Даниил И.Х.

Россия щедро одарена памятными местами, связанными с взлётом духа и мощью тела, с мужеством её сынов, с героическими деяниями предков: это Куликово поле и Бородино, Прохоровское поле и Малахов курган, оборона Смоленска и блокада Ленинграда – эти события навсегда в памяти русского человека, поскольку стали теми переломными точками, которые изменяли ход русской истории. Но немного найдётся городов, про которые можно сказать, что они испытали взлёт мужества, свой звёздный час, переломный момент дважды. А Ярославль действительно отмечен в истории России необычными подъёмами духа. В Смутное время, когда, захватив Москву, отряды поляков отправились грабить богатые торговые города северо-востока, Ярославль отбил штурм и выдержал двухнедельную осаду, а вскоре именно Ярославль стал своеобразной временной столицей России – здесь собирали ополченцев Минин и Пожарский, здесь заседал «Совет всея земли», чеканилась монета, именно отсюда народное войско начало победный путь, и отсюда же юный Михаил Романов известил, что вступает на трон – именно поэтому герб Ярославля увенчан шапкой Мономаха в память о событиях, которые навсегда выделили древнейший русский город на Волге как колыбель новой династии. И именно Ярославль в 1918 году открыто выступил против большевиков, и символично, что руководитель восстания полковник Перхуров в обращении к ярославцам писал: «Как триста лет тому назад наши предки в высоком патриотическом подъёме сумели залечить раны растерзанной родины, так и мы в дружном порыве спасём теперь нашу родину и наш народ от позора, рабства и голода».[1] И руководители восстания, и его рядовые участники сознавали, что совершают они дело доброе, богоугодное и глубоко патриотическое. Но вместе с тем именно Ярославль стал закладным камнем Гражданской войны, именно на нём большевики оттачивали своё искусство подавления масс, именно здесь проявились наиболее характерные черты столкновения красных и белых, именно в Ярославле заложилась та страшная в своём откровенном переломе событий точка, которая полностью изменила жизнь России.. И именно это автор доказывает в данной работе, ставя целью определить социальный состав восставших, те идеи, которые они провозгласили, проследить формы и методы, которые принимала борьба двух сторон, а также восстановить хронологию восстания и его итоги.

Актуальность данной темы определяется рядом причин: в ходе Гражданской войны Ярославское восстание стало первым и самым мощным выступлением против большевиков и их диктатуры. Именно поэтому необходимо исследование данного этапа белого движения, поскольку долгое время восстание трактовалось как авантюра, спровоцированная из-за границы и опиравшаяся на кучку офицеров. С открытием архивов стала возможной работа по выявлению движущих сил восстания, его идеологии, отношения к нему населения. Важно, что восставшие сформулировали свои политические взгляды, и их анализ представляет особый интерес как проявление самоидентификации граждан России тех лет. Не потеряла своей актуальности и моральная сторона восстания, а именно убеждение, что стремление к торжеству идеологии путём насилия ведёт к трагедиям самых обычных людей, за счастье которых и борются в своих декларациях вожди и создатели великих социальных учений.

Историография

Можно условно, но достаточно чётко выделить два периода в изучении событий июля 1918 года в Ярославле: 1 период – с 1919 года до начала 90-х годов ХХ века, период советский, где эти события в Ярославле именуются мятежом. И второй период – с 90-х годов до наших дней, где Ярославский взрыв характеризуется уже как восстание. Интересно определить значение этих слов: у В.И.Даля мятеж – это открытое сопротивление народа законной власти. Именно законной! А вот восстание (Даль не знал такого, а словарь Ожегова объясняет) – это массовое вооруженное выступление против существующей власти. Исчезает слово законной! Всего лишь оттенок, но какой важный! И словарь приводит пример: восстание декабристов! Как не вспомнить знаменитое послание Пушкина: «Не пропадёт ваш скорбный труд и дум высокое стремленье»! Мятеж – это разнузданная толпа, у которой нет ничего святого, «бунт, бессмысленный и беспощадный», а восстание – это борьба за права, попранные властью!

Советская историческая наука в исследовании ярославского восстания имела ориентиром формулировку Ленина: «Лето 1918 года совпало с огромным заговором в Ярославле, который был, как теперь доказано и признано участниками, вызван французским послом Нулансом».[2] Естественно, что все другие точки зрения после определения вождя были невозможны, оставалось только уточнять, были восставшие монархистами или эсерами, добивались возврата царя или Учредительного собрания… То, что восставшие были преступниками, вопросов и сомнений не вызывало.

В работах 1950-х годов, посвященных становлению советской власти в Ярославской губернии, наиболее полной и интересной стала книга Л.Б.Генкина[3]. Ярославский мятеж рассматривался автором совершенно традиционно как звено в сети антисоветских заговоров, охвативших города Поволжья и центра России. Главную причину ярославских событий автор видит в интригах империалистов Антанты, стремившихся уничтожить молодую советскую республику. Исследователь при этом совершенно односторонне трактовал позицию населения, подчеркивая преданность рабочих и крестьян партии большевиков. Мысль о том, что рабочие могут быть союзниками офицеров, прочих «буржуев недорезанных», в голову не приходила, а если об этом говорили документы из архива, то «тем хуже для документов», не зря они были засекречены!

И вместе с тем советские историки проанализировали широкий круг материалов о восстании, военную переписку, сводки, телефонограммы, мемуары. Наиболее глубоким исследованием более поздних лет стала книга Р.В.Балашова «Пламя над Волгой. Ликвидация белогвардейского мятежа летом 1918 года».[4] Материал исследован весьма представительный, но складывается ощущение, что идеологические рамки всё же не позволяют автору сказать именно то, что он хочет и должен как историк. Например, говоря о белогвардейцах, автор отмечает их стойкость, боевой дух, упорство в борьбе, но тут же добавляет, что «белые пьянствовали и грабили мирное население».[5] Важно, что штампы вошли в идею авторского осмысления событий. Главную причину возникновения антибольшевистского мятежа автор, подобно другим советским историкам, видит в интригах империалистов Антанты, объединившихся с внутренними контрреволюционерами и стремившихся подавить пролетарскую революцию. Официальная точка зрения всегда ограничивала исследователя: восстание против советской власти должно быть непременно организовано на деньги «проклятых империалистов, а поддерживать его могут только представители эксплуататорских классов, «буржуи недорезанные, капиталисты и кулаки», но при этом обязательно нужно отметить, что рабочие не только не поддержали мятежников, но и активно выступили против, помогая «отсечь голову гидре контрреволюции», потому что народ по определению не может быть против большевиков.

Новое осмысление событий 1918 года в Ярославле началось на волне открытий, связанных с появлением рассекреченных материалов восстания. Научные конференции, заседания Ярославского общества «Мемориал», публикации в газетах привели к тому, что был создан специальный выпуск журнала «Посев» под названием «Ярославское восстание. Июль 1918».[6] В него вошли работы ярославских историков, архивистов и опубликованы впервые открытые документы штаба восставших.

Огромный материал собрали Е.А.Ермолин и В.Н.Козляков. Появился подготовленный ими сборник документов «Ярославское восстание. 1918.» / Под общ.ред.акад. А.Н.Яковлева; Сост. Е.А.Ермолин, В.Н.Козляков. – М.: МФД: Материк, 2007. Это наиболее полное собрание документов с тех пор, как были открыты секретные фонды в Государственном архиве Ярославской области и прежде всего архивы ФСБ, где представлены материалы как штаба полковника Перхурова и его соратников по борьбе, их обращения к населению Ярославля и губернии, листовки, воззвания, так и телеграммы, приказы, донесения командиров красных частей, собранные сразу после подавления восстания.

Кроме того, следует отметить, что и автору ныне представленной работы удалось обнаружить в фондах областного архива ещё не опубликованные материалы о восстании, которые также использованы в данном исследовании.

Именно поэтому цель данной работы состоит в том, чтобы проанализировать характер событий ярославского восстания на основе документов, осмыслить и ход восстания, и идеологию его участников, и их социальный состав. Эта цель подразумевает постановку следующих задач:

1. Показать ход восстания, его хронологию, отразившуюся в документах.

2. Проанализировать идеологию восставших.

3. Выяснить социальный состав участников восстания.

4. Определить значение восстания и его уроки в свете вновь открытых исторических источников.

Методологическая основа работы. В основе исследования лежат принципы историзма и научной объективности. Разработка темы осуществлялась с использованием таких общенаучных методов, как исторический - для целостного рассмотрения изучаемого явления во всем разнообразии составляющих его процессов; логический - для обнаружения их внутренних связей и характерных черт. Более объективному раскрытию проблемы способствовало сочетание формационного подхода, обусловливающего все общественные процессы и явления социально-экономическими причинами, с цивилизационным, позволяющим рассмотреть исторические события сквозь призму восприятия их личностью, социальной группой, проанализировать психологию участников событий.

Деятельность «Союза защиты родины и свободы». Роль Ярославля в планах антисоветских сил

В советской историографии восстание в Ярославле связывается одновременно и с выступлением эсеров в Москве, и с Б.В.Савинковым и его «Союзом защиты родины и свободы», и с французской военной миссией в России, и с антисоветской деятельностью английских дипломатов. Причём с точки зрения и советского историка, и просто советского человека обращение к Антанте, к загранице уже было преступлением. Нужно напомнить, что Б.В.Савинков упорно боролся как с самодержавием, так и с большевизмом, возглавлял подготовку террористических актов против министра внутренних дел В.К. Плеве и московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. В 1906 г. он был арестован и приговорен к смертной казни, но сумел бежать. Савинков эмигрировал, в годы Первой мировой войны вступил добровольцем во французскую армию. После февральской революции Савинков вернулся в Россию, становится управляющим военного министерства и товарищем (т.е. заместителем) военного министра. Брестский мир с Германией и он, и офицерство России восприняли как предательство, поэтому сотрудничество с англичанами и французами стало продолжением общей борьбы против общего врага. Савинков намеревался объединить офицерские силы Москвы и вообще центра России без различия партий на единой патриотической основе. Для этого он связался с полковником А.П. Перхуровым, который впоследствии осуществлял непосредственное руководство ярославским мятежом.

Александр Петрович Перхуров происходил из дворян Тверской губернии. Небогатый и разветвленный род Перхуровых принадлежит к числу древнейших русских дворянских фамилий. Впервые эта фамилия упоминается в новгородских писцовых книгах 1495 года. А.П.Перхуров родился 1 января 1876 года, окончил 2 Московский кадетский корпус (1893), Александровское военное училище (1895), Николаевскую академию Генерального штаба (1903). Принимал участие в русско-японской и Первой мировой войнах. В 1915 г. произведен в подполковники, в 1916 г. — в полковники, награжден орденом Св. Георгия 4 степени.

Замысел восстания отводил Ярославлю далеко не первое место, хотя это был крупный губернский город, мост через Волгу связывал Москву с восточными и северным губерниями – и всё же главным центром борьбы должен был стать Рыбинск, где накоплены были ещё царской армией гигантские запасы вооружения, боеприпасов, амуниции, снаряжения, а также Муром, где после демобилизации царской армии осели тысячи офицеров. «В Ярославле, Рыбинске и Костроме у нас были свои организации, довольно многочисленные, приблизительно 300 – 400 человек, - давал показания на суде в Москве Б.В.Савинков. – Так как я полагал, что Рыбинск – центральный пункт, то я считал возможным быть именно в Рыбинске..»[7]

Ход восстания

Поражает первоначальный успех восстания, когда сотня офицеров, вооружённая 12 револьверами на всех, захватила без всякого сопротивления охраны военные склады на окраине города, а затем, получив винтовки и патроны, взяла под свой контроль центр города, банк, почту, телеграф, телефонную станцию, электростанцию, волжские пристани с пароходами, заволжскую часть города с железнодорожными мастерскими и станцией Урочь, арестовали всё большевистское руководство, расположившееся в доме губернатора, и при этом погибли только два человека, два большевика, возглавлявшие губернское руководство, поражает. Невероятное везение или тот волевой порыв, когда людей ведёт высокая идея, воспринимаемая ими как святая?

В это же время были взяты два пушечных бронеавтомобиля и несколько грузовиков, как позже выяснилось, именно эта техника в умелых руках боевых офицеров способна была делать чудеса: при подавляющем численном превосходстве красных сил появление броневиков и грузовиков, на которые были установлены пулемёты, опрокидывало очередную атаку красных.

Когда знакомишься с ходом первых дней восстания, появляется чувство, что группа людей, воодушевлённых высокой идеей, сплочённых не только боевым опытом, но и принятой на себя особо одухотворённой миссией, под руководством решительных и умелых командиров способна переломить события в свою пользу и совершить невозможное. Именно это произошло в Ярославле.

Состав восставших

Кроме офицеров, непосредственно занятых в подготовке восстания (не больше 100 – 120 человек), сразу же поддержали полковника Перхурова практически все руководители и рядовые городской милиции, так как она была сформирована ещё до большевистского переворота в октябре 1917 года, а командные посты занимали противники большевизации страны, например, начальник ярославской милиции первым перешёл на сторону восставших и прогиб в бою.

В Ярославле со 120 тысячами населения было почти 10 тысяч учащихся и студентов средних и высших учебных заведений, эти восторженные юноши пришли на помощь борцам с диктатурой. «Лицеисты, сразу после Октября, обнаружили настроение, явно враждебное октябрьскому строю, и открыто выносили на своих общестуденческих собраниях протесты против насилий, чинимых большевиками над демократией»,[8] - отмечал современник событий.

Часть рабочих железнодорожных мастерских была приведена в штаб восставших с окраин и традиционно выделявшихся городских слобод посланными к ним агитаторами, и это не случайно. Многие рабочие критически относились к большевистскому перевороту. Член Губернского продовольственного комитета Громов жаловался: «… узнавали, что член партии, член Совета, то-то не заговаривайся иди, а то в лицо нахаркают и в худшем случае изобьют. Меня в начале 1918 г. избили в складе Губпродкома и еще хорошо скоро подоспели красногвардейцы, а то бы и на тот свет, как говорят, отправился».[9]

По другим свидетельствам ярославцев, «красногвардейцам положительно нельзя было появиться в корпусах» крупнейшего промышленного предприятия города - Корзинкинской Большой мануфактуры.[10]

Там же, на фабрике Корзинкина, а также «на митингах железнодорожников и у нефтяников» большевиков освистывали.[11]

Ярославль уже выступал против большевиков, пытавшихся захватить власть в городе. В конце января 1918 года в Ярославле произошли массовые народные антибольшевистские волнения, причём активную роль играли представители духовенства. Волнения были подавлены силой оружия, имелись жертвы. Позднее эти события получили название в воспоминаниях советских наблюдателей как «первое восстание» и «поповский мятеж».[12]

Таким образом, можем сказать, что офицеры полковника Перхурова встретили в лице горожан не просто сочувствующих, но и горячих сторонников. Об этом говорит запись очевидца, найденная автором данной работы в Ярославском архиве: «Я помню, что в 1-ый день в 7 часов утра со всех ворот выглядывали довольные лица, они уже знали о случившемся и в их глазах светилась надежда на избавление от большевиков».[13]

Автору этой работы удалось найти в областном архиве ещё один документ, озаглавленный «Анкета для воспоминаний о белогвардейском мятеже в Ярославле». Она раздавалась участникам и свидетелям событий 1918 года, так как в городе готовился сборник материалов к годовщине «мятежа». Автор выбрал только вопросы и ответы, имеющие непосредственное отношение к теме:

«3. Какие наблюдали отношения к Советской власти со стороны разных слоёв населения, рабочих, крестьян, солдат, интеллигенции, купцов (торговцев, носильщиков и т.д.)

Ответ (Все ответы рукописные, орфография сохранена): Было не сочувствие к советской власти настроение противоположное советской власти.

9. Как проходили выборы в Советы, на съезды и т.д.

Ответ: проводили в советы комунисты с большим трудом.

19. Как относилась безпартийная масса к белогвардейцам

Ответ: сначала относилась хорошо, но перед концом мятежа отрицательно.

Далее надпись чернилами:

Писал Комаров мастер 3го участка тяги».[14]

Этот документ – ещё один штрих в общей картине Ярославля, не принимающего большевиков. Отсюда ощущение долгожданности восстания. Поэтому неудивительно, что согласно показаниям на суде в 1922 году военного руководителя восстания полковника А.П. Перхурова, к вечеру первого дня восстания на сторону добровольцев встало, влившись в их ряды, около шести тысяч человек. Из них до 2,5 тысяч были вооружены. В качестве активных энтузиастов восстания называются студенты, гимназисты, «чистильщики сапог, фруктовщики, ремесленники.

Восставших поддержали и крестьяне некоторых ближних волостей, из Диева-Городища, Серенова, Толгоболя, Яковлевского и других сёл.[15]

Кроме того, восставших безоговорочно поддержало духовенство, многие священники служили молебны о даровании Божьей помощи и победы борцам с безбожниками. Так, в заволжском селе Яковлевское священник отец Николай (Любомудров) прочитал проповедь и отслужил молебен, за что впоследствии был расстрелян, могилу его верующие сохраняли в тайне до 90-х годов ХХ века, когда отец Николай был канонизирован, Яковлевско-Благовещенский храм сохраняет мощи священномученика Николая. В сентябре 1918 года, после разгрома восстания и подсчёта жертв среди священнослужителей, на Поместный Собор Русской православной церкви был прислан список, включавший 13 священников и монахов, погибших от рук красногвардейцев и чекистов в ходе подавления ярославского восстания.[16]

Можно сделать выводы, что население и города, и волостей, столкнувшись с прямым насилием, подавлением личности, начавшимися уже арестами, обысками, конфискациями, самоуправством комиссаров, готово было открыто высказать своё неприятие большевиков, поэтому восстание опиралось на значительную народную поддержку и устойчивые антикоммунистические настроения широких слоев населения в Ярославле и в губернии в целом. Это и обеспечило быстрое перерастание военного заговора в народное движение, сделав Ярославское восстание крупнейшим вооруженным выступлением против советской власти в Центральной России. Ничего подобного прежде советская власть не встречала, именно в этом своеобразие Ярославского восстания и причина его безжалостного подавления.

Возникшие под его руководством вооружённые силы полковник Перхуров назвал «Ярославским отрядом Северной добровольческой армии», и численность отряда достигала 6 тысяч человек, но это были те, кто в искреннем порыве и подъёме духа пришёл записываться в добровольцы и даже получил оружие, но через несколько дней боёв под непрерывным артиллерийским обстрелом, громившим город, тихонько вернулся к семьям, и вряд ли мы можем осуждать этих людей, ведь снаряды падали не в окопы на окраине и не в траншеи у моста, но прежде всего и чаще всего – на улицы, в дома.

Таким образом, добровольцы овладели центром города и значительной частью городских слобод, начали налаживать связь с уездами, но получили ощутимое сопротивление на грузовой станции Всполье, где находились склады с оружием и продовольствием. Захватить её восставшие не смогли, как не смогли прервать телефонно-телеграфную связь красных с Москвой. Участник событий большевик А.Флягин вспоминает, как некий человек вместе с группой людей пробирался к станции, но был остановлен, его люди схвачены, а он сам пытался предъявить какие-то документы, но признан подозрительным, обезоружен и застрелен, причём Флягин приводит детали: «Он остановился и стал убеждать, что он свой… Мы усомнились в этом, видя такую породистую фигуру. Он стал нам казать какую-то справку о том, кто он такой, но бельё, которое у него было под гимнастёркой, не вязалось с его внешним одеянием, уж очень оно бело было.»[17] Поразительно: полковника подвела привычка менять бельё, слишком чистое, оно показалось подозрительным – расстреляли, отряд его разогнали, станция Всполье с телеграфно-телефонной связью с Москвой и складами оружия и боеприпасов осталась в руках красных. Возможно, сорвавшаяся попытка захватить склады и станцию объясняется тем, что Всполье охранялось не деморализованными солдатами, остатками старой армии, мечтавшими отправиться по домам после Брестского мира, не рабочими дружинами, а традиционно хорошо обученной и вооружённой железнодорожной стражей ещё царских времён – они службу знали!

Ещё одна неудача состояла в том, что не удалось перенести восстание за реку Которосль, впадающую в Волгу в центре города, а именно в Закоторослье находились Главные железнодорожные мастерские с большим количеством рабочих, огромные корпуса и казармы рабочих самой крупной в городе текстильной фабрики Корзинкина, там же дислоцировался I Советский полк, вначале объявивший о нейтралитете, а потом всё же мобилизованный красными и участвовавший в боях на их стороне, а также располагался железнодорожный вокзал Ярославль Московский, который стал центром всех красных частей, как местных, так и перебрасываемых из Москвы, Рыбинска, Ростова, Вологды.

Как оказалось позже, ещё одной бедой для восставших стала потеря захваченного ими железнодорожного моста через Волгу. Именно по этому мосту пошла красным помощь войсками из Вологды, Данилова, Буя, Костромы, и именно от моста, с высоты волжского берега и насыпи повёл огонь вооружённый тяжёлыми орудиями бронепоезд красных, с которым справиться у Перхурова сил не было, и стал бронепоезд безнаказанным убийцей. Его командир Ремезюк телеграфирует в Москву: «Ярославль горит от наших снарядов. Белогвардейцы почти не отвечают. Пошехонская, Спасская, Любимская, Цыганская, Рождественская и Никитская (улицы) сгорели дотла».[18]

Перед Главнокомандующим Ярославским отрядом Северной добровольческой армии полковником Перхуровым встал выбор возможных путей дальнейшего развития восстания, именно здесь и заложилась та переломная точка, от которой мог лежать путь к невиданному успеху, но завершился разгромом:

1. Решительно разослать агитаторов на крупные предприятия, объяснять цели восстания, набирать сторонников, вооружить рабочих, под командованием офицеров гнать эшелоны в соседние города, поднимать восстания там. Опыт такой деятельности был: несколько агитаторов сумели привлечь на сторону восставших отряд рабочих Главных железнодорожных мастерских численностью до 140 человек: «Когда рабочие шли в депо, стали агитировать в такой плоскости: идите в город получать винтовки для охраны железнодорожного узла, паровозов…Молодёжь, конечно, сразу схватилась..»[19] Среди них был и прадед автора этих строк, Иван Тихонович Сегин, воевавший в составе отряда штабс-капитана Н.Н.Вологодского на участке от моста через Которосль до Стрелки, где приток этот впадает в Волгу. Иван Тихонович был ранен в плечо после двух недель боёв, переплыл ночью Которосль и, пользуясь памятью ещё детских игр в знакомой слободе, обошёл все красные посты, пробрался домой, где юная беременная жена перевязала его и увезла, уложив на двухколёсную тележку, в деревню к родне. Так Екатерина Фёдоровна, моя прабабушка, спасла моего прадеда от верной смерти, потому что после разгрома восстания в городе начались повальные обыски и расстрелы без суда по горячим следам, стреляли всех, у кого на правой ладони находили характерный след – вмятинку от винтовочного затвора, образовавшуюся во время двухнедельных боёв. (Этот рассказ передала автору его бабушка, В.И.Сегина-Холодякова).

2. Полковник Перхуров избрал другой путь, и его можно понять: в Москве все организации, связанные с «Союзом защиты родины и свободы», были разгромлены ЧК, восстание в Муроме 6 июля подавлено в течение дня, в Рыбинске 8 июля восстание закончилось полным провалом и было разгромлено значительно меньшими по численности силами красных, хотя Б.В.Савинков лично возглавил заговорщиков в Рыбинске. Сил в Ярославле для атаки на Москву или на готовый к отпору Рыбинск не было. Теперь Перхуров ждал помощи и войск Антанты (Савинков упорно утверждал при определении сроков, что союзники готовят высадку крупного десанта в Архангельске). Полковник Перхуров на допросе после ареста сообщил, что Савинков обещал, что Ярославль после восстания нужно держать «не больше четырёх дней. К этому времени союзники двинут свои войска».[20]

Кроме того, были сделаны попытки получить поддержку крестьянства. В пригородные деревни посылались группы офицеров с грузом винтовок. Перхуров отмечал: «В Тверицах образовался участок [обороны - автор] исключительно из рабочих и крестьян».[21]

Ход боевых действий

Возникла ситуация, когда красные не имели сил уничтожить восставших, а восставшие не имели возможности развивать восстание по территории. Фронт стабилизировался, и каждый из противников использовал это время совершенно по-разному. Фронт пролёг в городских кварталах и пригородных слободах: от Стрелки, где Которосль впадала в Волгу, огибая окраины и слободы, до железнодорожного моста через Волгу протянулась подкова в 15 вёрст, разделённая Перхуровым на 6 участков, каждый оборонял костяк – офицерский отряд, 150 – 200 бойцов с массой пулемётов, которыми офицеры мастерски компенсировали недостаток пехоты, потому что приданные офицерским группам мальчишки-гимназисты, студенты из Демидовского лицея, рабочие-добровольцы пехоту могли изображать, но и только – необученные, неумелые, они были храбры, но неопытны.

При необходимости в момент атаки красных подходили бронеавтомобили и импровизированные пулемётные точки на грузовиках, кроме того, пулемёты были установлены с использованием офицерского фронтового опыта – на господствующих высотах: на всех высоких зданиях, на чердаке мельницы Вахромеева, стоящей на берегу Которосли, на колокольнях (это потом дало возможность красным обвинить священников в том, что они сами стреляли в красных, и расстреливать священников с присказкой: «Как попик, так пулемётик».) Красные командиры докладывали: «Было установлено, что духовенство помогало белым, вплоть до того, что монахи были пулеметчиками».[22]

Красные, кроме разрозненных и безуспешных атак, легко отбитых пулемётным огнём офицеров, прошедших мясорубку Мировой войны, сумели организовать выдвижение на господствующие высоты артиллерию, которая начала практически круглосуточный обстрел не только центра, но всего Ярославля. В первые дни восстания эти обстрелы были чистой импровизацией: «Казаданов привёз 4-дюймовое орудие… пустили первый снаряд, имея целью Спасский монастырь. Но к великому нашему удивлению попали в часовню Кадетского корпуса. Второй был меток и мы угодили в купол монастыря».[23]

Но это было только начало. Подтянули тяжёлые орудия. Впервые не вражеские укрепления, а свой, русский город подвергся артиллерийскому расстрелу «по площадям». Уничтожались полностью улицы, целые кварталы. По сути, впервые в истории была применена «тактика выжженной земли». Судьба жителей Ярославля должна стать предупреждением всем мятежникам, но вместе с тем была грозной заявкой большевиков на использование любых средств и методов ради удержания власти.

И всё-таки это была передышка, и полковник Перхуров использовал её, чтобы с помощью листовок выразить свои идеологические, политические, социальные и экономические взгляды и предложения. Это была первая в России чёткая программа жизни без большевиков, поддержанная населением – именно поэтому красные и должны были сравнять город с землёй, прецедентов быть не должно! Именно появление этой программы стало новой и, пожалуй, главной переломной точкой восстания: Москва вдруг осознала, что перед ней не бунт недовольных конфискациями, а умный идейный противник – теперь борьба шла только на уничтожение!

Суть политической и экономической программы в следующем: в городе восстанавливается городская управа, которая занимается хозяйственными вопросами (под непрерывным огнём красных, которые рвут водопровод, электропроводку, трамвайные пути), управа распределяет продовольствие, налаживает питание, обращается к купечеству за содействием погорельцам и получает это содействие!

Потрясает то, что ярославцы поддержали действия новых властей, преобразуя заговорщическую затею Савинкова в общенародное дело. По сути, произошло замечательное явление: горожане, ярославцы, жители этого древнего города с крепкими культурными и религиозными корнями, с обширной интеллигенцией, казались глубже, дальновиднее и Савинкова, и Перхурова. Городским головой Ярославля вновь стал В.С. Лопатин. Социал-демократ С.А. Суворов, занимавший этот пост до ноября 1917-го, также вошёл в управление города. Помощником главноначальствующего по гражданской части стал член Комитета спасения родины и революции А.М. Кизнер. Поддержали восстание и меньшевики во главе с И.Т. Савиновым и Х.И. Иоффе, и эсеры во главе с Н.А. Мамыриным. Даже бывший губернский комиссар Временного правительства меньшевик Б.В. Дюшен перешел на сторону повстанцев. По сути, в Ярославле произошло то, чего не знало позже белое движение: все идеологические течении и партии объединились!

Главными лозунгами восстания были: Учредительное собрание, восстановление законности и прав собственности, «отмена препятствий торговле и передвижению», «восстановление в правах частного торгового капитала». Связь с горожанами руководители восставших имели в основном посредством листовок с обращениями к гражданам города. Их было выпущено 27. Самое первое, программное обращение названо «Воззвание к жителям города Ярославля о свержении власти большевиков и своей программе», подписанное полковником Перхуровым. По сути, это наиболее общее выражение идеологии и целей восстания, это не развёрнутая программа, поскольку быстрота событий не давала возможности проработать последовательные шаги и меры по реализации замыслов, но «Воззвание» провозглашало основные принципы жизни новой, свободной России:

«…установление широкого государственного народоправства, Народное собрание, законно и в нормальных условиях избранное, должно создать основы государственного строя, установить политическую и гражданскую свободу… закрепить за трудовым крестьянством всю землю в его полную собственность… все покушения на личную и частную собственность граждан… будут беспощадно караться… все препятствия торговле и передвижению будут устранены и к делу снабжения населения предметами продовольствия будет привлечён частный торговый капитал.»[24]

Полковник Перхуров, сознавая, что необходимы конкретные формы органов власти на местах, публикует «Постановление Главнокомандующего Ярославской губернии, командующего вооружёнными силами Северной добровольческой армии Ярославского района»: «Восстанавливаются повсеместно в губерниях органы власти и должностные лица, существовавшие по действующим законам до октябрьского переворота 1917 года».[25]

В этом же «Постановлении» признаются «отныне уничтоженными все законы, декреты, постановления так называемой «Советской власти».[26]

«Судебная власть в Ярославской губернии восстанавливается в лице окружного суда и мировых установлений…Все выбранные в 1917 году … мировые судьи восстанавливаются в своих правах…»[27]

Таким образом, лидеры Ярославского восстания заявили о главных принципах жизни без большевиков: идеологическая, политическая, экономическая свобода, свобода предпринимательства, частная собственность и частный капитал, собственность крестьян на землю.

Очень важно отметить, что отдельной строкой глава восстания выделяет в «Воззвании» первую меру: «…будет водворён строгий законный порядок и все покушения на личность и частную собственность, в какой бы форме это ни проявлялось, будут беспощадно караться».[28] Этот пункт необходимо прокомментировать: советская власть отменила все сделки с недвижимостью, отменялось право на банковский вклад, банковский капитал конфисковался в пользу государства, также был принят указ, по которому один человек не имел права занимать больше одной комнаты, жильё давалось местными советами в пользование и могло отбираться. Были национализированы предприятия – человек не мог иметь деньги, жильё, имущество и становился полностью зависим от отношения к нему не только далёких верховных властей, но прежде всего от местного совета, от комиссара.

Важно подчеркнуть, что сам Перхуров твёрдо восстанавливал законность в городе, где только что беззаконно властвовали большевики. В самом начале восстания убили председателя исполкома горсовета Нахимсона и комиссара Ярославского военного округа Закгейма. Оба, известные как наиболее значительные деятели большевистской власти в Ярославле, были разысканы ранним утром 6 июля, опознаны и без всякого разбирательства расстреляны офицером, который недавно каким-то чудом бежал из ЧК. Но Перхуров прекратил бессудные расправы, пусть даже и справедливые по ненависти к мучителям-комиссарам, а офицера, позволившего бессудный расстрел, отстранил от командования.[29] В одном из своих обращений он заявлял: «Приказываю твердо помнить, что мы боремся против насильников за правовой порядок, за принципы свободы и неприкосновенности личности».[30] В объявлении также подчеркивалась недопустимость необоснованных обысков и арестов.

«Баржа смерти»

Именно в связи с этим необходимо рассмотреть историю наиболее известного эпизода восстания и самый жестокий упрёк офицерам-злодеям – печально знаменитую «баржу смерти». На «гусяну» - так именовали самую обычную баржу для перевозки дров, представляющую собой большую лодку – 70 метров длиной и до 10 метров шириной без каких-либо надстроек – поместили арестованных большевиков и работников советских органов. Численность их сейчас определить трудно. Член партии с 1918 года А.Васильев, оказавшийся в числе страдальцев, вспоминал: «На барже в некоторые дни находилось до 280 человек. Белогвардейцы ежедневно и беспрерывно обстреливали баржу смерти огнём».[31] Документы штаба добровольцев утверждают, что на барже было помещено 82 человека.[32] Голодом их морили не от злого умысла: сначала, в первые дни, им «привезли по фунту белого хлеба и по полфунту сливочного масла. Некоторые даже говорили, что новая власть будет лучше и нас накормит» - вспоминал Ф.Пучков, бывший на барже с первого дня до последнего.[33] Потом события стали неуправляемы, начались массированные обстрелы города, пожары, и об арестантах на барже просто забыли. Представляется, что заключение на барже – это своеобразная уступка совести, ещё не утерянной в резне гражданской войны офицерской чести. Отпустить этих красных мерзавцев нельзя, а расстрелять – рука не поднимается, ведь мы не большевики! И тогда несколько десятков коммунистов отправили на баржу посреди Волги на волю Божию: помилует – выживут, а помрут – Бог им судья, мы не виноваты. Важно и показательно, что весьма редкие, даже единичные расправы с коммунистами вызвали взрыв негодования в центре. Характерна статья «Массовый террор» в «Правде» 14 июля 1918 года, когда восстание ещё шло, но Москве уже было ясно, что делать с восставшими: «Доброхотов... Закгейм... Нахимсон... Они убиты восставшим офицерством в Ярославле. Товарищи-ярославцы! Мы ждем от вас ответа: сколько сотен гадов и паразитов истребили вы за эти три драгоценные жизни наших друзей. Поп, офицер, банкир, фабрикант, монах, купеческий сынок - все равно. ...Никакой пощады белогвардейцам».[34] Показательно и тоже важно, что Доброхотов в восстании не погиб, он был расстрелян в 1937 году.

Можно рассматривать происходящие в Ярославле преобразования как зародыш структуры Белого движения: временная военная диктатура, опирающаяся на представительные органы, создаваемые не на партийных, а на профессионально-сословных основах и с обязательной религиозной мотивацией социальной активности.

Перелом в ходе восстания

Если в первые дни восстания красные части, не имея общего руководства и какого-либо плана действий, пытались на свой страх и риск атаковать оборону восставших, то скоро стало ясно, что этот путь бессмыслен, и тогда в Москву посыпались отчаянные телеграммы:

«Организация никуда. Прошу прислать военного руководителя и 500 пехоты».[35] «Положение очевидное и безнадёжное. Люди измучаны, работа падает».[36] «Творится нечто ужасное. Мы совершенно выбились из сил. Порядок действий в бою – это нечто невозможное. Шлите 1000 штыков, желательно латышей, для штурма».[37] «Раненых хорошо 200, убитых неизвестно, настроение апатичное».[38]

Начальник присланного из Москвы бронепоезда докладывал: «Перешли в наступление после заявления мною, что если не перейдут, то начну расстреливать командиров».[39]

«Для ликвидации белых потребуется ещё 500 человек латышских стрелков или интернациональных отрядов. Дисциплина у белых самая строгая».[40]

Наконец Москва назначила командующим Ярославским фронтом Ю.С.Гузарского, снабдив его директивой: «Тов.Гузарский. Требую от Вас сообщить, берётесь ли Вы за Вашей ответственностью очистить Ярославль с теми силами, какие у Вас есть, в какие именно сроки. Дальнейшей канители потерпеть нельзя. Наркомвоен Троцкий».

Гузарский отвечает: «Новое наступление опять не оправдало понесённых потерь. Подтверждаю необходимость присылки: во-первых, стойкого однородного отряда тысячу человек, тяжёлых шестидюймовых гаубичных гранат три вагона, зажигательных один вагон».[41]

Новый командующий фронтом видит два пути к победе: дальнейшее уничтожение беззащитного города тяжёлой артиллерией, даже бомбардировками с воздуха и введение интернациональных частей, прежде всего латышских стрелков. «Лётчиками, прилетевшими из Москвы… было совершено два полёта… сброшено более 12 пудов динамитных бомб… лётчиками замечены сильные повреждения зданий и возникшие пожары».[42]

Показательно, что главную роль в подавлении восстания сыграли 3-й венгерский интернациональный полк, 8-й латышский стрелковый полк, 1-й варшавский революционный полк, отряды китайских наемников, 2-й рижский латышский стрелковый полк, части 1-го устьдвинского латышского стрелкового полка.

“Латышские красные стрелки были решающей военной силой в подавлении левоэсеровского мятежа в Москве и белогвардейского мятежа в Ярославле. 5-ый Латышский стрелковый полк был первым в Красной Армии награжден почетным знаменем ВЦИК”. [43]

Командующий Гузарский докладывает в Москву: «Противник зажат в кольцо трёх кварталов, ураганный огонь нашей артиллерии принёс громадный урон противнику… могли бы химическими снарядами задушить всех в течение нескольких часов, но ввиду мирных жителей к этому пока не прибегаем».[44]

Когда интернациональные части были готовы войти в умирающий город, нужно было нанести последний удар, чтобы окончательно сломить Ярославль – на город посыпались листовки: «Всем, кому дорога жизнь, предлагается в течение 24 часов со дня объявления сего оставить город…По истечении 24 часов пощады не будет никому, по городу будет открыт самый беспощадный ураганный артиллерийский огонь из тяжёлых орудий, и также химическими снарядами».[45] На следующий день тысячи горожан поверили и в артиллерию, и в газовую атаку – эти две недели показали, что красные не остановятся ни перед чем, и это легко понять: «В окончательном подсчёте Ярославль имел честь скушать 75 000 снарядов за 16 дней».[46] Измученные люди потянулись к мосту, где разворачивались фильтрационные пункты и готовился концентрационный лагерь. Восстание захлебнулось в крови.

Полковник Перхуров прекрасно понимал, что дни Ярославля сочтены: никакого похода союзников не будет, а восстания в других городах разгромлены. Он предложил выход: прорываться из города, поднимать крестьян, но большинство в штабе – жители Ярославля. Они отказались уходить. Перхуров «предложил сесть на пароход на рассвете, когда поднимается туман, проскочить линию обстрела, высадиться на берегу…».[47] Ему предложили рискнуть самому, и он действительно прорвался, с ним 50 человек, но никакие крестьяне его не поддержали – накормили, спрятали, провели лесами к Костроме, но идти в пылающий город никто не решился. Дальнейшая судьба Перхурова известна: воевал у Колчака, получил чин генерал-майора, попал в окружение, был арестован и опознан красными, судим и расстрелян в Ярославле по иронии судьбы тоже 21 июля, но 1922 года, похоронен на Леонтьевском кладбище, где начинал выступление, в братской могиле вместе со многими другими участниками восстания.

Последняя телеграмма 21 июля: «Наркомвоен. Троцкому. Ярославль взят, белогвардейцы арестовываются. Гузарский».[48]

Победители в городе

После ухода Перхурова было понятно, что восстание агонизирует: руины кварталов, пожары, трупы на улицах, отсутствие воды и хлеба, у защитников города кончались патроны. Кто-то из восставших прорывался из города, кто-то прятал оружие и переодевался, кто-то продолжал стрелять из развалин. Штаб пошёл на беспрецедентный поступок: так как в Ярославле после Брестского мира действовала германская Комиссия № 4 во главе с лейтенантом К.Балком, которая организовывала возвращение немецких пленных в Германию, то штаб восстания заявил Балку, что добровольцы, как часть войск Антанты, находятся в состоянии войны с Германией и сдаются ей. В.Н.Козляков считает, что пойдя на это, добровольцы, ставшие пленными немцев, «создадут дипломатический казус для большевиков»,[49] поскольку советское правительство заключило мир с Германией, а восставшие у немцев в плену – как бы под их защитой. Е.А.Ермолин считает, что в этой безвыходной ситуации этот поступок был продиктован понятиями офицерской чести: «…сдача официальному противнику достойнее, чем капитуляция перед властью, которую восставшие не признавали».[50] Однако результат был предсказуемый: Гузарский телеграфирует в Москву: «Сведения 21 час в Ярославле всё спокойно, расстреляно 41 чел. штаб белогвардейцев…»[51] Москва отвечает: «Не присылайте пленных в Москву, так как это загромождает путь, расстреливайте на месте, не разбираясь, кто он». Ответ: «Захваченных с оружием расстреливаем на месте, а остальных забирает Чрезвычайная Следственная Комиссия из Москвы».[52]

Автор данной работы нашёл в Ярославском архиве отдельные воспоминания тех, кто участвовал в Чрезвычайной Комиссии:

«Комиссия выделила из массы арестованных 350 ч–к в большинстве бывших офицеров… вся эта банда по постановлению комиссии расстреляна. Но ещё до этого вскоре после занятия города и задержания в театре 57 ч–к было растреляно».[53] [так в тексте – авт.]

«Особенно тяжело и трудно было работать в пунктах при станции Всполье… чуть ли не ежеминутно приводились толпы арестованных, из которых нужно было выделить наиболее подозрительных».[54] Про подозрительных – как не вспомнить несчастного, расстрелянного и с документами, но вот у него оказалось бельё слишком чистое, явно белогвардейское!

Другой член ЧК досадует: «Аресты и обыски производились иногда лицами на то не уполномоченными и тут приходилось расхлёбывать эти похлёбки…»[55] Какой простор возникал для сведения личных счётов, для подленькой мстительности!

Начальник Новгородского отряда, подавлявшего восстание, в воспоминаниях пишет: «Масса появилась беженцев, у меня был организован концлагерь для ненадёжных, но красноармейцы по дороге по рукам судили того или иного беженца, если руки похожи на рабочие, то вели в концлагерь, а непохожие на рабочих, то таковых расстреливали».[56]

«То тут, то там разыгрывались целые трагедии и драмы… Огромные толпы народа, состоящие из разнообразных слоёв населения, окружённые кольцом часовых из красноармейцев, стояли в очереди для регистрации.»[57] Сама регистрация и сортировка были весьма просты: если кто-то указывал на одного из присутствующих как на мятежника, его уводили за насыпь. «На другой день нас повели в сад к столу для регистрации. Когда подходили к столу, то спрашивали, где находился в это время, т.е. с 6 по 22 июля и не знает ли кого из присутствующих участников мятежа. Я, конечно, сказал, где был…»[58] – вспоминает в 1924 году ярославец И. Костылев и продолжает: «Но удостоверение выдавали не всем. Кто был подозрителен, того отправляли за ж.д. насыпь для расплаты»[59]. А потом простодушно заканчивает: «И мне выдали удостоверение, которое хранится у меня по сие время»[60]. И понятно, что это удостоверение напуганный расправами ярославец будет хранить всю жизнь.

Расстрелы не закончились в июле – августе, когда по горячим следам расстреляли явных офицеров-бойцов. Задача была явно более важной: показать и горожанам Ярославля, и всей стране, что любое выступление против власти большевиков станет и впредь караться беспощадно.

О числе погибших можно только гадать. Сразу после ареста расстреляли 57 человек - членов штаба, затем 350 задержанных на улице офицеров, затем многочисленные Чрезвычайные Комиссии стреляли по своему усмотрению. Автор нашёл в Ярославском архиве «Книгу учёта заключённых» за 1918 год без даты и месяца. Судя по всему, это был список находящихся в одном из корпусов Коровницкой тюрьмы Ярославля, куда тоже привозили арестованных Из 139 заключённых в этом списке стояла пометка «обвиняется в участии в мятеже» у 128. Только у 11 человек иные провинности: спекуляция, кража, хотя есть необычные, например: «…как бывший пристав», «как не сочувствующий идеям социализма и принадлежащий к титулам фамилии» - это арестован князь Енгалычев, а Анна Успенская схвачена «как жена организатора восстания».[61]

Розыск мятежников и репрессии продолжались долго: «Только за период с декабря 1918 по февраль 1922 г. Было разыскано и предано в руки правосудия 339 белогвардейцев – активных участников мятежа».[62]

Население Ярославля к началу осени 1918 года составляло менее 76 тысяч человек, то есть сократилось на 50 тысяч человек. Это и беглецы из города, и те, кто укрылся у родни лишь на время, но в это число входят и расстрелянные без суда, погибшие под развалинами, в огне пожаров, под бомбардировкой с аэропланов и при обстреле орудиями вплоть до морских и тяжёлых гаубиц. Таковы были трагические последствия кровавых событий 1918 года в Ярославле для людей.

Материальные потери были не менее ужасающи. Полностью разрушена или сгорела треть города. Центр города с уникальными зданиями был искалечен, погиб в огне Демидовский лицей с его богатейшей библиотекой, уничтожено более 20 промышленных предприятий. Не работали водопровод и электростанция. Начавшиеся голод и эпидемии (тела погибших хоронили до конца августа) терзали ярославцев и после окончания массовых экзекуций.

Но если прямые последствия восстания и его разгрома для населения города понятны и обозримы, то моральные издержки нуждаются в осмыслении. Автор выскажет своё мнение: восставшие и не могли победить, и не потому, что было мало пушек, кончались патроны, слабо поддержали рабочие и крестьяне… Это был поединок русского витязя с Идолищем поганым, и витязь, отсалютовав булатным мечом, вызвал противника на бой, а Идолище, гикая по-латышски, гвоздило из тяжёлых орудий по церквям и монастырям, по библиотеке и городской больнице, по женщинам и детям, а когда прежний городской голова С.А.Суворов, умница, интеллигент, шел к красному командованию как парламентёр с письмом-призывом не разрушать город, его просто застрелили красные.[63] Человеческое, доброе, милосердное закончилось. Городу показательно сломали душу, чтобы больше никогда не поднялась гордо ни одна голова в ответ на окрик большевистского руководства, и характерно замечание, сделанное продовольственным комиссаром Ярославля в 1918 году, членом штаба при военкомате по надзору за подозрительными личностями Охапкиным в 1923 году: «Теперь, что же касается того, как отразилось на настроении населения [подавление восстания.- Авт.], то приходится сказать, что лучше всякой агитации, и таковое настолько стало покладисто, что уже не пришлось наблюдать того, что было до мятежа»[64], - вот это и было главной задачей руководства страны: показать, что красные никакого свободомыслия не позволят и ради утверждения своей власти готовы на всё, даже на смерть целого города от артиллерии, а если потребуется, от и от газов (в Тамбовском восстании потребовалось – и применили). Именно в Ярославле раньше, чем по всей стране, начались показательные массовые политические репрессии (постановление Ярославской общегородской партконференции от 4 августа 1918 года «О проведении массового террора к врагам Советской власти».)[65] Так что и здесь можно отметить, что переломная точка истории гражданской войны – именно Ярославль: теперь большевики поняли, как нужно обуздывать непокорное население!

И Ярославль постепенно забыл о том, каким был, потихоньку затянул раны (долго показывали приезжим на развалины с печальным вздохом: «Белогвардейцы постарались!»), стал обычным советским городом, покорно принимающим все нововведения властей, единодушно одобряющим и успешно рапортующим. Больше того, город был лишён статуса губернского центра, переведён в заштатные и стал просто районным центром Ивановской промышленной области, а само восстание – мятеж! – стало таким чёрным пятном в истории города, даже Военная коллегия Верховного суда РФ уже в 1998 году вынесла определение в отношении руководителя мятежа А. П. Перхурова. Приговор суда от 19 июля 1922 года признан обоснованным и оставлен без изменения – полковник мятежник и преступник. Именно поэтому отношение к событиям 1918 года требуют новых исследований, ведь по-прежнему часть общества воспринимает восстание как подлый мятеж, а не как порыв к демократическим свободам.

Итоги

1. Самый основной вывод, который следует из изученных документов – убеждение, что события в Ярославле были не мятежом, а осознанным сопротивлением большевикам граждан города.

2. Ярославское восстание, начавшееся как офицерский заговор, было поддержано широкими слоями общества: чиновными, торгово-промышленными кругами, интеллигенцией, духовенством, учащейся молодёжью, определёнными группами крестьян и рабочих. Но нужно признать, что подавляющая часть населения губернии, приветствуя свержение власти большевиков, непосредственного участия в восстании не приняла, заняв выжидательную позицию.

3. Участники восстания, отменив все декреты советской власти, все органы большевистского правления, восстановили прежнюю структуру самоуправления, городского и сельского управления, суда, которая сложилась к октябрю 1917 года, выдвинув лозунг о созыве Учредительного собрания. Кроме того, заявлены были принципы строгого соблюдения законов, восстановления свобод и прав, в том числе на собственность, на капитал, на землю.

4. Важно отметить, что в Ярославле удалось добиться того, что не получалось ни в одном другом белом движении: объединение и плодотворный труд на благо города и горожан всех антибольшевистских сил, вне зависимости от партийных принадлежностей.

5. Ярославское восстание стало той переломной точкой в развитии событий, которая показала, что большевики во имя идеологических установок и в целях удержания своей власти пойдут на любые жестокости по отношению к собственному населению.

6. Я полностью убежден в том, что для Бога сам акт деятельности, решительный поступок, сама попытка человека противостоять греху и злу имеет огромное значение, бÓльшее, чем, может быть, какой-то конечный результат, «потому что не в силе Бог, но в правде». И я горд, что среди этих мужественных борцов был мой прадед Иван Тихонович Сегин.

7. Ярославцы в этот переломный момент истории не смогли спасти Россию, не смогли предотвратить насилий, страшных перемен, исказивших лик страны и гражданина, они не смогли защитить свою Родину от надвигающейся катастрофы, преодолеть равнодушие народного большинства, но они сделали эту отчаянную и гордую попытку!

Список использованных документов

Государственный архив Ярославской области:

Ф. Р-849 Оп.1 Ед.хр. 6

Ф. Р-849 Оп.2 Ед.хр. 44

Ф. Р-3436 Оп.1 Ед.хр.1

Ф. Ч-49 Оп.1 Ед.хр. 44

Ф. Р-601 Оп.1 Дел 5

Список использованной литературы

1. Р.В.Балашов Пламя над Волгой. Ликвидация белогвардейского мятежа летом 1918 года. Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство, 1984.

2. Библиотека россиеведения. Выпуск № 2. Ярославское восстание. Июль 1918. Москва: «Посев», 1998

3. Все мы Христовы : Священнослужители и миряне земли Ярославской, пострадавшие в годы гонений за веру православную, 1918-1953: краткие биографические сведения. Ч. 1 : А-Л / предисл. и сост. Еп. Вениамин [и др.]. - Рыбинск : Рыбинск. Дом печати, 2012.

4. Генкин Л. Б. Ярославские рабочие в годы гражданской войны и интервенции. Ярославль, Верхне-Волжское книжное издательство.1958

5. Мясников В. Водяная тюрьма // Золотое кольцо /Ярославль/, 27 мая 1993

6. Ярославское восстание. 1918 / Под общ. ред .акад. А.Н.Яковлева; сост.Е.А.Ермолин, В.Н.Коляков. – М.: МФД: Материк, 2007.

Примечание

• Переломные точки русской истории