами, воспитанными в духе веры в высокие христианские образцы, гвардейцы, безусловно, ощущали себя представителями определенной культурной и социальной среды. Отрицаемая и разрушаемая Петром I в широком смысле символика Московского государства была им не просто знакома, это была естественная составляющая их собственной жизни, унаследованная от родителей и подсознательно принятая как система важных кодов и значений. Имперские образцы, столь энергично насаждаемые царем – реформатором были для них, вероятно, также сложны для восприятия, как и для большинства русского общества.

Даже тот невероятно растиражированный в нашей историографии факт, что гвардейцы, находясь при Петре с малолетства, фактически выросли с ним не свидетельствует о реальном изменении у этих людей психологических установок. Мы можем принять во внимание действительно сильное влияние Немецкой слободы и впечатлений Великого посольства и допустить относительно легкое восприятие отдельных европейских установок первыми гвардейцами. Однако на протяжении конца XVII – первой четверти XVIII вв. Россия находилась в постоянном состоянии войны. Последнее, в свою очередь, было сопряжено со значительными, а главное, систематическими потерями личного состава Преображенского и Семеновского полков и необходимостью его постоянного обновления. Сохранение в таких условиях новых поверхностных установок было более чем затруднительно.

Сознательно или несознательно, но Петр I ощущал необходимость обоснования новых форм реальности для своих сторонников. В своей попытке сделать их доступными для восприятия император использовал ряд психологически очень верных приемов. Основой подходов, как ни парадоксально, являлась апелляция к нормам уже существующим. Особенно заметным способом использовать традиционные установки для создания на первый взгляд анти-традиционного мировосприятия среди чинов гвардии стало поощрение здесь семейственности.

Известно, что в конце 1710-х – начале 1720-х гг. в России появилась практика записи малолетних солдат из дворян в армейские полки. Считается, что само начало этой традиции было положено Петром I в 1715 г., когда император наградил генерал-майора Г.П. Чернышова, записав солдатом в Преображенский полк его трехлетнего сына.

Следует отметить, что такая практика не была распространенной в период петровского царствования. Однако само ее появление и последующее распространение, несомненно, оказало влияние на утверждение принципа семейственности. Ведь такими малолетними солдатами в большинстве своем становились дети уже служащих в этих частях солдат и офицеров. В Преображенский полк были записаны дети таких известных гвардейцев, как князь М.М. Голицын и А.Д. Меншиков. При этом двое сыновей последнего – Самсон-Павел и Лука-Петр еще при крещении получили чины поручиков, что напрямую противоречило устанавливаемым Петром нормам последовательного чинопроизводства.

Малолетние гвардейцы исправно получали жалованье, которое далеко не всегда было минимальным. Так, например, в 1717 г. командование Преображенского полка жаловалось Петру I: «...которые особы бьют челом вашему величеству о приверстании малых своих детей в гвардию в солдаты и ныне таких несколько… и жалованье получают а особливо Данилы Новицкого сын с 15 лет пишется малолетним, а жалованье получает старой оклад а в комплект не определен и не служит».

Положение малолетних в гвардии привело к постановлению 1724 г. о необходимости «малолетним» солдатам выставить за себя на действительную службу людей или же числиться в полках без денежного и хлебного жалованья.

Еще одним свидетельством в пользу семейственности являются просьбы гвардейских офицеров записать их уже не малолетних сыновей и других родственников в те же полки. Такие челобитья, как правило, удовлетворялись. Источники личного происхождения предоставляют подобные факты также весьма часто. Б.И. Куракин, сообщая о своем пребывании в Семеновском полку, указывает, что там же служил и его брат Михаил Иванович. Автор знаменитых «Записок» Я.П. Шаховской в возрасте 14 лет был в записан в тот же полк, где в офицерском чине служил его дядя – А.И. Шаховской. У чрезвычайного российского посланника в Китае в 1719–1721 гг. капитана преображенцев Л.В. Измайлова в гвардии служил брат. А. Петров–Соловой имел в полку «свойственника» – солдата И. Ляпунова.

Семейственность в гвардии часто отражалась в документах полкового делопроизводства. Например, в «Журнале приказов» по Преображенскому полку за 7 января 1725 г. содержится запись об ордере «…о выдаче заслуженова жалованья каптенармуса 3 роты Алексея Полтева да племяннику ево той же роты солдату Ивану Полтеву… сентябрьской трети прошлова 724 года».

Свидетельства существования родственных отношений между чинами Преображенского и Семеновского полков при всей их важности все же иллюстративны и представляют во многом частную историю того или иного рода. Они не могут адекватно продемонстрировать семейственность в гвардии на уровне всей структуры. Именно поэтому был проведен анализ списков личного состава этих полков.

Предваряя его выводы, следует сказать, что родственные связи в гвардии могли быть самыми различными: отцы – сыновья, деды – внуки, братья, двоюродные братья, свояки, кумовья. Вероятно, существовал здесь и уровень отношений зять – тесть, племянник – дядя.

Список дворян Преображенского полка за 1724 г. дает нам следующие данные. Из 1482 человек 937 (63 %) являлись однофамильцами. Какой процент составляли здесь родственники (в том числе и неблизкие) неясно. Это связано прежде всего с недостатком исследований по генеалогии дворянских родов XVIII в. Так, при всей очевидной связи людей с такими, например, фамилиями, как Бороноволоков, Ендогуров или Князтяпин, доказать их родство не всегда возможно. Тем не менее мы можем констатировать, что среди указанного числа однофамильцев 329 человек (22%) составляют люди, у которых совпадают фамилия и отчество, то есть братья.

Источники предоставляют нам информацию и о количестве гвардейцев, объединенных связями «отец – сын». В списке детей дворян-гвардейцев, датированного 1725 г., из числа пригодных к службе (61 человек старше 10 лет) лишь 12 были обозначены как служащие или приписанные к Преображенскому полку, а один (сын подполковника И.И. Бутурлина – Аркадий) непродолжительное время служил фендриком Семеновского полка.

Эти цифры, однако, могут быть скорректированы. Тот факт, что значительное количество преображенцев находилось в 1725 г., в момент создания списка дворянских детей – служащих полка, «в отлучении» и, соответственно, не предоставило сведений о своих семьях, позволяет предположить, что число это более значительно.

На протяжении всего периода петровского царствования процент родственников среди офицеров был в целом выше, нежели в солдатской среде. Рассмотрение послужных списков офицеров-семеновцев, поступивших в полк в период 1690 – 1725 гг. (всего 311 человек), позволило выделить 128 (43 %) однофамильцев.

К концу 1724 г. ситуация несколько изменилась. В это время число однофамильцев среди дворян солдат Преображенского полка было больше, чем среди офицеров, принадлежащих к тому же сословию. Из 1162 солдат к этой категории могло быть отнесено 635 человек (55%), тогда как у офицеров эти цифры составляли 115 человек из 320 (36%). Количество братьев в солдатской среде достигало 17%, а в офицерской лишь 12%.

Однако в целом стоит отметить, что разделение офицерской и солдатской среды здесь носит условный характер, так как на уровне семейных связей никакой обособленности не наблюдается. Так, в списках Преображенского полка за 1724 г. 122 человека (8,2 % от общего количества дворян в полку) составляли офицеры, имеющие родственников среди солдат, и наоборот.

По указанным выше причинам, а также из-за плохой сохранности материалов о семейном положении гвардейцев первой четверти XVIII в. чрезвычайно осложнен вопрос о частоте заключения браков между гвардейцами и родственницами их сослуживцев. Здесь мы можем лишь констатировать, что такие браки имели место. Так, источники личного происхождения дают нам пример свадьбы майора гвардии М.А. Матюшкина и вдовы гвардии майора того же полка Яковлева. При этом на церемонии присутствовали 12 шаферов из капитанов и поручиков гвардии. Известно также, что подпоручик гвардии З.Д. Мишуков был женат на племяннице А.Д. Меншикова Анне Леонтьевой, а гвардии капитан И.К. Пушкин – на его сестре Татьяне Даниловне.

Сыновья солдат и офицеров гвардейских полков имели безусловное преимущество при зачислении в эти части. Формальный приоритет детей преображенцев и семеновцев был установлен лишь 10 сентября 1733 г., когда в материалах появилась формулировка «того полку солдатские дети в тот же полк в солдаты определяются». Однако несомненно, что дети гвардейцев обратили на себя внимание правительства Петра I значительно раньше.

В январе 1718 г. Петр указал устроить смотр «в Преображенском на генеральном дворе лейб-гвардии Преображенского и Семеновского полков салдацких детей от семи до двадцати лет 410 человек». В 1722 г. в «Санктпитербургской Академии и Московскую школе» должны были обучаться по крайней мере 48 человек из числа детей гвардейцев. В 1724 г. император приказал собрать о сыновьях гвардейцев как можно более полную информацию, касающуюся прежде всего их возраста и службы. Как император намеревался использовать эти данные – неясно. Но эти факты со всей очевидностью говорят о его внимании к вопросу родства в гвардии.

Вопрос об определении точного соотношения родственников в рамках русской гвардии первой четверти XVIII в. требует специального исследования. Нельзя не признать, что определение уровня семейственности в гвардии нельзя свести к подсчетам процента однофамильцев. Ведь в этом случае комплекс родственных связей, которые нельзя определить на уровне фамилий (свояки, кумовья и т. д.), остается за рамками рассмотрения. Тем не менее, приведенные выше данные говорят о важности семейных связей в рамках рассматриваемой группы.

Кроме того, совершенно очевидно, что этот процесс не носил случного характера. Приведенные выше данные показывают, что наличие родственных связей в гвардии было очевидным, допустимым и даже культивируемым принципом. Петр I, а также высшие офицеры гвардии очевидным образом поощряли семейственность. Известны случаи, когда чины Семеновского полка переводились в Преображенский и наоборот из-за желания быть в одном полку со своими братьями и родственниками.

Кроме того, в конце петровского царствования в гвардии сложилась традиция, связанная с тем, что солдат, поступавший в Преображенский или Семеновский полк подписывал так называемую «поручную запись», особый документ, в котором новичок обязывался следовать общепринятым нормам («не пить, не бражничать… и в карты не играть с воровскими людми не знатца…у себя воровским людям не держать и стоя на карауле …никакой хитрости никак не учинить»). Этот документ, фактически оформляющий прием нового человека в корпорацию, и являвшейся одной из форм социализации, традиционно подписывали и несколько гвардейцев, выступавших, таким образом, своего рода поручителями. При этом первым и, вероятно, основным поручителем выступал родственник новичка.

Семейственность оказывала прямое влияние на бытование полков. Вот лишь несколько примеров, связанных с типичным для гвардии нарушением в вопросе предоставления отпусков. 21 марта 1715 г. солдат 4-й роты Преображенского полка Г. Бобрищев-Пушкин просил поручика той же роты С. Епишкова, собиравшегося «ехать к Москве», чтобы тот взял его с собой «по свойству». Поручик исполнил его просьбу, не поставив об этом в известность полковое начальство. Еще через два дня, 23 марта 1715 г., аналогичный случай произошел с солдатом 10-й роты Преображенского полка Д. Селифонтовым и поручиком этой же роты Салтыковым: поручик, уезжая в отпуск, взял с собой солдата. Высшие чины полка при этом находились в неведении.

Еще одной возможностью покровительства родственникам было виляние на продвижение по службе или повышение оклада своим родственникам или «протеже». Лояльное до известной степени отношение к подобного рода вещам периодически нарушалось полковыми указами о необходимости «…донести господам афицерам, ежели впредь подавать будут о старых салдатских окладах ведомости на убылыя места, кого удостоят, чтобы в тех ведомостях приказали писать их службы с которова году служат».

На уровне высших офицеров полка семейные и дружеские связи иной раз были сопряжены и с более серьезными нарушениями. В 1723 г. обер-прокурор Сената и полковник лейб-гвардии Преображенского полка Г.Г. Скорняков-Писарев утвердил снисходительный приговор Сената по делу о коррупции светлейшего князя А.Д. Меншикова. Последнее объясняется не столько дружеским расположением Г.Г. Скорнякова-Писарева к петровскому фавориту, сколько тем, что в деле был замешан его собственный брат – Б.Г. Скорняков-Писарев. Петр расценил это решение как случай злоупотребления властью. Г.Г. Скорняков-Писарев был разжалован, а все его имущество конфисковано. Отметим, между прочим, что уже в следующем, 1724 г. Г.Г. Скорняков-Писарев был прощен и смог возместить все свои потери.

Семейственность в гвардии, с одной стороны, способствовала ее обособленности, а, с другой, делала относительными существовавшие незыблемые в любых армейских полках статусные барьеры между солдатами и офицерами и стала значимым фактором формирования здесь особого корпоративного сознания. Последнее, в свою очередь, стало основой для положительной рецепции преобразований.

Более того, самоидентификация гвардейцев на уровне принадлежности к корпоративной структуре, причастной к политике реформ и преданной императору оказалась очень устойчивой и способной оказывать сильнейшее влияние. Не случайно списки личного состава гвардии петровского времени пестрят именами, которые составили русскую дворянскую элиту последующих столетий. Румянцевы, Бестужевы, Толстые, Рокотовы, Рахманиновы, Тургеневы, Кутузовы, Болотовы, Ушаковы, Нарышкины, Голицыны, Львовы, Мещерские, Дурново, Мусины-Пушкины – все эти фамилии определили политическое, социальное и культурное развитие России на протяжении веков. А значит, формированием в гвардии корпоративной организации и зарождением коллективных представлений еще в период царствования Петра Великого могло оказать влияние и на формирование корпоративных представлений и самосознания русского дворянства.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что традиционные установки допетровской России стали существенным фактором при создании структуры нового уровня, ориентированной на европейские имперские образцы и принимающую активное участие в их актуализации. Это явление вполне объяснимо. Ведь сознание общества, как и традиция в широком смысле этого слова состоит из мощных напластований. Отторжение одного из пластов делает возможным апелляцию к другому. Актуализируя иное поле традиции, а именно семейные связи, понятие чести рода и, в конечном итоге, отнюдь незабытые принципы местничества, Петр I получил возможность снять до определенного степени антагонизм между унаследованными установками и необходимостью создания активной группы сторонников. А значит отказ от прежней традиции, внешне столь радикальный, не был целиком и полностью основан на разрыве с нею. Он скорее базировался на иной рецепции традиции как таковой и, до определенной степени был естественным выбором.  

Список литературы

1. Бобровский П.О. История лейб-гвардии Преображенского полка (1683-1900 гг.). Приложение к Т. 2. СПб., 1900.
2. Дирин П.Н. История лейб-гвардии Семеновского полка: в 2 томах. СПб., 1883;
3. Живов В.М. Язык и культура в России XVIII в. М., 1996.
4. Нащокин В.А. Записки. СПб., 1842.
5. Павлов А.В. История лейб-гвардии Преображенского полка. Т. 1-2. СПб., 1900 – 1904.
6. Панчулидзев С. История кавалергардов (1725 – 1799 – 1899 гг.) в 4 томах. СПб., 1899-1903;
7. Рабинович М.Д. Полки петровской армии (1698-1725 гг.). Краткий справочник. М., 1977.
8. Сипягин Н.М. Таблица - хроника истории лейб-гвардии Семеновского полка. М., 1810;
9. Смирнов Ю.Н. Роль гвардии в укреплении органов власти российского абсолютизма в первой половине XVIII века. Куйбышев, 1985.

• Переломные точки русской истории