Кожушко Ю.Н.

Вместо предисловия

Исторически сложилось, что для каждой страны характерна своя длительность переходов от одного качественного состояния к другому. Великобритания, например, гордится эволюционностью своего исторического развития, поэтому любой англичанин почтёт за оскорбление, если сказать ему, что переход к промышленным способам производства в XVIII в. открыла Великая английская революция. Россия, напротив, гордится своей способностью в короткие исторические сроки переходить из состояния средневековья, путём Петровской модернизации, в новое время или, на развалинах империи Романовых форсированными темпами строить светлое социалистическое будущее в отдельно взятой стране. Думается, что такое отношение определяется народным мировоззрением, или, точнее тем, что ещё в конце 1920-х гг. с легкого пера основателей школы Анналов, стало именоваться ментальностью. У каждого народа она своя, неповторимая, а очень часто, и диаметрально противоположная. Русские (будем подразумевать под этим термином всё многообразие народов России (СССР), объединённое общей историей и мировидением), как известно, долго запрягают, но очень быстро едут. И попробуй доказать европейцам, тем же самым немцам, венграм, чехам, полякам, что работу не нужно рационально распределять, а можно сделать в короткие сроки и перейти к другой, а ещё лучше, отдохнуть.

С провозглашения курса на форсированную индустриализацию на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 года в СССР открылась череда небывалых по масштабам промышленных строек: Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, Горьковский и Московский автозаводы, Кузнецкстрой, Уралмашзавод, Запорожсталь и Магнитострой. При возведении этих строительных объектов Советское правительство активно использовало иностранные кадры. Не был исключением Магнитогорский металлургический комбинат. Пребывающие в СССР из-за рубежа рабочие и специалисты везли с собой не только материальный багаж, но и сформировавшееся представление об адекватных условиях работы и проживания. Однако реальность, с которой им пришлось встретиться на социалистической стройке, часто не соответствовала изначальным представлениям. В этой связи особый интерес представляет процесс включения восточно-европейских рабочих в одну из крупнейших социалистических советских строек конца 1920-х – 1930-х гг. – Магнитогорского Металлургического комбината.

Другой важной причиной обращения к теме пребывания восточно-европейских рабочих на Магнитострое является крайне малая её степень изученности. Так, мы можем говорить о существовании комплексного исследования социокультурного облика промышленных рабочих России в 1900-1941 гг., осуществлённого С.П. Постниковым и М.А. Фельдманом. Монография американского советолога С. Коткина «Магнитная Гора: Сталинизм, как Цивилизация» в целом описывает строительство города Магнитогорска, в том числе работавших при этом иностранцев в целом. Общее исследование темы «Иностранные рабочие и специалисты на предприятиях Челябинска и Магнитогорска» провел А.В. Богданов, отдельные аспекты использования труда иностранцев в период индустриализации затронул Б.М. Шпотов. Пребыванию американцев на Магнитострое посвящены статьи Л.П. Спасовой, немцев Н.В. Черновой.

Восточно-европейских же рабочих и специалистов незаслуженно обошли стороной. Максимум, что мы можем о них найти, применительно к социалистическим стройкам названного периода, - мимолётные упоминания у Дж. Скотта. Однако, объёмное и более объективное представление об использовании Советским правительством иностранных трудовых кадров для реализации первых пятилетних планов, невозможно составить без привлечения в исследовательское поле судеб выходцев их Восточной Европы.

Понятие «Восточная Европа» используется в географии, культурологии, политологии, истории, но, несмотря на широкую востребованность, до сих пор не имеет чёткой дефиниции. До Первой мировой войны, по мнению доктора политических наук Н.А. Баранова, северная часть границы между Восточной и Центральной Европой обычно проводилась по реке Эльбе, между славянами и германцами. Тогда к Восточной Европе относили Балканские государства, а также части таких стран, как Австро-Венгрия и Российская империя (за исключением кавказских территорий). Указывалось, что восточную границу Европы следует определять этнологически.

После Второй мировой войны к Восточной Европе стали относить все социалистические страны Европы, включая не участвовавшую в Варшавском договоре Югославию и впоследствии вышедшую из него Албанию. По­сле окончания холодной войны ряд стран, ранее считавшихся частью Восточной Европы, стали относить к другим регионам [39]. В то же время, доктор политических наук Н.А. Баранов обращает внимание на сложившуюся историческую неразбериху и политический субъективизм данного понятия. Подтверждением этого служит отнесение в договоре 1996 г. о всеобъемлющем запрещении ядерных испытаний к странам Восточной Европы таких стран как Азербайджан, Албания, Армения, Болгария, Босния и Герцеговина, Венгрия, Грузия, Латвия, Литва, Польша.

Поэтому, в связи с исторической неопределённостью содержания термина «Восточная Европа» и хронологическими рамками исследования (конец 1920-х – 1930-е гг.), данная работа ограничивает содержание термина следующими странами: Болгария, Венгрия, Польша, Молдова, Румыния, Чехословакия, Югославия, СССР в границах на 1939 год и странами Прибалтики. Соответственно, восточно-европейские рабочие и специалисты – это этнические или идентифирующие себя как таковые венгры, чехи, словаки, румыны, болгары, сербы, хорваты, поляки, литовцы, латыши, эстонцы иммигрировавшие из этих стан непосредственно в СССР или из США, являясь там иммигрантами в первом поколении [32; Л.1]. В то же время в категорию «восточно-европейские рабочие/специалисты» включены граждане вышеперечисленных стран.

Причины приезда восточно-европейских рабочих на Магнитострой

При исследовании качественного и количественного состава трудовой силы на Магнитострое невозможно обойти вниманием вопрос о причинах прибытия тысяч людей из-за рубежа на пустое место, где только предстояло построить новый город и новый завод. На строительство Магнитогорского металлургического завода были брошены огромные людские ресурсы. Часть из них – спецпереселенцы, нацмены (представители национальных меньшинств на стройке – башкиры, чуваши), откомандированные иностранцы и просто добровольцы и энтузиасты.

Примечательно, что рост темпов промышленного строительства и, соответственно, производства в СССР происходил на фоне наиболее затяжного и глубоко экономического кризиса 1929-1933 гг., называемого в контексте истории США Великой депрессией, а в контексте истории остальных стран – мировым экономическим кризисом. О глубине кризиса позволяет судить статистика, которая гласит, что производство в США сократилось за эти годы на 46,2%, в Германии – на 40,2%, во Франции – на 30,9%, в Англии – на 16,2% [42]. Причем показатели падения производства в менее развитых странах в большинстве случаев были более глубокими, чем у четверки экономических лидеров. Например, индекс промышленного производства в Чехословакии снизился на 40%, в Польше – на 45%, в Югославии – на 50% [40]. Естественным следствием экономического падения стала безработица, достигавшая невиданного размаха. Так, только, по официальным данным, в 32 странах число безработных за три года кризиса (1929 – 1932) увеличилось с 5,9 млн. до 26,4 млн. человек [42].

Вероятно, именно из-за потери рабочего места, или вследствие отсутствия достойно оплачиваемой работы на родине многие иностранные рабочие ехали в строящийся Магнитогорск, чтобы заработать денег на проживание себе и хотя бы минимально обеспечить свои семьи. Доказательством тому служит значившийся в анкетах «низкий материальный уровень» [6; Л.1, 31; Л.1]. Остававшиеся за границей семьи рабочих часто бедствовали и нуждались в более благоприятных условиях. В мае 1932 г. начальник Доменного цеха обратился с просьбой в Иностранное бюро Магнитостроя для содействия «на получение разрешения на ввоз семейств» [1; Л.5-6] американских подданных югослава И. Антонича, словаков С. Сибо и С. Церовски. В просьбе сообщались краткие данные о самих рабочих, адреса проживания семей – это Югославия, Чехословакия и США соответственно, состав семей, а также, что интересно, указывалась сумма, необходимая семьям для уплаты долгов и стоимости проезда. Например, «Тов. АНТОНИЧА Ивана проживает семья в ЮГОСЛАВИИ в городе БРИБЕРГ, село ЯРГОВО дом № 28, состав семьи – жена и двое детей. Для расплаты семьи с имеющимися долгами и проезд в Магнитогорск необходимо – 300 долларов» [1; Л.5]. Семьи С. Сибо и С. Церовски нуждались в 300 и 250 долларах соответственно [1; Л.5].

Более того, одновременно указанные рабочие просили «разрешить на ввоз в Магнитогорск ещё одного квалифицированного печника тов. ГЕТЕРАЙ Петра живущего в Америке штат Мечиган Дейт-Ройт на иждивении которого находятся жена, двое детей на проезд и расплату с долгами необходимо – 350 долларов» [1; Л.6]. На деле, приведённая, просьба начальника Доменного цеха является фактически живым, а не сухим статистическим подтверждением тяжелого материального положения рабочих за рубежом.

В целом, интернациональное трудовое взаимодействие представляло собой специфическое явление. Цели восточно-европейских рабочих и специалистов имели двоякий характер. То, что приезжавшие преследовали свои прагматические цели, четко выделяет одна из докладных записок о состоянии работы среди инорабочих и специалистов на Урале в 1931 г. В записке приводилось деление трудовых мигрантов на три группы: «приезжающие к нам только с целью заработать, приезжающие с целью помочь нам и участвовать в строительстве; самая маленькая группа – это фашистски-настроенные… предъявляющие чрезвычайные требования» [44; 214]. С другой стороны, примерно половина из прибывших восточно-европейских рабочих состояли у себя в стране членами коммунистических партий [10, 23], следовательно, можно предположить, что доля энтузиазма и веры в коммунистические идеалы так же были движущими мотивами приезда в СССР.

Интересно проследить и пути, по которым иностранные технические кадры попадали в страну Советов. Иностранцы, ставившие для себя основную цель – заработать, получали командировку от фирмы (в штате которой они состояли), сотрудничавшей с Магнитостроем и курировавшей производство. Выходцы из Восточной Европы, проникнувшиеся идеей социалистической стройки приезжали в Магнитогорск посредством получения путёвки от Интурист и заключения договора непосредственно с представителем Строиетельсва[1] или направлялись МОПРом (Международная организация помощи рабочим). Взаимодействием с зарубежными государствами занималось Иностранное бюро СССР, которое имело тесные контакты с иностранными компаниями, такими как американские проектные компании «Фрейн», «Артур Дж. Мак-Ки и Ко» [35; 7,9] и компания посредник Аmtorg Trading Corporation [44; 11], американскими и германскими фирмами Arthur McKee of Cleveland (главный проектировщик) [40], General Electric, Krupp AG, German Koppers AG engineers [44; 11], Шорк-Верке, итальянскими компаниями (Савильяне) [7; Л.1].

Привлекает внимание и тот факт, что основная масса восточно-европейских рабочих и специалистов прибывала на Магнитострой с 1930 по 1932 гг., а окончание Великой депрессии хронологически совпадает с 1933 г. – периодом, когда официально было объявлено об успешном завершении первого пятилетнего плана. С этого года количество иностранных специалистов и рабочих в СССР начинает сокращаться, что связано с окончанием строительства большинства крупных предприятий и сокращением закупок зарубежной техники. Не обошла эта тенденция и Магнитогорск, хотя только в 1937 г. последняя остававшаяся часть восточно-европейских рабочих, перезаключавших договора на дополнительные сроки, покинула город.

Социально-экономический портрет восточно-европейского рабочего на Магнитострое

Описать категорию восточно-европейских рабочих и специалистов на Магнитострое невозможно без представления об общей численности иностранных рабочих и специалистов в строящемся городе. Здесь исследователей подстерегает ряд опасностей, так как назвать точное число представляется затруднительным.

В докладе Управления Магнитостроем о положении с рабочей силой для выработки мер по её закреплению от 27 августа 1930 г. сообщалось: «На строительстве, вместо предусмотренных планом 40000 человек, имеется только 18500 человек рабочих», далее говорилось, что «отсутствие рабочей силы страшно отражается на строительстве…. рабочие тысячами приезжают и тысячами уезжают» [36; 303]. О текучести рабочих кадров говорится и со страниц «Магнитогорского рабочего». В статье газеты с поучительным названием «Лицемерие не совместимо с именем партийца» порицаются рабочие, самовольно покинувшие Магнитострой [37], в другой заметке этого номера отмечаются случаи невозвращения рабочих из отпусков [37]. Отдельная статистика по иностранцам в первые годы строительства не велась. Поэтому, единственным способом назвать хоть какое-то число, с учётом постоянной кадровой смены, становится скрупулёзное изучение архивной документации и газетных статей. Однако и это не даёт гарантии полного успеха.

Примером может служить исследование историка А.В. Богданова в котором автор указывает, что в Магнитогорске трудилось «449 человек из Германии» [45; 387]. Вероятно, исследователь пошел по самому простому пути и произвёл механический подсчет дел в 8 описи 99 фонда Магнитогорского городского архива, против которых указано: «немец» или «немка». В то же время под лаконичным наименованием «чех», «югославец», «венгр» и т.п., указанным на обложке дела, часто скрываются не только рабочие/специалисты, а так же их жены и дети. Причём, целый ряд дел иностранцев, например немцев, работавших в Магнитогорске, в архивном фонде МУ «Магнитогорский городской архив» отсутствует, хотя их имена и фамилии встречаются на страницах архивных документов [45; 387].

Другой исследователь иноспециалистов и рабочих на Магнитострое на основании фондов Магнитогорского городского архива, выводит предположение, что за весь период их пребывания в Магнитогорске, на ведущей стройке первой пятилетки пребывало около 800 человек [45; 387]. Из них, довольно весомую и относительно однородную группу составляли выходцы из Восточной Европы, точное количество которых практически невозможно подсчитать вследствие несовершенной и запутанной системы делопроизводства. По прибытию в Магнитогорск иностранец отвечал на вопросы анкеты, далее на работника заводилась личная карточка. Все документы, справки, характеристика, замечания, предложения, выписки, словом, вся документация, где фигурировала фамилия рабочего, должна была подшиваться в его личное дело. На приезжавших членов семьи (жена, дети до 18 лет) отдельно карточки не заводились, несмотря на то, что некоторые женщины также работали. Наряду с этим, в личном деле одного рабочего/специалиста встречаются документы на другое лицо. Например, в деле помощника машиниста поляка С.Я. Павлицкого имеется дополнительное соглашение к коллективному договору на имя доктора Лео Пауэлл [20; Л. 10-12].

Выходцы из Восточной Европы не составляли однородную общность и в плане гражданства. По этому признаку их правомерно разделить на несколько групп. Первая и наибольшая по количеству группа рабочих прибыла, непосредственно из Чехословакии, Польши, Венгрии и т.д. Вторая была представлена мигрантами из Восточной Европы в первом поколении в США [1, 25, 26, 29]; третью группу составляли единичные случаи – чехословаки, оставшиеся на территории СССР после добровольной сдачи в плен в годы Первой мировой войны [9, 43; 278], политэмигранты из Венгрии, Польши, Болгарии [14, 10].

Профессиональная и квалификационная палитра была ещё более пёстрой и включала в себя кирпичных кладчиков, плотников, железобетонщиков, арматурщиков, токарей, слесарей, электриков, машинистов, механиков. Перечень профессий весьма широк, но все они промышленные или строительные. Часть рабочих прибыла на Магнитострой без профессии, как правило, они отправлялись МОПРом, а по прибытию их либо назначали чёрнорабочими, либо отправляли обратно за невостребованностью. Так, прибывшего без особого указания в 1933 г. политэмигранта из Болгарии С. Канбегов приняли чёрнорабочим в ОМЦ [17]. В свою очередь, присланный МОПРом в Магнитогорск без профессии и знания русского языка на должность политработника А. Ингвер в мае 1935 г. отбыл в том же месяце обратно в Москву, так как в нем не было необходимости [12; Л. 4-7].

Стаж по профессии основной массы трудовых мигрантов из Восточной Европы насчитывал от четырёх лет, и в среднем составлял восемь-девять лет. Возраст приезжих варьировался от 20 до 50 лет. Вероятнее всего советских управленцев привлекал именно опыт иностранных рабочих, полученный в области индустрии. Тогда как советские кадры в большинстве своем такого опыта были лишены. В этой связи трудовой договор включал дополнительно к выполнению рабочих функций от иностранцев, в частности, выходцев из Восточной Европы «… вести обучение советских строительных рабочих. Работать по методам, которые им применяются как в своей индивидуальной, так и в бригадной работе, с применением инструмента» [31; Л.3]. Практическое подтверждение выполнению данного обязательства находим в производственной характеристике на токаря по металлу из США П.Е. Борисенко «к работе относится добросовестно, обучает ученика комсомольца» [5; Л.11]. В этой связи традиционное разделение выходцев из Восточной Европы по квалификационному признаку только на рабочих и специалистов не отражает картину полностью.

Дело в том, что венгры, поляки, чехословаки и т.д. только номинально приравнивались к специалистам и имели в личном деле карточку с соответствующей отметкой. Фактически будет ошибочно приравнивать их к американским или немецким специалистам, имевшим, преимущественно, высшее образование и направляемых проектными кампаниями для претворения в жизнь проектируемых объектов. Специалистам из США или Германии в соответствии с индивидуальным трудовым договором причиталась меблированная комната в общежитии, оклад от 850 рублей, льготы по уплате налогов и кварплате, ежегодный отпуск в 25 дней, оплата работодателем проезда до места строительства II классом транспорта плюс суточные в размере 25 рублей [21; Л.5]. Выполняемые специалистом функции были весьма важными, что следует из обязательства, в соответствии трудовому договору, хранить все служебные тайны. Подобных упоминаний в договорах с восточно-европейскими рабочими нет. Далее, от специалистов ждали не только качественного выполнения профессиональных функций, но и «изобретения и усовершенствования» [19; Л.3, 20; Л.3].

Трудовые договоры восточно-европейских «специалистов», которые имели по большей части среднее или низшее образование, по-сути содержат тот же набор социально-экономических гарантий, но в усечённой форме: оплата работодателем билетов III класса до места строительства, комната в бараке, в качестве жилья, размер заработной платы 300 рублей (соответствует зарплате рядового советского рабочего), право на культурно-бытовое обслуживание, двухнедельный отпуск за год работы [31; Л.3]. Образование у большинства низшее или среднее.

Перечисленные отличия условий трудовых договоров чехословацких трудовых кадров от специалистов показывают, что пометка в личных карточках «специалист» не соответствовала фактической квалификации. Следовательно, рабочих с такими условиями договоров целесообразнее называть не специалистами, а техническими учителями. Однако небольшая доля из них имела полновесные договора специалистов [8], поэтому в тексте работы после географической характеристики этих трудовых мигрантов используется понятие «специалист/рабочий».

Таким образом, выходец из Восточной Европы на Магнитострое – это мужчина трудоспособного возраста, прибывший в поисках работы, имеющий чаще всего среднее образование и выполняющий функции работника и технического учителя. При этом, самой важной характеристикой этих мигрантов являлось наличие весомого опыта работы по промышленным специальностям. Количество работающих женщин и цели приезда в Магнитогорск не подпадает под поток трудовой миграции, поэтому подробнее их участие в строительстве будет рассмотрено в другом разделе.

«Первые трудности»: климатические условия, бытовые тяготы

Возведение города Магнитогорска (Магнитострой) – это строительство от обратного ввиду того, что проектирование и застройка происходила от комбината к жилым зданиям. Примечательно, что трудности встречали иностранных рабочих и специалистов уже по дороге от границы СССР до будущего Магнитогорска. Трудовые мигранты везли с собой рабочий инструмент, одежду, предметы домашнего обихода, словом всё то, что практически невозможно было купить в строящемся городе. В пути ввозимый ими багаж часто терялся, что наносило весомый экономический ущерб и вызывало продолжительную (порой не на один год) безрезультатную переписку пострадавшего с Иностранным бюро на предмет возврата вещей [31; Л. 7, 11; Л. 3-4].

Прибывавшие для работы по договору венгры, румыны, чехи, поляки, словаки зачастую не владели русским языком. Данное обстоятельство не только затрудняло трудовую деятельность, но и могло омрачить повседневное взаимодействие в рамках поликультурного строительства. С другой стороны, несмотря на то, что бараки являлись жильём временным, строители Магнитогорска проживали в них на протяжении всего срока трудовых договоров [32; Лл. 1,15].

Анализ материалов личных дел иностранных рабочих даёт сведения о наличии на Магнитострое как минимум двух «национальных» бараков – «Чехословацкого» (барак № 12 на 13 участке) и «Немецкого» (барак № 17 на 11 участке). Наряду с ними существовал посёлок Берёзки, где проживали преимущественно американские специалисты, а также бараки по специальностям, например, барак Энергетиков. Привлекает внимание тот факт, что распределение иностранцев в определённое место жительство происходило по квалификационному принципу (рабочий или специалист, а далее – специалист «невалютный» и «валютный»). Соответственно, лучшие условия проживания предоставлялись «валютным» специалистам и так далее по нисходящей. Преимущественно «невалютных» иностранных специалистов селили в корпусе № 7 Социалистического города и бараке № 17, расположенного на территории 11 участка. Малая часть специалистов проживала в корпусе № 10 Соцгорода.

Трудовой договор с рабочим или специалистом, являющийся приложением к коллективному договору, чётко фиксировал жилищные нормы на человека. Однако соблюдение их становилось скорее редким исключением, нежели постоянным правилом. Рабочий, чех по национальности, Г. Бубер в докладной записке начальнику Магнитостроя сетовал: «с ноября я жил в бараках обещали, что жить в бараках будут только две недели, однако уже прожито в бараках 5 месяцев, а изменений не обещают» [6; Л.4].

На Магнитострое только в 1933 г. иностранные рабочие и специалисты были заняты на тридцати участках в цехах [33; 176], поэтому определение действительной причины заселения иностранных рабочих по национальному признаку становится затруднительным. Однако на основании анализа описи дел иностранных рабочих на Магнитострое напрашивается вывод: такое выделение связано с количественными параметрами прибывших. Именно эти национальности являлись самыми многочисленными из заграничных «гостей». В тоже время, не следует буквально понимать, что в «национальных» бараках проживали только чехи и словаки или только немцы. Так, в «немецком бараке» помимо титульной нации были представлены болгары, венгры, чехи [32; Л.1].

Магнитогорск в конце 1920-х – начале 1930-х гг. представлял собой огромную строительную площадку, на которой плохо устроенные бытовые условия усугублялись резкими сезонными перепадами температуры. Для рабочих и специалистов, приезжавших из стран Восточной Европы или США, резко континентальный климат Южного Зауралья был настоящей неожиданностью. Привыкшие к условиям зон умеренного (например, на территории Чехии), умеренно континентального (штат Индиана США), континентальному (например, в Венгрии, на территории Словакии) или переходного от морского к континентальному (Польша) климату в целом характеризующихся, по сравнению с зоной резкоконтинентального климата Магнитогорска, более мягкими зимами, и жарким или тёплым летом, рабочие/ специалисты испытывали постоянный дискомфорт. Прибывшие из США рабочие в марте 1932 г. подали прошение, за четырьмя подписями, на получение разрешения на «немедленный выезд из СССР» обосновав его семью причинами. Первая же причина гласила: «наше здоровье не подходит к здешнему климату и санитаным условиям» [24; Л.7]. Каменщик из Венгрии Д. Сабиан страдал «резковыраженным суставным ревматизмом и пороком сердца на почве кашливого заболевания» в связи с чем получил рекомендацию от магнитогорского врача «переменить резкий континентальный климат на более мягкий» [22; Л.5]. Мастером-доменщиком из Чехословакии М. Трбович, «проработав 7 месяцев в Доменном цехе заболел ревматизмом» [28; Л.12].

Суровые климатические условия затрудняли быт. Местная газета «Магнитогорский рабочий» изобилует сообщениями об условиях в бараках. На 3-м участке барак № 15, где проживают рабочие хлебозавода, и бараки заводоуправления № 6 и № 9 к зиме не готовы: «Штукатурки внутри нет. Земли на потолке мало. Крыши худые. Клопы и блохи чувствуют себя хозяевами» [38]. Бараки отапливались вручную, однако угля или дров очень часто не было, и рабочие выходили из ситуации, собирая строительные отходы.

Представлению восточно-европейских рабочих и специалистов о городе, как обустроенной среде для человека, не соответствовала действительность условий проживания на Магнитострое. В одной из жалоб Магнитогорск назван «такой дикой провинции, которую никто из местных рабочих не любит» [24; Л.7]. На 11 участке больше года на улицу протекала отработанная вода из кухни – «запах даёт себя чувствовать на радиусе в 30 метров» [14; Л.43]. Словак М. Баран, проживавший в корпусе № 10 Соцгорода высказывал глубокое недовольство: «подъезд, в котором я проживаю, является наиболее грязным из когда-либо виденных мною. Как только заходишь в подъезд обдаёт ужасный запах из уборной 1-го этажа» [2; Л.22]. Далее словак предлагает решение проблемы: «…санврач должен заставить произвести дезинфекцию этого места, а также выселить этих людей [кто не соблюдают элементарных правил пользования], ибо они создают очаг заразы» [2; 22]. Санитарное состояние мест гигиены во многих бараках, оставляло желать лучшего – «уборные всегда закупорены и нечистая вода разливается по полу и стекает под барак», «образование плесени приняло большие размеры» [14; Л.43]. Подобные ситуации с бараками для европейцев – выходцев из городской среды являлась вопиющей, вследствие чего М. Баран заключает «я сам не хочу больше жить здесь, опасаясь заразы» [2; Л.22], ему вторил венгр А. Филиппс: «говорю откровенно не нравится жить здесь ни при каких обстоятельствах» [30; Л.11].

Другой проблемой являлась изрядная компактность заселения. Заклёпщик словак Г. Бубер в марте 1932 г. обращал внимание заведующего Магнитостроем: «Комната в которой я живу пригодна только для двух человек, однако в течение некоторого времени в одной комнате жило семь человек, а затем в течение месяца жило пять человек, а теперь нас ещё четверо» [6; Л.4].

В первые годы строительства в Магнитогорске ощущался острый дефицит продовольствия, поэтому для выхода из этой ситуации сами рабочие или руководство Отдела снабжения содержали подсобное хозяйство. В связи с этим, например, «под комнатами 17-го барака на 11 участке устраивается уже свыше года, в низкой части барака, хлева для коз, свиней и кур» [14; Л.43]. Естественно, что там, где кормили и выращивали домашних животных, заводились грызуны. Напастью барачной жизни были крысы, благодаря которым иностранные жители 17-го барака на 11 участке перевоплощались в главного героя сказки братьев Гримм «Гамельнский крысолов»: «один товарищ-жилец барака, который занимается вечером охотой на этих грызунов, заметил отряд крыс в 20 голов в кухне барака» [14; Л. 43]. Работающий в этой кухне повар сообщает: «крысы грызут каждую ночь продукты» [14; Л.43].

В комнатах бараков отсутствовали условия для приготовления пищи, поэтому инорабочие в основном питались в отведённых для них столовых Инснаба. Продуктовый набор в этих столовых по-видимому был шире, нежели в столовых для советских рабочих, с чем связаны некоторые махинации. Слесарь из Польши П. Сологуб имея на руках две карточки на питание привел с собой «получил два завтрака, один завтрак на себя, а другой на Диденко, который не имеет никакого права питаться в столовой Инснаба» [27; Л.6]. За это добродушного слесаря лишили на некоторое время обеих карточек, что в условиях латентного голода на Магнитострое было наихудшим наказанием.

Наряду с системой снабжения, система здравоохранения, также испытывала «симптомы серьёзного неблагополучия в работе»: «порядок центральной больницы является очень примитивным» – одному иностранному рабочему «пришлось ждать 2 дня после несчастного случая, чтобы оказали помощь», при этом в спальном помещении больницы наблюдалась «вшивость» [14; Лл. 41-42]. Примечательно, что сами выходцы из Восточной Европы проявляли лояльное отношение к несовершенной инфраструктуре, однако, по их мнению, подобные обстоятельства вполне могли иметься в первый год строительства, но когда оно продолжается на протяжении пяти лет: «пора уже организовать более культурное и более упорядоченное обслуживание больных» [14; Л. 42]. Данное отношение к системе здравоохранения правомерно распространить и на всю ситуацию в городе.

Особенности трудовой культуры и отношение к выполняемым обязанностям

Проделав неблизкий путь, иностранные рабочие погружались в суету трудовых будней Магнитостроя, где сталкивались с нечеткой организацией работ, отсутствием правильной расстановки рабочей силы, использованием её не по специальности, острым недостатком жилищ, «отвратительным состоянием общественного питания» [36; 303], иными словами, всеми «прелестями» строящегося города. Тем не менее, они надеялись исправно получать оговорённую заработную плату, потому как на родине мировой экономический кризис не оставлял шансов устроиться на какую-либо работу.

Определение на место работы в Магнитогорске происходило не по языковому, а по профессиональному признаку. Поэтому восточно-европейских рабочих/специалистов можно было встретить на многих объектах строительства: ЦЭС, Стальмост, Водоканалстрой, Соцгород, Доменнный цех и других. Руководство Магнитостроем прилагало все усилия для максимального использования «технических знаний и опыта иностранных рабочих и специалистов для ускорения темпов строительства» [36; 310]. С этой целью советских рабочих прикрепляли к определённым квалифицированным иностранцам. Примечательно, что для иностранцев существовала даже должность «инструктор по инструкторской работе» [32; Л.13].

Однако, применять способности и опыт человека в некоторых случаях по прямому назначению иногда не удавалось. Могло произойти так, что предполагаемое выходцем из Восточной Европы место работы и то, куда он направлялся, de facto не соответствовали друг другу [29; Л.л.1, 11]. Комиссия Наркомата труда, обследовавшая условия работы на Магнитострое в 1930 г., констатируя нерациональное использование рабочей силы, приводила следующий пример: «одной бригаде арматурщиков дали работу – просеивать гравий. Норма – 10 кубометров. Работали они 8 дней и дали в среднем 2,5 – 3 кубометров. Когда их спросили – почему так мало, то они ответили: «Зачем нам себя трепать. Нам так и этак заплатят среднюю по квалификафии» [36; 303,304]. Похожий случай можно встретить в статье «Используйте по назначению» на страницах газеты «Магнитогорский рабочий» от 26 апреля 1931 г. Бетонщики жаловались, что они работают по специальности только три – четыре дня в месяц, и добавляли: «Использование квалифицированной силы на всевозможных работах, вплоть до собирания щепок, вызывает утечку рабочей силы, т.к. заработок значительно снижается» [38].

Ситуация усложнялась ещё и тем, что практически все виды работ в Магнитогоске велись в неблагоприятных для здоровья, а порой и жизни, рабочих условиях. Для рабочих и специалистов, видевших только устройство производства на европейских и американских заводах, с отлаженными конвейерами, профсоюзами, стоявшими на страже их жизни, условия работы и организация труда на объектах социалистической стройки казались дикостью. Серб Дж. Вуяклия, проработав три года в Мартеновском цехе, в мае 1936 г. уволился «по причине отсутствия соответствующих условий в работе» [9; Л.41]. Работая машинистом крана, он направлял на имя начальника Комбината А.П. Завенягина замечания о работе цеха, где помимо нецелесообразного использования техники, особо отмечал: «Окна должны зимою защищать здание от холода, а летом – вентилировать здание. Об этом у нас не заботятся, а вместе с тем это важно для здоровья рабочего и может повысить трудоспособность и производительность» [9; Л. 41]. В заключение своего обращения рабочий обратил внимание, что «имеются и другие отрицательные моменты…» [9; Л. 41]. В отделе Теплостроя, как писал в уже упоминаемом прошении рабочий И. Сухоставский условия «неудовлетворительны […] Наша жизнь в постоянной опасности. Нам приходилось ждать месяцами получения одежды. Зарплаты и т.д.» [24; Л.7].

Труд для народов восточной Европы, в прочем, как и Европы в целом, во многих отношениях сакрален. Так как именно благодаря ему, возможно удовлетворить свои амбиции, обеспечить достойное существование. В то же время, выполнять следует только ту работу, которая оплачивается и именно в том объёме, который предполагает имеющаяся профессия и трудовой договор. Оказавшись на Магнитострое, иностранцы сталкивались с иной трудовой культурой, поэтому встречая саботаж и ненадлежащее отношение к работе, выходцы из стран Восточной Европы клеймили их. Венгр А. Кун, описывая возведение парника с нарушением строительных норм, осуществлённое не по его вине, высказывает мысль: «они (Администрация Горсовета – К.Ю.), вероятно, рассчитывают, т.к. Кун не владеет русским языком можно на него свалить вину» [14; Л.18]. Подобное поведение административных лиц отрицательно сказывалось на впечатлении восточно-европейских трудовых мигрантов от работы на Магнитострое. В последующем, осуществляя свою трудовую деятельность на Автобазе, А. Кун обращает внимание на саботаж рабочих во время разгрузки инструмента [14; Л.21]. Горный десятник В. Мудров был свидетелем пьянок, драк и срывов работы на карьере, что вызвало его глубокое возмущение, которое он выразил в просьбе к Инбюро разобраться с таким несоответствующим поведением рабочих карьера. Соблюдение рабочего регламента затрудняло следующее обстоятельство. Бараки, в которые селили иностранцев, объекты строительства, на которых они работали, и столовые часто располагались на значительных расстоянии друг от друга [31; Л.9]. В столовых скапливались очереди, что в совокупности, выражаясь словами венгра А. Куна, «причиняет опоздания инорабочих на работу после завтрака и порождает никому нежелательные реакции» [14; Л.36].

Параллельно с этим многие восточно-европейские рабочие/специалисты будучи кандидатами на вступление в ВКП(б) показывали примеры добросовестного отношения к труду. В личном деле столяра Ю. Чиж значится «…хороший столяр. Тов. Чиж дал несколько рационализаторских предложений. Тов. Чиж как работник деятельно полезный» [26; Л.6]. Подобную характеристику дает Треугольник на работников Литейного цеха «товарищи КИРКЛИЧ М.М. национальность (хорват) и СТАДНИК Н.П. (украинец) <…> хоршие производственники, ударники, кандидаты в члены партии. Опозданий и прогулов не имеют» [27; Л.10].

Наряду с этим, выполняя одну из обязанностей согласно трудовому договору, чехословацкие рабочие Ю. Бино, М. Крехль, В. Бартош, Ю. Батык и Ф. Страшек внесли несколько практических предложений для улучшения работы на своём участке ЦЭС, которые были напечатаны в номере газеты «Магнитогорский рабочий» 20 апреля 1931 г. Суть высказанной инициативы состояла в рационализации использования трудовых кадров, введении еженедельного мониторинга десятниками и прорабами количества и качества выполняемых работ и увеличении политработы среди партийцев участка [37]. Следовательно, приглашенные рабочие оправдывали своё звание специалистов.

С другой стороны, будучи на момент прибытия в Магнитогорск уже состоявшимися в своей профессии людьми, некоторые рабочие/специалисты не желали повышать свою квалификацию или переучиваться, в то время как для советского трудящегося это было вполне естественной практикой. Серб В. Богич (40 лет) просил дать ему расчет «так в связи с возрастом и трудным усвоением теории на русском языке не хочу учить теорию для помощника машиниста» [4; Л.8].

Жены и дети восточно-европейских строителей в г. Магнитогорске

Строящийся Магнитогорск представлял собой тяжелое испытание для взрослых трудоспособных мужчин, приехавших из-за границы, поэтому вызывают удивление и недоумение мотивы, заставлявшие этих людей выписывать свои семьи из-за границы. Существовала следующая практика: восточно-европейский рабочий или специалист подписывал трудовой договор, где фиксировалась возможность приезда его семьи, по истечению испытательного срока на временное жительство в СССР [26; Л.1]. Естественно, что жизнь с семьёй требовала более обустроенные жилищные условия, поэтому «работополучателю» с женой и детьми предполагалось предоставлять помещение «только при условии наличия свободной площади в общежитиях (бараках)» [26; Л.2]. При отсутствии таковой «работополучателю» могло быть только «оказано содействие в получении жилой площади за его собственный счет» [26; Л.1].

Трудовой договор подразумевал под семьёй жену и детей в возрасте до 18 лет, но иностранные рабочие и специалисты трактовали право на перевоз семьи в свою пользу. Немец уроженец Чехословакии Г. Келлер в июне 1932 г. обратился в ИНО Магнитостроя через начальника электроцеха с просьбой дать ему разрешение на въезд в СССР его сестры Г. Ритшель для ведения его хозяйства, на что получил отказ, обусловленный именно названным выше определением семьи. В очередном запросе, поданом в Москву от имени Зав. ИНО Магнитостроя Иогансона, сообщалось, что Г. Келлер одинокий и не может обойтись без сестры, находившейся до этого 12 лет на его иждивении. В результате уже в конце июня 1932 г. последовал положительный ответ и разрешение дать визу [15; Лл.3-6].

Ситуация, сложившаяся вокруг приезда сестры Г. Келлер показательна в отношении особого порядка решения вопроса о въезде на территорию Советского Союза и в город Магнитогорск родственников, не попадающих под определение «семья», в частности сестёр или невест [45; 397]. В то же время право на переезд семьи для восточно-европейских рабочих/специалистов реализовывалось с некоторыми оговорками. В делах рабочих подавших заявление на разрешение о въезде семьи неоднократно встречаются их производственные характеристики: венгр мастер по отоплению А. Фараго «выполняет работу качественно и количественно», «работники» югослав И. Антоник и чехословаки С. Сибо, С. Церовский «имеют громадную ценность для наших работ по производству огнеупорной кладки Домен, Мартенов, Прокатов <…> К Советской власти лояльны» [1; Л.5]. Следовательно, только самые благонадёжные и добросовестные иностранные рабочие и специалисты могли получить визы для проезда членов семей в СССР и денежные средства для его оплаты.

Жен восточно-европейских и в целом иностранных рабочих и специалистов можно назвать иностранным вариантом «жен декабристов», когда одиннадцать женщин, отправившихся вслед за своими мужьями, преодолевали попутно множество бюрократических и бытовых препятствий [41; 115]. То же можно сказать и в отношении жен восточно-европейских рабочих и специалистов. Однако, если для первых эти преграды были вполне ожидаемыми, то для вторых, часто становились «культурным шоком». Многие иностранные женщины, которым необходимо было кормить семьи, включая малолетних детей, жаловались на недостаток свежих фруктов, на то, что отпускаемые продукты из распределителя в несколько раз дороже, чем на Родине и т.п. [45; 398]. С женой венгра А. Куна в «немецком бараке» произошёл неприятный случай в столовой: она «пришла к концу обеденного времени с работы домой и не получила обеда, несмотря на то, что другие товарищи его получили» [14; Л.11]. Иностранец сетовал: «заведующая кухни была информирована, что моя жена всегда приходит к концу обеденного времени, поскольку она поздно кончает свою работу (обед был проплачен вперёд)» [14; Л.11]. На здоровье некоторых женщин тяжело сказывались суровые климатические условия. В справке, выданной сербу Д. Вуяклия, сообщалось, что его жена «страдает резко выраженной миокардиопатией, артериосклерозом, неврастенией, хроническим колитом. Нуждается в перемене места жительства на более мягкий климат» [9; Л.11].

Восстановить среднестатистический портрет жены восточно-европейского рабочего/специалиста на Магнитострое не представляется возможным, так как информация о них довольно скудна. Именные анкеты женщин содержатся далеко не в каждом деле мужа и ещё реже встречаются отдельными единицами хранения в форме личных дел [23]. Данное обстоятельство свидетельствует о социальном положении иностранок на Магнитострое. Управление строительством не рассматривало их в качестве необходимых рабочих кадров. В анкетах, заполненных на женщин в графе «Причина приезда» значится «к мужу», «приехала с мужем» [23]. А в анкетах практически всех семейных восточно-европейских рабочих/специалистов в графе «Занятие жены» – «домохозяйка» [22, 26]. Возможно, такое положение вполне устраивало жен иностранцев, так как в начале XX века эмансипация еще не достигла своих вершин и большинство венгерок, полячек, чешек, эстонок и т.д., даже имевших образование, предпочитали находиться на попечении мужа. Поэтому в анкете напротив вопроса «социальное положение» могли отмечать «иждивенка рабочего», что безусловно подчеркивало зависимое положение женщины на Магнитострое.

Однако без дела женщины – выходцы из стран Восточной Европы не оставались. Хранительницам очага приходилось сталкиваться с множеством насущных проблем: начиная от жилищных условий и заканчивая проблемами снабжения [46; 241]. Часть женщин всё же устраивались на работу. Например, полячка С.В. Гендельман-Ивинская, получившая в своё время высшее образование в Сорбонне, работала методистом детских садов в Гороно (городской отдел народного образования) [11; Л.2], сербка с низшим образованием С. Вуяклия «работала до осложнения её болезни в 1933 году уборщицей иностранного корпуса в Соцгородке» [9; Л.31], жена чехословацкого подданного Р. Кеглер, командированного в Магнитогорск из Москвы, работала в Москве в Мособлдортрансе, где и проживала вместе с детьми [16].

Иностранные строители Магнитогорска перевозили с собой и детей. Семья словака М. Барана насчитывала трое детей, а словак Я. Миколаш «прибыл на Магнитку 29 августа 1930 с семьей из 6 душ [33; Л.12]. Дети дошкольного возраста находились под надзором самих матерей, или, если женщина работала, помещались в ясли или детский сад. Для детей школьного возраста существовали иностранные группы. Например, в школе № 12 Соцгорода был целый немецкий класс [18].

Завершая описание положения жен и детей восточно-европейских рабочих на Магнитострое необходимо сказать, что жизнь в строящемся городе являлась для них испытанием на прочность. Факт их приезда в необустроенный город свидетельствует на первый взгляд об их необычайной смелости. Вероятнее всего, что иностранки на деле не представляли реальных условий Магнитогорска конца 1920-х -1930-х гг. Женщины покинув, европейскую или американскую городскую среду надеялись встретить в СССР что-то подобное. Только этим можно объяснить их абсурдные жалобы на отсутствие фруктов, в то время как большая часть строителей города испытывала постоянную потребность практически во всех продуктах жизнеобеспечения. В то же время, ряд жен восточно-европейских рабочих/специалистов пыталась интегрироваться в действительность и устраивалась на работу. Малолетние дети выходцев из Восточной Европы воспитывались самими женами, школьники направлялись в классы по языковому признаку.

Заключение

Социалистические стройки СССР первых сталинских пятилеток привлекали большое количество иностранной рабочей силы. В надежде найти работу и получить достойные условия проживания в период Великой депрессии многие восточно-европейские рабочие и специалисты приезжали на Магнитосрой. Внешняя однородность названной группы обманчива, среди них были представители разных государств, специалисты, «технические учителя», рабочие, беспартийные и представители социалистических/коммунистических партий. Вероятно, единственной объединяющей характеристикой для них было общее мировидение.

Советская действительность образца конца 1920-х – 1930-х гг. становилась для выходцев из Восточной Европы настоящим испытанием. Обнадёженные социально-экономическими гарантиями, обещаемыми в трудовых договорах они ожидали получить примерно те же условия жизни и труда, какие имели у себя в стране. Реальность не оправдывала всех ожиданий. По прибытию иностранцы испытывали несколько культурных шоков. Первым, что повергало их в недоумение, была пропажа багажа в дороге, вторым – особенности резко континентального климата. Уже эти обстоятельства вынуждали некоторых восточно-европейских рабочих/специалистов, в первые же месяцы проживания на Магнитострое, писать заявления с просьбами получить разрешение на выезд.

Следует заметить, что большая часть приезжих всё же оставалась. Данное обстоятельство представляется вполне логичным, так как с одной стороны, иностранные рабочие/специалисты были связаны трудовыми обязательствами как с компаниями посредниками, так и с Управлением строительства. С другой стороны, их семьи, оставшиеся на родине, очень часто испытывали глубокое стеснение в материальных средствах. Наряду с этим, советское правительство, пыталось, по возможности, использовать все пребывающие трудовые ресурсы. Что в свою очередь давало иностранцам надежду на получение работы, заработной платы, означавшие в их сознании некую стабильность, к которой они так стремились.

Из приведённых в данном исследовании многочисленных обращений восточно-европейских рабочих/специалистов в ИНО Магнитосроя или администрации строительства можно составить собирательный образ Магнитогорска конца 1920 – 1930-х гг. Представленный глазами восточно-европейских рабочих/специалистов, Магнитострой видится как необустроенный, грязный город-стройка, с тесным жильём и тяжелым запахом на улицах, в котором административные органы работают изрядно плохо, а производственная деятельность часто страдает от халатности. Описанный образ города в корне не соответствовал привычной для иностранцев городской среде. Следуя данной логике жить в нём было крайне тяжело не только «выписываемым» рабочими/специалистами семьям, но и взрослым мужчинам.

Однако город строился в том числе и во многом благодаря иностранцам. Восточно-европейские рабочие и специалисты, находя много изъянов в организации труда и производства всё же пытались следовать возложенным на них обязательствам. Преодолевая языковой барьер они обучали прикреплённых комсомольцев, вносили рационализаторские предложения. Полностью исключать возможности проявления недобросовестного отношения к служебным обязанностям со стороны выходцев из стран Восточной Европы будет необъективно. Но, архивные материалы изобилуют положительными производственными характеристиками. Выходит, что иностранные строители мирились со всеми невзгодами, предъявляя к действительности более мягкие требования, ввиду неоконченного строительства. Поэтому часть восточно-европейских рабочих и специалистов не только дорабатывали срок трудового договора, но и перезаключали его.

Список использованных источников и литературы

1. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д.6. Антоник Иван
2. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 15. Баран Михаил
3. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 45. Блажек-Надводный Иосиф
4. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 47. Богич Вильям
5. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 53. Борисенко Павел Евгеньевич
6. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 64. Бубер Георг
7. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 57. Баско Эрнест д. 57 (про Савильяни)
8. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д.128 Вутшер Теодор
9. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д.132. Вуяклия Джон
10. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 208. Джевакеров Стоян Иванович (полит)
11. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 238. Гендельман-Ивинская Сара
12. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 241. Ингвер Альберт
13. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 279. Крузе Август
14. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 287. Кун Александр
15. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 312. Келлер Густав Альфред Гейнрихович
16. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 314. Кеглер Рудольф
17. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 335б. Канбегов Станков
18. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 490. Польцер Леопольд
19. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 493. Прагер Владимир
20. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 478. Павлицкий С.Я., поляк, 25 лет
21. МУ МГА. Ф.99.Оп.8. Д. 550. Ромберг Евгений
22. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 551. Сабиан Джозеф
23. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 551. Сабиан Роза
24. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 566. Сухоставский Иосиф
25. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 569. Сирокки Александр
26. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 670. Чиж Юзеф
27. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 581. Стадник Николай Петрович
28. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 594. Трбович Марко
29. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 609. Тремль Леопольд
30. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 618. Филиппс Александр
31. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 663. Церовский Степан
32. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 764. Юнга Эрст
33. МУ МГА. Ф. 99. Оп. 8. Д. 768. Миколаш Якоб
34. Из докладной записки инструктора Магнитогорского ГК ВКП(б) Глейзера о производственной и культурной работе среди иностранных специалистов и рабочих, их бытовых условиях[Текст]// Архивы Урала, 1995. - № 2 – С. 176-177.
35. Из истории Магнитогорского металлургического комбината и города Магнитогорска (1929 – 1941) [Текст]/ Сборник документов и материалов. – Челябинск: Южно-Уральское кн. Изд., 1965. – 276 с.
36. Сводка № 3 текущей информации Магнитогорского райкому ВКП(б) в ЦК ВКП(б) и Уральский обком ВКП(б) о положении рабочих кадров и настроении рабочих на Магнитогорском строительстве 6 сентября 1930 г. г. Магнитогорск [Текст]// Урало-Кузбасс: от замысла к реализации: сб. ст. и документов. – Екатеринбург, 2010. – С. 303-313.
37. Магнитогорский рабочий [Текст]. - 20 апреля 1931. - № 87 (310) - С. 1-4.
38. Магнитогорский рабочий [Текст]. – 26 апреля 1931 г. - № 92 (315). – С. 1-4.
39. Баранов, Н.А. Лекции по курсу Политические трансформации в посткоммунистических странах Центральной и Восточной Европы. [Электронный ресурс]: персональный сайт Николая Баранова.– Режим доступа: http:// http://nicbar.narod.ru/polit_trans.htm (дата обращения 13.12.2014 г. 13:18)
40. Богданов А.В. Иностранные рабочие и специалисты на предприятиях Челябинска и Магнитогорска [Электронный ресурс] автореферат кандидактской диссертации по ВАК 07.00.02, кандидат исторических наук Научная библиотека диссертаций и авторефератов Режим доступа: disserCat http://www.dissercat.com/content/inostrannye-rabochie-i-spetsialisty-na-predpriyatiyakh-chelyabinska-i-magnitogorska#ixzz3LkwaRq9o
41. Бойко, В.П. Декабристы в Сибири: предпринимательство, образ жизни, социокультурный облик: монография [Электронный ресурс] / В.П. Бойко. – Томск: Изд-во Том. гос. архит.-строит. ун-та, 2013. – 270 с. Режим доступа: http://portal.tsuab.ru/Nauch_2013-1/1.pdf
42. Всемирная история: Учебник для вузов [Электронный ресурс] / Под ред. Г.Б. Поляка, А.Н. Марковой. – М.: Культура и спорт, ЮНИТИ, 1997. – 496 с. Режим доступа: http://robotlibrary.com/book/31-vsemirnaya-istoriya/74-161-yekonomicheskie-krizisy-pervoj-poloviny-xx-v.html
43. Краткая история Чехословакии с древнейших времён до наших дней [Текст] / А.Х. Клеванский, В.В. Марьина, А.С. Мыльников, И.И. Поп. – М.: Наука, 1998. – 576 с.
44. Спасова, Л.П. Адаптация иностранных специалистов к реалиям советской жизни: опыт Магнитостроя [Текст] /Л.П. Спасова// Проблемы истории, филологии, культуры. 2011. № 32. С. 213-222.
45. Чернова, Н.В. Они ожидали, что найдут работу и жизненные блага: экономические особенности пребывания немецких рабочих и специалистов в строящемся Магнитогорске [Электронный ресурс] / Н.В. Чернова // Мобилизационная модель экономики: исторический опыт России XX века сборник материалов II Всероссийской научной конференции под ред. Г.А. Гончарова, С.А. Баканова. 2012. - С. 387-399. Режим доступа: http://www.csu.ru/Shared%20Documents/Мобилизационная%20модель%20экономики_2012.pdf
46. Чернова, Н.В Немецкие рабочие на Магнитострое: гендерный вопрос [Электронный ресурс] / Н.В. Чернова // Наука и образование в развитии промышленной, социальной и экономической сфер регионов России. VI Всероссийские научные Зворыкинские чтения: сб. тез. докл. Всероссийской межвузовской научной конференции. Муром, 14 февр. 2014 г.– Муром: Изд.-полиграфический центр МИ ВлГУ. 2014.– С. 241-242 Режим доступа: http://www.mivlgu.ru/conf/zvorykin2014/pdf/Section_7.pdf

Примечания

[1] В разные промежутки времени ими были тресты «Востокосталь», «Новосталь», «Энергострой», управление «Магнитострой», Торговые представительства в странах Восточной Европы

• Доходчиво и интересно о нашем прошлом