Фролова А.П.

Введение

Данная работа рассматривает изменение социальной роли женщин в первые десятилетия советской власти, произошедшие в условиях постреволюционных новаций, ломавших традиционные гендерные структуры.

В связи с тем, что рассматривается достаточно отдалённый от современности период, использованы исторические сочинения. Советская историография[1] вопроса многочисленна, но однообразна по фактическому материалу и оценкам. Первая комплексная работа, разрабатывающая данную проблему, принадлежит Бильшай[2]. Тематические исследования посвящены женскому труду, охране материнства или семейным вопросам. Есть региональные исследования ограниченные территориальными рамками[3]. С развитием гендерного подхода ситуация меняется в пользу качественного многообразия авторских оценок[4]. Важно учитывать наличие такой единицы как «советские женщины» в отличии от свойственной Западу категории «советский человек».

В качестве источников работа опирается на партийные документы[5] и сочинения теоретиков[6] советского режима, литературные произведения и журнальные материалы.

Фактически, в работе отразилась история идей, так как реальное положение женщин без включения психологических методов анализа определить слишком сложно. Рассматривая положение женщин, автор опирается на образы социального моделирования (заложенные властью законодательно – глава 1 и идеологически – глава 2). Это отражается в виде следующей схемы:

Этот процесс можно определить как индоктринация (попытку привить людям доктрину). Расширить объяснение термина. Фактически это способ социальной инженерии советского режима. Сама доктрина часто модифицировалась в зависимости от требований политического момента. Революционное отрицание проявилось в категоричном лозунге первых советских лет – «Долой кастрюли!», несколько смягчённом в последствии.

В рассматриваемый период система меняла перечень явлений, считавшихся негативными, порой они теряли отрицательную окраску, становясь нормой[7] – эта эволюция отражена в работе. Все эти изменения четко прослеживаются на примере идеала советской женщины. Советская власть с политических позиций смотрела даже на вопросы, касающиеся повседневности[8], которые в большей степени связаны с женской долей. Изменения следовали за революционным вихрем, не прошедшим мимо «женского вопроса» – женщины были участницами событий, многие лидерами, выходившими на первый план общественной жизни. Революционерки вынуждены были разрешать противоречия личной жизни и новой общественной деятельностью. Кроме личного выбора влияло и общественное мнение. Окружающие презрительно напоминали, что они − «бабы»[9]. Поэтому женщины предпочитали обращение «товарищ», подчеркивая право на равное отношение, на новое положение в обществе. Они добивались этого. Никогда еще в таком массовом количестве женщины не принимали участия в общественно-политической жизни.

Глава 1

Законодательное решение «женского вопроса»

§ 1. Идеи и практика

Идеи: Большевики предлагали варианты решения «женского вопроса» ещё до прихода к власти. В книге «Женщина-работница» они изложены впервые. Интересы трудящихся женщин связывались с интересами рабочего класса. Если женщины не будут принимать участия в рабочем движении, они могут стать ему поперек дороги; «устранить женщин от участия в борьбе оставить рабочую армию наполовину неорганизованной». Как ни тяжела работа, она имеет светлую сторону: самостоятельный заработок делает женщину менее зависимой от мужа, «пробуждает классовое самосознание»[10].

Значительное влияние на взгляды в партии оказывали сочинения классиков марксизма. Маркс и Энгельс пришли к выводу, что, возникнув с появлением частной собственности, угнетение женщин будет уничтожено с ликвидацией частной собственности. На разработку женского вопроса повлияла книга Бебеля «Женщина и социализм». В проект Программы партии, составленный Лениным, вошли требования обеспечения равноправия всех граждан независимо от пола, законодательного установления еженедельного отдыха для наемных рабочих обоего пола и пункты по осуществлению охраны женского труда и материнства [11].

Практика: Обозначенные выше идеи начали реализоваться после прихода большевиков к власти. С первых лет советской власти принципом социального строительства стало предоставление юридического и практического равноправия женщинам в политической, экономической и социальной жизни. Труд должен был дать женщинам экономическую независимость, возможность самоопределения, преодоления неравенства в быту, гармоничного развития личности[12].

Женщинам предоставлены политические права. В постановлении II съезда Советов об образовании рабочего и крестьянского правительства было специально указано «заведование отраслями государственной жизни поручается комиссиям... в единении с организациями рабочих, работниц, матросов, солдат, крестьян и служащих»[13]. В состав первого Советского правительства в качестве народного комиссара государственного призрения вошла А. М. Коллонтай[14]. Политическое равноправие закреплено в первой Советской Конституции 1918 года, предоставившей право избирать и быть избранным в Советы всем трудящимся независимо от пола. Ликвидированы ограничения доступа женщин к работе в государственных учреждениях. Должность секретаря партии (женская) до 1920, а после её занимали мужчины (!)[15].

16 декабря 1917 года декрет о расторжении брака[16] объявил свободу развода. Проявляя заботу о матерях и детях, декрет установил, что в случае развода оба родителя должны участвовать в содержании и воспитании детей. 18 декабря 1917 года декрет о гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния[17] уравнял внебрачных детей с детьми, родившимися в браке, «относительно прав и обязанностей как родителей к детям, так и детей к родителям». Равенство мужчин и женщин в брачно-семейных отношениях зафиксировано в Кодексе законов об актах гражданского состояния, брачном, семейном и опекунском праве, утвержденном 16 сентября 1918 года. Юридическое равенство проявилось в выборе фамилии[18], места жительства.

Женщинам разрешалось поступать в учебные заведения от школы до университета. «Важно чтобы работнице был открыт путь к тем профессиям, которые были до сих пор закрыты для неё не потому, что они не были ей по силам, а из-за старых предрассудков»[19]. К 1925 году 35% студентов составляли женщины (в индустриальных вузах – 12%; сельскохозяйственных – 21; медицинских – 52; экономических – 20; педагогических – 54; художественных – 29%) [20]. 22 февраля 1929 года было принято решение ЦК «О броне для девушек во втузах, техникумах и рабфаках»[21].

Законами устанавливалось равенство в оплате труда: «Декрет о заработной плате» определил минимум заработной платы для всех независимо от пола, Декрет о тарифах утверждал принцип равной оплаты за равный труд. В первые месяцы советская власть издала основные законы по охране женского труда и материнства. 29 октября 1917 запрещён труд женщин в ночное время и на подземных работах. 30 октября правительственное сообщение о распространении социального страхования на рабочих и деревенскую бедноту во всех случаях потери трудоспособности, в том числе в связи с материнством. 22 декабря 1917 года был издан декрет, запрещавший женщинам работать в течение восьми недель до и после родов, за это время им выплачивается пособие в размере полного заработка. Женский вопрос отразился в решениях VIII, IX, XI-XIII съездов РКП (б).

* * *

Оценивая первые законы Советского государства, относящиеся к раскрепощению женщин, В. И. Ленин говорил: «ни одно государство и ни одно демократическое законодательство не сделало для женщины половины того, что сделала Советская власть в первые месяцы своего существования. В области законодательства мы сделали все, что от нас требовалось для уравнения положения женщины с положением мужчины, мы по праву можем этим гордиться. Положение женщины в Советской России теперь таково, что является идеальным с точки зрения самых передовых государств» [22].

Следует учитывать, что в первые годы «не было определённого плана работы среди женщин, специального для этого аппарата. Работа велась кустарными способами» [23]. Затем, сложилась стройная система, состоящая из женских организаций, контролируемых партией.

§ 2. Женские организации – борьба за реализацию прав

Обеспечив равноправие женщин по закону, партия(!) выдвигала перед женщинами задачу – завоевать фактическое равноправие. Речь Ленина на I Всероссийском съезде работниц определяла генеральное направление в работе среди женщин. Съезд зафиксировал в своей резолюции: «Мы, работницы и крестьянки, съехавшиеся со всех концов России сумеем оправдать возлагаемые на нас надежды правительством трудового народа и все возьмёмся за строительство новой коммунистической жизни». Съезд наметил программу деятельности среди женщин, определил её формы, предложив создать для этой цели специальный аппарат. Велась работа по преодолению женской пассивности, привлечению в организации через агитацию.

В декабре 1918 года ЦК РКП (б) создал комиссии по пропаганде и агитации среди женщин, в сентябре 1919 преобразованные в отделы партийных комитетов по работе среди женщин (женотделы). Основная задача женотделов заключалась в повышении активность женщин в борьбе рабочего класса за социализм. Это было сформулировано в постановлении ЦК РКП (б): «Отдел ставит себе задачей привлечение работниц и крестьянок к партийной и советской работе и воспитание в них активных борцов(значит, новое положение нужно отвоёвывать) за идеалы своего класса»[24]. Женотделы работали на основе следующих принципов [25]: вовлечение женщин в революционное движение, строительство социализма; работа с труженицами крупных предприятий; вовлечение в практическую работу; предотвращение командования и администрирования; работа среди мужчин – убеждение в прогрессивности женской активности. В 1930 женотделы заменены женскими секторами в отделах агитации.

В 1919 году одной из форм работы среди женщин стали делегатские собрания. Они состояли из избранных на определенный срок работниц промышленных предприятий, а также жён рабочих. К концу гражданской войны делегатские собрания были созданы во всех городах и начали организовываться в деревне [26].

22 июня 1925 постановление Оргбюро «Мероприятия по усилению работы среди крестьянок» (они не приравнены к рабочим). В сельском хозяйстве существовали женские коммуны [27]. Во время коллективизации с образом бабы связывали всё отсталое[28], особенно «бабьи бунты», связанные скорее с тем, что женщины более привязаны к хозяйству, не желали отдавать кровное, а обвиняли их в движении по указке кулаков, противников колхозов.

Учитывая, что всю власть контролировала партия, можно судить о причастности женщин к управлению по их представления в структуре партии. Численность женщин в партии была в 1920 году 45 тысяч (7, 5 %) [29]. В комсомоле 39 тысяч, около 15% на 1922 год [30]. В 1922 году женщины составляли 1% сотрудников сельсоветов, а в 1925 – уже 8, 6% [31].

* * *

Таким образом, на лицо политика вовлечения женщин в различные сферы жизни страны, но декларируемое равенство не отменяло «запретных плодов» для женщин. Их активность загонялась в специальные женские организации, что оставляло общегосударственные органы под властью мужчин.

Глава 2

Социальное моделирование

§ 1. Партийные дискуссии – споры об истине. На примере дискуссии о роли семьи

В 20-е годы в ряде публицистических выступлений и научных работах семейно-бытовые роли женщины рассматривались как анахронизм. Сложная проблема сочетания общественных и семейных ролей решалась упрощенно и схематично – отказом от личных отношений во имя неверно понятых «общественных». Были попытки доказать отмирание в социалистическом обществе семьи[32]. «Семья на наших глазах, – читаем мы, в журнале «Красная новь», – перестает играть прогрессивную роль» [33].

Отрицание значения семьи для общества приводит к прямому противопоставлению труда и быта, общественных и семейных ролей женщины. В конце 20 – начале 30-х годов существовала концепция новой формы семьи и новых семейно-бытовых ролей советского человека, противопоставляющая супружеские отношениясоциальным, а общественный быт – индивидуальному. «Я трактую семью, – писал В. Кузьмин, – как чисто товарищеский, физиологически необходимый и исторически неизбежный союз рабочего-мужчины и работницы-женщины... Ребёнок после рождения принимается на коллективное иждивение и передается в ясли, где растет и развивается под контролем коллектива и под надзором специальных людей. Ребёнок принадлежит классу рабочих, он его будущий борец. Мать, прежде всего, является работницей, а не женой своего мужа» [34].

Этим точкам зрения уже в 20-е годы противостояла иная. Об этом свидетельствует тот факт, что по проблемам семьи и быта дискутировали. Дискуссия была подготовлена статьей Коллонтай «О драконе и белой птице», посвященной лирической поэзии Ахматовой. Общественную значимость лирики Коллонтай усмотрела в стремлении пробудить в женщине гордость и человеческое достоинство, потребность в деятельности в любой сфере жизни. В статье впервые поставлена проблема человеческого «Я» женщины как в обществе в целом, так и в семье. Одновременно Коллонтай выступала против отживающего идеала «всепоглощающей» любви, которая отгораживает человека от общества, затуманивает глаза пеленой узколичных, бытовых, мелочных интересов, замыкает его мир в лучшем случае границами его «семейного очага».

По мере развертывания дискуссии во многих статьях все настоятельнее звучало утверждение, что коммунизм означает установление истинно человеческих отношений между людьми, что необходимо сделать бытовые отношения, и в первую очередь отношения между мужчиной и женщиной, простыми и чистыми, человечными и красивыми.

Особый интерес представляет участие в дискуссии А. В. Луначарского, он считал, что «мужчины и женщины в будущем создадут огромную поэму любви. Но это они сделают на началах полного равенства, на началах глубокого товарищества...»[35]. «В нашем коммунистическом обществе, – писал он, – чтобы помочь женщине, надо убить кухню, и мы это сделаем. Убить маленькую прачечную, маленькую детскую, нерационально устроенную, с усталой матерью, отнюдь не педагогом, с рахитичными детьми» [36].

* * *

Моделирование новой советской женщины шло параллельно с дискуссией о том, какой же она должна быть. С этим связана нестабильность этого образа. Проследить изменения можно через литературные и изобразительные женские образы (тиражируемые в прессе, в данной работе проанализированы журнальные тексты и изображения). Являющиеся основным способом трансляции идеалов от власти к населению.

§ 2. Вербальные стереотипы

2.1 Литературные образы [37]

Первым идеалом новой советской женщины стала героиня, рожденная в огне революции и гражданской войны. «Советская героиня (изначально прототипами образов являлись реальные люди, а не авторские фантазии) сначала появилась на страницах периодических изданий как медсестра, комиссар в армии, даже боец. Она была скромна, тверда, преданна, отважна, смела, трудолюбива, энергична и часто молода. Она не задумывалась о личном благополучии. Если она была нужна на фронте, она могла, хотя и с сожалением, оставить своих детей; она могла мириться с физическими трудностями, не дрогнув принять бой, а в случае пленения – пытку и даже смерть, веря, что её жертва стала вкладом в построение лучшего мира» [38].

Начать анализ образа идеальной женщины двадцатых годов необходимо с литературного творчества А. Коллонтай. В центре её произведений женщина-активистка, революционерка, оказавшаяся в ситуации выбора между общественной деятельностью и личной жизнью, при этом она готова успешно совмещать обе сферы. Любимый мужчина изначально разделяет её революционный порыв и большевистскую идеологию, это служит поводом их знакомства (в повестях «Василиса Малыгина», «Большая любовь»). Однако вскоре, в период перехода к НЭПу, мужчины требуют сделать выбор, желательно в пользу семейной жизни. В основе этого лежит ревность, желание монополизировать женщину, вернуть её в положение своей собственности.

Интересно, как перекликается с такой трактовкой подход к образу новой женщины у Федора Гладкова в романе «Цемент». Здесь также женщина поставлена перед необходимостью выбора между общественной деятельностью и семьёй, также возникает непонимание с мужчиной. Герой-красноармеец Глеб возвращается с фронта и ждёт, что сейчас выбежит навстречу с криком жена, повиснет на шее, расплачется. Он стосковался по домашнему уюту, заботе, женской ласке. Поэтому, встретив энергичную женщину в красной повязке (один из символов освобождения: женщины завязывали платок на затылке, а не под подбородком, как это было традиционно принято) и мужской гимнастерке (заявка на равноправие с мужчиной), он опешил. Она держалась с ним как равная, обращалась «товарищ». Ещё больше удивило его, что дочь их отдана на воспитание в детдом, так как жене некогда, все свои силы она отдаёт работе в женотделе. Дом пришёл в запустенье. Всё то, что традиционно составляло мир женщины, чего ждал от неё мужчина, представлено в переживаниях Глеба: «заброшенная комната, с пыльным окном, с немытым полом, была чужой. Приходил домой ночью, Даша не встречала его, как в прежние времена. Тогда было уютно и ласково. На окне дымилась кисейная занавеска, цветы в плошках на подоконниках переливались огоньками. Глянцем зеркалился крашенный пол, пухло белела кровать, ласково манила пахучая скатерть. Кипел самовар, звенела чайная посуда». Уверенность в невозможности совместить работу на благо общества и на благо семьи укрепляется: в детдоме умирает дочь Глеба и Даши – Нюрка. Общественное мнение винит в этом именно Дашу, которая предпочла жизнь активистки материнству. Да и сама она мучается от угрызений совести.

Необходимо отметить, что Коллонтай и Гладков писали в начале 20-х годов. К концу десятилетия «начинает завоевывать одобрение (руководства) тип женщины, более ориентированный на материнство»[39], в писательских подходах происходят существенные перемены.

Тенденция утверждается в тридцатые годы, когда, в соответствии с партийными резолюциями, советские женщины, освобожденные от гнёта старого режима, должны были стать более женственными[40]. Образ женщины активистки доводится до абсурда. То, что вызывало восхищение в начале двадцатых, в тридцатые выглядело анахронизмом. Таков, например, образ женщины-активистки в «Гравюре на дереве» Б. Лавренева героиня ходит в кожанке, трясет наганом и на все критические замечания отвечает «мы университетов не кончали».

Ещё более яркой иллюстрацией произошедшего сдвига является роман Веры Кетлинской «Мужество». Девушка-комсомолка приехала на Дальний Восток, чтобы строить новый город. Она не жалеет сил в работе, но не может найти общий язык с юношами и девушками, не участвует в посиделках у костра после работы, чувствует себя несчастной, несмотря на то, что живет в соответствии со своими убеждениями. Она строга к себе, боится размякнуть, потерять свою решительность, силу. Она ненавидит кокетство, наряды подруг и невыдержанность парней. Ей кажется, что пока не кончена борьба (до победы коммунизма во всем мире), веселиться преступно. Выйти замуж – измена. Какой из неё борец, если она связана семьёй, детьми, любовью. Поразмыслив над своей жизнью, Тоня приходит к выводу, что не привнесла в жизнь великой стройки «ничего, кроме пары рабочих рук». Символичен факт, что в тридцатые годы (роман писался в 1934-38) поведение Тони выглядит аномальным и требует дополнительного объяснения через её прошлое (сложное детство). Тоня постепенно интегрируется в нормальную жизнь через любовь, сначала несчастную, потом счастливую, и семью.

Кроме литературных идеалов индокринации содействовали разговоры о жизни передовиц. Автором рассмотрены очерки биографий колхозных активисток. Их объединяет тяжёлое дореволюционное прошлое; в колхозе они получают возможность стать равными мужчинам[41]. Из восьми очерков только два написаны женщинами, остальные мужчинами. Стандарты навязывались через героизацию образов – например, Паша Ангелина[42] в 30-е годы.

2.2 Журнальные каноны

Массовая печать активно использовалась для трансляции стандартов. В составе женотделов были подотделы печати, которые организовывали выпуск женских журналов и газет, «Страничек работниц» в общепартийных газетах, издавали брошюры, листовки и плакаты по женскому вопросу. Женотдел ЦК партии издавал три журнала: «Коммунистку», «Работницу» и «Крестьянку».

«Коммунистка» – руководящий, методический и теоретический журнал. Он информировал читателей о партийных решениях по женскому вопросу, сообщал о текущей работе женотделов, предлагал план работы, обобщал опыт. В журнале помещались теоретические статьи по женскому вопросу, материалы для агитационно-пропагандистской работы; освещалось международное женское движение, рецензировалась литература по женскому вопросу. В редакцию входили Н. К. Крупская, Е. Ф. Арманд, А. М. Коллонтай, в журнале печатались В. И. Ленин, В. В. Куйбышев, А. В. Луначарский, Н. А. Семашко.

Предназначенными для широких масс женщин являлись «Работница» и «Крестьянка». Журналы знакомили с основными политическими проблемами, с новыми правами, помогали женщинам осознавать своё положение и включиться в общественную жизнь. Журналы оказывали на женщин большое влияние. В редакцию «Крестьянки» сообщали, что «журнал зачитывается до дыр, путешествуя из избы в избу, что устанавливается очередь на журнал; журнал – любимая подруга, наш руководитель».

К началу 30-х годов в стране выходило 18 женских журналов общим тиражом более миллиона экземпляров[43], а количество читательниц приближалось к двум миллионам. Следует учесть, что их было больше, но за безыдейность закрыли журналы мод и близкие к ним издания[44], хорошо выглядеть в 20-е было как-то по-буржуйски.

Первооткрывательницы «Работницы», издававшейся с 1914 года, сделали много для того, чтобы российские женщины почувствовал себя людьми, достойными внимания общественности, и дали слово им самим. Письма в редакцию составляли значительную часть всех публикаций [45].

Женский журнал советского образца программировал интересы читательниц, регламентировал личную жизнь и организовывал свободное время. Рубрикация представляла перечень основных сфер женщины, нормировала повседневность, сводя индивидуальную жизнь к ограниченному набору поведенческих стратегий. Журналом выстраивалась иерархия ценностей, трудовых норм, положительно маркируемых бытовых практик и поощряемого досуга. Обычно в рамках журнала её составляющими были: политика, работа, учеба, быт, досуг, лечение/отдых, беременность/ роды/воспитание детей, советы, рецепты и выкройки.

Можно выделить ряд используемых при общении с читательницами стилей [46]. Наиболее распространенной была директивная стратегия: авторы осуществляли руководство, то есть спускали указания, предполагающие исполнение и отчетность. В этом ключе работал журнал «Коммунистка». Статьи выдержаны в эмоционально-нейтральном тоне. Практически все заголовки носят императивный характер: усилить рост ленинской партии, взять классовую установку в работе, готовить кадры безбожников. В отмеченный период была распространена и другая стратегия, которую можно назвать «дружеской» (сестринской): авторы осуществляли общение по горизонтали, на одном уровне с читательницами. Такой стратегии придерживались массовые женские журналы «Работница», «Крестьянка», «Работница и крестьянка», «Делегатка». Для них характерно местоимение МЫ, моделирующее ситуацию заинтересованности и общности интересов читательницы и совокупного автора: мы добились высокой удойности, нам пишут. Особый интерес представляли журналы с неакцентированной стратегией: в них присутствие собеседника практически не ощутимо. Такая стратегия характерна для наиболее продвинутого журнала «Общественница», ориентированного на наиболее обеспеченные и независимые социальные группы, то есть на жён руководящих работников, инженеров.

При знакомстве с журналами конца 20-х – начала 30-х годов многое казалось необычным. В первую очередь обилие и разнопрофильность. Обращает на себя внимание ориентированность на адресата, проблематика привязывалась к потенциальному читателю, а сам читатель указывался в названии: журнал «Работница», был ориентирован на работниц и отражал проблемы рабочего класса, только с «женским» уклоном; журнал «Крестьянка» на «крестьянок». От потенциального читателя зависела и степень сложности статей.

По мнению партруководителей общая массовая печать (не женская - специализированная) «не выдерживала необходимого уровня популярности, который был нужен женской массе, наиболее культурно и политически отсталой»[47]. Способность к чтению общих газет и журналов предполагалась только у «актива работниц и крестьянок, который подрос настолько, что может пользоваться общей печатью». Хотя и среди них приходилось преодолевать косность: «годами выработалась привычка читать только журналы «Работница» и «Крестьянка», жалко с ними расставаться, страшно перейти на чтение «Рабочей газеты», «Бедноты», «Правды»».

Показательную информацию дают сведения о тиражах журналов. Их диапазон велик: от 1 тыс. 200 экземпляров, до огромных по тем временам тиражам «Работницы», доходивших до 425 тыс. Тиражи находились в зависимости не только от спроса, но и от идеологической насыщенности журналов: обилию в них резолюций, постановлений, общественно-политических передовиц, репортажей «из цехов» и «с полей». Такие журналы по степени оперативности, фактически, выполняли функцию газет. Этому способствовала частота выхода номеров: «Работница» до 60 (!) номеров в год (чаще, чем раз в неделю), «Крестьянка» до 36. Этим объясняется небольшая толщина журналов: «Крестьянка» 14 (!) страниц, «Работница», «Работница и крестьянка» до 40 (количество страниц время от времени менялось). То же можно сказать о ежегодном количестве номеров, не говоря уже о «плавающих» тиражах.

* * *

Говорить, что в результате уступок, к тридцатым годам «баба» окончательно поглотила «товарища», нельзя. Скорее возник интересный симбиоз – баба и товарищ соединились в советской женщине. Поздний её идеал сочетал в себе традиционные и революционные стандарты: она должна была быть преданной, трудолюбивой, аскетичной, как её бабушка времен революции, оставаясь одновременно любящей матерью и хранительницей домашнего очага. Так уже к середине тридцатых годов оформились идеологические предпосылки того, что было позже названо двойным бременем.

§ 3. Визуальные стереотипы [48]

Среди методов конструирования немаловажную роль, наряду с риторическими средствами, играют средства визуальные[49]. Важно зафиксировать значимость визуальной составляющей идеологии, как в её взаимодействии с вербальной, так и самой по себе [50].

Интересны многотиражные журналы, которые можно считать уникальным идеологическим «заповедником», дающим возможность наблюдать в «законсервированном» виде стадии становления идеологической (визуальной) риторики.

Для удобства анализа изобразительные типы объединены в группы (по тематике содержания). Попытаемся классифицировать изобразительные типы и дать им характеристику.

® Коллажи создавались с целью моделирования действительности, они были чисто фотографическими или комбинированными (сочетанием фотографий, рисунков и дорисовок), они объясняются желанием «расцветить» мрачное и однообразное фотографическое изображение, придать ему праздничность.

® «Безликие портреты» представляют собой подгрудные снимки. Обычно это небольшие кадры, расположенные по 2–3 на странице, либо в ряд по периметру. Тип изображений представляет констатацию внешности, то есть фиксируется только внешнее сходство. Чаще всего, выражения лиц однообразны (весело-беззаботные) – изображенные «позируют», следовательно, пытаются придать своему лицу определенное выражение.

® «Многоголовые портреты» демонстрируют особый тип изображений, своеобразный фотографический коллаж, состоящий из вереницы однотипных и однородных фотографий женщин, вырезанных по верхнему контуру. Впечатление создается странное: взгляд скользит по рядам абсолютно однородных и поразительно похожих голов. Изображения носят чисто орнаментальный характер (свидетельствует первоначальное отсутствие подписей), они обрамляют текст, являются репрезентацией собирательного женского «мы», деперсонифицированного и механистичного. Изображения бесхарактерны, не индивидуалистичны.

® «Женщина / станок» отражена в фотографиях, изображающих женщину за работой на станке, тракторе, поле, трибуне. В некоторых случаях лица не видны или видны нечетко (ведь они не важны). Станок (трибуна/корова/пробирка) воспринимается как продолжение телесности вовне – это не «человек у станка», а человек-станок. Человеческое тело неотделимо от механизма, оно без него неполно и незначимо. Это «кентаврический объект» – единый телесный комплекс, неделимый и непроницаемый (с этим связано и отсутствие подписи изображениями: снимается трудовой процесс, а не конкретный человек).

® Массовки показывают групповые многолюдные фотографии. Важно событие, а конкретные люди не значимы, важно только, что их много. Это подтверждает мысль, что для культурной ситуации конца 20-х – начала 30-х годов предметы были столь же значимы, а иногда и более значимы, чем люди. Это информационные сгустки для зрителей, где сведения о конкретном человеке не важны.

Подписи значительно важнее самих фотографий (могут быть неразборчивыми, плохого качества), поскольку они программируют то, что должен увидеть на снимке читатель. В них закладывается оценка репрезентируемого события или человека. Тонкий журнала рассчитан на просматривание, то есть на разглядывание фотографий и на чтение подписей к ним. Кстати, в журналах часто фотографии, помещенные внутри или под заметкой, никак не соответствуют её содержанию, составляя свой визуальный текст, параллельный тексту вербальному.

Многие передовые идеи, отраженные в статьях, из прецедентов становились традицией. Желание догнать мужчин характерно для культуры второй половины 30-х, и женщины начинают осваивать несвойственные профессии. Этот почин активно пропагандируется журналами. Появляются фотографии трактористок, бурильщиц, бетонщиц[51], а также женщин военных.

Следует отметить, что для второй половины 30-х всё более важное место стали занимать вопросы семьи и брака. Причем именно семьи, поскольку проблемы любви практически вовсе исчезают со страниц периодической печати. В начале 30-х семья рассматривалась исключительно как помеха в работе. Если говорить о визуальном ряде, то в этом плане проблема брака разрабатывалась почти исключительно на карикатурном уровне: грязные пьяные мужики, с топорами (бутылками), гоняющиеся за орущими растрепанными женщинам. Решением проблемы показа семейных отношений было повышенное внимание к фотографиям беременных, роддомов и грудных детей. Только с середины 30-х на страницах женских журналов стали появляться материалы на эти темы. Большое внимание стало уделяться проблеме ясель, вопросам ухода за детьми, детского питания и детской одежды.

Сложился визуальный стереотип показа «селянок» – это либо молоденькие девушки с круглыми лицами и короткими волосами в национальных костюмах; либо пышнотелые сильные женщины с уложенными на затылке тяжелыми косами, олицетворяющие здоровье, благополучие и плодовитость.

В середине 30-х годов важной темой была визуальная репрезентация праздников. Для их изображения использовались преимущественно кинематограф (как художественный, так и документальный) и монументальная живопись (в том числе, практика настенных мозаичных панно в Московском метро). Изображение празднеств и массовых гуляний требовало особой стилистики и размаха, а мелкая черно-белая журнальная фотография не удовлетворяла поставленным требованиям.

С праздника неразрывно связана тема отдыха, причем отдыха активного (то есть исключающего праздность), куда входили спорт и кружки по военной подготовке.

И ещё об одной ситуации репрезентации женщины, появившейся на страницах журналов в конце 30-х годов – это ситуация учёбы. Женщины нерабочих профессий появлялись на страницах журналов крайне редко и обычно это были либо медицинские работники в белых халатах, либо профессора вузов в очках, либо актрисы в костюмах и в гриме. Ситуация учёбы стала появляться на страницах журналов в связи с кампанией по обучению работниц без отрыва от производства, что всегда подчеркивалось в подписях к фотографиям.

* * *

Две различные журнальные стратегии, сложившиеся к концу 20-х годов, сформировали два совершенно противоположных друг другу типа женской телесности, которые весьма условно можно обозначить как «рабоче-крестьянский» и «артистический тип» (приложение).

Изменение доктрины сформировало «смешанный» тип – на основе рабочего образа с элементами артистической эстетики. Мысль о том, что желание хорошо одеваться «не грех для пролетария», кроме эстетической привлекательности своих результатов носила и идеологический оттенок: здоровые нарядные граждане были визуальным свидетельством улучшения условий жизни. Государство не только влияло на умы, но и регламентировало внешность, что можно рассматривать как элемент уравнительности.

Заключение

В работе рассмотрены разнообразные способы формирования нового типа женщин страны Советов – прямое (расширение практических прав) и опосредованное (навязывание идеалов).

Модели социально одобряемого поведения внедрялись в повседневность с помощью идеологии [52], через слова и образы. Проанализировав теоретический материал, мы выявили наличие разницы между декларациями и практикой (например, идея всеобщего равенства не приравняла крестьянок к работницам, оставив их на второстепенных ролях). Так же в работе прослеживаются изменения в образе женского эталона.

Исследователи считают, что советская идеология при создании модели женской успешности (естественной при самом лучшем строе) оперировала образом Золушки (восходящая вертикальная мобильность, героизация будничных страданий и последующее вознаграждение).

Многое в идеологических установках объясняется практическими потребностями молодого государства. Так, образ Паши Ангелины (женщины на тракторе) был растиражирован в условиях потребности задействовать женские руки. Однако, мужчины уступив место на тракторе, устремились в космос. Эта мысль перечёркивает заявления о принципиальном улучшении положения женщин. Можно говорить об ухудшении положения – не ликвидирована семейная подчинённость, к ней добавилась трудовая «повинность» (идеологическая и экономическая потребность в трудовой деятельности).

Пошаговое отражение того, как идеология выстраивала женский образ, помогает определить и понять, какой хотели видеть женщину и как властные каноны, выдаваемые за общеизвестные истины, насаждались в обществе. Более трудной задачей является определение того, насколько реализовывалось желаемое.

Список использованных источников и литературы

Источники

1. Вольфсон С. Я. Социология брака и семьи. Опыт введения в марксистскую генеономию / С. Я. Вольфсон. – Минск: Изд. Белар. ун-та, 1929. – 474 с.

2. Декреты Советской власти / Ред. комиссия Т. Д. Обичкина. / Т 1. (25 октября – 6 марта 1918 год) – М.: Госполитиздат, 1957. – 624 с.

3. Женщина в колхозе – большая сила. Библиотека колхозного опыта. Сборник очерков о новых женщинах социалистической деревни / Вст. статья В. Урицкого. – М.: Сельхозизд «Сельская газета», 1934. – 80 с.

4. Коллонтай А. М. Задачи отделов по работе среди женщин (ноябрь 1920) / А. М. Коллонтай // Избранные статьи и речи. – М: Политиздат, 1972. – 430 с.

5. Крупская Н. К. О женском профессиональном образовании / Н. К. Крупская // Педагогические сочинения в 6 томах / Под ред. А. П. Арсеньева / Т. 1. – М.: Педагогика, 1978. – 264 с.

6. Ленин В. И. О задачах женского рабочего движения в советской республике / В. И. Ленин // Полное собрание сочинений. Т. 39 (июнь – декабрь 1919) – М.: Госполитиздат, 1963. – С. 198 – 205.

7. Луначарский А. В. Мораль с марксистской тоски зрения / А. В. Луначарский. – Б.м.: Пролетарий, 1925. – 45 с.

Литература

1. Ажгихина Н. Наследницы воительниц и «равноправок» / Н. Анжихина // Журналист. – 2004. – № 3. – С. 72 – 74.

2. Барсукова С. Ю. Модели успеха женщин советского и постсоветского периодов / С. Ю. Барсукова // Социс. – 2001. – № 2. – С. 75 – 82.

3. Белова В. С. Решение женского вопроса в СССР / В. С. Белова. – М., 1975. – 56 с.

4. Дашкова Т. «"Работницу" в массы»: политика социального моделирования в советских женских журналах 1930 годов / Т. Дашкова // Новое литературное обозрение. – 2004. – № 50. – С. 184 – 192.

5. Дашкова Т. Идеология в лицах. Формирование визуального женского канона в советских женских журналах 1920-30-х годов / Т. Дашкова // Культура и власть в условиях коммуникативной революции ХХ века. Форум немецких и российских культурологов / Под ред К. Аймермахера, Г. Бордюгова, И. Грабовского. – М.: «Мир – ХХ», 2002. – С. 103 – 128.

6. Женщина. История. Общество. Выпуск 2 / Сб. науч. статей / Общ. ред. В. И. Успенской. – Тверь: Тверское областное книжно-журнальное издательство, 2002. – 320 с.

7. Женщины в СССР. Штрихи к портрету. Книга с комментарием и русско–французским словарём / Авт-сост Е. Котляровская. – М.: «Русский язык», 1989. – 240 с., ил.

8. Женщины на работе и дома. – М.: Статистика, 1978. – 96 с.

9. Женщины русской революции / Ред. А. В. Качурина / Изд 2-е, перераб. – М.: Политиздат, 1982. – 254 с., ил.

10. Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М.: Политиздат, 1977. – 240 с.

11. Лебина Н. Б. Теневые стороны жизни советского общества 20-30 годов / Н. Б. Лебина // Вопросы истории. – 19994. – № 2. – С. 30-42.

12. Зыкова В. С. Женщина. Труд. Семья. Социологический очерк / В. С. Зыкова, Э. Е. Новикова, З. А. Янкова. – М.: Профиздат, 1978. – 112 с.

13. Чирков П. М. Решение женского вопроса. 1917 – 1937 годы / П. М. Чирков. – М.: «Мысль» – 1978. – 256 с.

14. Янкова З. А. Советская женщина. Социальный портрет / З. А. Янкова. – М.: Политиздат, 1978. – 160 с.

Примечания

[1] Белова В. С. Решение женского вопроса в СССР. – М., 1975. – 56 с.; Женщины в СССР. Штрихи к портрету. – М., 1989. – 240 с., ил; Женщины на работе и дома.- М.: Статистика, 1978. – 96 с.; Женщины русской революции. – М., 1982. – 254 с., ил; Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М., 1977. – 240 с.; Новикова Э. Е., Зыкова В. С., Янкова З. А. Женщина. Труд. Семья. Социологический очерк. – М., 1978. – 112 с.; Чирков П. М. Решение женского вопроса. 1917 – 1937 годы. – М., 1978. – 256 с.; Янкова З. А. Советская женщина. Социальный портрет – М., 1978. – 160 с.

[2] Бильшай В. Л. Решение женского вопроса в СССР. – М.: Госполитиздат, 1956. – 247с., ил.

[3] Смирнова В. Н. Женщины Татарии в борьбе за власть советов – Казань: Изд. Каз. ун-та, 1963. - 116с.; Женщины Татарии на трудовом фронте в период гражданской войны – Казань: Изд. Каз. ун-та, 1973. - 127 с.

[4] Goldman W. Women, the State and Revolution. Soviet Family Policy and Social Life, 1917-1936. Cambridge University Press, 1993; Wood E. The Baba and the Comrade: Gender and Politics in Revolutionary Russia. Indiana University Press, 1997; Барсукова С. Ю. Модели успеха женщин советского и постсоветского периодов // Социс. – 2001. - № 2. – С. 75 – 82; Женщина. История. Общество. Выпуск 2. Сб. ст. – Тверь, 2002. – 320 с.; Лебина Н. Б. Теневые стороны жизни советского общества 20-30-х годов // Вопросы истории. – 19994. - № 2. –С. 30 - 42.

[5] Декреты Советской власти / Ред. Т. Д. Обичкина. / Т 1. - М., 1957. - 624 с.

[6] Коллонтай А. М. Избранные статьи и речи. - М., 1972. – 430 с.; Крупская Н. К. Педагогические сочинения. - М., 1978. - 264 с.; Ленин В. И. О задачах женского рабочего движения в советской республике // Полное собрание сочинений. Т. 39 – М., 1963. - С. 198 – 205; Луначарский А. В. Мораль с марксистской тоски зрения – Б.м., 1925. – 45 с.

[7] Лебина Н. Б. Теневые стороны жизни советского общества 20-30 годов // Вопросы истории. – 19994. – № 2. – С. 41.

[8] Там же. – С. 33.

[9] По определению Даля – простая, замужняя крестьянская женщина.

[10] Крупская Н. И. О женском профессиональном образовании // Педагогические сочинения. Т. 1. - М., 1978. – С. 85.

[11] Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М., 1977. – С. 27.

[12] Женщины на работе и дома.- М., 1978. – С. 18.

[13] Декреты Советской власти. Т 1. - М, 1957. - С. 20.

[14] Биографическую справку можно посмотреть по ссылке http://www.hrono.info/biograf/bio_k/kollontay_am.php.

[15] Женщины русской революции / Ред. А. В. Качурина – М., 1982. –– С. 115.

[16] Декреты Советской власти. Т 1. - М, 1957. – С. 237 – 240.

[17]Там же – С. 247 – 250.

[18] Декрет о праве изменения фамилий // Там же. – С. 520.

[19] Крупская Н. К. О женском профессиональном образовании. // Педагогические сочинения. Т. 1. - М., 1978. - С. 85.

[20] Женщины в СССР. Штрихи к портрету / Авт.-сост. Е. Котляровская. – М., 1989. – С. 55.

[21] Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М., 1977. – С. 174.

[22] Ленин В. И. О задачах женского рабочего движения в советской республике // Полное собрание сочинений. Т. 39 – М., 1963. – С. 201.

[23] Коллонтай А. М. Задачи отделов по работе среди женщин. Ноябрь 1920 // Изб. статьи и речи. - М., 1972. – С. 310.

[24] Известия ЦК РКП (б). – 1919.

[25] Чирков П. М. Решение женского вопроса. 1917 – 1937 годы. – М., 1978. – С. 61 - 66.

[26] Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М., 1977. – С. 84.

[27] Там же. – С. 108.

[28] Хейкинен К. Метаморфозы русской бабы // Женщина. История. Общество. Выпуск 2. Сб. науч. статей. - Тверь, 2002. – С. 294.

[29] Женщины Страны Советов. Краткий исторический очерк. – М., 1977. – С. 83.

[30] Новикова Э. Е., Зыкова В. С., Янкова З. А. Женщина. Труд. Семья. Социологический очерк. – М., 1978. – С. 24.

[31] Белова В. С. Решение женского вопроса в СССР. – М., 1975. – С. 32.

[32]Вольфсон С. Я. Социология брака и семьи. – Минск, 1927.

[33]Красная новь. - 1924. – № 2. – С. 332.

[34]Современная архитектура. – 1928. – № 3.

[35]Луначарский А. Мораль с марксистской точки зрения. – Б. м., 1925. – С. 43.

[36] Там же – С. 44.

[37] По статье Бородиной А., Бородина Д. Баба или товарищ. Идеал новой советской женщины в 20-30-х годах. http://www.a-z.ru/women_cd1/html/borodini.htm.

[38] Clements B. E. The Birth of the New Soviet Woman // Gleason A., Kenez P. and Stites R. Bolshevik Culture: Experiment and Order in Russian Revolution. Indiana University Press, 1989, P.220.

[39] Clements B. E. Ibid. P. 220.

[40] Slezkin Y. The USSR as a Communal Apartment, or How Socialist State Promoted Ethnic Particularism // Slavic Review. Vol. 53, Summer 1994. – P. 424.

[41] Женщина в колхозе – большая сила. Библиотека колхозного опыта. Сборник очерков о новых женщинах социалистической деревни. – М., 1934. – С. 9.

[42] Биографическую справку можно посмотреть по ссылке http://www.hrono.ru/biograf/angelina.html.

[43] Чирков П. М. Решение женского вопроса. 1917 – 1937 годы. – М., 1978. – С. 82 – 83.

[44] Дашкова Т. ««Работницу» в массы»: политика социального моделирования в советских женских журналах 1930 годов // Новое литературное обозрение. – 2004. – № 50. – С. 190.

[45] Дашкова Т. ««Работницу» в массы»: политика социального моделирования в советских женских журналах 1930 годов // Новое литературное обозрение. – 2004. – № 50. – С. 74.

[46]Там же. – С. 189 – 192.

[47] Коммунистка. – 1930. – № 2. – С. 12.

[48] По статье Дашковой Т. Идеология в лицах. Формирование визуального женского канона в советских женских журналах 1920-30-х годов из сборника «Культура и власть в условиях коммуникативной революции ХХ века».

[49] Ямпольский М. Власть как зрелище власти // Киносценарии. – 1989. – № 5. – С. 175 – 187.

[50] Социалистический канон. – СПб., 2000.

[51] Самохвалов – серия работ «Метростроевки».

[52] Барсукова С. Ю. Модели успеха женщин советского и постсоветского периодов // Социс. – 2001. – № 2. – С. 75.

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом