Саевская М.А.

 

Сложно найти более неоднозначный, драматичный период в истории Российской империи, чем последние предреволюционные десятилетия. Кажется, никогда еще не было в России такой пропасти между государством и обществом, такой всеобъемлющей политической активности. И неудивительно, что после победы революции, героями новой советской истории стали борцы с самодержавием, а сторонники старой власти оказались в роли серой массы безликих бюрократов. Сегодня, однако, предреволюционные годы уже не воспринимается как годы экономического и социального упадка или регресса, в исторической перспективе стало видно, что это время было одним самых благополучных за всю историю Российской империи. И для того чтобы лучше понять ту эпоху, надо увидеть и других героев, тех, кто оставался верным монархии, кто стремился сохранить империю, улучшить жизнь ее населения. Один из них - В, К. Плеве, известный в карикатурном виде из советских учебников и совсем неизвестный, как личность и государственный деятель.

Наиболее распространенное мнение о Плеве и вместе с тем совершенно ошибочное заключается в том, что он, будучи полицейским карьеристом, не мог придумать ничего лучше для отвлечения народа от революционных идей, чем еврейские погромы и русско-японская война. С другой стороны, совершенно незамеченным остается тот факт, что через те учреждения в которых служил и которые возглавлял В. К. Плеве в 1881-1904 годах проходят основные законопроекты, касающиеся важнейших вопросов государственной политики. Это и проблемы крестьянского малоземелья и переселения, и вопрос о взаимоотношениях рабочих с фабрикантами, политика в отношении земств и в национальном вопросе.

В 1902 году В. К. Плеве стал министром внутренних дел, к тому времени он уже имел большой опыт государственной деятельности, и свою собственную программу развития министерства, и дальнейший план его деятельности. Однако реализация этой программы была остановлена с его смертью, вскоре после которой началась первая русская революция 1905-1907 годов.

Один из лидеров монархического движения В. А. Грингмут писал о Плеве: «Каждую меру, которую он признавал полезною, он приводил в исполнение с систематическою последовательностью, какие бы препятствия он ни встречал на своем пути; все намеченные им обширные реформы он, без всякого сомнения, привел бы к успешному завершению, если б ему не было суждено столь преждевременно расстаться с жизнью и с тем служением Родине, которому эта жизнь всецело была посвящена»[1].

Раннее детство Вячеслава Константиновича Плеве (1846–1904) прошло в городе Мещовске Калужской губернии. Его мать была дочерью небогатого помещика, отец преподавал историю и географию в местном училище.

В 1851 году семья В. К. Плеве переехала в Варшаву, где будущий министр учился в местной гимназии. В. К. Плеве с молодых лет был далек от революционного пафоса. Сам он впоследствии вспоминал, как в годы польского восстания, ему приходилось «со своими товарищами стоять на часах на улице, для поддержания порядка, охрана коего, по желанию населения, была поручена учащейся молодежи»[2].

Окончив гимназию с золотой медалью, Плеве продолжил образование на юридическом факультете Московского университета, который окончил в 1867 году со степенью кандидата права. После окончания университета В. К. Плеве поступил на службу в Московский окружной суд.  Затем он последовательно занимал должности товарища прокурора во владимирском, затем тульском окружных судах, прокурора в Вологде, товарища прокурора Варшавской судебной палаты, 1879 году назначен прокурором Петербургской судебной палаты[3].

В 1881 Александр II лично оценил заслуги В. К. Плеве и обратил на него внимание министра внутренних дел и автора так называемой первой российской конституции М. Т. Лорис – Меликова[4]. В деле об убийстве императора В. К. Плеве выступал государственным обвинителем. Вскоре освободился пост директора департамента полиции и М. Т. Лорис-Меликов рекомендовал на эту должность усердного прокурора. В своем письме к Александру Третьему он писал: «Служебные и нравственные качества г. Плеве служат достаточным ручательством, что и в новую сферу деятельности он внесет ту же энергию и разумное отношение к делу, каким постоянно отличалось его служение по ведомству судебному»[5].

15 апреля 1881 В. К. Плеве был назначен директором Департамента государственной полиции. Вячеслав Константинович и на этом посту проявил выдающиеся способности, «создав охранные отделения и более действенную постановку политического сыска». Тогда же В. К. Плеве составил по материалам первого судебного процесса над членами «Народной воли» для служебного пользования «Очерк происхождения, развития, организации и деятельности русской социально-революционной партии». Этот очерк пересказывал следственные показания Ширяева и Квятковского о возникновении, целях и средствах борьбы «Народной воли»[6]. К 1884 году Плеве сумел наладить полицейский аппарат настолько, что ему удалось в короткий срок почти совершенно разгромить террористическую организацию[7]. Не без участия Плеве на виселице оказались убийцы Александра II - А. И. Желябов, С. Л. Перовская, Н. И. Кибальчич, Н. И. Рысаков, Т. Н. Михайлов; в тюрьме и на каторге такие члены исполнительного комитета «Народной воли» как М. Н. Тригони, А. И. Баранников, В. Н. Фигнер, Г. М. Гельфман[8]… В результате разгрома В. К. Плеве «Народной воли» на долгое время прекратились не только террористические акты и даже попытки их совершения[9].

Однако Вячеслав Константинович ставил своей целью не только разгром террористической организации, но и борьбу с распространением революционных идей. В изготовленном в 1883 году для Александра III специальном докладе директор Департамента полиции вскрывал роль либеральной периодической печати, редакторов, литераторов и публицистов в возникновении и распространении нигилистических и революционных идей в России. Проследив деятельность прессы, начиная с 1848 года вплоть до начала царствования Александра III, он уделил главное внимание эпохе "великих реформ" 1860-70-х гг. и пришёл к выводу о том, что, «объединяясь общим чувством неприязни не только к правительству, но и к русскому народу», который оппозиционная газета «Голос» назвала «святой скотиной», журналисты провоцировали развитие противоправительственных течений в земских собраниях, городских думах, учёных сообществах.

В докладе В. К. Плеве Александру 1883 года приводились также данные об укрывательстве государственных преступников представителями легальной прессы в своих домах и квартирах, о материальной поддержке ими революционеров, в частности, предоставлением возможности печататься на страницах своих изданий.

Прочитав записку Плеве, Александр III наложил резолюцию: «Прочёл с большим интересом. Грустное и тяжёлое впечатление делает составленная записка. - Трудная борьба предстоит Правительству, но надо идти прямо и решительно против всей этой литературной сволочи». За словами последовали действия и в царствование Александра III все те печатные издания, на которые указал В. К. Плеве в своем докладе (за исключением "Вестника Европы", продолжавшего выходить до 1918 г.) прекратили своё существование[10].

В 1884 г. Плеве был назначен сенатором, а в 1885 году товарищем министра внутренних дел. Будучи вторым человеком в министерстве, В. К. Плеве принимал участие в работе комиссий, которые рассматривали самые разнообразные вопросы: уставы фабричной и заводской промышленности, управление степными областями, права иностранцев на владение недвижимостью, распространение на прибалтийские губернии земских повинностей и т. д[11].

О службе В. К. Плеве в этот период вспоминал его современник В. И. Гурко: «На должности товарища министра внутренних дел, которую он занимал, если не ошибаюсь, с 1886 г. при гр. Д.А. Толстом и заменившем его Иване Николаевиче Дурново, Плеве выказал несомненные административные способности. Фактически управляя всем министерством»[12].

О том, что именно В. К. Плеве определял политику министра внутренних дел графа Дмитрия Андреевича Толстого, пишет и А. В. Богданович. В одной из своих дневниковых записей она отметила, что мнение товарища министра «Толстой всегда принимает к соображению, и всегда бывает так, как доложил Плеве»[13].

11 февраля 1885 года Д. А. Толстой представил доклад Александру III, в котором он обращал внимание на угнетенное положение рабочих и произвол предпринимателей. В докладе указывалось, что совершенно необходимо «ныне же приступить к пересмотру действующих постановлений устава о фабричной и заводской промышленности»[14]. С этой целью была создана комиссия под председательством товарища министра внутренних дел В.К.Плеве для "начертания нормальных правил" о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих[15].

На рассмотрение комиссии были вынесены такие проблемы как различного рода способы сокращения заработной платы для рабочих, непомерно дорогие цены в фабричных лавках и расплата с рабочими, вместо денег, купонами, условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами. Еще одним средством, с помощью которого хозяева предприятий получали существенный доход за счет рабочих, были штрафы, которые достигали сорока и более процентов от заработной платы[16]. Злоупотреблением со стороны предпринимателей были так же произвольные сроки выдачи заработной платы, взимание процентов на деньги, выдаваемые рабочим в виде займа, а так же требование платы с рабочих платы за врачебную помощь, за освещение мастерских и за пользование при работах орудиями производства, квартирами, банями и столовыми[17].

В 1886 году комиссия под председательством В. К. Плеве приступила к решению этих вопросов. Заседания комиссии с фабрикантами происходили несколько раз. В них участвовал Н. А. Найденов, председатель Биржевого Комитета, «деятельный защитник фабрикатов и большой враг фабричной инспекции». На фабричных инспекторов он поглядывал весьма презрительно. Однако, вспоминает Янжул, «председатель, надо отдать ему справедливость, не придавал большого значения его выходкам в защиту будто бы обижаемой стороны – хозяев – и всяким покушениям против интересов рабочих». «Вообще, надо признаться», - вспоминает фабричный инспектор, - «Плеве был прекрасным председателем, очень беспристрастным и скорее даже склонным в пользу интересов рабочих, нежели фабрикантов»[18].  Так, например, именно Плеве выступил против взимания с рабочих штрафов[19].

3 июня 1886 года в результате работы комиссии вышли новые «Правила о надзоре за заведениями фабричной промышленности и о взаимных отношениях фабрикантов и рабочих»[20]. Этими правилами устанавливался порядок их найма и увольнения.

Теперь выдача платы рабочим должна была «производиться не реже одного раза в месяц, если наем заключен на срок более месяца, и не реже двух раз в месяц – при найме на срок неопределенный»[21]. Рабочий, не получивший в срок причитающейся ему платы, имел право требовать судебным порядком расторжения заключенного с ним договора. Запрещалось расплачиваться с рабочими условными знаками, хлебом, товаром и иными предметами (кроме купонов), а также брать с них проценты за деньги, выданные в долг[22]. Запрещалось взимать с трудящихся плату за врачебную помощь, освещение мастерских и использование орудий производства. В случае предоставления жилья, бань, столовых и т.п. рабочим размеры взимаемой с них за это платы не могли превосходить утвержденного фабричной инспекцией максимума[23].

Упорядочивалась деятельность харчевых лавок для снабжения рабочих важнейшими продуктами: фабричная инспекция ограничивала ассортимент товаров и утверждала расценки. С трудящихся разрешалось взыскивать штрафы только «за неисправную работу», «за прогул» и за «нарушение порядка»; разъяснялась сущность этих поводов и устанавливались максимальные размеры штрафов. Общая сумма штрафов к расчету не могла превышать трети заработка рабочего (эта часть рабочего законодательства перекочевала в советский КзоТ — кодекс законов о труде). Установив целый ряд постановлений, целью которых было искоренение злоупотреблений со стороны хозяев, новый закон предоставил административной власти широкое право надзора за исполнением этих постановлений.

Историк и современник тех событий В. П. Литвинов-Фалинский писал: «Закон 3-го июня 1886 года впервые внес у нас начало права в ту область, где господствовали полный произвол и бесправие и ввел правительственные органы надзора для охраны нового права»[24].

Когда В. К. Плеве занял должность министра внутренних дел, один из основных разработчиков закона 1886 года, И. И. Янжул, обратился к нему со своим новым проектом изменений рабочего законодательства. Проект включал в себя создание рабочих союзов, разрешение в определенных случаях стачек и забастовок и, наконец, перевод фабрично-рабочего вопроса из ведения министерства финансов, заинтересованного прежде всего в увеличение прибыли предприятий, в ведение министерства внутренних дел, «которому доверено создание и наблюдение порядка и благополучие целого народа». Плеве согласился со всеми предложениями Янжула, и в дальнейшем стремился к реализации представленного им плана[25].

Идею под контролем государства организовать легальное рабочее движение, направленное на защиту экономических интересов рабочих и улучшение их быта, высказал С. В. Зубатов, начальник Московского охранного отделения[26]. Плеве одобрил его деятельность этом направлении, перевел его в столицу и наделил широкими полномочиями[27]. «Полицейский социализм» Зубатова, направленный так же и на борьбу с революционерами в пролетарской среде, поначалу приводил к реальным мерам по защите интересов рабочих, однако, вскоре зубатовские агенты потеряли контроль над зарождающимся профсоюзным движением и санкционированные ими стачки переросли все допустимые пределы[28].

Идея заговорщиков заключалась в том, чтобы сочинить письмо  «как бы написанное одним верноподданным к другому и как бы попавшее к Зубатову путем перлюстрации»[29]. В этом письме «в горячих выражениях осуждалась политика Плеве, говорилось, что Плеве обманывает царя и подрывает в народе веру в него, говорилось также о том, что только Витте по своему таланту и преданности лично Николаю II способен повести политику, которая оградила бы его от бед и придала бы блеск его царствованию»[30]. Заговор был раскрыт потому, что Зубатов посветил в этот план своего друга Гуровича, который всю информацию передал самому В. К. Плеве[31]. 

Летом 1903 года С. Ю. Витте и С. В. Зубатов лишились своих должностей. Разочарование в зубатовском опыте не привело Плеве к отказу от преобразований в жизни рабочих, а отставка министра, видимо, вселила в него надежду на то, что в отличие от несговорчивого Витте, новый министр финансов согласится на перевод фабричной инспекции в ведомство министерства внутренних дел.

Осенью 1903 года Плеве снова встретился с И. И. Янжулом, чтобы предложить ему план дальнейших преобразований, заключающийся в том, чтобы «возможно расширить права рабочих и удовлетворить многие их требования»[32]. Для этого при министерстве внутренних дел, в которое должны были перейти все вопросы, касающиеся рабочих, Плеве планировал создать Департамент труда, глава которого получил бы право самостоятельного доклада царю. В случае удачной реализации этого плана, Плеве предложил возглавить будущий Департамент самому И. И. Янжулу, который на это предложение согласился[33]. К сожалению, данный проект, так и остался нереализованным. Сам Плеве признавался Янжулу, что «вне его воли, дело приняло совсем другой оборот»[34]. Трудно сказать, что именно имел министр внутренних дел, но известно, что и первый пункт его программы был заблокирован категорическим отказом нового министра внутренних дел Коковцева дать согласие на перенесение фабричной инспекции в ведомство министерства внутренних дел[35]. B все же возможно, что Плеве смог бы преодолеть препятствия на пути реализации свой программы в рабочем вопросе, если бы 15 июля 1904 года не был бы убит террористами.

В конце XIX начале XX века абсолютное большинство населения Российской империи составляли крестьяне, основными проблемами которых оставались бедность и малоземелье, перенаселенность европейской части России, остро вставал вопрос о несовершенстве общинного землевладения.

В. К. Плеве не был сторонником полной консервации общинного землевладения, но, в то же время, он был против полного разрушения общины. Следует отметить, что взгляды В. К. Плеве на общинное землевладение и круговую поруку менялись. Еще в феврале 1983 года Особая комиссия по продовольствию под председательством Плеве высказалась за сохранение круговой поруки, считая ее «надежнейшим средством взыскания всяких недоимок»[36]. В дальнейшем, однако, он был автором манифеста 26 февраля 1903 года об отмене круговой поруки, соответствующий указ вступил в силу 12 марта 1903 года. Б. В. Ананьич и Р. Ш. Ганелин отмечают тот факт, то разработку нового крестьянского законодательства В. К. Плеве поручил В. И. Гурко, противнику круговой поруки и общинной системы землевладения[37].

Первостепенной задачей правительства В. К. Плеве считал улучшение материального положения бедных крестьян, а так же борьбу с резким имущественным расслоением в сельской среде.

18 апреля 1903 года В. К. Плеве представил в комиссию специальную записку с требованием решительно изменить политику Крестьянского банка[38].^. В. К. Плеве считал, что банк должен препятствовать созданию «крупных крестьянских хозяйств, приближающихся к фермерскому типу». По мнению министра, следовало ограничить размер наибольшего количества земли, которое разрешалось приобретать крестьянам, чтобы воспрепятствовать сосредоточению в одних руках участков свыше 150 десятин[39].^.

Плеве так же считал, что целью предстоящей реформы крестьянского банка должно было стать удовлетворение поземельных нужд «наименее обеспеченной части сельского населения внутри губерний»[40].

В. К. Плеве так же активно занимался вопросами о переселении крестьян. Регулирование государством переселения было необходимо для того, чтобы решить проблему малоземелья крестьян, препятствовать их имущественной дифференциации, сформировать слой середняков, а так же способствовать расселению русских крестьян в инородческих губерниях – на Кавказе, Дальнем Востоке, в Туркестанском крае[41].^.

13 июля 1889 года под руководством В. К. Плеве был разработан закон о добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли[42]. Переселенцы по прибытии на места могли получать ссуды на продовольствие и обсеменение полей на основаниях, установленных для местных крестьян. Новым переселенцам предоставлялись льготы, заключающиеся в отсрочке воинской повинности на 3 года, в освобождении на этот же срок от всех податей и повинностей, причитающихся казне за отведенный надел, в последующие годы эти повинности уплачивались в половинном размере. При Земском Отделе Министерства Внутренних Дел были учреждены  6 должностей чиновников особых поручений для наблюдения за движением переселенцев, оказания им необходимого содействия во время следования к местам нового водворения и регистрации переселений[43].

Современный исследователь переселенческой политики второй воловины XIX века Н. П. Шевченко приходит к следующему выводу: «Очередной переселенческий закон от 13 июля 1889 г. «О добровольном переселении сельских обывателей и мещан на казенные земли» значительно расширил возможности потенциальных переселенцев. Освобождение от обязанности брать увольнительные приговоры от общества, уплачивать недоимки, ссуды на продовольствие и семена для посевов вызвали своего рода переселенческий бум»[44].

Следующий важнейший переселенческий закон был так же составлен на основе принципов, выраженных в записке В. К. Плеве «Современное положение переселенческого дела в России» от 6 июня 1904 года[45].  По новым правилам было разрешено формально запрещенное ранее свободное переселение, однако без предоставления правительственных льгот. Напротив, для крестьян, переселявшихся на угодные государству земли, увеличивалось число льгот и срок их действия. Новой стала статья 18, согласно которой новоселам предоставлялось право «требовать выделения причитающихся им участков в хуторские отрубы».

Политика Плеве в крестьянском вопросе во многом была сходна с программой П. А. Столыпина, который так же уделял большое внимание организации крестьянского переселения, был сторонником заселения Сибири и стремился дать возможность отдельным крестьянам выйти из общины и приобрести свой личный земельный участок (хутор или отруб). Интересно, что своим продвижением по службе выдающийся реформатор был обязан именно В. К. Плеве.

Вскоре после своего назначения министром внутренних дел, в середине мая 1902 Плеве правительственной телеграммой вызвал в Петербург ковенского предводителя дворянства Петра Аркадьевича Столыпина из германского города Бад-Эльстер, где тот с семьей находился на отдыхе, и предложил ему должность гродненского губернатора[46]. Гродненская губерния хоть и не отличалась большим размером, но являлась одной из самых проблемных в силу большого количества поляков и евреев, часто настроенных оппозиционно к императорской власти. В первой своей официальной речи Столыпин отметил, что от своих подчиненных он ожидает «помощи и содействия в общей работе, состоящей в проведении здесь русских государственных начал»[47]. О том, насколько гродненский опыт Столыпина был отмечен министром внутренних дел, свидетельствует тот факт, что В. К. Плеве обратился к нему за советом по вопросу об изменении системы земского самоуправления в западных губерниях. Идея министра заключалась в том, чтобы земские гласные не избирались, а назначались губернатором. Столыпин, однако, счел эту меру излишней и предложил в качестве альтернативы создание так называемых «коллегий выборщиков», которые составляли бы жители губернии на основе определённого имущественного ценза[48].

Вскоре Плеве предложил Столыпину занять должность саратовского губернатора. Это было серьезным повышением по службе. Впрочем, Столыпин, впоследствии вспоминавший, что пребывание его в Гродно «похоже было на прекрасный сон и как сон оно было слишком коротковременным»[49] заметил:

- Я только начал реализовывать в Гродно свою программу преобразований и очень хотел бы довести ее до конца. Кроме того, мы привыкли к этому городу и мне бы не хотелось вновь перевозить жену и маленьких детей на новое место.

- Меня Ваши личные и семейные обстоятельства не интересуют, - возразил Плеве, - и они не могут быть приняты во внимание. Я считаю Вас подходящим для такой трудной губернии и ожидаю от Вас каких-либо деловых соображений, но не взвешивания семейных интересов[50].

26 марта 1903 года Петр Аркадьевич был назначен Саратовским губернатором.

П. А. Столыпин, будучи в Петербурге, писал жене о своих встречах с министром внутренних дел. 2 марта 1904 года он сообщал Ольге Борисовне: «сегодня сидел 1 ½ час. в приемной у Плеве, а в кабинете у него 1 ½ минуты, так как он сказал, что желает выслушать меня подробно и назначит особый час».

Плеве только успел спросить, улыбнувшись:

-Ну как Вам Саратовская губерния, не синекура, ли? Впрочем, я и сам прекрасно понимаю, что это одна из самых трудных и запущенных губерний…[51]

Через четыре дня состоялся долгожданный разговор, о чем Столыпин вновь сообщал жене: «В 2 ½ часа сидел полтора часа у Плеве, который согласился на все мои представления, так что я очень доволен»[52]. Через день после встречи с министром внутренних дел Петр Аркадьевич уже был у Николая II: «Утром представляли Государю, который был крайне ласков и разговорчив: говорили про губернию, про пробудившийся патриотизм… Закончил уверенностью, что все в губернии при мне пойдет хорошо»[53]. Через два года после убийства Плеве, Столыпин был назначен министром внутренних дел, став новой мишенью революционеров.

В декабре 1903 года В. К. Плеве утверждал, что среди четырех наиболее важных на тот момент для России проблем на первом месте стояла крестьянская, на втором – еврейская[54].

В беседах с Т. Герцлем, Л. Вольфом, И. И. Янжулом В. К, Плеве признавался, что он очень хорошо знает и любит евреев, так как его детство и юность прошли в Варшаве, где он «играл исключительно с еврейскими детьми», а в молодости дружил с евреями[55].

Боровшиеся с властью революционеры, а так же враги В. К. Плеве распространяли мнение о том, что именно он был организатором еврейских погромов. В действительности В. К. Плеве не только предотвращал погромы, но и был сторонником жестокого их подавления.

После погромов в Киевской губернии в июне 1881 года, В. К. Плеве, бывший директором департамента полиции, в докладе Александру III называл «одною из причин развития беспорядков и не вполне быстрого их подавления» — то, что военный суд «отнёсся к обвиняемым крайне снисходительно, а к делу весьма поверхностно». Александр III сделал на докладе пометку: «Это не простительно»[56].

В 1903 году произошел еврейский погром в Кишиневе, в результате которого погибло около 50 человек, было ранено около 600 с обеих сторон, было разрушено множество зданий и жилых домов. Г. В. Плеханов писал: «Теперь вряд ли найдется в цивилизованном мире хоть один чело­век, который не знал бы, что кровь кишиневских евреев пролилась по воле г. Плеве и его ближайших сотрудников»[57]. Главным доказательством того, что еврейские погромы устраивал В. К. Плеве было письмо последнего бессарабскому губернатору фон Раабену с просьбой не противодействовать погромщикам. В действительности это письмо оказалось подделкой, сфабрикованной в России и переданной для публикации в лондонскую газету «Таймс»[58].

Заказчиком и распространителем мифа о том, что В. К. Плеве был чуть - ли не организатором Кишиневского погрома, был С. Ю. Витте. С просьбой «разделаться» с министром внутренних дел друзья Витте обратились тогда в берлинскую газету «Neueus Wienner Tageblatt»[59].

Сохранились две записки Плеве Николаю II, в которых министр внутренних дел докладывал о решительных действиях по ликвидации погромов и их дальнейшему предотвращению. Министр внутренних дел сообщал о том, что разрешил бессарабскому губернатору ввести положение усиленной охраны[60]. Кроме того, он подчеркивал, что считает необходимым обратиться к губернаторам с циркуляром, который «послужил бы руководящим приглашением действовать с большею энергией, чем действовал бессарабский губернатор»[61].

Материалы фонда Департамента полиции свидетельствуют о том, что после печально известных Кишеневского и Гомельского погромов, вплоть до своей смерти В. К. Плеве постоянно удавалось предотвращать назревающие погромы[62].

Еврейские погромы были не единственной проблемой, с которой сталкивалось царское правительство. В черте оседлости, где разрешалось жить евреям, существовала так же проблема еврейской бедности и скученности населения, развития революционных идей в еврейской среде.

Еще в сентябре 1895 года был издан указ «О Попечительстве о домах трудолюбия и работных домах под покровительством императрицы». На одном из его заседаний рассматривалось ходатайство еврейского общества г. Вильно о разрешении открытия дома трудолюбия для евреев ввиду тяжелых экономических условий, в которых находилось в Западном крае скученное в городах еврейское население. В. К. Плеве тогда заметил, что просьба еврейского общества обоснованна, что «всякие шаги к облегчению евреям взаимной помощи для возможного устранения тяжелого экономического положения должны быть поддерживаемы и предложил открыть дома трудолюбия в Вильне»[63]. Однако, здесь именно С. Ю. Витте выступил главным противником такой идеи. Заявив что «разрешение открытия Виленского дома трудолюбия «приведет к тому, что «комитету придется преимущественно заниматься делами еврейской взаимопомощи». Проект так и остался нереализованным[64].

Кассы взаимопомощи дома трудолюбия, конечно, не могли быть единственным средством  преодоления еврейской бедности, что прекрасно понимал министр внутренних дел. Программа Плеве имела своей целью расширение черты еврейской оседлости и снятие некоторых других ограничений с еврейского населения. 10 мая 1903 года было издано положение «Об изменении «Временных правил» 3 мая 1882 года о жительстве евреев вне городов и местечек». Оно было основано на представлении Сипягина от 27 марта 1902 года и на основании отношения министра внутренних дел Плеве управляющему делами Комитета министров от 27 апреля 1903 года[65].

По новому положению для расселения евреев открывалось 101 поселение в 14 губерниях. Во вновь открытых поселениях евреям предоставлялись права по приобретению недвижимого имущества, управлению и распоряжению им[66]. Кроме того, теперь министр внутренних дел лично мог, когда он признает необходимым, расширить черту оседлости для еврейских поселений. Вскоре Плеве расширил список поселений, предназначенных для свободного жительства евреев, добавил туда 57 поселений в 8 губерниях[67].

Большое значение для русских евреев имели встречи В. К. Плеве с лидерами сионистского движения Т. Герцлем и общественным деятелем и публицистом Л. Вольфом.

В августе 1903 года Т. Герцль был принят Плеве дважды, оба раза для продолжительной беседы. В разговоре с ним Плеве заметил, что целью государства является ассимиляция евреев, для которой необходимо «высшее образование и материальное благосостояние»[68]. Министр так же договорился с Герцлем о том, что правительство России будет просить турецкого султана о даровании евреям разрешения на заселение Палестины, за исключением святых мест, и о том, что в России будет дозволена деятельность сионистских организаций, при том условии, что они не будут способствовать усилению еврейского национализма и заниматься революционной деятельностью[69].

Положение евреев, остающихся в России, Герцль предложил облегчить расширением черты оседлости и включением в нее Курляндии и Риги, а также разрешением покупки земли для сельскохозяйственных надобностей. На все предложения лидера сионистов Плеве дал положительный ответ и в дальнейшем стремился к их реализации.

Т. Герцль оставил заметку в своем дневнике об окончании беседы:

«Я ушел. Он пожал мою руку:

- Я был крайне счастлив - не примите это за пустые слова познакомиться с Вами лично.

- Я тоже, Ваше Высочество. Я очень рад, что мне удалось увидеть господина Плеве, о котором столько говорят в Европе.

- Столько плохого?

- Я сказал уже, как именно говорят - "Это должно быть великий человек".

На этом разговор был окончен»[70].

Через два меcяца после этой встречи, в октябре 1903 года произошел разговор Плеве с известным англо-еврейским деятелем и публицистом Люсьеном Вольфом, на которой министр внутренних подтвердил свою позицию в еврейском вопросе, высказанную Т. Гецлю. Вольф так же оставил описание своей беседы с министром внутренних дел, которое было опубликовано в журнале «Еврейская старина». Еврейский деятель в частности заметил: «Господину фон-Плеве не безызвестно, что для облегчения постоянной нужды, в которой находятся евреи, необходима политика созидательная. Он хочет, прежде всего, сделать все возможное, чтобы облегчить ассимиляцию культурных евреев, т.е. верхних слоев этого народа, с прочими русскими гражданами и патриотами. Эту цель достигнуть нетрудно, но это значит только слегка коснуться вопроса. Гораздо труднее разрешить его, когда речь идет о низших классах, принимая во внимание громадную численность и бедность необразованных евреев, не поддающихся русскому воспитанию. Помочь этой нужде — задача самая настоятельная. Он сознает, что прежде чем решить вопрос о воспитании, нужно изыскать для этих евреев способ заработать себе кусок хлеба»[71].

На встречах с еврейскими деятелями о погромах не было и речи, видимо, в силу того, что в отличие от «желтой прессы» того времени, реальные политики не имели никаких оснований обвинять в этих событиях министра внутренних дел. Однако С. Ю. Витте в своих мемуарах связывает эти встречи именно с еврейскими погромами. Он пишет: «Я не решусь сказать, что Плеве непосредственно устраивал эти погромы, но он не был против этого, по его мнению, антиреволюционерного противодействия. После того, как еврейский погром в Кишиневе возбудил общественное мнение всего цивилизованного мира, Плеве входил с еврейскими вожаками в Париже, а равно и с русскими раввинами в такие разговоры "заставьте ваших прекратить революцию, я прекращу погромы и начну отменять стеснительные против евреев меры". Ему отвечали: "мы не в силах, ибо большая часть - молодежь, озверевшая от голода, и мы ее не держим в руках, но думаем и даже уверены, что, если вы начнете проводить облегчительные относительно еврейства меры, то они успокоятся"[72]».

Крайне вольно пересказывая содержание разговоров Плеве с «еврейскими вожаками», Витте не упоминает о том, что и сам он встречался одним из них, а именно Теодором Герцлем. Последний оставил довольно любопытное впечатление о своей встрече с министром финансов. 

 «Он тотчас принял меня, но был далеко не любезен. Это был высокого роста некрасивый, неуклюжий, серьезный человек лет шестидесяти, со странно впалым носом и кривыми ногами, портившими его походку. Он сел осторожнее чем Плеве, спиной к окну, а я сел напротив, освещенный солнцем.

Он очень плохо говорит по-французски. Иногда он почти до смешного мялся и стонал в поисках слова. Но так как он не внушал мне симпатии, я позволил ему стонать.

Он начал с вопроса, кто я такой (несмотря на рекомендацию!), и после того как я представился и рассказал, по какому делу я прибыл, он приступил к пространной речи:

"Не говорите, что это мнение правительства. Это лишь мнение отдельных членов правительства. Вы хотите увести евреев? Вы израильтянин? И вообще: с кем я разговариваю?

…Наконец он спросил, что мне угодно от правительства.

"Некоторую поддержку".

"Но евреев же поддерживают, когда они эмигрируют. Вот, например, пинком под зад"»[73].

Несмотря на то, что Витте согласился отменить запрет на распространение акций еврейского Колониального банка, в целом он произвел крайне неприятное впечатление на Т. Герцля.

Но вернемся к нашему герою. Какими были религиозные и политические взгляды Вячеслава Константиновича?

С детства воспитанный в православной вере, В. К. Плеве был, по-видимому, глубоко верующим человеком. Кроме того, по его мнению, и наследственная власть монарха имела божественное происхождение, и судьба России была вверена царю «Божественным Промыслом»[74].

Важным шагом в реализации программы Плеве стал Манифест 26 февраля 1903 года «О предначертаниях к усовершенствованию государственного порядка»[75]. Манифест призывал «благоговейно почитать Православную Церковь первенствующей и господствующей»[76].

В. К. Плеве был одним из главных организаторов грандиозного всероссийского события – всенародного паломничества к мощам Серафима Саровского. В январе 1903 года В. К. Плеве ознакомил Николая II с письмами симбирского совестного судьи Н. А. Мотовилова к императорам Николаю I, Александру II, Александру III. В них Мотовилов просил о встрече с императорами, которым он должен был передать пророчества Серафима Саровского о будущих судьбах России. Пропитанные духом почитания «великого старца Серафима» и доверия к его пророчествам письма Мотовилова были так же проникнуты глубоким уважением к царствующим особам[77].

Е. А. Мавлиханова пишет: «Николай II с интересом листал письма с «предсказаниями» о. Серафима в сумбурном пересказе Мотовилова. Одно не вызывало никаких сомнений — сияние явной печати избранности саровского пустынножителя. Вот место, где можно вымолить мира и спокойствия России»[78].

Как министр внутренних дел и глава департамента полиции В. К. Плеве отвечал за порядок и безопасность во время всенародного паломничества в Саров.

В итоге усилий Плеве, а так же тамбовского губернатора В. Ф. фон дер Лауница, была решена особо важная задача: удалось не отделяя императорских особ от народа, обеспечить их безопасность по пути к святыне, и в самом монастыре. Задача благополучно решилась привлечением в охранники местных крестьян[79].

Оценкой организации саровских торжеств может служить запись в дневнике Николая II: «Народ был трогателен и держался в удивительном порядке»[80].

Множество чудес происходило от святых мощей, вызвав небывалый религиозный подъем. А. Д. Оболенскому Николай II говорил: «Что касается святости и чудес святого Серафима, то уже в этом я так уверен, что никто никогда не поколеблет Мое убеждение. Я имею к этому неоспоримые доказательства»[81].

В это же время, видимо, чуждые не только религиозного пафоса, но и уважения к чувствам своих верующих соотечественников, борцы за народную свободу иначе отреагировали на эти события.

В июльском номере журнала оппозиционных земцев «Освобождение», одна за другой были напечатаны статьи, в которых прославление Серафима Саровского осыпалось насмешками и издевательствами. Возможно, негативная реакция на Саровские торжества была связана тем, что радикальной оппозиции не удалось воспользоваться этим мероприятием для распространения в народе революционных прокламаций.

В статье летнего номера 1903 года журнала «Освобождение» писали: По наблюдениям очевидцев и потому, что рассказывают они, надо думать, что большая часть саровских чудес являлась или довольно грубой подделкой, или плодом непосредственного творчества стоустой фанатизированной толпы. (…) «Наверху» в это самое время происходило использование чудес в целях развлечения самого самодержца и направления его чувств и мыслей в духе желательном г. Плеве»[82].

По мнению В. К. Плеве только русское «историческое самодержавие». могло решить стоящие перед государством задачи и должно было «соблюсти справедливое соответствие между всеми».

Говоря о необходимости согласования принципа самодержавия с принципом самоуправления, он призывал «поработать прежде всего над раскрытием духовной стороны русского самодержавия, намеченной в трудах первых славянофилов, ради очищения автократического принципа и от восточных понятий, и от ереси просвещенного абсолютизма, подставляющего под понятие государства понятие о личности самодержца и заменяющего служебную роль автократического режима на благо народа»[83].

Вступив в должность министра внутренних дел, Плеве  собирался «направить на твердые пути все государственное управление»[84], реформировать существующий порядок.

В. К. Плеве так же не собирался сохранять неизменной существующую систему государственного устройства. В письме к А. А. Кирееву он писал, что «самые способы управления обветшали и нуждаются в значительном улучшении»[85]. Однако, все должно было развиваться, по мнению министра, «с известной постепенностью», и «только сверху, а не снизу»[86].

Став министром внутренних дел В. К. Плеве считал, что Россия уже стоит на пути к народному представительству и «что решение этого вопроса дело недалекого будущего». Однако он считал, что для начала правительству нужны «сведущие люди», а затем уже выборные представители[87]и кроме того «общественность должна приспособить свои стремления к тем рамкам, которые будут для нее поставлены властью»[88]. В. К. Плеве писал: «Всякое правительство, а тем более отдельные лица, в состав его входящие, нуждаются для успеха их дела в общественном одобрении и содействии; но и то и другое не приходят по простому призыву, основанному на широковещательной программе; общество пойдет только за авторитетом, покоющимся на силе знания и труде. Искусство управления состоит в умении приобрести этот авторитет»[89]. Вячеслав Константинович вовсе не был сторонником идеи о том, что бюрократия может в одиночку справиться со стоящими перед государством задачами, а, напротив, видел необходимость в поддержке российским обществом основных направлений государственной политики.

Для модернизации страны и проведения необходимых реформ,, по мнению, В. К. Плеве, необходимо было создать единый центр, обладающий всей полнотой власти, который стал бы координировать политику различных ведомств. Наиболее подходящим для этого он считал Министерство внутренних дел, которое и возглавлял.

Вступивший в должность министра внутренних дел В. К. Плеве, имел большой опыт государственной службы, был известен как оратор, «речь его была изящная и логичная»[90]. В. И. Грингмут писал о нем: Ясность мышления была его первым, тотчас же бросавшимся в глаза, качеством… Он умел внимательно слушать своего собеседника, а потому и вполне его понимать; он умел излагать свои собственные мысли с такою категорическою ясностью, что собеседник, в свою очередь, вполне понимал его мысли, желания или советы и расставался с ним с чувством полного удовлетворения. ...Он имел, как выражаются французы, «мужество своих мнений» и всегда их прямо высказывал; как это делают люди со здравым умом с цельным характером. Данного им слова он никогда не изменял и не нарушал: это твердо знали как его друзья, так и его враги…»[91].

Д. А. Иваненко так описывает министра внутренних дел, прибывшего в Полтаву: “Плеве обладал основательной фигурой, несколько как будто ленивыми движениями, говорил тихо, с улыбкой; лицо располагающее»[92]. Лидер сионистского движения Теодор Герцль после встречи в В, К. Плеве оставил впечатление о нем своем в дневнике: «Мы сидим в креслах, друг против друга, по обе стороны небольшого столика. У него бледное, серьезное лицо, седые волосы, белые усы и поразительно молодые энергичные карие глаза»[93]. 

Некоторые современники Плеве видели в нем правительственную величавость и даже высокомерие. Так Е. М. Феоктистов писал: «От этого человека, со всеми отменно вежливого, невозмутимо спокойного, не способного проронить в разговоре ни одного лишнего слова, никогда не возвышавшего интонацию голоса, как-то веяло холодом»[94]. С. Е. Крыжановский еще более усугубляет это впечатление: «Плеве рано и старательно выработал себе внешность государственного человека. ...Он не шел, а шествовал; не говорил, а вещал. Пересыпая свою речь аттической солью, до которой Плеве был большой охотник, он не шутил, а снисходил до собеседника, "изволил шутить"»[95]... Напротив, по мнению близко знавших его людей, В. К. Плеве отличался скромностью в быту и простотой в общении. «Он вышел из скромной семьи. Более того, в своих личных потребностях и привычках он и на министерском посту остался необыкновенно скромным и нетребовательным и даже тяготился тою внешнею пышностью, к которой его обязывало положение министра…»[96], — отмечает Е. В. Богданович.

При внешней суровости, подчеркнутой величавости и некоторой замкнутости Плеве на деле отличался отзывчивостью к чужому горю, «душевной черствости в нем совершенно не было»[97]. В. И. Гурко пишет: Имевшимися в его бесконтрольном распоряжении крупными денежными суммами Плеве для себя лично ни прямо, ни косвенно не пользовался, но помочь за их счет своим действительно нуждающимся и работающим подчиненным он никогда не отказывал и притом нередко увеличивал сумму просимого пособия»[98]. Помогал В. К. Плеве и несправедливо осужденным. И. И. Янжул вспоминал: «Мои дальнейшие сношения с Плеве исключительно вращались на помощи разным лицам, пострадавшим от крутых действий полиции, и я должен отдать справедливость, что во многих случаях Плеве относился очень гуманно и добро к моим в этих случаях ходатайствам»[99].

Уже упомянутый выше В. И. Грингмут писал о Плеве: «Богатый жизненный опыт и природная доброта делали его душу доступной самым искренним, горячим побуждениям, и мы лично знаем много примеров, когда покойный министр являлся истинным христианином не только по вере, но и по делам. Сделать кому-либо добро было для него великой радостью, и он неоднократно говорил, что его высокое положение имеет для него лишь одну привлекательную сторону — большую возможность делать добро»[100].

Современный историк А. Е. Иванов, исследовавший деятельность Плеве в должности министра внутренних дел, пишет: «В то время наиболее ярко обрисовывалась дилемма - реформирование государственного строя, усовершенствование управления, или революция. Заняв пост министра внутренних дел, который был одним из ключевых в выработке направления внутренней политики, В.К. Плеве взял курс на реформы. После его смерти в правительстве не оказалось сильных и авторитетных министров, способных твердой рукой управлять страной»[101].

Плеве, безусловно, стремился не только к подавлению бунтов, революционных выступлений и либеральных демаршей, но и к усовершенствованию правительственного механизма и улучшению условий существования народа Российской империи, к налаживанию диалога между властью и различными общественными силами.

Государственная служба Вячеслава Константиновича проходила на фоне нарастания революционных настроений. Полицейское прошлое Плеве, разгромившего террористическую организацию «Народная воля» и установившего жесткую цензуру, стало причиной непримиримого отношения к нему в оппозиционных общественных кругах. Став министром внутренних дел, Плеве не пошел навстречу либеральным чаяньям интеллигенции, а продолжал оставаться сторонником проведения реформ «сверху».

Христианское мировоззрение В. К. Плеве стало тем фундаментом, на котором строилась его служба царю и отечеству. Верный своим убеждениям, он стремился к преодолению бедности и социальной несправедливости в Российской империи. В разгуле революционных идей Плеве видел главную причину бедствий страны, которая все дальше и дальше отходила от верности своим традиционным основам и скатывалась в глубокий кризис.

Список источников

1.     Вячеслав Константинович Плеве // Собрание статей В. А. Грингмута: 1896—1907. М., 1910
2.     Плеханов В. Г. Последняя карта царизма // Искра. 1903. № 39
3.     Памяти В. К. Плеве. СПб., 1904
4.     Плеве В. К. // Книга русской скорби. Вып. 2. СПб., 1908
5.     Альманах современных русских государственных деятелей. СПб., 1897
6.     Дневники императора Николая II 1894-1918. Т.1. 1894-1904. М., 2011
7.     Гурко В. И. Черты и силуэты прошлого. Правительство и общественность в царствовании Николая II в изображении современника. М., 2000
8.     Богданович А. В. Дневник. Три последних самодержца. Москва-Ленинград, 1924
9.     Янжул И. И. Из воспоминаний и переписки фабричного инспектора первого призыва. СПб., 1907
10. Спиридович А. И. Записки жандарма. Харьков, 1928
11. Гапон Г. История моей жизни. М., 1990
12. Лопухин А. А. Отрывки из воспоминаний. М., 1923
13. Кизеветтер А. А. На рубеже двух столетий (Воспоминания 1881-1914 гг.). Прага, 1929
14. Кони А. Ф. Витте С. Ю. Отрывочные воспоминания. М., 1925
15. Витте С. Ю. Воспоминания. Царствование Николая Второго, в 2-х томах. Берлин, 1922
16. Крыжановский С. Е. Записки русского консерватора. // Вопросы истории. 1997. № 3
17. Иваненко Д. А. Записки и воспоминания 1888-1908 г.г. Полтава, 1909
18. Феоктистов Е. М. За кулисами политики и литературы (1848–1896). М., 1991
19. Герцль Т. Избранное. Иерусалим, 1974
20. Шипов Д. Н. Воспоминания и думы о пережитом. М.,1918
21. Коковцов В.Н. Из моего прошлого. Воспоминания. 1903 1919 гг. М.,1992
22. Литвинов-Фалинский В. П. Фабричное законодательство и фабричная инспекция в России. СПб., 1904
23. Беседа Плеве с Вольфом (1903). // Еврейская старина, 1916. № 9
24. Записка В. К. Плеве о реформе Крестьянского банка // Освобождение. 1903. № 20/21. С. 349-352
25. Письмо В. К. Плеве к А. А. Кирееву. // Красный архив. 1926. № 5(18)
26. Письма П. А. Столыпина к жене О. Б. Столыпиной // http://www.doc20vek.ru/node/1658
27. ПСЗ III. Т. VI. № 3769
28. ПСЗ III. Т. IX. Отд. I. № 6198
29. ПСЗ III. Т. XXIII. Отд. I. № 22581
30. ПСЗ. III. Т. XXIII. Отд. I. №22933
31. ПСЗ. III. Т. XXIII. Отд. II. №23664
32. ГАРФ. Ф. 601. Оп 1. Д. 1046
33. Колпакиди А. И. Щит и меч. Руководители органов гос. безопасности: руководители органов государственной безопасности Московской Руси, Российской Империи, Советского Союза и Российской Федерации. М. 2002
34. Троицкий В. И. "Народная воля" перед царским судом (1880-1894). Саратов, 1983
35. Иконников-Галицкий А. Самоубийство империи. Терроризм и бюрократия. 1866-1916. М., 2013
36. Солженицын А. И. Двести лет вместе (1795-1995). М., 2001
37. Иванов А. Е. В. К. Плеве – министр внутренних дел. дисс. канд. ист. наук. М., 2000
38. Фомин С. В. А кругом широкая Россия… М., 2008
39. Мавлиханова Е. А. И пропоют летом Пасху. Саровские торжества 1903 года. М., 2003
40. Павлов С. Б. Опыт первой русской революции. Россия 1900-1907. М., 2008
41. Табачник Д. В., Воронин В. Н. Петр Столыпин. Крестный путь реформатора. М., 2012
42. Дронов И. Христос и антихрист (1879-1881)// http://voskres.ru/idea/christ.htm
43. Лаверычев В. Я., Соловьева А. М. Боевой почин российского пролетариата. М., 1985
44. Симонова М. С. Отмена круговой поруки. // Исторические записки. Т. 83. 1969
45. Шевченко Н. П. К вопросу о переселенческой политике государства во второй половине XIX в. // Вестник Томского государственного университета. История. 2009. №4
46. Ананьич Б. В., Ганелин Р.Ш. Сергей Юльевич Витте и его время. СПб., 1999
47. Кауфман А. А. Переселение и колонизация. СПб., 1905

Список литературы

---