Беличков Е.В.

Введение

В 2012 году мы отмечали 400-летие со времени изгнания из Москвы поляков. В 2013-м Россия будет отмечать 400-летие воцарения Михаила Романова. Эти юбилейные даты заставляют вновь задуматься над событиями тех давно минувших дней и задаться вопросом: а что, собственно, делали поляки в Москве?

Со школьной скамьи нас приучили видеть в Польше раннего Нового времени некоего злостного грабителя-русофоба, только и ждущего момента, чтобы отнять у вечно окруженного коварными врагами Московского государства его «исконные земли». В головах школьников намеренно формируется стереотип: мол, Москва всегда в международных отношениях поступает честно и справедливо, а на нее, несчастную, вечно все нападают земель и корысти ради. Однако такой ответ на поставленный нами вопрос будет слишком простым. Любому государству свойственны территориальные амбиции, и Россия здесь не является исключением. К примеру, Ливонская война Ивана Грозного была откровенно захватнической. Мы ведь не имели никаких «исторических прав» на Ливонию. И пусть даже когда-то в далеком Средневековье русские князья и имели влияние в Прибалтике, все равно эти земли никак нельзя назвать для России «исконными». Потому что «исконными» они на самом деле были не для русичей, а для прибалтийских народов.

Каждая страна защищает свои национальные интересы. Какие же интересы были у польских политиков в Москве? Да, польский король Сигизмунд III собирался отторгнуть от Русского государства западные земли, но не только. Больше всего он хотел стать российский царем. Тогда он бы получил в свое распоряжение богатейшую ресурсами (прежде всего земельными) страну и удобные позиции для военного удара по своим врагам. Сигизмунд намеревался стать самым могущественным государем в Восточной Европе, и добиться этого он собирался через унию[1] с Россией.

Вопрос об унии являлся важным фактором, влиявшим на политические процессы в период Смуты, и без его изучения нам никогда до конца не понять всех политических процессов того времени. Более того, проблема объединения России и Речи Посполитой была одной из важнейших проблем в русско-польских отношениях и до Смутного времени, и русские политики первоначально проявляли здесь даже больше заинтересованности, чем поляки.

Удивительно, но такой важной проблеме в отечественной исторической науке до сих пор не было уделено достаточного внимания. И это притом, что документы и прочие материалы по истории Смуты и русско-польских дипломатических отношений в раннее Новое время давно опубликованы и находятся в широком доступе в Интернете.

В данной работе автор ставит своей целью проследить историю идеи, проектов и попыток объединения России и Речи Посполитой (двух крупнейших государств в Восточной Европе!) под скипетром одного властителя, начиная с воцарения на польском престоле Сигизмунда III и до Деулинского перемирия 1618 года. Несмотря на то, что подобные проекты существовали и раньше, с избранием Сигизмунда королем Речи Посполитой в Восточной Европе кардинально поменялась геополитическая обстановка. Именно этот момент стал точкой возникновения тех международных процессов, в результате которых Россия была ввергнута в хаос Смуты.

1. Первые попытки установления унии (XVI век)

Попытки объединить унией Московию с Польско-Литовской державой на рубеже XVI-XVII веков (и тем самым кардинально изменить геополитическую обстановку в Восточной Европе) были логическим продолжением объединительных тенденций, возникших в XVI веке. Россия XVI века—это серьезный игрок на международной арене, продолжающий еще с эпохи Ивана III набирать свой политический вес. Польская проблема состояла в том, что Московия стремилась присоединить западнорусские земли, которые Польша и Литва контролировали с середины XIV века[2].

В XVI в. появляется русская политическая программа объединения под эгидой Москвы основных государств Восточно-Европейской равнины. Так как монархи Польши и Литвы (Ягеллоны) в тот период были выборными, «тем самым логически открывалась возможность объединения всей Восточной Европы под властью московского государя путем его «вынесения» на занимавшиеся Ягеллонами троны»[3]. Уже в 1506 году, после смерти Александра Ягеллончика, Василий III предложил свою кандидатуру на литовский престол (но не на польский, хотя после смерти Александра он также стал вакантным)[4].

В 60-х годах XVI в. открылась новая перспектива для государя Москвы занять трон Великого княжества Литовского (ее слабеющий правитель Сигизмунд II был бездетным), и московская дипломатия стала подготавливать для этого почву. Пока планы царского правительства распространялись только на литовский престол, как и в начале столетия. Однако после заключения Люблинской унии 1569 года ситуация изменилась. Теперь, когда вместо двух разных государств (хоть и с одним монархом из династии Ягеллонов во главе) появилась единая федерация—Речь Посполитая—для государя московского появилась возможность получить бразды правления как Литвой, так и Польшей[5].

Многие политики Речи Посполитой горячо поддержали идею унии с Московией. Польские протестанты в письмах своим братьям по вере указывают на их мотивы. Судя по этим письмам, феодалы собирались, дав семье Ивана IV шанс занять польский трон после Сигизмунда II, добиться от царя «таких уступок, которые бы обеспечили Речи Посполитой руководящее положение в Восточной Европе»[6]. Как пишет Г. В. Вернадский: «Если московский царь стал бы королем Польши и великим князем литовским, двуединая Речь Посполитая (содружество Польши и Литвы) превратилась бы в тройственную федерацию. Литовцы тогда смогли бы заручиться поддержкой русских, чтобы противостоять чрезмерным требованиям поляков. Или же начать сотрудничать с поляками на предмет открытия доступа в Московию и постепенного расширения польского и литовского политического, экономического и культурного влияния в России»[7].

Один из планов возведения на польский трон представителя династии Рюриковичей предусматривал усыновление сына Ивана IV Сигизмундом II и передачу его на воспитание польскому королю (были и сторонники возведения на польский самого Грозного, но этот проект вызывал активный протест части феодалов, знавших о деспотизме царя и о его жестоких расправах с политическими противниками).

Так как царевич Иван отличался столь же суровым нравом, как и его отец, польский план предусматривал усыновление только младшего сына Грозного—Федора. Чтобы Федор не «заразился» склонностью к деспотизму и жестокости от отца и старшего брата, он по усыновлении должен быть перевезен в Речь Посполитую на воспитание польских советников и не вмешиваться в управление страной до смерти Сигизмунда II. Иван IV должен был уступить польско-литовскому государству Псков, Новгород и Смоленск за саму возможность восшествия Федора на польский трон.

Согласно плану, царевич Федор также еще при жизни Грозного должен быть коронован на российский престол, и ему должны быть завещаны половина земель Московии. После смерти Ивана IV эти завещанные земли вошли бы в состав Речи Посполитой, а вторую половину старший сын Грозного мог получить только как лен польско-литовского государства (после пресечения мужской линии царевича Ивана эти земли также вошли бы в состав Речи Посполитой). «Таким образом, в случае успеха план должен был привести к расчленению и упразднению Русского государства как особой политической единицы, а русские земли становились объектом обогащения польских феодалов»[8]. Россия стала бы просто еще одной провинцией польской Короны. При успехе подобного плана Речь Посполитая стала бы самым крупным государственным образованием в Европе.

Таким образом, мы видим, что вопрос объединения России и Речи Посполитой был проблемой, от решения которой зависела расстановка сил на всей Восточно-Европейской равнине. И Польша, и Россия стремились к политической гегемонии в Восточной Европе. И той, и другой личная уния, казалась прекрасным средством осуществления этой гегемонии. Вот почему идея унии владела умами и польских, и русских политиков на протяжении еще почти целого столетия.

Как известно, в 70-х годах на польский трон был избран не Иван IV, а Стефан Баторий, который был активным противником Москвы. Это было однозначным проигрышем русской дипломатии.

Еще один шанс для объединения России с Речью Посполитой выдался после смерти Стефана Батория. В Москве опасались, что поляки выберут своим новым государем шведского принца Сигизмунда, сына короля Юхана III. После смерти отца Сигизмунд получил бы и шведский трон. «Тогда он соединил бы в своем лице сразу двух противников Москвы—Речь Посполитую и Швецию»[9]. Ответить на эту опасность, по-видимому, можно было только одним способом—организовать вместо шведско-польской русско-польскую унию. Влиятельный Борис Годунов решил выставить на польских королевских выборах кандидатуру царя Федора Ивановича. Также на польский трон претендовали уже упомянутый шведский принц Сигизмунд и австрийский эрцгерцог Максимилиан[10].

Русского царя поддерживала значительная часть польской и литовской шляхты. Магнаты же выдвинули три обязательных условия для избрания Федора, самым невыполнимым из которых было согласие царя на унию православной и католической церквей. Разумеется, претензии панов были отвергнуты, и возможность возвести русского государя на польско-литовский престол была полностью похоронена. Таким образом, королем стал швед Сигизмунд III из династии Ваза[11].

2. От воцарения Сигизмунда III до появления в Польше Лжедмитрия I

Что интересно, до появления на престоле Сигизмунда III русские политики (в том числе и цари) проявляют большую заинтересованность в унии Московии и Речи Посполитой. С воцарением Сигизмунда этот интерес спадает, и интерес к подобным проектам в первую очередь проявляют уже не русские, а поляки, планировавшие через политическое соединение с Россией окатоличить ее (из инструкции польскому послу в Риме: «Московию от ее заблуждения и раскола привести к повиновению этому святому апостольскому престолу»[12]) и подчинить себе эту державу.

Прибывшие в Речь Посполитую шведы, среди которых находился и Сигизмунд Ваза, желали начать войну с Россией. Войны желала и партия коронного канцлера Замойского. Стефан Баторий в свое время строил планы по завоеванию Московии. Канцлер же целью похода против русских провозгласил «истинное соединение» между Речью Посполитой и Россией. Интересно, что еще в 1589 году Замойский высказывал идею развития всего славянского мира под эгидой польско-литовского государства. Речь Посполитая должна стать центром объединения славянских народов: избавить южных славян от турецкого ига, а славян восточных (московитов)—от «варварства», в котором они погрязли. Первый шаг к осуществлению такого грандиозного проекта—уния с Россией, к которой русских надо склонить либо мирным путем, либо применением силы.

По планам канцлера, после смерти царя Федора трон должен был занять польский король, что означало бы личную унию. Однако когда в 1590 году возникла угроза войны с Османской империей, польские «ястребы» вынуждены были снять вопрос о войне с московитами с повестки дня[13]. В том же году были начаты мирные русско-польские переговоры, завершившиеся подписанием в январе 1591 года договора о 12-летнем перемирии. В договоре говорилось о том, что Московия и Речь Посполитая должны будут обмениваться посольствами «о большом деле… о вечном соединенье»[14]. Таким образом, в отношениях двух государств была намечена определенная линия. Предполагалось, что результатом дипломатических усилий «великих послов» станет уния между Россией и Речью Посполитой.

Тем временем в 1592 году умер шведский король, отец Сигизмунда III. Сигизмунд уехал на родину и короновался[15], оставаясь при этом государем Речи Посполитой. «Сигизмунд был истовым католиком, но в качестве короля Швеции он был должен дать клятву признать Аугсбургское исповедание как шведское государственное[16], не допускать в Швецию иезуитов и не нарушать шведскую конституцию. С благословения своего иезуитского духовника Сигизмунд дал все эти обещания, но в мыслях остался при своем мнении. Поскольку он желал продолжать жить в Польше, ему пришлось назначить своего дядю Карла управляющим Швецией»[17].

Вскоре между дядей (герцогом Карлом Зюдерманландским) и племянником начнутся серьезные разногласия. Протестант Карл возглавил оппозицию королю-католику. От того, чья сторона победит и удастся ли осуществить проект польско-шведской унии, зависели и действия русской военной машины. Москва, судя по всему, готовилась возобновить боевые действия в Прибалтике (чтобы взять реванш за Ливонскую войну), но их можно было вести только в том случае, если Сигизмунду не удастся соединить польские и шведские военные силы для отпора России. Учитывая военное преобладание Швеции на Балтийском море, его восточная часть в случае победы объединенных шведско-польских сил над русскими превратилось бы во внутреннее озеро династии Ваза, а Московия была бы надолго отброшена от «окна в Европу».

Но исход противостояния Сигизмунда III и его дяди важен был не только для Восточной Европы. Победа ревностного католика Сигизмунда в Швеции была бы грандиозной победой всей европейской Контрреформации[18]. Во главе католического лагеря, как известно, был Рим, а также Габсбурги, с которыми король Речи Посполитой связал себя родственными узами[19].

«В 1598 г. Сигизмунд с войсками высадился в Швеции, чтобы силой сместить Карла. Тот, однако, разбил армию Сигизмунда. В 1599 г. шведский парламент сверг Сигизмунда с престола. Карл носил титул «правящего кронпринца Швеции» до своей коронации в 1604 г. (впоследствии он стал известен как Карл IX). Сигизмунд отказался признать его и продолжал претендовать на шведскую корону»[20].

Лишение Сигизмунда шведского трона стало началом долгого польско-шведского противостояния, затянувшегося на многие десятилетия XVII века, и к появлению новой «горячей точки» в Восточной Европе—Ливонии. Театр военных действий между Речью Посполитой и Швецией в начале XVII столетия располагался в  Прибалтике. Это было на руку московскому правительству, и «Борис Годунов[21] уже в 1600—1603 гг. обнаружил грозные намерения продолжать войну со Швецией за свободный выход в Балтийское море, возобновив старые притязания России на Нарву и Ливонию»[22].

В сложившейся ситуации Москва начинает представлять большую угрозу для занятой противостоянием со Швецией Речи Посполитой. Так как проект польско-шведской унии не состоялся, у Сигизмунда III нет уверенности в победе в случае полномасштабной войны с московитами. В этой обстановке в польских правящих кругах возникает новая идея объединения с Москвой. С этим вопросом в 1600 году канцлер Лев Сапега по поручению Сигизмунда отправляется в русскую столицу[23].

Еще со смертью царя Федора Ивановича, когда династия Рюриковичей прервалась, поляки пытались выставить на вакантный престол кандидатуру Сигизмунда III. Однако проект возведения на русский трон Сигизмунда (что привело бы к созданию личной унии между двумя государствами) не успел осуществиться—уже 3 марта 1598 года на московский престол был избран Борис Годунов[24].

В 1600 же году о личной унии не могло быть и речи, так как у царя Бориса Годунова был наследник мужского пола, имевший все права на престол после смерти отца (монархия в России была наследственной). Говорить в таком случае можно было только о федерации. Проект предусматривал полную согласованность действий в области внешней политики, оставляя свободу действий для каждой из сторон только во внутренних делах. Согласованность действий сторон предполагала в том числе и русскую помощь полякам в решении южной (турецко-татарской) и балтийской (шведской) проблем[25].

Также в проекте 1600 года впервые появляются пункты, связанные с вопросами религии. Эти вопросы никогда раньше не затрагивались в истории официальной русско-польской дипломатии. Проект предусматривал строительство в России костелов для поляков и литовцев, которые будут поступать на царскую службу, а также для дипломатического корпуса Речи Посполитой. Также польско-литовским феодалам, которые приобретут земли в России, должны были дать разрешение строить на этих территориях католические и униатские храмы. При костелах планировалось учредить католические школы и коллегии для «московского народа». Также выдвигалась просьба разрешить русской дворянской молодежи учиться в учебных заведениях в Речи Посполитой. Ясно видно, что проектом, таким образом, предполагалось воспитание русское подрастающего поколения в духе католической веры, что должно было способствовать постепенному сближению населения России и Речи Посполитой[26].

Проект содержал и такие условия:«в случае смерти русского царя польский король мог быть возведен на московский престол, и, наоборот, если умирал монарх Речи Посполитой, царь мог быть избран польским королем. Если второй вариант, когда выборы короля зависели от решения сейма, был крайне маловероятен, то первый, напротив, получал шансы на реализацию в случае смерти Бориса Годунова. При этом Россия оказывалась бы в политической зависимости от Польши. Проект… предусматривал, что польская шляхта получит равные права с русским дворянством, и тем самым ей откроется доступ к русским землям»[27].

Подобные условия Москва отвергла, и Польша добилась лишь 20-летнего перемирия[28].

3. Лжедмитрий I: католик на троне православной страны

Проблема Лжедмитрия I была не просто политической проблемой. В ней очень явно просматривался религиозный оттенок. Вот уже почти столетие боролись между собою католицизм и протестантство. В 1618—1648 годах они схлестнутся в последней схватке, которую историки назовут Тридцатилетней войной. А пока шла иная борьба: борьба за сферы влияния. Потери на западе Европы Контрреформация пыталась компенсировать победами в Европе Восточной. Там в авангарде католических сил находилась Речь Посполитая. Сигизмунд III потерпел поражение в Швеции, и потому вынужден был обратить свои взоры к православной России. В проекте 1600 года отчетливо просматривалось стремление постепенно окатоличить «московский народ».

Вот как немецкий историк Эдуард Винтер характеризовал международную ситуацию перед вторжением войска Лжедмитрия I в Россию:  «Католическая контрреформация была еще в полном разгаре. Каким триумфом в борьбе с протестантизмом был бы переход России наконец-то в лоно римско-католической церкви! Это возместило бы церкви потери в Англии и Нидерландах. Быть может, настанет момент, когда успехи в России окажут решающее влияние на исход дел на севере и западе Европы»[29].

Таким образом, для всего лагеря Контрреформации появление в пределах Речи Посполитой русского самозванца, искавшего поддержки у католического мира, было настоящей удачей. Сразу оговорюсь, что нашей целью не является анализ личности Лжедмитрия I (то есть в рамках данной работы нам совершенно не важно, кем он являлся на самом деле), равно как и анализ причин его победы в России. Единственное, что нас интересует—это его отношения с папой римским и польским королем.

Вот как пишет об этой удаче известный русский историк Н. И. Костомаров: «Сигизмунд III находился под сильным влиянием иезуитов, а иезуиты увидали в явлении московского царевича самый удобный случай проложить путь к осуществлению заветных целей римского престола, - подчинению русской церкви папскому владычеству…»[30]. 15 марта 1604 года Лжедмитрий отрекся от православия[31].

В  обмен на польскую помощь самозванец вынужден был дать несколько обещаний польской Короне: отдать Польше половину Смоленской земли и часть Северской; заключить вечный союз России и Польши[32]; разрешить свободный въезд иезуитов в Московию и позволить строить там католические церкви; помочь Сигизмунду III вернуть шведский престол[33].

Понятно, что на самом деле Сигизмундом владело вовсе не альтруистическое желание привести Россию к истинной вере. Некоторое представление о военно-политических замыслах польского короля можно почерпнуть у шведского историка XVII века Юхана Видекинда: «…по наущению иезуитов и некоторых шведских изгнанников, принимается при польском дворе иное решение, более серьезное по значению и более крупное по замыслу, такое, что, если бы оно увенчалось успехом, то открыло бы легкий пyть для овладения вновь Швецией, а Речи Посполитой дало бы приращение, мир и спокойствие. Считали, что нужно поднять смуту в Московитской империи и раз­дробить ее на части, чтобы затем, осадив Эстляндию соединенными войсками и захватив проход через Московию в Финляндию, легко подавить шведские силы, пока еще не вполне окрепшие».[34] Любому историку приходится свыкнуться с мыслью о том, что политики—это циничные люди. Сигизмунд III стремился вовсе не к возвращению московитов в лоно истинной католической церкви. Вернее, такая цель тоже была, но она была побочной. Главным же стремлением польского короля была политическое доминирование в Восточной Европе, которого можно было достигнуть, ослабив или вовсе раздробив Россию и вернув благодаря русской помощи шведскую корону.

Лжедмитрий при негласной королевской поддержке вторгается в Московию вместе с самостоятельно собранной армией и овладевает русским престолом[35]. Его политика была невиданно либеральной и резко контрастировала со стилем правления прежних русских царей. «Англичане того времени замечают, что это был первый государь в Европе, который сделал свое государство в такой степени свободным»[36].

Надо сразу сказать, что царь-самозванец вовсе не стал марионеткой в руках папы или польского короля. «Предоставляя католикам свободу совести в своем государстве, Димитрий, равным образом, представлял ее протестантам всех толков... Также мало расположен был он исполнять свои вынужденные обещания отдавать Польше Смоленск и Северскую область. Приехал к нему посол от Сигизмунда Корвин-Гонсевский. Димитрий напрямик объявил ему, что отдача русских земель решительно невозможна, но обещал, что, вместо этих земель, он, по дружбе, в случае нужды, готов помочь Сигизмунду денежной суммой... Объявляя, что он предоставляет всем иноверцам одинаковую свободу совести в своем государстве, Димитрий отказал польскому королю в требовании заводить костелы и вводить римско-католическое духовенство, особенно иезуитов, во вред православной вере»[37]. Даже свое обращение в католицизм русский государь держал в глубокой тайне, и все считали его православным царем[38].

Также Лжедмитрий не стал марионеткой боярских родов. В результате среди последних зрело недовольство. Через курьера Ивана Безобразова бояре тайно передали Сигизмунду III свои планы по свержению Лжедмитрия и просьбу отправить новым царем в Россию сына Сигизмунда—Владислава. Сигизмунд ответил, что не возражает против государственного переворота[39]. «Таким образом, в боярской среде уже в то время получили распространение идеи о заключении русско-польской унии как способе преодоления социально-политического кризиса»[40]. Позднее именно этот способ покажется Семибоярщине единственным возможным выходом из бедственного положения, в которое ввергла Россию Смута.

Однако боярский план русско-польской унии был не единственным планом объединения двух стран, возникшим во времена Лжедмитрия. «В то время, когда Сигизмунд коварно одобрял козни бояр, надеясь извлечь из них для себя выгоду, в самой Польше люди, недовольные поступками Сигизмунда, имели намерение низвергнуть его с престола и посадить на нем Димитрия»[41]. Более того, голландец Исаак Масса, находившийся в то время в России, сообщает о планах Лжедмитрия: «…отправил он,  о чем мы рассказывали при изложении его жизни,  много амуниции и припасов в город Елец, с  тем чтобы прежде всего напасть на Татарию,  но втайне замышлял напасть на Польшу,  чтобы  завоевать  ее  и  изгнать  короля  или захватить с помощью измены, и полагал так совсем подчинить Польшу Московии!»[42]. Впрочем, непонятно, знал ли Масса это достоверно или на уровне слухов.

Ни тот, ни другой план заключения личной унии между Россией и Речью Посполитой не осуществился.

4. Русско-польская война и попытки посадить на российский трон принца Владислава

25 июля 1608 г. Россия и Польша подписали перемирие на 4 года, по условиям которого оба государства обязались не помогать вpaгaм друг друга[43]. Тем временем Московия изнемогала в лихорадке Смуты. Рядом с Москвой в Тушино устроился новый самозванец—Лжедмитрий II (Лжедмитрий I был свергнут в 1606 году в результате боярского заговора), при котором находились частные польские армии (но официально Речь Посполитая не была в состоянии войны с Россией). В отчаянии царь Василий Шуйский  обратился за помощью к Швеции. Шведы опасались возможности появления польско-русского альянса, целью которого было бы возвращение шведской короны Сигизмунду III. Поэтому они с радостью ответили на крик о помощи.

23 февраля 1609 г. был заключен русско-шведский союзный договор: Москва и Стокгольм обязались  воевать с Польшей до окончательной победы[44].По сути, подобный союз был прямым нарушением русско-польского перемирия. Поэтому неудивительно, что русско-шведское соглашение стало поводом к вторжению в Россию армии Сигизмунда III[45]. Теперь Россия официально находилась в состоянии войны с Речью Посполитой.

В 1610 году послы Сигизмунда III прибыли в Тушино. 4 февраля тушинцы и король заключили договор, по которому тушинцы признавали польского королевича Владислава своим царем. «В договоре сказалась ясная и отчетливая мысль о неприкосновенности московской религии и государственного строя. Договор стремился охранить московскую жизнь от всяких воздействий со стороны польско-литовского правительства и общества, обязывая Владислава блюсти неизменно православие, государственный порядок и сословный строй Москвы»[46].

Тем временем был свергнут Шуйский, власть взяла так называемая «Семибоярщина»—временное правительство, которое должно было обеспечить выборы нового царя. К Москве подошел с войском польский гетман Жолкевский, поддерживая кандидатуру Владислава, за которого уже успело проголосовать тушинское боярство. Среди высшей русской знати было немало сторонников королевича. В результате Москва присягнула королевичу, но на других условиях, нежели тушинцы. Условия, которые бояре выдвинули для избрания Владислава, так же, как и в договоре 4 февраля, предусматривали охрану от посягательств на русские религию,  государственный строй и государственный суверенитет. Однако Московский договор 17 августа был гораздо консервативнее. В договоре были четко прописаны пределы властных полномочий нового государя: приняв православие, он должен был править совместно с Земским собором и Боярской думой.

В результате Москва поспешно была приведена к присяге польскому королевичу. В результате изменилась расстановка сил. Войска гетмана из вражеских превратились в союзные, и бояре обратили их против сил Лжедмитрия II. Опасаясь выступлений населения столицы, значительная часть которого поддерживала Лжедмитрия II, бояре впустили войска Жолкевского в Москву, чтобы те смогли обеспечить интересы избранного на русский престол Владислава. Но, приняв донесения Жолкевского, Сигизмунд III счел, что Россия покорена польским оружием (ведь в Москве уже стоят польские войска!), что с ней уже можно говорить с позиции силы. Кроме того, король собрался занять московский престол сам вместо своего сына. По желанию Сигизмунда командующий польскими военными силами в Москве Александр Гонсевский установил в русской столице военную диктатуру, лишив власть бояр всякого значения. «В конце 1610 года в Московском государстве своей власти уже не было, а была иноземная диктатура».[47] Так началась великая трагедия Смутного времени—трагедия польской оккупации Москвы.

Итак, Сигизмунд решил сесть на московский престол сам вместо своего сына. Но Владислава русские принимали с условием его перехода в православие. Принять же Сигизмунда — значит, посадить на трон католика и тем самым предать православную веру. С политической точки зрения это грозило подчинением Польше. Узнав о планах польского короля, глава русской церкви патриарх Гермоген стал слать по городам послания с призывом встать на защиту православия[48].

Люди объединялись под лозунгами борьбы против католической веры. В октябре 1612 года русские выбили польский гарнизон из Москвы, а в 1613 году государем Московии был избран Михаил Федорович Романов.

Однако на этом дело не закончилось, и Смута не завершилась. Поляки не признавали законность избрания Михаила, считая единственным легитимным царем королевича Владислава[49].Как пишет Г. В. Вернадский: «В июле 1616 г. польский сейм выделил фонды для кампании Владислава против Москвы. В случае успеха Владислав, как московский царь, обязался передать Смоленск и Северскую землю соответственно Литве и Польше, а затем заключить нерасторжимый союз между Московией и Речью Посполитой»[50]. Таким образом, поляки еще не потеряли надежды на установление унии.

Не потеряли они ее и после того, как поход Владислава на Москву 1617-1618 годов провалился. Ведь по заключенному в декабре 1618 года русско-польскому перемирию Владислав так и не признал Михаила законным царем, продолжая претендовать на русский трон (польский королевич претендовал на него до окончания Смоленской войны)[51].

Однако в 1618 году стало совершенно ясно: дело Контрреформации в России проиграно. Вместо того, чтобы стать страной свободы совести и религиозной терпимости, как того обещало правление Лжедмитрия I, Россия стала страной замкнутой и нетерпимой к религиозным веяниям с Запада. Патриарх Филарет поставил себе задачу охранить православную веру от влияний католичества (и протестантизма).[52]

Как писал Э. Винтер: «Среди русских в это время утвердилось недоверие ко всему «латинскому». Более чем на полстолетия все отношения между Россией и папским престолом были прерваны. В течение десятилетий католикам было строжайше запрещено переступать границы России, не только что селиться на ее территории. Когда французский король в 1627 году пожелал установить постоянные торговые сношения между своей страной и Россией и основать в Москве католический костел, предложение это было отвергнуто. В 1631 году было решено не вербовать в армию офицеров-католиков, хотя в то время имелась большая нужда в военных специалистах. Католикам под страхом смертной казни запрещены были поездки через Россию в Персию»[53].

Заключение

По сути, попытки осуществления унии России и Польши были одной из форм политики, направленной на установление политического доминирования в Восточной Европе. К такому доминированию стремилась как Речь Посполитая, так и Московия. Их соперничество не могло продолжаться вечно: из всякой схватки, сколько бы она ни длилась, в конце концов один боец выходит победителем, а другой—побежденным.

По итогам Смоленской войны 1632-1634 годов Владислав отказался от претензий на русский престол. Таким образом, эта война положила конец смелым проектам объединения Речи Посполитой и России в формате личной унии. Можно сказать, что, таким образом, в политической истории Восточной Европы завершилась целая эпоха—эпоха ранних (речь идет о раннем Новом времени) попыток объединения территории Восточно-Европейской равнины под властью одного государя.

Этим смелым проектам по установлению политической гегемонии в целом регионе Евразии так и не суждено было воплотиться в жизнь в XVI-XVII веках. Но в последующие столетия уже не Речь Посполитая, а Российская империя все же решит эту задачу, осуществив разделы Польши, а затем включив в свой состав большинство польских территорий после наполеоновских войн. Но это—уже совсем другая история.

Список использованных источников и литературы

1. Источники:

1) Акты времени междуцарствия (1610—1613 гг.)/Под ред. С. К. Богоявленского и И. С. Рябинина.—М.: Типография Г. Лисснера и Д. Совко, 1915.—240 с.

2) Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны/Перевод C. A. Аннинского, А.М. Александрова/Под ред. В.Л. Янина, А.Л. Хорошкевич.—М.: Памятники исторической мысли, 2000.—656 с.

3) Масса И. Краткое известие о Московии в начале XVII в./Перевод и комм. А.Морозова.—М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937.—208 с.

2. Литература:

4) Вернадский Г. В. Московское царство/Пер. с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой.—Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 2001.—512 с.

5) Винтер Э. Папство и царизм/Пер.с нем. Р.А. Крестьянинова и С.М. Раскиной.—М.: Прогресс, 1964.—537 с.

6) История внешней политики России. Конец XV—XVII век (От свержения ордынского ига до Северной войны).—М.: Междунар. отношения, 1999.—448 с., ил.—(История внешней политики России. Конец XV—1917 г.) (Институт российской истории РАН).

7) Костомаров Н. И. Названый Димитрий//Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей.

URL: http://www.magister.msk.ru/library/history/kostomar/kostom24.htm (послед. обращ. 18.12.2012).

8) Платонов С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI=XVII вв.: (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время).—2-е изд.—СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1901.—520 с., карта.

9) Поршнев Б. Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства.—М.: Наука, 1976.—435 с.—(АН СССР. Институт всеобщей истории).

10) Тарас А. Е. Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.—М.: ACT; Мн.: Харвест, 2006.—800 с.—(Неизвестные войны).

11) Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в.—М., 1978.—274 с.

12) Форстен Г.В. Балтийский вопрос в XVI и XVII столетиях (1544 - 1648): Борьба Швеции с Польшей и Габсбургским домом (Тридцатилетняя война)—СПб.: Тип. В.С. Балашева и Ко, 1894.—Т. 2.—642 c.

13) Широкорад А.Б. Тайны Великой смуты.—М.: Вече, 2005.—320 с.—(Военные загадки России).

14) Широкорад А.Б. Швеция. Гроза с Балтики.—М.: Вече, 2008.—432 с., ил.—(Друзья и враги России).

---

[1] Уния—это особый вид объединения двух государств. Личная уния предполагает  объединение государств под властью одного государя, а реальная уния—объединение органов власти и управления стран при сохранении в каждой из них своего правителя.

[2] Вернадский Г. В. Московское царство/Пер. с англ. Е. П. Беренштейна, Б. Л. Губмана, О. В. Строгановой.—Тверь: ЛЕАН, Москва: АГРАФ, 2001.—С. 20.

[3] Флоря Б. Н. Русско-польские отношения и политическое развитие Восточной Европы во второй половине XVI – начале XVII в.—М., 1978.—С. 32.

[4] Там же.

[5] Там же. С. 32-37.

[6] Там же. С. 39.

[7] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 137.

[8] Там же. С. 40-41.

[9] Тарас А. Е. Войны Московской Руси с Великим княжеством Литовским и Речью Посполитой в XIV-XVII вв.—М.: ACT; Мн.: Харвест, 2006.—С. 366.

[10] Там же.

[11] Там же. С. 268-369.

[12] Акты времени междуцарствия (1610—1613 гг.)/Под ред. С. К. Богоявленского и И. С. Рябинина.—М.: Типография Г. Лисснера и Д. Совко, 1915.—С. 188.

[13] Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 217, 229-230, 235-236.

[14] Там же. С. 238, 244.

[15] Тарас А. Е. Указ. соч. С. 369.

[16] С конца 30-х годов XVI века Швеция стала протестантской страной. Широкорад А.Б. Тайны Великой смуты.—М.: Вече, 2005.—С. 93.

[17] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 194.

[18] Контрреформация—это грандиозное движение католиков против протестантов в Европе раннего Нового времени.

[19] Поршнев Б. Ф. Тридцатилетняя война и вступление в нее Швеции и Московского государства.—М.: Наука, 1976.—С. 29.

[20] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 194.

[21] С 1598 года Годунов—русский царь.

[22] Поршнев Б. Ф. Указ. соч. С. 31.

[23] Там же.

[24] Флоря Б. Н. Указ. соч. С. 247-248.

[25] Там же. С. 250-251.

[26] Там же. С. 256-257.

[27] История внешней политики России. Конец XV—XVII век (От свержения ордынского ига до Северной войны).—М.: Междунар. отношения, 1999.—С. 201.

[28] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 196.

[29] Винтер Э. Папство и царизм/Пер.с нем. Р.А. Крестьянинова и С.М. Раскиной.—М.: Прогресс, 1964.—С. 91.

[30] Костомаров Н. И. Названый Димитрий//Костомаров Н. И. Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей. URL: http://www.magister.msk.ru/library/history/kostomar/kostom24.htm (Послед. обращ. 18.12.2012).

[31] Винтер Э. Указ. соч. С. 91.

[32] То есть соединить «вечной унией» Московию и Речь Посполитую. Флоря Б. Н. Указ. соч.  С. 268-269.

[33] Широкорад А.Б. Тайны Великой смуты.—М.: Вече, 2005.—С. 105.

[34] Видекинд Ю. История десятилетней шведско-московитской войны/Перевод C. A. Аннинского, А.М. Александрова/Под ред. В.Л. Янина, А.Л. Хорошкевич.—М.: Памятники исторической мысли, 2000.—С. 16-17.

[35] Костомаров Н. И. Указ. соч.

[36] Там же.

[37] Там же.

[38] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 212.

[39] Там же. С. 212-213.

[40] История внешней политики России… С. 204.

[41] Костомаров Н. И. Указ. соч.

[42] Исаак Масса. Краткое известие о Московии в начале XVII в./Перевод и комм. А. Морозова.—М.: Государственное социально-экономическое издательство, 1937.—С. 143.

[43] Широкорад А.Б. Швеция. Гроза с Балтики.—М.: Вече, 2008.—С. 62.

[44] Там же. С. 64.

[45] Платонов, С.Ф. Очерки по истории смуты в Московском государстве XVI=XVII вв.: (Опыт изучения общественного строя и сословных отношений в Смутное время).—2-е изд.—СПб.: Типография И.Н. Скороходова, 1901.—С. 425-426.

[46] Там же. С. 428-429.

[47] Там же. С. 435-437.

[48] Вернадский Г. В. Указ. соч. С. 236.

[49] Там же. С. 265.

[50] Там же. С. 266.

[51] Там же. С. 316, 323.

[52] Там же. С. 291.

[53] Винтер Э. Указ. соч. С. 105.

• История Руси (допетровская эпоха)