Печёнкин Д.А.

Введение

До недавнего времени история Советского атомного проекта оставалась для большинства тайной за семью печатями. Между тем в решении задач атомного проекта участвовало множество научно-исследовательских и промышленных предприятий, в том числе вновь созданных. К этой проблеме была привлечена целая армия ведущих ученых и инженерно-технических специалистов, рабочих и служащих. Можно без особого преувеличения сказать, что в создании отечественного ядерного щита, так или иначе, участвовала вся страна. И как бы ни оценивались сегодня принятые в те годы высшим руководством СССР решения, очевидно одно: воплощение в жизнь этого Проекта существенным образом повлияло на ход последующих событий не только в нашей стране, но и во всем мире.

Основные факты и детали этой эпопеи довольно подробно освящены сегодня не только в отечественных, но и в зарубежных источниках. Более открыто и достоверно представлена в них роль иностранных специалистов, привлеченных для реализации ряда проблем Проекта после Великой Отечественной войны. Растет число воспоминаний ветеранов атомной отрасли о событиях тех лет и о разработчиках ядерного оружия, опубликованных в книгах, журналах, газетах, особенно в последние годы. Тем не менее и сейчас остается немало страниц, которые еще предстоит открыть. К одному из таких «белых пятен» относится история Лаборатории – Б – одного из самых закрытых и своеобразных объектов советской атомной системы.

Актуальность данной проблемы бесспорна, она определяется особым вниманием к этой теме не только историков, но и непосредственных участников событий. Интерес к Советскому атомному проекту возрос еще и потому, что теперь появились новые возможности для его изучения. Рассекречены многие страницы его истории.

Советская историография по истории отечественного атомного проекта из-за держащего долгое время грифа «Особо секретно» освящена очень слабо и представлена следующими работами: Волкогонов Д. «Триумф и трагедия: книга 2-я» (1989г.);   Гранин Д. «Зубр» (1987г.). С течением времени снимаются многие запреты. Постепенно обретают известность и многие факты, относящиеся к истории Советского атомного проекта. Современная историография данной проблемы была изучена не только отечественными, но и зарубежными авторами и представлена следующими трудами: «Советский атомный проект: конец атомной монополии. Как это было…» (1995г.);       Михайлов В.Н. «Создание первой советской ядерной бомбы» (1995г.); Холловей Д. «Сталин и бомба: Советский Союз и атомная энергия» (1997г.); Ходаков И.К. «Атомная отрасль России: события; взгляд в будущее» (1998г.); «Атомный проект СССР: Документы и материалы» (1999г.); Боффа Д. «История Совесткого Союза: Т. 2» (1994г.); Зуев М.Н. «История России: Хроника» (1995г.); Новоселов В.Н., Толстиков В.С. «Атомный след на Урале» (1997г.); Солженицын А. «Архипелаг ГУЛАГ: Малое собрание сочинений» (1991г.); Уральская историческая энциклопедия (1998г.)

Основной целью настоящего исследования является отражение существования и деятельности Лаборатории – Б. Исходя из поставленной цели, формулируются следующие исследовательские задачи:

• выявить причины выбора месторасположения и определить задачи, стоявшие перед руководством Лаборатории – Б;
• рассмотреть основные направления деятельности объекта и его состав.

Территориальные рамки исследования – это полуостров Мендаркин озера Сунгуль, в южной части среднего Зауралья.

Хронологические рамки – это начало 1946 – 5 апреля 1955 года. Нижняя граница исследования выделена в связи с тем, что в данное время, а это 1945 год, в рамках НКВД были созданы: Институт специальных металлов (НИИ-9) в Москве, Лаборатории (преобразованные позднее в институты) А и Г близ Сухуми и Лаборатория – В в Калужской области. Верхняя граница – 5 апреля 1955 года обусловлена тем, что приказом министра среднего машиностроения А.П. Завенягина были оговорены конкретные решения по организации       НИИ-1011 (РФЯЦ – ВНИИТФ) и решен вопрос по ликвидации       Лаборатории – Б.

При написании данного исследования использовались следующие методы: аналитический, сравнительный, изучение монографических публикаций и статей, обобщения.

Все источники настоящего исследования можно поделить на опубликованные и опубликованные. К опубликованным источникам можно отнести: Солженицын А. «Архипелаг ГУЛАГ: Малое собрание сочинений» (1991г.); Емельянов Б.М., Гаврильченко В.С. «Лаборатория – Б. Сунгульский феномен» (2000г.); Уральская историческая энциклопедия; Энциклопедия «Челябинская область». Большую часть источников исследования составляют неопубликованные данные личных и государственных архивов, воспоминаний, а именно: архив Снежинского городского музея; архив Российского Федерального Ядерного Центра – Всероссийского НИИ Технической физики им. Академика Е.И. Забабахина (г. Снежинск); личные записи и воспоминания бывших работников Лаборатории, сотрудников РФЯЦ – ВНИИТФ; личный архив С.Р. Царапкина.

Практическая значимость. Работа может быть использована для совершения экскурсий, лекций, уроков по истории своего края как с детьми дошкольного и школьного возраста, так и с людьми, интересующимися данной темой; публикаций в местных средствах массовой информации и телевидения.

§ 1. Зарождение, выбор места

Лаборатория – Б, о которой пойдет далее речь, располагалась в довольно уединенном месте – на небольшом полуострове, в окружении озер Сунгуль и Силач, в южной части среднего Зауралья.

Старожилы помнят, что этот полуостров, площадью всего в 6,5 кв. километра, назывался, по имени жившего здесь издавна состоятельного башкира, Мендаркиным. Название это встречается и на старых картах, но когда обосновался здесь этот поселенец, - никто точно не знает. Рассказывают, что Мендарка был охотником и скотоводом, имел на берегу озера большой деревянный дом и будто бы держал лошадей, шкуры которых шли потом на выделку сафьяна. Более определенно неизвестно, что коренные жители, башкиры, с началом русской колонизации постепенно переселялись в другие места, а сюда потянулись из центральных районов России наиболее стойкие в своих убеждениях староверы, устраивая здесь скиты. На берегу озера Сунгуль первый скит был создан в 1811 году. По описанию В.А. Весновского, Сунгульский раскольничий скит имел в былое время известность на всем Урале.

В конце первой четверти XX века на этих землях стали появляться частные поселения крепких каслинских крестьян – заимки. Именовали это место поселком и деревней Мендарка, позднее оно стало обозначаться как поселок Сунгуль, получивший свое название от озера, омывающего полуостров с южной стороны. Иногда поселок называется местными жителями Соколом – по имени красивой скалы, возвышающейся на берегу озера. С северной стороны полуостров окружают воды довольно большого озера Силач.

Если учесть и некоторые особенности этого уголка природы (значительный удельный вес соснового леса, чистый воздух, хорошая защищенность от ветра и более мягкая зима, в сравнении даже с ближайшими населенными пунктами), то станет понятным, почему это место издавна вызывало к себе интерес у всех, кто здесь побывал хотя бы раз. Приглянулось оно и Народному комиссариату внутренних дел СССР, руководство которого решило построить здесь здравницу. Курорт разместился в западной части полуострова Сунгуль.

В 1941 – 1944 годах на базе курорта функционировал военный госпиталь для реабилитации раненых, который затем был эвакуирован в Полтавскую область. К этому времени санаторий уже имел административно-лечебный и спальный корпуса, клинико-диагностическую лабораторию, рентгенографический кабинет, библиотеку, клуб, летнюю эстраду, физкультурный зал.

В соответствии с распоряжением Правительства о создании объекта «Б», Челябинский областной совет депутатов трудящихся принял решение о передаче курорта «Сунгуль» от Челябинского областного курортного управления вновь в ведение МВД СССР. Перевод санатория в прежнее ведомство был обозначен конкретной датой – 18 марта 1946 года. Учитывая важность задач, поставленных перед новым объектом, и дефицит нужных для этого специалистов, работающие в Сунгуле решением свыше были освобождены от призыва в Советскую Армию. В приказах наглядно отражена и текущая хозяйственная деятельность курорта в его новом качестве. Объект был разделен по степени важности на три зоны. Самой секретной была, естественно, территория Лаборато­рии, обнесенная довольно высокой оградой из металлических прутьев и каменных столбов с контрольно-пропускным пунктом (КПП) № 1. К ней примыкала территория второй режимной зоны (с КПП № 2), где проживали основные сотрудники объекта, в том числе иностранные специалис­ты. В третьей зоне жили работники вспомогательных служб. Въезд на общую территорию объекта по автомобильной до­роге осуществлялся через КПП № 3, рядом с озером Ергалды, по существу – заливом озера Силач. На берегу озера Сунгуль, кроме водного КПП № 4, были оборудованы блок­посты со сторожевыми собаками.

Для всех проживающих в поселке устанавливались стро­гие правила, обеспечивающие соблюдение режима секрет­ности. Каждый зачисленный на работу в качестве вольно­наемного подписывал специальное обязательство. Вот один из вариантов такого документа:

«Я, нижеподписавшийся (Ф.И.О.) сего числа предупрежден о том, что:

1. Все сведения, относящиеся к работе объекта «Сунгуль» МВД СССР /состав и численность штатов, месторасположение, содержание работ, дислокация предприятий, оборудование, аппаратура, а также другие сведения/, составляют государственную тайну особой важности, разглашение которой в какой бы то ни было форме лицам или организациям, не имеющим к этому непосредственного отношения, воспрещается.
2. Не должен вступать с посторонними ни в какие частные, личные отно­шения и не выполнять никаких их частных поручений /прием и передача писем, денег, посылок и др. вещей/, всякий мой разговор с ними должен носить строго официальный, касающийся службы, деловой характер.
3. В случае, если я замечу невыполнение кем-либо в какой бы то ни было мере настоящего обязательства, я обязан немедленно донести об этом руководству объекта.
4. Дачу настоящего обязательства я должен хранить в тайне. Мне объяв­лено, что за невыполнение всего изложенного я буду привлечен к ответ­ственности по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 9 июня 1947 года и по соответствующим статьям УК РСФСР.»Обязательство лично подписывал каждый работающий.

Особенно неприятно воспринимался, конечно, третий пункт этого документа, но следовать его требованию прихо­дилось – и это были не единичные случаи. При увольнении давалась отдельная подписка с обязательством «никому и ни при каких обстоятельствах не раз­глашать всех сведений, ставших... известными по работе на объекте п/я 0215». О секретных Лабораториях, создаваемых в стране, имел представление лишь весьма ограниченный круг лиц, но, пожалуй, особен­но малоизвестной была Лаборатория в Сунгуле. Между тем, слухи о существовании подобных учреждений доходили иногда даже до обитателей исправительно-трудовых лаге­рей. Вряд ли это можно считать удивительным, так как ла­герная система была в ведении НКВД, а именно под его эгидой создавались такие объекты, именно по командам руководства НКВД переводились на них после войны нуж­ные для этого специалисты из числа оказавшихся в лагерях.

Вот как писал об этом А.И. Солженицын, который и сам отбывал часть своего заключения в аналогичных за­ведениях: «Это – глухая, совершенно недостоверная, ни­кем не подтвержденная легенда, которую нет – нет да и услышишь в лагерях: что где-то в этом же Архипелаге есть крохотные райские острова. Никто их не видел, никто там не был, а кто был – молчит, не высказывается. На тех островах, говорят, текут молочные реки в кисельных бере­гах, ниже как сметаной и яйцами там не кормят; там чис­тенько, говорят, всегда тепло, работа умственная и сто раз секретная. И вот на те-то райские острова (в арестантском просто­речии – шарашки)я на полсрока и попал. Им-то я и обя­зан, что остался жив, в лагерях бы мне весь срок ни за что не выжить. Им обязан я, что пишу это исследование, хотя для них самих в этой книге места не предусматриваю...»

К одному из таких таинственных мест, безусловно, можно отнести и Лабораторию – Б. Хотя она не была связана непо­средственно с разработкой ядерного оружия, ей отводилась важная роль. Необходимо было на научной основе исследо­вать воздействие осколков ядерного деления и радиоактив­ных излучений на живую природу, найти способы зашиты от них. Актуальность организации Лаборатории была вызвана также и тем, что в ближайшей перспективе могли получить значительное развитие радиоизотопные технологии и другие направления использования атомной энергии. Ее сотрудники призваны были изучать, глав­ным образом, воздействие радиоактивности на живые организмы, закономерности накопления радионуклидов в организ­мах и пути их ускоренного выведения. Кроме того, в работе Сунгульской лаборатории было и второе направление – радиохимическое. Большое внимание уделялось также разработке методов очистки радиоактивных сбросных вод.

Объект «Б» находился в ведении 9-го Управления (Уп­равление специальных институтов) МВД СССР, а непосред­ственно подчинялся заместителю начальника, генерал-майо­ру Александру Дмитриевичу Звереву (начальником управления оставался А.П. Завенягин, именно он пригласил Александра Дмитриевича на эту работу). На выбор месторасположения Лаборатории – Б и опре­деление ее специфических задач повлияло, очевидно, приня­тое за несколько месяцев до этого решение о строительстве недалеко от этого места – всего в сорока километрах – первого в СССР промышленного реактора для наработки ору­жейного плутония. По первоначальным планам реактор дол­жны были сдать в эксплуатацию в 1947 году, но срок оказал­ся нереальным, и пуск состоялся лишь в июне 1948 года. Примерно к этому же времени «набрала свои обороты» и Лаборатория – Б, которая затем постоянно использовала радиоактивные растворы осколков деления урана, поставляе­мые из Челябинска-40.Лаборатория – Б (называлась она также и объектом «Б») относилась к строго секретным учреждениям и несколько раз меняла свое наименование. Так, приказом № 118сс от 17 августа 1950 года было запрещено при переписке и разговорах упоминать названия: «Сунгуль», «Санаторий Сунгуль», «Объект Сунгуль», «Лаборатория – Б», «Ин­ститут – Б», «Объект Б». Был установлен новый условныйадрес: г. Касли Челябинской области, п/я 0215 (для лич­ной переписки – п/я 33/6). Коммутатор объекта получил условное наименование для связи – «Сокол».Позднее, приказом по министерству от 4 декабря 1953 года, в целях «зашифровывания» деятельности предприятий, под­ведомственных МСМ, Лаборатория со второго квартала 1954 года получила довольно неожиданное наименование – «Уральский техникум МСМ» - и новую гербовую печать.Деятельность Лаборатории – Б осуществлялась по пла­нам производственных и научно-исследовательских работ, утверждаемым сначала 9-м управлением МВД, затем – ПГУ, а с июля 1953 года – Научно-техническим управле­нием Министерства среднего машиностроения (МСМ). С сентября 1954 года планированием работы руководило Главное управление приборостроения МСМ, в ведение ко­торого была передана в это время Лаборатория.

Биофизический отдел,созданный летом 1947 года и проводивший вначале сравнительно небольшой объем ра­бот, весьма расширил свою деятельность к 1950 году, когда было завершено строительство и оборудование основных и подсобных помещений. К этому времени значительно воз­росло и число сотрудников. Главная задача этого отдела заключалась в проведении радиобиологических исследова­ний (на животных, растениях и микроорганизмах) с приме­нением точных количественных оценок. Работники всех спе­циальных лабораторий отдела – физики, химики, биологи, агрономы и медики – были объединены на этой основе общими целями и тесным сотрудничеством.

Физико-дозиметрическая лабораториязанималась разработкой ряда общих биофизических и дозиметрических проблем. Работники этой лаборатории принимали также активное участие (как физики) в проведении почти всех радиобиологических исследований и в специальной количе­ственной обработке результатов. Лаборатория располагала специальным помещением с бетон­ными стенами толщиной в один метр и двумя бетонными ко­лодцами для мощных излучателей (корпус «Ж»).

Радио-патологическая лаборатория,которую возглав­лял кандидат медицинских наук Ю.И. Москалев, занима­лась изучением токсикологии различных радиоактивных изо­топов, вводимых в организм животного, их распределения и выделения, влияния некоторых факторов на поведение в организме изотопов ряда химических элементов.

Биофизической лабораторией руководил заведующий от­делом Н.В. Тимофеев-Ресовский. В этой лаборатории было три группы: по защитным веществам (руководитель Н.В. Лучник), по агробиологии (руководители Н.А. Порядкова и Е.Н. Со­курова) и по гидробиологии (руководитель Е.А. Тимофеева-Ресовская). Основное оборудование для отдела Н.В. Тимофеева-Ре­совского, в том числе и часть мебели, было вывезено из инсти­тута генетики и биофизики в Берлин-Бухе. Отмечу, что биологическое воздействие ионизирующих излучений на живые организмы изучалось ранее и в институте в Берлин-Бухе. Вместе с тем, объем и глубина радиобиологичес­ких исследований, проводившихся в Сунгуле, заметно превосходили германский уровень и более полно отражали запросы зарождающейся атомной промышленности.

Весьма важные задачи решал и радиохимический отдел Лаборатории – Б. Он призван был вести научно-исследовательские работы в двух конкретных направле­ниях прикладной радиохимии: очистка радиоактивных сточ­ных вод и разработка методов приготовления химически и радиоактивно чистых препаратов отдельных изотопов из производственных осколков деления урана. В химическом отделе были водная, радиохимическая и производственная лаборатории. Водная лабораторияпредназначалась для разработки способов очистки радиоактивных стоков – технических вод производственных объектов и сточных вод институтов и ла­бораторий, работающих с радиоактивными веществами. В этих целяхздесь проводились различные анализы; исследовались отдельные химические реакции с точки зрения их возможного применения для очистки радиоактивных сто­ков; разрабатывались схемы разных способов очистки с про­веркой их эффективности на опытной установке, а также теоретические основы новых инженерных решений; состав­лялись технические задания на проектирование водоочист­ных сооружений. Возглавлял ее заведующий химичес­ким отделом С.А. Вознесенский.

В непосредственной связи с водной лабораторией рабо­тали две отдельные группы. Одна из них занималась изуче­нием ионного обмена радиоактивных изотопов, вторая – разработкой и применением спектрометрических методованализа сложных смесей с радиоактивными компонентами. По направле­нию работы этой группы в водной лаборатории было уста­новлено и экспериментально проверено уравнение, описыва­ющее накопление сорбируемого вещества в фильтрате после ионной колонки, что позволило делать расчеты для проектирования таких аппаратов. Кроме того, был разработан метод разделения урана и плутония с помощью ионообменных смол, а также способ извлечения стронция и цезия из сточных вод. Водная лаборатория была в то время единственной в стране специализированной лабораторией по разработке способов обезвреживания сбросных радиоактивных вод, кон­центрирования и утилизации радиоактивных отходов.

Радиохимическая лабораторияв составе отдела С.А. Воз­несенского была образована в первой половине 1953 года. В ее главную задачу входило расширение и углубление представлений об основ­ных законах радиохимии, главным образом, законов соосаждения. В этих целях здесь проводилось исследование соосаждения радиоактивныхосколков на самых разнообразных, преимущественно малорастворимых осадках, и устанавливались количественные закономерности. Данные работы имелине только теоретическое, но и практическое значение – как для совершенствования схем очистки воды, так и для раз­работки способов выделения из раствора осколков деления урана чистых радионуклидов.

Наиболее крупной была производственная (препаратив­ная) лаборатория.В задачу этой лаборатории входило получение радиоак­тивно и химически чистых препаратов (радиоизотопов), а также разработка новых и совершенствование уже извест­ных способов получения таких препаратов. Изготовление радиоактивных изотопов было налажено здесь в 1950 году, то есть практически одновременно с началом производства неко­торых изотопов в лаборатории объекта «А» на комбинате № 817 (Челябинск-40).Производственная лаборатория разработала более деся­ти новых оригинальных способов получения радиоактивных препаратов и полностью удовлетворяла нужды биофизичес­кого и химического отделов. Кроме того, указанные препа­раты изготавливались и для других потребителей, в том числе, по заявкам Академии медицинских наук СССР.

Кроме указанных подразделений химический отдел имел аналитическую группу (руководитель Н.И. Дудник), выполнявшую химические и радиохимические анализы для Лаборатории – Б в целом, небольшую стеклодувную и меха­ническую мастерские для нужд отдела. В план работы отдела на этот год было включено шесть тем: тема № 1 – «Разработка способов очистки радиоактивных сточных вод»; тема № 2 – «Очистка сточных вод завода “Б”      (г. Челябинск-40) от рутения»; тема № 3 – «Очистка сбросов по карбонатной схеме»; тема № 4 – «Разработка новых методов получения радиоактивных препаратов»; тема № 5 – «Изготовление препаратов»; тема № 6 – «Разработка методов анализа радиоактивных веществ».

Наиболее интенсивные работы с открытыми радиоактив­ными веществами велись с июля 1952 года до начала 1955 года. Выделение изотопов осуществлялось в обычных вытяжных шкафах с использованием лабораторной химичес­кой посуды. Применение свинцовых стекол и свинцовых листов не могло надежно защитить работающих от воздей­ствия гамма-излучения. Не было в то время и индивидуаль­ных средств защиты, так же как не было и настоящей спец­одежды. Весьма несовершенной была технология работы. В ряде случаев для контроля за ходом процесса приходилось извлекать стаканы с радиоактивными растворами из-за защитных экранов и оценивать степень извлечения изотопа по показаниям дозиметрических приборов.

Для наблюдения за состоянием радиоактивной обстанов­ки в помещениях и за уровнем внешнего облучения сотруд­ников в Лаборатории – Б существовала дозиметрическая служба, но она работала не на должном уровне. Высокими были и предельно допустимые дозы (ПДД) облучения для работающих: сначала этот уровень составлял 30 рентген/год, и только в 1954 году он был снижен вдвое. Работники, получившие более высокую накопленную дозу, переводились на другие участки.

Результаты научно-исследовательских и эксперименталь­ных работ, проводимых в отделах Лаборатории – Б, как пра­вило, обсуждались на редакционном совете и оформлялись в виде «отчетов» - такая терминология использовалась в ин­ститутах и лабораториях атомного комплекса СССР повсеместно. По существу же они представляли собой научные публи­кации закрытого типа: большинство отчетов Лаборатории – Б имели гриф «Совершенно секретно (особая папка)». Работы печатались обычно в трех экземплярах, один из которых от­правлялся в Москву, в 9-е управление МВД, а позднее – в Министерство среднего машиностроения; другой – в Челя­бинск-40, а третий оставался в секретной части Лаборатории.

В 1954 году – начале 1955 года проводился пересмотр уровня секретности отчетов, при этом 70% из них были рас­секречены, а у остальных снижен соответствующий гриф. В 1955 году перед закрытием Лаборатории все отчеты стали несекретными, однако при этом условные слова, заме­няющие правильные названия, были сохранены, например: «агрессивный» (фактически – радиоактивный), «окурива­ние» (облучение), «сатурн» (торий) и так далее. Сегодня большинство экземпляров отчетов, оставшихся в свое время в Лаборатории – Б, находится либо в архивах отдельных научных учреждений, либо на частном хранении: в Москве, Обнинске, Екатеринбурге и в других местах, нонемало информации о работе в Сунгуле можно почерпнуть из некоторых открытых публикаций, а также из самого списка отчетов, сохранившегося в архиве    РФЯЦ – ВНИИТФ. Всего в списке научных работ Лаборатории – Б, имеющемся в этом архиве, представлено 365 отчетов, после окончатель­ного рассекречивания их насчитывалось более 400.

Одной из главных задач, выполняемых Лабораторией – Б, было изучение поведения радиоактивных веществ в различных компонентах биосферы и оценка воздействия ионизирующих излучений на живые организмы. При этом работы проводились как с наземными биоценозами, так и с пресными водоемами. Учитывая, что с развитием атомной промышленности изучение закономерностей взаимо­действия излучателей с водными биоценозами является особен­но актуальным, становится понятным, почему этой проблеме придавалось такое значение в Лаборатории – Б. Уже с 1948 года здесь были начаты опыты по изучению распределения в водо­емах ряда рассеянных элементов и их концентрации грунтами и живыми организмами с применением радиоизотопов. Как от­мечала Е.А. Тимофеева-Ресовская, «особое внимание в нача­ле работ было уделено важнейшим осколочным радиоизотопам, образующим наибольшую и наиболее опасную часть возможных радиоактивных загрязнений биосферы.

§ 2. Сотрудники

Как уже отмечалось, в деятельности Лаборатории – Б выделялись два направления: биофизическое и радиохими­ческое. Соответственно этому, здесь функционировало два отдела, возглавляемых крупными учеными. Биофизическим отделом заведовал Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский, радиохимическим – Сергей Александрович Воз­несенский. Оба они были заключенными. К такой же категории относились и некоторые другие сотрудники. Были здесь и иностранные специалисты, главным образом, нем­цы, перемещенные из Германии в СССР еще в 1945 году. Эти две категории работающих составляли основной костяк коллектива, который и определял уровень и качество про­водимых здесь исследований.

Структура Лаборатории со временем совершенствова­лась, изменялись и названия научных подразделений. Приказом от 24 июля 1948 года было определено, что впредь во внутренней переписке, при оформлении нарядов, в раз­говоре биофизический отдел следует именовать 1-м отде­лом, химический – 2-м отделом. Номера были присвое­ны и лабораториям. В биофизическом отделе физическая лаборатория стала называться 1-й лабораторией, радиохимическая – 2-й, радио-физиологическая – 3-й, генетико-цитологическая – 4-й. В химическом отделе лаборатория ионного обмена стала 5-й лабораторией, лаборатория синте­за смолы – 6-й, аналитическая – 7-й, лаборатория физи­ческой химии – 8-й. Позднее 1-й отдел стал 2-м (II), 2-й отдел – 3-м (III), а потом, соответственно, они стали называться отделами «А» и «В». Уточнялись и наименова­ния лабораторий. Рядом лабораторий, начиная с 1948 года, заведовали немец­кие, а затем – русские специалисты. Такое замещение проис­ходило, в основном, в связи с отъездом немцев из Сунгуля.

Устные и письменные свидетельства сотрудников Лабо­ратории показывают, что в большинстве своем люди работали с большой самоотдачей. В основе такого отношения к делу лежали разные причины. Вольнонаемные специалисты были убеждены в большой важности того, что им поручено делать, и старались не обращать внимания на возникающие трудно­сти. Более того, зачастую они игнорировали и те реальные опасности, которые сопровождали работу с радиоактивными источниками и материалами, нарушая наставления более осведомленных старших коллег.

У заключенных был свой, особенный, стимул: им шел спе­циальный зачет отработанных дней при условии хорошей ра­боты; как правило, один день засчитывался задва, а то и боль­ше. Немецкие же специалисты понимали, что в трудные послевоенные годы у себя на родине их профессиональнаяподготовка вряд ли бы пригодилась. Поэтому, несмотря на известные ограничения свободы, они проявляли большой инте­рес к исследованиям, которыми им довелось здесь заниматься. Способствовали хорошему настрою и прекрасные условия для работы: оперативное оснащение необходимым оборудовани­ем и материалами, налаженный быт, великолепная научно-техническая библиотека. Здесь выписывалось множество на­учных журналов на английском, немецком и французском языках. Значительная часть литературы, особенно при Г.А. Се­реде, заказывалась в Москве, Ленинграде и, отчасти, в Сверд­ловске по межбиблиотечному абонементу (МБА). Как отмечала Екатерина Сергеевна Царапкина, работавшая с мая 1950 года по июнь 1952 года заведующей библиотекой, ее фонд составлял в это время около 12 500 книг и примерно 8 000 жур­налов 29 наименований, в том числе иностранных.

Лаборатория была секретным объектом и имела ряд ха­рактерных особенностей закрытого учреждения, что, конеч­но, не могло не влиять на настроение работающих. Трудно было привыкнуть и к принятому порядку зашифровывания в отчетах ряда терминов и слов, о которых не должна была знать машинистка, таких, например, как «уран», «плуто­ний», «радиоактивность», «облучение» и тому подобное. Их в секретном отделе заменяли на слова, которые призва­ны были скрывать характер проводимых работ. Несмотря на эзоповский язык, человек сведующий мог без особого труда многое понять по смыслу излагаемой работы.

И все же здесь было главное, что прежде всего важно для подлинного специалиста, - возможность заниматься серьезным делом, полноценноеинтеллектуальное общение,постоянное расширение научного кругозора. Желающие получить или продолжить высшее образование имели возмож­ность учиться заочно. Среди таких студентов были, напри­мер, Андрей Николаевич Тимофеев, Лев Сергеевич и Екатерина Сергеевна Царапкины и ряд других работников Лаборато­рии. Кроме того, для специалистов, уже имеющих высшее образование, на основании приказа министра среднего ма­шиностроения        В.А. Малышева, непосредственно на объек­те п/я 0215 в ноябре 1953 года была организована аспиран­тура.Мож­но было сдать экзамены кандидатского минимума и экстер­ном, например, в Уральском политехническом институте (УПИ), что сделал, в частности, М.Ю. Тиссен.

Для лаборантского состава была организована техни­ческая учеба: по радиобиологии, радиохимии, физике излу­чений и другим направлениям. Занятия проводили обычно заведующие лабораториями. Для рабочих вспомогательных подразделений функционировали кружки повышения квалификации, была на объекте и комиссия по рационализации. Кроме заведующих отделами Николая Владимировича Тимофеева-Ресовского и Сергея Александровича Вознесенского в числе русских заключенных здесь были: В.Л. Анохин, Нестор Васильевич Горбатюк, Анатолий Алексеевич Горюнов, Николай Викторович Лучник,      В.Г. Мартур, Е.Л. Певзнер, B.C. Перов, Сергей Романович Царапкин.Первыми из специалистов-заключенных в апреле 1947 года прибыли в Лабораторию – Б Анатолий Алексеевич Горюнови Нестор Васильевич Горбатюк.Оба они имели высшее образование, первый из них получил диплом в Ленинградепо специальности физикохимик, второй – в Киеве (препо­даватель физики). Обоих отличала высокая квалификация, интеллигентность и скромность.

В конце 1947 года в Лабораторию «Б» прибыл Владимир Львович Анохин.В Сунгуле В.Л. Анохин работал старшим научным сотрудником II отдела, с декабря 1953 года исполнял обя­занности заведующего радиохимической лабораторией.В ноябре 1947 года в Сунгуль был доставлен Николай Викторович Лучник,отбывавший до этого заключение в одном из лагерей в Грузии.

Сергей Романович Царапкинначал работать в Лабора­тории в октябре 1947 года. Это был уже серьезный ученый-зоолог, прекрасный специалист в области биометрии, дол­гое время работавший в Германии, в институте генетики и биофизики (Берлин-Бух) вместе с Н.В. Тимофеевым-Ресовским, куда и был приглашен поего рекомендации. Они оба были осуждены как невозвращенцы и проходили по одному делу; одновременно, уже после смерти, были и реабилитированы.В июне 1948 года в Лабораторию – Б был зачислен стар­шим научным сотрудником Николай Георгиевич Полян­ский.В числе специалистов, отбывавших заключение, в Лабора­тории – Б работал и бывший болгарский подданный, русский по национальности, Дмитрий Иванович Семенов.К категории отбывающих заключение относились также научные сотрудники Владимир Григорьевич Мартур, Евге­ний Львович Певзнер и Вячеслав Степанович Перов,о которых сохранились лишь весьма скромные документаль­ные сведения. Прибыли они в Сунгуль в 1950 году, а уволены были в 1954 году. Все имели университетское образо­вание: В.Г. Мартур и Е.Л. Певзнер были химиками-аналитиками, B.C. Перов – физиком, специалистом по дозимет­рии ионизирующих излучений. В.Г. Мартур свободно владел немецким языком. Из заключения он был освобожден 5 ап­реля 1951 года, B.C. Перов – 25 августа 1952 года, по Е.Л. Певзнеру достоверной информации на этот счет нет.

Может возникнуть вопрос: по каким причинам были осуждены на заключение все эти люди, насколько обоснованными были обвинения в их адрес? Все они были осуж­дены, в основном, за антисоветские высказывания, а некото­рые – за то, что оказались в плену и работали переводчи­ками. И хотя в личных делах сохранились приговоры, их нельзя считать правомерными, ведь осуждались они либо Военным трибуналом, либо Особыми совещаниями при МВД, то есть во внесудебном порядке. Главное же заключается в том, что все эти сунгульские заключенные были за­тем полностью реабилитированы. Одним из характерных примеров необоснованного ограничения в гражданских правах является судьба Марка Юлиановича Тиссена,работавшего в Лаборатории – Б с 22 июня 1948 года до ее ликвидации.

Из вольнонаемных сотрудников наиболее заметным спе­циалистом был Юрий Иванович Москалев,начавший рабо­тать в Лаборатории – Б с 16 ноября 1948 года, - в это время ему не было еще и тридцати лет (он родился 23 июля 1920 года). К числу учеников Ю.И. Москалева относится Лев Александрович Булдаков.В Сунгуле работал сна­чала врачом-хирургом медсанчасти, а затем – научным сотрудником в биофизическом отделе.Вера Николаевна Стрельцова,работала в Лаборато­рии – Б в должности научного сотрудника, потом заведо­вала виварием, а после защиты кандидатской диссертации в ноябре 1952 года стала старшим научным сотрудником. В августе 1953 года в Лабораторию – Б прибыло большое пополнение в лице молодых специалистов и преддипломных практикантов из Москвы, Ленинграда, Горького, Свердлов­ска, Казани.

К решению некоторых проблем атомного проекта в СССР привлекались иностранные спе­циалисты. Работали они и в Лаборатории – Б. Здесь были как интернированные из Германии и работавшие на договорной основе, так и пленные немцы. Среди иностранцев были и австрийцы. Главную роль играла первая из этих групп, в которой насчитывалось около пятнадцати ведущих научных сотрудников. Большинство из них были с семья­ми, имели хорошие бытовые условия, а дети – возмож­ность учиться в школе. Жили немцы, в основном, в корпу­се № 2, а семьи ведущих немецких ученых – в отдельных коттеджах. Значительно более высокую, по сравнению с дру­гими специалистами, получали они и заработную плату. Если у русских научных сотрудников оклады составляли в сред­нем от 1,5 до 2,5 тысяч рублей, то у немцев – в основном, от 4 до 6,5 тысяч рублей. Даже заведующие научными отде­лами Н.В. Тимофеев-Ресовский и С.А. Вознесенский имели сначала оклады по 2,5 тысячи рублей и только с 1951 года – по 4,5.

Надо сказать, правда, что большин­ство советских специалистов получали еще и небольшую надбавку за работу с секретными документами, а некото­рые – и за выслугу лет. И уж совсем необычной была заработная плата Николауса Риля – 14 тысяч рублей – больше, чем у начальника ПГУ. Купюры того времени были довольно мелкого достоинства, так как средняя зарплата в промышленности СССР составляла в 1950 году всего 703 рубля. И по рассказу очевидцев, Н. Риль при первой «получке» испытал определенные затруднения из-за боль­шого объема денежной массы. Впоследствии он всегда хо­дил в кассу с портфелем. Некоторая часть зарплаты «доб­ровольно» отчислялась в то время на государственныйзаем, для Н. Риля эти выплаты составляли до 2,5 тысяч рублей в месяц.

Всего в Лаборатории – Б работало около тридцати нем­цев. Более десяти из них имели статус военнопленных, среди которых были как научные (например, Г. Беккер, Г. Юнг, Г. Хенчель, М. Шмидт, Штульдреер, В. Фревис), так и технические специалисты. Военнопленные сотрудники работали недолго: с 26 марта 1949 года они были исключены из списков. В числе интернированных немцев также были инженерно-технические работники. К ним относился, например, Виль­гельм Ланге,который сначала трудился на должности стар­шего механика, затем возглавлял конструкторскую группу.С 1948 по 1950 год работал в Лаборатории – Б очень хороший мастер-радиомеханик Фридрих Шмитц. Как и Ланге, ему был ус­тановлен оклад в 3 тысячи рублей, но кроме этого он получал иногда и премии за досрочное выполнение заданий. Он, в частности, являлся разработчиком конструкции фотоэлектри­ческого гемоглобинометра.

Среди интернированных немцев были довольно извест­ные специалисты. К ним, прежде всего, следует отнести тех,кто работал еще в Германии с Н.В. Тимофеевым-Ресовским. Именно на них обратил внимание в 1945 году Авраамий Павлович Завенягин как на будущих сотрудников Лаборатории – Б. Это были: Карл Гюнтер Циммер, Ганс Иоахим Борн и Алек­сандр Зигфрид Кач. Почти тремя годами позднее к ним присоединился и Николаус Риль. Циммер, Борн и Кач были зачислены в Лабораторию – Б с 19 января 1948 года, но в Сунгуль приехали, как рассказывал Н.В. Тимофеев-Ресовский, в декабре предыдуще­го года.Ориентация на использование Циммера, Борна и Кача в советских работах в области радиобиологии обозначилась, по-видимому, еще в мае 1945 года, когда А.П. Завенягин знакомился с деятельностью Института биофизики и гене­тики в Берлин-Бухе. Окончательное решение о переводе их в Сунгуль было принято после возвращения Н.В. Тимо­феева-Ресовского из лагеря.

В сентябре 1950 года в Лабораторию «Б» прибыл Николаус Риль,которого все звали в то время Николаем Ва­сильевичем. К числу заметных фигур относился и физик из Австрии Иосиф Шинтльмейстер,который ра­ботал одно время в Лаборатории № 2 АН СССР у Игоря Васильевича Курчатова. Он, в частности, был известен тем, что за несколько месяцев до немца Ф. Хоутерманса показал, что при обстрелеурана-238 нейтронами должен возникнуть трансурановый элемент – плутоний. В Лаборатории – Б он был недолго, занимая должность научного сотрудника II отдела, а затем и заместителя директора Лаборатории – Б по науке. В отделе Н.В. Тимофеева-Ресовского работал также док­тор философии Вильгельм Менке,физиолог-ботаник. Ранее он работал в Сухуми, в Лаборато­рии – А. В Сунгуле с августа 1949 года по ноябрь 1952 года был заведующим лабораторией, а с декабря 1952 года по март 1953 года, то есть до увольнения, - научным сотрудником. Из числа немцев, руководивших лабораториями, В. Менке имел самый высокий оклад – 6,5 тысяч рублей.

Генри Эрнст Ортман был зачис­лен в штаты Лаборатории – Б с 1 сентября 1950 года науч­ным сотрудником. Он окончил в 1936 году технический университет в Берлине и был доктором технических наук. Ранее работал с      Н. Рилем, М. Фольмером и другими немецкими учеными. До приезда в Сунгуль имел 20-лет­ний трудовой стаж и девять научных публикаций, связанных, главным образом, с разработкой проблем в области лю­минесценции. Владел русским, английским и французскимязыками, знал латынь. С 1 апреля 1950 года в Лабораторию – Б был зачислен Курт Ринтелен,переведенный сюда с «южного объекта», - из Сухуми. Там он работал старшим научным сотрудником, исполняя функции начальника лаборатории и имея оклад в 5 тысяч рублей. В Сунгуле его определили на должность научного сотрудника с окладом 4 тысячи рублей, однако, спустя месяц, по ходатайству Н.В. Тимофеева-Ресовского, К. Ринтелен был назначен старшим научным сотрудником, но без увеличения оклада. С января 1936 года и до отправки в феврале 1946 года в СССР работал в Берлине, в Имперском управле­нии здравоохранения (последняя должность – государствен­ный советник). В период с 1933 года опубликовал несколько научных работ. При заполнении анкеты в Лаборатории – Б К. Ринтелен указал, что он «переводит языки»: английский, французский, итальянский, испанский, португальский, голлан­дский, шведский, датский и норвежский. Уволен из Лаборато­рии «Б» 1 октября 1953 года. Из иностранных специалистов в Сунгуле работали также научные сотрудники Иоганс Эмануил Пани (химик-органик) – с апреля 1950 года по октябрь 1952 года, Вильгельм Хохорст – с июля 1950 года, а также военнопленные, работавшие пример­но по одному году: Герберт Беккер (физик), Герберт Эрих Хенчель (химик-органик), профессор Г. Юнг, Штульдреер и другие.

Во II отделе Лаборатории – Б с апреля 1950 года рабо­тала также высокая молодая немка Рената фон Арденне,сначала лаборантом, затем научным сотрудником с окла­дом 1,5 тысячи рублей.В Сунгуль приехала из Сухуми, где руководителем Института «А» работал ее сорокатрехлетний брат Манфред фон Арденне.Из Лаборатории – Б была уволена в ноябре 1952 года.

Секретность проводимых в Лаборатории – Б работ порож­дала, как известно, жесткие ограничения для всех ее сотруд­ников, в том числе и иностранцев. Несмотря на довольнолояльное и даже уважительное отношение к немцам, как к специалистам, они должны были неукоснительно выпол­нять установленный на объекте режим. Прежде всего, это ка­салось требований по неразглашению секретных сведений, связанных с выполняемыми работами. Нельзя было вступать в контакты с местными жителями за пределами Лаборатории. Не разрешалось прогуливаться даже по территории зоны без официального сопровождения (в любое время суток) и так далее. Во время работы в Лаборатории – Б между немецкими и советскими сотрудниками установились в целом доброжела­тельные деловые отношения. Случались порой и некоторые трения, но они не вызывались, насколько нам известно, лич­ной антипатией с чьей-то стороны. Немцам не нравилось, когда кто-то нарушал требуемый порядок, проявлял неаккуратность в работе, интересовался вопросами, выходящими запределы своих обязанностей. Они и в России отличались знаменитой немецкой педантичностью, чему, хотя бы отчасти, научили и многих своих русских коллег. Иностранные специалисты, работавшие по контрактам, увольнялись из Лаборатории – Б по мере окончания огово­ренных сроков.

В одном из факсов, переданных в Снежинский городской музей в марте 1999 года, сын Г. Борна, Эберхард Борн, высказываясь о Лаборатории – Б, подчеркнул: «Было бы неправильно недооцени­вать деятельность там русских и немцев, а тем более относить­ся к ней поверхностно. Кроме того, важно отметить, что в то время никто из немцев не проявлял серьезного недовольства. Конечно, не было полной свободы, поездок куда захочешь, нелегко было столько лет не видеть своих родственников, испытывать недостатки в снабжении. Но куда труднее жилось в то время и русскому, и немецкому населению!» Думается, что такая оценка сунгульского периода именно с немецкой стороны важна сама по себе и не может не прини­маться во внимание. Надо сказать также и о том, что сунгульская Лаборатория дала возможность многим немцам не толь­ко не прерывать научную деятельность, но и получить новые творческие импульсы, работая рядом и под руководством та­кого ученого как Н.В. Тимофеев-Ресовский, о котором пойдет речь далее.

В «Уральской исторической энциклопедии», вышедшей в свет в 1999 году, информация о периоде жизни Н.В. Ти­мофеева-Ресовского с 1945 по 1955 год крайне лаконична: «Находился в заключении». В действительности этот пе­риод был одним из самых важных и плодотворных в дея­тельности Н.В. Тимофеева-Ресовского как ученого. Об этом человеке, ставшем широко известным благодаря Даниилу Гранину, повесть которого «Зубр» была опубликова­на в журнале «Новый мир» (№ 1 и 2 за 1987 год), а затем и в книжных вариантах, написано более 200 статей, очерков, заметок и книг. В 1991 году, а затем в феврале 2000 года по российскому телевидению был показан и документальный фильм-трилогия режиссера Елены Саканян, рассказывающий о непростой судьбе Н.В. Тимофеева-Ресовского.

В Лабораторию – Б Н.В. Тимофеев-Ресовский был зачислен в мае 1947 года на должность заведующего науч­ным отделом. Попал он на Урал после Лубянки, Карлага и больницы МВД в Москве. Сто семь дней пребывания в лагере не прошли бесследно. Там он «приобрел» последнюю стадию пеллагры и вряд ли бы выжил, если бы не А.П. Завенягин, «вытащивший» смертельно больного узника после того, как обнаружил его «пропажу».В сентябре того же года из Германии приехала жена Николая Владимировича и их двадцатилетний сын Андрей. Еще один сын, Дмитрий (звали его в семье обычно Фомой), был старше брата при­мерно на три с половиной года (он родился 11 сентября 1923 года). Его уже не было в живых (как выяснилось поз­же, он погиб в немецком концлагере Маутхаузен), однако родители не имели на этот счет достоверной информации. Сегодня не представляется возможным воспроизвести дос­таточно полно, а тем более, строго последовательно события сунгульского периода жизни Н.В. Тимофеева-Ресовского: далеко не всякая информация в то время фиксировалась, а имеющиеся сведения до недавнего времени имели гриф секретности. Однако немало материалов тех лет все-таки сохранилось. Но прежде чем начать рассказ о жизни Н.В. Ти­мофеева-Ресовского на Сунгуле, - коротко о его жизни до приезда на Урал. Об этом, среди прочих материалов, рассказывает и автобиография, написанная Николаем Владимировичем в Сунгуле в июне 1949 года.

23 июня 1941 года в Москве был арестован профессор Военной академии химической защиты, доктор химических наук Сергей Александрович Вознесенский. Летом 1954 года в Сунгуле шла ставшая уже привычной жизнь, наполненная напряженной работой, бытовыми радостями и невзгодами, и никто еще не догадывался о близ­ких и весьма крутых переменах. В июле того года в далекий и вряд ли кому из сотрудников Лаборатории – Б известный поселок Саров (Арзамас-16), в Конструкторское бюро № 11 (КБ-11) из Москвы прибыла комиссия во главе с заместителем председателя Совета Министров СССР и министром среднего машиностроения В.А. Малышевым. Вместе с ним были заместители мини­стра Игорь Васильевич Курчатов, Авраамий Павлович Завенягин и начальник Главного управления опытных конструкций (приборостроения) МСМ Н.И. Павлов. Одним из вопросов, рассматриваемых под руководством комиссии, было обсуждение мер, связанных с организацией второго объекта, аналогичного по своим задачам КБ-11. В конце концов, по предложению А.П. Завенягина было решено начать создание нового объекта на базе Лаборатории – Б, что значительно ускоряло развертыва­ние работ НИИ-1011 – так вскоре стал именоваться ураль­ский институт, призванный заниматься разработками ядер­ных зарядов и боеприпасов. Судьба Лаборатории – Б была решена.

31 июля 1954 года вышло постановление правительства, а 9 августа – приказ министра среднего машиностроения о задачах НИИ-1011. Конкретные решения по организа­ции нового института, были оговорены в приказе А.П. Завенягина от 5 апреля 1955 года, ставшего незадолго до этого министром среднего машиностроения. Этим же приказом была ликвидирована Лаборатория – Б. Все основные работы в Лаборатории были к этому времени уже фактически пре­кращены. Между тем реальные перемены, хотя они и не былитогда связаны с закрытием Лаборатории, начали происхо­дить значительно раньше.

После приезда в Сунгуль Глеба Аркадьевича Середы многим стало понятно, что новый директор объекта п/я 0215 будет боль­ше внимания уделять радиохимической тематике работ, био­физический отдел его интересовал меньше. Скорее всего, изменения в приоритетах планировались и в министерстве. Во всяком случае, объем работ отдела «В» постепенно начал возрастать, что особенно стало заметно в 1954 году. 3 мая этого года появился приказ министра № 398-сс, кото­рым планировалось часть сотрудников Н.В. Тимофеева-Ре­совского (отдела «А») перевести в Челябинск-40 для укреп­ления специалистами недавно созданного там филиала № 1 Института биофизики (ФИБ-1). Несколько месяцев спус­тя, когда вопрос о расформировании Лаборатории – Б был предопределен, в министерстве появился еще один секрет­ный приказ (№ 749-сс, от 17 сентября 1954 года), которым предусматривалась передача сотрудников отдела «В», занимавшихся проблемами очистки радиоактивных вод, на комбинат № 817 (Челябинск-40). На основании указанных решений министерства приказом Г.А. Середы от 30 декабря 1954 года № 277 запланированные переводы сотрудников произошли практически одновременно – с первых чисел января 1955 года.

Заведующий химическим отделом Сергей Александрович Вознесенский, в связи с зачислением сотрудников водной лаборатории в состав работников комбината № 817, с 23 июня 1955 года был переведен туда же в качестве научного руководителя одной из лабораторий. Одновременно он работал и препо­давал в Уральском политехническом институте. На комби­нат ему удавалось приезжать лишь периодически и зани­маться, в основном, научным консультированием. Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский перешел на работу в Инсти­тут биологии Уральского филиала АН СССР (г. Свердловск).Вместе с ним туда были переведены 16 сотрудников по Сунгулю.

От Лаборатории – Б НИИ-1011 унаследовал условное наименование для открытого употребления – предприятие п/я 0215. Сохранилось и обозначение медико-санитарной части – МСЧ-15, а также средней школы – № 116. К 1 июля 1955 года расформирование Лаборатории – Б было завершено. Последним из Сунгуля уехал в Челябинск-40 Г.А. Середа, назначенный начальником Центральной заводской лаборатории комбината № 817. Лаборатория – Б прекратила свое существование. На ее месте начал своюдеятельность институт, на долю которого выпала честь ре­шать уникальные задачи по укреплению обороноспособнос­ти нашей страны.

Со временем, по мере ввода в действие строящихся для института зданий на новой территории, его сотрудники по­кидали полуостров Сунгуль. Решалась и судьба оставшихся от Лаборатории – Б помещений. Обследование показало, что часть зданий пришла в довольно ветхое состояние, другая же сохранила следы радиоактивного загрязнения, и надо прово­дить либо их дезактивацию, либо ликвидировать. Решение этих проблем проходило в три этапа. В 1978 году были унич­тожены материальный склад и спецпрачечная, а в 1988 году – корпуса «И», «Ж» и помещение «В». На этом этапе проводи­лось особенно тщательное изучение радиационной обстановки в оставшихся зданиях и в целом на территории объекта. Было решено провести дезактивацию главного лабораторного зда­ния – корпуса    № 1. Для этого пришлось снять и «захоро­нить» короба и другие вентиляционные принадлежности, демонтировать некоторые лестничные марши, очистить (в основном, со снятием штукатурки) помещения. Параллельно была проведена дезактивация и засыпка грунтом территории опыт­ных прудов и грядок.

Корпус № 1 сохранить все-таки не удалось. На ликвида­цию следов радиоактивного загрязнения не хватало средств, не было и уверенности в возможности полной дезактивации всех помещений. Кроме того, не было ясно и то, как в даль­нейшем этот корпус будет использоваться. В 1992 году наступил день, когда здание решили уничтожить. Его стены и конструкции были обрушены в подвальное помещение; но кирпич стенной кладки, как установил дозиметрический контроль, оказался «чистым», и его быстро раскупили местные садоводы. Все остальное было засыпано слоем грун­та. Сегодня это место уже ничем не напоминает о большомкрасивом здании, в котором долгое время работали талант­ливые люди с такими непохожими, а нередко и трагичес­кими судьбами. Нет здесь больше бдительных часовых, давно исчезла и колючая проволока. Едва различимы когда-то ухоженные дорожки и даже каменные ступени на пути к первому корпусу, все давно заросло буйной травой и кустарником...

Заключение

Одна из граней феномена сунгульской Лаборатории за­ключалась в том, что ее весьма необычный по своему соста­ву коллектив, вопреки жестким режимным ограничениям, во многом напоминал одну большую семью, объединенную общими целями и задачами. В условиях глубокой секретно­сти и замкнутости жизненного пространства люди особенно ценили простые человеческие радости, великое благо добрых отношений и взаимной поддержки. Но главным, что их сплачивало, была работа, ради которой их здесь собрали. Вместе они смогли сделать столь много полезного и интерес­ного, что и сегодня плоды их самоотверженного труда не мо­гут не вызывать глубокого уважения. Но дело не только в дос­тигнутых результатах. Может быть, куда более важно то, что здесь зарождалась ставшая впоследствии широкоизвестной уральская школа радиоэкологии. В этом итоге – проявление еще одной грани феномена Лаборатории – Б.

Исходя из задач данного исследования можно сделать вывод, что Лаборатория – Б располагалась в довольно уединенном месте – на небольшом полуострове, в окружении озер Сунгуль и Силач, в южной части среднего Зауралья. Объект был разделен по степени важности на три зоны. Самой секретной была, естественно, территория Лаборато­рии, обнесенная довольно высокой оградой из металличес­ких прутьев и каменных столбов с контрольно-пропускным пунктом. К ней примыкала территория второй режимной зоны, где проживали основные сотрудники объекта, в том числе иностранные специалисты. В третьей зоне жили работники вспомогательных служб. Въезд на общую территорию объекта по автомобильной до­роге осуществлялся через КПП, рядом с озером Ергалды, по существу – заливом озера Силач. На берегу озера Сунгуль, кроме водного КПП, были оборудованы блок­посты со сторожевыми собаками.

Необходимо было на научной основе исследо­вать воздействие осколков ядерного деления и радиоактив­ных излучений на живую природу, найти способы зашиты от них. Актуальность организации Лаборатории была вызвана также и тем, что в ближайшей перспективе могли получить значительное развитие радиоизотопные технологии и другие направления использования атомной энергии. Ее сотрудники призваны были изучать, глав­ным образом, воздействие радиоактивности на живые орга­низмы, закономерности накопления радионуклидов в организ­мах и пути их ускоренного выведения. Кроме того, в работе Сунгульской лаборатории было и второе направление – радиохимическое. Большое внимание уделялось также раз­работке методов очистки радиоактивных сбросных вод. В штате сотрудников Лаборатории – Б относились заключенные, советские и иностранные специалисты, главным образом, нем­цы, перемещенные из Германии в СССР еще в 1945 году. Эти две категории работающих составляли основной костяк коллектива, который и определял уровень и качество проводимых здесь исследований.

Современная музейная деятельность способна осветить историю деятельности Лаборатории – Б в лицах, со стороны непосредственных участников событий, а именно ветеранов атомной промышленности. Выставки, экспозиции и экскурсии направлены на широкую аудиторию посетителя (школьники, ветераны, родители, педагоги, гости города и т.д.). Значимость данной работы заключается в том, что она будет являться своего рода, уголком гордости, памяти и уважения уходящего поколения, чьими заслугами мы, по сути, живем сейчас в мирной стране.

Источники и литература

Источники

1. Архив РФЯЦ – ВНИИТФ (г. Снежинск), ф. № 1.
2. Архив Снежинского городского музея, ф. № 1, папка № 1 – 5 (Лаборатория – Б).
3. Из воспоминаний Доманиной М., Лукьяновой О., Лукьянова А., Злотниковой Н., Наседкина В., Трушиной Е. // Наша газета. Снежинск. 1995,     № 13 (233), 27 марта.
4. Личный архив С.Р. Царапкина // Снежинский городской музей, ф. № 1.
5. Солженицын А. Архипелаг Гулаг / Малое собрание сочинений. – Т. 5. – М., 1991.
6. Тимофеев-Ресовский Н.В. Воспоминания. – М.: Пангея, 1995.
7. Тимофеев-Ресовский Н.В. на Урале: Воспоминания. – Екатеринбург: Изд-во Екатеринбург, 1998.
8. Nikolaus Riehl. Zehn Jahre im goldenen Kafig. – Stuttgart. S. 33-34 (перевод с немецкого Н.И. Антоновой). // Библиотека Снежинского городского музея.

Литература

1. Атомная отрасль России: События; взгляд в будущее / Ред. И.К. Ходяков. – М.: ИздАТ, 1998.
2. Атомный проект СССР: Документы и материалы. Том II: Атомная бомба, 1945 – 1954: Кн. I. – Москва; Саров: Наука; Физмат, 1999.
3. Вонсовский С.В. Памяти Е.А. Тимофеевой-Ресовской // Наука Урала. – 1998. - № 9. – Екатеринбург, 1998.
4. Гранин Д. Зубр // Новый мир. – 1987, № 1, 2.
5. Елфимов Ю.Н. Маршал индустрии: Библиографический очерк о А.П. Завенягине. – Челябинск: Южно-Уральское книжное издательство, 1991.
6. Емельянов Б.М., Гаврильченко В.С. Лаборатория – Б. Сунгульский феномен. Снежинск. Издательство РФЯЦ – ВНИИТФ, 2000. – 440 с.
7. Новоселов В.Н., Толстиков В.С. Атомный след на Урале. – Челябинск: Рифей, 1997.
8. Советский атомный проект: Конец атомной монополии. Как это было… - Нижний Новгород, Арзамас-16: Нижний Новгород, 1995.

• Переломные точки русской истории