Моисеенков А.А.

От автора

Автор этих строк убежден в том, что казачество на Русских землях было переломным явлением в нашей истории, особенно истории сложного и противоречивого Петровского времени. Весь XVIII век был эпохой перехода от старых форм государственного управления и социальных связей к новым европейским моделям развития. Иногда этот переход происходил плавно, но зачастую он сопровождался ломкой и сопротивлением. И Запорожское казачество оставалось одним из немногих социально-политических институтов Руси, которые слабо затронули процессы европейских преобразований в Российской империи.

Эта работа – попытка показать уникальность и необычность церковной организации запорожских казаков, а также отследить все шаги, которые предпринимала старшина, защищая древние права и обычаи от стремлений Петербурга сделать Запорожье частью единой имперской системы.

И еще хочется отметить, что обычно, говоря о Руси, в популярной литературе и СМИ подразумевают Русь Московскую, то есть те земли, которые постепенно собирались московскими князьями и царями на протяжении XIII – XVII веков. Эта же особенность касается и учебной программы общеобразовательных школ Российской Федерации – в учебниках по истории сразу за рассказом о татаро-монгольском нашествии следует резкий переход к истории Северо-Восточных земель, и гигантские территории, которые сейчас носят названия Украины, Беларуси, Польши и Литвы, практически выпадают из поля зрения школьных программ.

Это приводит к тому, что большинство жителей России довольно плохо знают историю Западной Руси и, как следствие, имеют смутное представление о тех сложных процессах, которые сейчас происходят в государствах, появившихся на этих пространствах. Данная работа призвана, хотя бы отчасти, исправить сложившуюся ситуацию.

Введение

Данная конкурсная работа посвящена исследованию проблем церковно-административного устройства Вольностей Войска Низового Запорожского. Тематика этого исследования, его географические и хронологические рамки выбраны неслучайно, сам же выбор этой тематики обусловлен высокой степенью важности для современной церковно-исторической науки рассматриваемых в данной работе проблем.

Имея мощные западнорусские корни, будучи сами в большинстве своем выходцами из Западной Руси, запорожские казаки были чадами Православной Церкви, исповедовали те же догматы и совершали те же обряды, что и их единоплеменники. Однако церковная жизнь казаков протекала несколько иным образом, чем это было у остальной части украинского народа. Со временем, особенно после вхождения Украинских земель в состав Московского государства и перехода западнорусских епархий под омофор патриарха Московского и всея Руси, отличия между церковным строем на Запорожье и церковным строем в других регионах Русской державы становились все более и более очевидными. В итоге к середине XVIII века, когда все епархии Русской Православной Церкви жили согласно «Духовному регламенту», на Запорожье окончательно сформировалась и утвердилась совершенно иная система церковно-административного управления, которая лишь формально была в подчинении Святейшего Синода, реально же находилась в относительной независимости от центрального коллегиального органа управления Русской Православной Церкви. Таким образом, изучение церковно-административного устройства Запорожского края имеет далеко не второстепенное значение для церковно-исторической науки, поскольку позволяет выявить и проанализировать важнейшие принципы, на которых основывалась во всех ее проявлениях церковная жизнь запорожского казачества, которое, в свою очередь, само по себе было уникальным явлением в истории русских народов.

Выбор означенной темы обусловлен и тем, что, несмотря на огромное количество литературы, в которой освещается история запорожского казачества, проблемы церковно-административного устройства Запорожских Вольностей – в особенности это касается современной российской историографии – до сих пор остаются слабо изученными, а выводы, полученные в ходе предыдущих исследований, слабо систематизированными.

Исходя из вышесказанного, цель данной конкурсной работы можно сформулировать следующим образом: На основе изучения доступных архивных материалов провести комплексное исследование церковно-административного устройства Запорожских Вольностей. Для того чтобы достичь поставленной цели, необходимо решить следующие задачи:

– выявить факторы, повлиявшие на зарождение и развитие церковной организации запорожских казаков, и принципы, положенные в основу этой организации;

– определить особенности системы церковно-административного управления на Запорожье, и реальную роль в этом управлении Синода, правящих архиереев и рядовых клириков;

– проанализировать отношения между запорожским Кошем и священноначалием, определив действия Синода и правящих архиереев по ограничению церковной автономии Запорожья и реакцию на них Коша, а также шаги запорожского Коша по сохранению церковной автономии.

Хронологические рамки данного исследования охватывают период с 1734 года, когда по милостивому позволению императрицы Анны Иоанновны запорожские казаки вернулись с Олешек на Запорожье и присягнули на верность Ее Императорскому Величеству, до 1775 года, когда по приказу Екатерины II Запорожская Сечь была ликвидирована. Хотя после упразднения Сечи часть запорожцев покинули родину и обосновались в низовьях Дуная, о 1775 годе можно говорить как о рубежной дате, поскольку после нее жизнь запорожцев протекала в иных исторических реалиях. Вместе с тем, несмотря на существование церковной организации у запорожских казаков почти с самого момента их появления на исторической арене, период существования Новой Сечи стал тем временем, когда все формы жизни казаков, в том числе и церковная, получили свое окончательное оформление и документальное отображение. Именно в этот период можно говорить о церковной организации запорожского казачества как о сформировавшейся и отлаженной системе церковно-административного управления. Таким образом, хронологические рамки исследования обусловлены внутренней логикой выбранной темы. Однако, как было уже сказано выше, потребность регулирования церковной жизни возникла у казаков уже на ранних стадиях их исторического бытия, поэтому в данной работе были затронуты проблемы, которые хронологически относятся к более ранним периодам истории запорожского казачества.

Важно также сделать несколько замечаний относительно проблем, затрагиваемых в данной работе. Церковная жизнь на Запорожье при всей своей кажущейся простоте не сводилась к исполнению религиозных обрядов и совершению определенных молитвенных правил – как будет показано ниже, Православие занимало очень важное место в сознании и рядовых казаков, и старшины. Поэтому рассмотрение всех аспектов церковного бытия запорожских казаков далеко выходит за рамки данного скромного исследования. В предлагаемой работе будут рассмотрены лишь проблемы, которые непосредственно связаны с вопросом о церковно-административном устройстве Запорожского края. Все остальные аспекты религиозной жизни запорожцев затрагиваются в этом исследовании лишь настолько, насколько это необходимо для достижения поставленных выше задач.

В то же время, в данной работе предпринята попытка избежать односторонности в оценках процессов, происходивших в среде запорожского казачества, а также пересмотреть отдельные стереотипные оценки в отношении некоторых аспектов церковной жизни на Запорожье. Такой подход обусловлен тем, что большинство ученых, которые затрагивали вопросы религиозности запорожских казаков, склонялись к одной из двух противоположных точек зрения. Согласно первой точке зрения, запорожцы рассматривались как защитники православной веры, как глубоко религиозные люди. По другой научной версии, казаки были нигилистами в вопросах веры, и даже еретиками. Естественно, основываясь на достоверных исторических фактах, обе предложенные концепции являются крайностями, а само разрешение проблем, связанных с церковной жизнью на Запорожье, не может сводиться к категоричным утверждениям, будь они положительного или отрицательного характера.

Следует также сказать несколько слов о терминах, используемых в данной работе. Ключевым является понятие «Вольности Войска Запорожского». В исторической науке им обозначается территория, на которой располагалось Войско Запорожское, и на которую распространялись права и привилегии запорожского казачества. По сути, данный термин тождественен формулировкам «Запорожский край», «Запорожские земли», «Вольности Запорожские», «Запорожье» и так далее. Поэтому в большинстве случаев, кроме особо оговоренных моментов, приведенные выше выражения использованы как синонимы.

***

Для достижения задач, поставленных в самом начале нашего исследования, был произведен комплексный анализ дела № 3 фонда № 229 Центрального государственного исторического архива Украины в городе Киеве [1]. Материалы этого фонда представляют собой документацию различного характера, которая была накоплена вследствие деятельности Коша Новой Сечи – распорядительного органа на Запорожье. В науке фонд № 229 получил название «Архив Коша Новой Запорожской Сечи» [2]. Данное обстоятельство объясняется тем, что корпус казачьих документов в его современном объеме является лишь частью некогда огромного, до нашего времени не сохранившегося, комплекса архивных дел, число которых, по подсчетам ученых, составляло около 15 тысяч. В наше время фонд № 229 включает в себя всего лишь около 400 дел. Среди них важное место занимает дело № 3, которое было заведено в делопроизводстве Коша в середине 1770-хх годов, и документы которого отображают различные аспекты церковной жизни на Запорожье с 1676 по 1775 год. Материалы этого дела и были использованы в качестве основного источника при написании данного конкурсного исследования.

Всего в составе означенного дела насчитывается 122 документа, которые представляют собой следующие виды исторических источников:

– Актовые материалы. Данная группа документов содержит указы, универсалы, грамоты, ордеры, определения и расписки. Этот блок документов сформировался вследствие деятельности Коша, Синода, Киевской духовной консистории, а также других органов бюрократического аппарата Российской империи. Особый интерес представляют синодальные и консисторские указы, которые отображают процесс последовательного наступления высших церковных и государственных властей на старинные права Войска Запорожского в сфере церковного управления. В частности, огромный интерес для темы данного исследования представляет указ Киевской консистории № 2962 от 19 ноября 1774 года с требованиями немедленного предоставления сведений о состоянии церковных дел на Запорожье [3]. Также среди актовых документов дела № 3 находятся два нормативных акта XVII века, служащих юридическим обоснованием той системы церковно-административного устройства Запорожских земель, которая окончательно сложилась в конце XVII – начале XVIII века. Это универсал Войсковой Рады от 4 октября 1683 года о принятии решения о подчинении запорожских приходов Межигорскому монастырю [4] и грамота Московского патриарха Иоакима от 5 марта 1688 года, подтверждающая ставропигиальный статус Межигорского монастыря и подчинение этой обители казачьих храмов [5]. В XVIII веке эти документы наряду с другими актами активно применялись запорожцами при защите своих прав перед имперскими властями;

– Делопроизводственная документация. Этот вид источников наиболее широко представлен в материалах дела № 3, составляет более половины объема всех анализируемых в данной работе документов и включает в себя переписку Коша с Синодом, Киевской консисторией, Киевскими митрополитами, начальством Межигорского монастыря и гражданскими властями. Сюда же входит и переписка между священноначалием Русской Церкви и гражданскими властями, которая касается тех или иных вопросов церковной жизни на Запорожье. Также широко представлена и внутренняя казачья деловая переписка на церковную тематику. Встречаются среди материалов дела № 3 и рапорты, донесения, прошения, запросы, ответы, но они представлены в малом количестве. Данный факт объясняется высоким политическим и социальным положением Запорожского казачества, распорядительный орган которого даже с Киевскими митрополитами вел документальное сношение преимущественно через письма. Таким образом, письмо как подвид делопроизводственных источников является преобладающим в составе архивных материалов, исследуемых в данной работе.

Среди указанной группы документов внимание исследователя привлекает письмо Коша игумену Межигорскому от 28 мая 1676 года [6]. Этот источник содержит очень важное указание на достаточно ранние связи Запорожского Войска и Межигорской обители, а также о теплых отношениях между казаками и этим монастырем. Немаловажным является и ряд источников, в которых освещаются различные аспекты церковного строительства на Запорожье, украшения и ремонта старых храмов, основания и открытия новых приходов. Интересны также документы, повествующие о святотатстве среди казаков [7], о соблазнительном поведении клириков и о борьбе Коша с этими негативными явлениями [8]. В отдельный блок необходимо выделить делопроизводственные материалы, касающиеся вопроса о назначении на пост начальника Сечевых церквей и о дальнейшем возведении в сан архимандрита иеромонаха Владимира (Сокальского). Эти документы открывают целый ряд особенностей церковного строя на Запорожье и являются одними из наиболее важных источников данного исследования.

Как видно из вышеприведенных примеров, круг вопросов, по которым были составлены материалы дела № 3, весьма широк. Если предпринять попытку тематической классификации используемых в данной работе источников, то все документы будут распределены по следующим группам:

1. Документы, освещающие историю учреждения системы церковного устройства Запорожских Вольностей в XVI веке и ее восстановления в начале XVIII столетия. Всего двенадцать документов.

2. Документы, касающиеся вопросов основания и открытия новых приходов на Запорожье. Этот блок представлен двумя источниками.

3. Документы, освещающие кадровую политику Коша и отношение к этой политике различных органов церковного управления. Наиболее многочисленная группа, имеет в своем составе двадцать четыре документа.

4. Документы по вопросам строительства храмов, изготовления или приобретения церковных принадлежностей, сбора разного рода пожертвований. Корпус состоит из четырнадцати источников.

5. Материалы, освещающие взаимоотношения Войска Запорожского и Межигорского монастыря. В блоке насчитывается восемь документов.

6. Материалы, посвященные финансовым преступлениям, нарушениям этических и канонических норм, а также борьбе сечевого руководства с этими отрицательными явлениями. Количество источников этого типа установить трудно, поскольку большинство из них относятся к кадровой документации.

7. Материалы, посвященные решению различных проблем бытового характера. В деле № 3 имеется три документа этого типа.

8. Консисторские и синодальные документы, которые отображают историю постепенного ограничения прав и церковных вольностей Запорожья, принудительного отмежевания Межигорья от Сечи и борьбу Коша за свои права. В блоке их насчитывается тринадцать.

9. Источники по вопросам возведения начальника Сечевых церквей иеромонаха Владимира (Сокальского) в сан архимандрита. Всего пятнадцать источников.

10. Отчеты о различных официальных визитах, благодарственные и поздравительные письма, а также другие документы, которые трудно отнести к одной из указанных выше групп, но которые представляют значительный интерес для данного конкурсного исследования. В составе дела № 3 встречаются пять документов, которые никоим образом не касаются церковных дел, и попали в корпус, скорее всего, случайно, при формировании Архива в разное время [9].

Все документы дела № 3 опубликованы и цитируются в данной работе по изданию: Архів Коша Нової Запорозької Січі. Корпус документів. 1734 – 1775. Т. 1 / Упор. Л. З. Гісцова, Д. Л. Автономов та ін. К.: Головне Архівне управління при Кабінеті Міністрів України; Центральний Державний Історичний Архів України, м. Київ; Національна Академія Наук України; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського. 1998. – 696 стор. (серія «Джерела з історії українського козацтва»). Стор. 103 – 213. Однако ссылки даны непосредственно на материалы Архива, то есть с указанием фонда, описи, дела и номера листа в деле. При этом используется современная пагинация документов, присвоенная в середине XX века в Центральном государственном историческом архиве Украины в городе Киеве.

Помимо дела № 3 Архива Коша Новой Запорожской Сечи в данной работе было использовано три дополнительных источника из других собраний документов.

В первую очередь, это именной императорский указ от 9 сентября 1775 года об устроении на землях Новороссийской и Азовской губерний Славянской и Херсонской епархии. С момента издания данного указа начинается новая эпоха в истории приходов, находящихся на бывших территориях Войска Запорожского после падения Сечи. Для темы конкурсной работы этот нормативный акт интересен тем, что в нем проглядываются истинные мотивы ликвидации церковных вольностей Запорожского казачества. Документ неоднократно публиковался в различных сборниках, и в данной работе приводится по изданию: Джерела з історії Південної України. Т. 4 / Упор. І. І. Лиман. Запоріжжя: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; Запорізька філія Східного інституту українознавства ім. Ковальських; РА «Тандем – У». 2004. – 560 с. С. 138.

Следующий документ – это указ императрицы Елизаветы Петровны от 27 сентября 1759 о задержании в Сечи епископа Анатолия (Мелеса), нашедшего приют у казаков и совершавшего там архиерейские службы. Данный указ составляет огромный интерес для темы этого конкурсного исследования по двум причинам: С одной стороны, источник отображает важнейшие элементы системы церковно-административного управления на Запорожье. С другой стороны, действия Коша и имперских властей, связанные с пребыванием на Сечи епископа Анатолия, являются частью сложнейшего процесса отстаивания казаками своих прав и свобод. Текс указа приводится по изданию: Збірник матеріалів до історії запорозьких козаків // Яворницький Д. І. Твори у 20-х томах. Т. 1. Запоріжжя та ін.: Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; РА «Тандем – У». 2004. – 520 с. С. 37 – 209. С. 157 – 158.

В работе также использован и предварительно опубликованный источник, хоть и не имеющий к теме данного исследования непосредственного отношения, однако уточняющий некоторые факты из истории Запорожья. Это отрывок мемуаров дворянина В. Н. Абазы, написанных в 1820-хх годах и ныне хранящихся в Институте рукописей Национальной библиотека Украины имени В. И. Вернадского [10]. Воспоминания Владимира Абазы, составляющие 252-листный рукописный фолиант «Век дворянства», являются типичным примером воспоминаний того времени. Автор в юном возрасте состоял в русской армии, был ординарцем П. Текелия и находился на Сечи во время ее ликвидации в 1775 году. Для темы данного исследования интересен отрывок, в котором господин Абаза рассказывает о своем пребывании на Запорожье [11]. Автор имел возможность постоянно бывать в казацкой крепости, лично видеть запорожцев. Вероятно, какие-то сведения о казаках юноша мог почерпнуть в офицерской среде. Его впечатление должны были быть особенно яркими, если учесть, что до того времени В. Н. Абаза не покидал родного дома. Каких-то буквальных заимствований из других материалов в его мемуарах нет, поэтому можно считать, что воспоминания господина Абазы о пребывании на Запорожье являются оригинальным авторским текстом. Правда, взгляды автора на казаков не отличаются оригинальностью. Для него казаки – это грабители и разбойники, проводившие время в пьянстве и развлечениях. Вместе с тем, у В. Н. Абазы нет личных предубеждений против казачества. Поэтому его оценки и выводы отображают скорее распространенные в обществе стереотипы восприятия запорожцев. Более интересны те места воспоминаний В. Н. Абазы, где он ярко описывает внешний вид Сечи, образ жизни, одежду, оружие, хозяйство, пищу казаков. Затрагивает автор и религиозную жизнь запорожцев, и эти свидетельства весьма ценны для церковного историка. Именно поэтому указанные мемуары были привлечены в качестве дополнительного источника данной работы. Отрывок дневников В. Н. Абазы был предварительно опубликован В. В. Кравченко и размещен на сайте «Історія козаків» [12].

В конце этого краткого описания источников необходимо сказать о методе передачи текстов XVII – XVIII веков, поскольку они содержат латинские и греческие литеры, а также церковнославянские графические символы, вышедшие из употребления. При цитировании источников автор данного конкурсного исследования руководствовался следующими принципами:

– латинские и греческие литеры передаются с помощью фонетически тождественных им литер современного русского алфавита.

– церковнославянские графические символы, вышедшие из употребления, также передаются с помощью фонетически тождественных им литер современного русского алфавита.

– литера «ер» в конце слов опускается.

– слова под титлами расшифровываются.

Следует также оговориться, что в украинских и русских словах одни и те же литеры имеют несколько различное произношение. Однако приоритетным заданием все же была передача особенностей именно написания того или иного слова, а не его фонетическая интерпретация. Таким образом, все перечисленные выше принципы позволяют при использовании современного гражданского шрифта максимально возможно сохранить особенности цитируемых исторических источников.

***

Состав источниковой базы данного исследования, круг вопросов, поднимаемых в изучаемых документах, во многом определяет структуру настоящей работы. Она состоит из трех глав, каждая из которых соответствует тем блокам проблем, которые рассматриваются в этих главах. Первая глава носит вводный характер и является кратким очерком возникновения, формирования и развития церковно-административной системы Запорожского казачества в XVI – XVII столетиях. Две последующих главы посвящены непосредственно проблемам церковной жизни на Запорожье в Синодальную эпоху и охватывают, соответственно, два крупных тематических блока: Во-первых, это вопросы управления запорожскими приходами и их подчинения различным церковным юрисдикциям. Во-вторых, это наступление на церковные вольности запорожцев со стороны светских властей и Синода и сопротивление этому наступлению со стороны казаков и некоторых представителей священства. Хронологическая последовательность изложения сохраняется только в первой главе, структура же остальных глав и параграфов построена по тематическому принципу. В конце каждой главы сконцентрированы выводы по исследуемым в этих главах вопросам, эти же выводы, в свою очередь, обобщены в заключении.

***

Историография исследуемого в данной работе вопроса охватывает комплекс трудов и монографий, который стал формироваться еще в середине XVIII века, и формирование которого до настоящего момента не прекращается в силу увеличивающегося интереса историков к проблемам церковной жизни запорожского казачества.

Первым человеком, который в своей работе дал описание церковной жизни запорожских казаков, стал князь Семен Иванович Мышецкий, который прожил на Запорожье с 1736 по 1740 год и оставил после себя довольно обширный труд «История о казаках запорожских». В этом исследовании автор сделал несколько важных выводов о церковно-административном устройстве Запорожских земель, а также о характере отношений между казаками и духовными лицами. В частности, князь Мышецкий пишет о том, что духовенство на Запорожье не имеет реальной власти и полностью зависит от войсковой старшины [13]. Этот и другие подобные ему выводы легли в основу более поздних исследований, которые проводились после написания книги Семена Мышецкого. При этом сделанные князем заключения использовались позднейшими исследователями для обоснования порой диаметрально противоположных мнений [14].

Следующим историком, который занимался изучением церковной жизни запорожского казачества, был Аполлон Александрович Скальковский, сделавший неоценимый вклад в историческую науку. Его фундаментальный труд «История Новой Сечи» до настоящего времени остается одним из основных исследований по истории последних тридцати лет существования Запорожской Сечи до ее ликвидации в 1775 году. Ценность работы Аполлона Александровича состоит во введении в научный оборот и применении большого количества архивных материалов, обладателем большинства которых был сам автор. Среди тем, затрагиваемых в работах Аполлона Александровича, весьма важное место занимает церковная жизнь запорожских казаков. Однако факты, приводимые этим исследователем, недостаточно систематизированы, имеют небольшие неточности. Некоторые же аспекты церковной жизни не освещены вовсе. В то же время, несмотря на указанные незначительные недостатки, труд Аполлона Александровича является первой работой, в которой была осуществлена попытка всестороннего изучения проблемы церковно-административного устройства Запорожья. В своей работе господин Скальковский положительно оценил религиозность запорожских казаков и сделал два очень важных вывода – о верности запорожцев Православной вере и о том, что кошевое руководство во главе с кошевым атаманом считало главой церковной организации на Запорожье только себя [15]. Эти выводы после выхода в 1842 году «Истории Новой Сечи» прочно утвердились в отечественной историографии.

В той или иной мере выводы А. А. Скальковского повторил в своих работах епископ Екатеринославский Феодосий (Макаревский). Его труды оставили довольно глубокий след в отечественной историографии. Будучи с 1871 по 1885 год правящим архиереем епархии, которая была открыта на бывших Запорожских землях, владыка занимался активной краеведческой работой. В своей книге «Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской епархии» помимо подробного описания епархиальных приходов автор делает краткий очерк по истории Екатеринославской губернии, повествует о нравах и обычаях казаков, затрагивает вопросы церковно-административного характера. Достоинством этого объемного труда является его информативность, наличие в нем огромного количества фактического материала – в книге есть информация почти обо всех приходах епархии [16]. С другой стороны, исследованию проблем церковно-административного устройства Вольностей Войска Запорожского автор должного внимания практически не уделил, ограничившись лишь упоминанием о подчинении запорожских приходов Киево-Межигорскому монастырю [17].

Выдающуюся роль в деле исследования истории Русской Православной Церкви на Запорожье сыграл великий историк запорожского казачества Дмитрий Иванович Яворницкий. Наиболее известным трудом этого автора стала трехтомная «История запорожских казаков», вышедшая впервые в 1892 году. Помимо изложения богатейшего фактического материала по истории Запорожья в книге большое внимание уделяется раскрытию проблем церковной жизни казаков. В целом автор повторяет выводы А. А. Скальковского и владыки Феодосия, однако, в отличие от этих историков, профессор Яворницкий в своем исследовании делает попытку избежать односторонних оценок. Поэтому в его работах церковная жизнь на Запорожье достаточно подробно описана во многих ее аспектах [18]. В частности, очень много внимания Дмитрий Иванович уделяет изучению проблем церковно-административного устройства Запорожья. Это делает «Историю запорожских казаков» очень ценным научным трудом, и даже – в некоторой степени – источником, поскольку в своей книге автор приводит документы, которые были найдены им в ходе археологических и краеведческих работ, но не сохранились до нашего времени. Кроме такого фундаментального труда, как «История запорожских казаков», Д. И. Яворницкий оставил после себя несколько десятков статей и монографий. Для церковного историка большую ценность представляет труд профессора Яворницкого «Сборник материалов по истории запорожских казаков» и обширная монография «Запорожье в остатках старины и преданиях народа» [19]. О «Сборнике» мы уже упоминали, когда описывали источники, которые применялись при написании данной конкурсной работы. Вторая же упомянутая монография полезна тем, что в ней автор дает описание казачьих святынь, на основании которого можно прийти к положительным выводам о характере религиозности запорожских казаков. Однако трудами Дмитрия Яворницкого список работ, посвященных изучению проблем церковного строительства на Запорожье, не исчерпывается, и в последующие годы интерес последующих поколений историков к этой теме не угас, а, напротив, возрос.

Значительный вклад в изучение поставленной нами проблемы сделал Василий Беднов (1874 – 1936), являющийся автором нескольких статей на церковную тематику. Кроме собственных исследований этот историк ввел в научный оборот большое количество документов, отображающих некоторые аспекты взаимоотношений запорожского казачества и духовенства, служившего на приходах Запорожья. Подобную же работу проделал и А. А. Андриевский, опубликовавший целую серию документов, касающихся истории Киево-Межигорского монастыря и церковных дел на Запорожских землях. В своих статьях указанные авторы держались тех же мнений, что и их предшественники, считая казаков людьми религиозными, уважавшими Церковные правила, но стремившимися, в то же время, к независимости от священноначалия [20].

Следует сказать, что в XIXвеке в отечественной историографии сложилась также и негативная оценка религиозности запорожских казаков. В частности, необходимо назвать П. А. Кулиша и С. М. Соловьева. Первый из них смотрел на казаков, как на язычников, которые были христианами лишь внешне, а внутренне оставались преданными древним религиозным верованиям [21]. У второго исследователя оценка казачьей религиозности несколько мягче, поскольку этой темы он касается лишь отчасти. Однако на историческую судьбу украинского народа, как утверждает С. Соловьев, казаки оказали негативное влияние, а религиозные девизы, выдвинутые ими в XVII веке, служили лишь прикрытием истинных побуждений военных действий против Польши [22]. Несмотря на опосредованное обращение данных исследователей к религиозным аспектам жизни запорожцев, негативная оценка религиозности запорожцев, которая была дана этими историками, в дальнейшем оказала значительное влияние на выводы таких ученых, как М. Кириченко и В. Голобуцкий.

В первое десятилетие XX века проблема церковно-административного устройства Запорожских Вольностей хоть и затрагивалась многими историками, но раскрывалась в их трудах достаточно слабо. В основном речь в этих исследованиях шла о религиозной составляющей жизни казаков. Наиболее близко к проблематике данной конкурсной работы подошел Орест Левицкий в своей статье «Церковное дело на Запорожье в XVIII веке», вышедшей в 1912 году в десятом томе «Записок Украинского научного общества» [23]. В частности, автор приводит целый ряд документов и опирается на труды Аполлона Скальковского и Дмитрия Яворницкого, что отразилось на выводах, сделанных им в ходе исследования. Главным итогом работы О. Левицкого стало утверждение, что казаки до самого последнего момента существования Запорожской Сечи активно сопротивлялись наступлению на автономию запорожских приходов со стороны местных архиереев и синодальных властей. Также автор осветил деятельность на Сечи епископа Анатолия (Мелеса) и спор между Кошем и киевской духовной консисторией по поводу наказания запорожцами двух священников [24]. Свои доводы Орест Левицкий делает на основе тщательного анализа архивных документов.

После выхода в свет трудов О. Левицкого на протяжении 1920-хх – 1980-хх годов ученые, занимавшиеся изучением истории запорожского казачества, старались всячески обходить церковную проблематику, и не затрагивать в своих работах вопросов церковного характера. Если же такие шаги и предпринимались, то выводы, получаемые учеными при изучении религиозных аспектов жизни запорожцев, сводились к тому, что казаки были атеистами, а их набожность и любовь к благолепию объяснялась советскими историками не иначе, как внешним проявлением языческого и антирелигиозного сознания казаков. К работам, в которых отстаивалась подобная позиция, принадлежат труды таких ученых, как Михаил Кириченко [25] и Владимир Голобуцкий [26]. Второй из указанных авторов не приводит радикальных суждений об атеизме казаков, однако делает попытки доказать, что казаки были равнодушными к вере и Церкви и даже имели имущественные претензии к духовенству и монашеству. Утверждения Д. И. Яворницкого о высокой религиозности казаков В. Голобуцкий ставит под сомнение [27], что сближает его работу с трудами П. Кулиша и С. Соловьева. Однако в отличие от работ П. Кулиша и С. Соловьева негативная оценка религиозности казаков со стороны М. Кириченко и В Голобуцкого имеет слабое научное обоснование. Как признается сам Михаил Кириченко, его работа «может иметь целый ряд недостатков» [28]. Таким образом, в историографии УССР до 80-хх годов минувшего века утвердился взгляд на казаков, как на атеистов или язычников, а проблемы церковно-административного устройства Запорожских земель либо рассматривались под призмой марксистско-ленинской доктрины, либо не изучались вовсе.

В отличие от советских исследователей, склонявшихся к негативной оценке религиозности запорожского казачества, в 1920-ее – 1980-ее годы среди представителей украинской диаспоры интерес к церковным аспектам жизни на Запорожье не угас. Плодом научных изысканий украинских ученых за рубежом стала книга Ивана Власовского «Очерк истории Украинской Православной Церкви», вышедшая в 1961 году в Нью-Йорке. Несмотря на то, что автор ориентируется на работы своих предшественников – Д. Яворницкого и О. Левицкого – и его труд носит компилятивный характер, «Очерки» представляют большой интерес для современного исследователя церковной истории. В целом, выводы И. Власовского повторяют выводы О. Левицкого, что, однако, не снижают ценности исследования этого ученого.

Между тем к началу 80-хх годов на Украине обозначился процесс оживления исторической науки. Наиболее ярким представителем этой эпохи является Елена Апанович, сделавшая большой вклад в изучение истории запорожского казачества. Эта исследователь также написала ряд работ, так или иначе касающихся церковной жизни на Запорожье. Однако в ходе изучения этой проблематики Е. Апанович не пришла к принципиально новым выводам, ограничившись повторением тех распространенных воззрений, которые изложены в работах А. Скальковского, Д. Яворницкого, О Левицкого и других [29].

Современное состояние изученности церковной истории Запорожья имеет весьма противоречивый характер. С одной стороны, существует целый ряд современных исследований, касающихся проблем церковной жизни на землях запорожского казачества. Церковная тематика в наши дни затрагивалась такими учеными, как Н. Герасименко, Ю. Мыцик, С. Плохий, А. Кравченко, В. Щербак, А. Макаров. С другой стороны, ощущается реальный недостаток работ, посвященных именно проблемам церковно-административного устройства Запорожья. На данный момент едва ли не единственным ученым, занимающимся комплексным исследованием церковной жизни запорожских казаков, является кандидат исторических наук Игорь Лыман. Этому историку принадлежат десятки статей и работ, среди которых очень важное место занимает монография «Церковное устройство Запорожских Вольностей» [30]. Известны также его очерки о религиозности казаков [31], о судьбе запорожских приходов после ликвидации Сечи [32], и других аспектах церковно-исторической проблематики [33]. Работы Игоря Лымана отличаются привлечением огромного числа архивных материалов, многие из которых были впервые введены в научный оборот. Вместе с тем, стараясь в своих трудах объективно исследовать ту или иную проблему, автор занимает позицию светского историка, что приводит к отсутствию в его работах богословского осмысления церковных проблем на Запорожье. Однако, несмотря на это, наряду с произведениями А. Скальковского, Д. Яворницкого, А. Андриевского, О Левицкого монографии Игоря Лымана занимают одно из главнейших мест в корпусе научных работ, посвященных изучению церковной жизни запорожского казачества.

Таким образом, мы видим, что на сегодняшний день сформировался очень мощный пласт исследований, посвященных церковной жизни запорожского казачества. Однако это пласт неоднородный, некоторые аспекты в нем освещены достаточно подробно, некоторые же освещены слабо и еще ждут своего исследователя. К такому кругу малоизученных проблем относится и проблема церковно-административного устройства Вольностей Войска Запорожского, исследованию которой посвящена данная конкурсная работа.

Глава 1. Начальный этап развития церковной организации Войска Запорожского

§ 1. Особенности религиозной жизни на Запорожье

Возникновение и формирование церковной организации на землях Войска Низового не было случайным историческим процессом. Напротив, в его основе лежат две очень важные предпосылки, которые не только привели к появлению на Запорожье отлаженной системы церковно-административного управления, но и задали этой системе ее отличительные особенности, которые существовали вплоть до падения Сечи в 1775 году.

Первой такой предпосылкой являются южнорусские корни запорожского казачества. Безусловно, в рядах сечевиков встречались представители разных народов, однако выходцы из Западнорусских земель составляли в Запорожском Войске подавляющее большинство. Их верой было Православие, и очень скоро преобладание славяно-русского элемента в казачестве привело к тому, что человека другой нации, желавшего вступить в ряды казаков, сначала крестили в Православную веру, и лишь затем принимали в число запорожцев [34].

Однако, как показывает в своих исследованиях Иван Огиенко, впоследствии ставший митрополитом Украинской Автокефальной Православной Церкви, религиозное сознание жителей Украины несколько отличалось от религиозного сознания московитов. Поэтому, исповедуя те же догматы, Восток и Запад Руси по-разному смотрели на многие церковно-канонические вопросы [35]. Впоследствии этот факт сыграл немаловажную роль в истории церковной организации на Запорожье: В то время, когда после присоединения Украины к Москве на присоединенных землях стали прививаться московские церковные традиции и религиозное сознание, на Запорожье вплоть до его падения местные традиции и сознание оставались прежними, что в XVIII веке вызывало резкий контраст на фоне господствовавшей синодальной системы [36]

Как и всякий человек того времени, казак имел пламенную веру в Бога. Эта вера не раз помогала ему выжить в бою и выйти невредимым из разных опасностей. Однако в своей духовной жизни он мало внимания уделял выполнению внешних церковных предписаний, чем сильно отличался от чопорного в этом плане жителя Московии. Его вера была интуитивной и основывалась, скорее, на личном духовном опыте, чем на теоретическом знании церковных традиций. Однако эта духовная малограмотность ни в коей мере не препятствовала сечевикам твердо стать на защиту Православия, которое всегда занимало одно из первых мест в идеологии казачества, будучи его важнейшим организующим фактором.

Здесь все же следует отвлечься и оговориться, что господствующее положение в идеологии казаков Православие заняло не сразу. Даже такой исследователь, как Д. И. Яворницкий, давший чрезвычайно высокую оценку религиозности запорожцев, указывал на то, что до 1596 года, то есть до даты заключения Брестской унии, мы не можем найти в казачьем движении религиозных мотивов [37]. Изначально действия запорожцев были социального плана – крестьяне оставляли обжитые земли, брались за сабли и уходили на Низ Днепра в поисках лучшей доли и для защиты своей земли от набегов ордынцев [38]. Позже случались казачьи антифеодальные выступления, но и они имели социальный мотив. Лишь после подписания Брестских соглашений борьба против шляхты стала также означать и защиту Православия, которое с этого момента подверглось гонениям со стороны польской короны. Тем более что антиуниатские настроения заставляли людей идти на Низ, и это привело к значительному увеличению численности казаков. Однако если говорить о казацко-татарских отношениях, то в борьбе со степняками религиозный мотив помимо разбойничьего почти изначально играл важную роль [39]. В любом случае уже с начала XVIIвека клич «За веру Православную!» стал одним из главных девизов всех казачьих выступлений [40].

Таким образом, религиозный портрет казака – это образ глубоко верующего жителя Западной Руси. Однако религиозная жизнь сечевика постоянно протекала в экстремальных военных условиях, с постоянным риском для жизни и необходимостью, пусть даже и ради защиты родной земли, быть жестоким и проливать людскую кровь. Этот фактор войны стал второй важнейшей предпосылкой формирования особого религиозного уклада жизни запорожского казачества.

Прежде всего, военная среда влияла на отношение казака к исполнению религиозных обычаев. Во-первых, они значительно упрощались, а некоторыми нерадивыми казаками и вовсе опускались. В основном такие случаи нерадения фиксировались среди рядовых сечевиков, старшина же и «деды» исполняли обычаи прилежно, регулярно – если не было войны – посещали храм, соблюдали посты. Однако примеры небрежения к церковным традициям некоторых запорожцев бросали тень на все Войско, и именно поэтому в XIX веке среди исследователей истории Запорожья сформировалась противоречивая оценка религиозности казаков [41].

Во-вторых, атмосфера войны и культ силы повлиял на способ совершения самих православных обрядов, которые приобрели на Запорожье весьма интересную особенность. Эта особенность состояла в том, что при совершении некоторых обрядов использовалось оружие или предметы вооружения. Можно предположить, что эта традиция имела следующее психологическое обоснование: Раз казак в мирской жизни призван служить с оружием в руках, а само оружие является его постоянным спутником, то этим же оружием казак служит и Богу, и даже в духовной жизни запорожца оно занимает важное место. Так, на Сечи в купель при крещении младенца отец мальчика подсыпал немного пороху [42]. На праздник Богоявления казаки в полном вооружении собирались вокруг главного храма Запорожья, и после литургии вместе со священством в сопровождении пушек и войсковых знамен шли «на Иордан», где троекратное погружение креста в воду сопровождалось троекратным залпом. После освящения воды начиналась мощная стрельба со всех имевшихся на Сечи орудий [43]. Благодарственные молебны во время русско-турецкой Войны 1768 – 1774 годов также сопровождались пушечной и ружейной стрельбой [44]. Оружие сопровождало казака и в последний путь – в храм его несли в полном обмундировании, за гробом вели боевого коня, а на крышку гроба клали шапку, пистолет и пику [45].

В-третьих, пролитая человеческая кровь, пусть даже и вражеская, а также разгульная жизнь [46] сформировала в душе казака чувство вины перед Богом, и эту вину сечевик замаливал и искупал всеми возможными способами. Безусловно, описанные ниже черты были присущи в то время почти всем жителям Западной Руси, однако в душе казака они преломлялись причудливым образом, создавая его неповторимый религиозный портрет.

В первую очередь, проявлением такого понимания добрых дел стала знаменитая щедрость казаков при пожертвовании денег на храм или на другие богоугодные цели. Эта щедрость не знала границ. Деньги и драгоценности приносили в дар Богу и за исцеления, и за помощь в походах, и просто так – от всей широкой казацкой души [47]. К тому же сечевики в большинстве своем детей и жен не имели, поэтому нажитое казаком добро, в основном, переходило Церкви и громаде. Жертвовались не только финансовые средства, но и богослужебная утварь – иконы, оклады, паникадила, евхаристические сосуды, фелони, митры. При этом большинство этих изделий специально заказывались у лучших мастеров с лучших образцов. Среди документов Архива Коша сохранилось немало письменных свидетельств о передаче денежных средств на нужды священства, храмов или монастырей [48]. Есть документы и о заказах и изготовлении богослужебных принадлежностей [49]. Их содержание показывает, что нередко запорожцы не только помогали уже действовавшим храмам и богоугодным заведениям, но и строили новые церкви, обладая затем правами ктиторов. Таким образом, «сдельное» понимание веры было свойственно казакам, как и многим людям того времени. Но в большинстве случаев казак творил христианские подвиги не в целях искупления своей вины перед Богом или получения успеха, а лишь потому, что он – христианин. Так, отдельные сечевики отравлялись на невольничьи рынки Кафы – нынешней Феодосии – и выкупали христианских пленников, угнанных с Украины в качестве ясыря [50]. Некоторых же казаков религиозное рвение приводило к монашеству, и они оканчивали свою жизнь либо иноками украинских монастырей, либо степными отшельниками, посвящая себя служению Богу и духовному воспитанию своих побратимов. Наиболее известным запорожцем-подвижником стал бывший войсковой есаул Дорош – около 1730 года он пришел в Самарскую паланку [51] и поселился близ Самарского монастыря [52]. Обычно такие отшельники строили часовни, в которых они молились, а по воскресным и праздничным дням приглашенные священники или монахи совершали молебны. Многие сечевики-затворники имели духовную литературу и были мудрыми людьми. После их смерти часовни оставались на попечении всего Войска и служили религиозным нуждам жителей той или иной местности [53].

Но военная жизнь имела и негативное влияние на религиозный нрав казака. Запорожец был весьма противоречивой личностью – светлые начала переплетались в нем с темными чертами и привычками [54]. Известно о случаях неуважительного отношения к священству. Например, Семен Мышецкий писал: «...казаки над ними (священниками. – А. М.) попечение имеют, а другие грубые, более досаждают, нежели почитают...» [55]. Были и случаи недоверчивого отношения к священству во время военных походов, однако такое отношение было продиктовано не презрением к духовным лицам, а чисто конспиративными целями. Документы Архива также повествуют и о факте незаконного присвоения милостыни полковником Бугогардовской паланки [56]. Но наиболее показательны случаи непристойного поведения, и даже кровавых драк, которые происходили в Сечевом храме во время выборов Войковой старшины [57]. Однако об этих инцидентах нужно говорить как об исключениях, ибо в целом благочестие казаков стояло на высоком уровне. Существенным же недостатком казачьего религиозного сознания было то, что среди запорожцев вера в Бога сочеталась с верой в колдунов, оборотней и различные оккультные силы [58]. Впрочем, суеверия были распространены тогда и среди простого народа, поэтому нельзя сказать, что они были свойственны только одним казакам.

Существует также еще один немаловажный факт, сыгравший огромную роль в истории Церкви на Запорожье. Кош Запорожский всегда стремился контролировать все аспекты жизни на Сечи, и был последней инстанцией в решении большинства вопросов – военных, судебных, этических. Стремился Кош контролировать и религиозную жизнь казаков, и потому был заинтересован в церковной автономии Запорожского края [59].

Таким образом, с приходом на Низ Днепра крестьян с Украины и с началом формирования там казачества на Запорожье была принесена необходимость создания там церковной организации. Несмотря на простоту жизненного уклада этих людей и на влияния, которые оказывало на их сознание военное ремесло, религиозное чувство казаков очень рано стало нуждаться в своем удовлетворении. И поэтому на Запорожье с конца XVI века стала складываться система, отвечающая религиозным запросам православного казацкого Войска Низового.

§ 2. Возникновение церковной организации Войска Запорожского в XVI веке

Начало формирования церковной организации совпадает с началом существования Запорожского казачества как легитимной военно-социальной структуры в составе Польского государства. Поэтому ранняя история Церкви на Запорожье тесно переплетается с политической историей украинского казачества в XVI веке.

С одной стороны, казачьи отряды причиняли немало проблем польскому правительству и в социальном плане, поскольку это были свободные люди, и в дипломатических отношениях, поскольку набеги запорожцев на турецкие и татарские земли негативно отражались на международном авторитете Польши. С другой стороны, корона была заинтересована в существовании военной силы, которая могла бы стать преградой для кочевников и защищать государство от нескончаемых набегов крымчаков. Эти факторы определили двойственную политику правительства в отношениях с казаками: их старались поставить на службу Речи Посполитой, но ограничить это войско лишь малым количеством людей в нем, то есть сделать его легко контролируемым и максимально безопасным для феодальной Польши.

Следуя этим принципам, король Стефан Баторий в 1576 году издал документ, ставший главным нормативным актом, определяющим права и обязанности Войска Запорожского в составе Польской державы. Его содержание очень важно для темы данного исследования, поэтому ниже текст королевской грамоты приводится полностью [60]:

«Его Королевская мосць, видячи козаков Запорожских до Его Королевскаго маестату зичливую прихильность и рыцарские отважные службы, которыми завжды великие бесурманские погромляючи силы, гордое их прагнене на кровь Христианскую, до конца затлумили и пащоку их на корону Польскую и на народ благочестивый украинский рыкающую замкнули в ход в Польщу и Украину заступили, все их неищетние силы и наглие на народ Христианский набеги, грудьмы своими сперли; яцые их службы нагорожаючи, и дабы им войска Запорожскаго козакам для земовых станций, где було прихильность мети, также от неприятеля раненных своих заховуваты и лечиты, в других долегаючих нуждах отпочинок маты и всякой пожиток ку воле своей забираты, а чтоб также и наперед заохочены были зичливо в войску служиты и против неприятелей отчизны своей охочо и неомилно отпор чиниты, – надает Его Королевская мосць козакам Низовым Запорожским векуисте, город Терехтимиров с Монастырем и перевозом, опрочь складоваго стариннаго Запорожскаго их города Чигирина и Запорожских степов, ку землям Чигиринским подойшлих, все земли со всеми на тих землях насаженными местечками, селами и футорами, рыбными по тому берегу в Днепре ловлями и иными угодии; а вшир от Днепра на степь як тых местечок, сел и футоров земли здавна находилысь и теперь так ся тое в их заведании мает заховаты. Городок старинный же Запорожский Самар с перевозом и землямы в гору Днепра по речку Орель, а в ныз до самых степов Ногайских и Крымских; а чрез Днепр и лиманы Днепровый и Буговый, як из веков бувало по Очаковские улусы и в гору реки Бугу по речку Синюху; от Самарских же земель, через степ до самой реки Дону, где еще за Гетмана козацкаго Прецлава Ланцкорунскаго козаки Запорожские свои земовныки мевалы. Иже бы то все не порушно во веки при козаках Запорожских найдовалось, – Его Королевская мосць тоею грамоту своею козакам Запорожским укрепил и утвердил» [61].

Таким образом, согласно королевской грамоте, земли, которые столетиями ранее заселялись выходцами с Украины и de facto принадлежали им по праву «первого завоевания», отныне даровались королем в собственность Войску Запорожскому и de jure становились владениями казаков [62], получавших права на эти земли в награду за службу против татар [63]. Однако для темы настоящего исследования важно, прежде всего, то, что этой грамотой было положено начало церковной организации Войска Запорожского. Как считает Д. И. Яворницкий, в городе Самари, входившем в состав Запорожских Вольностей, к 1576 году уже был храм, и именно он стал первым приходом на землях казаков [64]. Однако это предположение не может быть подтверждено, первый же достоверный факт строительства в этой местности православного храма датируется тем же 1576 годом, когда в 26 верстах от Самари казаки устроили храм в честь святителя Николая Чудотворца [65]. Несколько иное видение этого вопроса предлагает владыка Феодосий (Макаревский). Он приводит сведения, что в XV веке на Самарской земле уже имелось несколько храмов, устроенных здесь крымскими христианами, бежавшими от ордынцев. Таким образом, религиозная жизнь бурно протекала в этих местах и в более ранний период, однако нашествия татар в конце XV – первой половине XVI века превратили Запорожье в малолюдный дикий край [66]. Поэтому, принимая во внимание замечания владыки Феодосия, постройку Никольского храма можно расценивать и как восстановление церковной жизни на Запорожье, и как начало функционирования новой церковно-административной системы на территории Войска Низового.

Изначально на запорожские приходы посылали служить братию Трахтемировского монастыря. Этот город, согласно вышеупомянутой королевской грамоте, на рубеже XVI – XVII веков являлся административным центром той части казаков, которая находилась на службе у польского правительства. В церковном отношении городской монастырь находился под омофором Киевского митрополита, отсюда и сама казачья церковная организация первоначально находилась в ведении этого архиерея. Однако духовная связь Запорожья и Трахтемировского монастыря была недолгой – в середине XVII века в ходе польско-казацких войн монастырь был разорен [67]. После этого приходы Запорожья в последней четверти того же столетия становятся приходами Спасо-Преображенского Киево-Межигорского монастыря, и в дальнейшем вся церковная жизнь на Сечи вплоть до ее падения будет связана с этой обителью.

§ 3. Церковная организация на Запорожье в XVII – начале XVIII века

Несмотря на то, что Трахтемиров был тогда своего рода столицей казаков, они этот город не любили – до 1576 года это был королевский город, к тому же находился он в непосредственной близости к Польше и Литве, где к началу XVIIвека религиозную политику стали вершить иезуиты. Запорожцам больше нравились Самарские земли, где они были в недосягаемости от поляков и татар [68]. Здесь в 1602 году на основе вышеупомянутого Никольского прихода, где уже подвизалось несколько казаков-отшельников, был открыт монастырь, вошедший в историю как Самарский Пустынно-Николаевский монастырь. После главной обители – либо Трахтемировской, либо Межигорской – Самарский монастырь был вторым по важности духовным центром Запорожья. В его стенах действовала школа, здесь доживали свой век старые казаки, при монастыре функционировал казацкий госпиталь [69]. Такое высокое положение монастыря сохранялось даже тогда, когда в столице казаков – Сечи – появился свой отдельный храм в честь Покрова Пресвятой Богородицы [70].

Таким образом, на начальных стадиях своего формирования церковная организация казаков не имела еще тех особенностей, которые она приобрела впоследствии. Однако уже в создании отдельного монашеского центра, который в сознании казаков противопоставлялся Трахтемировской митрополичьей обители, усматривается стремление сделать церковную жизнь на Запорожье максимально независимой от власти высших церковных иерархов. О предпосылках автокефалистских настроений казаков было сказано в § 1 настоящей главы, но есть еще одна немаловажная причина того, что запорожцы с начала XVII века пытались держаться на расстоянии от своего правящего архиерея. И причина эта – Брестская уния 1596 года.

Как уже доказано многочисленными церковно-историческими исследованиями, западнорусский епископат был заинтересован в унии с Римом не менее чем сам Апостольский престол, а роль наших архипастырей в осуществлении униональных планов была далеко не второстепенная. Очевидно, что такое поведение епископов-униатов, в числе которых был и Киевский митрополит Михаил (Рогоза), не могло не отразиться на доверии к ним народных масс, а в особенности – запорожских казаков, подлежавших канонической власти Киевского владыки. И если учесть, что после начала униональных действий русских архипастырей началось мощное движение, в котором монастыри стали активно добиваться ставропигиального статуса, а братства – контроля над своими епископами [71], то можно со всей уверенностью предположить, что и среди Запорожского казачества зародилась идея обретения ставропигии для своей церковной организации.

В любом случае, в сложной для Православия ситуации начала XVII века запорожцы сыграли важную роль защитников родной веры. Именно при их активном участии в 1620 году была восстановлена западнорусская иерархия [72]. В 1632 году казацкое представительство вместе с православным духовенством и шляхетством добилось на избирательном сейме легализации Православной Церкви, а на Войсковой Раде было принято решение исключить из Войска всех католиков. Когда же в 1648 году вспыхнула Освободительная война, борьба за права православного населения стала одной из ее целей.

К 1648 году относится упоминание о другой церкви на Запорожье – храме в Никитинской Сечи [73]. По известиям Самуила Величко, в этой церкви молился Богдан Хмельницкий перед началом выступления против поляков. В Никополе хранится купольный крест с этого храма. Существует научный спор, был ли храм в Никитинской Сечи стационарный или же это была специально оборудованная походная палатка, однако со всей уверенностью можно сказать, что эта церковь была второй по времени своего появления на Запорожье после храма в Самарском монастыре [74]. С момента постройки храма в Никитинской Сечи появилась устоявшаяся со временем традиция начинать обустройство каждого нового места для Сечи возведением храма.

После Освободительной войны церковная организация на Сечи стала в духовном плане зависимой от Межигорского монастыря, отношения с которым у казаков официально установились с 1672 года. Выбор казаков не был случайным. Во-первых, к тому времени Трахтемировский монастырь пришел в упадок, а после подписания Андрусовского перемирья в 1667 году он отошел к Польше. К тому же при изучении этого периода складывается впечатление, что эта обитель существенного влияния на жизнь Запорожья не имела. Во-вторых, Спасский Межигорский монастырь был одним из влиятельнейших и известнейших монастырей той эпохи. И, в-третьих, этот монастырь трудами своего игумена Афанасия получил в 1610 году ставропигиальный статус, что сделало его независимым от Киевской митрополичьей кафедры, занимаемой тогда униатом.

Как считает М. Максимович, уже с 1672 года между монастырем и Войском Запорожским возникает тесная связь, а сами запорожские храмы, – которых к этому времени насчитывалось не менее четырех [75], – становились приходами Межигорского монастыря и переходили под его каноническую власть. А поскольку монастырь был ставропигиальным, то казаки были подотчетны только патриарху. Но его власть оставалась номинальной, и Кош, подчинив запорожские приходы Межигорью, по сути, взял бразды церковного управления в свои руки [76].

Наиболее ранний документ о контактах казаков с монастырским начальством датируется 1676 годом. В этом письме Коша у обители запорожцы просят прислать на правый клирос грамотного и способного уставщика. Интересно то, что прежние уставщики, которых и хотели заменить межигорскими монахами, были не только неспособными людьми, но и, по словам составителей письма, «не умеють собе коштовати ласки воисковой и хлеба спокоине уживати и гди се которому достанеть» [77]. То есть для казаков было очень важно, чтобы причетники «ценили ласку войсковую», довольствовались своим жалованием и вели на Сечи спокойный образ жизни. Таким образом, несмотря на вежливый тон письма, видно, что его составители чувствовали за собой право выдвигать подобные требования. К тому же, в тексте документа упоминается о решении Войска выделить монастырю деньги на «шпиталь воисковий» [78], а сам игумен среди прочего именуется «благодетелем нашим» [79]. Все это дает твердые основания считать, что к 1676 год отношения между Запорожским Войском и Межигорским монастырем прочно установились и приобрели официальный характер.

Однако, по всей видимости, отношения эти требовали законодательного оформления, ибо в 1683 году Войсковой Радой был принят универсал о подчинении церквей казацких Спасскому монастырю [80]. Этот акт является ответом на челобитную Межигорского игумена Феодосия (Васьковского) с просьбой, чтобы Войско Запорожское приняло официальный документ, согласно которому в запорожских храмах «тепер и завше з их монастиря общежителного Межигорского Киевского, а не из иншой якой обители Святой священници служили» [81]. Как видно, в оформлении отношений, а тем более – в их продолжении, были заинтересованы обе стороны, и казаки с радостью приняли решение быть парафией Спасского монастыря и чтобы «на потомни часы завше неотменне с монастиря Межигорского общежителного Киевского при Святой Покрови священнодеиствовали, а Воиску Запорожскому богомолцями и отцами духовными была» [82]. Также были поставлены условия, при выполнении которых Монастырь мог рассчитывать на то, чтобы быть духовным центром Запорожья. Согласно этим условиям, обитель должна была ежегодно присылать на Сечь двух иеромонахов, диакона и уставщика. При этом в универсале неоднократно подчеркиваются высокие моральные требования к кандидатам на эти должности [83]. Таким образом, к середине 1680-хх годов в общих чертах формирование церковной организации на Запорожье уже завершилось. По этой схеме, приходы, расположенные на землях казаков, подчинялись ставропигиальному Межигорскому монастырю, от которого они получали клириков, духовную литературу и окормление. Запорожцы же брали над монастырем всестороннее попечение и становились духовными чадами обители.

Однако в 1686 году у казаков и Спасского монастыря возникли трудности. Связаны они были с тем, что Киевский владыка Гедеон (Четвертинский) изъял запорожские приходы из подчинения Межигорью, и храмы запорожцев, как и несколько десятилетий до того, вновь перешли под омофор столичного митрополита. Исследователи объясняют этот факт тем, что выделяемые на нужды монастыря деньги были очень большими, что вызывало определенную зависть со стороны столичного архиерея [84]. Тем более что 1686 год – это время перехода западнорусских епархий под омофор Московского первосвятителя, и Киевский владыка мог воспользоваться возникшей путаницей и взять Запорожье под свой контроль. Так или иначе, Межигорский игумен был вынужден отозвать свою братию из Вольностей Запорожских, что вызвало бурю негодований со стороны сечевиков. В том же году они писали, что не желают порывать с Межигорьем, и что будут делать все возможное для защиты своих прав [85]. К тому же, казаки ссылались на вполне каноничное положение, что Киевский святитель не может управлять церковной жизнью на Запорожье, поскольку эти земли находятся вне границ Киевской епархии [86].

Конфликт кончился тем, что узнавший о действиях Киевского владыки патриарх Московский Иоаким издал 5 марта 1688 года грамоту, которая подтверждает ставропигиальный статус Межигорского монастыря и под клятвой запрещает местным духовным и мирским властям вмешиваться в отношения Межигорья и Запорожья, которое в свою очередь навсегда признается патриархом парафией этого монастыря [87]. Таким образом, 1688 год является еще одной ключевой датой в церковной истории Вольностей Запорожских, поскольку в означенный период система церковно-административного управления сечевыми приходами не только прошла очередную стадию своего формирования, но и получила в лице Московского патриарха официальное признание и легитимность со стороны высшей церковной власти.

Однако когда запорожцы в 1709 году вынуждены были бежать от гнева императора Петра I в турецкие земли, связь со Спасским монастырем была разорвана, а сама церковная жизнь сечевиков под протекцией Турции протекала в тяжелых условиях. На родине их храмы были частью разрушены, частью опустошены. Даже Самарский монастырь до 1717 года был заброшен. Те казаки, которые находились под протекцией Порты, вынуждены были брать себе православных священников с Польши, Греции, Афона или Иерусалима. Храм, где служились литургии, был переносным. Безусловно, о контактах с украинским духовенством не могло быть и речи – на такие шаги ни Турция, ни Российская империя не смотрели положительно. И лишь в 1734 году императрица Анна Иоанновна дала позволение казакам вернуться на родное Запорожье [88]. С этой даты начинается новая эпоха в истории церковной организации Войска Запорожского.

***

Таким образом, к началу XVIII века на Запорожье сложилась оригинальная церковно-административная система. В ее главе формально стоял русский патриарх, а практически – Запорожский Кош. Главные особенности этой системы обуславливались целым комплексом исторических и социальных причин. С одной стороны, атмосфера постоянной войны требовала жесткого контроля над всеми аспектами жизни казаков, в том числе – и над религиозным. С другой стороны, антиуниатские настроения и недоверие к западнорусской иерархии привели к необходимости создания такой формы церковного управления, которая имела политически независимый центр в лице патриарха и была свободна от контроля местных иерархов. Однако эта система отличалась простотой и даже архаичностью. С внедрением этой системы в общероссийский синодальный строй начался новый этап ее развития, когда она окончательно оформилась в развитую и отлаженную схему церковно-административного управления.

Глава 2. Церковь на Запорожье в Синодальный период (1734 – 1775 гг.)

§ 1. Общая постановка проблемы

За время пребывания запорожцев на турецких землях в Российском государстве многое изменилось. Перемены также коснулись и Русской Православной Церкви, которая с 1721 года стала управляться Святейшим Синодом, а в области церковного управления, как епархиального, так и приходского, происходили процессы унификации, которые, несмотря на особые старинные права украинских епархий, коснулись и церковной жизни на Малороссийских землях. Однако следует заметить, что переход на рельсы синодальной системы до времени царствования Екатерины II происходил непоследовательно, что давало возможность наряду с синодальным строем некоторое время функционировать и старым формам церковного управления. Данное обстоятельство положительно отразилось на истории казачьей церковной организации, позволив ей до самого момента падения Сечи сохранить свои отличительные особенности [89].

После своего возвращения на родину, присяги на верность русскому престолу и основания последней – Новой – Сечи казаки приняли решение вновь восстановить свои связи с Межигорьем. Этот шаг был обусловлен невозможностью дальнейшего служения у запорожцев священников-греков. Также, как это показывает анализ переписки между Кошем, Межигорьем, киевским генерал-губернатором и украинскими архиереями, заинтересованность в восстановлении прерванных связей была обоюдной – как со стороны Запорожья, так и со стороны Спасского монастыря, финансовые дела которого пришли в упадок. Однако ко времени возникновения переписки появился ряд обстоятельств, в силу которых Кош уже не мог непосредственно обращаться к монастырскому начальству и делал это при посредничестве Киевского владыки и киевского генерал-губернатора.

Дело в том, что 10 июля 1734 года Синод издал указ, восьмой пункт которого предписывал все вопросы, связанные с открытием новых или возобновлением старых приходов, не решать без участия епархиального архиерея. Поэтому казаки были вынуждены обратиться к Киевскому архиепископу, в ведении которого находилась тогда Левобережная Украина. К посредству этого владыки запорожцы должны были прибегать и в дальнейшем, что значительно усложнило управление запорожскими приходами со стороны Коша и ограничило церковную автономию казаков [90].

Другим «усложняющим фактором» стало то, что за все сорок последних лет своей истории Запорожское казачество в гражданских делах подчинялось различным инстанциям. Первой такой инстанцией стал киевский генерал-губернатор. Наравне с ним деятельность запорожских казаков контролировала Коллегия иностранных дел. В 1750 году ситуация изменилась, и сечевики стали подчиняться гетману Малороссии, институт которого просуществовал до 1764 года. Однако через шесть лет, в 1756 году, дела Левобережной Украины были переданы в ведение Сената, что отразилось и на управлении Запорожскими землями, поскольку они стали подчиняться одновременно двум инстанциям. После ликвидации института гетманства казаков вновь переподчинили – на этот раз новосозданной Малороссийской коллегии. Под контролем этого органа дела Запорожья находились вплоть до падения Сечи. Таким образом, со стороны центральных властей предпринимались различные действия по ограничению прав и свобод Вольностей Запорожских. Вместе с тем полномочия различных инстанций часто пересекались, что значительно усложняло отчетность и вносило путаницу в процесс управления гражданскими делами казаков [91].

Ярким примером сложившейся ситуации, когда запорожцы должны были обращаться к различным должностным лицам, стало восстановление церковной организации на территории Вольностей. Течение этого процесса весьма ярко отображено в упомянутой выше переписке 1734 – 1735 годов. Не вдаваясь в излишние подробности, необходимо отметить несколько очень важных моментов, которые открываются исследователю при анализе этой переписки.

Во-первых, сразу бросается в глаза тот факт, что в процесс восстановления церковной организации казаков активно вмешивалась гражданская власть в лице киевского генерал-губернатора. Сначала им был Иоганн Вейсбах [92]. Этот чиновник во многом помог запорожцам в их церковном деле, и именно благодаря его участию вопрос подчинения казачьих Вольностей Межигорскому монастырю был решен положительно. Этому в значительной мере содействовало уважительное отношение И. Вейсбаха к запорожцам, а также политическая ситуация, в результате которой российское правительство было заинтересовано в сотрудничестве с казаками. Однако впоследствии гражданские власти изменили свое отношение к казачеству, и это, при частом вмешательстве светских чиновников в церковные дела, гораздо усложняло церковное управление на Запорожье [93]. В частности, с 1772 года ведению президента Малороссийской коллегии стали подлежать вопросы основания и строительства новых приходов на землях Войска Запорожского [94]. Таким образом, и в деле возобновления церковной организации, и в процессе ее дальнейшего функционирования роль гражданских властей была очень важной. И при этом зачастую полномочия, имевшиеся государственными чиновниками в решении церковных вопросов на Запорожье, даже превышали полномочия епархиальных и монастырских властей [95].

Во-вторых, анализ переписки показывает, что Киевский владыка – им в 1635 году был Рафаил (Заборовский) – довольно ревностно относился к своему положению, и принимал активное участие в восстановлении казацкой церковно-административной системы [96]. По мнению И. Лымана и Д. Яворницкого [97], активность столичного иерарха обусловлена двумя причинами. С одной стороны, Киевские святители были членами Синода, и через них высшая власть империи за всю историю существования Новой Сечи стремилась повлиять на ход политической жизни Запорожья в сторону ограничения его автономии. С другой стороны, епископы Киева после вхождения Украины в состав Москвы сами теряли свои древние привилегии, и поэтому не упускали возможности контролировать церковные дела на своей канонической территории [98].

Таким образом, главная проблема церковно-административного устройства Запорожья в Синодальную эпоху состояла в том, что свою церковную политику Запорожский Кош в период существования Новой Сечи вынужден был проводить не самостоятельно, но подчиняться сразу нескольким центрам – Синоду, как непосредственному главе ставропигиального Межигорского монастыря, Киевскому епископу, как архиерею, от которого зависело функционирование приходов и хиротония новых клириков, и гражданским властям разных уровней, полномочия которых часто распространялись и на церковные дела. Далее будет проведен анализ взаимоотношений Коша и этих центров по трем основным направлениям – функционирование приходов и управление ими, назначение клириков на эти приходы, а также вопросы, связанные с функционированием Межигорского монастыря как ктиторской обители Войска Запорожского Низового.

§ 2. Запорожские приходы. Их открытие и функционирование

Как уже отмечалось выше, к концу XVII века Запорожье имело четыре прихода, хотя эта цифра является спорной, и реальное количество храмов на то время могло быть большим. В любом случае, при таком положении дел казаки вполне могли довольствоваться этим количеством церквей, а спрос на клириков удовлетворялся исключительно силами Межигорского монастыря. В годы существования Новой Сечи ситуация изменилась. Запорожье стало заселяться посполитыми людьми, которые получали землю на территории Вольностей, вели свое хозяйство при условии подчинения Запорожскому Кошу, являвшемуся владельцем и распорядителем этих земель. Естественно, что в ходе заселения Низа Днепра народонаселение этого края увеличилось в несколько раз. Соответственно, появилась острая нужда в открытии новых приходов, поскольку стало понятно, что прежним числом храмов удовлетворить религиозные потребности населения невозможно. Поэтому вплоть до 1775 года на Запорожье велось активное церковное строительство, в ходе которого создалась обширная сеть приходов.

Различные источники и исследователи по-разному оценивают количество храмов на Запорожье. Так, Никита Корж в своих воспоминаниях говорит о девяти церквях [99]. Аполлон Скальковский к этому числу прибавляет еще восемь храмов и, соответственно, насчитывает на Запорожье семнадцать приходов [100]. Д. И. Яворницкий приводит гораздо большие цифры и в своей «Истории Запорожских казаков» пишет, что в 53 населенных пунктах Запорожья действовало 2 скита, 47 храмов, 13 часовен и 1 молельная икона [101]. Наиболее современные исследования, проведенные Игорем Лыманом, показывают, что всего на землях Войска Запорожского в целом функционировало 61 православный храм и часовня, а также молельная икона [102].

Следует отметить, что количество церквей, приводимое в различных исследованиях, является общим числом храмов, действовавших на Запорожье за всю историю существования Новой Сечи, и оно не было одинаковым в отдельно взятые годы [103]. Также такое большое количество храмов свидетельствует о достаточно разветвленной и хорошо развитой церковно-приходской сети, которая удовлетворяла религиозные нужды двухсоттысячного населения Вольностей Запорожских. Естественно, что наличие такой сети требовало тесных сношений с епископом, который мог бы благословить строительство храмов и, что самое главное, обеспечить их антиминсами. Этим владыкой, как уже отмечалось, был Киевский святитель. Отношения с ним по вопросу открытия и функционирования запорожских приходов весьма интересны и имеют несколько стадий своего развития.

Первый этап начался в 1734 и завершился в 1760 году. Этот период ознаменован малой активностью со стороны столичного архипастыря в деле управления сечевыми приходами. В открытии нового храма брали участие три стороны: жители местности, в которой хотели основать приход, Кош, который был главным распорядителем дел на Запорожье, и Киевский владыка, от которого зависело канонически законное функционирование новообразованного прихода. При этом весь процесс открытия приходов протекал следующим образом: Сначала в Кош от жителей той или иной паланки поступало письмо, где они изъявляли желание в том или ином селе иметь свой храм. Кош, рассмотрев это прошение, на его основании составлял письмо к Киевскому архиерею аналогичного содержания. Как показывает анализ документов Кошевого Архива, послания его высокопреосвященству могли посылаться не только напрямую, но и через Межигорского архимандрита, который выполнял в такой переписке посредническую роль [104]. В любом случае архипастыри с великой охотой отзывались на эти прошения и давали благословение на создание новых парафий. В значительной мере это объясняется желанием поддерживать дружественные отношения с Кошем, который всегда был щедрым жертвователем. С другой стороны это связано и тем, что на строительство новых церквей из епархиального бюджета не выделялось ни копейки, и храмы обустраивались силами самих запорожцев [105].

Ситуация значительно усложнялась после 1760 года. В этом году было учреждено Старо-Кодацкое наместное духовное правление. Оно было призвано выполнять посреднические функции в отношениях между Кошевым руководством и Киевскими владыками. Естественно, в значительной мере это усложнило связь Коша и столичной митрополии, однако не в той мере, как это случилось через 10 лет – в 1770 году.

Дело в том, что своим распоряжением от 3 декабря 1770 года Синод приказал епархиальным владыкам при открытии новых храмов предоставлять в Петербург информацию о:

– месте будущего строительства;

– хозяине занимаемой строительством земли;

– строительном материале;

– святом или празднике, в честь которого планируется назвать храм;

– причинах возведения храма;

– месте, откуда будут присылаться священнослужители на новый приход;

– количестве относящихся к новому приходу дворов;

– названии храма, к которому ранее относились эти дворы;

– расстоянии от нового храма до этих дворов.

Эти сведения перед отправкой в Синод предписывалось тщательно проверять, а затем прилагать к ним разного рода челобитные и донесения. На основе перечисленных документов в Синоде принималось окончательное решение о позволении или не позволении строить новую церковь. После окончания строительства епископ обязывался доложить об освящении храма и назначении на новый приход клириков.

Для Запорожья эта перемена означала многое: Во-первых, открытие новых храмов теперь контролировалось не только Кошем, но и другими институциями, а это означало, что благоприятное решение вопроса об устройстве приходов могло и не последовать. Во-вторых, это в значительной мере усложняло сам процесс открытия приходов и вовлекало в него довольно широкий круг действующих лиц. В большинстве случаев это приводило лишь к торможению и излишней волоките как на месте, так и в центральных инстанциях. Например, даже для того, чтобы просто переделать часовню в полноценный храм, – а при наличии в некоторых из них походных антиминсов сделать такое переоборудование было несложно, – необходимо было предоставить информацию по двенадцати пунктам и привлечь к этому вопросу множество документов разного рода [106].

Необходимо также отметить, что с 1770 года Киевский митрополит имел право непосредственно благословлять только обновление истлевших храмов, на строительство же новых церквей нужно было получить разрешение Синода. Такое положение дел вызывало протест, как со стороны Коша, так и со стороны столичных владык, которые теряли свою давнюю автономию. Эти протесты привели к тому, что в 1772 году митрополиту было разрешено благословлять сооружение новых церквей, однако и в данном случае он был обязан по этим вопросам сноситься с президентом Малороссийской коллегии. Безусловно, это мало изменило ситуацию, поскольку митрополит стал посредником между Кошем и президентом коллегии [107].

Однако, как это будет показано ниже, Кошу до самого последнего момента удавалось контролировать ситуацию и в отношении приходов, и в отношении кадровой политики. Объясняется подобное положение дел тем, что ни Киевский архипастырь, ни, тем более, Старо-Кодацкое наместное правление не имели желания омрачать свои отношения с Кошевым начальством. Да и возможностей у них таковых не было – Кош в большинстве случаев прекрасно владел ситуацией и мог уверенно диктовать свои условия.

Таким образом, процессы строительства новых и обновления старых храмов, а также основания приходских общин в XVIII веке не были полностью подконтрольны сечевой администрации, но происходили при постоянном вмешательстве властей различного ранга, как духовных, так и светских. Другая трудность в деле управления казацкими приходами со стороны кошевого руководства состояла в том, что его подотчетность различным структурам имперского бюрократического аппарата создавала ряд препятствий при решении вопросов церковного строительства. При этом доля заинтересованности отдельных инстанций в положительном решении тех или иных проблем была различной, что создавало для Коша дополнительные трудности. И все-таки казацкая старшина находила возможность эффективно контролировать церковное строительство на своих землях, и до самого дня падения Сечи оставалась фактическим распорядителем церковной жизни на Запорожье.

§ 3. Принципы формирования запорожского клира. Его права и обязанности

Совершенно очевидно, что для обеспечения нормального функционирования нескольких десятков приходов на Запорожье требовалось достаточное количество церковного причта. Изначально, когда количество храмов на казацких землях было невелико, спрос на священнослужителей удовлетворялся силами главных монастырей – Трахтемировского или Межигорского. Так, даже первый настоятель Самарского монастыря – валах Паисий – был из числа Межигорской братии [108]. Такая же схема – приглашать клириков извне – соблюдалась казаками и во время их пребывания под протекцией Порты. С возвращением на родину, а в особенности – после начала заселения Запорожья мирными людьми, эта схема уже перестает быть действенной, и Кош вынужден был изыскать новые источники пополнения числа священников для своих приходов.

Первым таким источником, как и по времени своего появления, так и по своей значимости, был Межигорский монастырь. Эта обитель обязывалась каждый год присылать на Сечь определенное количество диаконов и священников для служения в центральном Покровском храме. Однако число присылаемых клириков год от года было различным, и поэтому в литературе приводятся различные цифры. Так, Д. Яворницкий говорит о двух иеромонахах, двух иеродиаконах и двух уставщиках [109]. В. Беднов в приведенных им документах находит сведения о пяти иеромонахах, двух иеродиаконах и одном иноке [110]. Таким образом, в доступной нам исторической литературе нет единого мнения в этом вопросе, и поэтому наиболее логично сделать вывод о том, что количество ежегодной священнической квоты зависело от текущих потребностей самих казаков [111].

Вторым источником формирования кадров священнослужителей была сама казачья среда, которая давала Кошу необходимых кандидатов на иерейское служение. В сравнении с первым способом получения клириков, этот источник был более поздний по времени своего происхождения, однако именно из него в большинстве случаев Запорожье получало священно- и церковнослужителей на свои приходы. Причем, многие из этих кандидатов не только жили на землях Войска Низового, но и сами были казаками и служили в рядах казаков. Так, в селе Карнауховка, в церкви святой Варвары, служили два казака – Василий Удовицкий и Иеремия Леонтович [112], а в Самарском Свято-Троицком соборе служил дьячок Иван Высота, который до того «дьяковал» в походной Георгиевской церкви и был при ней в военных походах [113].

Приведенные выше примеры не были редкостью. Напротив, они настолько часты, что дают Д. И. Яворницкому возможность говорить о планомерной политике кошевого руководства по продвижению на церковные должности именно своих кандидатов. Объясняются такие шаги Коша тем, что священники из казаков лучше понимали специфику Запорожского региона, а интересы Войска были им ближе, чем кому бы то ни было. С другой стороны, казачья верхушка стремилась не допустить того, чтобы священство, присланное из других мест, смогло прочно осесть в Запорожье и пустить там свои корни. Этим также частично объясняется традиция каждый год вместе с кошевым и куренным начальством сменять и монахов, прибывавших на Запорожье из Спасской обители [114]. Только лишь те монахи, которые удостаивались особого уважения со стороны запорожцев, переизбирались несколько раз подряд. Остальные же после прохождения годового служения отсылались обратно в монастырь и сменялись новыми людьми.

В рассматриваемый период избрание, хиротония и назначение новых клириков на приходы Войска Запорожского происходило по следующей схеме [115]: Сначала жители села, которые хотели основать новый приход или расширить старый, избирали из своей среды кандидата на священство. В этом нет ничего удивительного, поскольку выборность приходского духовенства до конца XVIII была отличительной чертой церковной жизни в украинских епархиях [116]. Естественно, что кандидат должен был обладать необходимыми качествами, однако, если канонические условия соблюдались, то в дальнейшем особых препятствий не возникало.

Так или иначе, после избрания будущего клирика, прихожане через паланкового полковника направляли в Кош «презенту», в которой давали согласие на занятие этим человеком должности в их приходе. На основании «презенты» Кош направлял в духовное правление сведения о кандидате, а также письмо, в котором обосновывалась необходимость рукоположения указанного претендента. Письмо Коша сопровождалось письмом клириков того храма, в котором предстояло служить будущему священнику.

В свою очередь, духовное правление как посредническая инстанция направляло в Киевскую консисторию донесение, в котором приводилась вся полученная информация, и испрашивалось архипастырское благословение на возведение предложенного кандидата в священный сан. Параллельно с этим донесением в Киевскую консисторию приходило письмо от Коша, в котором аргументировалась необходимость новой хиротонии, а также «презенты» аналогичного содержания от прихожан и клириков.

Далее вопрос решался в самом Киеве. После предварительной переписки в столицу на аудиенцию к владыке должен был приехать сам соискатель священного сана с соответствующими верительными документами и сдать своеобразный экзамен. Если кандидат обладал необходимым уровнем подготовки, он оставлял в кафедральной конторе расписку о том, что он согласен довольствоваться отведенным ему жалованием. Кроме того, он обязан был дать информацию о себе, нет ли канонических преград к его рукоположению. При положительном исходе всего дела будущий священник исповедовался у кафедрального духовника и слушал краткий курс основ Православной веры. Также он обязывался сообщать о раскольниках, которые будут обнаружены в его приходе. После этого происходила хиротония претендента, а кошевое начальство информировалось о свершившемся акте. Сам вновь поставленный священник отправлялся на свой приход, имея при себе ставленую грамоту, экземпляр «Духовного регламента» и копию священнической присяги [117].

В качестве примечания к вышесказанному необходимо отметить два весьма важных момента:

Во-первых, с 1772 года процедура назначения нового клирика усложнялась, поскольку, согласно приказу Гавриила (Кременецкого) от 4 января того же года, Старо-Кодацкое духовное правление обязывалось предоставлять более полную информацию о кандидате. В частности, требовалось сообщить о том, женат ли претендент, была ли его жена замужем до того и девицей ли она была до заключения брака с ним. Также нужно было предоставить сведения, давал ли кандидат военную присягу, и если да, то подтвердить это документально. Без выполнения подобных требований правлению запрещалось выдвигать кандидата [118].

Во-вторых, на церковные приходы зачастую назначались не избранники самих прихожан, а те кандидаты, которые выдвигались непосредственно кошевым руководством. Происходило это в тех случаях, когда, не избрав себе нового иерея, прихожане обращались к руководству паланки с просьбой дать им священника. Тогда паланковый полковник направлял в духовное правление информацию о приходе и указывал на кандидата, которого начальство желало бы видеть священником на данном месте. При этом ни духовное правление не могло назначить другого человека без согласования с Кошем, ни сам Кош не мог самовольно выдвинуть своего кандидата без ведома духовного правления.

Во всей этой ситуации Киевский владыка не имел широких полномочий и большой власти – сама процедура была формальной, сам же он всего лишь контролировал весь этот процесс и следил за его каноничностью. Более того, реальная власть столичного архиерея в деле замещения приходских вакансий на Запорожье уменьшалась еще и потому, что Кош принимал на служение в свои храмы священников, которые были рукоположены у других владык [119]. То есть реально складывалась весьма пикантная ситуация, когда Кош в принципе мог обходиться без услуг своего правящего архиерея. Предотвращая такие действия казачьего начальства, в 1759 году правительство издало указ, строго запрещающий принимать на служение священников извне, кроме тех, которые были назначены на приходы правящим владыкой. Однако и в этом случае Кош мало что терял, ибо ни духовное правление в Старом Кодаке, ни даже митрополит не желали омрачать свои отношения с казаками. И поэтому вопросы кадрового характера в большинстве случаев решались для сечевиков положительным образом [120].

Необходимость формировать священнические кадры своими силами, а также возможность это делать, свидетельствует о наличии у запорожских казаков системы богословского образования. Такая система действительно была у запорожцев. Это – сеть церковно-приходских сечевых школ. По различным данным, на момент падения Сечи таких школ на землях Войска Низового насчитывалось сорок четыре. Главная из них находилась в самой Сечи и возглавлялась иеромонахом, присланным из Межигорского монастыря [121]. Вместе с этой сетью начальных школ, дававших своим ученикам – и детям, и взрослым – только начальные знания по важнейшим отраслям человеческой деятельности, на Сечи с 1754 функционировала и высшая школа, готовившая войсковую старшину и работников казачьего бюрократического аппарата. Также на Сечи работала и церковно-певческая школа, готовившая профессиональных солистов и регентов для запорожских приходов [122]. Понятное дело, что уровень преподавания именно богословских дисциплин в этих учебных заведениях был на порядок ниже, чем в столичных академиях, однако этот уровень все-таки позволял наиболее ревностным казакам (а таковых было немало) и их детям впоследствии посвятить себя пастырскому служению [123].

Таким образом, Запорожье целиком удовлетворяло свою потребность в священнослужителях. Делалось это как за счет приглашаемых извне клириков, так и за счет возведения в священный сан самих запорожцев. Естественно, что такие огромные штаты не были бесправной группой в общественной структуре Запорожья, и имели как права, так и обязанности по отношению к своей пастве. Основных требований к приходящим на Запорожье инокам было три:

Во-первых, клирик должен был быть грамотным и знать богослужебный устав. Во-вторых, духовные лица должны ценить «ласку войсковую». Выше, в главе 1, было рассказано о причинах замены светских дьяков на монахов Спасского монастыря. Повторим, что Кош сделал это потому, что прежние церковнослужители плохо знали устав и не умели довольствоваться тем, что им выделяло Войско [124]. В этом плане было много требований. С одной стороны, клир признавал Кош своим главным распорядителем, и даже приносил присягу на верность ему. С другой стороны, клирикам выделялись определенные средства на их содержание, и они были призваны довольствоваться этими средствами и не высказывать неудовлетворение по этому поводу. Таким образом, со стороны запорожского духовенства требовалось признание верховенства Коша в церковных делах.

И, в-третьих, к церковному причту предъявлялись высокие моральные требования, и данный факт является одной из важнейших причин призвания на Сечь именно монахов. Среди материалов Архива сохранилось несколько документов, отображающих отношение кошевого руководства к лицам низкого морального поведения. Так, за свое непристойное поведение из Сечи были изгнаны иеромонахи Феоктист, Киприан Кошман, Доримедонт и иеродиакон Конашевич [125]. Судя по тому, с какой поспешностью и настоятельностью была осуществлена отправка этих лиц обратно в Межигорье, можно сказать, что казаки не терпели бесчинного поведения иноков в своих владениях. Таким образом, имея достаточно грубый нрав и живя в атмосфере, приличествующей военному обществу, сечевики всегда оставались чувствительными к различного рода нарушениям благочестия и высказывали крайнее негодование при виде соблазнительного поведения со стороны духовенства [126].

Однако нарушения нравственных норм со стороны священников были редкими исключениями. В подавляющем же большинстве случаев на Запорожье служили истые пастыри, являвшиеся примером для остальных сечевиков. Естественно, что весь клир помимо своего достаточно большого влияния на духовную жизнь казаков имел и значительные средства к существованию. Ежегодно на содержание приходского духовенства выделялась определенная сумма денег, и, что самое интересное, при своем назначении на приход священник давал обещание довольствоваться этими средствами [127]. Помимо официально отведенных сумм на нужды Церкви шли щедрые пожертвования после смерти казаков. Кроме того, священники на Запорожье (как, впрочем, и в других епархиях) получали деньги и от совершения различных христианских треб. Однако, обеспечивая права священства брать деньги за совершенные требы, Кош, тем не менее, регулировал этот вопрос и не допускал, чтобы плата за требы была высокой. Как утверждает Д. И.Яворницкий, размер платы был определен строгими нормами, превышать которые строго запрещалось. При этом отступления от норм пресекались в зародыше [128]:

Таким образом, клирики запорожских приходов были группой с довольно широкими имущественными правами, хорошо обеспеченной и всеми уважаемой. Однако, несмотря на такие высокие привилегии, она оставалась в подчинении Коша, который был подателем этих прав и контролировал все кадровые перемещения, будучи практически независимым от священноначалия и Синода.

§ 4. Запорожская Сечь и Межигорский монастырь

Как уже было сказано выше, значительный процент запорожских клириков поступал на земли казаков из Спасского монастыря. Однако не только кадровые вопросы связывали эту обитель с запорожцами. Детальное изучение Архива и предшествующих монографий показывает, что отношения между монастырем и Сечью во многом обуславливались несколькими очень важными предпосылками.

Во-первых, исторически сложилось, что Преображенский монастырь очень рано стал играть роль духовного центра запорожского казачества. Дважды в год сечевики направлялись сюда в паломничество, поклониться святыни, приобщиться святым Тайнам, получить духовное утешение. Для многих казаков обитель была последним жизненным пристанищем – здесь они либо принимали постриг, либо жили в госпитале, находившемся на попечении милостивой братии [129]. Совершенно ясно, что все это вызывало у казаков только чувство уважения и привязанности к этому монастырю.

Во-вторых, само запорожское казачество представляло значительный интерес для Межигорского монастыря. Более того, когда между обителью и казаками возникали недоразумение, монастырское начальство всегда старалось их разрешить как можно скорее [130]. Данный факт объясняется тем, что из Сечи в Межигорье направлялись огромные средства, которые составляли весомую часть всего монастырского бюджета. О значительной финансовой зависимости Спасской обители от Запорожья, в частности, свидетельствуют документы Кошевого Архива, важность которых заставляют остановиться на них, и рассмотреть их более детально. Они датируются 1774 годом и относятся к тому периоду, когда высшие власти начали активное наступление на старинные права казаков. Об этом будет сказано ниже, в третьей главе настоящего исследования, сейчас же очень важно указать на то, как реагировал Спасский монастырь на попытки лишить его финансовой поддержки запорожских казаков.

Такая реакция отображена в письме Межигорского архимандрита Иллариона (Кондратковского) своему наместнику от 13 ноября 1774 года, а также в рапорте того же лица Святейшему Синоду от 1 декабря 1774 года. В письме проблема поставлена острее, чем в рапорте. Своему наместнику отец Илларион писал: «…монастир не может содержать себе без доходов из Сечи получаемих» [131]. В рапорте Святейшему Синоду проводится та же мысль: «…монашествующие в монастире никакова поделу к содержанию себе не получают тем, что монастир кружки не имеет, да и собирать оной неоткуду за не битием никаких богомолцов по отдаленности монастиря от города, а кои и бывають временем – и те ничего не подають, но болше и сами пищею от монастиря доволствуются» [132]. Сечь является для Межигорья главным источником существования, и если этот источник отнять, то, – пишет архимандрит, – «монастир Киево-Межигорский приитить можеть в краиное несостояние, поелику он для содержания себе других достаточних доходов з деревень своих не имееть…» [133].

Таким образом, Войско Запорожское было ктитором Спасского монастыря не только формально, но и по сути, поскольку существование обители во многом зависело от «ласки войсковой». Помощь монастырю оказывалась казаками не только в виде денег, но и в виде различных материальных ценностей, церковной утвари, домашнего скота, продуктов питания и так далее [134]. Зачастую помимо финансовой поддержки обитель получала из Запорожья и «рабочие руки» – казаки во исполнение обетов помогали братии выполнить различную черную работу. Кроме того, финансовые связи сечевиков и межигорцев были настолько прочны, что от благоволения монастыря зависело, будут ли собирать милостыню на Запорожье представители других общин.

И, в-третьих, существовала еще одна предпосылка, которая оказала сильное влияние на отношения между Кошем и Межигорьем. Она была политического характера. Дело в том, что монастырь, с одной стороны, был местом «исправительного заключения» казаков, которые совершили тяжелые преступления, а с другой стороны, являлся своеобразным «разведывательным центром» – через межигорских монахов, ездивших в Петербург по различным делам, казаки получали информацию о дальнейших планах правительства относительно Войска Запорожского. Нередки были и случаи, когда в обители прятались преступники, преследуемые государством. Также монастырь весьма дорожил своим ставропигиальным статусом, и перед тем, как направлять официальные документы в Киевскую консисторию или Синод, архимандрит, прежде всего, проводил консультации с Кошем, и лишь потом направлял сведения в высшие инстанции [135]. Такая своеобразная «оппозиционность» и подчеркнутая самостоятельность Межигорья привлекала казаков и усиливала их уважительные чувства к монастырю [136].

Таким образом, Спасо-Преображенская Киево-Межигорская обитель играла значительную роль в духовной жизни запорожцев. Более того, и казаки, и монахи Межигорья нуждались друг в друге – от иноков сечевики получали духовное окормление, а также мощную социально-политическую поддержку и надежного союзника, монастырь же находил в Запорожье сильного покровителя, от которого зависело его существование.

***

Подводя итог вышесказанному, следует прийти к выводу, что в XVIII веке церковная организация запорожских казаков имела сразу несколько юрисдикций. С одной стороны, она через подчинение Межигорскому монастырю сохраняла свои древние права на независимость от местных архиереев, с другой стороны, в силу исторических причин она попала в зависимость от Киевского владыки, который стал главным лицом, поставлявшим священников в храмы казаков. Организация сечевиков также подчинялась и Синоду, который был высшей инстанцией в решении всех вопросов. Однако в сложившейся ситуации властям не удавалось полностью контролировать деятельность Коша, поскольку последний обладал возможностями направлять деятельность Киевского владыки и наместного правления в нужное русло. Достигалось это разными способами, однако эффект почти всегда был одинаков – церковные проблемы на Запорожье решались для Коша положительным образом, и Кош в большинстве случаев демонстрировал свое преимущество. Естественно, такая слабо контролируемая область, как Вольности Войска Запорожского, не вписывалась в общий синодальный строй, и власти предприняли все меры, чтобы ограничить независимость Запорожья. В свою очередь, эти меры вызывали ответную реакцию со стороны Коша.

Глава 3. Ограничение автономии Запорожья и ответные действия Коша

§ 1. Общая постановка проблемы

Выше неоднократно отмечалось, что Запорожский Кош в своей кадровой политике и в деле управления казацкими приходами хоть и был в канонической и формальной зависимости от Киевского владыки, но эта зависимость до самого дня падения Сечи оставалась именно формальной, реальная же власть и инициатива в решении церковных дел на Запорожье принадлежали казацкой старшине во главе с Кошевым атаманом. Также было показано, какие именно обстоятельства позволяли Кошу положительным для себя образом решать проблемы, связанные с открытием или расширением приходов и назначением на эти приходы своих кандидатов. Однако скрытое противостояние между Кошем и церковными властями различного уровня не ограничивалось указанными выше фактами и имело гораздо более широкий спектр вопросов, по которым противостоящие стороны не могли и не желали найти компромиссное решение. Естественно, что каждая из сторон предпринимала активные действия для достижения своего преимущества. Но борьба была равной. И только ликвидация Запорожского казачества как особого социального института поставила окончательную точку в указанном противостоянии Коша и церковных властей и позволила имперской администрации окончательно вовлечь Запорожский край в общий процесс унификации, а его церковную организацию сделать неотъемлемой частью синодальной системы. Именно в этом ключе, по нашему глубокому убеждению, и необходимо проводить дальнейшее исследование архивных документов, связанных с церковной жизнью на Запорожье в эпоху Новой Сечи. Вместе с тем, исследователь должен отдавать себе отчет в том, что те процессы, которые происходили на Запорожье в третьей четверти XVIII века, по большому счету, были характерны не только для низовья Днепра, но и для многих других регионов огромной Российской империи. И, несмотря на самобытность традиций и различия в церковном сознании, которые отличали запорожцев от других жителей России, а казачью церковную систему – от преобладающего синодального строя, события, описываемые в данной работе, необходимо рассматривать как часть унификаторских действий, предпринимаемых Петербургом в период правления Екатерины II. Однако данное замечание ни в коей мере нельзя понимать как апологию тем мерам, посредством которых Святейший Синод напрямую либо через подведомственные структуры вел наступление на старинные права Киевской митрополии в целом и Войска Запорожского в частности. Как будет показано ниже, анализ Архива Коша не позволяет говорить о случайном или спонтанном характере этого наступления. Напротив, есть все основания утверждать, что оно случайным не было и имело своей целью ликвидацию автономии Запорожья.

К такому выводу заставляет прийти не только общий ход событий, но и анализ именного императорского указа от 9 сентября 1775 года об учреждении Славянской епархии. В частности, в этом акте отмечается следующее: «...А как в тот край <...> в течение войны, и по окончании оной многие иноплеменники, не знающие языка нашего, исповедающие однако греческую православную веру, переселились, то при сем их тут водворении дабы для таковых в духовных делах и в поучении слову Божию не оскудеть церкви, мы объявляем Синоду нашему монаршую волю на посвящение в архиепископа в ту епархию иеромонаха Евгения…» [137]. Из данного отрывка видно, что Славянская епархия, по официальной формулировке, была учреждена для того, чтобы на Юге Украины «не оскудела» Церковь. На первый взгляд, несколько странной является такая формулировка, учитывая тот факт, что до основания новой епархии эта местность уже имела развитую церковно-приходскую сеть, которая отнюдь не была «в оскудении». Однако подобное недоразумение разрешается довольно просто – прежняя церковно-административная система, действовавшая под началом Коша, не могла оставаться без коренных преобразований. Именно из-за своей самобытности эта система была ликвидирована, а на смену ей пришла Славянская епархия, которая стала объединять приходы, еще несколько месяцев назад бывшие в фактическом подчинении Коша [138].

И все-таки до учреждения указанной епархии Синод со второй половины XVIII века предпринимал менее радикальные попытки включить запорожские приходы в общеимперскую синодальную систему. Переломным моментом в этой истории стало дарование синодским указом от 26 июня 1774 года [139] начальнику Сечевых приходов Владимиру (Сокальскому) сана архимандрита. Об этом важном событии в истории Новой Сечи будет сказано ниже, сейчас же необходимо отметить, что, согласно этому указу, новопосвященный архимандрит, продолжая возглавлять всю церковную организацию казаков, должен был перейти под омофор Киевского владыки, которому и поручалось совершить посвящение отца Владимира в архимандриты. Главным следствием этого шага стало то, что запорожские приходы, оставшиеся в подчинении архимандрита Владимира, вслед за своим начальником переходили под непосредственный контроль столичного архиерея, а Межигорский монастырь лишался своей старинной парафии. Но, в отличие от ситуации 1686 года, когда владыка Гедеон (Четвертинский) самочинно изъял казацкие приходы из подчинения Межигорью [140], переход Запорожья под омофор Киевского митрополита, совершившийся в 1774 году, был закреплен указом самой императрицы от 21 июня того же года [141], и имел, таким образом, прочное легитимное основание.

Однако сложившаяся в 1774 году ситуация была, по большому счету, лишь логической развязкой общего процесса усиления контроля над церковной жизнью казаков со стороны высших иерархов – Киевского владыки и Синода. Первым по времени объектом пристального внимания церковных властей стал Межигорский монастырь, жизнь которого жестко регламентировалась Святейшим Синодом. Из Петербурга обитель получала новых игуменов, Петербург контролировал и финансовую деятельность братии, распоряжался имуществом умерших настоятелей, решал хозяйственные споры между монастырем и Киево-Печерской лаврой и так далее. Безусловно, имея ставропигиальный статус, Межигорский монастырь был во всецелом ведении Святейшего Синода, и, осуществляя контроль над всеми аспектами монастырской жизни, в том числе – и над финансовыми делами обители, Синод реализовывал свои канонические права. Тем более что даже те монастыри, которые были в канонической зависимости от местных архиереев, все равно не могли решать большинство кадровых вопросов без участия синодальных структур. Но в отношении Межигорья сложилась несколько иная ситуация, чем та, которая наблюдалась в других русских епархиях, – через эту обитель Синод пытался установить контроль и над церковными делами Запорожья. И после Межигорского монастыря казачья церковно-административная система стала вторым по времени и важнейшим по значению объектом пристального внимания высшей иерархии Русской Православной Церкви.

По мнению Игоря Лымана, активная фаза наступления на церковную автономию Коша началась в 1773 году, когда из северной столицы в Спасский монастырь поступил запрос, в котором помимо прочего содержались требования направить в Синод сведения о прибылях Войска Запорожского. Свою заинтересованность подобными вопросами отправитель документа аргументировал тем, что Святейшему Синоду информация такого рода нужна для того, чтобы иметь полноценное суждение о возможности Преображенского монастыря жить без средств, направляемых от доброхотных запорожцев. Также у обители запрашивались сведения о том, на каких основаниях она направляла своих иноков на запорожские приходы и на каких основаниях иеромонах Владимир (Сокальский) занимает пост начальника Сечевых церквей. Этот документ был прислан в Межигорье как раз в то время, когда между Кошем и светскими властями велись переговоры относительно дарования отцу Владимиру (Сокальскому) архимандритского достоинства. Естественно, удовлетворяя просьбу казаков о посвящении отца Владимира в сан архимандрита, – а такой важный шаг имел значительные юрисдикционные последствия, – правительство не могло не заинтересоваться состоянием церковных дел на Запорожье на тот момент [142].

Однако запрос, о котором в своей монографии упоминает господин Лыман, не обретается среди документов дела № 3 Кошевого Архива, и первый по времени источник из материалов дела № 3, который касается исследуемого вопроса, датируется не 1773, а 1774 годом. Речь идет об упомянутом выше синодском указе о возведении иеромонаха Владимира (Сокальского) в архимандриты. Следовательно, и начало активной фазы наступления на церковную автономию Запорожья было бы логичнее отнести к этому же периоду – середине 1774 года. Прийти к такому выводу заставляет количество документов, вышедших из стен различных синодальных учреждений и касающихся церковных дел на Запорожье, – с июня 1774 года по январь 1775 года было издано три синодских указа, два указа консисторских, одно определение и одно официальное письмо Киевского владыки – всего семь документов. Таким образом, запрос, упоминаемый Игорем Лыманом, знаменует собой лишь подготовительный этап в процессе ужесточения синодального контроля над казачьими приходами, и только окончательно подчинив Запорожье Киевским митрополитам в 1774 году, Синод стал более активно добиваться от Коша предоставления детальной информации о ходе церковных дел на подведомственных территориях.

Уже при беглом ознакомлении с блоком из семи указанных документов нельзя не заметить, что в общем процессе ужесточения контроля над церковной организацией сечевиков брал активное и непосредственное участие не только Святейший Синод, но и другие синодальные структурные единицы – Киевская духовная консистория, лично Киевский святитель, Межигорский монастырь и Старо-Кодацкое наместное духовное правление, которое до того уже тринадцать лет обладало функцией надзора над церковной политикой Коша. Однако в сложившейся на тот момент ситуации ни Спасский монастырь, ни Киевскую духовную консисторию, ни духовное правление в Старом Кодаке нельзя рассматривать в качестве самостоятельных и независимых субъектов. Напротив, их нужно рассматривать как рычаги, посредством которых Синод пытался усилить свое влияние на ход дел в Запорожском крае. Естественно, что на каждом из указанных направлений наступление на автономию Коша имело свои особенности, и поэтому необходимо детально рассмотреть каждое из этих направлений.

Также необходимо сделать следующее весьма важное замечание. В своих действиях, направленных на ограничение церковной автономии Запорожья, Святейший Синод, особенно в годы правления Екатерины II, ориентировался на общеимперскую политику унификации. По сути, высший орган церковного управления в своих указах, касающихся «казачьего вопроса», проводил государственную линию. Поэтому при изучении документов понять, где именно высказана личная позиция Синода, а где – позиция правительства, практически невозможно. Исключение составляет лишь ситуация, сложившаяся вокруг пребывания на Сечи Милетинского епископа Анатолия (Мелеса), когда светские и церковные власти по-разному смотрели на возникшую проблему. Однако такого рода разногласия были, скорее, исключением, чем правилом. Поэтому ниже, кроме особо оговоренных случаев, четкого разграничения между политикой Синода и политикой имперского правительства мы не делали.

Несколько иначе обстояло дело с Киевскими митрополитами. Ранее, до ликвидации патриаршества и учреждения Духовной Коллегии, эти владыки имели большую степень самостоятельности в управлении церковными делами на Украине. После установления синодального строя эта самостоятельность епископами Златоверхого града стала постепенно утрачиваться, и они с каждым годом все больше превращались в скромных исполнителей монаршей воли. Будучи членом Синода, Киевский архипастырь не мог открыто проводить какую-либо политику, которая могла бы идти наперекор общецерковным и общегосударственным интересам. Киевская же консистория, по сути, стала одной из структурных единиц сложного синодального аппарата.

И, наконец, следует пояснить, что понимало под церковной автономией само казачество или, по крайней мере, его правящая элита. По большому счету, сечевики считали хозяевами Запорожья только себя и не терпели вмешательства в свои дела кого бы то ни было. И поэтому автономия в церковных делах мыслилась как независимость не только от Синода, но и от местного владыки, то есть Киевского митрополита. Однако потребность в новых клириках и новых антиминсах заставляло запорожцев обращаться к церковной иерархии за помощью. Это в значительной мере определило манеру поведения Коша по отношению к Киевскому архипастырю и Синоду: На рубеже XVII и XVIII веков, когда Западнорусская митрополия была еще сильна, казаки стремились упрочить свои связи с Москвой и избавиться от контроля со стороны Киева. Когда же был учрежден синодальный строй и в империи стала проводиться унификаторская политика, Кош переориентировался, и стал идти на сближение с Киевом, стремясь избавиться уже от излишней опеки Петербурга. Однако, как будет показано ниже, при всех своих личных симпатиях к запорожцам митрополиты уже не могли оказать сопротивление линии Синода и сами стали ее проводниками. В последние годы существования Сечи Киевский владыка при всем своем желании уже не мог самостоятельно управлять Запорожьем, являясь, по сути, простым представителем Святейшего Синода в этом регионе.

§ 2. Меры Синода по ограничению церковной автономии Запорожья

Прежде всего, необходимо отметить ту роль, которую в переписке Коша и Синода играл Преображенский монастырь. Его положение было сложным. С одной стороны, он не имел ни прав, ни возможностей сопротивляться решениям Петербурга, с другой стороны, братия осознавала, что без средств, предоставляемых казаками, обитель будет испытывать нужду. И поэтому, соблюдая необходимые рамки приличия, монастырское начальство все-таки дерзало жаловаться Синоду на свое затруднительное положение, которое наступит в случае разрыва экономических связей Межигорья и Запорожья.

По документам видно, что копия указа о посвящении отца Владимира в архимандриты была прислана и в Спасскую обитель и была получена иноками 8 августа 1774 года [143]. Хоть в синодском указе речь шла только о повелении митрополиту Гавриилу (Кременецкому) совершить посвящение отца Владимира в архимандриты, братия совершенно резонно восприняла последствия этого события как отмену своих древних прав быть духовным центром Низового казачества. Поэтому осенью того же года из Межигорья в столицу был направлен рапорт [144]. Формально этот документ был уведомлением о получении копии вышеупомянутого указа, однако, по своей сути, рапорт был письмом, в котором Спасский монастырь напоминал о своих правах на окормление Запорожья и информировал Синод о своих финансовых проблемах, которые автоматически возникают в случае перехода казачьих приходов под омофор Киевского владыки. В качестве веского аргумента в защиту своего права отправлять на Низ Днепра монастырских священнослужителей иноки обители приводят грамоты патриарха Иоакима 1688 года, грамоту Петра I 1698 года, а также «крепости», данные Войском Запорожским в 1672 году.

Однако не перечисление старинных привилегий занимает в рапорте главное место. Основной акцент монахи ставили на том, что их хозяйство не может обходиться без средств, поступающих из Запорожья. Свои утверждения братия подкрепляла информацией, согласно которой в собственности монастыря находилось несколько сел и слобод, в которых насчитывалось в общей сложности 470 крепостных дворов. Крестьяне этих сел отрабатывали в пользу обители двухдневную барщину. Также в документе упоминается и земля, которой владел монастырь, но ей в документе дается нелестная характеристика, поскольку она не была пригодна для хлебопашества. На тех же участках, на которых распространялись собственнические права Межигорья, активное ведение сельского хозяйства, по словам составителей рапорта, было крайне затруднительно. Отсюда, по логике документа, следовал вывод о том, что Спасская обитель не может обходиться без материального содержания со стороны Войска Запорожского, и что разрывать экономические связи между обителью и казаками крайне нежелательно [145].

Сравнение предоставленной братией информации с данными, которые приводятся другими исследователями, заставляет прийти к мысли о том, что Межигорский монастырь сознательно или бессознательно умалчивал сведения о прочих имевшихся в его распоряжении источниках дохода. Так, в восемнадцатом номере «Киевских епархиальных ведомостей» за 1895 год П. Орловский пишет о том, что в 1774 году Спасо-Преображенская обитель владела или пользовалась [146]:

– селами Вышгород, Старые и Новые Петровичи, Лютеж, Борки, Чернин, Евминки, Демьянки, а также слободами Красулька и Яськова Гребля; общее количество дворов в указанных населенных пунктах – 470, крестьян – более 3200 душ;

– сетью питейных заведений, которые располагались как в селах, так и в самом монастыре, и в которых продавались мед, пиво и вино, приготовленное на монастырских винокурнях, находившихся в Евминках и Лютеже;

– 350 десятинами пашни и 1320 десятинами сенокосов, причем три сенокоса отдавались на откуп и приносили по 40 рублей годового дохода каждый;

– семью мельницами, фруктовыми садами, тридцатью девятью рыбными озерами, причем двенадцать из них сдавались в аренду и приносили по 10 рублей годового дохода каждое.

Естественно, что такое обширное хозяйство приносило немалый доход. В частности, за 1771 год монастырь имел 3378 рублей 29 копеек чистой прибыли, в 1772 году эта сумма составила 2722 рубля, в 1773 году – 2593 рубля. Деньги немалые. Однако из Запорожья братия получало почти такие же суммы. Так, в 1772 году монахи привезли из Сечи 2447 рублей и 32 червонца, в 1773 году – 2062 рубля. И это не считая щедрых пожертвований в виде 72 телег рыбы, 60 бочек сельди, 1710 рун овечьей шерсти и 1020 пудов соли [147].

Всех этих данных в рапорте обители Синоду нет. Отсюда вполне логично следует предположить, что монастырь не хотел, чтобы столичное начальство имело исчерпывающую информацию о доходах Межигорья. Более того, составители документа, вне всякого сомнения, всячески старались сделать все возможное, чтобы в Синоде сложилось общее впечатление, что в случае прекращения финансирования со стороны Запорожья, монастырь придет в упадок.

Таким образом, несмотря на свое прямое подчинение Петербургу, Спасская обитель не могла стать надежным проводником синодской политики в отношении Коша. Поэтому основным направлением, по которому шло наступление на церковную автономию Запорожья, стала Киевская духовная консистория во главе с митрополитом.

Митрополит действовал незамедлительно и решительно. Уже 10 сентября 1774 года через духовную консисторию он направил недавно поставленному архимандриту Владимиру определение № 2310, в котором от отца архимандрита требовалось предоставить Киеву точные сведения о том:

– какие запорожские храмы находятся в ведомстве архимандрита Владимира;

– кто служит в этих храмах и каково количество прихожан в каждом из них;

– служат ли священники постоянно или же поочередно сменяются другими;

– есть ли другие храмы в казачьих зимовниках и кто в них служит [148].

Вместе с тем, Киевскому владыке Синод приказал не только взять под свой контроль запорожские приходы, но и разобраться с ситуацией вокруг Преображенского монастыря, поскольку его насельники, по всей видимости, так и не передали в Петербург исчерпывающих сведений о своих финансовых делах. Так, 13 октября 1774 года из северной столицы на Украину было направлено сразу два документа: один – в Киевскую митрополию, другой – в Спасскую обитель, а точнее – ее архимандриту Иллариону (Кондратковскому). В первом документе [149] говорится следующее: Поскольку в своем рапорте [150] межигорские иноки ссылаются на старинные привилегии и декларируют финансовую зависимость монастыря от Запорожского казачества, но при этом не дают четкой информации о своих финансовых делах, то для успешного решения этой проблемы Киевскому владыке предписывается выяснить, может ли упомянутый монастырь жить без средств, получаемых от казаков. Также Синод повелевал митрополиту Гавриилу (Кременецкому) получить информацию о том, на каких основаниях отец Владимир (Сокальский) занимает пост начальника Сечевых церквей. Все полученные сведения с изложением своих собственных суждений по затронутым вопросам, владыка Гавриил обязывался Синодом незамедлительно направить в Петербург для их дальнейшего рассмотрения [151].

Второй посланный 13 октября документ [152] был извещением Спасскому архимандриту Иллариону о том задании, которое было дано Киевскому владыке. При этом Синод с особой силой подчеркивает, что пока не может решить, будет ли в дальнейшем сохранены экономические связи Межигорья и Запорожья. Этот вопрос, по мнению составителей документа, окончательно решится лишь тогда, когда Петербург удостоверится в возможности или невозможности Преображенского монастыря обходиться без финансовой поддержки казаков [153].

Реакция архимандрита Иллариона на синодальный указ известна – в § 4 главы 2 данного исследования уже упоминалось о письме, в котором он выражал своему наместнику обеспокоенность тем, что своими требованиями Синод сильно затрагивает интересы обители. Иной была реакция Киевского архиерея – 6 ноября консистория получила указ Синода, и уже 12 и 19 ноября архимандриту Владимиру на Сечь было послано два консисторских указа №№ 2904 и 2962 соответственно [154], в которых начальнику Сечевых церквей настоятельно предписывалось немедленно предоставить в синодальные органы исчерпывающую информацию о состоянии церковных дел на Запорожье. Анализ этих двух документов позволяет судить о целом ряде важных аспектов взаимоотношений между Кошем и высшими церковными властями, поэтому необходимо рассмотреть данные указы более детально.

В первую очередь видно, что ни Спасский монастырь, ни архимандрит Владимир (Сокальский) так и не дали четких ответов на предыдущие запросы вышестоящих инстанций, и поэтому консистория в означенных указах настойчиво повторяет свои прежние требования. С другой стороны, спектр самих вопросов, по которым отцу Владимиру предписывалось предоставить информацию, значительно расширился. Теперь Киев спрашивал не только о том, сколько на Запорожье приходов, клириков и монашествующих, но и просил сечевого архимандрита дать сведения об источниках финансирования запорожских священнослужителей. В частности, требовалось уточнить, откуда подопечные отца Владимира «получают содержание, и чем, и откуды и впредь содержаться будуть» [155].

Однако, как это будет показано ниже, Запорожье игнорировало приказы из центра и на запросы своего начальства отвечало уклончиво. Предвидя такое поведение со стороны сечевиков, 20 ноября, то есть через день после отправки указа № 2962, владыка Гавриил направил на Сечь личное письмо [156], в котором повторяет все те пункты, которые были изложены в предыдущих документах. В письме митрополита привлекает внимание тон, с которым владыка обращается к Кошевому атаману Петру Калнышевскому, – это скорее просьба, чем приказ. Другой особенностью источника является то, что Киевский святитель обеспокоен вопросами содержания запорожских клириков, поскольку после перехода под его омофор они переходили на казенное содержание, но установить его точные размеры было невозможно, так как высшие церковные власти не знали точного числа священнослужителей на Запорожских землях [157]. Это письмо – последнее среди документов дела № 3, которые отображают попытки синодальных структур установить жесткий контроль над церковными делами Низового казачества.

Таким образом, меры Синода и его структурных единиц по ограничению церковной автономии Запорожья сводятся к тому, что высший орган управления Русской Православной Церкви пытался получить через подведомственные ему инстанции максимально возможно полную информацию о сечевых храмах, клириках, а также о характере финансовых взаимоотношений казаков и межигорских иноков. Указанная тактика была выбрана Синодом неслучайно, поскольку, только имея исчерпывающие сведения о состоянии церковных дел на землях казаков, можно было реально взять под свой контроль весь процесс церковного строительства на Запорожье. Однако предпринимаемые попытки, по большому счету, были тщетны, ибо ни Кош, ни начальник Сечевых церквей так и не предоставили Синоду необходимую информацию. Кроме того, казаки пользовались и другими способами отражать наступление со стороны высших властей.

§ 3. Реакция Коша на действия Синода

Вполне понятно, что казаки, дорожившие своей свободой и привилегированным положением в регионе, к попыткам ограничения этой самой свободы относились крайне негативно. Однако, если в XV – XVII столетиях при малейших притеснениях извне сечевики брались за оружие и насмерть стояли за свою вольницу, то уже в просвещенный «Век Екатерины» прежние методы были бездейственны. Зато запорожцы стали применять другое, более эффективное в условиях XVIII столетия, оружие – дипломатию. Поэтому после получения запросов из Киевской духовной консистории казацкая старшина избрала путь молчания – на эти запросы внятных ответов не последовало. В составе дела № 3 есть два документа, которые отображают эту особенность поведения сечевиков по отношению к Синодальной политике. Первый из них [158] был составлен 13 января 1775 года в канцелярии Сечи и адресовался Киевскому Митрополиту. Это было ответное письмо, в котором Кош отчитывался владыке Гавриилу о состоянии церковных дел на Запорожье. Письмо имеет следующее содержание:

Прежде всего, автор документа подчеркивает, что клир запорожских храмов формируется по мере надобности, а саму эту меру определяет войсковая громада, при этом точное число священнослужителей установить трудно, поскольку при их частой смене «в некоторое время неизлише, а в другое умалителност бывает» [159]. Говоря проще, «иной раз больше, иной раз меньше, а сколько – мы и сами не знаем». Естественно, что в ситуации, когда другие благочиния и приходы отсылали своим правящим архиереям подробнейшие отчеты о состоянии церковных дел на местах, ответ Коша выглядел, по крайней мере, необычно. Запорожская канцелярия вела строгую документацию, в том числе – и документацию о том, в каком храме кто и когда служил. Поэтому не знать, сколько клириков на тот момент пребывало в пределах Вольностей, Кош не мог.

Вторым логическим пунктом письма стал отчет об источниках финансирования войсковых священнослужителей. В этой части запорожцы были более откровенными: «Содержание ж ему, так же иеромонахам и протчиим причетныкам – единственно только от доброхотов Войска Запорожского, чем прежде и тепер питаться имеют. А иного содержания <…>, духовенству в нас не имееться, ибо здесь никаких доходов, ни прыбилей такових, с которых бы оное духовенство содержать, кроме от доброхотов, нет» [160]. Сами же монахи прибывают из Спасского монастыря по старинному обычаю, и поэтому процедура распределения межигорских иноков по запорожским приходам имеет прочное основание. Также в своем письме митрополиту казаки выражают надежду, что теми средствами, которые выделяются Кошем на содержание клира, войсковые священнослужители «могуть быть доволни» [161].

И, наконец, третьим важным пунктом, который можно выделить при чтении означенного источника, является нескрываемое декларирование казаками своего господствующего положения в деле управления церковными делами на подведомственных им территориях: «И впъред от означенного Киево-Межигорского монастиря или другого какого, еромонахи, иеродияконы и монахи прибывать будут, то завысать имеет от воле Войска Запорожского» [162]. Примечательно также, что информации о том, на каких основаниях отец Владимир (Сокальский) занимает пост начальника Сечевых церквей, в письме нет. Ее, по словам составителя письма, казаки предоставили консистории в ответ на запрос от 9 ноября 1774 года [163]. Однако ни самого запроса, ни ответа запорожцев среди документов дела № 3 нет, поэтому о характере этой информации судить крайне трудно.

Второй источник, в котором содержится отчет о состоянии церковных дел на Запорожье, – это рапорт архимандрита Владимира, составленный 16 января 1775 года и адресованный Киевской духовной консистории [164]. Рапорт этот имеет одну интереснейшую черту: никаких сведений, которые могли бы хоть в какой-то мере быть ценными для синодальных структур, там нет. Отец Владимир просто пишет, что к той информации, которую предоставил Кош тремя днями ранее, ему от себя добавить нечего.

Таким образом, до самого последнего дня существования Сечи ни Синод, ни Киевская консистория во главе с митрополитом Гавриилом не были в надлежащей мере проинформированы о состоянии церковных дел в Запорожском крае, и, естественно, не могли существенным образом оказать влияние на казаков в решении церковно-административных вопросов. Великий Луг [165] либо молчал, либо ограничивался отписками, показывая вышестоящим властям свое свободолюбие и нежелание кому-либо подчиняться. Но кроме замалчивания информации у Коша были и другие способы сделать так, чтобы унификаторские меры властей не имели желаемого эффекта.

Самым главным фактором, который препятствовал Синоду установить контроль над церковной жизнью Запорожья, было наличие тесных связей между Кошем, Межигорьем, Киевскими владыками и Старо-Кодацким наместным правлением. Выше уже отмечалось, что Спасский монастырь, вне всякого сомнения, был в весьма доверительных отношениях с Войском Низовым, и прежде чем отослать в вышестоящие инстанции рапорт, настоятель обители почти всегда советовался с сечевым начальством. По сути, монастырь был союзником Коша в его борьбе за автономию. Интересней дело обстояло со столичным архиереем. С одной стороны, владыка не мог оставаться безучастным в деле управления запорожскими приходами и всегда стремился показать свою власть над этим весьма обширным регионом, что порождало соперничество между ним и Кошем. Однако, с другой стороны, это соперничество никогда не доходило до вражды, и отношения между Киевом и Запорожьем всегда, по большому счету, были дружественными. Дело в том, что казаки на свои средства вели в Киеве и его окрестностях активное храмовое строительство, давали немалые деньги на нужды самой консистории, оказывали помощь в решении насущных проблем епархии. И в переносном, и в прямом смысле Великий Луг был для Киева кормильцем – довольно часто на стол владыки попадали деликатесы, привезенные сечевиками с Юга. К тому же, помимо официальных отношений у многих представителей старшины были личные знакомства с митрополитами, что также оказывало огромное влияние на характер взаимоотношений Коша и Киевской консистории и позволяло решать возникавшие вопросы положительным для казаков образом. Схожая ситуация сложилась и со Старо-Кодацким наместным правлением – формально это ведомство было учреждено в 1760 году как посредническое звено в сношениях Коша и Киевских владык и было призвано выполнять функции надзора, помогая своему архипастырю, подобно другим благочиниям, управлять делами Запорожья. Фактически же правление зависело от сечевого руководства, и поэтому выражало, скорее, интересы казаков, а не вышестоящих властей [166].

Таким образом, Святейший Синод не мог полностью воспользоваться услугами Киевской консистории и Старо-Кодацкого наместного правления, поскольку они, находясь в послушании центральных церковных властей, все же сохраняли с Кошем дружественные отношения и, не желая эти отношения омрачать, предпочитали лишь изредка реализовывать свои законные права и лишний раз не вмешиваться в церковные дела Запорожья. В итоге главным распорядителем церковной жизни на территориях Войска Низового был сам Кош – это основной вывод, который необходимо сделать в процессе изучения материалов дела № 3. Однако обращение к другим источникам позволяет говорить еще об одной мере, которую казаки пытались предпринять в ходе отстаивания своей церковной автономии. Речь идет о попытке казаков создать на Сечи самостоятельную епархию, которую имел все шансы возглавить епископ Анатолий (Мелес). И хоть эта попытка так и не увенчалась успехом, она имела важные последствия и существеннейшим образом отразилась на характере взаимоотношений Запорожья и Петербурга.

§ 4. Дело епископа Анатолия (Мелеса)

Афонский монах Анатолий (Мелес), посвященный в середине 1750-хх годов Вселенским патриархом в архиереи с титулом епископа Милетинского, был весьма авантюрной и загадочной личностью. В биографии этого человека много «белых пятен». Однако исследователю, занимающемуся изучением церковной жизни Запорожского казачества, в значительной мере повезло – источники и изыскания других историков позволяют в достаточно полной мере восстановить историю пребывания отца Анатолия на казачьих землях и дать оценку роли этого человека в сложном процессе отстаивания Кошем своей автономии в решении церковных дел.

Первый раз отец Анатолий прибыл в Россию в 1750 году и прожил здесь до 1754 года. В то время он был архимандритом Афонского монастыря святого Георгия. Вместе с собой из Палестины он привез некие святыни (по одним из сведений, это была частица Животворящего Креста Господня), но насчет подлинности этих святынь у Синода возникли подозрения. Русские церковные власти запретили гостю выставлять привезенные предметы для всеобщего поклонения. Святыни были опечатаны. Однако афонский архимандрит, опираясь на связи в придворных кругах, запрет проигнорировал – печати были вскрыты, и привезенные предметы снова стали объектом поклонения. За неповиновение отца Анатолия по приказу Синода взяли под стражу, но не разобравшаяся в сути дела императрица Елизавета заступилась за арестанта и сделала за это Синоду выговор. В 1754 году Анатолий (Мелес) покинул Россию, но через два года вернулся – уже в сане епископа и в качестве представителя турецких славян, желавших переселиться на Юг России. С этим вторым периодом пребывания в России и связан его визит на Запорожье [167].

На Низ Днепра владыка попал в конце своего путешествия по Украине, предпринятого им по разрешению Синода, – на исходе апреля 1759 года. С собой он вез паспорта, данные ему российскими властями и рекомендацию архимандрита Киево-Межигорского монастыря, который ему довелось посетить незадолго до этого. В Запорожье епископ Анатолий стал по просьбе Коша рукополагать клириков, служить архиерейским чином, но при этом не поминал за Литургией имя Киевского митрополита. И хоть в то время земли казаков еще не перешли в полное ведение столичного святителя, многие вопросы, связанные с церковным строительством на Запорожье, решались при его непосредственном участии. Поэтому его имя возглашалось в казацких храмах как имя правящего архиерея. К тому же, рукополагать клириков не в своей епархии и без ведома местного архиерея – поступок крайне дерзкий с точки зрения церковного права. Естественно, возникла скандальная ситуация – помимо грубого нарушения канонов [168] епископ Анатолий еще и неуважительно отнесся к тогдашнему Киевскому святителю Арсению (Могилянскому). В ответ тот донес в Синод о неканонических деяниях Милетинского архиерея. По вопросу о действиях запорожского гостя между Синодом, Сенатом, Кошем, гетманом Украины К. Разумовским и Коллегией иностранных дел завязалась дискуссия, в ходе которой были высказаны три основных мнения [169].

Позиция Синода была однозначна – нарушитель канонов должен был предстать перед судом церковных властей. Светские власти смотрели на возникшую проблему иначе – епископ Анатолий был представителем турецких славян и, по сути, имел дипломатические полномочия. Кроме того, казаки осмелились просить у столичных властей издать специальный указ, разрешающий афонскому монаху остаться в Запорожье [170]. Поэтому и Сенат, и Коллегия иностранных дел считали, что просьбу низовиков можно удовлетворить, – Милетинскому архиерею разрешили пребывать на казацких землях, но при этом ему запрещалось служить архиерейским чином и рукополагать клириков. Похожей была и позиция императрицы Елизаветы – хоть Анатолий (Мелес) и подлежит прещениям за свои антиканонические поступки, его некоторое время нужно «из Запорожской Сечи не отлучать» [171], но при этом категорически запретить ему совершать архиерейское служение. Казакам же был сделан строгий выговор за то, что по их вине на Запорожье разгорелся такой скандал [172].

Позиция же казаков в сложившейся ситуации была противоположна той, которую занимали столичные власти, – Кош, вне всякого сомнения, всячески старался, чтобы епископ Анатолий пределов Запорожья не покидал, а, наоборот, оставался служить при Покровской церкви на Сечи. На запрет императрицы реакции не последовало, и Милетинский владыка все так же продолжал совершать литургии и рукополагать священнослужителей. Не изменила ситуацию и увещевательная грамота самого Киевского митрополита от 26 января 1760 года. Только когда 31 января того же года был издан синодский указ о взятии непокорного архиерея под арест, казаки вынуждены были подчиниться и проводить своего гостя за пределы Вольностей, где его ожидал суд, лишение сана и монашества и ссылка в Сибирь.

Свое поведение во всей этой истории казаки объясняли тем, что они в большинстве своем – люди простосердечные, из Сечи отлучаются редко и на епископской службе никогда не бывали. Поэтому когда на Запорожье появился Анатолий (Мелес) и стал служить по полному архиерейскому чину – с присущей ему пышностью и благолепием, сечевой народ, захотел и у себя на берегах Днепра иметь епископа, чтобы он ежедневно мог совершать такие красивые богослужения. К тому же, яркие архиерейские богослужения могли бы повысить престиж самого Запорожья, – таково содержание одного из писем Коша, которое приводит в своей книге Аполлон Скальковский [173]. Безусловно, рядовые казаки, которых по их сердечной простоте тронула вся красота епископских служб, могли высказывать такие пожелания в адрес своего начальства. Ведь известно, что их стараниями отцу Анатолию была «справлена» богатая ризница [174]. Однако у Коша были иные мотивы, которыми он руководствовался в возникшей ситуации. Эти мотивы становятся ясны, если учесть одну деталь: афонский монах не просто служил пышные службы – он еще и рукополагал новых диаконов и иереев, а это было уже покушением на законные права Киевского митрополита. По сути, пользуясь услугами Милетинского епископа, Кош игнорировал права своего законного владыки и негласно, неофициально основывал на территории Вольностей самостоятельную епархию. Конечно, история не терпит изъявительного наклонения, но с большой долей уверенности можно предположить: Если бы замыслы сечевого руководства воплотились в жизнь, и Синод учредил на землях казаков отдельную епархию, Кош получил бы в свои руки еще большую власть над церковными делами в своем крае. Естественно, ни Киев, ни Петербург не могли такого допустить, и авантюра Запорожья с Анатолием (Мелесом) провалилась. Однако эта весьма пикантная история дает понять самое главное – независимость в решении вопросов церковного бытия на своих родных землях была для казаков одной из важнейших жизненных ценностей, и они делали все возможное, чтобы ее достичь или, по крайней мере, не утратить ту долю самостоятельности, которую уже имели.

В конечном итоге за попытку основать независимую епископскую кафедру Запорожье заплатило слишком дорогую для себя цену. Контроль над его церковными делами со стороны Синода и Киевской консистории еще более ужесточился. Результатом этого ужесточения стало основание на казачьих землях Старо-Кодацкого духовного наместного правления, что значительно усложнило не только управление приходами, но и сношения с Киевскими владыками, так как в этих сношениях правление в Старом Кодаке выполняло посредническую функцию. Однако, как уже отмечалось выше, эта мера к радикальным изменениям не привела. Напротив, вскоре после своего открытия духовное правление стало в большей мере зависеть не от митрополита, а от Коша. Поэтому, чтобы решить проблему со своенравным и свободолюбивым Запорожьем, – а казаки создавали правительству проблемы не только в сфере церковного бытия, но в сферах политической и экономической, – императрице оставалось только одно – ликвидировать непокорное Запорожское казачество. Окончательная точка в споре Невы и Днепра была поставлена летом 1775 года – Сечь была взята частями П. Текелия и разрушена, Покровская церковь разорена, а на бывших землях казаков указом от 9 сентября того же года была основана Славянская епархия.

§ 5. Начальник Сечевых церквей архимандрит Владимир (Сокальский)

В завершение данной работы необходимо рассмотреть ряд вопросов, касающихся человека, который оставил глубокий след в истории Запорожья. Этот человек – архимандрит Владимир (Сокальский), начальник Сечевых церквей.

Выше уже неоднократно отмечалось, что главным распорядителем на Запорожье был Кош, который контролировал также и церковные дела на подведомственных ему территориях. И, несмотря на ограничительные меры, предпринимаемые со стороны Синода и Киевской митрополии, церковно-административная система на землях казаков до самого момента падения Сечи сохраняла широкую автономию и была фактически независима от высших церковных властей. Также в предыдущих разделах были рассмотрены методы, с помощью которых кошевому руководству удавалось сохранять свое верховенство в деле управления запорожскими приходами. Главными союзниками Коша в процессе отстаивания церковной автономии Запорожья были Киевские митрополиты, Спасская обитель и духовное правление в Старом Кодаке. Однако в значительно большей мере атаман и его ближайшее окружение полагался на местное духовенство, которое, с одной стороны, было мощной опорой кошевого руководства, но, с другой стороны, всецело зависело от «ласки войсковой». Наибольшим уважением и авторитетом среди клириков пользовался начальник Сечевых церквей. Занимая столь высокое место в социальной структуре Запорожья, начальники Сечевых церквей играли очень важную роль в жизни этого края. Тем не менее, как будет показано ниже, их положение было очень сложным, поскольку, с одной стороны, без их участия не обходилось ни одно значительное событие в жизни казаков, однако, с другой стороны, они были заложниками политической ситуации на Сечи и не имели возможности действовать самостоятельно, являясь послушными исполнителями распоряжений Коша. Именно поэтому исследование биографии архимандрита Владимира является важным этапом в процессе изучения церковной истории Запорожских Вольностей.

Отец Владимир – одна из наиболее известных личностей в церковной истории Запорожских Сечей. Его имя вошло в большинство монографий по истории Запорожского казачества, благодаря следующему случаю, зафиксированному в воспоминаниях бывшего запорожца Никиты Коржа:

Узнав о скоплении под стенами Сечи огромного воинского контингента и о намерении имперских властей ликвидировать Низовое казачество, сечевики разделились. Те, кто не имели ни детей, ни имущества, настаивали на том, чтобы сражаться до последней капли крови, но не сдаваться. Те же, кто имели семьи, прекрасно понимали, что, оказывая сопротивление российским войскам, они обрекают жителей Запорожья на верную смерть, поскольку в таком случае жертвой агрессии со стороны солдат П. Текелия могли стать мирные жители. Поэтому эти казаки предлагали сдаться на милость имперских полков. Обстановка в Сечи, и без того неспокойная, накалилась до предела и угрожала перерасти в драку между самими сечевиками. Положение спас архимандрит Владимир, который, выйдя из Покровского храма с Крестом в руках, стал умолять запорожцев сдаться и не быть виновниками пролития христианской крови. Его пламенная речь тронула даже наиболее радикально настроенных луговиков, и в результате казацкая твердыня была сдана без боя. Так пастырское слово начальника Сечевых церквей спасло казаков от гибели [175].

Однако при внимательном изучении фактов его биографии, – весьма разрозненных и скудных, – а также при анализе тех процессов, в которых последний начальник Сечевых церквей брал активное участие, становится ясно, что свою известность этот церковный деятель получил не только благодаря участию в описанных выше событиях. Напротив, как показывают источники и изыскания современных историков, отец Владимир (Сокальский) играл очень важную роль в жизни Запорожья – прежде всего, в стремлениях Коша отстоять свою автономию в решении церковных вопросов. И в этом аспекте личность отца Владимира представляет не меньший интерес для исторической науки, чем блок проблем, связанных с пребыванием на Сечи епископа Анатолия (Мелеса).

В то же время, личность отца Владимира до сих пор остается малоизученной по причине нехватки источников. Основным документом, в котором приводятся биографические сведения об этом человеке, является прошение № 704 от 12 марта 1774 года, в котором Запорожское Войско било челом перед императрицей Екатериной II о даровании сечевому иеромонаху Владимиру (Сокальскому) сана архимандрита [176]. В этой челобитной будущему архимандриту дается положительная характеристика и, в частности, говорится следующее:

«Честній иеромонах отец Владимир Сокалский проходит уже и средстенніе лета. На себе иноческой образ еще в весма младих, холост, воспріял в Киево-Мыжигорском ставропигій Святейшего правителствующего всероссійскаго вашего императорскаго величества синода монастире доброизволно» [177].

Таким образом, достоверно известно, что иеромонах Владимир еще в юношеском возрасте был пострижен в Межигорском монастыре, и здесь же провел всю свою иноческую жизнь. Из челобитной также видно, что среди насельников он пользовался уважением за свой добродетельный характер, и что в течение некоторого времени он даже был наместником монастыря [178]. Каких-либо иных биографических сведений об отце Владимире в указанном документе больше не приводится. Как сложилась духовная карьера отца Владимира до его назначения на пост начальника Сечевых церквей – также неизвестно. Первые упоминания об иеромонахе Владимире (Сокальском) как о начальнике запорожских церквей датируются 1762 годом. С этого момента упоминания об отце Владимире в казацких источниках становятся более частыми и позволяют проследить его деятельность в Запорожском крае.

Настоятелем Покровского храма – главной церкви казаков – иеромонах Сокальский стал не позднее 1762 года, поскольку его имя упоминается в Войсковом реестре, составленном в том же году по случаю вступления на трон императора Петра III[179]. Таким образом, на Сечи отец Владимир служил более десяти лет. Его основная обязанность состояла в том, чтобы на Сечи регулярно проводились богослужения суточного круга, чтобы на Литургиях вместе со священноначалием Русской Церкви поминались имена казацкой старшины. Также стараниями иеромонаха Владимира проводились молебны, на которых Богу возносились благодарения за победу казацкого оружия в русско-турецких кампаниях. Однако этими заботами круг обязанностей иеромонаха Сокальского не ограничивался – на Запорожье также существовало негласное правило, согласно которому клирики своими действиями повышали авторитет кошевого руководства среди простых сечевиков. Подобная функция – освящать деятельность старшины – возлагалась и на отца Владимира. В качестве примера такого сотрудничества казацкой элиты и запорожского иеромонаха можно упомянуть о совместных поездках по территории Вольностей. Эти поездки предпринимались Кошевым атаманом для лучшей осведомленности ситуацией на местах, а также для разбора тяжб, возникавших между жителями запорожских сел. Начальник Сечевых церквей в этих экспедициях играл роль почетного сопровождения. Фактически отец иеромонах в решение вопросов судопроизводства не вмешивался, тем не менее, присутствие вместе с атаманом такой высокоуважаемой на Запорожье личности вызывало еще большее уважение к кошевому руководству со стороны жителей посещаемых сел [180]. Участвовал начальник Сечевых церквей и в некоторых военных походах, укрепляя дисциплину и моральный дух в войске [181]. Также Игорь Лыман приводит информацию о том, что присутствие иеромонаха Владимира на Сечи было залогом спокойствия среди казаков [182]. Так, в 1768 году, когда Запорожье было охвачено восстанием казаков, возмущенных выдачей участников Гайдамацкого движения польскому правительству, только увещания всеми уважаемого отца Сокальского смогли немного притушить пожар народного гнева. Учитывая указанные обстоятельства, Кош дорожил поддержкой Сечевого иеромонаха и всячески старался показать, что Запорожье нуждается в нем.

Однако, как это становится очевидным при детальном изучении Кошевого Архива, несмотря на свой привилегированный статус, начальник запорожских церквей не мог принимать решения, идущие вразрез с интересами старшины. Об этом свидетельствуют двадцать документов дела № 3, которые условно можно объединить в группу под заголовком «Дело иеромонаха Владимира (Сокальского)» [183]. События, которые освещаются в указанных материалах, происходили с 1773 года по 1774 год. Суть случившегося состояла в следующем:

В начале лета 1773 года отец Владимир испросил у Коша разрешение отлучиться в Киев для «исъправленія надобного» [184]. Однако по истечении срока своей командировки он направился не на Запорожье, а в родной Спасский монастырь, и стал ходатайствовать перед архимандритом Илларионом (Кондратковским) о своем увольнении с поста начальника Сечевых церквей. Позже, в одном из своих личных писем отец Владимир прокомментировал свою попытку ухода на покой такими словами: «Трудно в Сечи и сидеть. Часть новини неблагополучніи являются, а я мало свободен. В степ да в лес на свободу, что Бог устроить, поежаю» [185]. Как бы там ни было, в Межигорье это ходатайство было удовлетворено, и на его место был назначен иеромонах Петр (Чернявский) – тоже из числа братии Преображенской обители. Но на Запорожье эти действия межигорского начальства были восприняты крайне неодобрительно – кошевое руководство находилось тогда в походе, и, по всей видимости, уход отца Владимира с занимаемой должности не был согласован с казацкой администрацией. Поэтому в Межигорский монастырь от имени Коша и от имени кошевого атамана были направлены письма с требованиями немедленного возвращения иеромонаха Сокальского на Запорожье [186]. В ответ архимандрит Илларион прислал письмо, в котором уведомлял о том, что он уже освободил отца Владимира от возлагавшихся на него обязанностей и вместо него назначил иеромонаха Петра (Чернявского), который вскоре должен был прибыть на Сечь и принять управление казацкими приходами [187].

Новоназначенный начальник запорожских церквей прибыл на Низ Днепра осенью того же года. Вместе с ним приехал и сам отец Владимир – чтобы ввести своего преемника в курс дел, решить вопросы личного характера и выполнить ряд поручений. Но, несмотря на его стремления уйти на покой, ему это сделать не удалось, поскольку не вернувшийся еще из похода Кошевой атаман своими распоряжениями запретил отцу Сокальскому оставлять Сечь. Свой запрет Петр Калнышевский мотивировал тем, что большинство казаков еще участвовали в боевых действиях против Турции, и отлучаться из Запорожья в сложившейся ситуации нежелательно. При этом иеромонаху Петру (Чернявскому) предписывалось не вступать в должность начальника Сечевых церквей, но уступить ее отцу Владимиру [188]. Таким образом, несмотря на формальную смену церковного руководства, Владимир (Сокальский) продолжил фактически возглавлять запорожские приходы.

Монастырское руководство долгое время не было согласно с таким решением вопроса и даже направило отцу Владимиру ордер, в котором ему приказывалось вернуться в Межигорье [189]. Однако свою позицию Спасский архимандрит занимал недолго – уже 3 июня 1774 года он дал свое согласие оставить отца Владимира на должности начальника Сечевых церквей [190]. Причиной такого шага стала настойчивость Коша, который дважды информировал Межигорье о своих шагах в отношении отца Владимира [191]. По сути, у монастырского начальства не было иного выбора, и оно вынуждено было благословить действия казацкой администрации.

Восстановив отца Сокальского в должности, Кош стал ходатайствовать перед императрицей Екатериной II о возведении этого заслуженного иеромонаха в сан архимандрита [192]. Этим поступком Запорожское Войско, по сути, благодарило своего духовного лидера за ту службу, которую он в течение более десяти лет нес на их родных землях. Императрица просьбу казаков удовлетворила – 26 июня 1774 года последовал именной Указ о посвящении сечевого иеромонаха в архимандриты. Таинство посвящения в архимандриты было совершено в Киеве 7 декабря того же года. Совершил его Киевский митрополит Гавриил (Кременецкий) [193].

Как уже было отмечено выше, приняв из рук столичного святителя архимандритский сан, отец Владимир вместе со своей паствой перешел под омофор этого архипастыря. На отношения с Межигорским монастырем данный шаг не оказал значительного влияния, и Запорожское Войско продолжало оставаться его ктитором и главным попечителем [194]. Однако древняя автономия в решении церковных дел была утрачена Запорожьем навсегда – оно становилось частью Киевской епархии. А через полгода было ликвидировано и само Запорожское казачество.

После разрушения Сечи архимандрита Владимира отозвали в Киев, откуда его через некоторое время направили в Батуринский Крупицкий монастырь. Там он был настоятелем до самой своей блаженной кончины в 1790 году [195].

Приведенные выше факты позволяют лишь отчасти пролить свет на величественную и в тоже время загадочную личность начальника Сечевыых церквей Владимира (Сокальского). Однако и те материалы, которые сохранились до нашего времени, позволяют утверждать, что архимандрит Владимир играл очень важную роль в жизни запорожских казаков, будучи для них духовным отцом и авторитетным пастырем. Также наличествующие источники свидетельствуют об активном участии главного сечевого священника в процессе отстаивания Кошем своей автономии. И хоть деятельность отца Владимира в большей степени была направлена на повышение авторитета местного руководства, эта деятельность в конечном итоге приводила только к консолидации казацкого общества и к фактическому сохранению автономии церковно-административной системы Запорожского Края.

§ 6. Дальнейшая судьба церковной системы Войска Запорожского

Судьба церковно-административной системы Запорожского казачества во многом повторила судьбу всего Войска Запорожского.

Духовное правление в Старом Кодаке было ликвидировано через два года после разрушения Сечи – в 1777 году. Приходы, которые находились в его подчинении, перешли в ведение двух других духовных правлений – Самарского и Славянского. Межигорский монастырь, лишившись основного источника своих доходов, постепенно пришел в запустение и был закрыт в 1786 году. Вторую запорожскую обитель – Самарский монастырь – не закрыли. Напротив, по указу Святейшего Синода от 1791 года, она стала официальным местопребыванием Екатеринославских владык. Однако традиция избирать пресвитеров на запорожские приходы очень быстро ушла в небытие, как и в других регионах Российской империи.

И все же сама система церковно-административного управления не исчезла окончательно вместе с ликвидацией Запорожской Сечи. Напротив, она было частично воссоздана в рамках Задунайского и Черноморского казачества.

За Дунай ушло несколько тысяч казаков, которые не хотели подчиняться новым порядкам, которые установились на их родине. На новом месте они основали Сечь, которая просуществовала до 1828 года. Находясь в подданстве Турции, задунайцы имели ограниченный список прав, что, однако, не помешало им сохранить независимость в церковных делах.

Как и прежде, священники на задунайские приходы не назначались кем-то извне, а избирались самими казаками. В каноническом плане казацкие храмы на турецких землях были свободны от власти Синода и зависели от валашских архиереев. Эта зависимость оставалась формальной, и роль епископа сводилась лишь к тому, чтобы рукоположить нового клирика, освятить антиминс или храм. Реальным распорядителем церковных дел оставался Кош, который сохранил большинство своих полномочий. И все же эти полномочия были лишь тенью его прежней славы и могущества. Находясь на турецкой земле, сечевики не могли вести активного храмового строительства – храмов на занимаемой казаками территории было мало. Своих монастырей и скитов задунайцы не имели вовсе, однако они смогли наладить тесные отношения с Афоном и православными монастырями Валахии, откуда на Сечь неоднократно приглашались иноки для духовного окормления казаков [196].

В 1828 году большинство задунайских казаков вернулись на родину и влились в ряды Черноморского казачьего войска. Эта военная структура была создана из части оставшихся на Украине запорожцев по инициативе русского правительства в 1787 году. Главной целью новообразованного воинского формирования стала защита южных рубежей Малороссии. Сначала казакам была дарована территория с центром в городе Слободзея, а в 1792 году войско было переселено на Кубань, где ему были даны широкая автономия в решении внутренних вопросов.

Обладая широкими правами, черноморцам удалось восстановить и былую церковно-административную систему, которая сохранила черты «запорожского» периода. Своим указом от 2 января 1794 года Синод разрешил Черноморскому войску самостоятельно избирать кандидатов в священники, что позволило казакам быть лишь в формальной зависимости от правящего архиерея. Данная привилегия была отменена в 1842 году.

Относительная автономия и улучшение материального состояния войска активизировали и церковное строительство в Кубанском регионе. В период с конца XVIII по середину XIX века здесь было основано два монастыря (мужской и женский) и построено около семидесяти храмов. Практически все они содержались исключительно на войсковые деньги. Духовным центром всего Черноморского, а после 1860 года – Кубанского казачества стала Екатерино-Лебяжская пустынь, основанная 24 июля 1794 года [197].

Период с конца XVIII по середину XIX века является предметом масштабного исследования, которое не может быть проведено в рамках данной конкурсной работы. И все же хотелось бы отметить, что Задунайское и Черноморское казачество еще на протяжении нескольких десятилетий являлось продолжателем тех традиций, которые зародились и развивались на Запорожье. Для самого же Запорожья 1775 год стал рубежным. С этого момента начинаются новые страницы истории этого благодатного края, который в XIX веке становится неотъемлемой и экономически значимой частью Российской империи.

***

Таким образом, третья четверть XVIII века стала решающим периодом в истории Юга Украины. Это время ознаменовалось нарастанием наступления Святейшего Синода и светских властей империи на церковную автономию Запорожского казачества. Со своей стороны Кош предпринимал рад ответных – и, в большинстве своем, действенных – мер, позволявших ему оставаться фактическим хозяином в регионе и эффективно управлять местными приходами. Кроме того, кошевому руководству, хоть и с переменным успехом, удавалось сопротивляться унификаторским действиям Петербурга, что позволило сохранить самобытность казачьей организации, однако, в конечном итоге, обрекло ее на окончательную ликвидацию.

Заключение

Запорожское казачество, несмотря на достаточно короткий срок своего исторического бытия, оставило глубокий след в истории не только Украины, но и соседних территорий – Московии, Польши, Литвы, Валахии, Крыма и Турции. Помимо огромного влияния на судьбы украинского и других народов Запорожье само по себе было уникальнейшим феноменом, не имеющим аналогов в мировой истории. Свое исключительное место в жизни Юго-Западной Руси Великий Луг занял не только потому, что являлся мощной преградой крымско-турецкой агрессии и был защитником интересов самых обездоленных слоев населения. Свою уникальность Низовое казачество приобрело еще и благодаря тому, что почти с самого начала своего существования оно имело на своих землях своеобразную церковно-административную систему, которая с течением времени стала все резче контрастировать с церковным строем остальных областей Западнорусского региона и которая до самого дня падения Сечи сохраняла свою оригинальность и самобытность.

Свои отличительные черты церковная организация Низового казачества приобрела вследствие трех важнейших факторов: С одной стороны, казаки были очень свободолюбивы, и не привыкли кому бы то ни было подчиняться. С другой стороны, в условиях непрекращающейся войны на Запорожье постепенно сложилась мощная централизованная система управления, во главе которой стоял кошевой атаман, имевший при себе особый распорядительный орган – Кош. Этот орган стремился контролировать все стороны жизни на Сечи, и поэтому в скором времени церковная организация на казацких землях перешла в полное ведение кошевого руководства. И, в-третьих, конец XVI – начало XVII века было временем насаждения унии с Римом. Этот период отмечен пребыванием на Киевской кафедре митрополита-униата. Тогда же происходили и процессы приобретения украинскими монастырями и братствами ставропигиального статуса, когда миряне и иноки, не питая доверия к западнорусскому епископату, стремились избавиться от опеки со стороны местных владык и перейти непосредственно под омофор Вселенского патриарха. Именно эти факторы – любовь сечевиков к свободе, стремление Коша контролировать религиозную жизнь казаков и нежелание быть в подчинении местного правящего архиерея – способствовали тому, что на Запорожье сложилась церковно-административная система, главными отличиями которой были самоуправляемость и независимость от местных владык. Эта система просуществовала без каких-либо радикальных изменений до самого дня падения Сечи в 1775 году.

Изначально, особенно до 1734 года, казаки приглашали в свои храмы священников из украинских монастырей. До середины XVII века такой обителью был Трахтемировский монастырь, находившийся в канонической зависимости от Киевского митрополита. Соответственно, и само Запорожье в этот период находилось под омофором его высокопреосвященства. Со средины же XVII века, когда город Трахтемиров в ходе кровопролитных войн пришел в запустение, казаки стали приглашать клириков из Киево-Межигорского Спасо-Преображенского монастыря, который в 1610 году получил от Вселенского патриарха ставропигиальный статус и являлся на то время одним из влиятельнейших религиозных центров Украины, соперничавшим даже с Киево-Печерской лаврой. После восстановления единства между Киевской и Московской митрополиями Межигорский монастырь стал находиться в канонической зависимости непосредственно от Московского первосвятителя. Таким образом, и само Запорожье, будучи своеобразной парафией Межигорского Спаса, окончательно вышло из подчинения Киевского владыки и перешло под омофор патриарха. Официально такое положение дел было закреплено патриаршей грамотой от 5 марта 1688 года, в которой Московский святитель Иоаким подтвердил ставропигию Межигорского монастыря, признал казацкие храмы приходами этой обители и запретил местным архиереям вмешиваться в дела Межигорья и Запорожья.

Для казаков издание указанного документа означало значительное ослабление контроля над церковными делами на их землях со стороны епископата, поскольку по причине большого расстояния между Великим Лугом и Москвой патриарх не имел возможности принимать активное участие в управлении запорожскими приходами. Власть патриарха оставалась номинальной, реальным же хозяином положения стал Кош, который с этого момента еще больше укрепил свое верховенство в решении церковных вопросов, возникавших на Запорожье.

Ситуация существенно изменилась в 1734 году, когда казаки после своего возвращения из-под протекции Турции в церковно-административном отношении стали подчиняться одновременно нескольким центрам. Первым таким центром был Святейший Синод, который как правопреемник Московских патриархов напрямую управлял всеми ставропигиальными монастырями, в том числе – и Межигорским. Вместе с тем Запорожье вынуждено было по многим вопросам сноситься с Киевскими владыками, поскольку население Запорожья в XVIII веке неуклонно росло, что вызывало острую потребность в новых храмах и клириках. Силами одной Спасской обители восполнить эту недостачу было нереально, и поэтому Кош обязан был обращаться за благословенными грамотами на создание или обновление храмов к епископам Златоверхого града. К ним же отправляли и кандидатов для совершения над ними дьяконских и иерейских хиротоний. Помимо этого вопросы церковного строительства на Запорожье в период существования Новой Сечи решались не только в Синоде или Киевской консистории – в разные годы Войско Запорожское подчинялось Сенату, киевскому генерал-губернатору, Коллегии иностранных дел, гетману Малороссии и Малороссийской коллегии. В 1774 году казацкие приходы вновь и окончательно перешли под омофор Киевского митрополита и находились в его подчинении до самого дня падения Сечи. Естественно, что каждая из указанных инстанций имела различную степень заинтересованности при решении тех или иных вопросов церковного бытия на казацких землях. Нередкими были и случаи, когда полномочия светских и церковных учреждений пересекались. Все это в значительной мере усложняло управление запорожскими приходами, создавало дополнительные затруднения и в конечном итоге сильно ограничивало автономию Коша и не позволяло ему самостоятельно решать церковные проблемы в своем регионе. И все же казакам удавалось свести к минимуму унификаторские меры, предпринимаемые светскими властями и синодальными структурами. Среди действий Коша по сохранению своего преимущества в деле управления запорожскими приходами важно отметить следующие шаги:

a) Соблюдение старинной традиции ежегодной смены клириков, присылаемых на Сечь из Преображенского монастыря. Это не позволяло пришлым священникам оседать на Запорожье и пускать здесь свои корни. Наряду с этим на большинство приходов Кошу удавалось выдвигать своих кандидатов, которые, несмотря на мощные бюрократические преграды, все же получали от Киевского владыки священный сан и направлялись служить в Запорожские земли. Из казаков также формировался аппарат Старо-Кодацкого наместного правления, которое вследствие этого – хоть и было в формальном подчинении Киевских митрополитов – являлось, по сути, проводником церковной политики Коша.

b) Налаживание и укрепление дружеских отношений с Киевскими владыками. Эти последние к началу XVIII века стали постепенно утрачивать свою власть и былое влияние на церковные дела в Украине и превращались в рядовых епархиальных архиереев, выполняющих волю Синода. Однако, находясь даже в таком подчиненном положении, столичные святители все же представляли значительную угрозу церковной автономии Запорожья, поскольку в процессе ужесточения контроля над церковными делами казаков со стороны Святейшего Синода они выполняли посреднические и представительские функции. Учитывая все это, казаки стремились наладить дружественные отношения с Киевом, предоставляя его владыкам услуги и помощь различного характера. В благодарность за это столичные архиереи решали возникавшие на Запорожье проблемы положительным для Коша образом, что в значительной мере снижало эффективность тех мер, которые предпринимались Синодом и другими учреждениями для ужесточения контроля над Запорожьем.

c) Замалчивание или предоставление неполной информации о состоянии церковных дел на территории Вольностей. Только имея исчерпывающие сведения о финансовых и кадровых аспектах церковной жизни на Сечи, Синод мог принимать конкретные решения по тем или иным вопросам, возникавшим на казацких землях. Зная об этом, Кош на многочисленные синодальные и консисторские запросы почти всегда отвечал уклончиво, ограничиваясь общими, ничего не значащими фразами. Подобным образом вели себя начальник Сечевых церквей и Старо-Кодацкое наместное правление, выражавшие интересы казаков.

d) Попытку создать отдельную епархию на территории Вольностей. С апреля 1759 по январь 1760 года низовики пользовались услугами гостившего у них Милетинского епископа Анатолия (Мелеса), который без разрешения Синода и Киевского святителя стал рукополагать на запорожские приходы новых клириков. Фактически во время пребывания на казачьих землях преосвященного Анатолия здесь нелегальным образом функционировала самостоятельная епархия. И хоть эти действия Коша носили яркий антиканонический характер, они дают четкое представление о том, какое огромное значение имела церковная автономия Запорожья для кошевого руководства.

Следовательно, главный вывод данного исследования можно сформулировать следующим образом: В XVI – XVIII столетиях на территории Запорожских Вольностей в силу ряда историко-культурных причин сложилась и функционировала оригинальная церковно-административная система, которая, несмотря на формальное подчинение, сначала Киевскому митрополиту, а затем – Московскому патриарху и Святейшему Синоду, была в фактической независимости от церковных властей различного уровня. Реальным субъектом, который осуществлял управление церковными делами на Запорожье, был Кош, который, несмотря на глубокую религиозность казаков и почтительное отношение к православному духовенству, всегда подчеркивал свое главенство в решении церковных вопросов, возникавших на землях Войска Низового. Данное обстоятельство вызывало раздражение и обеспокоенность со стороны Святейшего Синода, который, несмотря на все прилагаемые усилия, не мог эффективно проводить унификаторскую политику в Запорожском регионе и установить контроль над казацкими приходами. Итогом противостояния между Кошем и Синодом стали ликвидация всей системы церковно-административного устройства и создание на бывшей территории Запорожских Вольностей Славянской епархии. Однако хоть упразднение прежней системы и было обусловлено ликвидацией Войска Запорожского как такового, но в значительной мере и сама ликвидация казачества была взаимно обусловлена наличием на Запорожье этой самой системы церковного управления, которая при всем старании Святейшего Синода так и не стала органической частью синодального строя.

***

В завершение данного конкурсного исследования хочется сделать несколько важных замечаний относительно тех вопросов, которые были подняты нами в настоящей работе.

Прежде всего, внимание исследователя обращают на себя те искажения церковного сознания, которые, с одной стороны, симптоматичны для изучаемого периода и, с другой стороны, наиболее ярко характеризируют Синодальную эпоху как особый исторический феномен. В первую очередь к подобным искажениям относится своеобразное понимание Церкви как таковой. При чтении казачьих документов создается общее впечатление, что и у кошевого руководства, и у представителей центральных властей административный аспект Церкви выступал на первый план и заслонял собой ее мистический аспект, мешая увидеть в ней богочеловеческий организм Тела Христова. Именно такое «смешение понятий», по нашему глубокому убеждению, и стало причиной того затяжного конфликта между Синодом и Запорожьем, который отчасти был рассмотрен в данной работе. Дело в том, что, видя в Церкви административную систему и не замечая в ней сакраментального начала, и Великий Луг, и Петербург переносили на Церковь сомнительные схемы и принципы.

Первым таким принципом стало верховенство Коша в решении вопросов церковного строительства на Запорожье. Безусловно, независимость каждой Поместной Церкви в решении ее внутренних проблем является одним из древнейших свойств Церкви Христовой во всей ее полноте. И каждая, даже самая малая ее часть – по своей сути – равная среди равных. И каждая из них может иметь свои отличительные особенности и традиции, если они не противоречат догматическому учению и литургическому преданию всей Церкви. Поэтому, отстаивая свою церковную автономию и сохраняя местные традиции, казаки поступали в духе канонов, и усмотреть что-либо противозаконное в этих действиях вряд ли возможно. Однако главным соблазном в церковной истории Украины является придание церковной автономии политического оттенка, когда правящая элита, стремясь к полной независимости от кого бы то ни было, ради достижения суверенитета, готова жертвовать церковным единством. Кош был преимущественно светским органом власти, а подчинение церковной организации светским учреждениям, как показывает опыт, весьма опасно, поскольку делает Церковь заложницей политических амбиций «мирских властителей».

Подобный же соблазн можно увидеть и в самой сути синодального строя, который был реализацией именно светского понимания Церкви как одного из государственных ведомств. Вследствие этого Синод стал проводником державной политики. А поскольку эта политика, по большому счету, имела общую унификаторскую тенденцию, то и действия церковных властей в рассматриваемую эпоху также были направлены на построение централизованной церковно-административной системы, контролирующей все аспекты религиозной жизни православного населения империи. Конечно, Божественное Провидение не допустило полного превращения Церкви Христовой в одну из государственных структур, и даже в самые сложные периоды синодальной эпохи Русская Православная Церковь продолжала выполнять свою спасительную миссию. Однако в сознании русских православных народов даже до настоящего времени все еще живо восприятие Церкви как некоего института, главная задача которого – удовлетворять религиозные нужды верующих.

Таким образом, за внешним процессом наступления Синода на старинные обычаи Запорожья и ответными мерами Коша прослеживаются несколько иные мотивы, чем это было принято считать ранее. По сути, в споре Петербурга и Великого Луга конфликтующие стороны занимали сходные позиции, и речь в этом споре шла только о том, кто реально будет возглавлять церковную организацию Запорожского казачества.

Затронутые выше проблемы во многом выходят за рамки данной конкурсной работы и еще ждут своего исследователя. Однако вопросы уже поставлены, и даже на этом этапе их изучения видно, что при всей своей архаичности церковно-административный строй Запорожских Вольностей, равно как и церковная история Западной Руси, является уникальным феноменом, исследование которого позволяет понять многие процессы, происходившие в Русской Православной Церкви на протяжении ее тысячелетнего исторического бытия.

 Библиография

Источники

Предварительно опубликованные источники

1. Абаза В. Н. Век дворянства // Институт рукописей Национальной библиотеки Украины им. В. И. Вернадского, Ф. 12, Д. 702.

Опубликованные источники

2. Архів Коша Нової Запорозької Січі. Корпус документів. 1734 – 1775. Т. 1 / Упор. Л. З. Гісцова, Д. Л. Автономов та ін. К.: Головне Архівне управління при Кабінеті Міністрів України; Центральний Державний Історичний Архів України, м. Київ; Національна Академія Наук України; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського. 1998. – 696 с. (серія «Джерела з історії українського козацтва»).
3. Джерела з історії Південної України. Т. 4 / Упор. І. І. Лиман. Запоріжжя: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; Запорізька філія Східного інституту українознавства ім. Ковальських; РА «Тандем – У». 2004. – 560 с.
4. Збірник матеріалів до історії запорозьких козаків // Яворницький Д. І. Твори у 20-х томах. Т. 1. Запоріжжя та ін.: Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; РА «Тандем – У». 2004. – 520 с. С. 37 – 209.
5. Київський літопис // Український історичний журнал. – № 5. – К.: 1989. С. 103 – 114.

Научно-справочный аппарат

6. Архів Коша Нової Запорозької Січі. Опис справ. 1713 – 1776. Т. 1 / Упор. Л. З. Гісцова, Д. Л. Автономов та ін. К.: Головне Архівне управління при Кабінеті Міністрів України; Центральний Державний Історичний Архів України, м. Київ; Національна Академія Наук України; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського. 1994. – 228 с.

Литература и монографии

7. Андриевский А. А. Материалы для истории Южнорусского края в XVIII столетии (1715 – 1774), извлеченные из старых дел киевского губернского архива. Одесса: Изд-во Императорского Одесского общества истории и древностей. 1886. – 438 с.
8. Анцишкін І. Запорозька Січ і Межигірський монастир // Наукові записки: Збірник праць молодих вчених та аспірантів. Т. 6. К.: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України. 2001. – 366 с. С. 109 – 117.
9. Апанович О. М. Розповіді про запорозьких козаків. К.: Дніпро. 1991. – 336 с.
10. Беднов В. А. Материалы для истории церковного устройства на Запорожье (Из архива Екатеринославской духовной консистории) // Летопись Екатеринославской ученой архивной комиссии. – Вып. 4. – Екатеринослав: 1908. – С. 31 – 129.
11. Бравцев Д. Проблеми історії козацтва в працях С. М. Соловйова // Матеріали науково-практичної конференції «Історико-культурна спадщина Нікопольського району та проблеми історії запорозького козацтва» 11 – 13 жовтня 2001 р. м. Нікополь. Нікополь: Нікопольська районна державна адміністрація. 2001. – 366 с. С. 291 – 295.
12. Варивода Л. Старожитності Січової Покровської церкви в колекції Нікопольського краєзнавчого музею // Наукові записки: Збірник праць молодих вчених та аспірантів. Т. 6. К.: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України. 2001. – 366 с. С. 155 – 159.
13. Голобуцький В. Запорозьке козацтво. К.: Вища школа. 1994. – 540 с.
14. Грибовський В. В. Петро Калнишевський. Науково-популярне видання. К.: 2007. – 70 с. (серія «Кошові отамани»).
15. Дьяченко Г., протоиерей. Полный церковнославянский словарь. М.: Отчий дом. 2000. – XXXVIII + 1120 с.
16. Зарульский С. Описание о Малой России и Украине с приложениями // ЧОИДР. – № 8. – М.: Университетская типография. 1848. С. 1 – 28.
17. Іларіон (Огієнко), митрополит. Українська церква. Нариси історії української православної церкви. Вінніпег: 1982. – 366 с.
18. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Т. 1. СПб.: Библиополис; Изд-во Олега Абышко. 2004. – 718 с.
19. Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Т. 2. СПб.: Библиополис; Изд-во Олега Абышко. 2004. – 592 с.
20. Кириченко М. Соціально-політичний устрій Запоріжжя (XVIII сторіччя). Харків: Пролетар. 1931. – 178 с.
21. Коцюбинська Л. В. Хрест Січової церкви у колекції Нікопольського державного краєзнавчого музею // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 3. – Дніпропетровськ: Пороги. 2006. – 266 с. С. 254 – 255.
22. Книга Правил. М.:1893. – 408 + 74 с.
23. Левицький О. Церковна справа на Запорожжі у XVIII віці // Записки Українського наукового товариства в Києві. Т. 10. К.: 1912. С. 49 – 75.
24. Лиман І. І. Іменування храмів півдня України за часів Нової Січі та в перші роки існування Слов’янської та Херсонської єпархії // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 2. – Дніпропетровськ: Пороги. 2005. – 142 с. С. 100 – 102.
25. Лиман І. І. Міжетнічні відносини на землях Війська Запорозького та ставлення козацтва до представників різних конфесій періоду Нової Січі // Міжконфесійні взаємини на Півдні України XVIII – XX століття. Запоріжжя: РА «Тандем – У» та ін. 1999. – 252 с. С. 6 – 22.
26. Лиман І. І. Особливості релігійності запорозьких козаків // Південна Україна XVIII – XIXстоліття. Записки науково-дослідної лабораторії інституту Південної України Запорізького Державного університету. – Вип. 2. – Запоріжжя. РА «Тандем – У». 1996. – 196 с. – С. 78 – 86.
27. Лиман І. І. Постать начальника запорозьких церков Володимира Сокальського в історіографії та джерелах // Південний архів. Збірник наукових праць. Історичні науки. – Вип. 7. – Херсон: Херсонський Державний Педагогічний університет. 2002. С. 71 – 75.
28. Лиман І. І. Православна церква на Півдні України після ліквідації Вольностей Війська Запорозького // Джерела з історії Південної України. Т. 4 / Упор. І. І. Лиман. Запоріжжя: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; Запорізька філія Східного інституту українознавства ім. Ковальських; РА «Тандем – У». 2004. – 560 с. С. 12 – 137.
29. Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Запоріжжя: Культурний центр «Хортиця»; Науково-дослідний інститут історії козацтва Запорізького Державного університету; Науково-дослідна лабораторія історії Південної України Запорізького Державного університету; РА «Тандем – У». 1997. – 62 с. (сер. «Запорозька спадщина»).
30. Лиман І. І. Церква і духовенство Січі за часів Вольностей війська Запорозького (1734 – 1775) // Нариси з історії Нікопольського району. Запоріжжя та ін.: Нікопольська районна державна адміністрація; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; РА «Тандем – У». 2002. – 400 с. С. 118 – 137, 295 – 296.
31. Лиман І. І. Церква на Нікопольщині після ліквідації Запорозьких Вольностей // Нариси з історії Нікопольського району. Запоріжжя та ін.: Нікопольська районна державна адміністрація; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; РА «Тандем – У». 2002. – 400 с. С. 187 – 195, 303 – 304.
32. Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734 – 1775). Запоріжжя: РА «Тандем – У». 1998. URL: http://www.cossackdom.com/book/bookzherkva.html.
33. Лиман І. І. Церковно-адміністративний поділ Південної України часів кошового отамана Петра Калнишевського // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАН України. – Вип. 3. – Дніпропетровськ: Пороги. 2006. – 266 с. С. 255 – 258.
34. Майба В. Деякі історичні умови виникнення запорозького козацтва // Наукові записки: Збірник праць молодих вчених та аспірантів. Т. 6. К.: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України. 2001. – 366 с. С. 44 – 47.
35. Миллер Г. Ф. Исторические сочинения о Малороссии и малороссиянах Г. Ф. Миллера, бывшего историографа российского, писанные на русском и немецком языках и хранящиеся в Московском Главном Архиве Министерства иностранных дел. М.: Университетская типография. 1846. – VI + 96 с.
36. Мышецкий С. История о казаках запорожских, как оные из древних лет зачались, и откуда свое происхождение имеют, и в каком состоянии ныне находятся. Одесса: Одесское Общество Истории и Древности. 1852. – VI + 92 с.
37. Недосєкіна Т. В. Система освіти в Україні у XVII – XVIII століттях // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 3. – Дніпропетровськ: Пороги. 2006. – 266 с. С. 217 – 221.
38. Орловский П. Киево-Межигорский ставропигиальный монастырь в 1774 году во время учреждения архимандрии в Запорожской Сечи // Киевские епархиальные ведомости. – № 18. – 1895. С. 840 – 855.
39. Похороны запорожца в 1772 году // Киевская старина. – № 2. – 1898. С 43 – 47.
40. Ригельман А. Летописное повествование о Малой России и ее народе и казаках вообще. К.: Либідь. 1994. – 768 с. (сер. «Пам’ятки історичної думки України»)
41. Симоновский П. И. Краткое описание о казацком малороссийском народе и о военных его делах. М.: Университетская типография. 1847. – IV + 160 с.
42. Скалозуб Ю. Г. История Екатеринославской епархии. 1775 – 1917.Дніпропетровськ: Січ. 2001. – 416 с.
43. Скальковский А. А. Еврейский плен в Запорожье 1770 – 1772 гг. // Киевская Старина. – № 1. – 1884. С. 159 – 165.
44. Скальковський А. О. Історія Нової Січі, або останнього Коша Запорозького / Пер. з рос. Т. С. Завгородньої. Дніпропетровськ: Січ. 2003. – 678 с.
45. Смолич И. К. История Русской Церкви. 1700 – 1917. Ч. 1 // История Русской Церкви. В 9-ти книгах. Кн. 8. Ч. 1. М.: Изд-во Валаамского монастыря. 1996. – 800 с.
46. Соловьев С. М. Малороссийское казачество до Хмельницкого // Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 22. М.: Мысль. 1998.
47. Устное повествование, бывшего запорожца, жителя Екатеринославской губернии и уезда, селения Михайловки, Никиты Леонтьевича Коржа. Днепропетровск: 1991. – 62 с.
48. Феодосий (Макаревский). Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской епархии. Днепропетровск: ОАО «Днепрокнига». 2000. – 1080 с.
49. Эварницкий Д. И. Запорожье в остатках старины и преданиях народа. К.: Веселка. 1995. – 448 с.
50. Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Львів: Світ. 1990. – 320 с.
51. Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 2. Львів: Світ. 1990. – 392 с.
52. Яворницький Д. І. Нариси з історії запорозьких козаків та Південної України // Яворницький Д. І. Твори у 20-х томах. Т. 1. Запоріжжя та ін.: Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; РА «Тандем – У». 2004. – 520 с. С. 211 – 334.

Интернет-ресурсы

3. Сайт «Енциклопедія українського козацтва». URL: http://www.zsu.zp.ua/euk.
4. Сайт «Історія козаків». URL: http://www.cossackdom.com.

Список сокращений

вип. – випуск

вып. – выпуск

г. – год

д. – дело

ИР НБУ – Институт рукописей Национальной библиотеки Украины

ім. – імені

ін. – інші

К.– Киев

кн. – книга

коп. – копейка

М. – Москва

м. – місто

НАН – Національна Академія Наук

НДІ – науково-дослідний інститут

оп. – опись

пос. – поселение

пер. – переклад

р.– рік

РА – рекламное агентство

рис. – рисунок

рос. – російська мова

руб. – рубль

с. – страница

сел. – селение

СПб. – Санкт Петербург

стор. – сторінка

т. – том

упор. – упорядник

ур. – урочище

ф. – фонд

хут. – хутор

ЦГИАК – Центральный государственный исторический архив Украины в городе Киеве

ч. – часть

ЧОИДР – Чтения в Обществе истории и древностей российских

Приложения

Приложение № 1. Религиозные сооружения на Запорожье

Название храма или часовни; дата их основания или первого упоминания о них	Место их расположения
Самарский Пустынно-Николаевский монастырь (1576 г.)	река Самара
Сергиевский скит Самарского монастыря	сел. Кочережки
Скит Самарского монастыря	сел. Дмитровка
Николаевский собор (1645 г.)	пос. Новый Кодак
Покровская церковь Никитинской Сечи (1648 г.)	ур. Никитин Рог
Церковь в честь Архистратига Михаила (1656 г.)	пос. Старый Кодак
Покровская церковь (1706 г.)	сел. Лычково
Свято-Троицкая церковь (1711 г.)	гор. Бахмут
Покровская церковь Новой Сечи (1734 г.)	пос. Покровское
Свято-Троицкий храм (1734 – 1735 гг.)	гор. Самарь
Симеоновский храм (1736 г.)	сел. Мишурин Рог
Николаевская церковь (1740 г.)	сел. Романково
Вознесенская церковь (1740 г.)	сел. Дериевка
Покровский походный храм (1740 г.)	сел. Подгорное
Походная церковь (1742 г.)	река Буг
Походная церковь (1742 г.)	ур. Жилая Саксагань
Успенский храм (1744 г.)	сел. Плахтеевка
Успенская церковь (1745 г.)	сел. Шульгеевка
Преображенская церковь (1745 г.)	сел. Каменка
Походная церковь (первая половина XVIII ст.)	река Берда
Храм в честь Рождества Богородицы (1750 г.)	сел. Каменское
Церковь (1750 г.)	сел. Калантаевка
Петропавловский храм (1750 – 1755 г.)	сел. Зеленое
Николаевская походная церковь (1754 г.)	сел. Николаевка Рудевка
Николаевский храм (1755 г.)	сел. Днепрово-Каменка
Покровская церковь (1756 г.)	сел. Бригадировка
Георгиевский храм (1756 г.)	сел. Куриловка
Преображенская церковь (1757 г.)	сел. Мишурин Рог
Николаевская походная церковь (1767 г.)	река Кальмиус
Георгиевская церковь (1772 г.)	сел. Петриковка
Спасская церковь (1772 г.)	сел. Кисляковка
Варваринский храм (1773 г.)	сел. Карнауховка
Николаевский храм (1773 г.)	сел. Бабайковка
Успенский храм (1774 г.)	сел. Половица
Преображенская церковь (1774 г.)	сел. Котовка
Храм	сел. Перещепино
Храм	сел. Козырщина
Храм	сел. Письмичевка
Храм	сел. Пышневка
Храм	сел. Сердюковка
Храм	сел. Ревевка
Походная церковь	ур. Перевозское
Часовня (1720 г.)	сел. Могилев
Часовня с иконой святителя Николая (1730 г.)	зимовник Дороша
Часовня с походным антиминсом (1737 г.)	ур. Звонецкий Кут
Часовня с иконой Пресвятой Покровы (1740 г.)	зимовник Панчохи
Часовня (1740 г.)	сел. Петровское
Часовня с иконой Пресвятой Покровы (1740 г.)	ур. Шолохово
Часовня (1745 г.)	ур. Займище
Часовня с иконой Пресвятой Покровы (1745 г.)	ур. Межиречье
Часовня (1745 – 1760 гг.)	зимовник Сухини
Часовня с иконой Архистратига Михаила (1750 г.)	ур. Лозовая Балка
Часовня с иконой святителя Николая (1750 г.)	ур. Чувилина Балка
Часовня (1754 г.)	зимовник Полоза
Часовня с иконой Пресвятой Покровы (1757 г.)	ур. Андреевка
Часовня (1760 г.)	хут. Губиновский
Часовня (1760 г.)	зимовник Вертебнага
Часовня с походным антиминсом (1770 г.)	сел. Жеребец
Часовня (1770-е гг.)	сел. Гупаловка
Часовня (1770-е гг.)	зимовник Коваля
Часовня	река Волчья
Походная икона святителя Николая	река Черноухина

Приложение № 2. Размер платы, взимавшейся за совершение треб

Венчание состоятельных людей	1 руб.
Венчание людей со средним достатком	60 коп.
Венчание малоимущих пар	40 коп.
Запись в поминальную книгу храма	50 коп.
Похороны по великому чину (с заупокойной службой)	30 коп.
Похороны по малому чину	15 коп.
Похороны младенца	5 коп
Сорокоуст	4 руб.
Панихида	20 коп.
Чтение акафиста	20 коп.
Поминовение в Великий пост	20 коп.
Молебен	10 коп.
Крещение	5 коп.
Запись в метрическую книгу	5 коп.
Исповедь	1 коп.
Освящение куличей	1 коп.

[1] Далее по тексту – ЦГИАК.

[2] Далее по тексту – Архив.

[3] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 116, 118.

[4] Там же. Л. 9 об. – 10.

[5] Там же. Л. 2 – 4.

[6] Там же. Л. 9.

[7] Там же. Л. 26.

[8] Там же. Л. 40, 42, 43, 58, 73.

[9] Там же. Л. 14 об., 135, 135 об., 65, 68, 91 об.

[10] Далее по тексту – ИР НБУ.

[11] ИР НБУ, Ф., 12, Д. 702, Л. 132 – 135 об.

[12]URL: http://www.cossackdom.com.

[13] Мышецкий С. И. История о казаках запорожских, как оные из древних лет зачались, и откуда свое происхождение имеют, и в каком состоянии ныне находятся. Одесса: Одесское Общество Истории и Древности. 1852. – VI + 92 с. С. 45 – 46.

[14]Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734 – 1775). Запоріжжя: РА «Тандем – У». 1998.URL: http://www.cossackdom.com/book/bookzherkva.html. Передмова.

[15] Скальковський А. О. Історія Нової Січі, або останнього Коша Запорозького / Пер. з рос. Т. С. Завгородньої. Дніпропетровськ: Січ. 2003. – 678 с. С. 108 – 110.

[16] Феодосий (Макаревский), епископ. Материалы для историко-статистического описания Екатеринославской епархии. Днепропетровск: ОАО «Днепрокнига». 2000. – 1080 с. С. 1071 – 1079.

[17] Там же. С. 80 – 81.

[18] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Львів: Світ. 1990. – 320 с. С. 192 – 223.

[19] Эварницкий Д. И. Запорожье в остатках старины и преданиях народа. К.: Веселка. 1995. – 448 с.

[20] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734 – 1775). Изд. Цит. Передмова.

[21] Там же.

[22] Соловьев С. М. Малороссийское казачество до Хмельницкого // Соловьев С. М. Сочинения. Кн. 22. М.: Мысль. 1998. С. 133 – 134.

[23] Левицький О. Церковна справа на Запорожжі у XVIII віці // Записки Українського наукового товариства в Києві. Т. 10. К.: 1912. С. 49 – 75.

[24] Там же. С. 55.

[25] Кириченко М. Соціально-політичний устрій Запоріжжя (XVIII ст.). Харків: Пролетар. 1931. – 178 с.

[26] Голобуцький В. Запорозьке козацтво. К.: Вища школа. 1994. – 540 с.

[27] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734 – 1775). Изд. Цит. Передмова.

[28] Кириченко М. Изд. Цит. С. 3.

[29] Апанович О. М. Розповіді про запорозьких козаків. К.: Дніпро. 1991. – 336 с. С 207 – 216.

[30] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей (1734 – 1775). Изд. Цит.

[31] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Запоріжжя: Культурний центр «Хортиця»; Науково-дослідний інститут історії козацтва Запорізького Державного університету; Науково-дослідна лабораторія історії Південної України Запорізького Державного університету; РА «Тандем – У». 1997. – 62 с. (сер. «Запорозька спадщина»).

[32] Лиман І. І. Православна церква на Півдні України після ліквідації Вольностей Війська Запорозького // Джерела з історії Південної України. Т. 4 / Упор. І. І. Лиман. Запоріжжя: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; Запорізька філія Східного інституту українознавства ім. Ковальських; РА «Тандем – У». 2004. – 560 с. С. 12 – 137; Лиман І. І. Церква на Нікопольщині після ліквідації Запорозьких Вольностей // Нариси з історії Нікопольського району. Запоріжжя та ін.: Нікопольська районна державна адміністрація; Інститут Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України; Запорізьке наукове товариство ім. Я. Новицького; РА «Тандем – У». 2002. – 400 с. С. 187 – 195, 303 – 304.

[33] Лиман І. І. Іменування храмів півдня України за часів Нової Січі та в перші роки існування Слов’янської та Херсонської єпархії // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 2. – Дніпропетровськ: Пороги. 2005. – 142 с. С. 100 – 102.

[34] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 7 – 8.

[35] Іларіон (Огієнко), митрополит. Українська церква. Нариси історії української православної церкви. Вінніпег: 1982. – 366 с. С. 203 – 204.

[36] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 15.

[37] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 2. Львів: Світ. 1990. – 392 с. С. 108 – 109.

[38] Майба В. Деякі історичні умови виникнення запорозького козацтва // Наукові записки: Збірник праць молодих вчених та аспірантів. Т. 6. К.: Запорізьке відділення Інституту Української археографії та джерелознавства ім. М. С. Грушевського НАН України. 2001. – 366 с. С. 44 – 47. С. 45; Мышецкий С. История о казаках запорожских... Изд. Цит. С. 29.

[39] Об этом см.: Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 237 – 251; Лиман І. І. Міжетнічні відносини на землях Війська Запорозького та ставлення козацтва до представників різних конфесій періоду Нової Січі // Міжконфесійні взаємини на Півдні України XVIII – XX століття. Запоріжжя: РА «Тандем – У» та ін. 1999. – 252 с. С. 18.

[40] Об этом см.: Там же. С. 194.

[41] Об этом см.: Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 9 – 10.

[42] Эварницкий Д. И. Запорожье... Изд. Цит. С. 243.

[43] Устное повествование, бывшего запорожца, жителя Екатеринославской губернии и уезда, селения Михайловки, Никиты Леонтьевича Коржа. Днепропетровск: 1991. – 62 с. С. 27 – 28.

[44] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 9.

[45] Похороны запорожца в 1772 году // Киевская старина. – № 2. – 1898. С 43 – 47.

[46] Весьма интересен в этом плане моральный портрет казака, составленный В. Н. Абазой. См.: ИР НБУ, Ф., 12, Д. 702, Л. 132 – 135 об.

[47] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 194 – 196.

[48] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 14, 16, 16 об., 48, 114, 119, 130, 132.

[49] Там же. Л. 31, 36, 32, 33, 35, 12, 128, 129, 131, 133.

[50] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 193.

[51] Паланка – единица территориально-административного деления Запорожских Вольностей. Всего известно восемь паланок – Самарская, Кодацкая, Протовчанская, Орельская, Кальмиусская, Бугогардовская, Ингульская и Прогноинская.

[52] Феодосий (Макаревский). Изд. Цит. С. 85 – 88.

[53] Там же.

[54] Об этом см.: Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С 173 – 174.

[55] Мышецкий С. История о казаках запорожских... Изд. Цит. С. 46.

[56] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 26.

[57] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 23.

[58] Там же. С. 14.

[59] Там же.

[60] Текст грамоты цитирует Богдан Хмельницкий в своем универсале 1655 года, в котором подтверждаются старинные привилегии Запорожского казачества.

[61] Цит по: Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 614 – 615.

[62] Там же. С. 36.

[63] Важно уточнить, что в период с 1576 года и до XVIII века нужно различать казаков реестровых, или городовых, которые пользовались признанием со стороны правительства Речи Посполитой, и казаков нереестровых, или Низовых, которые жили на Низу Днепра, и за счет которых шло пополнение всего Украинского казачества. В составе Московского государства городовые, или украинские казаки стали ядром Гетманщины, но отдельной церковной организации не имели, будучи под омофором местных правящих архиереев. Поэтому в данной работе исследуется церковная история только Низового Запорожского казачества.

[64] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 198.

[65] Там же.

[66] Феодосий (Макаревский). Изд. Цит. С. 50 – 54.

[67] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 218.

[68] Феодосий (Макаревский). Изд. Цит. С. 57. Прим.

[69] Д. И. Яворницкий приводит сведения, что Самарский монастырь некоторое время даже имел ставропигиальный статус, выхлопотанный для него в начале XVII века его настоятелем, иеромонахом Паисием: Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 225.

[70] Там же. С. 224 – 233.

[71] Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Т. 1. СПб.: Библиополис; Изд-во Олега Абышко. 2004. – 718 с. С. 631 – 635.

[72] Київський літопис // Український історичний журнал. – № 5. – К.: 1989. С. 103 – 114. С. 112; Карташев А. В. Очерки по истории Русской Православной Церкви. Т. 2. СПб.: Библиополис; Изд-во Олега Абышко. 2004. – 592 с. С. 283.

[73] Сечь – столица Запорожского казачества. Сечи получали свое название по месту их расположения. Никитинская Сечь находилась на месте нынешнего города Никополя. Всего известно восемь Запорожских Сечей – Хортицкая, Базавлуцкая, Томаковская, Никитинская, Чертомлыцкая (Старая), Каменская, Олешковская, Подпольненская (Новая, или Краснокутская): Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 59, 110.

[74] Об этом см.: Коцюбинська Л. В. Хрест Січової церкви у колекції Нікопольського державного краєзнавчого музею // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 3. – Дніпропетровськ: Пороги. 2006. – 266 с. С. 254 – 255; Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 199.

[75] Это число установлено по сведениям: Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 54; Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 199 – 200.

[76] Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 113.

[77] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 9 об.

[78] Там же.

[79] Там же. Л. 9.

[80] Там же. Л. 9 об. – 10.

[81] Там же. Л. 9 об.

[82] Там же. Л. 10.

[83] Там же.

[84] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 220.

[85] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 4 об.

[86] Вольности Запорожские не входили в состав Гетманщины, и были отдельной территорией.

[87] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 2 об. – 4.

[88] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 200 – 201; Феодосий (Макаревский). Изд. Цит. С. 63 – 65.

[89] Лиман І. І. Церква і духовенство Січі за часів Вольностей війська Запорозького (1734 – 1775) // Нариси з історії Нікопольського району.Изд. Цит. С. 119 – 120.

[90] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[91] Там же.

[92] Письмо И. Вейсбаха: ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 5 – 5 об.

[93] Об этом см.: Андриевский А. А. Материалы для истории Южнорусского края в XVIII столетии (1715 – 1774), извлеченные из старых дел киевского губернского архива. Одесса: Изд-во Императорского Одесского общества истории и древностей. 1886. – 438 с. С. 142, 375 – 396; Скальковский А. А. Еврейский плен в Запорожье 1770 – 1772 гг. // Киевская Старина. – № 1. – 1884. – С. 159 – 165.

[94] Беднов В. А. Материалы для истории церковного устройства на Запорожье (Из архива Екатеринославской духовной консистории) // Летопись Екатеринославской ученой архивной комиссии. – Вып. 4. – Екатеринослав: 1908. – С. 31 – 129. С. 82.

[95] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 3.

[96] Письма митрополита Рафаила: ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 11 – 11 об., 5 об. – 6.

[97] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 201 – 201.

[98] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[99] Устное повествование... Изд. Цит. С. 52, 54, 55.

[100] Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 116 – 117.

[101] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 204.

[102] Список функционировавших на Запорожье религиозных сооружений смотрите в приложении № 1 данной работы.

[103] Список приходов на землях казаков, приводимый в приложении № 1, восстановлен по сведениям: Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 54 – 60; Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 116 – 117; Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 204 – 217.

[104] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 19.

[105] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 48.

[106] Там же. С. 48 – 53.

[107] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[108] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 225.

[109] Там же С. 221.

[110] Беднов. В. А. Изд. Цит. С. 88.

[111] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 1.

[112] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 206.

[113] Лиман І. І. Церква і духовенство Січі за часів Вольностей війська Запорозького (1734 – 1775) // Нариси з історії Нікопольського району. Изд. Цит. С. 124.

[114] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 221.

[115] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[116] Смолич И. К. История Русской Церкви. 1700 – 1917. Ч. 1 // История Русской Церкви. В 9-ти книгах. Кн. 8. Ч. 1. М.: Изд-во Валаамского монастыря. 1996. – 800 с. С. 319.

[117] Беднов. В. А. Изд. Цит. С. 44 – 45, 47, 49 – 50, 56 – 57, 59, 61 – 62, 64 – 65, 69, 106, 110 – 111.

[118] Там же. С. 67.

[119] Левицький О. Изд. Цит. С. 54. Безусловно, каноничность подобных действий вызывает сомнение у православного историка, но приглашать на службу «бродячих» священников было распространенной практикой на Запорожье. В этой части можно даже поставить богословский вопрос о влиянии на церковное сознание запорожцев католической идеи об абсолютном рукоположении и неизгладимости священства, но решение этого вопроса выходит за рамки данного исследования.

[120] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[121] Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 205 – 207.

[122] Недосєкіна Т. В. Система освіти в Україні у XVII – XVIII століттях // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 3. – Изд. Цит. С. 218

[123] Лиман І. І. Церква і духовенство Січі за часів Вольностей війська Запорозького (1734 – 1775) // Нариси з історії Нікопольського району. Изд. Цит. С. 123 – 124.

[124] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 9.

[125] Там же. Л. 40, 42, 43, 58, 73.

[126] Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 118 – 119.

[127] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[128] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 222. См. также приложение № 2 данной работы.

[129] Феодосий (Макаревский). Изд. Цит. С. 80 – 81.

[130] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 13, 25.

[131] Там же. Л. 103.

[132] Там же. Л. 104 об.

[133] Там же. Л. 106.

[134] Там же. Л. 124.

[135] Там же. Л. 104 – 105.

[136] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 1.

[137] Джерела з історії Південної України. Т. 4 / Упор. І. І. Лиман. Изд. Цит. С. 138.

[138] Об этом также см.: Лиман І. І. Церковно-адміністративний поділ Південної України часів кошового отамана Петра Калнишевського // Козацька спадщина: Альманах Нікопольського регіонального відділення НДІ козацтва при інституті історії України НАНУ. – Вип. 3. – Изд. Цит. С. 255 – 258.

[139] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 78.

[140] Об этом см. § 3 главы 1 настоящего исследования.

[141] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 78.

[142] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2. При этом важно отметить, что этот автор ограничивается лишь передачей содержания документа, точная же ссылка на документ в доступном нам издании отсутствует.

[143] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 104.

[144] Там же. Л. 104 – 106.

[145] Там же. Л. 106.

[146] Орловский П. Киево-Межигорский ставропигиальный монастырь в 1774 году во время учреждения архимандрии в Запорожской Сечи // Киевские епархиальные ведомости. – № 18. – 1895. С. 840 – 855.

[147] Там же. С. 853.

[148] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 96.

[149] Там же. Л. 112.

[150] См. выше.

[151] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 112.

[152] Там же. Л. 102.

[153] Там же.

[154] Там же. Л. 105, 116, 118.

[155] Там же. Л. 116 об., 118.

[156] Там же. Л. 111.

[157] Там же.

[158] Там же. Л. 113.

[159] Там же. Л. 113 об.

[160] Там же.

[161] Там же.

[162] Там же.

[163] См. там же. Л. 113.

[164] Там же. Л. 117.

[165] Великий Луг – один из топонимов Запорожья. Отсюда одно из самоназваний казаков – луговики.

[166] Об этом см.: Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2 – 3.

[167] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[168] Апостольское правило 14-е, 35-е; правила Соборов: I Вселенского 15-е; II Вселенского 2-е; III Вселенского 8-е; IV Вселенского 5-е, 29-е; VI Вселенского 20-е; Анкирского 13-е; Антиохийского 9-е, 21-е, 22-е; Сардикийского 1-е, 2-е, 3-е, 11-е, 12-е; Карфагенского 59-е, 64-е, 67-е; Двукратного 16-е.

[169] Левицький О. Изд. Цит. С. 53.

[170] Яворницький Д. І. Історія Запорозьких козаків / Пер. з рос. І. Сварника. Т. 1. Изд. Цит. С. 223.

[171] Збірник матеріалів до історії запорозьких козаків. Изд. Цит. С. 157.

[172] Там же. С. 158.

[173] Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 342.

[174] Лиман І. І. Церковний устрій Запорозьких Вольностей. Изд. Цит. Гл. 2. § 2.

[175] СкальковськийА. О. Історія... Изд. Цит. С. 557 – 558.

[176] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 57, 74.

[177] Там же. Л. 57 – 57 об.

[178] Там же. Л. 57 об.

[179] Лиман І. І. Постать начальника запорозьких церков Володимира Сокальського в історіографії та джерелах // Південний архів. Збірник наукових праць. Історичні науки. – Вип. 7. – Херсон: Херсонський Державний Педагогічний університет. 2002. С. 71 – 75. С. 71.

[180] См.: Скальковський А. О. Історія... Изд. Цит. С. 557 – 558.

[181] Лиман І. І. Постать начальника запорозьких церков... Изд. Цит. С. 72.

[182] Там же.

[183] ЦГИАК, Ф. 229, Оп. 1, Д. 3, Л. 40 об. – 41, 46, 47, 55 об., 55, 40, 49, 50, 53, 51 – 52, 56, 76, 59, 60, 61, 72, 62, 63, 70, 64, 69, 71, 67, 77, 94 об.

[184] Там же. Л. 40 об.

[185] Там же. Л. 47 об.

[186] Там же. Л. 40 об. – 41.

[187] Там же. Л. 46.

[188] Там же. Л. 53, 51 – 52.

[189] Там же. Л. 59.

[190] Там же. Л. 67.

[191] Там же. Л. 56, 76, 61, 72.

[192] Там же. Л. 57, 74.

[193] Там же. Л. 100.

[194] Там же. Л. 112, 122, 123.

[195] Архів Коша Нової Запорозької Січі. Корпус документів. 1734 – 1775. Т. 1. Изд. Цит. С. 564 – 565.

[196] Лиман І. І. Церква в духовному світі Запорозького козацтва. Изд. Цит. С. 33 – 35.

[197] Там же. С. 38 – 41.

[198] В данной работе использованы карты, размещенные на сайте «Энциклопедия украинского казачества: URL: http://www.zsu.zp.ua/euk.

• Переломные точки русской истории