Астапов Е.И.

1915 год стал для России и её армии годом тяжких испытаний. На второй год первого в истории человечества мирового конфликта кайзеровская Германия выбрала для себя новое направление главного удара — восток. На Западном фронте перспектива затяжной позиционной войны стала уже осознаваться, на обширных же пространствах русского фронта ещё оставались все возможности для манёвра.

Война, поначалу ведшаяся Россией с переменным успехом, на втором военном году осложнилась целым рядом обстоятельств. В Закавказье развернулись активные боевые действия против Османской империи, отвлекавшие часть сил, в то время как на западноевропейском театре военных действий царило относительное затишье. Куда более серьёзным обстоятельством была вскрывшаяся неспособность русской промышленности к быстрому переходу на военные рельсы, следствием чего стали кризис военного снабжения Русской армии и "снарядный голод".

Результаты не заставили себя ждать. Серьёзность намерений германцев показали уже первые месяцы 1915 года - кайзеровские стратеги задумали окружение и уничтожение русской вооружённой силы на огромном пространстве так называмого "польского выступа", своего рода гигантские "Канны" для Русской армии. День 1 мая 1915 года - сокрушительный удар по 3-й русской армии у городка Горлице - стал роковой точкой начала великого отступления императорской армии.

Хронология тех военных дней говорит сама за себя. 9 июня немцы заняли Львов, 22 июля - Варшаву, 7 августа пала колоссальная Новогеоргиевская крепость, а 9 августа русские войска оставили Ковно (современный Каунас). Русская армия откатывалась на восток, безуспешно пытаясь цепляться за всё новые оборонительные рубежи, теряя тысячи воинов убитыми, ранеными, пленными...

В этих сложнейших условиях радикальным переменам подверглось верховное командование российскими вооружёнными силами. 23 августа 1915 года император Николай II отстранил великого князя Николая Николаевича и лично принял на себя обязанности Верховного главнокомандующего. Этот шаг царя вызвал крайне неоднозначную реакцию в стране, мнения по поводу мотивов этого решения, которые можно встретить исторической литературе и публицистике, разнятся подчас полярно. И сегодня, спустя почти столетие, весьма непросто дать ответы на вопросы о том, что сподвигло императора на принятие верховного командования, насколько судьбоносным для армии и страны было это решение, к каким последствиям, ближайшим и долгосрочным, оно привело.

Тем не менее в доступной нам сегодня мемуарной и исторической литературе мы можем найти указания на ряд наиболее вероятных причин и предпосылок объективного и субъективного свойства, а также на то, что, с точки зрения современников, потомков, исследователей, стало следствием императорского решения.

В первую очередь, ряд авторов отмечает, что возложить на себя обязанности Верховного главнокомандующего царя подталкивала сама структура управления Русской императорской армии. Согласно Основным законам Российской империи, глава страны являлся Державным вождём армии и флота, начальствуя над всеми сухопутными и морскими вооружёнными силами государства. В виду этого, вполне объяснимо, что именно в таком духе и велось предвоенное планирование: так, император лично принимал участие в военных манёврах и в составлении первоначальных директив в ходе военных игр, а в Генеральном штабе, составляя мобилизационные планы на случай нападения, в течение всего предвоенного периода исходили из предположения, что во главе действующих армий станет сам император. Этим в полной мере решалась бы задача обеспечения единства действий обоих органов верховной власти - правительства и Верховного командования.

Царь, в полном соответствии с этими соображениями, в начале войны планировал лично стать во главе командования армией, однако уступил возражениям Совета министров, факт противодействия которого императору зафиксирован в целом ряде мемуаров. Единственным, кто не оказал такого противодействия, стал военный министр Сухомлинов, выражавший впоследствии сожаление о том, что "энергично не пошел против всех остальных членов совещания и категорически не заявил, что государь не должен менять своего решения выступить в поход вместе со своими войсками". Николай II в этих условиях от своего намерения отказался и назначил Верховным главнокомандующим своего дядю великого князя Николая Николаевича, причём по информации французского посла в Петербурге Мориса Палеолога это назначение носило временный характер - до того момента, как император лично сможет принять на себя верховное командование.

Как отмечает генерал Спиридович, уже во время поездки царя в Москву, где он был встречен с большим энтузиазмом, "выказалась вся неуместность присвоения этого титула, свойственного только Государю, Вел. Кн. Николаю Николаевичу". Адмирал Бубнов сетует, что в результате непринятия на себя царём Верховного командования в самом начале войны "исчезла даже самая возможность полного единства действий обоих органов верховной власти, мыслимая лишь при объединении их обоих в одних руках".

С другой стороны, по мнению ряда авторов, существовали и веские причины для того, чтобы царь не принимал на себя функции Верховного главнокомандующего. В этом отношении мы можем найти указания на трудность совмещения управления государством и командования армией, возможную угрозу для трона в случае военных неудач, а также, главное, - на недостаточность военного образования императора. Николай II проходил военную подготовку ещё в бытность наследником престола, любил военную службу, знал военную историю "не хуже любого профессора" (ген. Спиридович) и, несмотря на все представления, не позволял себе принять звание выше полковника Преображенского полка, считая недопустимым пользоваться прерогативами своей власти для повышения себя в чинах. Однако, по оценке Бубнова, "уровень его знаний соответствовал образованию гвардейского офицера, что, само собой разумеется, было недостаточно не только для управления государством, но и для оперативного руководства всей вооруженной силой на войне". Адмиралу вторит и генерал Данилов, квартирмейстер Ставки великого князя: "Николай II не обладал ни знанием, ни опытом, ни волею, столь необходимыми для руководства миллионными массами". Тезис о об отсутствии у императора каких бы то ни было полководческих дарований и его неспособности осуществлять стратегическое руководство войсками стал постулатом советской историографии.

Так или иначе, даже не будучи Верховным главнокомандующим, император с началом боевых действий развил достаточно активную деятельность, связанную с войной, и в первый год конфликта вовсе не был оторван от Верховного командования армией. В этот период он несколько раз наносил в Ставку визиты, пребывая там с разной продолжительностью. По словам Бубнова "эти приезды всегда вносили тревожное настроение в жизнь Ставки, ибо они в большинстве случаев были вызваны решением каких-либо исключительно важных для ведения войны вопросов". В каждый из этих приездов император, фактически заменяя Николая Николаевича на его посту, каждое утро принимал доклады генерала Данилова и начальника штаба генерала Янушкевича о ходе военных действий, а вечером "опять отправлялся в Штаб к великому князю, чтоб выслушать все поступившие донесения с театра войны за день". Имеется, однако, и свидетельство Ольденбурга о том, что император сознательно воздерживался от непосредственного вмешательства в ход военных действий, дабы избежать пагубного двоевластия. Как бы то ни было, царь, по уверениям Спиридовича, "уезжал с фронта с большой неохотой" из-за неустойчивости положения на нём, а в начале 1915 года во время тяжёлых боёв у Осовца, Гродно и Прасныша присутствие Государя в Ставке было необходимым.

Разумеется, последнее слово за императором оставалось и в принятии ряда тех стратегических решений, которые тесным образом были связаны с внешнеполитическими целями России и межсоюзным взаимодействием держав Антанты. Так, в августе 1914 года царь повелел великому князю ускорить начало наступления в операционном направлении на Берлин, дабы ослабить германское давление на Францию. В марте 1915 года император высочайше одобрил решение о переходе в наступление в Карпатах юго-западного фронта. Тогда же, весной 1915 года, свидетельствует Бубнов, "правительство с соизволения Государя поставило единственной целью войны, в которой должны были быть напряжены все силы страны до последней крайности, решение вопроса о проливах, и в частности завладение Босфором".

Помимо посещений Ставки, царь в первый год войны не раз выезжал на фронт, в том числе и на передовые позиции. В крепости Карс "большой интерес возбудил в государе доклад о достижениях артиллерийской техники по наводке крепостных орудий" (ген. Воейков), вообще же при посещениях линии фронта, крепостных сооружений и смотрах войск "Государь внимательно слушал доклады начальствующих лиц, вставляя свои замечания, которые ясно показывали, что он знает подробно все действия доблестных войск до отдельных частей и их начальников включительно" (ген. Спиридович).

Любопытен вопрос о том, какой эффект оказывали эти визиты на войска. Здесь мнения расходятся диаметрально. Так, например, генерал Брусилов утверждает, что "ни фигурой, ни уменьем говорить царь не трогал солдатской души и не производил того впечатления, которое необходимо, чтобы поднять дух и сильно привлечь к себе сердца. Он делал, что мог, и обвинять его в данном случае никак нельзя, но благих результатов в смысле воодушевления он вызывать не мог". По словам генерала Деникина, царь "отличался застенчивостью и не умел говорить с войсками".

В свою очередь генерал Спиридович, говоря об упомянутом уже посещении Карса, на основании бесед с чинами армии заявляет, что "в том горячем порыве, в том энтузиазме, который объединил в те дни Кавказскую армию... большую роль сыграло, только что совершившееся перед тем, посещение фронта и Края Государем Императором". Генерал Воейков, вспоминая поездку царя в Осовец, пишет, что "посещение, отличавшееся неожиданностью и простотою, произвело самое отрадное впечатление как на государя, так и на героев Осовца; а когда слух о нём распространился по России, то составилась легенда, что царь сам наводил в Осовце пушку, от выстрела которой погибли сотни "германов". И в этом случае наивная легенда - лишнее подтверждение тому, что посещения царём театра военных действий не могли оставаться незамеченными для фронта и тыла.

Мемуары сохранили свидетельства военных о посещении царём лазаретов в различных городах России, смотрах и напутствовании императором войск, визитах на заводы, занятые выполнением военных заказов. Как свидетельствует Воейков, царь "не жалел ни сил своих, ни здоровья, желая сам лично всё видеть и передать посещаемым войскам ту веру в одоление врага, которой был полон сам", по словам же Спиридовича "уже вся Россия знала, как деловито, внимательно относится Государь при посещении городов, ко всему тому, что ему показывают, что делается для войны".

Как следствие, император был в полной мере осведомлён о состоянии Ставки, армии и тыла, хотя, как утверждает Спиридович "правду часто старались скрыть от него" и "наша Ставка вообще не любила... непосредственных собеседований Государя с войсками и их непосредственными начальниками", стремясь, как подтверждает военный министр Сухомлинов, вводить царя в заблуждение.

В целом, большинство авторов и исследователей сходится в том, что при принятии решения о возложении на себя обязанностей Верховного главнокомандующего для Николая II решающим фактором стали военные соображения, а именно неудачные действия и распоряжения великого князя на фронте и "недовольство управлением военными операциями и, что самое главное, недостаток опыта и знаний у части ближайших помощников великого князя, с которыми он тем не менее расставаться не пожелал" (ген. Гурко). Непосредственный сотрудник Николая Николаевича, генерал Данилов также признаёт, что уход Великого Князя с поста Верховного Главнокомандующего назревал постепенно и, в силу ряда обстоятельств, был неизбежен.

Встречаются и указания на конкретные недостатки в управлении армией штабом Великого князя. По мнению генерала Мосолова "несмотря на свой сильный характер, он пассивно склонил голову перед судьбой, заранее приняв поражение"; как свидетельствует генерал Воейков, великий князь, "никогда не имея определённого плана действий", то и дело отдавал и отменял приказы, и, по сути, настолько утратил уверенность в своих силах, что после одного из докладов Государю, подавленный, осведомился у императора "не думает ли Его Величество необходимым заменить его более способным человеком" (ген. Спиридович).

В то же время нельзя не признать, что дело управления армией и боевыми действиями сильно осложнялось самой структурой организации власти в империи в военное время, неясностью компетенции Ставки и Совета министров. Чем далее вглубь страны перемещалась линия фронта, тем более давало о себе знать пагубное двоевластие, со временем некоторые из распоряжений великого князя стали прямо идти в разрез с мнением Совета министров. Великий князь даже счёл себя вправе поднимать вопрос о смене неспособных членов правительства, а это уже составляло прерогативу исключительно верховной власти в лице императора. "Вмешательство Ставки в дела гражданские в ущерб делам военным стало всё возрастать", - резюмировал генерал Воейков, и это стало одной из побудительных причин для того, что император в конце августа не желал откладывать своё вступление в командование армией.

Некоторые из авторов усматривают в ссылке на это лишь предлог для устранения великого князя придворными кругами, испытывавшими антипатию к нему лично и ревность к его возраставшей, несмотря на неудачи, популярности. Британский посол в России Джордж Бьюкенен уверенно заявляет, что на это решение Николая II повлияли деятельность противников великого князя при дворе, а также уговоры императрицы, опасавшейся роста престижа Николая Николаевича.Другие, как например начальник дворцовой охраны Спиридович, утверждают не просто о вмешательстве великого князя в дела внутреннего управления страной, но и о подготовке им заговора с целью осуществления переворота.

Так или иначе, вне зависимости от того, существовал ли в действительности ков в Ставке великого князя, управление армией под её началом в кампании 1915 года в силу целого ряда причин стало неэффективным. Стратегия, предполагавшая осуществление стратегического отхода с целью выигрыша времени, безусловно, могла быть правомерна, но лишь в том случае, если бы войска отходили своевременно и планомерно на заранее подготовленные позиции, сохраняя живую силу, оставляя в своих руках наиболее выгодные плацдармы и крупные коммуникации. Великий князь же с первых дней великого отступления взял на вооружение девиз "Ни шагу назад!" - итог подвёл русский военный историк А. Керсновский: "Не пожелав отступить вовремя на двести верст без потерь, наш первый Верховный был вынужден отступить на шестьсот верст с уроном трех миллионов человек, полным разгромом вооруженной силы и потерей стратегической железнодорожной сети, все узлы которой оказались в августе в руках врага".

Генерал Головин, несмотря на то, что не склонен одобрять решение императора, в своём труде приводит выдержку из "Доклада императору членов военно-морской комиссии Государственной думы", где говорится о том, что "только непререкаемой Царскою властью можно установить согласие между Ставкою Великого князя, Верховного главнокомандующего и правительством". Головин справедливо заключает: "Император Николай II, прочитав доклад, имел полное право сделать логический вывод о том, что русские общественные круги желают, чтобы монарх в своем лице совместил управление страной и Верховное главнокомандование".

Спорным является вопрос о влиянии императорского окружения на принятие им этого решения. Генерал Гурко, вслед за послом Бьюкененом, однозначно приписывает смену верховного командования влиянию лиц из ближайшего окружения императора, движимых личным тщеславием, и императрицы Александры Фёдоровны, действовавшей ради усиления собственного влияния в государственных делах. Соглашается с Гурко и генерал Данилов, уверяя, что "решение было принято не только с одобрения императрицы, но и под её настойчивым давлением". Деникин считает определяющей в царском решении роль Григория Распутина.

Иные соображения высказывает Спиридович, утверждая, что "Решение было задумано, зрело продумано и принято Государем по собственному побуждению". В царице, видевшей в предстоящем шаге предупреждение государственного переворота, Николай II лишь находил опору. При всём при этом, говоря о возможности влияния на позицию царя в вопросе о принятии верховного командования армией, нельзя забывать и о влиянии иного характера - давлении обшественного мнения, правительства и во множестве фиксируемых в источниках попытках отговорить царя от этого шага.

Наиболее взвешенной в этом отношении представляется точка зрения генерала Головина: "Несомненно, что удаление Великого князя Николая Николаевича обуславливалось также и влиянием, идущим из непосредственного окружения императора... Но мы настаиваем на том, что под влиянием революционных настроений эта смена слишком исключительно приписывалась влияниям личного характера. Несомненно, что общие причины в вопросе смены Верховного главнокомандующего имели на Государя большее влияние, чем личные мотивы, и нет никаких оснований заподозрить искренность слов Государя, объявившего свое вступление в командование армией желанием лично стать во главе войск в минуты катастрофы". И здесь мы подходим к, по всей вероятности, главной причине принятия царём командования.

Николай II не строил иллюзий и прекрасно отдавал себе отчёт в своей неподготовленности к полноценному осуществлению функций Верховного главнокомандующего. Необходимость возложить на себя роль предводителя российской вооружённой силы в те трагические дни виделась ему прежде всего как монарший долг: "Когда на фронте катастрофа, Его величество считает священной обязанностью Русского Царя быть среди войск и с ними либо победить, либо погибнуть", - так характеризовал царскую позицию премьер Горемыкин.

"Для меня, однако, несомненно, что среди этих причин играли не последнюю роль - мистическое понимание Государем своих обязанностей", - рассуждает генерал Данилов. "Николай II... полагал, что возложение им на себя непосредственного водительства войсками в столь трудную минуту может вызвать чудодейственную перемену во всей обстановке или, по крайней мере, всколыхнуть сильную волну всенародного патриотизма".

При принятии решения "Государь исходил из религиозного сознания долга перед Родиной, долга монарха — ее первого слуги и защитника" (генерал Спиридович) и, как свидетельствует Бубнов, "твердо стоял на своем решении, мотивируя его тем, что в тяжелые моменты войны долг Монарха быть при своих войсках". Ему вторит и генерал Поливанов, говоря что царь, наблюдая армию в трудном положении, считал себя "нравственно обязанным присоединиться к ней и взять на себя руководство дальнейшим ведением войны".

В принятии на себя царём верховного командования имелся и ещё один, весьма существенный, даже деликатный, аспект, на который обращает внимание Спиридович: "Оставлять Великого Князя с его помощниками на их постах было невозможно. Заменить его каким либо, хотя бы и самым способным генералом нельзя было без ущерба его достоинству члена Императорского Дома. Выход был один — Верховное Главнокомандование должен был принять на себя сам Государь".

Смена Верховного командования, по имеющимся свидетельствам, стала в армии, в Ставке и в стране полнейшей неожиданностью. Как отмечает генерал Гурко, "несмотря на давно циркулировавшие слухи о том, что царь намерен сам принять командование, к домыслам этим никто почти всерьёз не относился". В российском обществе в те дни решение Николая II не вызвало сочувствия, преобладало желание оценивать произошедшие перемены с точки зрения политических интриг.

Крайне разны и даже подчас полярны оценки того впечатления, которое произвела эта смена в армии. По словам Брусилова, "впечатление в войсках от этой замены было самое тяжелое, можно сказать — удручающее", в удручённом расположении духа пребывала и Ставка. По мнению ряда военных "в армии перемена Верховного не вызвала большого впечатления", она к ней отнеслась скорее безучастно: офицеры были успокоены назначением начальником штаба Верховного генерала Алексеева, в глазах солдат же император всегда был главой армии. Согласно Спиридовичу, "принятие Государем на себя верховного командования было принято на фронте хорошо", согласно Е. Алферьеву - восторженно; особенно рада произошедшим переменам была гвардия. Крайней непопулярностью высших чинов штаба великого князя объясняет спокойствие и даже энтузиазм армии и генерал Головин.

Ощутимые последствия решения царя о возложении на себя обязанностей Верховного главнокомандующего, обнаруживаются как в сфере ведения войны, так и в общегосударственном управлении.

Прежде всего, следует обратить внимание на свидетельства того, каким образом оно отразилось на военных действиях и настроении войск и Ставки.

Достаточно устойчива оценка перемен в русском верховном командовании как крайне несвоевременных и, в частности, по мнению советской историографии, даже побудивших немцев продолжить проведение наступательных операций. Германское командование, считавшее великого князя Николая Николаевича жёстким и умелым противником, было удовлетворено его уходом. Оставив за скобками возможное влияние смены русского командования на работу германского, отметим то успокоение, что было привнесено ею в работу русской Ставки, где ещё недавно всерьёз рассматривалась возможность переезда в Калугу: "То же спокойствие, то же ко всем внимание, простота в обращении, никакой нервности, никакого волнения. Это, конечно, не могло не влиять и на работу Штаба", это же незамедлительно повело к стабилизации линии фронта - уже в октябре союзные послы, опасавшиеся в августе, что бремя ответственности, возлагаемое императором на себя, слишком велико, констатируют факт прекращения отступления русской армии. Генерал Лукомский в своих мемуарах сообщает об остановке германского наступления к зиме 1915 года сразу же после сообщения о принятии императором командования, видимо, усматривая в этом следствие этого решения. Адмирал Бубнов смотрит на ситуацию несколько иначе, утверждая, что "принятие на себя Государем верховного командования совпало с началом позиционной войны на нашем фронте". Данную точку зрения, однако, нельзя признать правильной, так как маневреннные боевые действия имели место и несколько месяцев спустя после смены командования.

Так или иначе, стабилизация верховного командования и последовавшая за нею стабилизация фронта в свою очередь вели к тому, что "по мере того как войска устраивались на новых линиях обороны и спокойная рука генерала Алексеева приводила все в порядок, настроение армии стало улучшаться". Однако, генерал Головин оговаривается, что "это нисколько не противоречило тому, что удаление Великого князя Николая Николаевича сопровождалось глубоким сожалением именно солдатской массы. В представлении этой массы Великий князь Николай Николаевич носил благородный облик поборника правды, решительного искоренителя лжи — грозного для всех и в то же время справедливого для всех". Адмирал Бубнов ещё более драматизирует: "С уходом великого князя действие его «легенды», поднимавшей дух войск и одушевлявшей их на геройские подвиги, исчезло, и этим духу армии наносился тяжелый удар", - таким образом, смена командования, по их мнению, всё же оказалась вредна в моральном отношении.

Вредной, по мнению Бубнова, эта смена оказалась и для отношений власти, а вместе с ней и верховного командования, и общественности, "упования которой покоились на великом князе", усиливая их взаимное отчуждение.

Важным политическим фактором стала также удалённость Ставки от столицы, что приводило к сокращению реальной власти царя, его изоляции и представляло риск для трона. "Царь, живя в ставке, не мог постоянно встречаться со своими министрами и был слишком занят военными вопросами, чтобы обращать усиленно внимание на всё усложнявшееся внутреннее положение", - так оценивал сложившееся положение посол Бьюкенен.

Спиридович же, напротив, считает, что этим решением непосредственная угроза престолу была устранена, заверяя читателей, что "удар Государя по Ставке обезглавил политическую интригу того времени... Был предупрежден государственный переворот, предотвращена государственная катастрофа".

Красноречива разница в оценке значения этого шага Николая II для судьбы российского государства. По мнению Керсновского, возложив на себя функции вождя русской вооружённой силы, император предотвратил надвигавшуюся на Россию катастрофу, по мнению генерала Брусилова - нанёс решающий удар по самому себе и монархическому строю.

Мы же, абстрагировавшись от крайних точек зрения, попробуем подвести некоторые итоги.

Решение императора Николая II принять на себя Верховное командование стало неожиданностью для армии, Ставки и даже части царского окружения.

В мемуарах военных деятелей, дипломатов, трудах исследователей приводится немало аргументов в доказательство того, что император не должен был идти на этот шаг - прежде всего, это недостаточность военного образования царя, трудность совмещения управления государством и военного командования и связанный с этим риск для престола.

Тем не менее, при анализе источников и имеющейся по данному вопросу литературы можно выявить и немалое число вероятных объективных и субъективных причин и предпосылок для принятия царём верховного командования.

В качестве таковых называются:

- структура управления Русской армии до войны;

- активное участие царя в решении военных вопросов и управлении армией в первый год войны, а следовательно, осведомлённость о состоянии и работе Ставки, положении фронта и тыла;

- неэффективное командование и кризисная ситуация на фронте (оценки деятельности великого князя Николая Николаевича, а следовательно и степени необходимости в смене верховного командования, серьёзно разнятся);

- вмешательство Ставки великого князя Николая Николаевича в дела внутреннего управления страной, конфликт двух органов верховной власти военного времени;

- влияние окружения;

- религиозное чувство;

- невозможность замены великого князя каким-либо генералом без ущерба его достоинству члена императорского дома.

В качестве ближайших следствий императорского решения встать во главе вооружённых сил можно отметить:

- стабилизацию управления действующей армией;

- стабилизацию линии фронта;

- противоречивое влияние на боевой дух армии;

- ликвидацию угрозы государственного переворота, но вместе с тем - возникновение новой гипотетической угрозы для трона из-за удалённости царской Ставки от столицы, а также всё большее отчуждение друг от друга власти и общественности.

Какое-либо определённое отношение армии к принятию царём Верховного командования выявить не поддаётся возможности. Причины этого, возможно, заключаются в том, что встречаемые оценки относятся к разным участкам фронта Русской армии и сделаны в разной боевой обстановке в тылу и на передовой, в разном положении авторов относительно особы императора (свита, чины Ставки, фронтовые командиры, деятели правительства) в субъективности авторского восприятия и исследовательских поисков. Крайне важным учёт этих факторов представляется и при попытке подойти к проблеме определения итогов нахождения императора на посту Верховного главнокомандующего Русской армии в 1915-1917 гг.

Список использованной литературы

1. Алферьев Е. Е. Император Николай II как человек сильной воли / Е. Е. Алферьев. - Джорданвилль, 1983. - 152 с.

2. Брусилов А.А. Мои воспоминания / А.А. Брусилов. — М.: Вече, 2013. - 288 с.

3. Бубнов А. Д. В царской ставке / А. Д. Бубнов. - М.: Вече, 2008. - 272 с.

4. Бьюкенен Дж. Мемуары дипломата: Пер. с англ. - 2-е изд. - М: Международные отношения, 1991.

5. Великий князь Александр Михайлович. Книга воспоминаний // А. М. Романов // Военная литература: [сайт]. - URL: http://militera.lib.ru/memo/russian/a-m/index.html (дата обращения: 29.05.2014).

6. Воейков В. Н. С царём и без царя: Воспоминания последнего дворцового коменданта государя императора Николая II. - М.: Воениздат, 1995. - 431 с.

7. Головин H. H. Военные усилия России в Мировой войне. — Париж: Т-во объединённых издателей, 1939.

8. Гурко В. И. Война и революция в России. Мемуары командующего западным фронтом. 1914-1917 / Пер. с англ. М. Г. Барышникова. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2007. - 299 с.

9. Данилов Ю. Н. На пути к крушению / Ю. Н. Данилов. - М.: Воениздат, 1992. - 288 с.

10. Данилов Ю. Н. Россия в мировой войне 1914-1915 гг. / Ю. Н. Данилов. - Берлин: Книгоиздательство Слово, 1924. - 420 с.

11. Деникин А. И. Очерки русской смуты: Крушение власти и армии. - Минск: Харвест, 2002. - 464 с.

12. Деникин А.И. Путь русского офицера / А.И. Деникин. — М.: Вече, 2012. — 320 с.

13. Керсновский А. А. История Русской армии. В 4 т. - М.: Голос, 1992-1994.

14. Кондзеровский П. К. В ставке Верховного: Воспоминания дежурного генерала при Верховном главнокомандующем. - Париж, 1967. - 129 с.

15. Лукомский А. С. Воспоминания / А. С. Лукомский. - Берлин, 1922. - 319 с.

16. Мосолов А. А. При дворе последнего царя. Воспоминания начальника дворцовой канцелярии. 1900-1916 / Пер. с англ. Е. В. Ламановой. - М.: ЗАО Центрполиграф, 2006. - 271 с.

17. Ольденбург С. С. Царствование Императора Николая II. В 2 т. / Репринтное воспроизведение издания 1939 года. - М.: Феникс, 1992.

18. Палеолог М. Царская Россия во время мировой войны: Пер. с фр. - 2-е изд. - М: Международные отношения, 1991.

19. Палеолог М. Царская Россия накануне революции: Пер. с фр. - Репринт. воспроизведение изд. 1923 г. - М: Политиздат, 1991.

20. Поливанов А. А. Из дневников и воспоминаний / под. ред. А. М. Зайончковского.- М., 1924. - 240 с.

21. Ростунов И. И. Русский фронт Первой мировой войны М.: Наука, 1976. - 387 с.

22. Спиридович А.И. Великая Война и Февральская Революция 1914-1917 гг. - Нью-Йорк: Всеславянское Издательство, 1960, 1962.

23. Сухомлинов В. А. Воспоминания. Мемуары / Редакция, предисловие, комментарии А. М. Лукашевича. - Минск: Харвест, 2005. - 624 с.

24. Уткин А. И. Первая мировая война. - М., 2001. - 671 с.

• Русское краеведение